Текст книги "Игра с джокером"

Автор книги: Алексей Биргер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Так я сейчас по телефонному справочнику погляжу!

– Будь добр.

Андрей опять вытянул ноги, и Ленька заглянул к нему ровно через полчаса – с толстенным телефонным справочником в руках.

– Вот, дядя Андрей! Смотрите!

Андрей присел на тахте и вместе с Ленькой стал проглядывать адреса спортивных комплексов с теннисными площадками.

– Так, эта нам не подходит, потому что чисто летняя, на открытом воздухе... Эта слишком далеко... А вот это интересно... И это... Кстати, ты сам теннисом заниматься никогда не пробовал?

– Нет.

– А хотелось бы?

– Очень!

– Так давай подберем тебе секцию.

– Вы что, дядя Андрей! Это ж, наверно, дорого безумно!

– Ничего, – Андрей сделал успокаивающий жест. – Будем считать это моим подарком. Мы выберем хорошую секцию, с хорошим тренером и хорошим залом, и я оплачу её на год вперед. Идет?

– Идет, конечно! Но...

– Никаких "но". Неизвестно, когда я снова появлюсь, так что могу я сделать тебе настоящий подарок в кои веки раз?.. Ага, вот это интересно! Андрей указал на строку: "Спортивный комплекс "Агат" (бывш. "Тимуровец"). Крытый легкоатлетический манеж, футбольное поле, баскетбольная площадка, закрытый бассейн, теннисные корты". Судя по адресу, этот "Агат" находился довольно недалеко – и, что самое главное, существовал ещё в советские времена, причем именно как комплекс для детей и подростков, раз прежде носил название "Тимуровец". К тому же, комплекс, предлагавший такой набор услуг и возможностей занятий самыми различными видами спорта, должен был в советское время считаться очень престижным, не абы для кого. Словом, в первую очередь стоило проверить именно его. – Расстояние подходящее, традиции должны быть давние и хорошие, и, если они не переквалифицировались целиком на обслуживание взрослых, то он нам подойдет. А?

Ленька молча кивнул.

– Тогда сразу и позвоним туда. И... – Андрей поглядел на часы, – можем и прогуляться немедленно, у меня часа два ещё есть. Если нас все устроит, то запишем тебя в теннисную секцию, а себе я куплю недельный абонемент. Если нам что-то не понравится – будем искать дальше.

Андрей сделал эту оговорку на случай, если после расспросов ему станет ясно: Богомол никогда и ни при каких обстоятельствах не могла заниматься в "Тимуровце".

– Это будет просто класс! – заявил Ленька.

– Тогда звоним...

Они прошли к телефону.

– Здравствуйте, "Агат"? – сказал Хованцев в трубку. – Будьте добры, я хотел бы узнать, сохранились ли у вас детские секции – я хочу записать племянника на занятия теннисом? Отлично! И, будьте добры, вы не подскажете, какой тренер у вас считается лучшим? Да, хотелось бы определить его к толковому специалисту, с хорошим стажем, который был бы ещё из той, старой советской школы... Семыгин Иннокентий Александрович? Да, я это вполне понимаю, но как раз этот вопрос для нас не проблема. Скажите, если мы подъедем сейчас, мы сможем застать Иннокентия Александровича? Просто замечательно. Да, конечно, предупредите его, чтобы он нас встретил... Где-то через полчаса. Меня зовут Андрей Хованцев, а моего племянника Леонид Жилин. Да, всего доброго, спасибо вам! – Андрей положил трубку и повернулся к Леньке. – Поехали!

– Они намекнули тебе, что этот Семыгин стоит дорого, а ты ответил, что для нас это не проблема? – спросил Ленька. – И они сразу засуетились и сказали, что Семыгин будет встречать нас при входе?

– Вот именно.

– Зря вы его так балуете, – укоризненно покачала головой тетя Таня, молча слушавшая весь разговор.

– Это не баловство, а необходимость, – возразил Андрей. – Закалка на всю дальнейшую жизнь.

Тетя Таня только рукой махнула – было видно, что вообще-то она очень довольна, но ей неудобно вводить племянника в расход.

