Текст книги "Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ)"
Автор книги: Александр Якубович
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 92 страниц)
– Ага, сам нашел проблемы, сам героически преодолеваю…
Ничего более не говоря Орвист схватил меня за лодыжку и беззастенчиво начал стаскивать с кровати, будто бы нам было по десять лет.
– Так! Отпусти! Встаю я! Встаю!
Со старческим кряхтением я отлепился от кровати и свесил с края ноги. Виконт уже притащил тазик для умывания и кувшин, так что отвертеться не получится. Придется вставать.
Я лениво поскреб ногтями трехдневную щетину и наконец‑то коснулся ногами пола. Тут вообще многие носили бороды, так что я упорно пренебрегал бритьем. Тем более, мне сегодня драться насмерть. Зачем покойнику быть гладко выбритым? Точнее, потенциальному покойнику. Такой мой внешний вид виконт и его отец не одобряли, но мне было как‑то фиолетово.
Завтрак был вкусный. Больше всего мне понравился горячий душистый настой из трав, который принесли в большом керамическом чайничке.
– Неплохо, да?
– Это южный сбор трав, очень дорогое у нас удовольствие, кстати говоря, – заметил, будто вскользь, виконт.
Влияние графа де Гранжа становилось все более и более отчетливым. Орвист из преданного солдата, который годен только выполнять приказы и умереть за короля, стал превращаться еще и в цепкого и умелого дельца, который подмечает детали.
– Я бы на обратном пути прикупил хотя бы для себя. Ну и там на подарки кому‑нибудь. Как думаешь, хороший будет подарок, если собрать вместе этот сбор, бутылку хорошего вина или моей вишневой настойки и… О! Подожди!
Я метнулся в угол комнаты и, немного покопавшись в стоящих там коробках и корзинах, извлек глиняную бутыль с настойкой на северных травах, похожих на полынь. По моим задумкам должен был получиться местный ягермейстер, а вышел какой‑то бальзам.
– Ну‑ка!
– Эй! Антон! Тебе драться через три часа!
– Да чего ты такой скучный, виконт! Давай, попробуй! Должно отлично получиться!
Я споро сорвал восковую пробку с бутыли и плеснул по десять грамм в травяной отвар. Напиток сразу стал чуть свежее, не такой сладкий, добавились нотки родной северной горечи.
Орвист аккуратно понюхал питье, поморщился, после чего попробовал «чай» на язык, впрочем, сразу же сделав полный глоток.
– Недурно?
– Как тебе вообще это в голову пришло, Антон?
– Ну как сказать… Вот пришло и все!
Я тоже сделал большой глоток южного отвара с бальзамом и понял, что это может стать хитом как минимум у благородных дам Клерии. Многие женщины развлекались шитьем или просто, когда проводили время вместе, налегали на разбавленное водой вино. Но вот этот отвар вместе с бальзамчиком, да холодной северной зимой… Ух! Видимо, у моего винокурения появилась какая‑то явная перспектива. Осталось выведать, сколько реально стоит ламхитанский травяной сбор и сколько я смогу притащить этого чуда на север. А если найти здесь гвоздику, да прочие пряные специи… Мне пару раз очень хотелось глинтвейна. Вина было с избытком, а вот нужных специй из того, что было в широком доступе на севере, я так и не нашел. Может, тут повезет?
После второй чашки чая с бальзамом беседа пошла веселее. Я быстро прикончил остатки еды на большой плоской тарелке, допил свой чай, спрятал бальзам в корзине и начал одеваться.
До дуэли было достаточно времени, но стоило быть готовым. Как минимум мне и де Гранжам надо будет явиться за час до начала, чтобы предъявить оружие, да и вообще показать, что мы не собираемся прятаться. Пафосно появляться в последний момент, открывая дверь на арену ногой, я не собирался.
Впрочем, все хорошее рано или поздно кончается. А чем ближе была сама дуэль – тем больше меня трясло.
«Антон, ты слишком много думаешь. Что тебе сказала Оранса? Меньше думать! Вот и меньше думай. Пал тебя услышал? Услышал! Значит, все пройдет как надо. Главное сейчас перед началом дуэли уточнить главные вопросы».
