Текст книги "Игра с джокером"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Дельце у меня лично совсем небольшое, – сказал Федор. – Нам нужно пристроить адвоката к подозреваемому. Некий Сизов, пока что находится в городке Имжи – слышали про такой? – сдался в милицию, взяв на себя преступление, которого не совершал, а вот что было на самом деле – и в чем он не сознается – так это то, что он был участником банды, похищавшей людей с целью выкупа... и убивавшей заложников, когда выкуп им уплатят.

– Отморозки, – коротко сказал адвокат. – Я с такими не связываюсь.

– Я все-таки надеюсь, что свяжетесь, – сказал Федор. – Ему нужен адвокат, через которого он мог бы поддерживать связь с подельщиками, оставшимися на воле. Проблема в том, что когда двух его братьев, также являвшихся участниками банды, застрелили, а сам он поспешил спрятаться от убийц за стенами камеры, оставшиеся на свободе бандиты перевели заложников, которых держат сейчас, в другое место. Сизов не знает, куда.

– И вы надеетесь, что я смогу это выяснить, будучи связным между арестованным и теми, кто до сих пор на свободе?

– Да, – кивнул Федор. – Жизни людей для нас дороже всего.

– Думаю, вы обратились не по адресу, – медленно проговорил Задавако.

– Нам отступать некуда, – вздохнул Федор – вздохнул так, как вздыхает человек, готовый смириться с поражением, и хорошо знающие полковника сразу бы сказали, что сейчас он нанесет сокрушающий удар, от которого не поздоровится. – Мы уже обещали Сизову, что работать с ним будете именно вы.

– Обещали? – насмешливо хмыкнул адвокат. – Меня не спросясь? И почему именно я?

– Благодаря вашей репутации, – очень спокойно объяснил Федор. Бандиты доверяют вам больше, чем любому другому адвокату. Нет, они вам не скажут, конечно, где они спрятали заложников. Но при вас они будут чувствовать себя достаточно спокойно и расслаблено, чтобы проговориться о чем-то в беседах между собой, обронить кусочки информации, вполне достаточной для нас... Ну, мы вам разъясним подробней, что именно вам надо выведывать.

– Объясните, вот как? – брови адвоката поползли вверх. – Чтобы, поработав на вас, я навеки загубил ту репутацию, из-за которой вы ко мне обратились? Ведь достаточно малейшему слуху пойти, что я заложил клиента и со мной все кончено! И потом, какая-то мелкая банда разнузданных убийц...

– Не такая уж и мелкая, – возразил Федор. – Общим счетом они получили со своих жертв более четырехсот тысяч долларов.

– И все равно – нет, нет и нет! – твердо заявил адвокат.

– Что ж... – Федор опять вздохнул. – Тогда нам придется немножко поворошить прошлое. Вам ведь не впервой будет защищать бандита меньшего ранга, чем тот, в котором должны быть ваши подопечные. Дело Гузкина, не помните?

Адвокат вдруг побледнел – так сильно, что приятели (наверно, Андрея и Федора уже можно было так называть) поняли: они попали в самую точку.

– Что вам известно? – проговорил Задавако после долгой паузы.

– Практически все, кроме одной детали, – ответил Федор. – И о том, кто вам поручил – или, лучше сказать, велел – взять на себя защиту Гузкина, и о суете вокруг всех этих младенцев от несовершеннолетних мамаш, и о, так сказать "магнитофонной суете"... Кстати, сколько вам заплатили тогда за ваши труды?

– Раз вы располагаете такими сведениями, – сказал адвокат чуть севшим голосом, с трудом заставляя работать голосовые связки, чтобы не перейти на шепот, – то вам должно быть известно, что я ничего не получил! Это была одна из тех просьб, которые выполняешь без всякого гонорара – слава Богу, такие просьбы в моей практике встречались очень редко! Вам могли бы сказать, что мне дали определенные гарантии, и просто бесчестно шантажировать меня теперь, после таких гарантий...

– Может, и бесчестно, – охотно согласился Федор. – Зато эффективно.

– Какую деталь вы хотели бы узнать? – спросил адвокат после продолжительного молчания.

