Текст книги "Не надо оборачиваться (СИ)"
Автор книги: Александр Покровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
Она так обрадовалась своей догадке, что не могла не поделиться хоть с кем-нибудь. А кроме неё самой и мужа, в съёмной однокомнатной квартире никого не было. Разбуженный супруг категорически заявил, что устал и вообще не собирается исполнять супружеский долг каждую неделю, повернулся на бок и снова захрапел. Ни дочь, ни родители на звонки не ответили. Нежный ответил, но рявкнул, что занят и прервал связь. Шефу и Бардину она звонить не захотела, а больше, как оказалось, и некому.
Немного успокоившись, Люба заснула. Во сне она была собакой Молли, лежала на спине, задрав лапы, и млела от того, что её гладит по груди и животу женщина-сыщик, внешность которой показалась ей смутно знакомой. Рядом был мужчина по кличке «Шеф», и одна мысль о том, что он к ней прикоснётся, вызывала непреодолимое отвращение.
Снова осознав себя человеком, спящая Люба подумала, что Молли, наверно, лесбиянка, а ещё у псины что-то не так с сосками. Что именно, она пока не понимала, примерно, как было у Нежного с отсутствующими трусами. Увы, но эту загадку не разгадать, просто раздевшись. Тут она провалилась уже в по-настоящему глубокий сон, и если до утра ей снилось что-то ещё, это не запомнилось.
* * *
Ювелир, изготовивший патроны с серебряными пулями, этим вечером не ожидал никаких неприятностей. Двоим неприметным людям, которые каким-то неведомым образом незамеченными пробрались в его кабинет, он уверенным голосом приказал убираться к чёрту. Увы, они его не послушались, а вместо этого привязали к креслу и начали допрос с пытками. Интересовало их только одно – кто заказал сделать патроны. Ювелир поначалу грозил всяческими карами со стороны своей криминальной крыши, потом умолял о пощаде, потом снова угрожал.
Вскоре ему в голову пришла гениальная идея – сказать, что ничего не помнит. Как ни странно, от него не отстали и продолжили работу с ювелиром и электрическим током. Оба жаловались друг другу, что из-за дурацких приказов начальства нельзя работать в полную силу, а использовать химию им почему-то вообще запретили. Терзаемый дикой болью, ювелир назвал им первое попавшееся имя. Один из истязателей кому-то позвонил и пересказал его показания, второй продолжил пытки, уже ничего не спрашивая, объяснив это фразой «чтоб не расслаблялся».
Бедняга, окончательно поняв, что от него так просто не отстанут, тут же выложил им правду, не дожидаясь результатов проверки. Эту работу ему заказал некий Хоттабыч, он же Похабыч, цирковой фокусник на пенсии. Ещё минут десять ужасные пытки продолжались, потом зазвонил телефон одного из палачей, и оба вдруг отключили и упаковали своё оборудование, отвязали бедолагу от кресла и ушли, вежливо попрощавшись. Хуже всего, что они пообещали, если будет надо, вернуться.
Встав на ватные ноги, ювелир, держась за стенки и мебель, добрался до сейфа, достал оттуда начатую бутылку коньяка и мгновенно её осушил, даже не почувствовав вкуса напитка. Ещё немного постоял, опираясь на распахнутый сейф, собрался с силами и зашагал к лежащему на столе мобильному телефону, стараясь как можно дальше обойти кресло, в котором только что провёл самый неприятный час за последние лет сорок.
На него напали люди, с которыми он сам не смог справиться, да это и не удивительно, он золотых дел мастер, а не боевик. Но у него есть защита, крыша. Не зря же он платит Марио, тот уже не раз и не два разбирался с чужими бандитами, пытавшихся разжиться у ювелира копейкой-другой.
– Привет, мой золотой, – дурашливо поздоровался с ним Марио. – Что у тебя случилось? Опять экономический кризис, и ты в этом месяце не можешь заплатить и просишь отсрочку? Нет, платиновый, такой номер у тебя не пройдёт.
– Марио, на меня наехали крутые парни, – перебил его ювелир. – Пытали. У них был какой-то электроприбор, прикладывали ко мне, и боль получалась адская Я чуть коньки не отбросил.