Распорядителем на арене был высокий тощий мужик, похожий больше на сухую жердь, чем на человека. Ничего не выражающим взглядом он окинул нашу маленькую клерийскую делегацию, после чего начал нудно проговаривать то, что я и так уже знал. Далее он потребовал предъявить оружие – проверить на яды или самострельные механизмы – после чего я был, в целом, готов выходить на арену.
– Господин распорядитель арены, скажите, я правильно понял, что с арены выходит только победитель? Так?
Мужчина посмотрел на меня, как на идиота, но все же ответил на клерийском с сильным акцентом:
– Все верно, барон Тинт. Арену покидает первым победитель. Проигравшего выносят родственники или мои подчиненные.
Я согласно кивнул, горячо поблагодарив за консультацию. Свидетелями нашего разговора было уже несколько знатных ламхитанцев, так что я старался, чтобы они услышали все громко и четко.
Солнце катилось к полудню, что было отлично видно через открытую крышу арены. Пока мы находились наверху – вместе со зрителями – но уже через минут пятнадцать мне придется спуститься в нижние коридоры, которыми я пройду к своему входу в круг. К нам подошло несколько дипломатов. Мы наконец‑то поздоровались с посланником Республики – тучным лысеющим мужчиной неопределенного возраста в широких одеждах, подошел и посол Шаринского Княжества. Двое, которых я определил как посланников Ламии и Паринии, держались в стороне, хотя мы и обменялись с ними вежливыми кивками, а граф де Гранж и вовсе перекинулся с одним из мужчин парой слов – как оказалось, они давно были знакомы и до войны вели вместе торговые дела.
Единственный, кто держался во всей этой все нарастающей галдящей толпе особняком – посланник Кватта вместе со своей свитой.
В высоком широкоплечем мужчине с рублеными, крупными чертами лица, и в строгих черных одеждах ничего не выдавало религиозного фанатика. Но первое впечатление было обманчиво. Я заметил, как он несколько раз складывал руки перед собой и начинал что‑то шептать – ему вторили его сопровождающие. Посол Кватта ни с кем так и не заговорил, только внимательно рассматривал окружающих его людей. Один раз наши взгляды пересеклись и меня окатило… Как бы сказать? Какой‑то холодной уверенностью в собственном превосходстве. Так, наверное, убежденные нацисты смотрели на цыган или славян, уверенные в том, что не‑арийцы недостойны жить. Это высокомерие, как я его определил, волнами расходилось от посла Кватта, формируя вокруг него холодный пузырь отчуждения.
Ну и ладно, ламхитанцы тоже считают меня северным варваром, которого стоит пустить на ремни. Сегодня я постараюсь их разубедить.
В какой‑то момент граф де Гранж легко коснулся моего локтя. Пора. Я обнялся с Орвистом и Бренардом, в очередной раз напомнив обоим, что выскочку‑счетовода не так‑то и легко прихлопнуть: с этой задачей не справились ни парнийцы, ни гонгорцы – после чего двинулся за одним из служащих вниз, на арену.
Шли мы узкими едва освещенными коридорами, которые были сложены из грубого камня под смотровыми площадками наверху. Оттуда, где были установлены простые трибуны, открывался отличный вид на то, что происходит внизу.
Сама арена находилась на глубине метров пятнадцати. Чем‑то мне эта конструкция напоминала бойцовскую яму, коей, она, впрочем, и являлась, если подумать.
Через минут пять мы вышли в достаточно просторную комнату. Тут была пара лавок, чтобы оставить свои вещи и подумать о вечном перед сражением, кувшин с водой, маленький алтарь Палу. Примерно треть помещения занимал массивный механизм открытия огромных стальных дверей, которые отворялись наружу – на арену. Судя по размерам передатков и самого рычага, приводилась в движение каждая створка минимум двумя крепкими мужчинам.
На некоторое время меня оставили одного. Я спокойно выпил воды, немного размялся для порядка – мало ли, что‑то пойдет не так – и еще раз коротко обратился к Палу.