– Я ж сказал, всего одну, – ответил Федор. – Этот ребенок... Женщина, которая считается его матерью, действительно его мать, или ребенка подменили?

– С чего его было подменять? – изумился адвокат. – Ведь дело было вовсе не в ребенке! Если б не этот прокол с магнитофонной записью, то вообще бы ничего не было! Неужели вы поняли ваших друзей так, что там ещё и подмена ребенка имела место?

– Да, именно так их и можно было понять, – кивнул Федор. – И у нас возникло чисто житейское любопытство, потому что такая подмена указывала бы... да, где искать до сих пор не уничтоженные следы. То есть, вам ничего не известно о подобном факте?

– Ничего не известно, – подтвердил адвокат.

– Как вы думаете, могли от вас это скрыть, или это было из тех обстоятельств дела, которые вам как адвокату необходимо было знать, чтобы суметь правильно отреагировать на любые неожиданности? – спросил Федор.

– Это было из тех обстоятельств дела, которые мне как адвокату необходимо было бы знать, – уверенно ответил Задавако. – Поэтому я могу определенно утверждать, что никакой подмены не совершалось, и что ребенок был, так сказать, в единственном экземпляре. Я повторяю вам, ребенок был никому не интересен. Интерес представлял лишь его отец – и вне зависимости от того, что он был его отцом, этот парень, сунувший нос не в свои дела и погибший.

– Вот и хорошо, – сказал Федор. – Вы удовлетворили наш интерес, и можно, наверно, забыть об этой давней истории. Теперь слушайте внимательно. Вам позвонит некто Шипов. Тоже член банды, которого мы пока не арестовываем и делаем вид, будто ничего о нем не знаем... Мы по рукам связаны, пока не будем точно знать, где находятся заложники. Этот Шипов попросит вас взять на себя защиту Сизова. Вы согласитесь. Если Шипов начнет допытываться, откуда вы знаете про Сизова и почему вы согласны его защищать, вы можете туманно намекнуть, что действуете в интересах людей, которые в контрах с группировкой, открывшей охоту на Сизовых и убившей двух из трех братьев...

– Это я и сам соображаю, – проворчал адвокат. Он понемногу приходил в себя. – Как по-вашему, защита этого Сизова совсем безнадежное дело или не очень?

– Кое-что можно выжать, – сказал Федор. – Если стоять на том, что именно на этом Сизове крови нет. Что все зверства творили его братья, а он лишь присутствовал и боялся пикнуть, потому что остановить их он не мог и выдать тоже. Ну, а дальше... Напрягайтесь в зависимости от того, как они будут вам платить. Деньги у них есть, я вам уже сказал, так что если они вздумают с вами жмотничать, вы вполне можете заниматься этим делом спустя рукава. Для нас главное – то доверие, которым вы у них будете пользоваться.

– Да... – медленно кивнул Задавако. – Да... Я приблизительно так и начал представлять очертания дела...

– Тогда огромное вам спасибо! – Федор встал, и Андрей вслед за ним.

На площадке между пролетами лестницы Федор остановился, вытер пот со лба и вытащил сигареты.

– Уфф!.. Теперь соображай: что за дело, в которое мы вляпались. Такое было ощущение, что мы на мину наступили, и сейчас взорвемся!

– Ничего не понимаю... – сказал Андрей. – Адвокат явно намекал, что действовал по поручению КГБ. Но ведь такого просто не может быть!

– Почему не может? – спросил Федор. – Очень даже может.

– Почему тогда не было давления на прокуратуру?

– Может, и было, но такое хитрое, что со стороны этого не было заметно.

– Почему столько возились с Гузкиным, вместо того, чтобы его убрать?

– Откуда ты знаешь, что его не убрали через три года, едва он вышел за лагерные ворота? Убивать его сразу резона не было, слишком много пыли. Вот и заткнули ему пасть на время обещанием короткого срока, а когда он отбыл этот срок... Жаль, Молдавия сейчас – независимое, мать её, государство, и трудненько будет установить, доехал он туда в свое время или нет.