И через пять минут Андрей и Ленька шли к автобусной остановке. Для Леньки это было путешествие в будущее. Для Андрея – путешествие в прошлое, во время которого из-за единственного неосмотрительного шага можно сорваться в ад.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

"И... И вижу, значит... Ну, вас, в общем вижу..."

(Голос Федора. Говорите обо мне в третьем лице. Нам важен ваш рассказ, по порядку.)

"Хорошо. В общем, вижу я здоровенного мужика, просто гору, а не мужика, и этот мужик усмехается.

– Не бойся, дед. Лучше в квартиру впусти. Чтобы поговорить поспокойней.

– О чем мне с тобой говорить? – спрашиваю.

– О том, чтобы ты других глупостей не наделал. Не на лестнице же нам с тобой обсуждать, как ты за Сизовыми охотился, – говорит, понизив голос, чтобы, видно, кто из соседей через дверь случайно не расслышал.

У меня прямо колени подкосились. Ни слова не говоря, отпираю дверь, впускаю незваного гостя, тот оглядывается.

– Слышал я от майора Наумкина, что ты квартиру в достойный порядок привел, после погрома. Все успеваешь!

– Да уж, стараемся, – говорю. – А вы, значит, майора знаете? Выходит, тоже милиция?

– Допустим.

– И в штатском... Значит, по особо важным делам и в немалом чине, раз форму не носите.

– Сообразительный, дед! – говорит. – Но ты зови меня просто Федором, старательный ты наш. Своими стараниями ты нам так напортил, что хоть за голову держись!

– Это как это так? – осторожненько спрашиваю.

– А вот так. После того, как ты Олега Сизова подстрелил, Сергей Сизов в бега подался, а Антон сидит, сдавшись по достаточно мелкому делу, и фига с два теперь насчет других дел колоться станет.

– Ничего себе "мелкое дело"! – говорю. – Жизнь семьи загублена... Но с чего вы взяли, – спохватываюсь, – что это я Олега Сизова убил?

– А больше некому, – улыбится этот здоровяк. – Так что не виляй, дед. Я ж все о тебе знаю. Как узнал, что Пигарев был отставным военным, так, думаю, дай-ка пошукаю насчет его окружения. И узнаю я, что в его квартире некий Михаил Григорьевич Соловьев живет, и что этот Соловьев – гений!

– Это я-то гений? – недоверчиво интересуюсь. – Пенсионер без штанов?

– А кто ж еще? Мне так в Москве и сказали, где я о тебе справки наводил. "Таких гениев стрельбы, каким был Соловьев, больше нет и не будет. Он оружие нутром чувствовал! Дашь ему новый пистолет на испытание – он в руке взвесит и с первого выстрела в десяточку кладет. Такое чудо раз в сто лет рождается! Сейчас-то, – говорят, – ему лет семьдесят, так что он, наверно, одряхлел и уже не тот..." Нет, думаю, дудки! Старый вол борозды не испортит! Есть бандюга, убитый великолепным выстрелом, и есть чудо-стрелок, у которого прямой повод за друга мстить. Как не сложить два и два?

– Но если вы знаете, то и майор, выходит, тоже? – спрашиваю.

– Во-первых, говори мне "ты"! – басит он. – Во-вторых, майор ничего о тебе знать не может, потому что сведения на тебя до сих пор засекречены и мне в Москве твою папочку открыли по дружбе и из уважения к моему положению. А мне, дед, никакого резона нету тебя Наумкину сдавать, или кому бы то ни было. Может, я и не прав, но готов я с миром тебя отпустить. Такое восхищение ты во мне вызвал, что очень не хочется, чтобы тебе под конец жизни срок намотали за какого-то поганца.

– А от меня в ответ что надо? – сразу же любопытствую.

– Рассказать мне все от и до. И прекратить самодеятельность. Без моего разрешения шагу не ступать!.. Да, я вот тут прихватил, давай-ка нальем, чтобы тебе веселее рассказывать было.

И достает бутылку водки.

– Надо же, какие дни! – говорю. – Все меня "беленькой" потчуют! Скоро сопьюсь совсем!

– Со мной, дед, пить легко и приятно, как правду говорить, ухмыляется этот, значит... ну, товарищ полковник, как я потом о тебе узнал. – Где у тебя тут посуда?