– Первородный, надеюсь, ты меня услышал этой ночью и принял мой план, так? – просто спросил я в пустоту, – потому что иначе у нас с тобой при встрече состоится тяжелый разговор.
Я нервничал, так что дерзить богу Войны сейчас казалось вполне нормальным. С другой стороны, Пал был сам еще тем проказником, думаю, он мне простит. Во всяком случае, другие боги – прощали. Не знаю, то ли дело в моей исключительности, то ли они просто впадали в ступор от моего слабоумия и отваги.
Мне вспомнилось, как с какой‑то каплей ревности Пал и Соф «делили» меня тогда, в святилище в поместье. Как тогда сказал первородный? Уверен ли Соф, что я из «его»? Из ученых?
Чехол мне был абсолютно ни к чему, так что я его отстегнул и бросил прямо тут – на лавке, и, взяв посох в руки, подпер ближайшую стену в ожидании тех, кто наконец‑то выпустит меня наружу, к молодому задире, Каиду из рода Накан.
Долго ждать не пришлось: из коридора, откуда привели меня, вынырнуло четверо мужчин. Они деловито подошли к механизмам и взялись за рычаги. Мышцы на руках и плечах мужчин, которые хорошо просматривались через тонкие рубашки, вздулись, рычаги сделали один, второй, третий оборот и массивные металлические створки дверей в три моих роста и толщиной с ладонь, пришли в движение.
По ушам сразу ударил гул, исходивший от зрителей на трибунах. Я видел, как напротив, из другой такой же двери, нетерпеливо выскочил Каид.
Все повторялось, как и в моем сне. Мы подошли чуть ближе к центру круга, остановились в шагах тридцати друг от друга, и стали ожидать трех ударов гонга, который возвестит о начале дуэли. Каид активно общался со зрителями, что‑то выкрикивал им в ответ и вообще, был в приподнятом расположении духа. Я же стоял, не двигаясь, вознося беззвучные то ли молитвы, то ли угрозы Палу.
Первый удар в гонг. Юноша резко стал серьезным и взялся за свое артефактное оружие.
Второй удар в гонг. Я поудобнее перехватил свой посох, будто взвешивая его в руке.
Третий удар.
Как и в моем видении, Каид сорвался с места и устремился в мою сторону, я же…
Просто развернулся и пошел обратно, прочь с арены.
По трибунам прокатилась волна разочарованного вздоха, в котором было еще и более чем достаточно презрения. Я не концентрировался ни на ком конкретном, только уловил максимальное удивление Бренарда – граф на самом деле волновался за меня. А вот Орвист, похоже, что‑то уже понял, потому что от виконта исходило чувство предвкушения отличного зрелища.
Я услышал, как Каид остановился. Как бы он ни жаждал моей смерти, но нападать со спины юнец не собирался. На что, впрочем, и был расчет.
– Эй! Северная собака! Повернись ко мне лицом, как воин, и прими свое наказание! – сказал медленно, чтобы я его понял, Каид.
Возможно, он сказал «сын собаки» – я не уверен, вроде, между «северная» и «собака» было еще какое‑то слово – к новому ламхитанскому я еще до конца не привык.
Я ничего ему не ответил – даже плечом не дернул. Передо мной была только дверь, которая вела прочь с арены.
Чем ближе я подходил к массивным воротам, тем ярче начинала гореть руна Пала на моем посохе. Сейчас оружие было повернуто руной вниз, так что никто толком этого не видел, но я прямо ощущал божественный жар, исходящий от этого места артефакта.
Я перехватил посох двумя руками. Руна блеснула огнем на полуденном солнце, после чего весь посох охватило красное пламя Пала. Сейчас артефакт был пуст – я не вкладывал в него свой ментальный конструкт, так что бог Войны смог свободно накачать оружие своей чистой силой.
На секунду мне показалось, что я держу в руках кусок раскаленного железа, но мощь и сила, переполняющая сейчас оружие, передалась и мне. Стало очень спокойно.