– Зачем вообще нужен был Гузкин, ведь у КГБ было полно отличных исполнителей, которые могли прибрать человека так, что никаких следов не осталось бы? – упорствовал Андрей.

– Гузкин был нужен для того, чтобы придать всему делу вид бытовухи. Чтобы никто не вздумал искать другие причины убийства и связывать его с какой-то магнитофонной записью. Надо было оборвать все ниточки, даже самые тонкие. И ведь сработало, разве не так? Сколько лет прошло? Больше десяти? И если б ты не вздумал копать, поднаторев в детективном деле, все бы так и осталось похороненным.

– Зачем было запугивать беременную девку и выдвигать ей условием, что она должна будет отказаться от сына и никогда его не видеть?

– Чтобы она не могла рассказать родственникам отца её ребенка о магнитофонной записи!

Да, правда, подумал Андрей, мне ведь это тоже приходило в голову. Если бы Федор знал о Богомоле – он бы понял Андрея с полуслова, но рассказывать полковнику о том, как легендарная Богомол связана со всей этой историей, было, естественно, нельзя.

– У тебя есть какой-то главный повод для сомнений, – сказал наблюдательный полковник. – И ты его почему-то утаиваешь. Ну? В чем дело?

Андрей пожал плечами.

– Это сложно объяснить...

– А ты попробуй! – усмехнулся полковник. – Дело того стоит! Видел, как побледнел Задавако при одном упоминании о магнитофонных записях? Значит, они и впрямь опасны до сих пор – смертельно опасны, соображаешь? Если адвокат вздумает стукнуть на нас, и на нас откроется охота – я хотел бы, по крайней мере, знать, из-за чего!

– Я сам понятия не имею, – слабым голосом проговорил Андрей. – И, потом, ты сказал не "магнитофонные записи", а "магнитофонная суета"...

– Ну да. Выразился пообтекаемей. В таких разговорах чем больше туману напустишь, тем лучше – все приходят к выводу, будто тебе известно больше, чем на самом деле.

Иногда бывает лучше, подумал Андрей, чтобы люди думали, будто тебе известно меньше, чем на самом деле... Но тут этот принцип не сработал бы если бы на Задавако не обрушились всей мощью, он бы отказался сотрудничать.

Федор хлопнул Андрея по плечу.

– Поехали, отвезу тебя домой. Я вижу, ты малость не в своей тарелке. После всех потрясений. А в своей теории двух младенцев ты где-то допустил прокол, факт.

– Но где?.. – пробормотал Андрей. – Такого просто не может быть!

Федор мягко, но решительно взял его под локоть и повел к машине.

– Думай! – повторил он. – Я вижу тебя смущает что-то, о чем ты не хочешь рассказывать... Что-то, кажущееся тебе самым убедительным доводом. Ищи в нем слабину, она есть! Пойми, шутки кончились. Такого человека, как Задавако, трудно напугать до смерти упоминанием о какой-то давней истории. Если он перетрусит до того, что вздумает нас заложить – мол, были у меня двое, правда ли, что все узнали от вас? – то нам, по крайней мере, надо представлять, с какой стороны на нас наедут.

И полковник вдруг расхохотался.

– Что с тобой? – спросил изумленный Андрей.

– Да подумалось, что мы с тобой действуем в точности наоборот благой мудрости "не буди лиха пока спит тихо"! А? Но мне это даже нравится!..

"Какая слабина может быть в моей конструкции? – думал Андрей. – Ленька похож на Богомола – на Люду Венгерову – так, что это не может быть случайностью! То, что девчонки были от моего двоюродного брата без ума, тут не поспоришь. В отца пошел... Ведь не раз говорили, что дядя Сема умел нравиться женщинам..."

Они уже сели в машину и отъехали, когда Андрей додумывал эти мысли. "Умел нравиться женщинам..." – эхом отозвались последние слова. Сразу же всплыл в памяти сон – дядя Сема, живой, хохочущий, рассказывающий анекдот хохочущий так, как хохочет мужик, знающий, как его обаяние действует на женщин и подсознательно чуть кокетничающий этим – кокетство, не ущемляющее мужественности...

