Текст книги "Дань для Хана (СИ)"
Автор книги: Александра Ермакова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Глава 7
POV Дань
Даже не остановился, меня вот такую потрёпанную, зарёванную, разлохмаченную, почти голую и босоногую из дому прочь потащил.
– Кладбище! – скомандовал, затолкнув меня в машину.
Тачка сорвалась, только дверца с нашей стороны захлопнулась.
Моё сердце испуганно трепыхнулось, холодный пот по позвоночнику сполз. Я сидела и боялась дышать. Слёзы катились без дозволения, и это они были отнюдь не из-за страха. Злые слёзы ненависти, а я всей душой ненавидела это чудовище, посмевшее на меня руку поднять. И плевать, что не ударил – он меня… за волосы и как суч*у подзаборную…
Отец такого никогда не позволял!
Каким бы авторитетом не был – нас с сестрой не обижал!
Ехали в глухом молчании. Только сердце ударным темпом выколачивало волнение. Даже мелькнула мысль попробовать на ходу выпрыгнуть, но позади нас катила ещё одна машина Хана. Такая попытка сразу будет провальной…
– Выходи, – без деликатности пихнул меня с заднего сидения. Да так, что чуть не упала, не успевая ногами переступить по холодной земле. Он следом выбрался с моей стороны.
Крепко держа за локоть, и вообще руку круто выворачивая, потому что не поспевала за быстрым шагом чудовища, протащил по кладбищу мимо могил и остановился несколькими минутами погодя, толчком отправив к свежим ямам.
– Видишь, – ткнул на дырки в земле. Меня от холода передёрнуло. А может от страха, сдавившего глотку. Не желая показывать, что меня уже трясло от ужаса, переступила с ноги на ногу:
– И что? – а глаза оторвать от ям не могла. Тут две рядом, а одна чуть выше, над ними. – Это нам с сестрой и батей? – от страха не то икнула, не то хохотнула. – Оперативно, – вот теперь с выдохом хмыкнула, хотя истерика нешуточная накатывала и жилы тряслись, сердце лихорадочно колотилось.
Хан ведь не собирался убивать нас с сестрой. Сам говорил. Шлюхами сыночку сделает, но не убьёт. Чёрт, неужели так допекла, что он…
– Ты, бл*, реально не всасываешь? Тупая по жизни или правда не в курсе, что происходит? – прошипел, чуть ли слюной не брызжа.
– В курсе чего? – почти подвыла. – Что ты – трусливый Шакал и вломился к нам в дом? В нашу жизнь? НОЧЬЮ! Когда мы спали??? Схватил беззащитных, безоружных девушек… Избил отца… Всё перевернул, требуя возмездия, не пойми за что… – я тоже почти плевалась своей болью и непониманием. – Если у вас тёрки с отцом, то причём тут я и сестра? Или у вас у брутальных мужиков это крутым считается, напугать, изнасиловать слабый пол, дабы весь мир ужаснулся, какие бесчинства творите? – я умела разить и всегда находила поточнее и погадостней слова. – Это так… по-игиловски, крушить святое и беззащитное, в том числе женщин и детей…
– Он вам не сказал, в чём дело? – с удивительным терпением выслушал мои претензии Хан.
– А у него было время? – пальнула негодованием я. – Ему позвонили за несколько минут до вашего появления! – процедила зло. – Или ты не заметил, что мы сонные были? – отчасти лгала, но лишь немного. Папа нас и правда ночью разбудил. И рассказать ничего толком не успел….
Он любил нас с сестрой. Не спасал документы, бабло… Он хотел спасти нас. Времени объяснять, что случилось, не было. Поэтому он нам давал выбор. И мы его сделали. Это был единственный раз, когда я загордилась сестрой, проявившей наконец Юсуповский характер – не бросать своих, чтобы не случилось, даже если трусы мочишь от ужаса!
За то короткое время, пока мы метались по дому, чтобы добраться до дальней комнатки, папа давал последние инструкции по выживанию:
– Вы уже взрослые, чтобы понимать реалию жизни и сделать собственный выбор. К нам идёт Хан. Он идёт нас убивать. И, скорее всего, убьёт, потому что в ярости! Я не могу спасти вас всех, но в доме есть тайник. Место только на одного.