Что ж, сели мы, налили по первой, я и говорю.

– Так вот, в предуведомление. Никуда второй Сизов не сбегал, я его тоже пристрелил. А почему третий Сизов и его подельщики решили тело спрятать, вместо того, чтобы в милицию о преступлении заявить, я без понятия. Так-то! А теперь дернем по первой – и я все изложу по порядку.

"Дернули" мы, и я рассказ свой начал. Товарищ полковник слушает внимательней некуда, иногда вопросы задает, во всякую мелочь вникает. Раза два, пока я повесть свою вел, освежались мы по маленькой, а как я закончил, полковник и говорит:

– Да, дед, совсем интересно получается! Похоже, ты и впрямь по ложному следу пустился, не было Сизовым никакого резона погром устраивать!.. Почему тело спрятали – я понимаю. Понимаю, почему Букин со страху паспорт Пигарева решил спрятать и никому не показывать...

– Как это так! – изумляюсь. – Ведь...

– Вот так! – отвечает. – Если бы ты чуть хитрее разговор повел, то Букин выдал бы тебе паспорт, как миленький выдал бы, ничего не заподозрив! Он Пигарева на штатную единицу в охрану завода оформлял – а уж какие там обязанности твой друг на самом деле должен был исполнять, это вопрос... Хотя есть у меня догадки, почему твой друг согласился втихую с Букиным сотрудничать, почему не волновался, что паспорт так долго не возвращают, и какое дело Букин намеревался ему поручить... Но делиться с тобой этими догадками не буду, потому что горяч ты, дед, очень, и опять можешь дров наломать... А суть в том, что Букин спокойненько держит паспорт у себя в сейфе – может, в том самом, в который при тебе заглядывал – и ничего он о суматохе вокруг паспорта не ведал, и, я так понимаю, собирался отдать его тебе, но услышав, что этот паспорт в Москве по уголовному делу всплыл, решил сделать вид, будто паспорта у него нет и не было – от греха подальше. Он-то ведь знает, что паспорт он выпускал из рук денька на три, и не в Москву его отправлял, а в Самару, с Шиповым, чтобы Шипов там с этим паспортом кой-какие нотариальные бумаги подготовил. Значит, в Москве паспорт мог оказаться лишь с подачи Шипова... А Букину закладывать своего шофера не след, пока он сам не разберется, что произошло и в какой криминал этот Шипов вляпался. Хотя головомойку ему устроит хорошую – за то, что хозяина чуть не подставил! А если Шипов ему проговорится, что это за криминал... А я бы на месте Шипова и специально все выложил, чтобы Букина припугнуть: мол, будешь шуметь, хозяин, с нами в одной связке пойдешь, тебе от наших дел не отвертеться, потому как паспорт ты сам, лично мне давал, и никто не поверит, что ты был в стороне и ничего не подозревал!..

– В стороне от чего? – спрашиваю.

– От похищений людей и убийств, – отвечает полковник.

Я так и обомлел.

– Чего-чего? – переспрашиваю для верности.

– Вот и у Букина глаза точно так же на лоб полезут, когда он услышит от Шипова, с какими кровавыми делами паспорт Пигарева оказался связан... Шипов ошандарашит директора как обухом по голове и заставит банду покрывать. Я так понимаю, этот второй Сизов, которого ты подстрелил, хотел с перепугу заложников перестрелять, чтобы от "балласта" избавиться и уходить налегке. Они ведь твердо решили, что на них какая-то очень крупная структура наехала, и что надо где-то пересидеть смутное время. Но остальные ему объяснили, что это будет последней глупостью, заложников кончать. Заложники, значит, были совсем рядом. Ты говоришь, две доски забора были на гвоздике оставлены и утоптанная тропинка к развалюхе вела?

– Все так.

– Значит, похищенных прятали в подвале того дома, где ты побывал. Но теперь, конечно, их там нет, перепрятали. Ведь это последний золотой запас оставшихся на воле членов банды! Который в ненадежном месте держать нельзя... Вот я и говорю, дед, что не вспугнул бы ты их – мы бы сейчас и заложников освободили и всю банду повязали.

– Уж прости ты меня, бездарного, – говорю. – Что теперь делать-то?