Разговоры стихли в тот момент, когда только блеснула руна бога Войны, а вот когда запылал весь посох – стало слышно, как я шаркаю подошвами по мелкому, специально просеянному песку, которым был покрыт пол арены.
Когда я оказался вплотную к двери, из которой вышел меньше пяти минут назад, я повернулся лицом к бледному Каиду и притихшим зрителям, и сказал:
– Сегодня ночью я молился одному из своих покровителей – богу Солнца и Войны, всемогущему Палу. Я молился, чтобы он помог мне одержать победу так, дабы ни у кого из присутствующих не возникло сомнений в том, что я ношу свою косу, свою красную прядь и свой посох, который отмечен четырьмя старшими богами и выкован самим Сидиром, по праву!
В этот момент я поднял сияющий красным светом артефакт над головой и на нем коротко блеснули руны трех других моих покровителей: Сидира – желто‑красным цветом огня, Софа – синим и Калиты – зеленым.
Никто на арене не издал ни звука, хотя в ментальном поле бушевал такой шторм, что, мне казалось, все здание сейчас развалится на части. В особое возбуждение пришли те, кто видел свет руны Мудреца. Насколько я понял, у Каида не было синей косички – только красные. То есть, по законам Ламхитана, если мне покровительствует еще и Соф, он просто не имел права бросать мне вызов.
– По правилам, ворота арены открываются только перед победителем. Иначе покинуть площадку нельзя. Именно победитель, тот, кто доказал свою силу, уходит с площадки первым!
На этих словах я развернулся спиной к арене и зрителям, перехватил поудобнее посох и, в последний раз помянув Пала, со всей доступной мне силой и яростью ударил в створ стальных ворот, которые стояли между мной и внешним миром.
Если бы я точно не знал, что в этом мире нет пороха, то подумал бы, что где‑то взорвался артиллерийский снаряд.
На том месте, где я стоял, поднялось облако пыли и когда оно осело, для притихших зрителей и бледного Каида, нервно сжимающего родовую саблю, открылась крайне занятная картина.
Почти треть стены чаши арены пошла крупными трещинами, а сами массивные ворота, которые были настолько тяжелы, что их приходилось открывать вчетвером при помощи сложных механизмов, буквально влетели внутрь небольшой комнаты, выломав за собой часть каменной кладки. Посреди всего этого безумия стоял я, стараясь не пошатнуться и не осесть прямо там же, на песок арены: отдача от удара была настолько чудовищной, что, казалось, в моем теле не осталось ни одной целой связки или мышцы. Но шоу пока не закончилось.
Демонстративно взмахнув все еще пылающим кроваво‑красным светом посохом, я оттолкнул какой‑то камень от своих ног и двинулся на выход – прочь с арены.
Потому что победитель выходит через свои ворота первым. А о том, что ворота должны открыть с другой стороны, в дуэльном кодексе не было ни слова.
Глава 9. Цена величия
Читатель! Привет! Дело в том, что книгу купило уже больше 400 человек, а лайков на странице в два раза меньше:(Они очень влияют на продвижение книги в «Горячие Новинки» в которых ты, читатель, скорее всего одну из книг цикла и заметил. Я тут даже ссылочку приготовил: https://author.today/work/121140. Пожалуйста, перейди по ней и тисни на сердечко, окажи помощь в неравном бою с гаремниками и литРПГ.С любовью, автор <3
Как я добрался до своих покоев – помню плохо. Рядом был Орвист и Бренард, которые даже подойти ближе, чем на три шага, опасались, а все остальное – как в тумане. Помню бледные лица ламхитанской знати, напор их мыслей, от которых я быстро отгородился ментальными барьерами. Помню, как вытягивались по струнке стражники по пути во дворец и к моим покоям, ведь слухи, а тем более такие слухи, распространяются со скоростью света, куда уж там пресловутым лесным пожарам.
А вот все, что было после – уже смутно.
