Текст книги "Заговор судьбы. Трилогия"

Автор книги: Александра Первухина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 67 страниц)

– В мои обязанности входит устанавливать истину. При принятии решений я руководствуюсь только законом, дарованным Императрицей своим подданным, и никогда не выношу приговора, если не уверен в виновности человека. Для меня остается загадкой, почему вы считаете, что занимаемая должность может служить доказательством того, что преступник не совершал деяния, в котором его обвиняют, или не должен нести за него наказание. Поскольку на этот пост меня назначила Императрица, я сегодня же обращусь к ней с этим вопросом и потребую предоставить в мое распоряжение закон, устанавливающий ограниченную ответственность для священнослужителей, а пока приговор остается в силе. – И уже совсем другим тоном добавил: – Стража, уведите его немедленно.

На этот раз люди подчинились беспрекословно, и Эорор с удовольствием ощутил, что эмоции находящихся в зале начали меняться, теперь среди них преобладало презрение и отвращение к человеку, до недавнего времени занимавшему пост первосвященника. В справедливости приговора уже почти не сомневались. Диин мрачно усмехнулся про себя: иногда людьми было на удивление просто манипулировать.

Цаакеш равнодушно смотрел перед собой, сидя у открытого окна. Он не обращал внимания на ветер, шевеливший его волосы и норовивший забраться под тонкую рубашку, на странного диина, так не похожего на всех остальных мужчин его племени, который за время перелета превратился в его тень, и на приглушенный шум, доносившийся из коридора, ему было все равно. Последнее время царевич жил как в тумане, иногда на несколько мгновений приходя в себя, а потом снова погружаясь в мутное марево, в котором не было ничего, кроме холода, равнодушия и сильной боли, возникающей время от времени, но почти сразу растворяющейся в окружающем его облаке. Временами ему казалось, что он умирает, а иногда Цаакеш был уверен, что уже мертв и все происходящее с ним – кара Саана за какие-то грехи, которые он сам просто не помнит. Но подобные приступы уверенности становились все реже и реже, за ними всегда появлялась боль, и царевич старался не допускать эти мысли в свое сознание, предпочитая думать о чем-нибудь другом. А лучше не думать вообще…

Что-то заставило его выйти из заторможенного состояния и обратить внимание на окружающую его действительность. Цаакеш медленно моргнул и огляделся вокруг. Он находился в своих апартаментах, которые знал с детства, но теперь они вызывали у него странный иррациональный дискомфорт. Царевич прислушался к своим ощущениям, пытаясь понять причину этих непонятных чувств. У юноши возникло впечатление, схожее с тем, какое уже появлялось у него однажды, когда лет в шестнадцать он из любопытства надел свою детскую одежду, которая стала давно уже ему мала и сильно стесняла движения, не давая нормально дышать. Юноша с трудом сглотнул и сжал кулаки, комкая мягкую ткань пледа, как оказалось, укрывавшего его ноги.

Ощущения обрушились на него с болезненной внезапностью. Словно в одно мгновение упала неощутимая, но прочная стена, отделявшая его от окружающего мира, оставив Цаакеша беззащитным перед его атаками. Юноша судорожно вцепился в плед, словно он был его единственным спасением, и скорчился в кресле, не в силах справиться с нахлынувшей на него волной информации. Цаакеш с ужасом ощутил, что просто растворяется, бесследно исчезает под давлением непонятных и пугающих своей чуждостью образов и чувств. Он заметался, чувствуя, что ему грозит внезапно возникшая опасность, которую ему не побороть, и как паника захлестывает его с головой. Оказывается, умирать – это очень страшно…

Царевич медленно открыл глаза и невольно зажмурился от удивления, совсем близко от него было лицо его диина-сопровождающего, и в глазах нелюдя не было обычного равнодушия. Из глубин сознания внезапно всплыло имя Терзар. Цаакеш с изумлением осознал, что отчетливо помнит все, что ему говорили его сопровождающий и дядя во время перелета, без всякого труда может восстановить и более ранние воспоминания, но не в состоянии вызвать из памяти образы произошедших на корабле событий, словно кто-то заботливо стер ненужные данные, оставив только самое необходимое. Лицо диина отодвинулось, и царевич смог более подробно рассмотреть, где он находится. Изумлению его не было предела. Выяснилось, что он почему-то лежит на полу, причем его голова и плечи каким-то образом оказались на коленях у Терзара, и тот не только не возражает против подобного самоуправства, но осторожно придерживает его, чтобы юноша не свалился со своей импровизированной подушки.