– В нескольких направлениях будем двигаться. Во-первых, подвал дома все равно осмотрим – мало ли что. Во-вторых, эту комбинацию с адвокатом разыграем – тут, дед, ты молодец, очень правильно все исполнил и почву нам подготовил. У меня как раз сегодня на примете адвокат возник, – тот самый, что дела всех самарских мафиози ведет. И средство давления на него нащупалось. Бывают такие совпадения... Так что мы его как миленького заставим приехать, выслушать Сизова и передать нам все услышанное! А когда Сизов узнает, кто именно приехал, у него последние сомнения исчезнут, что этому человеку можно доверять! И неплохо было бы Шипова задержать – под невинным предлогом, хоть за управление машиной в пьяном виде... Но тут я подумаю, как лучше.

– А мне, что, так и сидеть?

– Нет, дед, сидеть тебе не придется. Начнем с того, что сейчас ты проедешься со мной – дашь нам, так сказать, ориентировку на местности вокруг дома Сизовых, и заодно точно покажешь, кто где стоял и кто что делал, пока ты наблюдал за ними...

– И когда стрелял?

– Про то, что ты ещё и стрелял, мы помолчим до времени.

– А потом?

– А потом и ещё дела будут. Не боись, дед, без тебя не обойдется, и врагов поклевать я тебя призову. Так что готовься к бою, старый петух!

– Если я, – говорю, – старый петух, то ты – молоденький ещё петушок, но уже драчливый.

– Все так! – смеется. – Вот и поскачем бок о бок! Два Григорьича – ты и я.

– А ты, что ль, тоже Григорьич? – спрашиваю.

– Разумеется... – а сам в это время мобильный телефон вытаскивает. Все на месте? – спрашивает. – В двух кварталах от дома нас ждите. Есть данные, что птички упорхнули, но пошукать пошукаем. Все.

Пока он говорил, у него и лицо и голос поменялись, так голос зазвучал, что только пикни ему наперекор. Из таких, знаете, начальников, которые все балагурят да посмеиваются, а как до дела дойдет – так спуску не жди! Но это, я вам скажу, самые лучшие начальники такими бывают, а в действиях, приближенных к боевым – ведь и взятие банды можно считать почти боевыми действиями, верно? – им вообще цены нет. Они всем разом уверенность вселяют – и юморком, и категоричностью своей, когда их приказа, во-первых, никто не смеет ослушаться, и, главное, приучаются эти приказы быстро выполнять – а ведь от быстроты выполнения приказа в таких условиях часто и жизнь зависит.

Словом, видно, что оч-чень он толковый командир, этот мой гость. Да оно и понятно. Кому попало не доверят во власть особую бригаду, которая опасные банды обезвреживает. Что он во главе такой бригады стоит, и, наверно, лучших своих людей привез с собой – это я сразу смекнул. Все-таки и опыт, и разум у меня есть, видели-знаем, как операции по зачистке проводятся.

– Собирайся, дед, – говорит. – Пушку можешь взять с собой, чтобы обездоленным себя не чувствовать, но пускать её в ход без моего разрешения – ни-ни!

– Спасибо и на том, – говорю.

Пошел, достал пистолет из мусорного ведра, из-под картофельных очисток. Ну, он у меня в газетку завернут, чтобы не запачкало, а выглядит так, будто просто на дно ведра газетка подстелена, толщины газеты не видно. И патроны тоже достаю, заряжаю. А мой гость смотрит на все это и опять смеется:

– Ну, дед! Хитрее лиса, мать твою... Честное слово, сразу бы взял тебя в свою бригаду, если б ты к нам пошел.

А я ему и говорю то, что думаю:

– Начальник ты хороший, это сразу видно, и людям твоим, наверно, при тебе как у Христа за пазухой. Только видишь ли в чем дело, я всю жизнь под начальниками проходил, и мной командовали, и самому командовать доводилось, и так мне эта субординация надоела, что дал я себе зарок: как в отставку выйду, хоть остаток дней своих доживу вольной птицей, сам по себе, чтобы никогда надо мной никого не стояло и делал бы я, что хотел. А если почувствую, что во мне самом старые командирские привычки просыпаются, и хочется кем-то зависимым от меня командовать начать – язык себе прикушу, чтоб неповадно было, старому болвану! Вот так.