– Сколько они у тебя взяли? – враз посерьёзнел Марио.
– Нисколько. Им нужно было, чтобы я сдал клиента. И я сдал.
– Не переживай. Под пытками поют все. Что за клиент?
– Хоттабыч. Циркач-пенсионер.
– Не знаю такого. Он из братвы?
– Нет. То есть, не знаю, но не думаю.
– Что он у тебя заказывал, яхонтовый мой?
– Серебряные пули.
– Ещё раз. Ты ему сделал серебряные пули, и всё? И по его душу к тебе пришли люди с электрическим стулом? Ой, не ври мне, бриллиантовый! Что, кроме пуль?
– Говорю же, сделал ему патроны с серебряными пулями.
– Нет, ты мне другое сказал. Ты сказал, что пули ему сделал, а пуля – это всего лишь кусок металла. А патрон – это уже статья. Изготовление боеприпасов, кажется. Номер не помню, мне как-то никогда не светило по ней сесть, зачем запоминать?
– Делать-то что?
– Ничего. Сидеть на попе ровно, понял? Ты хоть понимаешь, кто эти люди?
– Нет. Я понимаю, что ты – моя крыша. Я башляю, ты защищаешь. Я не прав, Марио?
– Не прав, мой изумрудный. Мы как договаривались? Ты – ювелир, я – твоя крыша. Будут грабить или наезжать – разберусь. И разбирался же! Но сейчас ты вышел за рамки ювелирки! Тебя понесло на работу с оружием. Слыхал о перестрелке с четырьмя трупами? Там серебряные пули летали, мне надёжный человечек шепнул. Из твоих патронов, мой позолоченный! А потом тебя допрашивают, наплевав на все формальности. Кто это, по-твоему, был, а?
– Полиция? – у ювелира пересохло в горле, но коньяка больше не было.
– Бери выше, золотая антилопа. Это федералы, и к бабке не ходи. Отдел борьбы с террористами и их пособниками. Ты – пособник. Так что замри, не шелести и не отсвечивай. И молись, чтобы о тебе все забыли. А то потом будут не вспоминать, а только поминать. Всё, пока, не кашляй, – Марио прервал связь.
Ювелир запер сейф и уже собрался уходить домой, но буквально на пороге натолкнулся на мужчину довольно спортивного сложения, который и не собирался его пропускать. При всех несхожести с двумя истязателями, между ними явно было что-то общее.
– Добрый вечер! – поздоровался незнакомец. – Он же для вас добрый, не правда ли?
– Не очень добрый, – буркнул в ответ ювелир. – Пропустите меня, пожалуйста. Или вы пришли меня грабить?
– В каком-то смысле – да, – улыбнулся гость.
– Тогда вам к Марио, – бедолага набрал номер на телефоне и, включив громкую связь, протянул трубку своему новому обидчику.
– Чего тебе опять от меня нужно, жучка ты моя золотая?
– Это не жучка. Это только телефон жучки. Здравствуйте, Марк Леонидович.
– Кого я слышу? – обрадовался Марио, непонятно, искренне или фальшиво. – Здравствуйте, Юрий Николаевич, дорогой вы наш гражданин майор! Какими судьбами вас занесло в эту золотую конуру? Кстати, это не ваши ребята его пытали?
– Нет, не мои. Это федералы, борцы с терроризмом и экстремизмом.
– Я так и подумал. Так что вам нужно от нашего придворного ювелира? Колечко? Серёжки для жены? Вы только попросите, гражданин майор, сделаем быстро, в лучшем виде и бесплатно.
– Вы же прекрасно знаете, Марк Леонидович, что подачку я не возьму. А нужно мне, чтобы он ответил на пару моих вопросов, и ещё в его лавочке хочу поставить ловушку на тех отморозков, что стреляют серебряными пулями.
– Юрий Николаевич, идея ловушки мне как-то не очень нравится.
– Или реализуем мою идею, и наш золотарь берёт на реализацию меченые патроны, или доверимся тем идеям, что блуждают в головах у федералов.
– Я не золотарь, а ювелир, – буркнул ювелир.
– Заткнись, – посоветовал ему Нежный.