Когда я подумал о том, что в моем теле не осталось целых мышц и связок, я был не слишком далек от истины. Вышел я из котла арены, будто в тумане: посох все еще сиял красным и горел силой бога Войны весь мой путь до кровати. Всю дорогу, почти не шатаясь, я прошел на чистом адреналине и морально‑волевых, а вот когда сияние Пала окончательно ушло из артефакта, меня накрыло. Благо, постель была уже близко, так что рухнул я лицом не в каменный пол, а на мягкую и комфортную кровать.
Впрочем, легче от этого не стало. Дышать было откровенно тяжело, как и вовсе двигаться.
– Антон, ты как?
Это был Орвист. Он с отцом пока боялись меня трогать.
Я смог в ответ промычать что‑то про отдачу от удара, после чего дыхание окончательно сбилось из‑за очередного приступа боли во всем теле, после которого я был способен только хватать ртом воздух.
Хвала Семерым, Орвист был тогда со мной на штурме поместья Регонов. И он подробно расспрашивал меня после, конкретно – как я вынес большую и крепкую дверь в несколько ударов железной палкой. Тогда я рассказал виконту, что отдача от ударов была чудовищная, и еще пару дней жаловался на боль в плечах и руках – тогда я еле‑еле успел восстановиться к штурму порта Миллер.
Сейчас же все было намного хуже. Физика, бессердечная ты сука, почему вообще существует такое понятие, как реакция опоры? Я понимал, что большую часть энергии поглотил посох, иначе меня бы просто разорвало на части, но и того, что дошло до моих рук и тела, хватило с избытком. Отдаленно похожие ощущения я испытывал только в застенках Кая Фотена, когда меня укладывали на дыбу. Вполне возможно, у меня сейчас были сломаны кости в руках, но за общей болью я не мог понять, было ли дело в переломах, или так болели порванные мышцы.
Вполне вероятно, после своей выходки я останусь инвалидом.
Вся надежда была на силу Лу, точнее, на ту ее часть, что делала меня Истинным Жрецом богини. После событий на берегу, в Миллере, я ни разу не болел, а сама Лу говорила, что и заживать на мне будет все, как на собаке. Я верил богине – кто бы не поверил, тем более когда тебе сулят около ста пятидесяти‑ста восьмидесяти лет жизни в здравом уме и трезвой памяти? Понятное дело, что чисто на физиологическом уровне это объясняется повышенной регенерацией.
Сейчас мне была очень нужна эта божественная регенерация, потому что в противном случае максимум, на который я могу рассчитывать – почти беспомощная инвалидность, которая в этом мире приравнивалась к мучительной голодной смерти.
Орвист и Бренард аккуратно уложили меня на кровать. Я кое‑как смог промычать, чтобы меня положили на твердую и жесткую поверхность: если у меня сломаны кости или ребра, не хотелось бы, чтобы искривление перины нанесли еще больше вреда, чем уже есть. Орвист, весьма однозначно восприняв мою команду, метнулся в гостиную и уже через минуту вернулся со столешницей, от которой он грубо отломал ножки. Де Гранжи аккуратно уложили импровизированное ложе поверх перины и перенесли меня на него. Было ли удобно? Конечно же, нет, но так я хотя бы лежал на ровном.
Виконт зачем‑то сбегал к моим товарам, составленным в дальнем углу гостиной, и вернулся с небольшим кувшином, в котором я опознал емкость со спиртом.
– Это еще зачем? – кое‑как прохрипел я, глядя на стремительно бледнеющего Орвиста.
– Это, Антон… У тебя кровь идет… – ответил за сына Бренард.
– Где‑е‑е?
– Да везде…
После этих слов я отключился.
Как рассказывал потом Бренард и Орвист, после того, как они уложили меня на столешницу, я начал кровоточить, причем из всех отверстий и пор одновременно. Как раз в момент короткого разговора с Орвистом у меня потекли кровавые слезы, которых, я, впрочем, совершенно не ощущал. Как не ощущал и того, что все мое тело покрыл липкий кровавый пот. Собственно, именно поэтому младший де Гранж и метнулся за спиртом – думал, надо обработать раны. Но какие раны, если кровь выходила из меня через вообще все доступные для жидкости отверстия? Прямо через кожу?
