Текст книги "Натали. Игры памяти (СИ)"
Автор книги: Александра Гром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
– Виктор Петрович спрашивал, но никто пока ещё до конца не определился со своими планами, – отвечаю тактично.
– Понятно, – тянет Ксения с кислым выражением на лице, – как всегда будем тянуть соломинки.
– А куда и с кем вы поедите? – Борис неожиданно включается в нашу беседу.
– В город с детьми на выставку абстрактного искусства. В середине этого месяца как раз откроют экспозицию, но сразу после открытия там будет многолюдно. На майские праздники все разъедутся на пикники и дачи, посетителей станет меньше, – я поворачиваюсь в сторону Бориса. Удивительно, но он оставил в покое еду и внимательно смотрит на меня!
– Какой класс? – уточняет он.
– Одиннадцатый.
– Отлично, – мужчина кивает, – считайте, вы нашли второго сопровождающего.
– Это такой благородный поступок с вашей стороны! – восклицание Ксюши я нахожу неуместным, судя по лицу Бориса, он разделяет моё мнение.
Глянув на девушку, мужчина сухо отвечает:
– У выпускников одна из последних тем – абстрактная живопись, – после этих слов он вновь смотрит на меня. – Вы сами сообщите Глинскому или это сделать мне?
– Я с Виктором Петровичем сегодня встречусь, так что, пожалуй, сама.
– Прекрасно.
Обменявшись взглядами, мы с Ксенией принимаемся вяло ковырять вилками в остатках второго блюда. Аппетит пропал у обеих, чего нельзя сказать, про нашего компаньона. Он быстро расправляется со своими гигантскими порциями и также быстро с нами прощается.
– Такого прокормить – проще убить, – делится впечатлениями Ксюша.
Мысленно я её поддерживаю, но это остаётся тайной.
– Знаешь, я передумала на счёт очереди, – коллега продолжает мыслить вслух.
– Понимаю.
– А у тебя есть шанс, – огорошивает она меня. – Да-да, не надо делать такие глаза! Он, по крайней мере, смотрел в твою сторону, когда вы с ним разговаривали.
– Брось, мы обе не в его вкусе, – отмахиваюсь я от глупых предположений. – Ты бы видела, как он сегодня флиртовал с Евгенией Фёдоровной. Вот она ему точно понравилась, несмотря на возраст. Не думаю, что он страдает какими-то извращениями, просто сделал приятное женщине.
– Наталья! – девушка глядит на меня с умилением и снисхождением. – Флирт с мадам Лапиной – это игра. Мужик понял, что с ней надо дружить. Или узнал.
– Откуда? – изумляюсь я, но тут же вспоминаю столкновение Бориса с опекуном в коридоре. – Возможно, ты права. О Викторе Петровиче он откуда-то узнал.
– Вот видишь! – она щёлкает пальцами. – Нашему оптимистичному одуванчику нужно сладко улыбаться и расшаркиваться, иначе есть вероятность получить целую пачку проблем! И Борису это стало известно.
Я вновь готова согласиться с коллегой, но, как и в прошлый раз, оставляю своё согласие при себе.
– И всё равно, – упрямлюсь я, – он едет со мной только из-за учебной программы.
– Да, но при этом он предложил самолично сходить к Петровичу и записаться в сопровождающие, – девушка со значением поднимает указательный палец.
– И? Я поначалу подумала, что в нашем коллективе появился нарцисс, сейчас я поняла: он просто самовлюблённый хам. В общем, не мой идеал мужчины.
– Я бы на твоём месте не спешила навешивать ярлыки, – осаждает меня Ксюша, – не так уж он прост.
Что не прост, я и сама поняла. Только вывод этот сделала, основываясь на другом. В нашей школе отлично платят, но любому учителю придётся работать в лучшем случае полгода и питаться святым духом, если он поставит перед собой цель приобрести одежду и аксессуары как у Бориса. Про автомобиль я вообще молчу.
Может, я не права, и новенький вовсе не такой страшный и ужасный, каким я его себе нарисовала после столь короткого периода знакомства, но благотворительность – точно не его хобби. Так почему он согласился занять место Гриши? И для чего ему оставаться тут целых пять дней?