– Не будем лишний раз вмешивать федералов, – решил Марио. – Действуйте, Юрий Николаевич, как считаете нужным.
– Кстати, Марк Леонидович, у меня и к вам есть вопрос, как к признанному специалисту, то есть, эксперту. Моему шефу сразу после перестрелки позвонил какой-то неизвестный, и заложил водилу, который привёз киллеров. Говорил вроде бы как по фене, но у шефа большие сомнения, что он из братвы. Что скажете?
– Мне за вас дело раскрыть? – в голосе Марио проскользнул смешок. – Я думаю, липовый это был звонок. Вообще-то стучать ментам – это западло. Но и вы, и я отлично знаем, что стучат. Только смысл стучать анонимно? Если б он имя или погоняло назвал, получил бы при случае от вашего шефа какое-нибудь послабление. А так – зачем?
– Вот и я то же самое подумал. А мог ли он мстить водиле за что-то?
– Водила – из наших? Из братвы?
– Нет, насколько мне известно.
– Тогда мстил бы он совсем не так. Нет, липовый звонок, липовый!
– Спасибо за консультацию, Марк Леонидович.
– Да не за что, Юрий Николаевич! Обращайтесь, когда угодно, не стесняйтесь!
Марио прервал связь, а ювелир обречённо смотрел на полицейского майора, как кролик на удава, и проклинал себя за то, что погнался за лёгкими деньгами и согласился вставить серебряные пули в патроны заказчика.
* * *
Ничего интересного Нежный от ювелира так и не узнал. Да он, в общем-то, ни на что особенное и не рассчитывал. Месяца этак с полтора назад человек, назвавшийся отставным цирковым фокусником Хоттабычем, спросил ювелира, может ли тот заменить в патронах обычные пули на серебряные. Ещё нужно дополнительно досыпать в гильзы немного пороха. Поторговавшись, фокусник и ювелир пришли к соглашению.
Ювелир отлил с полсотни серебряных пуль по образцу той, что оставил ему клиент, а потом только вынимал свинцовые пули и вставлял свои, досыпая по чуть-чуть пороха из других гильз. Нежный спросил, зачем понадобился ещё порох, вроде, «Макаров» и так отлично бьёт, но ювелир, как выяснилось, в боеприпасах не разбирается вообще, и понятия не имеет, зачем там нужно или не нужно то или другое. Заплатив за патроны, циркач ушёл, и больше на глаза не показывался.
Раньше ювелир с ним лично знаком не был, но вообще о нём знал – старого фокусника зачем-то постоянно приглашали на городские праздники, а потом в местных газетах печатали его фото с подписями «На ярмарке также выступил всемирно известный иллюзионист, которому рукоплескали цирковые арены Парижа, Рима и Нью-Йорка», Лондон, Буэнос-Айрес и Стамбул тоже иногда упоминались. Так что тип известный.
На этом Нежный решил завершить допрос и организовать ловушку для «Ван Хельсингов». Спрятать у себя патроны с серебряными пулями и оповестить органы, когда кто-нибудь попытается их купить, ювелир согласился легко. А вот идея заплатить за полсотни патронов пятьсот долларов вызвала у него живейшее неприятие.
– Не собираюсь я платить! – истерически возопил он. – У меня и так доход резко упал, кризис на дворе! И Марио едва ли не всю прибыль отбирает, защищая бедного рабочего человека, а от кого? Только от себя и защищает! И почему бедный рабочий человек должен ловить каких-то сумасшедших ролевиков за свой счёт? Для этого дела есть соответствующие силовые структуры с соответствующим же бюджетным финансированием!
– Бюджетным, говоришь? – скептически хмыкнул Нежный. – А бюджет из чего делается, не знаешь? Он, гражданин бедный рабочий человек, делается из налогов. Неожиданно, правда? А ты добросовестно платишь налоги? Хочешь, позовём наших доблестных налоговиков, пусть разберутся?
– Зови!
Нежный понял, что ювелир не боится налоговой. Совсем не боится. Наверно, Марио там всё порешал. Но у майора были в запасе и другие способы сделать покладистым этого незадачливого ювелира-оружейника.
