Текст книги "Не надо оборачиваться (СИ)"
Автор книги: Александр Покровский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Товарищ Нежный, у нас тут маленькая неприятность, – с тяжким вздохом сказал он в телефон. – Мне нужна ваша помощь.
* * *
В кабинет Бардина Нежный вошёл тихо, наверно, не хотел мешать разговору с голландцами или венграми. Обычно он врывался, как воин в неприятельскую крепость, оставалось только удивляться, что двери не разлетались в щепки. За те пару дней, что Люба с ним работала, она успела насмотреться на такие штурмы. Впрочем, майор быстро исправился.
– Бардин, что ты, по-твоему, делаешь? – поинтересовался он тоном, не сулящим Бардину ничего хорошего.
– Пьём кофе, – мило улыбаясь, ответил тот. – Прекрасная дама возжелала кофе, что я могу сделать? Нежный, ты чего такой злой?
– Ты с венгерской полицией поговорил?
– Нет, не успел.
– А с голландской?
– А с голландской говорить не нужно. Родич Хоттабыча – гражданин Бельгии, там и проживает. Голландия тут вообще ни при чём. Тебя надули.
– Что ты выяснил?
– Что твой голландский бизнесмен на самом деле вышибала в стриптиз-клубе. Впрочем, клуб этот находится в Антверпене, то есть, во фламандской части Бельгии, а фламандцы очень похожи на голландцев.
– Не надо политинформации. Говори по делу.
– Этот тип хорошо известен антверпенской полиции. Вечно бьёт морды посетителям. Раз его не увольняют, значит, у администрацию клуба вышибала устраивает. К его семейке у полиции никаких претензий нет. Да, ещё там удивляются, как ему удалось едва ли не мгновенно получить гражданство. И это всё о нём, как говорила Шехерезада. Или она так не говорила?
– Что по второму? Они его знают?
– Так прямо ничего не сказали. Но намекнули, что он очень похож на двух разных русских мафиози.
– То есть, знают или предполагают, что он русский бандит, но подробности сообщать нам не станут?
– Я понял именно так. Разговор я записал, можешь послушать и сам сделать выводы.
– Потом, времени нет. Тебя это, между прочим, тоже касается, а ты тут кофеи распиваешь. Лучше бы бумаги в прокуратуру, наконец, оформил! Кстати, кофе как-то подозрительно хорошо пахнет. У шефа спёр?
– Ну, а у кого? В этом здании нормальное кофе – только у него.
– Нормальный, – поправила Палёнка. – Кофе – это он.
– Нормальный – тоже только у шефа, – улыбнулся ей Бардин. – А бумагами по супермаркету меня не попрекай.
– Закончишь, и никто тебя не попрекнёт.
– Вот и говорю – не попрекай.
– Что? – у Нежного от удивления глаза едва не вылезли из орбит. – Ты всё оформил?
– Ну. Дошло, да? Посмотри, оно там на экране.
Нежный уселся за компьютер Бардина и быстро всё прочитал. Некоторое время он молчал, потрясённо качая головой. Наконец, тяжко вздохнул и встал со стула.
– Отлично сделано, – задумчиво произнёс он. – Сжато, грамотно, точно и, самое главное, связно. Немедленно распечатывай и неси шефу, он будет очень рад. Может, даже за кофе не прибьёт. А Палёнка тем временем поможет мне с переводом. Ты же французский знаешь?
– Ради тебя, Юрочка, я бы его выучила за пять минут. Что тебе перевести? Что-то порнографическое?
– Когда переведёшь, узнаем, порнография там или нет.
– Порнография, – подтвердила Люба. – Зоофилия.
– Тогда – с удовольствием переведу. Люблю читать про извращения. И не только читать, Юрочка в курсе дела.
– Идём в мой кабинет, – предложил Нежный. – Не будем мешать этому компьютерному гению распечатывать документ.
Когда они выходили, принтер загудел, а Бардин выругался, но крикнул им вслед, чтобы они шли своей дорогой, он сам разберётся. Впрочем, вернуться и помочь и без того никому и в голову не пришло.