Я покосилась на сестру. Она на меня. Обе на отца:
– ТЫ…
Он в недоумении на нас.
– Они же за тобой, – чуть ли не хором с сестрой.
– А мы, – я сглотнула сухим горлом. – Если не убьёт сразу… насилие, – слово далось тяжко, – переживём, а потом отомстим!..
– Я никогда не был трусом! – горячился папа. – И не собираюсь скрываться, потому что не виновен в случившемся! Если попытаюсь удрать, Хан воспримет как признание вины, и тогда резать будет всё семью до последнего колена, а так… у вас будет шанс спастись. Хан может быть очень жестоким, но я надеюсь, что очевидное увидит. Я сдамся без боя. Убьёт – значит так, потому что его горе не передать словами, и он жаждет крови. Моей! И вашей… Мне не страшно умирать – я только за вас боюсь, поэтому…
– Нет, – мотнула головой сестра. Так категорически, что я опешила. Моя нежная сестрёнка, боящаяся и грозы, и молнии, не причинившая боли по злому умыслу ни единому существу, сейчас была истинной Юсуповой. Решительной и твёрдой, несгибаемой, несмотря на вероятный кровавый исход для всех нас.
А дом уже разносили, слышался грохот, выстрелы, крики, визг любовницы отца. Приближающий топот…
– Пусть Данька, – кивнула Регина на меня.
– НЕТ! – вот теперь и я взбрыкнула.
– Дань!.. – почти с мольбой и болью взвыл отец, даже глаза засверкали, словно вот-вот слёзы пустит. – Хоть ты…
– НИКОГДА! – почти поперхнувшись негодованием. – Юсуповы никогда не оставляют своих! – отчеканила яростно. – И не предают! – добавила, а голос дрогнул, как бы я не страшилась показать, как боюсь. И чтобы скрыть накатывающий ужас, вжалась в отца, распахнувшего для нас объятия. И следом сестрёнка нырнула.
Я редко позволяла литься слезам, но эти запомнила… и думаю, навсегда! А потом наши уютные объятия были нарушены грохотом ломаемой двери…
Пленение/избиение отца/насилие над мачехой – которые смутно помнила, потому что готовиться к Аду и в нём оказаться – разные вещи. Я даже не понимала бросаемые Ханом в нашу сторону претензии и угрозы. Для меня он по-прежнему оставался ЛЮТЫМ монстром, посмевшим вторгнуться в чужую жизнь и сломать судьбы!
Потому и смотрела на него именно такими глазами. Осуждающими, презирающими, полными ненависти!
Хан меня больно за плечо дёрнул на выход с кладбища, а охранники его топали за нами и все как один мрачнее тучи.
Раньше они у меня были все на одно мерзкое лицо деградантов-насильников, у кого пороху хватает лишь на того, чтобы баб беззащитных трахать кучкой, а теперь… я стала их различать. Пока не понимала, чем именно отличались, но облик каждого немного прояснялся.
Хан меня толкал к машине, не так болезненно, как до этого за волосы, но когда у морга остановились, меня крупной дрожью перетрясло. И зубы предательски проклацали:
– Не пойду!
Глава 8
POV Даниила/Дань
Мотнула упрямо головой, вернее судорожно и нервно: «НЕТ!» Я вообще чуть слабину не дала, взмолившись меня не трогать.
Морг?! Ни за что!
Уже себе место там красочно представила. И тело своё… безжизненное и белое на металлическом выдвижном столе.
Но схлестнувшись с тяжёлым взглядом карих глаз Хана, поняла, что моя истерика бессмысленна. Она не тронет и частички выезженной души этого монстра.
Под конвоем псов Хана и его самого, босыми непослушными ногами шлёпала по холодному полу пустынного, мрачного коридора. Чтобы не рыпалась, Хан меня за затылок держал так крепко, что в спину, будто тысячи игл воткнулись, и любое движение в сторону отдавалось жуткой болью и прострелом молний по телу. Я и пискнуть не могла – боялась, что забудется и сдавит сильнее, а у меня и без того от его пальцев синяки будут на коже.