15 апреля 2011 года
Почти две недели тишины и покоя – просто не верится! В последнее время уже стала забывать, что такое вообще возможно.
Как бы ни хотелось этого не признавать, но внезапной идиллией я обязана Борису. По какой-то неведомой мне причине он не вызывает опасений со стороны опекуна, хотя Виктор Петрович неоднократно становился свидетелем наших совместных завтраков, обедов и ужинов. Первые два дня после появления блондина я внутренне напрягалась, стоило излишне заботливому мужчине остановить свой взгляд на столике, за которым сидели мы с Борисом, но потом я расслабилась и перестала ожидать вызова на очередной сеанс промывки мозга.
Лишь один человек отнёсся отрицательно к моему новому соседу в столовой. Это Михаил. В первый раз он подсел к нам за ужином в прошлый понедельник и попытался пошутить над Борисом. Я уже приготовилась наблюдать ещё одно яркое шоу, но блондин повёл себя неожиданно. Он посмотрел на Михаила таким взглядом, будто видел перед собой пустой стул, после чего повернулся ко мне. «Мне показалось, или тут кто-то есть?» – читалось в его глазах. В ответ я лишь кашлянула. Борис пожал широченными плечами и вернулся к прерванным занятиям: к еде и чтению с планшета какой-то статьи по искусству.
Стыдно в таком признаваться, но я была бы не прочь услышать от Бориса ответную колкость в адрес Михаила – так меня достал парень своим вниманием! Это желание исполнилось уже во вторник. Трудно предположить, какую реакцию ожидал получить горе-шутник, но за вполне безобидный вопрос «Не жмёт ли костюмчик?» он, как говорится, огрёб по полной программе. Не особо остроумный ответ «Одежда, пошитая на заказ, жать не может, но откуда вам это знать! Да и жать-то у вас нечего» ударил сразу по самым больным местам Михаила. Он всегда очень болезненно воспринимал свою худобу, на удивление болезненно для мужчины. Я часто наблюдала, как парень активно включался в дамские беседы, где обсуждался вес. Прекрасно помню его слова о том, что стройность в моде, все модели тощие и много чего ещё в подобном духе.
Ну, а вторая болевая точка у ловеласа-неудачника – финансы. Михаил – без пяти минут патологический игроман, это ни для кого не секрет. Невероятно, порой пугающе проницательный по жизни он искренне верит в то, что это качество однажды позволит ему сорвать большой куш. Пока удача раз за разом отворачивается от упрямца, и холодность этой капризной дамы плачевным образом сказывается на бюджете Михаила. К фатальным последствиям нездоровое увлечение парня ни разу ещё не приводило, но шить одежду на заказ даже в обычном ателье ему не по карману. Он может сколько угодно называть пижонами мужчин, подобных Борису, но в человеческой природе насмехаться над тем, чего отчаянно желаешь и не можешь получить.
Почему Михаил теперь активно избегает общества Бориса мне понятно, но почему исчез интерес ко мне – это вопрос. Есть подозрение, что между мужчинами имела место ещё одна беседа, из которой блондин вновь вышел победителем. Возможно, жаждущему любви парню мозги вправил Виктор Петрович, но мне трудно в это поверить. Сама я так и не решилась поднять данную тему, а ждать инициативы в этом вопросе от опекуна бессмысленно. У него всегда виновата я.
Вот так мои дела наладились за какие-то двенадцать дней. Я могу смело назвать себя довольным жизнью человеком. Но есть у нас один счастливчик, который сейчас радуется больше всех. Это наш физрук.
В школе все учителя болеют своими предметами, и Алексей Григорьевич в этом плане не отстаёт от остальных. Он, как может, старается привить ученикам любовь к спорту, но у него не всегда это получается. Особенно плачевно дела обстоят в старших классах. То есть обстояли до последнего времени.
В прошлую пятницу Алексей Григорьевич попросился за мой стол за завтраком. Я возражать не стала. Сияя как новенькая монетка, мужчина громыхнул подносом, плюхнулся на стул напортив и потёр руки.
– Ну, Наталья Андреевна! Наконец-то мне в этом году сдадут нормативы по бегу!
Я удивлённо подняла брови.