Пока Люба показывала Палёнке французский текст, Нежный заварил всем по чашке кофе, из баночки, которую отобрал у Бардина, а потом позвонил шефу и доложил, что Бардин вот-вот доставит товарищу полковнику документы для прокурорских по ограблению супермаркета, как только решит проблему своих взаимоотношений с принтером. А сам майор смиренно ожидает награды, поскольку завершение этого безобразия – именно его заслуга, а не разгильдяя Бардина, который без Нежного возился бы ещё самое меньшее неделю. А ещё этот разгильдяй с криминальными наклонностями украл кофе, но Нежный его у воришки изъял, и теперь секретутка товарища полковника может прийти, забрать остатки и вернуть их законному владельцу.
– Это же я сделала, а не ты, Юрочка. Ты тут вообще ни при чём, – обиделась Палёнка.
– Ты хочешь, чтобы шеф всюду болтал, что ты работаешь не только на спецслужбу, но и на полицию? – язвительно поинтересовался Нежный.
– Ой! Я не подумала.
– А ты не думай. Ты переводи.
– Сейчас переведу, – согласилась Палёнка. – Значит, так. Средневековая Франция. Сына короля Филиппа Третьего соблазняет сначала мать, а потом сестра, они постоянно подвергают его сексуальным унижениям. Юрочка, ты уверен, что я достаточно взрослая, чтобы такое читать? К тому же это инцест, а не зоофилия.
– Не переживай. Если капитан Сорокина сказала, значит, зоофилия непременно будет, но чуть позже. Она в этих делах знает толк. Так что переводи, не отвлекайся.
– Он вырос и приобрёл непреодолимое отвращение к женщинам. После секса с мужчинами он узнаёт, что это неугодно в глазах Господних, и больше такого не повторяет. Внезапно мальчик замечает, что его ужасно тянет к собакам. Он советуется со священником, угодно ли в глазах Господних скотоложство. Тот сводит его со своей прихожанкой Жюли, которая может превращаться в собаку или волчицу. Это получается уже не скотоложство, неугодное в глазах Божьих, потому что она иногда бывает человеком. Но священник признаётся во всём Инквизиции, и влюблённые вынуждены спасаться бегством, – Палёнка вздохнула. – Я очень рада, что это всё.
– Что это за хрень? – скривился Нежный.
– Аннотация.
– Чего?
– Краткое описание книги. Это книга такая, вот смотри, Юрочка, – она что-то нажала на экране, и текст сменился. – Видишь? Книга называется «Мальчик любит собаку», год издания – тысяча девятьсот пятьдесят седьмой. И примечание: не рекомендуется детям и лицам строгих нравов.
– А там есть фамилии автора этой порнухи, художника, что нарисовал даму с собачкой в одном лице, или кого-то из редакторов, на худой конец?
В этот момент в кабинет ворвалась разъярённая секретарша шефа, схватила кофе и уставилась на майора испепеляющим взглядом.
– Взяла, за чем приходила, и вали отсюда, не мешай людям работать, – вежливо попросил тот.
– Нежный, сволочь, ты назвал меня секретуткой!
– Те, кто подслушивает чужие телефонные разговоры, порой узнают о себе очень неприятную правду.
– Это не правда! Это оскорбление! Я – не секретутка!
– Да? А кем ты тут работаешь?
– Я – секретарь-референт! У меня, между прочим, диплом переводчика с трёх языков! Английского, французского и немецкого! И ты это знаешь, я всем показывала!
– Тогда нам крупно повезло! – Нежный изобразил радость. – Тут как раз нужно перевести маленький текст с французского. Переведёшь?
– Нет у тебя никакого французского текста!
– Вон, глянь на экран. Там описание книги, которая предположительно проходит по делу об убийстве.
– Ты – мерзавец! Ты всё врёшь! Ни по какому делу она не проходит! Ты специально написал что-то по-французски, чтобы меня унизить!
– Достала уже, – поморщился майор. – Ещё и орёшь, как потерпевшая. Забирай кофе и неси его шефу. Это он ценит твои дипломы, а не я. Или не дипломы?
Женщина ушла со слезами на глазах, Любе её стало даже немного жалко. Пожалуй, Нежный, пытаясь опровергнуть свою фамилию, обращался с сослуживцами слишком уж грубо. А особенно с сослуживицами. Она ещё до конца не простила ему «следственный эксперимент» с раздеванием. Но делать замечания за грубость она не собиралась – от мнения майора зависело, останется ли она здесь работать, а принципы могут подождать до лучших времён.