– Значит, гражданин не золотарь, сотрудничать с органами ты не хочешь, – зловещим тоном произнёс он. – Я бы запросто мог упечь тебя на нары за изготовление боеприпасов, но не хочу марать руки. Найдётся кое-что попроще. Я думаю, ты давно знаком с Хоттабычем.
– Нет. Когда он ко мне пришёл, мы встретились в первый раз.
– Трудно поверить, что изготовление боеприпасов доверили первому встречному незнакомцу. Нет, так не бывает. Ты врёшь. Не трудись возражать. Правду из тебя буду доставать не я, а федералы. Может, даже те самые, что к тебе уже заходили. Или другая смена, без разницы. Они там все очень толковые специалисты.
Не прошло и пяти минут, как Нежный уже садился в машину, наслаждаясь приятным ощущением от лежащих в кармане пяти стодолларовых купюр. Ювелир прямо-таки кривился от боли, расставаясь с ними, но чужая боль, даже невыносимая, редко способна омрачить собственную радость. Отъехав немного от ювелирной мастерской, майор, не останавливаясь, позвонил Федералову.
– Прежде всего, товарищ подполковник, хочу поблагодарить. Ваши люди сработали выше всяких похвал, – почтительно произнёс он. – После них работать с подозреваемым – одно удовольствие.
– Не нужно благодарить, – откликнулся Федералов. – Они просто выполнили свою работу. Если бы они работали плохо, их бы уволили. И это не мои люди, в смысле, не из моего отдела.
– Что ж, не ваши, так не ваши, – не стал спорить Нежный. – Но как же их не благодарить, если благодаря им я смог установить личность одного из Вань.
– Каких Вань?
– Тех, которые из Хельсинки.
– Ах, вот вы о ком. Что ж, поздравляю, – в голосе подполковника не прозвучало даже маленькой капельки радости.
– Спасибо. Приглашаю вас допросить этого замечательного человека.
– Товарищ Нежный, время уже позднее, так что давайте или перенесём это дело на завтра, или, если хотите, допросите его без меня.
– Никак нет, товарищ подполковник! Не хочу. Но есть опасения, что за ночь этот тип может улизнуть.
– Я поставлю людей проследить, чтобы этого не случилось. Кто он?
– Хоттабыч.
– Один или двое?
– Оба.
– Но я не знаю, где находится второй.
– Тогда пусть ваши люди присмотрят за первым. Второй далеко от него не отходит, так что никуда не денется.
Добравшись домой, Нежный похвастался жене, что раздобыл пятьсот долларов, и это, похоже, всё, дело совершенно не денежное, поживиться больше нечем. Деньги, заплаченные за турецкий отель, никто им не вернёт, так что по финансам они в любом случае в большом минусе.
– Юра, а эти пятьсот ты как заполучил? – поинтересовалась супруга. – Это не опасно? Возле тебя вертится этот Федералов…
– Это я верчусь возле него.
– Неважно. Откуда деньги?
– Милая, много будешь знать…
– Скоро состарюсь?
– Нет, сядешь, как соучастница. И это ещё не худшее, что может случиться.
– А что худшее? Юра, не пугай меня!
– Ты же сама сказала, возле кого я сейчас кручусь. А я совершенно не понимаю, что он хочет поиметь с этого дела. А раз так, не могу оценить, как он собирается поступить с теми, кто слишком много знает.
– Ты серьёзно? – она уже приготовилась заплакать.
– Что ты, родная! Как можно? Шучу, конечно, – расхохотался Нежный, и жена с облегчением тоже пару раз хихикнула.
Но майор вовсе не шутил.
* * *
Всё утро Люба пыталась понять, что же такого неправильного было в собаке Молли. Так сосредоточенно, что завтрак подгорел, а свежезаваренный кофе каким-то непонятным образом оказался в холодильнике. Недоумевающему мужу она попыталась подробно объяснить, о чём она думает и в чём там дело, но как только дошла до оборотней, увидела его выражение лица и остановилась. Он отпустил ехидное замечание о девочках, которые, даже став мамами, продолжают верить в сказки, из-за чего их мужья по утрам иногда остаются и без завтрака, и без кофе. На том их разговор и заглох.