– Не все, – поправился физрук, – но многие.
Тут к нам подошёл Борис. Он занял своё привычное место рядом со мной, даже не отвлекаясь от очередной статьи в планшете.
– Борис Аркадьевич, – позвал его пожилой коллега.
Блондин соизволил оторваться от полезной игрушки.
– Спасибо за личный пример! – от души поблагодарил его Алексей Григорьевич. – Пожал бы руку, да знаю, что это вам не по душе придётся.
Борис улыбнулся вполне нейтрально и протянул коллеге правую руку. Физрук в первый момент растерялся, но быстро пришёл в себя.
– Ну, ведь сдадут же? – взволнованно спросил он, сжимая чужую ладонь.
– Если весь месяц пробегают, то сдадут, – ответил Борис, позволяя трясти свою кисть.
– Тогда за девчонок я спокоен! Они у нас упорные! – мужчина наконец-то оставил в покое сослуживца. – Вы главное сами не бросайте.
– Что вы! Я как часы: пять раз в неделю в любую погоду.
– Вот и хорошо! – Алексей Григорьевич окончательно успокоился и приступил к еде.
Борис уткнулся в свой планшет, а я… я тогда поняла почему многие ученики уже второй день подряд приходят на завтрак раскрасневшиеся – бегают.
В обед я пересказала утренний разговор Ксении. Она долго смеялась над моей несообразительностью и невнимательностью. Очень долго. До тех пор пока я не напомнила ей про время.
Поначалу я отказывалась идти с ней к гаражу, где девушку, скорее всего, никто уже не ждал. Да и в принципе, наверное, не ждал.
– Ну и что мы там забыли вдвоём по твоей легенде? – вопрошала я у Ксюши, позволяя тащить себя за руку.
– Наталья, шевелись! – рыкнула она на меня. – Не важно, что мы забыли. Может, просто прогуляться захотелось!
– Да, ровно в два в пятницу. Борис, проезжая мимо, так и подумает.
– Может, успеем.
– Ксюш! Два часа, три минуты. Он уже у ворот, говорю тебе!
Но Ксения девушка упорная, поэтому мы дошли до гаража.
Борис нас ждал. Он стоял, облокотившись на машину, и неотрывно смотрел на часы. Едва заслышав наши шаги на гравийной дорожке, мужчина резко вскинул голову. Светлые локоны перестали скрывать графитно-серые глаза. Заглянув в них, я в очередной раз убедилась: терпение – не его добродетель.
В тот момент я боялась даже вздохнуть и очень-очень надеялась на молчание Ксении. Я помнила насмешки Бориса, ими он щедро осыпал меня при встрече даже без повода, а что случается, если этот повод ему дать, я уже знала.
Ксюша – молодец, промолчала. Борис тоже. Он просто открыл перед девушкой дверь. И закрыл. Наверное, с трудом удержался от эффектного хлопка, но машинка всё же была не казённой, а его личной и баснословно дорогой. Ради интереса я посмотрела её стоимость в интернете. От количества нулей в цене модели даже с минимальной комплектацией рябило в глазах.
Ксения повернулась ко мне лицом и с блаженной улыбкой махала рукой. Я несмело откликнулась.
Из головы никак не шли мысли о том, чем же Борис занимался раньше, если мог позволить себе жить на широкую ногу. Но больше всего меня волновал ответ вопрос: что он забыл у нас в школе?
Я перевела взгляд с довольной моськи девушки на чеканный профиль блондина. Мозг, как назло, отказывался работать в нужном направлении и выдавал совершенно сумасшедшие варианты: модель, киллер… и актёр фильмов для взрослых. Первый вызывал скептический смешок, второй – желание покрутить пальцем у виска, а третий – шок. От себя самой.
«Наверное, сказывается длительное воздержание», – подумала я и покраснела.
По вселенскому закону подлости Борис выбрал именно этот момент, чтобы попрощаться со мной. Тёмные брови поползли вверх. Ещё бы его не удивил мой вид: слабая улыбка на губах, красные щёки, поднятая в нелепом жесте рука, ну, и в завершении всего я таращилась на него как дура!
Должно быть, Борис на самом деле боялся опоздать на запланированную встречу, потому и не сказал ничего кроме коротенького «До понедельника!». В понедельник, впрочем, тоже.