– Посмотрела я, что ты просил, – напомнила о себе Палёнка. – Издательство давно обанкротилось, о редакторах и авторе в интернете ничего нет, а фамилию художника я так и не смогла найти. Но прикинь сам, Юрочка – им всем в пятьдесят седьмом было явно не по десять лет, сколько же им сейчас?
– Зато могут быть живы их дети, которые могут что-то знать об этой собачке. Я бы с удовольствием съездил во Францию провести допрос. Но по опыту знаю, что поедет шеф со своей секретуткой. Нет, пусть всё остаётся, как есть. Так что, Палёнка, возвращайся к Бардину, помоги ему пообщаться с венграми.
– Я не говорю по-венгерски.
– Ничего, я уверен, что ты найдёшь с ними общий язык. Ты со всеми находишь. Пошли, я тебя отведу.
– Боишься, что я дорогу не найду?
– Найдёшь, даже не сомневаюсь. Заблудить здесь ты можешь, а вот заблудиться – ни за что.
– Скажешь тоже, Юрочка! Я уже давно с блудом завязала, – улыбнулась Палёнка.
– Я верю только в бывших девственниц. Блудницы бывшими не бывают.
– Брось ты! С кем тут блудить? У оперов и денег-то не хватит, чтоб расплатиться с такой, как я.
– Не заговаривай мне зубы. Время поджимает. Идём.
Как только Нежный и Палёнка ушли, Люба бросилась к телефону. Боялась не успеть к возвращению Нежного, но, к её облегчению, шеф ответил сразу.
– Шеф, это капитан Сорокина. Ваше поручение выполнено, – доложила она.
– Не понял, Сорокина, какое поручение?
– Бумаги в прокуратуру по ограблению супермаркета.
– Ах, это… Но мне докладывали, что их оформил сам Бардин под давлением Нежного.
– Шеф, клянусь, то, что я сейчас скажу – это правда, только правда, и ничего, кроме правды. Первое: Бардин не способен составлять такие документы.
– Знаю.
– Второе: Нежный ни при чём вообще. Третье: без женщины тут не обошлось.
– Надо же, чутьё мне так и подсказало, а я ему не поверил.
– Интуиция?
– При чём тут интуиция? Говорю же: чутьё! Я учуял, что от этих бумаг пахнет духами.
* * *
Вернувшись в свой кабинет, Нежный мгновенно заметил, что с Сорокиной что-то не так. Что-то в ней почти неуловимо изменилось, и если бы не опыт многих тысяч допросов, майор бы ни малейшего внимания не обратил на такую мелочь. Сорокина всего-навсего старалась не встречаться с ним взглядом. Не то чтобы отворачивалась, но постоянно смотрела куда-то в другую сторону. Пока он провожал Палёнку к Бардину, Сорокина тут сотворила какую-то гадость, причём скорее всего, лично ему.
Нежный даже не подумал спрашивать у неё. Всё тот же многолетний опыт подсказывал ему, что женщины признаются в содеянном далеко не сразу, а некоторые вообще не признаются, даже если доказательств столько, что так называемое чистосердечное признание не очень-то и нужно. Что же случилось? Дама стесняется? Оставшись в кабинете одна, она занялась чем-то таким, за что ей сейчас стыдно? Что же это за постыдное такое занятие? Кроме самоудовлетворения, на ум ничего не приходило. Но Сорокина была совершенно не похожа на тех, кто в этом нуждается, а если уж её бы вдруг и припёрло, она бы потом совершенно не стеснялась. Майор ещё не забыл дерзко брошенные ему в лицо трусики.
Значит, не стыд, а угрызения совести? Как она могла ему нагадить? Из комнаты она не выходила, значит – телефон. Кому звонила? Только шефу, тут больше никто Нежному не опасен. Разве что ещё федералам, но это вряд ли. Шефу, конечно же, на него наябедничала. О чём же она стукнула начальству? Наверно, о том, что он угостил двух дам дорогим кофе, себя тоже не забыл, прежде чем вернуть изрядно полегчавшую баночку законному владельцу.