– Как ты себя чувствуешь? – В голосе диина отчетливо ощущалось беспокойство вперемежку с сожалением. Окончательно деморализованный подобной причудливой смесью эмоций, исходящей от обычно абсолютно хладнокровного создания, Цаакеш только молча открыл рот и закрыл, не произнеся ни слова. В следующее мгновение он ощутил мягкое прикосновение где-то внутри своей головы, и в панике попытался вскочить, но сильные руки нелюдя без труда удержали его на месте, и Терзар успокаивающе произнес: – Не бойся, здесь ты в полной безопасности. Успокойся и скажи мне, как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? Нет ощущения неправильности присходящего или того, что ты что-то забыл?

– Нет. – Цаакеш наконец взял себя в руки и смог внятно ответить на поставленные вопросы, причем на все сразу. Юноша ощутил неожиданное облегчение оттого, что сумел справиться со своей слабостью и доказал, что это он управляет своим телом, а не оно им. Почему-то он точно знал, что это хорошо и правильно. Собравшись с силами, царевич огляделся по сторонам, и на него внезапно накатило уже знакомое ощущение дискомфорта. Эта комната давила на него, заставляла задыхаться. Цаакеш сердито насупился и попытался подняться в надежде, что после того как он примет вертикальное положение, так неожиданно возникшая клаустрофобия отступит. Диин молча помог ему встать на ноги и утвердиться в этом положении, но от перемены места в пространстве помещения легче царевичу не стало. Наоборот, к клаустрофобии добавились еще головокружение и противная дрожь в ногах. Юноша несколько раз сглотнул, борясь с тошнотой, и медленно, четко проговаривая слова, произнес: – Мне здесь не нравится! Я хочу отсюда уйти!

К его безмерному удивлению, Терзар не стал с ним спорить и беспрекословно подчинился. Это было странно, хотя Цаакеш никак не мог понять, почему это вполне ожидаемое поведение существа, к которому обратился с требованием представитель царской семьи, вызывает у него такое недоумение и даже испуг, словно подобное было очень и очень необычно. Царевич заставил себя отвлечься от попыток проанализировать неожиданные выходки своего подсознания и решительно шагнул в сторону ближайшей двери. В следующее мгновение он понял, что сильно поторопился и переоценил свои возможности. Головокружение внезапно стало нестерпимым, и на него обрушилась темнота.

Открыв глаза во второй раз, Цаакеш обнаружил себя на балконе, ветер беззастенчиво играл его волосами, а над головой виднелось знакомое с детства небо родного мира. Юноша с облегчением вздохнул, чувствуя, как к нему возвращаются силы, и, откинувшись назад, оперся затылком о что-то твердое и теплое. В следующий момент царевич сообразил, что находится в странном полусидячем положении, и изумленно завертел головой по сторонам, пытаясь определить, что же поддерживает его в этой удобной, но не свойственной человеку позе. У него над ухом внезапно раздался усталый вздох, и знакомый голос с сарказмом произнес, нарочито растягивая слова и явно подражая выговору уроженцев царства Hyp:

– Что тебя так удивило? Неужели царевича за его недолгую, но наверняка насыщенную жизнь ни разу не носили на руках?

Цаакеш изумленно моргнул и вывернул голову назад, рискуя сломать себе шею. Встретившись взглядом с Терзаром, юноша расслабился и, не отвечая на его явно риторический вопрос, с вновь проснувшимся любопытством посмотрел по сторонам. Они находились на последнем этаже царского дворца в Нехене, ^[15] отсюда открывался великолепный вид на раскинувшийся внизу дикий парк, но не это вызвало у юноши изумленный вздох. Новая практически идеальная память сообщала ему, что на эту сторону дворца выходит всего один балкон, балкон царских апартаментов, и это означало, что диин не только осмелился потревожить его грозного деда, но еще и был встречен достаточно благосклонно и пропущен внутрь. Цаакеш не мог поверить в подобное до тех пор, пока не услышал голос царя, что-то грозно выговаривающего своему первому министру, а через несколько секунд появился и он сам. Как всегда, строгий и суровый, даже в своем домашнем наряде выглядящий так, словно на нем парадный мундир, его величество вышел на балкон и плотно прикрыл за собой дверь. Царевич дернулся, пытаясь вывернуться из рук Терзара и встать на ноги, но диин только крепче прижал его к себе, не давая пошевелиться, а Таакеш, заметив его движение, резко мотнул головой и коротко бросил:

– Не двигайся. – И неожиданно тепло добавил: – Тебе сильно досталось, и сейчас ты чувствуешь слабость, но не беспокойся, это скоро пройдет. Терзар сказал мне, что тебе плохо в помещении, так что мы поговорим прямо здесь. Ты в состоянии меня выслушать?

Цаакеш завороженно кивнул, пораженный заботой деда, которого он привык считать холодным и безразличным к окружающим, а иногда еще и жестоким человеком. У юноши на мгновение появилось ощущение нереальности происходящего, но сильный ветер, бесцеремонно ерошивший его волосы, и крепкие руки диина, без труда удерживающие его на весу, без сомнений, свидетельствовали о том, что это не очередной экзотический сон, навеянный долгим перелетом и накопившейся усталостью. А Таакеш между тем продолжал говорить, по-прежнему глядя на него с беспокойством и участием:

– На данный момент ситуация в государстве такова, что я вынужден был как можно быстрее объявить о своем выборе наследника. Один из моих сыновей мертв, это уже само по себе неслыханно, но гораздо хуже то, что его убийство организовал мой племянник, и я подозреваю, что его сын тоже замешан в заговоре. Обстановка в стране крайне нестабильна, возникли разные фракции, поддерживающие того или иного из моих сыновей, что уже совершенно недопустимо, поэтому вчера я выступил с заявлением и назвал имя следующего царя. После прохождения предписанной законом проверки первым моим наследником станешь ты, Цаакеш.

– Что? – Юноша не сдержал возгласа удивления. Он никогда не думал, что вообще займет трон царства Hyp, поскольку перед ним было достаточно наследников, куда более достойных такой чести, чем сын четвертого царевича, к тому же покончившего жизнь самоубийством.

– Больше некому! – Голос деда был ледяным, и его холодные черные глаза стали безжалостными. – Я не допущу, чтобы трон заняли потомки моей сестры, скорее санкционирую смену династий и передам корону человеку, не связанному кровными узами с нашей семьей! К сожалению, ты единственный, кроме сына моего племянника, наследник, способный пройти испытание и подтвердить свое право на престол. Твое имя названо. Осталось только назначить дату проверки. Я знаю, что после всего, что тебе пришлось перенести, ты чувствуешь себя не самым лучшим образом, но медлить с этим решением нельзя. И поэтому я спрашиваю тебя: когда, по твоему мнению, ты будешь достаточно здоров, чтобы пройти испытание?

Цаакеш расширенными глазами смотрел на своего деда, не в силах поверить в то, что он говорит. Внезапно оказалось, что он совершенно не знает свою семью и не представляет себе, в каких отношениях находятся между собой ее члены. Неожиданная ответственность стала для царевича серьезным стрессом, сам того не желая, он оказался в роли второго человека после царя и теперь должен был подтвердить свое право занимать это место. Первым его порывом было сказать, что он просто не представляет себе, когда сможет даже относительно соответствовать высоким требованиям, которые так внезапно начали к нему предъявлять. В душе нарастала паника от сознания грандиозности поставленной перед ним задачи: стать достойным наследником, а затем и царем! Но в следующий момент его сознание сковал уже знакомый холод безразличия, и перепуганный до потери контроля над собой Цаакеш принялся отчаянно сопротивляться, не давая себе снова скатиться к растительному существованию. К его удивлению, у него неожиданно стало получаться, равнодушие медленно, но верно отступало, оставляя за собой болезненные отзвуки беспомощности и растерянности. Царевич глубоко вздохнул, заставляя себя вернуться к реальности, и задумался над словами деда, пытаясь не позволить эмоциям в очередной раз взять над собой верх, он уже прекрасно знал, к чему это может привести.