Редкие встречные по стеночкам шарахались, и никто слова против нашего появления не говорил. Хан будто к себе домой заявился. А может, оно так и было! Морг – самое место для такого монстра, как Хан!
Все двери открыты, и даже холодильное отделение морга… как оказалось. Меня ноги туда не несли совсем. Я точно на невидимую стену наткнулась, и если бы не грубоватый хват и рык Хана: «А ну пошла!» – аккурат с толчком, я бы осталась на месте. А так… в дубильник чуть ли не влетела, едва лбом двери не распахнув, но вовремя успела руки выставить, и смягчить встречу со створками. Они послушно меня пропустили… в большое помещение с металлическими дверцами-ячейками во всю противоположную стену. Кафельный пол со стоком, патологоанатомический стол, мойка и разные приспособления для вскрытия. Но самое жуткое тут было – запах. Сладкий, тошнотворный, смешанный с ядрёной порцией медикаментов.
Меня замутило, даже рвотный рефлекс по горлу прокатился, и я торопливо рукой рот зажала. Оглядывалась в ужасе, а Хан чуть прошёл вдоль металлических дверец с чёрными ручками и потянул на себя одну из них. Помещение наполнил скрежет – выкатился столик с трупом, который плотно скрывала белая простынь. По очертаниям там был…
Хан её сдернул и я всхлипнула от отвращения. Шарахнулась было, но он в два шага ко мне приблизился и, за запястье так злобно дёрнул, направляя к обгорелому трупу кого-то очень мелкого и тощего.
– Смотри, – рыкнул на меня, схватив за волосы, потому что отворачивалась, не желая этого видеть. Чуть потряхивал, требуя моего полного внимания:
– Смотри!!! Это Моя Сестра!..
Я проскулила что-то нечленораздельно соболезнующее, кусая губы и сильно зажмуриваясь.
– А это! – с большей порывистостью, ещё один труп из соседней ячейки выкатил:
– Моя дочь, – со словами дёрнул покрывало… и меня вырвало. Слёзы глаза выжигали, меня безудержно рвало, а голос надо мной жужжал:
– Они бы носили любые грёбанные шмотки, какие бы я им дал, но ВАША семья их убила! – каждое слово вонзалось в сознание. Пронизывало его, ставя жирный крест на какой-либо возможности примириться нашим кланам.
Это было не просто страшно… Как, оказалось, случилось непоправимое. То, что обращало прахом надежды, что Хан простит нашу семью и будет к нам с сестрой снисходителен.
Только теперь я поняла весь смысл обрывочных фраз: «Больше нет… была… кровь за кровь…». Я глупая! Да! ДА! ДА!!! Сразу не поняла масштаб катастрофы. Вот почему отец так хотел спасти хоть кого-то из нас!
– Мне жаль, – утёрла рот ладошкой и подняла зарёванные глаза на Хана. – Правда, жаль… – не лгала. Не скажу, что он для меня обрёл человеческий лик, но его поступки… они стали понятней. Даже отклик в душе нашли.
– Своё прости, – сквозь зубы процедил, – закапай с ними в могилу. И впредь, – опять к себе дёрнул за шкварник – аж ткань жалобно треснула. – Если я говорю: «Сидеть!» – сидишь. Скажу: «Бежать» – помчишься. И даже сосать и лизать будешь, если мне это взбредёт в голову и кому скажу… Потому что ты и твоя сестра даже не шлюхи. Вы для меня вещи… И ты… даже имени не имеешь, ибо не заслужила. И молись, малолетняя шалава, чтобы Юсуп нашёл тех, кто, по его мнению, замешан в убийстве моей семьи!
Больше ни слова не проронил. Меня ослабевшую, зарёванную и до сих пор не отошедшую от увиденного, обратно за локоть вывел. Наплевав, запинаюсь я или нет, успеваю ли, и то, что мне хреново, протащил к выходу. Его верные псы были по-прежнему рядом. Держались в стороне и на меня почти не смотрели – понимали, что случилось.