Быстро научилась, надо же. Хотя, почему научилась? Она новичок только здесь, а не в профессии. Там, где она работала раньше, наверняка тоже был ещё тот гадюшник, с чего бы другим управлениям чем-то отличаться от этого? Всюду змеиные клубки, масса интриг, подсиживания и доносов начальству. Ничего, если из-за неё будут крупные неприятности, он сделает так, чтобы бедная женщина не прошла испытательный срок. Или она добьётся, чтобы его мнение по этому вопросу никого не заинтересовало? Тоже вполне возможно.
Майор пристально взглянул на Сорокину. Под этим взглядом иногда раскалывались матёрые рецидивисты, а Марио порой начинал нести такую чушь, что его адвокат хватался за голову. Сорокина тоже занервничала, но признаваться, конечно же, не собиралась. По представлениям Нежного, сейчас она должна завести длинный разговор на какую-нибудь нейтральную тему, скорее всего, служебную.
– Юрий Николаевич, а почему вы не захотели разбираться с той французской книгой? Хотя бы попытаться найти фамилию художника и посмотреть другие его картины, – она оправдала все его ожидания. – Ехать в Париж необязательно, там могут поискать и федералы.
– Может, позже, – осторожно ответил Нежный. – Сейчас мы с тобой поедем допрашивать соучастницу той девки, которая постреляла Вань из Хельсинки. Это гораздо важнее.
– А кто она?
– Соседка покойного Бонифация с восьмого этажа, конечно. Она так и не объяснила шефу, почему отвела собаку к старику, хотя сама осталась дома, а ему псина могла только помешать. Уклонилась от ответа, а вы ей позволили. Но это не главное. Объясни, как она узнала, что нужно забирать собаку?
– Выстрелы услышала, наверно.
– Услышала выстрелы, и смело сунулась туда, где шла перестрелка, даже не поинтересовавшись, там ещё стрелки или ушли. Нет, Сорокина, она точно знала, что плохие парни убиты. Для начала допроса этого вполне достаточно. Одевайся, и поедем. Я поведу, а то ты постоянно заезжаешь куда-то к чёрту на рога. В нашем городе навигатору верят только идиоты и приезжие.
На самом деле Нежный не стал ничего выяснять во Франции совсем по другой причине – он очень не хотел узнать там что-то лишнее об оборотнях, хотя бы то, что они существуют. Легенды об этих существах известны давно, спецслужбы ими активно интересуются, по крайней мере, отечественные федералы – уж точно, а достоверной информации для публики нет. Так что вряд ли майор Нежный, поймавший оборотня за шкирку, получит нобелевскую премию. Скорее, он получит пулю в затылок, а подполковник Федералов утрёт скупую мужскую слезу и скажет: «Жаль мужика, но интересы страны превыше всего».
Так обстоят дела с любой тайной: одни люди её знают, и им разрешено знать, другие – не знают. И вот когда кто-то из не допущенных что-то узнаёт, его либо делают допущенным, либо затыкают рот. Хорошо, если затыкают деньгами, терпимо, если угрозами, а вот пулей – совсем не хотелось бы. Представить Федералова, предлагающего ему чемодан долларов, Нежный так и не смог. Угрожать он тоже не станет, знает, что бесполезно. Так что остаётся самое неприятное.
Надо будет ещё грамотно построить допрос с этой соседкой Бонифация, так, чтобы ни в коем случае не узнать от неё ничего лишнего. Только поэтому он решил поехать к ней вместе с Сорокиной. Он бы и один поехал, так вроде надёжнее, но сейчас ни в коем случае нельзя оставлять Сорокину без присмотра. Она запросто может без его разрешения связаться с французской полицией и узнать лишнее. Не сама, так с помощью Палёнки. Хорошо бы поручить ей что-нибудь такое, что отвлечёт её от самоубийственных идей, но что? А вот за Бардина можно быть спокойным – он ошалел от одного вида бывшей проститутки, и все глупости, на которые его потянет, неизбежно будут связаны с ней и только с ней.