Ситуация действительно выглядела угрожающей и не оставляла времени на истерики и сомнения в собственных силах. Если внезапно оказалось, что только два члена царской семьи могут претендовать на роль наследника трона и при этом данная информация скрывается не только от общественности, но и от чиновников высшего звена, которые умудряются при отсутствии достоверных данных создавать коалиции в поддержку тех, кого они считают наиболее подходящими претендентами на корону, то в государстве назревает смута, причем далеко не спонтанная. Кто-то планомерно ведет дело к смене власти в нужную для этой таинственной персоны сторону. Если он сейчас сдастся, то дед будет вынужден объявить о смене династий. Поскольку он слов на ветер не бросает и если сказал, что не допустит к управлению государством потомков своей сестры, то так и сделает, чего бы ему это ни стоило, а ценой такого упрямства чаще всего является гражданская война, приводящая подчас к исчезновению страны. Следовало как можно скорее исключить любую возможность для спекуляций и четко указать, кто именно будет править после смерти нынешнего царя, и не просто указать, а еще и подобрать претендента, который сможет доказать всем, что достоин своего титула.

Цаакеш сглотнул, понимая, что от его решения зависит слишком многое, если он протянет время, то вполне может оказаться, что из-за его нерешительности в стране начнутся вооруженные столкновения с непредсказуемым результатом, а если поторопится, то не сможет пройти все предписанные проверки и итог будет тот же. Юноша сосредоточился, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям и пытаясь решить, когда же он сможет передвигаться без посторонней помощи, не рискуя упасть в обморок в любой и поэтому, вполне возможно, самый неподходящий момент, и при этом достаточно нормально соображать, чтобы понять суть задаваемых ему вопросов и вразумительно ответить на них. Подавив предательский голосок в глубине сознания, слабодушно вопящий, что он не готов и никогда не будет готов, царевич решительно произнес, заставляя себя смотреть прямо в глаза деда:

– Мне понадобится три дня на то, чтобы привести себя в порядок и досконально разобраться в текущей политической ситуации в стране. У нас есть это время?

Таакеш, к его удивлению, улыбнулся с каким-то непонятным ему облегчением и, молча кивнув, ушел с балкона. Юноша повернулся за разъяснениями к Терзару и увидел в глазах диина точно такое же облегчение, смешанное со странной горечью. Цаакешу внезапно стало не по себе, и он так и не задал тревожащий его вопрос. Слишком сильно боялся услышать ответ на него. Царевич никак не мог избавиться от дикого чувства, будто, несмотря на то что его знаниям о мире и о себе самом почти два десятка лет, родился он только сегодня.

ГЛАВА 18

Эфа была довольна, но внешне это не проявлялось, наоборот, придворные опять шептались по углам о том, что Императрица изволит гневаться и лучше на глаза ей не попадаться. После чего многозначительно кивали и сходились во мнении, что на этот раз повод для ярости у Ее Величества более чем веский. Подумать только, первосвященник оказался преступником! И добро бы его обвинили в каком-нибудь добропорядочном правонарушении, взятке, например, или растрате – это не вызвало бы никаких особых эмоций у циничных имперцев, в конце концов, святых в нынешнее время нет, а подобные мелкие грешки есть у каждого, и поэтому никто не придает им особого значения, но изнасилование! Тем более с использованием служебного положения и не каких-нибудь служанок или девиц легкого поведения, а добропорядочных жен и матерей, которых его подручные просто хватали на улице и увозили к нему в загородный дом! Скандал!

Аристократы кривились, припоминая, как часто в последнее время в спорах о легитимности власти Императрицы они ссылались на мнение первосвященника, и с раздражением признавали, что теперь их еще совсем недавно, казалось бы, неопровержимые аргументы превращаются в свете последних событий в крайне сомнительные тезисы. Действительно, руководствоваться в вопросах души и нравственности мнением насильника, нарушившего свои обеты и пользовавшегося своей властью, чтобы скрыть следы преступления, – это, мягко говоря, смешно. Гнев Императрицы тоже можно было понять, такой болезненный удар по достоинству Империи, и это через каких-то несколько дней после недавнего громкого политического скандала, в котором оказался замешан покойный герцог Ларнтен! Есть от чего прийти в неконтролируемую ярость и угрожать всевозможными карами нерадивым подданным, доставляющим Ее Величеству столько проблем!