Уже в машине, прогревая двигатель, она ещё раз представила Молли, лежащую рядом с ней на спине, мягкую шелковистую шёрстку у себя под рукой, и волну беспокойства, когда ладонь неожиданно прикоснулась к собачьим соскам. Люба по себе знала, какая там нежная и чувствительная кожа, и испугалась, что Молли возмутится и цапнет за руку. Собака не отреагировала, продолжала всё так же вилять хвостом и ласково на неё смотреть. Но Люба всё же старалась больше не задевать чувствительное место, ведь если огромные зубы Молли пойдут в ход, мало никому не покажется.
Родители мужа держали дома собаку, огромного добермана Магду, добрую и красивую, но без родословной. Она когда-то тоже обожала, когда ей поглаживают грудь и живот, но страшно рычала, если неосторожно задевали соски. Впрочем, дальше рычания дело никогда не доходило. А потом ей привели кобеля, такого же добермана, появились щенки, и характер Магды резко испортился. Теперь она позволяла прикасаться к себе только хозяевам, и Люба не рискнула бы даже руку протянуть в её сторону, не то что погладить.
Нечто неопределимое, не то интуиция, не то подсознание, подсказывало Любе, что между этими двумя собаками – огромная разница. Увы, в чём именно они разные, это нечто упорно держало при себе. Вчера точно так же мучился Нежный, будучи уверенным, что на фотографии груды женской одежды чего-то не хватает, но чего именно, понял только после следственного эксперимента с её, Любы, участием. Весьма неприятным для неё экспериментом, надо признать. Но это неважно. Главное, что ей тоже не разобраться без следственного эксперимента, а значит, придётся его провести.
В полиции немало служебных собак, наверняка среди них найдутся суки. Люба одну из них погладит, и поймёт, чем Молли от неё отличается. Осталось выяснить, где тут псарня, да и согласовать всё это с начальством тоже не помешает. Хоть было ещё очень рано, она позвонила шефу и попросила разрешения посетить собачий питомник, чтобы окончательно убедиться – Молли неправильная псина.
– Конечно, неправильная! – энергично поддержал её шеф. – Меня все собаки любят, а она покусать решила. Я сразу понял, что в ней что-то не так. А насчёт твоего дружественного визита к нашим собачникам, это ты, Сорокина, не по адресу обратилась. Ты сейчас в следственной группе Нежного, вот у него и спрашивай, можно тебе туда или нельзя. А я вот что хочу у тебя спросить. Тут у нас разные слухи о нём и тебе ходят, одни говорят, будто ты в него стреляла, другие – будто стриптиз ему показывала. А он о тебе хорошо отозвался, это ненормально.
– Что же тут ненормального? – удивилась Люба. – Я очень стараюсь, вот Юрий Николаевич это и оценил.
– Он ещё ни разу ни о ком из сослуживцев доброго слова не сказал. Ты – первая, значит, ты его всё-таки удовлетворила. А я и не против. Лишь бы у вас до стрельбы дело не дошло, это нам совсем не нужно. Так что я думаю, он тебе разрешит утречком личными делами позаниматься.
– Вообще-то, это служебное дело.
– Конечно, он будет считать это дело служебным. Но я в чужие отношения не лезу. Разбирайся с ним сама.
Пришлось звонить Нежному. Тот первым делом стал долго и нудно извиняться, что прошлым вечером не смог ответить на её звонок, потому что как раз прижал ювелира и заставил его принять на реализацию патроны с серебряными пулями, а это прерывать было никак нельзя. Он ещё собирался подробно рассказать, зачем понадобилось отдавать патроны ювелиру, но слушать ещё и это Люба не захотела. Попросила его минутку помолчать, и сказала, что ей нужно как-то попасть в собачий питомник и поставить там следственный эксперимент.
– Тебе так понравился вчерашний, что ты прямо с утра решила дальше экспериментировать? – даже по телефону было понятно, что Нежный ухмыляется. – Что ж, действуй, Сорокина. Где у нас сидят собачники, то есть, кинологический отдел, знаешь?
– Нет.
– Это на самой окраине, почти за городом, – Нежный продиктовал адрес и рассказал, как туда проехать. – Ты пытаешься доказать, что Молли – оборотень?