Они уже вышли на улицу и шли к служебной стоянке, как вдруг зазвонил его мобильник. Ругаясь, майор с трудом вытащил его из кармана пиджака, задрав пальто, несколько раз попытался нажать клавишу «Ответить», не смог, пришлось стаскивать перчатку. Сильный мороз с радостью укусил его за кожу, пришлось срочно отдать телефон Сорокиной, а самому лихорадочно натягивать перчатку обратно, пока дело не дошло до серьёзного обморожения с ампутацией пальцев.
– Ваш приятель из спецслужбы, Юрий Николаевич, – сообщила Сорокина, возвращая телефон. – Он влип в такие маленькие неприятности, что ему нужна ваша помощь.
– Что у вас случилось, товарищ Федералов? – недовольно поинтересовался Нежный, которому не нравилось разговаривать на морозе, но сбрасывать вызов он не стал.
– Кажется, оборотни убили Хоттабыча, – сказал подполковник. – Он пошёл за машиной, но из гаража так и не вышел. Я не знаю, как разбираться с такими делами. Это ваша епархия.
– У них там камера наблюдения есть?
– Сейчас выясню, – подполковник сделал паузу, а потом заговорил по другому телефону. – Есть новости? Понятно. Камера там есть? Камера наблюдения, идиот! Хорошо, конец связи. Товарищ Нежный, там есть камера.
– Ничего не делайте, – в голову Нежного пришла гениальная идея. – Сейчас к вам подъедет мой сотрудник, капитан Сорокина. Она и займётся этим делом.
– Может, лично вы займётесь, товарищ Нежный? Или того парня пришлёте, Бардина? Нет у меня доверия к женскому полу в наших делах.
Ни разу за всё время их знакомства Федералов не говорил таким жалобным тоном. Видно, от последних событий его шкура задымилась. Но своя шкура была Нежному значительно дороже, поэтому ни о каких уступках он и не думал. Пусть Сорокина плотно займётся убийством Хоттабыча, если его действительно убили, а то подполковник сказал «кажется». Тем временем Нежный разберётся с соседкой Бонифация, причём так, чтобы в протоколе допроса ни о каких оборотнях и речи не было.
– Допрошу бабу сам, – сказал Нежный, пряча телефон в карман пальто. – Ты езжай к гаражу Хоттабыча. Знаешь, где это?
– Адрес знаю, так что найду.
– Молодец. Гараж окружён федеральным спецназом, если остановят, требуй связи с подполковником. Дальше действуй по обстоятельствам. Если вдруг почувствуешь, что у тебя что-то не получается, немедленно звони мне, не пытайся никому доказывать, что ничем не уступаешь мужчинам и справишься со всем сама.
– Не беспокойтесь, Юрий Николаевич, позвоню. Избыточным феминизмом я не страдаю, зато у меня масса других недостатков.
* * *
Люба остановила машину у проходной гаражного кооператива, вышла, и тут же к ней подлетели два молодых парня с военной выправкой, отчётливо видимой даже под полушубками. Один из них уже открыл рот, пытаясь что-то ей запретить, но не успел.
– Федералы? – осведомилась Люба, и не дожидаясь ответа, приказала: – Доложи подполковнику! Быстро!
– Ты кто такая? – обиделся спецназовец. – Чего тут раскомандовалась?
– Капитан Сорокина, уголовный розыск, – Люба сунула ему прямо в лицо новенькое служебное удостоверение. – Ты не понял, что надо сделать?
Она только сейчас подумала, что неплохо было бы взять у Нежного телефон подполковника, и связаться с ним, не доезжая до гаража пару кварталов. Сейчас звонить Нежному было уже поздно, тем более в присутствии этих воинов света.
– Холодно, товарищ капитан? – доброжелательно поинтересовался второй спецназовец.
– Да.
– А представьте, как холодно нам, мы тут уже давно стоим, и ещё неизвестно, когда уйдём.
Вместо ответа Люба достала из сумочки телефон и попыталась вызвать шефа, не снимая перчаток. Первый раз у неё не получилось, второй – тоже.
– Не надо на нас жаловаться, товарищ капитан, – попросил вежливый спецназовец. – Мы просто выполняем приказ, а связи с руководителем операции у нас нет. Можно было бы связаться с нашим командиром, но зачем?
– Как это – зачем? – не поняла Люба.
– А вот так – незачем связываться. Потому что вон он, наш старлей, сюда идёт.