Несколько раз из окна своего кабинета я видела, как Борис пробегал мимо, позади, на почтительном расстоянии бежала группа одиннадцатиклассников. Остальные детки тоже не бросили это дело, просто оставили старшим стадион, а сами облюбовали ближайшие тропинки в бору. Мода на утренние пробежки набирала обороты.
Пусть Борис и не придал значения пятничной сцене прощания, мне до сих пор неловко о ней вспоминать. И вспоминается она в самые неподходящие моменты. Например, сейчас, когда мне необходимо пройти в административный корпус, а путь лежит как раз мимо стадиона. Можно было бы выбрать другой, но эта светлая мысль посещает меня только после того, как я поворачиваю за угол учебного корпуса и вижу кипрично-красные дорожки с бегунами.
Первая мысль: он меня заметит и решит, что я им заинтересовалась! Тело тут же реагирует на стресс: сначала накрывает волна жара, а после – холода. Ноги прирастают к тропинке.
– Как же вовремя! – стенаю тихонько, но по-прежнему не двигаюсь с места.
Не заметить меня может только слепой, а это определение к новому учителю никак не относится.
«Можно, он пробежит мимо!» – прошу я неизвестно кого, но… высокая фигура в сером тренировочном костюме постепенно сбавляет скорость.
Ко мне Борис подходит уже шагом, на ходу вытаскивая наушники из ушей.
– Доброе утро! – по его голосу и не скажешь, будто он бегал.
– Здравствуйте! – а вот мой голос звучит напряжённо.
– Куда это вы направляетесь с утра пораньше, да ещё с какими-то документами? – он кивает на папку, которую я прижимаю к груди. – Выносите конкурентам секретные бумаги, пока руководство спит? Авторские обучающие программы, к примеру.
Я улыбаюсь. Выходит, не только у меня буйная фантазия!
– Боюсь вас разочаровать, но всё гораздо прозаичнее. Это смета на выпускной одиннадцатого класса. Хотела до завтрака отнести в бухгалтерию.
– Понятно, – Борис оглядывается на пробегающих мимо учеников, среди них я замечаю Серова.
Вот так сюрприз! Но стоит ли удивляться? За пределы класса шутка Бориса так и не вышла. О своеобразном чувстве юмора нового учителя желающие узнают в индивидуальном порядке
Я провожаю взглядом удаляющуюся группу подростков.
– Наталья, – я поворачиваю голову, – кое-что никак не даёт покоя мне покоя.
– Я не психолог, – напоминаю на всякий случай. Мне в принципе не очень нравится препарировать чувства и эмоции людей, а уж лезть в душу такому человеку, как Борис – самой мозги сломать можно.
– Но помочь мне разобраться с этим вопросом можете только вы, – мягко настаивает мужчина, и я сдаюсь, кивая. – О чём вы думали в прошлую пятницу, когда мы прощались?
Мантра «Только бы не покраснеть», произнесённая мысленно девять раз, даёт противоположный эффект.
– О том, кем вы работали раньше.
– До чего додумались? – Борис гипнотизирует меня взглядом. Серые глаза ради разнообразия не темнеют, а светлеют.
– Подобрать вразумительные варианты мне не удалось, – я крепче прижимаю к груди папку.
– А вы чем занимались до того, как оказались здесь?
– Училась в гуманитарном институте в небольшом городке, по сравнению с которым наш – просто мегаполис… Но это по рассказам Виктора Петровича.
– По рассказам? – переспрашивает мужчина.
– Да, я этого не помню.
Борис молчит и задумчиво смотрит на меня.
– Вам коллеги ещё не успели поведать душещипательную историю о том, как я попала в аварию, а придя в себя, оказалась круглой сиротой, ещё и с амнезией.
– Нет.
– В таком случае, если начнут, предупредите, то вы уже в курсе, тогда не придётся слушать этот трагический рассказ. А если захотите узнать полную версию… Ксения говорит, лучше всего она удаётся Елизавете Алексеевне. Она умудряется растянуть повествование на тридцать минут.
Я отвожу взгляд. Настроение упало. А день только начался.