А потом меня, в этом же виде в магазин привезли.
– Выходи! – я ещё под впечатлением сидела и не сразу сообразила, где мы стопорнули. Глазами непонимающе повела. Названия вроде знакомые, но рассудок как-то пока плавал во мраке, в который меня безжалостно топили последние несколько часов.
Мне помогли выйти – неделикатно за руку потянув.
– Хоть шаг к побегу – я с тебя живьём шкуру спускать собственноручно буду, – пригрозил Хан, даже на меня не глянув. Он вперёд смотрел, но явно в никуда – в свои тягучие, полные мести и боли мысли.
Я его услышала. Предельно ясно.
Мужики за мной в магазин зашли.
А я рассеянно взглядом по помещению скользнула. Продавщицы, меня увидев, побледнели, в лице изменились. Вроде знакомые… я дорогие магазины хорошо знала, как и персонал, потому что с подругами часто гуляла и все новые коллекции на себя примеряла. Не шмотница, но развлечения ради…
А сегодня ничего не видела и плохо различала слова продавщиц-консультанток. Шла по рядам и просто снимала какие-то вешалки, не особо задумываясь, что брала. Ни цвет, ни фасон, ни модель, ни размер – мне плевать было.
– Может, подсказать всё же? – когда очередную вешалку сняла и на согнутую в локте руку повесила, хотя там уже места не было.
– А? – я заторможенно вырывалась из паутины пережитого ужаса. – Вот это пробейте, – не в себе пробормотала, дойдя до кассы и свалив кучу перед кассиром. Девушка в сомнении на груду покосилась, на меня, на мужиков, стоящих у выхода в магазин.
– Вы уверены, что вам всё это нужно? – робко уточнила кассирша с виноватым лицом.
– Всё? – вторила я и уставилась на гору тряпок.
– Вещей пять важных пусть возьмёт, остальное лишка! – раздался голос одного из мужиков. Он телефон от уха убрал и, выключив, спрятал в карман лёгкой куртки. – Слышь, малая? – меня презрительным взглядом окатил. – Бегом отоваривайся. Хан сказал: «Пять вещей!», – грубовато повторил для меня тупенькой.
– Тогда, – кивнула я. – Трусы, лифчик, носки… – запнулась и на этом повернулась к охраннику, – это за два предмета считать или один?
– Не умничай, коза, лучше поторопиться, иначе, в чём есть, в том и будешь ходить!
– Футболку, джинсы, – продолжила список для ушей продавщицы. – Кеды, куртку… – запнулась на далёкой мысли, что мне ещё жить и мстить, а стало быть, выкручиваться нужно. – Платье… – чуть в мозгах просветлело. – Мне нужно жениха покорить в самое паховое сердце! – отчеканила голосом, в который возвращалась жизнь.
Одеваться отказалась. Я облёванная, зарёванная чухондра с грязными ногами… Лучше свиньёй похожу, может совесть взыграет у Хана.
Охрана ни слова на это не сказала. Безлико за нами наблюдала, пакеты загребла, расплатилась и к машине меня сопроводила.
– Что-то ещё? – уже дома уточнил Хан, когда вошли в зал на первом этаже, а пакеты с покупками рядом со мной сгрузили.
Меня аж зло взяло.
Он потерял свою семью… а теперь топтал чужую, при том, что понимал, что нас, скорее всего, подставили. Разве это справедливо? Его горе – оно не передать словами, какое страшное! Боль – да, она, конечно, отупляла, ослепляла, оглушала, но как добиться протрезвления у живого мертвеца, потерявшего вкус к жизни и уже нежелающего слышать других???
Как???
Я жить хочу!
И я хочу доораться до этого монстра.
Я НЕ ВИНОВНА! И МНЕ ОЧЕНЬ… ОЧЕНЬ ЖАЛЬ!!!
– Телефон и симка с инетом, – не ёрничала, да и вопрос я восприняла серьёзно. Хан на меня так странно посмотрел, будто я его удивила.
Зато потом удивилась я, когда меня в ту самую комнату поместили, где фотки стояли… В спальню его сестры, сообщив, что можно брать всё, – а там и гардеробная оказалась вместительная, – кроме фоток!