– Гражданочка, в чём дело? – грозно поинтересовался подошедший командир. – Проходим мимо, не создаём сутолоки. Работает федеральный спецназ.
– Зови подполковника! – рявкнула Люба. – Я не собираюсь торчать на морозе до морковкина заговенья!
– Товарища подполковника ещё нет, но он вот-вот должен подъехать, – старший лейтенант заговорил совсем по-другому. – Вы из угрозыска? Документик есть?
– Есть у неё, командир, – вмешался один из спецназовцев. – Она предъявляла. Капитан Сорокина.
– Точно. Шеф так и говорил. Что ж, товарищ капитан, идёмте в сторожку, там хотя бы тепло. А тачку свою на сигналку поставьте. Мои ребята не будут её охранять, они тут для другого.
В тесной, но тёплой сторожке уже приготовились смотреть запись видеокамер, их возле гаражей, оказывается, было целых три. Впрочем, одна снимала самый дальний угол, и ни Хоттабычу, ни его убийце делать там было нечего. Зато две другие сняли всё, что нужно. Вот старик подходит к воротам своего гаража, достаёт из кармана ключи, роняет их в снег и поднимает, и в конце концов широко распахивает обе створки и входит внутрь. И тут вдруг…
– Стоп, – распорядилась Люба. – Я ничего не разглядела. Отмотайте секунд на десять назад и пустите замедленно.
Сторож так и сделал, и теперь он, Люба, два оперативника федералов и прибывший подполковник заворожено смотрели, как изящная девушка непринуждённо спрыгивает с крыши, а там высота метра два с половиной, если не все три, и с совершенно немыслимой скоростью пересекает площадку и влетает в гараж вслед за Хоттабычем. Почти сразу же она выскакивает оттуда, запирает двери, бежит к месту, где приземлилась, когда прыгала с крыши. Там она устремляется вверх, будто взлетает, и исчезает из поля зрения камер. Явно ушла по крышам.
– Вот это да! – ахнула Люба. – С такой я не справлюсь, она меня одной левой уделает.
– Не переживайте, товарищ капитан, думаю, она и взвод спецназа запросто уделает, – утешил её подполковник. – Ну, теперь поверили в… скажем так, в этих мутантов? – он покосился на сторожа. – Или считаете, что это обычная женщина, которая быстро бегает и высоко прыгает?
– И удивительно метко стреляет. Хватит о ней, товарищ подполковник. Что мы здесь увидели? Хоттабыч в гараж вошёл, но так из него и не вышел. Значит, нам понадобятся врач и ключ.
– Врача тут нет, но наш патологоанатом прекрасно его заменит. А вот что заменит ключ, понятия не имею. У сторожа дубликат украли. Мы уже звонили вдове, но и у неё нет запасных ключей от гаража. А наш спец говорит, что это не гараж, а настоящий сейф, его отмычками не возьмёшь, можно только или автогеном вскрыть, или взорвать.
Если бы всё происходил в её родном городе, Люба запросто открыла бы двери гаража. Не собственными руками, конечно, но открыла бы. Она знала нескольких опытных медвежатников, которые вроде как завязали, но мастерство осталось при них, да и бывших уголовников не бывает. Любой из них с удовольствием оказал бы мелкую услугу оперативнице уголовного розыска. Потом при случае потребовал бы ответной услуги, но это не страшно. Увы, здесь она пока не обзавелась знакомствами с уголовниками, не успела. Можно позвонить Нежному, у него наверняка таких знакомств достаточно, но она ещё надеялась справиться сама.
– Скоро начнёт темнеть, – сообщила она подполковнику. – Понадобится фонарь.
– Фонари есть, – мрачно сообщил он, явно разочарованный квалификацией оперативницы, которую Нежный прислал вместо себя, ведь он отлично понимал, что фонарём дверь не открыть. Люба по его лицу отлично читала все эти мысли, но совсем не переживала по этому поводу.
– Берите фонарь, и пошли, – уверенно распорядилась она. – И прихватите с собой пару крепких парней. Можно из спецназа.
– Они охраняют периметр.
– Периметр – это ужасно умное слово, но я не понимаю, от кого его сейчас нужно охранять. Или вы думаете, что прыгучая девица вернётся? Мало ли, вдруг она тут что-нибудь забыла. В квартире Бонифация она забыла всю свою одежду, кроме трусиков и перчаток, но так за ней и не вернулась. Даже если не именно она, то какая-нибудь очень похожая на неё.