Андрей выпрямился, будто пружиной подкинутый, и настала очередь полковника встревожено спросить:

– Что с тобой?

– Ты знаешь... – Андрей говорил, задыхаясь, у него горло перехватило. – Я нашел... Слабину... Кажется, все очень просто, и никаких двух младенцев... Каким же я был идиотом... Но тогда я вообще ничего не понимаю!

– Поделись, чего ты не понимаешь?

– Не понимаю, что... Нет, надо ещё раз проверить! Мы можем получить срочную справку в центральном городском архиве ЗАГС?

– Дуй в архив ЗАГС, – сразу велел полковник шоферу. – Кажется, дело серьезное.

– Это в пяти минутах, – ответил шофер. – Только развернуться в другую сторону – и вся недолга.

Что он и сделал.

Андрей прикрыл глаза. Все спуталось в голове, картины и образы вспыхивали и проносились хаотично, в беспорядке, тесня и давя друг друга будто звери, лавиной убегающие от лесного пожара.

Звяканье чайника и чашек на пленке – и при этом не слышно, как открывают окно, которое просто должно было быть закрыто... Переходник для записи с телевизора, которым Ленька почему-то не воспользовался... Коробка с деталями... Ги Берджес, спасенный от шпаны благодаря изобретению дяди Семы... Все становится в один ряд... Смех дяди Семы... Мальчишеские голоса... Ведь Андрей все эти дни только и делал, что проходил в подъезд и из подъезда мимо футбольно-хоккейной коробки... Но сейчас зима, все покрыто снегом, все сливается в единый белый фон – вот он и не обращал внимания, даже не задумывался... Возможно, в теплое время года он сообразил бы сразу же... И все равно – он просто обязан был сообразить, когда услышал пленку... Не "магнитофонная запись", а "магнитофонная суета"... Федор сам не знал, насколько был прав... А Андрей просто обязан был это разглядеть... Куда делась его наблюдательность? Ведь он подмечал вещи и посложнее...

– Этого просто не может быть... – пробормотал он. – Но, если это так, то мы влипли хуже некуда... И это я, сам, собственными руками, привел, приволок нас поближе к черепу с гробовой змеей... Ты будешь иметь полное право оторвать мне голову, потому что...

– Головы рвать повременим, – пробасил Федор. – По крайней мере, пока не расскажешь толком, что за гробовую змею ты углядел... Заинтриговал ты меня – хуже некуда.

Андрей только помотал головой, закусив губу и едва не застонав от отчаяния.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Ну? – требовательно вопросил полковник. – Что ты притих? Поделись, что ты тут увидел такого особенного, чего мне не видно?

Удостоверение Федора в пять минут открыло перед ними все двери в архиве ЗАГС, и теперь Андрей Хованцев созерцал старую копию свидетельства о рождении.

"Венгерова Людмила Семеновна.

Мать: Венгерова Анна Михайловна.

Отец: Жилин Семен Леонидович."

"Я ведь отлично знал!.. – думал Андрей. – Она мне говорила, что у неё изменена фамилия, а имя и отчество она оставила себе настоящие!.. Могла и врать, конечно – но нет, не врала, как видишь. Но я бы никак не связал её имя и отчество с дядей Семой. Сколько на свете Семеновичей и Семеновн начиная с Владимира Семеновича Высоцкого, а? И в другом она мне врала – она не была влюблена в Леньку... То есть, не была влюблена по-женски... Она обожала его, смотрела на него с придыханием, потому что знала, что он – её брат по отцу. То, чего Ленька не знал и никогда не узнал... Мы с Ленькой-старшим вышли в двух сестер, нашим мам, Веру и Татьяну, а Леньке-младшем и Людмиле выскочило сходство по другой линии – с дядей Семой. Шутки наследственности. Я должен был увидеть, что у них обоих такая же обаятельная улыбка, как у него... И, наверно, он был золотистым блондином, пока не поседел..."

Мысли путались и сталкивались друг с другом...

Андрей поднял провел пальцем по строке, где был указан отец ребенка.