В следующий раз я пришел в себя глубокой ночью. В комнате горело несколько светильников, на полу – свалены в кучу окровавленные бинты и тампоны, которыми мои товарищи активно убирали кровь. Прямо надо мной стояло несколько женщин: впереди древняя старуха, а за ее спиной – две девушки, которые придерживали бабку в вертикальном положении, каждая со своей стороны, положив руку на плечо.
Старуха заметила, что я пришел в себя, и стала что‑то бормотать себе под нос еще активнее. Я скорее шкурой, чем умом, почувствовал шевеление магических сил, после чего меня стало выворачивать наизнанку – методы Гарена просто детский сад по сравнению с тем, что со мной творила эта женщина – от чего я опять отключился.
Окончательно пришел я в себя только через двое суток. В углу, на широком кресле, запрокинув голову назад и безбожно храпя, спал Орвист. Кровавые бинты пропали, как и деревянная доска под моей спиной. Я попробовал пошевелиться и понял, что, в целом, полностью могу управлять своим телом. Отзвуки боли еще присутствовали, но я был почти здоров, чего не скажешь о виконте.
Выглядел мой боевой товарищ отвратительно. Жирные, несколько дней не мытые волосы, будто мы были в походе, такая же щетина, которую бывший гвардеец никогда себе не позволял, ввалившиеся от усталости глаза. Орвист был в той же одежде, что и в день дуэли. Кое‑где на рукавах рубашки и камзоле я заметил засохшие, рыже‑коричневые пятна крови – моей крови, как я сразу понял – штаны в коленях были безбожно вытянуты, а несколько пуговиц на камзоле вырваны с мясом. Короче, виконт особо с собственным нарядом не церемонился.
– Эй, боец! Подъем!
Хотелось гаркнуть это во всю глотку, но получилось только просипеть.
Впрочем, даже от этого сипа виконт резко дернулся и вмиг проснулся, пытаясь сфокусировать взгляд на моем ложе.
– С добрым утром! – продолжил я шутить.
Двигаться было страшно, так что я хотел, чтобы Орвист был в сознании, когда я решу пошевелиться.
В это время виконт кое‑как проморгался и, встав со своего места, подошел ко мне.
– Ты как? Живой?
– Как видишь. Что вообще было?
– Даже не спрашивай… Хаиль сказала, что по частям тебя собирать пришлось, мясо от костей отвалилось, один мешок от тебя остался, Антон…
– Хаиль?
Орвист только кивнул. Сейчас виконт был в какой‑то прострации, так что я решил, что с расспросами стоит повременить.
К своему удивлению, встал я с кровати достаточно бодро. По всему телу как‑то тянуло, но не сильно, скорее на уровне зуда, чем настоящей боли. Внезапно я понял, что чертовски голоден, о чем сообщил виконту.
– Слушай, Орвист, ты бы это… Сходи короче помойся, переоденься. Я помирать вроде больше не собираюсь, а ты выглядишь так, будто из ямы вылез, посол же, вроде…
На мою тираду здоровяк только тупо покивал, мол, и без меня знает, в какое чучело превратился и, косо поглядывая на меня, наконец‑то вышел из комнаты и отправился в свои покои.
Впрочем, через две минуты на пороге нарисовался свежий и имеющий вполне здоровый вид старший де Гранж.
– Антон! Очнулся? Ты как вообще?
Граф аккуратно похлопал меня по плечу, будто бы я был хрустальный, и внимательно осмотрел меня с головы до ног, будто бы боялся, что что‑то пошло не так.
– Да вроде нормально. Я о еде распорядился, вы уже ели, граф?
– Да, но можно и перекусить! Сейчас!
Бренард пружинящей походкой двинулся к двери и кликнул мальчишку, которому распорядился принести молодого вина, фруктов и сыра.
– Граф, что за Хаиль? Мне Орвист тут что‑то говорил, но я толком и не понял…
– Хаиль тебе теперь – как мать вторая, барон! С того света дурачину вытащила со своими девчонками, думали, уже концы отдашь!
– Это я уже понял, так что за она?