Подполковник побагровел, но спорить не стал. Спецназ остался на своих позициях, а пару крепких парней составили двое, которые следили за Хоттабычем. Люба считала их идиотами. Почему они надолго оставили объект слежки без присмотра? С ним же что угодно могло случиться, и не просто могло, а случилось! Что мешало одному из них пойти в гараж за Хоттабычем? Холода побоялся, наверно. И это спасло ему жизнь. Девица наверняка прикончила бы заодно и его.
Вчетвером они подошли к месту, где убийца сперва спрыгнула с крыши гаражей, а потом запрыгнула обратно. Следы женских сапог на утоптанном снегу отпечатались чётко – в одном месте зияли дырки от каблуков-шпилек, а дальше она бежала на носочках. И не просто бежала, а мчалась. Впрочем, чтобы это узнать, не нужно быть следопытом – её пробежка попала на видеозапись.
– На пальцах бежала, – пробормотал подполковник. – Пятками пользуется только в крайнем случае, вот как здесь – когда приземлялась. Всё правильно, у волчиц пяток нет.
– Возьмитесь за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке, – не обращая на него внимания, предложила Люба крепким парням.
– Чего? – откликнулся один из них.
– Ничего! Руки сцепите! Я наверх полезу. Запрыгнула бы с земли, но увы, не умею, как она. Так что будьте так добры, изобразите из себя подставку.
– На крыше лёд, – напомнил подполковник. – Впрочем, ваше дело. Не смею препятствовать. Падайте, ломайте руки, ноги, шею – всё что хотите. Патологоанатом тут недалеко, так что всё в порядке.
Люба с фонарём в руках залезла на сцепленные руки оперативников спецслужбы, они её ещё приподняли, и она переступила к ним на плечи. Восторга они не испытывали, но ей и это было абсолютно безразлично. Если бы понадобилось, она бы и на головы им стала. Но её собственная голова и без того оказалась на уровне крыши, оставалось только немного приподняться на цыпочки, и всё, в ярком свете фонаря она видит всё, что нужно. Глубокий слежавшийся снег, две цепочки следов убийцы до противоположного края, а чуть в стороне от них – то, что она искала.
– Товарищ подполковник, станьте, пожалуйста, вон там, – она посветила на нужное место. – Или поизображайте столб, или поставьте метку.
– Зачем? Что вы хотите отметить?
– Ключи, предположительно от гаража гражданина Хоттабыча. Они валяются на крыше, ждут, пока вы их достанете, – Люба ловко спрыгнула на землю. – Всё, ребята, можете расцепить руки. Собственно, давно уже можно, как только я стала вам на плечи. А вы, товарищ подполковник, распорядитесь раздобыть лестницу. Можно стремянку.
Федералов сверкнул глазами, и понятливые оперативники унеслись на поиски лестницы. Один из них поскользнулся и упал, но тут же вскочил и помчался дальше, едва ли не с той же скоростью, что девушка-убийца. Вернулись они почти сразу, но теперь бежали не так быстро – мешали стремянка и грабли, которые они несли. Подполковник их обругал, он всё ещё неподвижно стоял на месте, и изрядно замёрз. Лестницу расставили, один из оперативников полез по ней вверх, другой её на всякий случай придерживал. Ни тот, ни другой на ругательства своего командира совсем не обратили внимания, видно, давно привыкли.
Тот, что добрался до крыши, пошарил по ней рукой, крикнул нижнему «Не достаю, давай грабли!», и получил их. С садовым инструментом дело пошло на лад, ключи вместе с целым сугробом снега рухнули на голову подполковника. Люба с трудом сохранила серьёзное выражение лица, и даже помогла федералу отряхнуться.
– Ключи смело можете брать, – разрешила она. – Девица была в перчатках, так что «пальчиков» тут нет. Ну, открывайте же гараж!
– Там может быть бомба, – возразил подполковник.
– Глупости! Она пробыла в гараже не больше полминуты.
– С её скоростью тридцати секунд хватит, чтобы поставить три бомбы. Никогда не видел таких шустрых дам.