– Для начала хочу сама в этом убедиться. Она чем-то отличается от других собак.
– Хорошо, убеждайся. Но не вздумай по этому поводу составлять никаких документов, не посоветовавшись со мной. И если я прикажу тебе забыть обо всём, что ты там видела и что поняла, хочу в ответ услышать только «Так точно, товарищ майор!».
– Не понимаю, – растерялась Люба.
– Попробую доходчиво объяснить. Оперативнице с сомнительной репутацией, которая проходит у нас испытательный срок всего третий, если не ошибаюсь, день, мерещатся оборотни. Тебя сразу, без раздумий, отправят на психиатрическую экспертизу, и даже если ты когда-нибудь выйдешь из дурдома, с таким диагнозом служить в полиции уже не сможешь. Дошло?
– Нежный, что происходит? Мы расследуем убийство, или чем занимаемся?
– Убийство? Какое убийство? Шеф решил дело закрывать, это федералы против. Мы им помогаем в чём-то, чем они занимаются. Но мы не знаем, чем.
– Я так поняла, им нужны «Ван Хельсинги».
– О «Ван Хельсингах» ты вообще ничего слышать не должна была. Но слышала. И за меньшее люди остаток жизни проводили в психушках. Если им оставляли этот остаток. К тому же мне кажется, что «Ван Хельсинги» федералам совсем не нужны. По крайней мере, нашим, местным.
– Тогда, выходит, им нужны оборотни?
– Сорокина, я этого не слышал, потому что ты этого не говорила. Между прочим, мобильные телефоны иногда прослушивают. Езжай к собачникам, делай там, что собиралась, а потом обсудим, – Нежный прервал связь.
Мотор давно прогрелся, Люба уже собралась ехать, но тут неожиданно позвонил Бардин. Предложил поменяться – он выполнит её задание, а она за это оформит за него документы по ограблению супермаркета. Люба не понимала, почему Бардин не может справиться сам, да ещё и так долго, у неё подобные вещи никогда не занимали больше пары часов. Но делать его работу – зачем ей это нужно?
– Понимаешь, Бардин, у меня очень ответственное задание, – заявила она. – Я буду гладить сук по сиськам, чтобы понять, чем одни сучьи сиськи отличаются от других. Боюсь, ты с такой работой не справишься.
Попрощавшись с обалдевшим Бардиным, Люба, наконец, поехала в собачий питомник.
* * *
Этим утром Нежный, само собой, тоже прогревал мотор, в такой мороз иначе нельзя. Уставившись на индикатор температуры, он размышлял, куда же ему поехать. Дело в том, что Федералов утром сам ему позвонил и сообщил, что допрашивать Хоттабыча или кого угодно ещё он сегодня не сможет, потому что у них там особо важное совещание, важнее если и бывают, то не чаще, чем раз три года. Нежный ни на секунду не усомнился, что ему беспардонно врут, но поделать с этим ничего не мог. Что ж, он уже давно понял, что «Ван Хельсинги» если и интересуют доблестного подполковника, то далеко не в первую очередь.
Можно поехать в управление, а там уже разобраться, что делать дальше. Но там непременно состоится очень неприятная сцена. Вчера вечером шеф в очередной раз спрашивал, когда Бардин передаст прокурорским дело об ограблении супермаркета. Нежный заставил этого шалопая плотно заняться оформлением дела, и шеф абсолютно верно решил, что до вечера с таким заданием справился бы даже школьник. Но Бардин – не школьник, и Нежный был стопроцентно уверен, что документы до сих пор не готовы. А когда шеф ошибается в своих прогнозах, он начинает нервничать – орать, оскорблять подчинённых и грозить невыплатой сверхурочных. В такие минуты от него лучше держаться подальше.
Ещё можно съездить к Хоттабычу и допросить его самому, без федералов. Это может оказаться смертельно опасным – кто знает, какую судьбу они предназначили старому фокуснику? Если он приговорён, заодно запросто грохнут и свидетеля. Хотя, с другой стороны, если его тащили сюда из Турции, то он здесь нужен живым, и убивать его не станут, по крайней мере, сейчас. Но ставить жизнь на такие рассуждения Нежный не собирался.