Де Гранж развалился на диване и, закинув ногу на ногу, пустился в объяснения.
– Короче говоря, Антон, шуму ты навел – сам понимаешь. Если барьеры эти свои не держал, то все слышал… Ты когда ушел, такой вой поднялся по дворцу! Отмеченный Палом! Которому бог Войны отвечает на все молитвы! Да еще и ученый! Да еще и с посохом от самого Сидира! Про Калиту, кстати, не особо вспоминали, не в почете она тут, ну да ладно. Короче, через полчаса под дверью была уже целая делегация. Мы почти всех с виконтом отослали, но ты уже это, кровью потеть начал, так что разговоры пошли, что тебя осколками стены посекло знатно… Ну и сам понимаешь, не могли мы отказать старшему сыну Верховного и его дочери – Арвана и Санию пришлось пустить. А они как увидели, что с тобой случилось… Короче, прислали Хаиль – это прабабка Каида, фактически, матриарх рода Накан, маг воды она, целительница. Старуха как тебя увидела, так кликнула учениц, ну и начали тебя эти трое латать. Никогда такого не видел! Хаиль‑то, древняя, что сам Ламхитан, в чем душа держится и как еще к Фору не ушла – только первородному и известно! Но нет же! С девчонками своими тебя они собрали, как сама Хаиль говорила, по кускам. Тебе тот удар по двери все мышцы да жилы порвал, я вообще не знаю, как ты сам до покоев дошел – там на арене мертвым и должен был упасть от такого…
В этот момент Бренард прервался, как‑то загадочно на меня посмотрев. Значит, травмы несовместимые с жизнью? Ну, первые четверть часа меня удерживала мощь Пала, а потом уже – сущность Жреца, но об этом графу было знать не обязательно.
– И что дальше?
– А что дальше? Кляла тебя, придурка молодого, на чем весь свет стоит! Говорит, что расположение богов к тебе – это чтобы ты, слабоумный, раньше срока в Чертоги не отправился, иначе она объяснить их покровительство не может. Мол, достаточно было руну Софа предъявить, да сказать, что ты ученый муж, а ты половину арены разворотил, и всю знать до мокрых портков напугал. Все же думают, что твое геройство – это Пал так разгневался на них, неверующих в его мудрость и выбор.
Я только поморщился от такой тирады. Ага, уже! Только руну показать! Да меня никто слушать толком не хотел! Я же слышал и чувствовал мысли ламхитанской знати: их раздраженное презрение к моей персоне. Как было пробиться на аудиенцию и предоставить свои божественные «доказательства», если все, чего жаждали местные – моей смерти от руки соотечественника? Нет уж, задним умом, конечно, все крепки. Да и риск стоил того. Если я произвел на ламхитанцев тот эффект, который планировал, то сейчас передо мной и де Гранжами будут открыты все двери.
Главное – правильно все разыграть. Я не рвусь на первые роли, не дорос еще. Пусть политикой занимается Бренард – он у нас глава посольской миссии и знает многих в лицо, чувствует себя во всей этой истории, если уж не как рыба в воде, то уж точно уверенно. Мне же перехватывать у него титул главного посла – это не только получить на свою задницу геморрой, размером с кулак самого Бренарда, но и оскорбить дружественный мне клерийский дом. А я бы очень хотел еще погостить в их имении и прогуляться по саду; де Гранжи были примером чуть ли не образцовой семьи, в обществе которой приятно проводить время даже такому нелюдимому холостяку, как барон Тинт.
Поэтому я, как тот призрак коммунизма, просто буду маячить за плечом графа, напоминая ламхитанцам, что с главным послом есть его «ядерная дубина» под названием «не очень умный, но очень сильный избранник Пала». А то что я Софом отмечен… Продам им историю про самогон – это должно их впечатлить. Ну, можно еще про спирт и его свойства добавить. Думаю, за достижение северной науки, которое мог бы отметить Мудрец, сойдет.
А Бард… Калита вообще славится тем, что жалеет убогих. Так что я за него сойду. И вот, трое богов подбили Сидира выковать мне посох…
Звучит максимально бредово, конечно, без всего контекста. Но лучшая ложь – полуправда, так что будем врать самозабвенно и до конца, упорствуя на тему того, что вот весь я такой любимец богов «за просто так».