– Ясно, – кивает он. – В общем, дед, ты у нас вольный стрелок получаешься. В таком качестве и будем тебя держать.

Ну, собрались мы, выходим, и я спрашиваю по пути:

– Ты ведь машине велел поодаль ждать, чтобы возле моего подъезда не засвечивать?

– Верно, – отвечает. – Мы высовываться не должны. Ведь и те ребята, которых я отобрал для операции, добирались разными рейсами, отдельно от меня. Чтобы лишнего шороху не прошло.

– Все ребята твои? – спрашиваю.

– Нет, – говорит, – ещё из Самары есть, хорошие парни. Транспорт тоже самарский.

– Послушай, – заговариваю я о том, что меня все это время дергает, будто зуб больной. – Если в смерти Васильича не братья Сизовы виноваты, то кто же?

– Не беспокойся, не уйдут они, – басит он. – Считай, на мне эта ответственность лично перед тобой... – поглядел на меня, увидел, что очень я нервничаю, и добавляет. – Хорошо, подскажу тебе немного. В начале у нас два факта есть. Первый – твой друг Пигарев, "Васильич", как ты называешь, ни в каких сомнительных махинациях участвовать бы не стал. Значит, дело, которое предложил ему Букин, выглядело абсолютно чистым – или, по крайней мере, Пигарев считал, что с его стороны оно будет абсолютно чистым, без надобности мошенничать.

– Да, но почему он договор с Букиным даже от семьи скрывал? – говорю я.

– А вот это и есть второй факт. Два объяснения – или стеснялся, или не хотел, чтобы хоть одна живая душа лишнее знала. Тем более, женская, которая проболтаться может... Что стесняться ему было нечего – это мы умозаключили. Выходит, он влез в какое-то дело, которое грозило ему опасностью, если об этом узнает кто-нибудь посторонний... Причем для пользы дела ему было надобно, чтобы его паспорт пока что у Букина лежал... Схватываешь, дед? Можешь ты себе представить, чтобы такой человек, как Пигарев, не побежал в милицию заявлять об утрате паспорта, едва обнаружил бы его потерю? Сам говоришь, что человек был аккуратный, законопослушный, и не в его характере было с документами хитрить. Значит, если он своим говорит, что паспорт потерялся, а сам в милицию не идет, то на самом деле он знает, где паспорт! И знает, что паспорт может пролежать в этом месте дольше, чем до дня выдачи пенсии.

– Так... – взвешиваю я. – Договор с Букиным, о котором никто не должен знать, чтобы Васильич опасности не подвергся... А кто-то взял и узнал... Вот что получается?

– Получается, – кивает.

– А узнать только от Букина мог, так?

– Приблизительно. Скажем лучше, все ниточки через Букина ведут – уж он-то должен знать, кому о договоре с Пигаревым говорил! И расскажет в конце концов... Но сейчас не вздумай форсировать события. Всему свой черед.

Шипов многое знал, кто же еще, соображаю я. Но от Шипова, опять-таки, веревочка к братьям Сизовым вьется, которым, и правда, особого резона устраивать погром не было, чтобы свое основное дело по торговле людьми не засветить. Но разве Шипов только с Сизовыми мог быть связан? Да, есть над чем мозгами пораскинуть...

А тут как раз мы к микроавтобусику подходим. Номера, вроде, самарские, но так сильно снежной грязью забрызганы, что особенно не разглядишь, тем более в темноте. Нарочно, наверно. В автобусике шестеро нас ждут, считая шофера. Все, сразу видно, ребята серьезные.

– Михаил Григорьевич Соловьев, прошу любить и жаловать, – представляет меня товарищ полковник. – Он вел наблюдение за домом Сизовых накануне исчезновения одного и явки с повинной другого – надеялся доказательства собрать, что это они на квартиру его друга нападали – и видел, как тот, что исчез, обрезом размахивал, и говорил, что надобно всех перебить... Так что, похоже, не один заложник у них сейчас, а больше – и все ещё недавно были живы. Поехали! – автобус трогается, а он обращается ко мне. – А от вас, Михаил Григорьевич, требуется смотреть в оба. Вы знаете местность вокруг дома, знаете, откуда за ним можно втихую наблюдение вести, откуда что просматривается – так что подсказывайте нам, как подрулить как можно незаметней. При том, чтобы как можно ближе, разумеется.

