Текст книги "Не надо оборачиваться (СИ)"

Автор книги: Александр Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– КГБ уже давно нет, – недовольно буркнул подполковник.

– Как это – нет? Есть! Никуда оно не делось. И ЧК есть, и НКВД, и ОГПУ. Все на месте. А если хорошенько поискать, в смысле, как следует, то и СМЕРШ найдётся.

– Отставить пьяную болтовню, товарищ Хоттабыч! А ну, отвечайте – куда вы собирались ехать?

– Это моё личное дело. Я ещё не такой старый, у меня ещё иногда бывают личные дела! Поняли? – Хоттабыча окончательно развезло.

– Не в ресторан «Лилия», часом?

– А если и туда? Что, нельзя?

– Дурак вы, товарищ Хоттабыч. Та баба, что вам звонила – оборотень. Мы с товарищем Сорокиной её собственными глазами видели, правда, в записи. Убьют они вас, и фамилии не спросят. Эта вас почему-то пощадила, ну, так к вам подошлют другую. Безжалостную. И всё. Был Хоттабыч – и нет Хоттабыча. А мы её или поймаем, или не поймаем. Гарантировать ничего нельзя – уж больно девица шустрая. Её даже разглядеть тяжело, нам пришлось замедлять прокручивание записи, чтобы вообще хоть что-то увидеть. Кто ж вас от такой реактивной дамы защитит? Да никто! Вдобавок ценность ваша для нас почти никакая, а вы ещё и хамите.

– Ценность человеческой жизни неизмерима, – назидательно произнёс Хоттабыч. – А ни одна революция не стоит слезинки жеребёнка. То есть, я хотел сказать, ребёнка.

– Вы эту девицу хоть видели? – Федералов пытался хоть что-то узнать у пьяного фокусника.

– Что-то я видел. Но не знаю, что. Я открывал дверь машины, и тут кто-то заслонил свет. Я подумал, что надо глянуть, кто это там ко мне пожаловал, но потерял сознание. А потом очнулся – гараж заперт, телефон разбит, а звать на помощь бесполезно.

– Вы это уже говорили.

– А я могу ещё раз сказать! Хорошо, что у меня в гараже консервация кое-какая хранится, и пара бутылок эликсира. А то бы я со скуки тут помер. А ты, гэбист, только рад бы был! Потому что ты – гнилой мерзавец. Но Хоттабыча так просто не возьмёшь! Вот эта баба из полиции пыталась – и что у неё вышло? А?

– Товарищ Сорокина, отправьте его в вытрезвитель, – расстроенно попросил подполковник. – Надоел этот хам.

– Вытрезвителей у нас давно нет, – отмахнулась Люба. – Пусть сам протрезвляется.

– Нет, так нет, аллах с ним. Что насчёт девицы-оборотня скажете? Реально её поймать?

– Не знаю. С такой скоростью она уже может быть где-то возле монгольской границы. Да и не факт, что она оборотень. Мы же не видели, как она превращается во что-то жуткое.

– Бросьте, товарищ Сорокина! Это вас, небось, товарищ Нежный запугал? Мол, федералы убьют всякого, кто знает об оборотнях. Но это же глупость несусветная! Товарищ Нежный слишком мнительный. Никто вас и пальцем не тронет. Чтоб вы знали, об оборотнях уже много веков знают, и кому это мешает? Вон, «Ван Хельсинги» знают, а их финансируют и Ватикан, и ЦРУ, и Моссад, и британцы наверняка тоже участвуют, а убивают их только сами оборотни. И то, говоря вашим языком, это необходимая самооборона без всякого превышения пределов.

– А вдруг мы разболтаем?

– Да пожалуйста! Всё те же много веков об оборотнях много говорят, книги пишут, кино снимают. Сколько угодно болтайте, поверьте, это совершенно безопасно. Но только упаси вас Бог предъявлять убедительные доказательства. Вот тогда вами займутся всерьёз. Поверьте, в этом случае смерть будет ещё не наихудшим вариантом. Ведь есть ещё принудительное психиатрическое лечение.

– Я это запомню, – Любу тряс озноб, хотя в гараже было тепло.

– Запомните, товарищ Сорокина. И товарищу Нежному передайте. А то он боится найти оборотней, а должен бояться не найти.

* * *

Бардину оставался последний на сегодня разговор с иностранцами – с венгерской полицией. Палёнка честно предупредила, что венгерского не знает совсем, потому что за венгра замуж не собиралась. Правда, кто-то ей говорил, что якобы там все или почти все понимают немецкий. Но сначала нужно было узнать номер телефона, а с этим возникли трудности. Хоттабыч продиктовал Нежному название города, тот записал, но такого города на карте не было – кто-то из них ошибся.

Палёнка довольно долго искала в интернете, пока не выяснила, как этот город называется на самом деле. Оказалось, две буквы неправильные, причём одна из них – заглавная. Дальше дело пошло быстрее – она мгновенно нашла нужный номер, правда, на том конце не спешили выполнять её просьбы. Бардин из всего, что слышал, понял только «гутен таг» и «полицай-президент», и то сомневался, правильно ли понял последнее выражение, но голос Палёнки ему нравился, поэтому слушал он внимательно, и незнание немецкого ничуть ему не мешало.