И конечно шоком стало, когда выйдя из душа, на постели нашла телефон… стационарный, доисторический… детский с крутящимся циферблатом. А рядом конверт с новой симкой… и, бл*, такой бестолковой без нормального аппарата!
Шутник… Он, мать его, шутить изволил?
Во мне опять проснулась стерва!
Что ж, пошутим, Хан! Ох, пошутим…
Глава 9
POV Хан
Дом покидал с Адским жжением в груди и желанием закопать идиотку в могилу с дочерью, потому что слушать яд Юсуповой становилось всё невыносимей. И домой меня не тянуло – он теперь был пустым и безжизненным. Поэтому нагрянул к сыну, но, к удивлению, мне открыла Юсупова старшая. Девка меня увидала, прочь шарахнулась в арку столовой/кухни.
Мы с парнями прошли в зал. Я упорно делал вид, что меня ничто не колыхнуло, но на деле – разрывало от бешенства.
Юсупова не показывалась, мы сидели долго, и когда я не выдержал, набрал сына:
– Я у тебя, – бросил ровно.
– Что-то опять случилось? – сын явно куда-то шёл, голос был запыхавшимся.
– Да, – короткая пауза, – мне дверь открыла Юсупова, – пояснил мысль нарочито спокойно.
– Бл*, – досадливо буркнул Карим. – Хан, не начинай выносить мозг, – тотчас огрызнулся, в который раз подтверждая, что при всей кажущейся мягкости характера, он не боялся ни бога, ни… меня. Хотя в том был виновен я, мне было всего ничего, когда Карим родился. Воспитывать сына мне было некогда. Всё наше общение сводилось к редким «привет, как дела» и было скорее, как у братьев, чем, как у отца с сыном. Поэтому Карим и говорил со мной порой не как со строгим батей, а как со старшим, вечно придирающимся к нему, братом.
– Я скоро буду, – отчеканил, упреждая любое желание с ним поругаться по телефону. – Мы поговорим!
Я так и сидел на диване. Всё всплывающие вопросы решал по мобильному. Юсупова на глаза не показывалась, но мышью по кухне шныряла. Оттуда тянулся приятный запах.
Мои ребята зашевелились. Да и я сам запоздало вспомнил, что не обедал, не ужинал.
– Вы опять скопом?.. – сын вошёл домой со своей парой охранников. Его это явно тяготило, но мне плевать – переживёт, вернее, для того чтобы пережил, они за ним и ходили. – Могли бы хоть обувь снять, – недовольно обронил Карим. Это у нас вместо семейного приветствия: я молча жду его ворчливых упрёков, а потом начинается спор…
В этот раз спор начал чуть погодя, уже в столовой, где нас ждал засервированный стол.
Я внимательно следил за тем, как поглядывали друг на друга Юсупова и сын. Как её щёки краснели, глаза блестели. И Карим был на удивление улыбчив. Давненько его таким не видел. Он сиять начинал…
Ох, не нравилось мне это.
Я сидел во главе стола, где даже для ребят нашлось место, хотя по обычаю, они отдельно ели. Не потому что я заставлял, а потому что им так было удобней, да и ржать любили, чего я за стол не приемлел.
А сегодня молчаливо расселись, глазами пожирая довольно хорошо заставленный блюдами стол. И за всё это безобразие мы должны были благодарить Юсупову с Валентиной Георгиевной, кухаркой Карима. Она ещё мне готовила по молодости, а потом, когда я дом отдал сыну, осталась с ним. Он же, вообще, не заботился о своём пропитании. Если бы ему не подсовывали пищу – забывал бы о ней напрочь. А Валентина знала Карима с детства, и конечно была в курсе, всех его пищевых пристрастий, но сегодня был непривычный стол. Я задумчиво мазнул глазами по огромному блюду с пловом… в душе шевельнулся червь сомнения насчёт правильности подарка сыну.
С дозволения хозяина дома трапеза началась, хотя Юсупова думала сбежать, Карим коротко обронил:
– С нами сядь, – и она послушно осталась.