– Тогда, – говорю, – лучше сразу на дорогу вокруг города выскочить, и свернуть с неё к дому Сизовых не по улице Энгельса, а чуть дальше, где задами дорога проходит. Там между заборчиков очень удобно прокатиться. Я из окна чердака разглядел.

– Значит, так и поедем, как Михаил Григорьевич предлагает, – говорит товарищ полковник.

Вот и едем, молча. Подъехали с задов к домам Сизовых, вылазим по одному.

– Как по-вашему, Михаил Григорьевич, – спрашивает товарищ полковник, если мы в доме Сизовых свет зажжем, будет с улицы видно или нет?

– Если в той комнате, за которой я наблюдал, – говорю, – то с улицы свет был не виден. Ну, может и будет отблеск какой на ветвях, но его любой прохожий за отблеск уличного фонаря примет, если вообще внимание обратит.

– Очень хорошо, – говорит полковник. – Тогда ведите нас. И, желательно, через ту дыру в заборе, которую заметили. А вы двое, – своим ребятам приказывает, – проверьте сперва местность, особенно этот заброшенный дом.

Они тут же в темноте исчезли, потом вернулись, докладывают, что все чисто. И веду я их, значит, через дыру в заборе, поднимаемся на крыльцо, товарищ полковник ключи достает – видать, у майора Наумкина получил – и дверь отпирает. Заходим, и я им начинаю изображать, в лицах почти что, как они между собой общались, как руками размахивали, как Сергей Сизов на крыльцо с обрезом выскакивал и как его назад в дом затаскивали... Надо сказать, в комнате все аккуратно прибрано и вымыто, даже лампочка новая ввинчена, и никаких следов того, что только вчера здесь кому-то череп разнесли. Полностью все затушевали, гады. Полковник слушает, у себя в книжке пометки стрелочками делает, на листочке с нарисованным им планом дома, иногда о более-менее точном времени спрашивает, иногда кивает кому-нибудь из своих ребят, которые дом осматривают и ему на ухо вполголоса результаты докладывают.

– Все ясно, – говорит под конец. – Теперь в другой дом пойдем.

Мы идем, я показываю им тропинку утоптанную, и по ветхому крыльцу поднимаемся мы в дом. Я им лесенку на чердак показываю, а они половицы прохлопывают и простукивают.

– Есть! – говорят. – Теперь только подцепить...

Светят фонариком и, подцепив, открывают люк в подпол. Туда вполне пристойная лесенка ведет. Один по ней спускается, потом зовет:

– Все точно, товарищ полковник! Здесь они пленников держали, только опоздали мы!

Полковник тоже вниз спускается, да и я не удержался, заглянул. Вижу, помещеньице крохотное, прямо каморка, только и есть, что топчан и электрообогреватель мощный – это, значит, чтобы в холода пленники совсем дуба не дали, покуда они ещё живыми нужны. Из двух досок нечто вроде стола сколочено, у самой стены, на нем миска стоит и две кружки.

– М-да, – говорит полковник, – Еще бы чуть-чуть – и отбили бы мы захваченных. Но теперь хоть есть, о чем с Сизовым разговаривать, – а сам осматривает всю каморку, в каждую мелочь вглядывается. – Нам бы узнать, где они трупы прятали.

И в самом углу шарит, достает оттуда пуговицу, с мясом вырванную, прямо на неё луч фонаря наводит, щурится на неё пристально.

– Уже кое-что, – говорит.

И я тоже на пуговицу гляжу, стараюсь запомнить поосновательней. Кругленькая такая, с жемчужным отливом, рельеф на ней как бы под ракушку сделан, но не очень навязчиво... И не зря глядел, как потом оказалось."

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Семыгин – плотный седоватый человек – ждал Андрея и Леньку в холле крытого комплекса.

– Иннокентий Александрович? – осведомился Андрей.

– Он самый. А это, значит, и есть ваш племянник?

– Совершенно верно.

– Славный паренек. На вид крепенький, и сложения подходящего. Раздевайтесь в гардеробе и пойдем побеседуем.