– Вот... Это мой дядя, отец моего погибшего двоюродного брата и дед моего племянника... Эта девушка... Меня смутило семейное сходство, а она не мать Леньки... Она – его тетя, родная тетя... Не было никаких двух младенцев, и не было несовершеннолетней дочери номенклатурных родителей, которую надо уберечь от скандала, во имя карьеры... Не мой брат был "ходоком", а мой дядя, помилуй, Господи, его душу...

"И Богомол не убивала свою мать", – мог бы добавить он.

Федор покачал головой.

– Согласен, трудно было предвидеть... Но неужели в вашей семье никогда не было слухов, насмешливых намеков вскользь в разговорах между твоими родителями...

– Никогда, – ответил Андрей. – Дядя Сема тщательно сохранил свою тайну. Обрати внимание, его дочь на несколько лет моложе моего брата. То есть, дядя Сема давно был женат на тете Тане, когда... Мать этой Людмилы упоминала тренеру по теннису, что они жили совсем хорошо, пока был жив отец девочки... Хорошая жизнь, оплата занятий теннисом – вот что меня смутило... Я так понимаю, дядя Сема заключил соглашение с этой Венгеровой: он признает свою дочь и всячески им помогает, а она никогда не подает официально на алименты и не предпринимает никаких шагов, в результате которых его жена может узнать... Тетя Таня так ничего и не знает...

– А ты встретился с этой Людмилой, и тебя смутило её потрясающее сходство с твоим племянником.

– Да, и в итоге я нагромоздил невесть чего. А оказывается, надо было только прогуляться в архив ЗАГС.

– Лучше поздно, чем никогда, – философски заметил полковник. Он не в первый раз прибегал к этой поговорке – видно, она была одной из его излюбленных. – Выходит, всякие младенцы к смерти твоего брата не имеют никакого отношения. Он погиб только из-за магнитофонной записи.

– Он погиб из-за того, как именно была сделана эта запись, – сказал Андрей. – Вот что самое плохое. Для нас, я имею в виду.

– Объяснись.

– Чуть попозже, – сказал Андрей. – Не хочу опять попасть пальцем в небо. И так первое попадание может стоить нам слишком дорого.

– Когда попозже?

– Нам нужен специалист по электронике. Сейчас мы поедем к тете Тане, возьмем оставшуюся от моего брата коробку с разными причиндалами для магнитофона – переходные шнуры, детальки всякие – и поедем к такому специалисту. Если все подтвердится, то нам предстоит нанести ещё один визит...

– Поехали, не теряя времени, – сказал полковник.

В коридоре он положил руку Андрею на плечо и остановил его.

– Хотя бы намекни, в чем дело, пока мы одни.

– Ты когда-нибудь слышал о Ги Берджесе?

– Кто ж о нем не знает! На всяких специальных курсах его до сих пор изучают как один из самых удачных примеров работы советской разведки.

– Ты знаешь, что первое время после побега из Англии он жил в Самаре тогда Куйбышеве?

– Возможно, и слышал, не помню... Твой дядя был с ним связан?

– Мой дядя создал миниатюрное устройство слежения, которое позволяло охране постоянно находиться совсем рядом с Ги Берджесом, при этом не мозоля ему глаза. Однажды это устройство спасло ему жизнь – когда на него напала крутая шпана, соблазнившись его золотыми часами...

Федор присвистнул.

– Картинка выплывает из тумана... Поехали скорее!

Тетя Таня изумилась, когда Андрей вихрем ворвался в квартиру.

– Тетя Таня, я бегу, машина ждет! Я только хотел взять эту коробку с запчастями – забыл захватить, когда уходил, а уже со специалистом договорился, что он мне их проверит и заменит кой-какие соединительные шнуры.

– Хочешь Леньке сюрприз устроить? – спросила тетя Таня.

– Вот именно!

И Андрей умчался прочь, схватив коробку и "испорченную" пленку с записью концерта Пугачевой.

Полковник тем временем созвонился со специалистом из управления, к которому они и направились.

– Едем и везем в обувной коробке штуку, которая, возможно, хуже атомной войны? – хмыкнул он, глядя на Андрея, который сидел закоченев и действительно держал коробку "как бомбу, как ежа, как бритву обоюдоострую".