– Не думаю, что у меня возникнет такое желание.
Это утешает, но я всё равно смотрю вдаль.
– Рада слышать, – отвечаю равнодушно и пытаюсь придумать, как бы распрощаться с Борисом. С этим помогают школьники, заходящие на очередной круг.
– Я, пожалуй, пойду. Вам, наверное, ещё бегать и бегать, – делаю шаг вперёд, но меня останавливают.
– Подождите, – просит Борис. – Мне осталось всего пять минут, так что успею. Я хотел спросить: не желаете присоединиться к нашим пробежкам?
Я несколько секунд гляжу на блондина, а после осматриваю себя, начиная с ног: тёмно-серые босоножки на приличном каблуке, юбка-трапеция коричневого цвета, перетянутая на талии широким чёрным поясом, и лёгкая бежевая блузка без рукавов.
– Прямо сейчас?
– Нет, – Борис улыбается. И улыбка эта на удивление тёплая, – с понедельника.
– Вообще-то я не очень спортивная девушка.
– Жаль, – вздыхает он. – Музыка во время пробежек мне уже надоела, хочется с кем-нибудь поговорить.
– Тут вы точно обратились не по адресу. Во-первых, я не могу нарезать бесконечные круги по стадиону в течение сорока минут, а во-вторых, говорить при этом… – не заканчиваю мысль и качаю головой вправо-влево, но потом мне на ум приходит мысль, заставляющая усмехнуться. – А я и не знала, что вы умеете разговаривать.
Борис не делает вид, будто не понял намёка.
– По-моему, сейчас мы именно этим и занимаемся, – парирует он.
– Очень похоже, – соглашаюсь я, – но нам пора расходиться иначе опоздаем на завтрак.
– Вы правы, – Борис склоняет голову, и ветер бросает волосы ему в лицо, но мужчина не обращает на них внимания. – Значит, встретимся за завтраком?
– Как обычно, – я пожимаю плечом и собираюсь уйти, но…
– Вы уже сказали Глинскому, что я буду вторым сопровождающим на экскурсии.
– Ещё в прошлый понедельник.
– Отлично! – блондин кивает, ловко вставляет наушники в уши и стартует с места.
До бухгалтерии я не иду – ноги сами несут. Вот только колени немного дрожат, и пальцы трясутся. Ещё хочется пить и смеяться. По всем признакам у меня послешоковое состояние.
Во время разговора с Борисом я ещё держала себя в руках, а сейчас организм решил, что опасность миновала, и расслабляется по полной программе. Даже в голове полнейшая каша.
До сих пор не верится, но я только что разговаривала с Борисом по-человечески! Он улыбался, не язвил, стерпел шутку над собой, пообещал не лезть в моё прошлое за моей спиной и даже выразил желание пообщаться! А ещё, растрёпанный он так же хорош, как и при параде. Хоть одна общая черта у нас есть!
Стоп! О чём я думаю?! Какие общие черты?!
Я резко останавливаюсь посреди коридора на втором этаже.
Шок номер два! Неужели я как школьницы или Ксюша попала под чары этого, этого… Да быть не может!
«Может-может», – проклёвывается какой-то стервозный голосок. – «Кто минуту назад расписывал, как мило беседовал с «этим» и уже начал искать точки соприкосновения?»
Ерунда! Только этого мне не хватает! Да если Виктор Петрович узнает, он мне мозги полоскать начнет с утроенной силой!
Ещё раз стоп! Надо успокоиться. Никто ничего не узнает. Лицо на людях я держать умею. Пару-тройку раз заверну все разговоры по душам, и Борис сам потеряет ко мне интерес. И не будет ни истерик со стороны опекуна, ни разбитого сердца, ни шепотков за спиной.
На обратном пути я совершаю пренеприятное открытие: дверь в кабинет Виктора Петровича открыта. Как можно тише пытаюсь пройти мимо, рассчитывая на ковровое покрытие…
– Наташа!
Выдыхаю и заглядываю в кабинет.
– Доброе утро, Виктор Петрович! Извините, я не хотела вам мешать.
– Ничего. Заходи! – командует опекун и машет рукой, но не отрывает взгляд от монитора компьютера. – Ты отчёт по выпускному одиннадцатиклассников в бухгалтерию заносила?