Он провел их в небольшой зал и дал Леньке теннисную ракетку и несколько мячиков:

– Постучи о стенку, посмотрим, на что ты способен, – и жестом предложил Андрею присесть рядом с ним на низенькую длинную скамью.

Ленька для начала постучал мячиками об пол, потом помахал ракеткой, приноравливаясь к её весу.

– Соображает, – усмехнулся Семыгин. – Видно, из телевизора нахватался, – он пригляделся к мальчику попристальнее. – На кого-то он похож, вот только не скажу, на кого.

У Андрея перехватило дыхание – неужели с первой попытки попал в "яблочко"?

– Но у меня учеников и учениц было много... – задумчиво продолжил Семыгин. – Да, так вам сообщили, какие у нас условия?

– Сообщили, какова стоимость полугодового абонемента на занятия в теннисной секции. И дали понять, что вы тоже не должны оставаться в накладе, если мы хотим попасть именно к вам.

– Верно, не должен, – чуть улыбнулся Семыгин. – Надо сказать, я сейчас – после кризиса, то есть – значительно снизил расценки. В долларовом измерении, я имею в виду. Теперь у меня занятие стоит пять долларов. Можно в рублях по курсу.

– Два занятия в неделю, – прикинул Андрей. – Месяц – четыре недели с хвостиком. Грубо говоря, пятьдесят долларов в месяц. Триста долларов за полгода. Так?

– Так, – согласился Семыгин.

– Я бы предпочел рассчитаться с вами разом, за полгода вперед. Во-первых, не знаю, когда опять будут деньги, а во-вторых, когда я опять окажусь в Самаре. Это нормально?

– Вполне.

Андрей достал из бумажника и вручил Семыгину шесть банкнот по пятьдесят долларов.

– Сами-то вы откуда? – поинтересовался Семыгин.

– Из Москвы.

– Ясно... И чем занимаетесь?

– Я – филолог-германист. Поэтому деньги возникают, когда удается напрямую на немцев подработать. Приблизительно раз в квартал.

– Знамо дело, как оно бывает... – Семыгин тщательно спрятал деньги и озабоченно нахмурился. – Вы знаете... И этот паренек... И то, что вы мне деньги за полгода вперед вручили... Все время какое-то странное ощущение, будто такое уже было. Ну, то, что "дежа вю" называется.

– А если... – Андрей задумался: подтолкнуть воспоминания Семыгина в нужном направлении или нет? Но Семыгин уже внимательно смотрел, отрешившись от всего остального, как Ленька чеканит мячик о стену.

– Замах хороший, и рука работает... поставить покрепче... – бормотал он. – Ух ты!.. – это Ленька подсек мячик у самого настила. – Для новичка неплохо... – и тут Семыгин хлопнул себя по лбу. – Вспомнил я! Ведь и её мать со мной всегда рассчитывалась на несколько месяцев вперед – мол, пока деньги есть – в точности, как вы, и вот таким характерным движением она мяч подсекала... Да и сходство есть! Я бы точно сказал, что этот ваш племянник – сын Люды Венгеровой, да по времени не получается... Ведь тогда она должна была его лет в пятнадцать родить, так? А я её до девятнадцати помню, не говоря уж о том, что девочка была серьезная, и уж такого бы не отмочила...

– Выходит, ей мать в основном занималась? – спросил Андрей. Ему хорошо удалось скрыть то, что творилось сейчас в его душе.

– Так отца у неё и не было! – ответил Семыгин. – Мать говорила, что помер он, когда девочка была совсем маленькой, но есть у меня подозрение, что эта Люда так и родилась вне брака... Да что я вам рассказываю! Вы ведь, наверно, родственники?

– Люда – кузина этому мальчику, – ответил Андрей. – Только он о ней ничего не знает. Семейная ссора, понимаете, разрыв отношений... Я поддерживаю отношения с той частью семьи, а Ленькины ближайшие родственники – нет. Так что вы при нем не проговоритесь.

– Так это Люда меня рекомендовала?

– Не то, чтобы рекомендовала. Упоминала вас. Я говорю, отношения между двумя ветками семьи не такие, чтобы мне можно было напрямую спросить у нее, к какому тренеру отвести племянника.