Эфа весело прищурилась, ей невероятно нравилась сложившаяся ситуация, в кои-то веки аристократы были на ее стороне и полностью одобряли предпринятые ею жесткие меры против церкви Саана. Она очень сомневалась, что все они были так уж серьезно озабочены нравственностью и моральным обликом священников, но сам факт, что первосвященник совершил преступление и не смог избежать огласки, не говоря уже о прочих последствиях, в среде дворян означал единственное – слабость. А поддерживать слабого, тем более поставившего их самих в невыгодное положение из-за своей слабости, никто из аристократов не станет, этот принцип они впитывают с молоком матери. Оставалось только нанести запланированный удар, и она собиралась сделать это немедленно.

Двери, ведущие в тронный зал, распахнулись перед ней совершенно бесшумно, Императрица стремительно, не скрывая своей нечеловеческой хищной грации, преодолела расстояние, отделявшее ее от трона, и развернулась к притихшим дворянам, согласно этикету собравшимся на большой прием. Сегодня, кроме текущих вопросов, на этом мероприятии должна была окончательно решиться судьба первосвященника, и то, что ее величество не посчитала нужным хотя бы притвориться человеком, все присутствующие сочли дурным знаком. Эфа выпрямилась на тронном возвышении и, обведя помещение ледяным взглядом своих янтарных глаз, резко произнесла, выразительно покосившись на мажордома, не ожидавшего такого неожиданного и чересчур быстрого перемещения коронованной особы, по обычаю обязанной хотя бы предупреждать о своем приближении, если уж ожидать, что она будет чинно шествовать к трону, увы, не приходится, и, к своему несчастью, не успевшего объявить о ее приходе:

– Вчера был вынесен приговор первосвященнику Саана, я не намерена делать послабление насильнику только из-за его сана и утвердила решение судьи Эорора. На данный момент человек, запятнавший себя одним из самых постыдных преступлений, препровожден в тюрьму и останется там до конца своей жизни. Однако поступок первосвященника бросил тень на всю церковь Саана в нашем государстве, и я не собираюсь оставлять такой важный для любого из моих подданных вопрос, как регистрация актов гражданского состояния, в руках организации, не вызывающей у меня больше никакого доверия. Ведь если глава церкви способен на такие преступления, то чего тогда ожидать от ее рядовых членов. – Эфа на мгновение замолчала, внимательно наблюдая за реакцией на свои слова и наглядно демонстрируя свое отношение к происходящему. К ее удовольствию, в эмоциях присутствующих в зале аристократов преобладали злорадство и слегка испуганное ожидание. Люди спрашивали себя, какую же кару придумала для проштрафившихся священников Императрица, если она сочла нужным не просто объявить о своем решении, а еще и обосновать его. – Сегодня в десять часов утра мною был подписан указ о передаче полномочий по регистрации всех актов гражданского состояния в Империи министерству юстиции. И о создании специальных учреждений, осуществляющих учет этих актов и выдачу документов установленной формы, которые будут удостоверять наличие такой регистрации и станут единственными допустимыми доказательствами брака, рождения или смерти подданного Империи. Церковные записи об актах гражданского состояния, произведенных после подписания этого указа, теряют всякую юридическую силу и не могут служить подтверждением свершившегося события.

Эфа усмехнулась под тканью, закрывающей ее лицо, для всех она была в неконтролируемом гневе, который заставил ее пойти на крайние меры. Теперь господа аристократы в предвкушении представляли себе, как необдуманное и поспешное решение Ее Величества станет очередным поводом для критики с их стороны и недовольства со стороны простых обывателей. Ведь для того, чтобы новая система органов регистрации актов гражданского состояния заработала как следует, потребуется время, и, поскольку отлаживать ее будут в авральном порядке, неизбежны сбои, которые можно будет использовать против Императрицы. Эфа, продолжая демонстрировать своим драгоценным подданным, что находится в состоянии неконтролируемого бешенства, резко развернулась и покинула тронный зал. Дверь за ней закрылась под громогласное объявление мажордома о том, что прием окончен. Императрица усмехнулась: несчастный человек изо всех сил старался успеть за ней и соблюсти протокол, но сегодня явно был не его день.