Или рвануть к собачникам? Не помешало бы присмотреть за Сорокиной, чтобы та не молола языком про оборотней. Если федералам нужны именно оборотни, то слухи на эту тему им уж точно ни к чему. Но там Нежному придётся выслушивать массу тупых шуток о суках. Сорокину обязательно так назовут не меньше чем десятикратно. Нет, не открыто, а намёками. Шутки собачников он уже слышал сотню раз, причём их запас совершенно не пополнялся. Кроме темы сук, там ещё шутили о том, что завели кобеля, способного удовлетворить кого угодно. Такой репертуар едва не вызывал у Нежного рвотные спазмы.
Все варианты казались не то плохими, не то очень плохими. Ему предстояло выбирать между безобразной истерикой шефа, смертельным риском и юмором крайней степени тупости. Решения Нежный принимал, основываясь на точном расчёте, а что иногда ошибался, так не ошибается только тот, кто вообще ничего не делает. Сейчас он пытался как можно вернее оценить риск, крутил в голове всё, что знал по этому делу, и так, и этак, и чем дальше, тем больше убеждался, что хотя федералы вполне могут решить, что он знает слишком много, на самом деле он знает слишком мало. Как бы не пришлось полагаться на интуицию, этого майор очень не любил.
Итак, в перестрелке сошлись «Ван Хельсинги» и кто-то, кого они считают оборотнями, нечистью. Федералы почему-то этим очень интересуются, шеф об этом интересе знал и оповестил спецслужбу. Те взяли расследование на себя, но как-то странно, вроде и взяли, но не полностью. Затребовали помощь полиции, и шеф предоставил им троих оперативников, что уже странно, ведь вся работа этих троих упала на головы остальным, а они и так не гуляли.
Тут Нежный себя поправил. Не такая уж это и большая нагрузка – он сам отозван из отпуска, Сорокина только приступила к службе и ещё никаких дел не вела, а Бардин уже чёрт знает какой по счёту день мурыжит документы, такой труд и доброго слова не стоит, к тому же эту обязанность с него никто и не снимал. Так что покладистость шефа имеет простое объяснение – на тебе, боже, что мне не гоже.
Но тут внезапно оказалось, что федералам больше не нужны ни оборотни, ни «Ван Хельсинги». Ещё вчера утром подполковник лично летал за Нежным в Турцию, днём направил пыточную команду к ювелиру, а уже вечером категорически не хотел допрашивать Хоттабыча, и не хочет до сих пор. Почему? Что-то изменилось за несколько часов? Или у федералов с самого начала были разные группировки с разными интересами? К примеру, одни хотят уничтожить «Ван Хельсингов», другие не хотят. Вот подполковник и тянет время, выжидая, какая из них возьмёт верх, а пока делает вид, что очень заинтересован в расследовании, но ни в коем случае не даст его успешно завершить.
О расстановке сил в федеральной спецслужбе и тамошних интригах Нежный даже приблизительно ничего не знал. Тем более, по отдельности на центральном и местном уровнях. Скорее всего, там две группировки, одной что-то нужно от «Ван Хельсингов», другие по каким-то неведомым причинам хотят оставить их в покое. Та, которая не поддерживает расследование, не настолько влиятельна, чтобы его остановить, но достаточно сильна, чтобы саботировать. К какой из них принадлежит подполковник? Когда он действовал по зову души, а когда – вопреки своей воле, подчиняясь приказу?
Но самое главное – и те, и другие при каких-нибудь обстоятельствах могут счесть, что полицейские знают слишком много, и надо как-то обеспечить их молчание. Бардина не жалко, Сорокину он почти не знает и за неё тоже особо переживать не станет, а вот собственная жизнь ему дорога.
Нежный решительно тронул машину с места и поехал в управление. От истерик шефа пока ещё никто не умирал, не то что от тупого юмора или лишних знаний. На всякий случай он поглядывал назад, пытаясь заметить слежку. Но слишком много машин двигались в том же направлении, как тут вообще можно что-то заметить? Он начал делать какие-то идиотские повороты, заезжал во дворы, разок даже проехал под «кирпич». Проделывая всё это, он не сводил глаз от зеркала заднего вида, и с полной уверенностью убедился, что за ним никто не едет. Значит, или слежки нет, или на его машину навесили радиомаячок, позволяющий следить за ней издали.