Не вступая в спор, Люба сама подняла ключи и зашагала к гаражу Хоттабыча. Федералы, наоборот, попятились, видно, в самом деле верили, что дверь может быть заминирована. Что ж, их готовили к борьбе с терроризмом, а среди террористов масса умельцев, готовых за десять секунд заминировать что угодно. Впрочем, подполковник пересилил страх, а может, разумную осторожность, и поплёлся за ней, старательно изображая решительность. Люба так и не поняла, кому он демонстрировал отвагу – ей или своим подчинённым.
Возле самых дверей подполковник подрагивающими руками вырвал у неё ключи, с трудом попал в замочную скважину и дёрнул дверь на себя. При этом он непроизвольно зажмурился, явно ожидая взрыва, и у Любы возникло огромное искушение выстрелить из пистолета у него под ухом, но она устояла перед соблазном, понимая, что никто эту шутку по достоинству не оценит. В гараже горел свет, а работающий электронагреватель дарил тепло. Возле красного «Форда» Люба увидела две табуретки, на одной стояла изрядно початая бутылка водки и простенькая закусь, прямо в банках – маринованные грибочки и солёные огурчики, а на другой восседал пьяненький Хоттабыч.
– О, молодцы! – обрадовался он. – Я вас тут давно жду, а вы всё не шли да не шли. Присоединяйтесь, а то мне одному вкушать водочку как-то даже неудобно.
– Глядите-ка, живой, – прошипела Люба, отнюдь не питавшая к Хоттабычу никаких добрых чувств. – Зачем же вы сюда патологоанатома тащили? Да и взвод спецназа тоже.
– Роту, – поправил подполковник. – Не полностью укомплектованную, но всё же роту, а не взвод. Что вы в связи с этим предлагаете, товарищ Сорокина?
– Пристрелить старого негодяя.
– Признаю, что у вас есть причины плохо ко мне относиться, – сказал Хоттабыч, жуя грибочки. – Но давайте прекратим нашу вражду. Вы мне разок врежете, и будем считать, что мы квиты. То есть, не имеем друг к другу никаких претензий. Собственно, я и так не имею, а вы…
– Не самое лучшее предложение, товарищ Хоттабыч, – прервал его подполковник. – Если товарищ Сорокина вас ударит, боюсь, вы вряд ли выживете. Ваша вражда на этом, конечно, прекратится, но вы же явно имели в виду что-то совсем другое. Лучше расскажите нам, как вы очутились в запертом гараже.
– Когда я сюда входил, двери были не просто открыты, а распахнуты. Я же выезжать собирался. Уже за руль почти сел. Но тут в глазах потемнело, и всё. Давление, наверно. У моей жены такое иногда бывает, она гипертоничка. А у меня – в первый раз. Всегда бывает первый раз, вот сегодня он был у меня. А когда я в себя пришёл, вижу – лежу на переднем сидении, темно, как у негра сами знаете где, и это потому, что гараж закрыт. А ключей у меня нет, куда-то делись. Нет их нигде, ни в салоне, ни в гараже. А я точно помню, что в руках их держал, когда потерял сознание.
– И что было дальше?
– А ничего особенного. Включил свет, ключи поискал, не нашёл, это я уже говорил. Потом подошёл к дверям, стал кричать, на помощь звать. Только не пришёл никто.
– Телефона у вас с собой не было?
– Как же не было? Был, конечно! Только с него уже никому не позвонить, – старик показал на полку, где между фанерными ящиками с каким-то неописуемым хламом лежали бренные останки мобильного телефона. – Наверно, я на него в темноте наступил, и не заметил этого.
– Как бы не так, – шепнул подполковник Любе. – Я даже отсюда вижу, что аппарат давили узким каблуком. Мы с вами видели эти каблучки.
– Что вы там шепчетесь? – забеспокоился Хоттабыч. – Убить меня сговариваетесь? Юрий Николаевич предупреждал, что вы можете это сделать. Вы же федералы, а не полиция, верно? Хотя нет, дамочка эта, то есть, капитан Сорокина, из полиции. А вот этот противный тип – из КГБ, даже не сомневайтесь! Я их нутром чую, этих мерзавцев! Сколько они у меня крови попили, на всех зарубежных гастролях!