– Да.
– А по двум остальным вечерам?
– Ещё в среду сдала.
– Хорошо, – мужчина резко кликает мышкой, я вздрагиваю.
– Я могу идти?
– Видел тебя с Борисом сейчас, – он кивает на окно.
– Я остановилась поздороваться, а инициатором последовавшей за этим беседы был он сам, – тараторю оправдание как «Отче наш».
Виктор Петрович опять кивает.
– В столовой вы тоже вместе сидите, – мне припоминают второй «грех», который формально первый, но сути это не меняет.
– Тоже его идея! – открещиваюсь от авторства. – Не отгонять же человека, если вежливо просит.
– Вежливо? – мужчина впервые отвлекается от компьютера.
– Да. Зачем мне врать? Вы у Ксении Алпатовой спросите.
– Да нет, – Виктор Петрович опять возвращается к монитору, – ни у кого я спрашивать ничего не стану. Меня предупреждали о тяжёлом характере Никольского. Может, через тебя общий язык с коллективом найдёт.
– Так вы не против нашего общения? – я просто не верю своим ушам!
– Нет, не против, а даже за. Пусть ученицы видят вас вместе – меньше глупостей в голову лезть будет.
– Как скажете, – никогда прежде мне не приходилось прилагать столько усилий, чтобы голос звучал ровно. – Я могу идти?
– Да. – Виктор Петрович по-прежнему разговаривает с монитором, но, к счастью, эта фраза предназначается мне.
На непослушных ногах выхожу из кабинета.
У меня шок номер три.
3 мая 2011 года
Победа! Последний ремешок на босоножках застёгнут! Поднявшись со стула, разглаживаю подол платья.
Отражение в зеркале в очередной раз подтверждает: я выбрала идеальный вариант для сегодняшней поездки. Платьице А-силуэта, на ладонь выше колена, без рукавов, со скромным треугольным вырезом. На светло-жёлтом фоне крупный принт из разноцветных стеблей бамбука: бордовых, оливковых, тёмно-жёлтых и чернильно-синих. К такой расцветке подходят и тёмно-зелёные босоножки со множеством ремешков, и любимая вишнёвая сумка. Ещё одна выгодная особенность платья – немного завышенная линия талии, её подчёркивает коричневато-рыжий пояс, от чего ноги кажутся ещё длиннее.
На улице уже двадцать семь выше ноля, а днем обещают тридцать два, но волосы приходится собирать в низкий хвост, спускающийся ниже лопаток. Ничего не поделать! Моя золотисто-русая грива в прошлом году выгорела на солнышке почти до льняного оттенка. За год волос отрос сантиметров на десять, поэтому причёски, где кончики оказываются возле корней, мне противопоказаны.
Из-за жары и влажности с макияжем я тоже не мудрю: немного тёмно-коричневой туши на кончики ресниц и прозрачный блеск на губы. Вот и всё – можно фотографироваться на обложку журнала! Спасибо маме с папой… кем бы они у меня ни были.
Прихватив сумку, я буквально выбегаю из комнаты. Так тороплюсь, что не могу захлопнуть дверь с первого раза. Вечно я копаюсь до последнего момента!
На улице скорость приходиться сбавить, дабы не потерять лицо перед учениками. Степенным шагом иду к воротам школы, мысленно ругая себя за непунктуальность.
«Опоздать можно на свидание, а не на экскурсию», – напоминаю себе и тут же внутренне содрогаюсь от неприятной мыслишки. Что, если наша с Борисом одежда будет гармонировать? Для некоторых девочек это станет очередным подтверждением того, что мы с ним вместе. Где они только берут такие бредовые идеи?! Это об одежде. Откуда взялась идея о наших с Борисом близких отношениях, мне известно.
Всему виной план Виктора Петровича по отваживанию от красавчика-учителя школьниц, сработавший на ура. Теперь все желающие страдать и вздыхать по Борису, делают это тихонько, ведь мне коллегиально присвоен статус его девушки.