Тисса боялась. Странное и нелогичное в сложившихся обстоятельствах чувство не проходило, а только усиливалось. После того как имперцы забрали их с братом из трущоб, прошло не так уж много времени, но они успели пройти полное медицинское обследование на самой дорогой и современной аппаратуре и теперь жили на всем готовом в доме с настоящим садом и тренировочной площадкой под присмотром слуг и инструкторов. Единственное, что от них требовали, это делать упражнения, которые им показывал тренер, и выполнять задания, постоянно придумываемые человеком, называющим себя их учителем. Но девушка очень сомневалась, что в мире, созданном Сааном, а тем более в Империи могут существовать люди, способные приютить двух бродяжек и совершенно бескорыстно столько для них сделать. Она каждую минуту ждала какого-нибудь подвоха, но все оставалось по-прежнему.

Их обеспечивали всем, с точки зрения их новых опекунов, необходимым, при этом они с братом иногда не могли без посторонней помощи угадать, что же за вещи им привезли на этот раз и для чего эти вещи вообще предназначены. Тренировки, которые требовалось посещать в обязательном порядке даже ей (все ее возражения, что, мол, девочке не пристало драться, да и не способна она это делать, были проигнорированы), в скором времени начали давать неожиданный результат: у нее полностью прекратились приступы болезни, которую она сама считала неизлечимой. Кейсен тоже чувствовал себя великолепно и вслух размышлял над тем, что после занятий приобрел невероятную реакцию и силу. Тисса радовалась вместе с братом, но не могла избавиться от дурного предчувствия, она не верила, что подобное кто-либо может делать совершенно бескорыстно, и боялась даже подумать о том, какую плату потребуют их благодетели за все свои подарки.

Девушка вздохнула и покосилась на мальчишку лет десяти, расположившегося на полу в гостиной дома, где они с братом жили, и увлеченно полировавшего свой меч. Ее самые худшие подозрения стали сбываться пять дней назад, когда к ним пришла странная женщина, закрывающая лицо платком, и привела двух близнецов, Лио и Лиа. Новенькие стали тренироваться вместе с ними и сразу же продемонстрировали мастерство, о котором им с братом приходилось пока только мечтать. Тисса не понимала, зачем им вообще понадобились эти тренировки, близнецы справлялись с упражнениями играючи, не оставляя спарринг-партнерам ни одного шанса на победу. Уже на второй день занятий их ставили в пару только между собой, чтобы не тратить время понапрасну, как выразился тренер, понаблюдав за тем, как Кейсен безуспешно пытается отразить хотя бы один из многочисленных выпадов Лиа, казалось, даже не замечающей его отчаянных усилий. А потом Тисса увидела, как близнецы спаррингуют с женщиной, которую они фамильярно называли Хиза, а иногда мамой, и поняла, что, если от нее потребуют того же, она просто умрет от ужаса даже прежде, чем к ней прикоснется меч этой воительницы, заточенный до невероятной остроты.

Лио и Лиа проводили теперь с ними достаточно много времени на занятиях и иногда оставались после них, но почти не обращали внимания на обитателей дома и редко заговаривали с ней или братом. Казалось, что они просто не воспринимают их как людей, а считают чем-то вроде живых тренажеров, на примере которых можно со стороны посмотреть на тот или иной прием и оценить его воздействие на организм. Вот и сейчас мальчишка чистил меч, словно бы не замечая, что в комнате, кроме него, еще кто-то находится. Девушка незаметно, как она надеялась, поежилась, такое соседство ее пугало, слишком уж непредсказуемыми были эти двое и к тому же всегда носили с собой настоящее боевое оружие, что не могло не насторожить любого разумного человека. Хотя их мать, кажется, считала подобное положение вещей вполне нормальным.

С грохотом распахнувшаяся дверь ударилась о стену, и Тисса невольно вздрогнула от неожиданности, вжавшись в спинку своего кресла и пытаясь стать как можно незаметнее. Кейсен в последнее время был совершенно невыносим, и она не хотела лишний раз привлекать его внимание к своей персоне. Брат шумно ворвался в комнату и прямо с порога заявил, бросая учебное снаряжение в угол и совершенно не заботясь о его дальнейшей судьбе:

– Тренер сказал, что я делаю успехи! Еще немного, и я смогу им всем отомстить!

Девушка опустила голову и грустно вздохнула про себя, ей предстояло выслушать длинный монолог о том, что он сделает со всеми своими врагами, когда до них доберется, а потом снова безуспешно пытаться уговорить его отказаться от этой самоубийственной затеи. Однако в следующее мгновение Тисса забыла про все свои горькие размышления о брате, который медленно, но верно сходит с ума на почве навязчивой идеи, – Лио соизволил обратить внимание на происходящее и вступил в разговор:

– Им – это кому?