– Граф, вы же понимаете, что просто предъявить руну Софа было бы недостаточно? – ответил я де Гранжу.
– Конечно понимаю. Это сейчас они по попятную все пошли… Ты бы видел, что на трибунах творилось, пока этот юнец рисовался, что ему кричали и чего тебе желали… Мне кажется, все уважение и улыбки, которые последуют дальше – это будет просто от страха разгневать Великого Пала еще сильнее. Помни об этом, Антон. Хорошо?
– Само собой, мой уважаемый граф, само собой.
Перекинулись с отцом Орвиста еще парой слов, дождались завтрака для меня и вина с закусками – для Бренарда, после чего вернулся и сам виконт.
Брился мужчина наспех, это было видно по паре тонких порезов, но в целом выглядел наследник Бренарда более чем удовлетворительно.
Уже втроем мы обсудили, что будем делать дальше.
– Предлагаю затаиться, – сказал виконт, на что его отец одобрительно закивал, – мы свой ход сделали, теперь будем ждать, что скажут старшие дома Ламхитана и Верховный Арх. Мальчишки уже тебя видели, да и стражники в коридоре стоят, уши развесив, так что весть о том, что ты пришел в себя и завтракаешь, я уверен, уже разлетелась по всему дворцу и сейчас гуляет где‑нибудь по Парте.
– Я согласен с Орвистом. Антон, предлагаю выждать хотя бы несколько дней. Ты сделал очень серьезное заявление там, на арене. Ламхитан должен как‑то отреагировать, – только и добавил Бренард на тираду сына.
Спорить с де Гранжами глупо, они были со всех сторон правы: дергаться сейчас мне точно не стоило. Так что я решил отсыпаться, отъедаться и ждать, когда верхи Ламхитана соизволят снизойти до моей скромной персоны.
Впрочем, долго ждать не пришлось.
Знаете, в чем главная беда этого мира? Тут совершенно нечем заняться. Конечно, с годами информационный голод чуть притупился, но вот в случае вынужденного безделья мне очень не хватало хотя‑бы книги в руках, чтобы завалиться на топчан или кровать, закинуть ногу за ногу и почитать в свое удовольствие. Или музыки, которую можно слушать без содрогания. Скажу честно – после пения и игры Энжи я не мог воспринимать серьезно бардов‑людей, как бы хороши они не были. Не могли эти персонажи тягаться в мастерстве с богиней. Так что и тут развлечений для меня не было. Оставалось только вести записи и марать папирус или пергамент в попытках сделать очередной чертеж, которые я потом понесу на алтарь Софа и Сидира, чтобы поделиться своими измышлениями с богами‑покровителями.
Можно еще было бы бухать, ну, как это принято у большинства людей – от тупого безделья, но даже на собственную продукцию меня не особо тянуло, а стать винным алкоголиком у меня как‑то не получалось.
Так как сейчас я был лишен всех своих старых и новых развлечений, то оставалось только две вещи – есть и спать. Чем я, собственно, и занимался половину дня.
Когда солнце стало клониться к закату, то есть часов в шесть вечера, в дверь постучали. Я в это время как раз дремал в кресле – а до этого успел подремать в спальне и на диване – так что открывал дверь слегка помятым.
На пороге я увидел мальчишку‑посыльного в смешной короткой жилетке и красных штанах. Мальчишка молча протянул мне небольшую записку и, ничего не говоря, исчез за ближайшим углом.
Я развернул послание, на которым идеальным почерком, на клерийском, было выведено следующее:
«Барон Тинт. Приглашаю вас присоединиться ко мне и другим моим гостям в саду.
А.»
Кто такой был этот «А.» рассуждать не было никакого желания, но вот он – первый звоночек, ожидание которого мы обсуждали этим утром.
Первым делом я заглянул к де Гранжам – Орвист практически жил в покоях отца, только ночуя у себя – где поделился с ними приглашением.