Остановившись в каком-то дворе, Нежный не мог определиться, куда же это его занесли черти. Вот поставил бы на машину навигатор – не имел бы с этим никаких проблем. Но он не хотел тратить деньги на то, что считал ерундой, да и раньше обходился же он как-то без этой штуки, значит, и сейчас обойдётся. Тем более, вон на доме висит табличка с адресом. Адрес показался Нежному знакомым, и он быстро вспомнил, где его видел – в этом доме и обитает Хоттабыч, к которому Нежный должен был приехать, чтобы допросить, но решил всё же не приезжать.
А теперь у него выбора больше не было. Где-то тут затаились люди подполковника, они наверняка наблюдают и за двором. Приехать сюда и сразу же уехать – это то же самое, что вступить с Хоттабычем в контакт. Федералы ни за что не поверят, что он оказался здесь случайно. Что ж, серия случайных поворотов помогла принять решение. Так тому и быть. Если логическим путём задача не решается, случай иногда подсказывает. Правда, случаи бывают не только счастливыми, но и несчастными, причём гораздо чаще.
Нежный вышел из машины, поставил её на сигнализацию и решительно зашагал к подъезду, где проживал Хоттабыч, он же Похабыч.
* * *
Майор, начальник кинологического отдела, вовсе не обрадовался визиту Любы. Он кривился, морщился, и любыми путями пытался убедить её сходить куда-нибудь в другое место.
– Очень нежелательно, чтобы наших собачек посещали дамочки. Понимаете, у вас, женщин, бывают всякие менструации, то есть, месячные, а это что?
– Что? – подала реплику Люба.
– Это кровь, – пояснил майор. – А собачки, когда чуют кровь, приходят в возбуждение, агрессивными становятся. Они не виноваты, они ведь хищники же! А разве нам это надо? Нет, нам этого совсем не надо.
– У меня сейчас нет менструации, – сухо сообщила она. – И ещё минимум неделю не ожидается. Так что кровью я не пахну, даже на собачий нюх. Другие возражения будут? Мы сами всё решим, или вам нужен официальный запрос с подписью моего шефа?
– Не будем беспокоить шефа по таким пустякам, – он кому-то позвонил и попросил зайти.
Почти сразу в кабинет ввалился какой-то огромный сержант. Выглядел он пьяным, но запаха спиртного не чувствовалось. Похоже, это было его нормальное состояние.
– Привет, майор! – с порога заорал он. – Вижу, ты сучкой обзавёлся. Чего звал?
– Капитан Сорокина из уголовки хочет погладить одну из наших сук. Обеспечь ей это.
– А зачем?
– А затем, что я приказал.
– Не, это как раз понятно. Непонятно, зачем ей надо гладить наших сук.
– Это она сама тебе расскажет. Если посчитает нужным. Давай, быстро! Чем раньше мы её отсюда выпроводим, тем лучше.
– Я вам тут настолько мешаю? – изумилась Люба.
– Да как вам сказать, – слегка замялся майор. – Понимаете, здесь у нас собаки. Звери, хищники. Большие и сильные. И своенравные. Могут гостя цапнуть, порвать, а то и вообще к хренам загрызть. Нам это совсем не нужно, уж поверьте. Начнутся комиссии, проверки, а потом выговоры и прочие оргвыводы. Поэтому как только вы отсюда уйдёте, мне станет намного спокойнее.
Сержант пожал широченными плечами, развернулся и куда-то потопал, сделав знак Любе идти за ним. На ходу он так размахивал руками, что она отстала на пару шагов, боясь попасть ему под руку. Он же вдруг решил показать общительность, и завёл разговор. Говорил он так громко, что в здании его наверняка слышали все, а кто-то, наверно, и во дворе.
– Ты, значит, из уголовки? И тебе сука нужна? А мне вот вовсе не нужна, так шеф всё равно подсунул. Ха-ха-ха! Не обижайся, это я так шучу. Точно нужна сука?