– Жаль, что семья разодралась... – заметил Семыгин. – Порода чувствуется. Достаточно! – крикнул он Леньке. – Первое занятие – во вторник, второго февраля. Возле кассы – список всего необходимого. Если будут сомнения или проблемы, что покупать, вот вам мой домашний телефон, всегда можно проконсультироваться.

Андрей и Ленька распрощались с Семыгиным и покинули спорткомплекс "Агат", по пути оплатив в кассе официальную стоимость полугодовых занятий в теннисной секции ("надводную часть айсберга", – как пошутил про себя Андрей), переписав список необходимых принадлежностей с доски объявлений и выяснив, что Андрею не надо приобретать абонемент предварительно, чтобы самому позаниматься теннисом – можно подъехать в любой момент и оплатить час или два игры.

– Ну вот, – сказал Андрей на обратном пути. – Как видишь, проблема решилась совсем просто.

– Но ты такие деньги затратил!.. – заметил Ленька.

– Имею право. На самом деле, эти деньги не совсем мои. Кое-кто из родственников тоже хотел тебе помочь... Из таких, кто не любит благодарности. Вот и передали мне деньги, чтобы я мог их истратить по своему разумению.

– Врешь ты все! – уверенно заявил Ленька. – Сочиняешь, чтобы нам не было стыдно, что ты так на нас разоряешься.

– Не сочиняю, честное слово, – ответил Андрей.

– Тогда назови этих родственников!

– Они просили их не выдавать.

– Значит, врешь, – сделал Ленька свой железный логический вывод. – Но для бабушки я буду делать вид, будто верю тебе, чтобы она не слишком расстраивалась. Она знаешь, какая щепетильная – просто жуть!

Андрей удовлетворенно кивнул. Все эти два или три часа, с тех пор, как у него возникли первые подозрения, насколько дурная наследственность может быть у Леньки, он приглядывался к мальчику с особой тщательностью. Вроде хороший паренек, славный. Но ведь психопатия, подобная той, что развилась у Богомола – это как бомба замедленного действия. Никогда не знаешь, в какой момент рванет, и рванет ли вообще. И надо ещё учитывать, что дети от матерей-недолеток дополнительно бывают склонны к психической неустойчивости. Как бы, отображается на ребенке слабость не окрепшего ещё организма матери, неспособного дать плоду все, что надо...

Усилием воли Андрей отогнал эти мысли от себя.

– О чем ты задумался, дядя Андрей? – спросил Ленька.

– О том, сколько мне надо ещё дел переделать.

– Ты сегодня поздно вернешься?

– А что?

– Хотел тебя об отце порасспрашивать, каким ты его помнишь.

– Хорошо. Постараюсь успеть так, чтобы поболтать с тобой перед сном.

Проводив Леньку домой, Андрей сразу же двинулся в противоположный конец города.

Лиана Некрасова жила в новом районе, на седьмом этаже одного из стандартных домов, стоявших в правильном геометрическом порядке. Судя по расположению на лестничной площадке, квартира у неё была трехкомнатной как оно и оказалось.

"Неплохо для одного человека", – подумал Андрей. Учитывая, что квартиру она получала в советские времена, когда при обмене очень зорко следили за тем, чтобы не возникало слишком больших "излишков сверх социальных норм жилой площади".

Дверь ему открыла худая изможденная женщина с серым и невыразительным лицом.

– Здравствуйте, я ищу Лиану Некрасову, – сказал Андрей.

– Это я, – ответила женщина.

Андрей ждал чего угодно, но только не этого. Ведь Лиана была приблизительно его ровесницей. А выглядела на двадцать лет старше!

– Проходите, коли дело есть, – сказала она, повернулась и пошла на кухню. И проговорила, почти без паузы и не глядя на Андрея. – Если вы насчет комнаты, то у меня все сдано на полгода вперед.

– Вы сдаете комнаты? – спросил Андрей.

– Да. Две из трех. Торговцам с юга. Тем и живу, они неплохо платят. И по будням их почти нет, с утра до ночи на рынке. Правда, по выходным иногда гуляют чересчур шумно, ну, да мне-то что, это пусть соседи жалуются... Вы не из-за этого? – с внезапным подозрением спросила она.