Андрей только головой покачал. Он думал о том, как же он лопухнулся и насколько серьезно они подставились, в результате его промашки.

Но кто мог предвидеть такое?

Мог он догадаться! – пришла Андрею в голову очередная запоздалая мысль. Ведь Столпникова сказала ему, что вела Леньку до самой выписки Некрасовой из роддома. Это для несведующего человека все младенцы на один покрой, а опытный акушер сразу отличает одного от другого! Тем более, такой врач, как Столпникова, которая по одному прикосновению кончиками пальцев способна любого младенца узнать! За счет... да, за счет того, что одни назовут великим талантом, а другие – любовью. Если бы младенцев подменили она бы в одну секунду раскусила обман. И шум подняла бы ещё тот!

В управлении они быстрым шагом прошли в одну из лабораторий.

– Яков Ильич? – заглянув в лабораторию, спросил Федор у пожилого человека небольшого росточка, казавшегося ещё меньше по сравнению с огромным столом, за которым этот человек сидел.

– Он самый. А вы – московский полковник?

– Верно.

– Что ж, давайте посмотрим, в чем ваша проблема.

Федор вопрошающе взглянул на Андрея.

– Вот наша проблема, – сказал Андрей, ставя на стол коробку. Проглядите, пожалуйста, все, что в ней есть, и скажите, все ли предметы... ну, являются обычными запасными деталями или переходниками к магнитофону.

– Давайте посмотрим, – охотно откликнулся Яков Ильич.

Он вывернул содержимое коробки на стол и начал перебирать детальку за деталькой и переходник за переходником. Прошла минута, две... Яков Ильич присвистнул и повернулся к посетителям.

– Подождите в коридоре. Мне надо кое-что проверить. Не бойтесь, никаких секретов. Просто мне сложней работается, когда над душой стоят.

– Уже не стоим, – ответил Федор, выходя из лаборатории и кивком зовя Андрея с собой.

Ждать им пришлось минут пятнадцать. За это время Федор успел высмолить две сигареты подряд. Он стоял у окна, дымил, барабанил пальцами по подоконнику и, казалось, полностью сосредоточен на созерцании пейзажа за окном. Андрей заставил себя сесть на один из стульев, рядком стоявших у стены – если бы он не сел, нога на ногу, руки на коленях, пальцы рук сцеплены между собой, то не удержался бы от того, чтобы начать расхаживать по коридору туда и сюда, словно дурной маятник. А в этом учреждении лишняя суета не приветствовалась.

Наконец, дверь лаборатории открылась. Яков Ильич вышел и поманил друзей.

– Пошли со мной.

Федор сунулся было в лабораторию, но Яков Ильич его остановил.

– Нет, не сюда. Мы идем к генералу.

– Настолько серьезно? – спросил полковник.

– Да. Я обязан был немедленно доложить. Он нас ждет.

Они поднялись на два этажа вверх, и встретивший их офицер в штатском сопроводил их в генеральский кабинет.

– Вот, – Яков Ильич положил перед генералом малюсенькую фиговинку, похожую на батарейку от часов.

– Та-ак... – процедил генерал, разглядывая батарейку. – Ты уверен?

– Абсолютно. Я проверил на нескольких приборах.

– Ну, твою квалификацию мы знаем... – генерал повернулся к Андрею и Федору. – Ну, орлы, откуда это у вас? Да вы садитесь, садитесь, в ногах правды нет.

– Это было у моих родственников – вдовы и внука Семена Леонидовича Жилина, – ответил Андрей.

Генерал и Яков Ильич обменялись понимающими взглядами.

– Разрешите их просветить, товарищ генерал? – спросил Яков Ильич.

– Просвещай, что с ними делать.