Если бы не тот дурацкий разговор двухнедельной давности, всё сложилось бы иначе, но… Борис воспринял его как зелёный свет для общения. Он забросил свой планшет и в столовой предпочитает разговаривать со мной. Про обещание, данное самой себе, я не забыла и три раза честно пыталась отвадить его от этой затеи. Бесполезно. Борис во стократ настойчивее Михаила. Мне ещё повезло, что за блондином не водится привычка отпускать пошлые шутки.
Вопреки ожиданиям опекуна Борис не спешит налаживать контакт с коллективом и предпочитает именно мою кандидатуру в качестве источника информации, касающейся учебного процесса. Всякий раз он искусно делает вид, будто не слышит пожеланий обратиться к кому-нибудь другому. Мужчина попросту повторяет вопросы или задаёт уточняющие. Попытки изобразить обиженный вид не помогают, в ответ мой любопытный коллега лишь строит недоуменное лицо.
Иногда между делом Борис пытается выведать что-нибудь лично обо мне. Я тоже не теряюсь, но результаты у нас обоих не блестящие. Как только речь заходит о моём прошлом, я ограничиваюсь фразами «я не помню» или «спросите у Виктора Петровича, ему лучше знать». Сам блондин отвечает охотно, но так расплывчато, что лучше бы вообще молчал!
Повинуясь неподвластной разуму взрослых подростковой и юношеской логике, бесконечные расспросы Бориса стали причиной нашего с ним объединения в парочку в глазах всей школы. Какие думы терзают «мою вторую половину» по этому поводу я не в курсе. Мне кажется, никакие. Ему просто всё равно. Борис по-прежнему подсаживается ко мне в столовой и заглядывает в мой кабинет. Наверное, если очень приспичит, то и в преподавательском корпусе искать будет, но пока до такого дело не дошло.
В свете всего этого дурдома, появление в сочетающейся одежде, окончательно заклеймит нас как пару, и в глазах учеников предстоящая экскурсия превратится в наше с Борисом свидание.
За воротами меня ожидают целых два сюрприза. И оба приятные! Первый заключается в том, что мой напарник решил воспользоваться услугами экскурсионного автобуса, а не ехать на собственном авто, это даёт надежду на тишину в салоне во время пути. Второй – это одежда блондина. Белые брюки и светло-серый хлопковый джемпер никаким образом не сочетаются с моим нарядом!
Я даже невольно улыбаюсь.
– Доброе утро! – моё приветствие тонет в хоре звонких голосов.
Борис ограничивается кивком. Потемневшие глаза неотрывно смотрят в мою сторону. Я машинально гляжу на часы – без трёх минут одиннадцать. И ничего я не опоздала! Поднимаю взгляд и вижу насмешливую улыбку блондина. Значит, не моё опоздание его нервирует, а поведение подростков.
– Все в автобус, – командую строгим голосом. Ну, а каким ещё?
Ученики друг за дружкой поднимаются по ступенькам. Мы с Борисом оказывается в конце очереди, естественно, он пропускает меня вперёд.
В салоне у меня сразу же закладывает уши. Даже не верится, что это в этой банде каждый второй совершеннолетний!
Но вот появляется Борис, и громкость резко идёт на убыль.
– Давайте поменяемся местами, – просит он.
Я в растерянности, но просьбу выполняю. Теперь мужчина сидит лицом в салон. Становится ещё тише. Чудесно! Губы вновь расползаются в улыбке, которую, на моё счастье, никто из «деток» не видит.
С сотрудниками музея я заранее договорилась о том, что экскурсию проведу сама. В этом вопросе мне как обычно пошли на встречу. Но по залам мы всё равно передвигались в сопровождении полной дамы, одетой в строгий бордовый костюм.
Интересно преподносить материал я умею, дети слушали как завороженные. Скучал лишь Борис. Он внимательно рассматривал лепнину на потолке, деревянную резьбу антикварной мебели и литые подсвечники, прикреплённые к стенам.
Странный, конечно, выбор – сделать выставку в этом здании, а не в современном выставочном зале, так же принадлежащем музею…
– Наталья Андреевна, – неуверенно зовёт меня Света Климова.
Что-то я замечталась!
Смотрю на картину, возле которой уже столпились все ребята. Она последняя. Оглядываюсь на праздно шатающегося по залу учителя МХК.