Вот тогда и я взял вилку. Еда была очень вкусной, но посматривая на парочку, сидящую рядом, всё больше укреплялся в догадках. Девка покладистая, для сына это хорошо, вот только мне не нравилось, что она не выглядела униженной, использованной – подстилкой, рабой, вещью! Не тянула ни на одну из этих ролей, а вот на скромную, робкую хозяйку…
На этой мысли отложил вилку:
– Хочу понять, что происходит, – прозвучало вкрадчиво и внушительно, если учесть общее тягучее молчание за столом, накалённую тишину, которую нарушало только побрякивание вилок о тарелки и задумчивое жевание/сопение.
Все замерли, устремляя взгляды на Карима. Юсупова голову в плечи вжала и, судя по красивому личику, вот-вот была готова разреветься.
– То, что она – моя! – кивнул Карим. – Я делаю с ней, что хочу. Разве нет? – сын знал, что я не уважаю блеянья и невнятностей. Поэтому для меня прозвучало предельно точно: «Не твоего ума дело!» Нет, сын имел право меня послать. Он один из немногих кому это прощалось, потому ЭТОГО ни разу не случалось, а вот теперь… Я не опешил, терпеливо ждал пояснения этому феномену.
– Мы с ней пришли к консенсусу, – прожевал очередную порцию плова Карим. – Она не делает глупостей, занимается домом, при моём желании… мной…
– Ещё женись на ней, – кивнул я, не выдерживая соплей-рассуждений сына.
Карим задумчиво покосился на Юсупову, девушка побледнела, голубые глаза совсем запрудились слезами. Я от неудовольствия покривился.
Этого ещё не хватало – видеть слёзы второй суч*ки рода Юсуповых. И если первая зло ревела и ненавидела, эта… жалкая картина. Как раз для нежной души моего сына. Но почему-то у меня с бабами мягкотел. С подросткового возраста.
Да, не был высок, смазлив, как они любили – худощавый, лысоватый, поэтому натянул на себя комплексов и довольствовался тем, что падало под ноги, а это никогда не бывало достойным, и, увы, когда он это понимал, оказывалось поздно для его душевного равновесия.
Последняя его невеста была красотка ещё та. Милая, улыбчивая поскакушка… поскакала… на другом, а Карим это увидел. Не её возненавидел, а принялся себя корить, в себе искал недостатки и проблемы: мол, на работе весь день, а она бедная разнесчастная. Мне так и не удалось ему в башку вбить, что телка у него – шлюха – вот и вся правда!
Он её чуть было не простил… жениться собирался. Я это по-тихому решил. Её под другого подложил, и она сама с горизонта сына ушла.
Мда. Я много в жизни грешил, но ни одна баба так и не тронула моего сердца. Были удобные, были затянутые, случайные и разовые отношения, но жениться?! Нет, это не для меня. Как начала свистопляска по жизни, так и закрутилось. Дела, дела, дела… Не до женитьбы, не до серьёзных отношений тем более. С моими-то врагами и жизнью этим днём?! Нет!
Хотя детей признавал всех, если не сомневался в вероятном отцовстве. У меня бывали неосторожные связи, чего греха таить. И если я об этом знал, значит не имел права отрицать и возможность залёта партнёрши. Даже тестов не делала ДНК. За хера?
Карим, Эсманур… их принял сразу. С матерями расплатился, а детьми занимались профессионала: няня, педагоги, репетиторы… По крайней мере, с Каримом. С дочерью так было, пока сестру не выдернул из лап мужа.
Я опять скрежетнул зубами:
– Значит ничего личного? – глухо бормотал. – И если я её трахну или кто-то из парней, ты не будешь против? – не думал этого делать, но язык первее мысли сработал.
Карим перестал жевать, Юсупова уронила вилку, ужас в глазах забился.
– Нет, – странно качнул головой сын, словно жест из себя выдавливал. – Конечно же… я буду против, – наконец решительней кивнул. – Она моя и… – замялся, на девку глянув. – Моей и останется…
– Но женишься ты на другой, – напомнил ему мрачно.