– Так вот, – Яков Ильич заговорил медленно и внятно, стараясь донести каждое слово. – Эта штучка является великолепным подслушивающим устройством. Ее основное достоинство – она способна самонастраиваться, "маскируясь", так сказать, под общий электромагнитный фон определенного места, в котором она установлена, поэтому её безумно трудно обнаружить. Это – самое грубое и приблизительное объяснение, но смысл такой. То есть, мы имеем дело с практически идеальным "жучком"-"невидимкой", который и сейчас во многом опережает наше время. А если учесть, что Семен Леонидович умер, если не ошибаюсь, в восемьдесят первом году, то есть, работал над этим устройством почти двадцать лет назад, не владея всеми колоссальными техническими достижениями, которыми отметился конец нашего века... То мы вполне можем назвать вашего родственника гением. Он и прежде проявлял незаурядный талант, но это... Все знали, что в момент смерти он трудился над созданием "жучков-невидимок", но, поскольку никаких обнадеживающих результатов после него не осталось, все решили, что он потерпел неудачу. Это никого не удивило – большинство специалистов были убеждены, что он взялся за невозможное. Однако, наше ведомство поддерживало и финансировало его исследования, потому что в случае успеха все затраты окупились бы... стократно, тысячекратно, как угодно! И сейчас я увидел, что он нашел абсолютно новый принцип, неожиданный ход, связав... Впрочем, технические подробности вам, наверно, не интересны. Суть в том, что подобное устройство было создано, а мы ничего об этом не знали.

– Я думаю, вам не надо объяснять, что владеющий этим устройством получает колоссальную власть над другими людьми, – добавил генерал. – То, что все эти годы этот "жучок" существовал, а мы ничего не ведали – это ЧП крупнейшего масштаба. Теперь расскажите, как вы догадались, что в коробке может быть что-то подобное.

Андрей рассказал, как он решил ещё раз вникнуть в обстоятельства смерти своего двоюродного брата, сколько сил было брошено на смягчение наказания для убийцы, как Лиана Некрасова упомянула о какой-то магнитофонной записи, из-за которой, по её подозрениям, Леньку и могли убить, как он стал прослушивать "испорченную" запись Пугачевой... В своем рассказе он тщательно избегал всего, что было связано с Богомолом и с темой "двойных младенцев".

– Я обратил внимание на несколько странностей, связанных с этой записью. Ну, например, почему Ленька не использовал переходный шнур для записи с телевизора? Этот шнур у него был, я проверил. Еще кое-что... Но главное – и на это я, к сожалению, обратил внимание только сейчас – на пленке не только слышны шумы, присущие кухне. Кроме того, там слышно, как орут мальчишки, гоняющие футбол. Окна кухни выходят на двор с футбольной "коробкой". А окна комнаты, где стоит телевизор – в другую сторону, на улицу. Поэтому крики с футбольной площадки не были бы в ней слышны даже в том случае, если бы окно было открыто. На пленке – шум машин слышен лишь изредка. Так бывает, когда люди возвращаются на машинах с работы и ставят их во дворе. Я приблизительно представлял, чем занимался дядя Сема. Он как-то рассказывал, что в свое время создал миниатюрное устройство, которое "вело" Ги Берджеса, и что это устройство намного опередило свое время...

– Да, оно потом использовалось и в других случаях, – кивнул генерал. И что, по твоему представлению, произошло?

– Ленька включил запись концерта Аллы Пугачевой, а на кухне осталась коробка с запчастями. Ленька любил ремонтировать что-нибудь, сидя на кухне. Я не знаю, как произошел контакт с подслушивающим устройством, автоматически оно включилось или нет – думаю, сработало что-то, заложенное в программу работы "жучка" дядей Семой, но тут я пас, пусть специалисты разбираются – но на пленку пошла двойная запись, с телевизора и из кухни. Прослушав пленку, мой брат понял, что произошло нечто очень странное. Возможно, он даже догадался, что именно. Ведь насчет техники он был очень головаст.

– А дальше?

Андрей печально вздохнул.

– А дальше, боюсь, начинается история черного предательства. Ленька обращается к старому другу и коллеге отца за советом и помощью – и в скором времени после этого погибает.

– Как фамилия этого друга? – спросил генерал.

– Потавлев или Поташев, свидетельница точно не помнила. Могу позвонить тете Тане, она наверняка знает.