– А об этой работе нам расскажет Борис Аркадьевич, – произношу раньше, чем успеваю до конца сообразить, что творю.
Борис тут же подходит к нам. Неужели слушал?
Ученики замерли в предвкушении. Я, признаться, тоже.
Коллега рассматривает картину с минуту. После чего сильно наклоняет голову вправо, но так ему, видимо, неудобно, поэтому он тут же склоняется к левому плечу.
Проходит ещё минута.
– Мазня, – выносит он вердикт.
Я бледнею, у учеников открываются рты, а лицо сотрудницы музея идёт бурыми пятнами.
– Но если это повернуть на девяносто градусов против часовой стрелки, то получится что-то вроде возрождения или вознесения.
К нам подбегает уже с ног до головы бордовая дама.
– Молодой человек! Что вы себе позволяете?! – пыхтит она, потрясая перед носом у Бориса буклетом выставки. – Вот тут все нарисовано и написано!
– Значит, у вас там нарисовано неправильно, – невозмутимо отвечает блондин, аккуратно отодвигая чужую руку от лица.
Кипя от негодования, женщина ищет в оглавлении номер страницы с работой. Я смотрю на подростков, которые переглядываются с растерянным видом.
– Нашла! – торжествующе восклицает дама.
– Поздравляю, – Борис по-прежнему спокоен.
Бледнеет женщина внезапно. Один быстрый взгляд на картину, и она заливается краской.
– Извините, произошло недоразумение, – бормочет она. – Боюсь, на этом вам придётся завершить экскурсию.
– Технические неполадки? – ехидничает Серов, за что получат от меня строгий взгляд. Хмыкнув, парень отворачивается.
Смотрительница быстро выдворяет нас из зала и запирает дверь.
– А как картина-то называется? – неожиданно вспоминает Климова.
Бордовая дама нервно оглаживает золотую цепочку от очков, висящую на груди. Неприязненно посмотрев на Бориса, заинтересовавшегося чьим-то портретом в коридоре, она отвечает:
– Возрождение.
Мои «детки» вежливо давятся смешками до самого выхода из здания, и только на улице дают себе волю.
Отсмеявшись, ребята оглядываются по сторонам в поисках автобуса.
– А у нас осталось ещё сорок минут свободного времени, – Никита Иванов ориентируется быстрее всех.
Подростки дружно обращают взоры в сторону Бориса. Он поднимает смоляную бровь.
– Все вопросы к Наталье Андреевне. Она тут главная.
«Стая» поворачивается ко мне.
– Предложения? – спрашиваю без особого энтузиазма.
– Может, в кафе! – звенит голос Вики Лисовской.
Её одноклассники дружно кивают.
– Хорошо, давайте зайдём в кафе. Надеюсь, никому из вас не нужно напоминать о том, что вести себя следует прилично?
Вокруг сплошные честные и преданные глаза. Конечно, так я вам и поверила!
Как я и ожидала, все напоминания о приличном поведении вылетают из головы учеников, стоит им оказаться возле витрины крытой летней кафешки. Беготня, смех, гвалт и гомон! Просто филиал ада!
Я смотрю на это безобразие с невозмутимым лицом и полнейшим эмоциональным хаосом внутри.
– А сейчас все обратили внимание на меня, – тихо-тихо просит Борис.
Уже через секунду становится слышен проникновенный голос Мирей Матье, доносящийся из динамиков стереосистемы.
– У кого-нибудь есть аллергия на молочный белок?
Двадцать человек синхронно мотают головами.
– Гипотоники, гипертоники среди вас присутствуют?
Флэшмоб продолжается.
– Отлично! Все заказываю по порции сливочного пломбира и кофе.
– Почему это? – возмущается Серов.
– Потому, что так, в случае чего, я буду точно знать, чем вы отравились, – объясняет Борис. И хоть бы один из учеников пискнул! Да хоть бы продавец возмутился! Но нет, все молчат.
Подростки чинно разбиваются на группки и быстро собирают деньги. Кто-то остаётся возле стойки, – вот и девушка за кассой может приступить к своим прямым обязанностям, а не прожигать дырки в моём коллеге – но большинство рассаживается за столики.
– Наталья, займите, пожалуйста, столик для нас.