Ленивый, слегка насмешливый голос заставил Кейсена отвлечься от сестры и повернуться к неожиданному собеседнику. Девушка с тревогой наблюдала за тем, как ее брат вызывающе смотрит на мальчика, и едва не потеряла сознание от ужаса, когда он грубо бросил:

– Не твое дело, мелюзга! Я сам знаю, как поступить! Когда я закончу обучение, я стану непобедимым, и всем, кто осмелился обижать нас с сестрой, несдобровать!

Тисса испуганно смотрела то на Кейсена, то на Лио, который, казалось, никак не прореагировал на откровенную грубость в свой адрес и продолжал все так же невозмутимо чистить оружие.

– Ты никогда не будешь непобедимым, и если ты не в состоянии понять этот простой факт, то твои тренировки пора заканчивать. – Мальчик насмешливо приподнял бровь. – К тому же стремление стать непобедимым свидетельствует о том, что воина из тебя никогда не получится. А попытка мстить всему миру выглядит просто жалко.

– Да как ты…

Девушка беспомощно ахнула, когда Кейсен бросился на Лио, она уже представляла себе… но мальчик не стал связываться с ее братом, он просто неспешно и вроде бы немного рассеянно наклонился за лежащей рядом с ним на полу перчаткой, и нападающий пролетел мимо, с грохотом рухнув на диван.

– Не стоит недооценивать противника. – Лио с бестрепетной улыбкой наблюдал за тем, как разъяренный юноша выбирается из диванных подушек и разворачивается к нему с самыми кровожадными намерениями. – И, кстати, определись заранее, что ты хочешь сделать со своим врагом? Просто причинить боль или убить? А заодно стоит проверить, способен ли ты на это. По своему опыту знаю – нанести смертельный удар живому человеку в первый раз не так-то просто.

Последние слова заставили Тиссу сдавленно вскрикнуть, а Кёйсена замереть. Они оба смотрели на невозмутимого, как статуя, мальчишку и не могли поверить своим ушам. По всему выходило, что этот десятилетний ребенок не только гораздо лучше их обучен искусству убивать, но и успел уже применить его на практике. Страшное открытие. Девушка поежилась, представив, чего от них с братом могут потребовать в будущем, если из Лио в его возрасте сделали убийцу, и тихо спросила, стараясь голосом не выдать обуревающие ее чувства:

– Тебя заставили, да?

– Что «заставили»? – Мальчик недоуменно поднял бровь, но держался предельно вежливо, словно догадываясь о ее состоянии и не желая пугать еще сильнее.

– Убивать. – Тисса сама с трудом расслышала себя и уже решила сделать усилие и повторить погромче, но, к ее удивлению, собеседник спокойно ответил, осторожно убирая меч в ножны и поднимаясь с пола. На Кейсена он больше не обращал внимания, словно что-то решил для себя по его поводу и не видел смысла в дальнейшем общении.

– Меня никто не заставлял, но мы с сестрой собирались отомстить одному человеку, однако при исполнении своего замысла столкнулись с некоторыми трудностями. Ни тебя, ни твоего брата никто не станет принуждать рисковать своей жизнью или нарушать закон. Если честно, в следующие десять-пятнадцать лет вам вообще не стоит появляться за пределами этого поместья. Вы здесь в полной безопасности, единственное, что от вас требуется, – это выполнять рекомендации ваших опекунов и не пытаться заниматься самодеятельностью. – Лио на мгновение прикрыл глаза и тихо добавил: – Я понимаю, что ты и твой брат хотите отомстить тем, кто уничтожил вашу семью, но сейчас это очень затруднительно, да и опасно, прежде всего для вас…

– И в случае необходимости вас остановят любыми средствами, если только попытаетесь сделать подобную глупость. – Внезапно раздавшийся рычащий голос Хизы заставил Тиссу придушенно охнуть и обернуться к новой собеседнице. Девушка испуганно спрашивала себя, как долго эта странная и страшная женщина слушает их разговор и не сказали ли они чего-нибудь такого, что может разозлить это грозное создание. А Хиза между тем бесстрастно продолжила, демонстративно игнорируя испуг Тиссы: – Вы слишком ценны, чтобы мы рискнули потерять вас в подобной авантюре.