– Звони, – сказал генерал.

– Не надо звонить, – вмешался Яков Ильич. – Это Бурашин Василий Петрович, больше некому. После смерти Жилина принял его лабораторию и пытался завершить его разработки, а потом доложил, что ничего не получилось, что перед смертью Жилин зашел в тупик. Наши люди подтвердили эти сведения. Кстати, – добавил Яков Ильич, – Бурашин одним из первых в нашем городе ушел в частный бизнес, сперва стал генеральным менеджером какой-то фирмы, торговавшей пейджерами и сотовыми телефонами, потом ещё в какие-то предприятия влез. Сейчас, говорят, очень богат.

Генерал снял трубку одного из телефонных аппаратов, стоявших у него на столе.

– Голубчик, – сказал он. – Как можно быстрей подними мне, кто в свое время курировал Бурашина Василия Петровича, специалиста по средствам электронной связи. И самого Бурашина срочно взять под наблюдение. Не трогать, но глаз с него не спускать... – он положил трубку и хмыкнул. Дела!.. Как ты думаешь, – спросил он у Андрея, – почему не изъяли эти устройства, которые ты нашел? Ведь проще простого было забраться в квартиру под видом грабителей...

– По тому, что я знаю, – осторожно проговорил Андрей, – можно предложить два объяснения. Либо Ленька заверил Бурашина, что это устройство – единственное, и больше у него дома таких нет, либо признался, что нашел два или три опытных образца, сделанных его отцом – но что оставшиеся образцы он спрятал не в квартире. Зарыл, мол, в земле, запаковав в водонепроницаемый пакет, в ему одном известном месте. Или что-то такое... Ленька был парень очень сообразительный. И, думаю, что-то в реакции Бурашина его насторожило, поэтому он предпочел соврать. В итоге, Леньку решено было прибрать, поскольку он слишком много знал. Но его убийцы пришли к выводу, что искать оставшиеся образцы бессмысленно. Не вычислишь, где он их спрятал. А если на них наткнется кто-нибудь посторонний, то все равно не сообразит, что это такое – примет за севшие батарейки от часов да и выкинет в мусор. Приблизительно так...

– Да, наверно, – кивнул генерал.

Один из телефонов на его столе затрезвонил. Генерал снял трубку.

– Слушаю!.. Так... Так... поговорить с ними надо, а потом разберемся. Разумеется, информацию в Москву – и немедленно!

Положив трубку, он поглядел на присутствующих, нахмурившись ещё больше.

– Два офицера, Фролов и Зубов, в свое время курировавшие участок работы Жилина и Бурашина, уволились из органов несколько лет назад. Зубов сейчас подвизается главой охранной службы одного "нового русского", а Фролов перебрался в Москву. По имеющимся сведениям, он достаточно тесно контачит кое с кем из той частной лавочки, вокруг которой сейчас бушует скандал насчет подозрений в прослушивании президента и его семьи... Может, эти сведения не стоило сообщать даже вам, но вы славно потрудились, и заслуживаете того, чтобы знать. И, кроме того, должны представлять себе масштаб того, с чем соприкоснулись. "Жучки" Жилина работают – причем не на нас. Не удивительно, что за них так дрались, так старались прибрать к рукам...

– И не удивительно, что этот Задавако так перетрусил! – буркнул Федор. – Он-то, кроме всего прочего, был уверен, что офицеры с красными книжечками действуют не сами по себе, а исполняя поручение свыше.

– Да, Задавако... – пробормотал генерал. – Пусть живет спокойно, ведь теперь он будет ручным...

Адвокат его сейчас не очень интересовал.

– Надо прикинуть, где вы могли наследить, – сказал генерал после паузы. – Чтобы предотвратить удар, который вам могут нанести. И где они могут начать рубить хвосты. Сами понимаете, если они умудрились столько лет сохранять в тайне эти подслушивающие устройства, которые им даже перед нами дают определенное преимущество, то они будут драться зубами и когтями, чтобы и дальше сохранить эту тайну. Или чтобы, по крайней мере, мы от корешков не добрались до вершков. Во все тяжкие могут пойти...