– Гражданин капитан, скажите мне ваш код вызова по скайпу, – неожиданно попросила она. – С вами свяжется инспектор, который вёл дело о смерти циркачки. Он знает русский, так что говорить с ним будете сами. Что ж вы молчите? Какой у вас код?

– Ы, – попытался ответить Бардин.

– У нас нет времени на всякие ваши «ы», гражданин капитан.

– Ё!

– Твою мать ё! – рассвирепела Палёнка. – Быстро говори код вызова по скайпу, мусор! Венгры не будут ждать, пока ты, мент поганый, раздуплишься! У них нет в запасе вечности!

– О! – Бардин показал на экран компьютера.

– А! – догадалась Палёнка. – Я же могу и сама глянуть.

– Ага, – радостно подтвердил Бардин, энергично кивая.

Она бросила на него испепеляющий взгляд, что-то посмотрела на компьютере и продиктовала своему телефонному собеседнику по буквам. Капитану резанула слух буква «фау», напомнившая ему что-то из давних фильмов о войне с Гитлером, но он заставил себя не обращать на это внимания, как и на обращение к себе «мент поганый». Палёнке он был готов простить всё. Или почти всё.

– Нужного вам инспектора сейчас нет на месте, гражданин капитан, – сообщила Палёнка, немного успокоившись. – Но ему непременно передадут просьбу связаться с вами. Так что, может, и свяжется.

Она пересела на другой стул, освободив компьютер, и снова занялась всё тем же глянцевым журналом. Бардину, плюхнувшемуся туда, где только что сидела она, показалось, что он чувствует ягодицами оставшееся от неё тепло, и это тепло возбуждающе разливается по всему телу. Так и застыл, восхищённо на неё глядя. Он очень боялся, что вот-вот позвонят из маленького венгерского городка с очень длинным названием, и внимание придётся уделять не этой красавице, а какому-то немолодому полицейскому.

Но капитана от созерцания прекрасного отвлекли не венгры. Дверь резко распахнулась, с грохотом ударив в стену, и в кабинет влетел разъярённый шеф. Он тяжело дышал раздувшимися ноздрями, а глаза на побагровевшем лице метали молнии. Уперев тяжёлый взгляд в своего подчинённого, он угрожающе выдвинул вперёд нижнюю челюсть и медленно двинулся к капитану, вытянув вперёд руки со скрюченными пальцами. У Бардина от такого зрелища заныла шея, примерно там, где шеф будет его душить. Он был моложе, да и сильнее, но драка с начальством – это один из самых надёжных способов навсегда вылететь со службы. Так что придётся потерпеть, если, конечно, удушение не зайдёт слишком далеко.

– Убью! – прорычал шеф, чтобы у Бардина отпали последние сомнения.

– А я ментов вызову, – пригрозила Палёнка, на минутку отвлёкшись от своего журнала. – Только они будут долго ехать и, как всегда, опоздают.

– Палёнка! – обрадовался шеф. – А ты что тут делаешь?

– Смотрю. Что же это будет за убийство, если не найдётся ни одного свидетеля? Как вашим его раскрывать?

– По мотивам, – подсказал Бардин. – Ищи, кому выгодно. Я, правда, не знаю, за что шеф меня убьёт, но мне и не нужно – я тут жертва, а не сыщик.

– Ты – и не знаешь? – шеф снова начал распаляться. – Я вам всем, подлецам, сколько раз говорил: не вздумайте воровать моё кофе! А ты, гад, что сделал? Там же почти ничего не осталось! Знал же, и всё равно спёр! Так что собаке – собачья смерть!

– Гражданин капитан, вы – мой герой! – заявила Палёнка. – Я попросила кофе, и вы его раздобыли для меня, пожертвовав жизнью! Это так романтично! Я буду каждый месяц носить живые цветы вам на могилу.

– Э, – откликнулся Бардин.

– Что он сказал? – не понял шеф.

– Он сказал «э».

– И что это значит?

– Что он согласен стать моим мёртвым героем.

– Так всё же, Палёнка, что ты тут делаешь?

– Не поверишь – работаю переводчицей. Куратор мне сказал, что переводчица у вас есть, и языком она владеет отлично, но только… своим языком, тем, что у неё во рту.

– Врёт он всё! Ни хрена она языком не владеет. Никаким, ни своим, ни чужим. А ты, я слышал, в сутенёры подалась?

– Ну, не всё же самой. Пора уступить дорогу молодёжи.

– Понятно. Тебя значит, федералы крышуют?

– Можно и так сказать. А что? Хочешь ты крышевать?

– Куда уж мне против них! Просто спросил. Так значит, этот тип спёр моё кофе для тебя?

– Да. Кстати, кофе просто великолепный. Я могу тебя попросить об одной мелочи?

– Конечно. Можешь и не о мелочи. Я ж к тебе всегда со всей душой.

– Ох, не напоминай мне этот давний кошмар. А попросить я у тебя хочу кофе. Если это, конечно, тебя не разорит.

– Для Палёнки – ничего не жалко, – провозгласил шеф, явно передумавший убивать Бардина, схватил трубку служебного телефона и отдал распоряжение секретутке: – Срочно две чашечки кофе в кабинет Бардина.

– Три, – попросил обнаглевший капитан.

– Облезешь, – отказал ему шеф. – Две! – подтвердил он в трубку.

Бардин ничуть не расстроился. Шеф лишил его кофе – ничего страшного. Зато не лишил возможности полюбоваться Палёнкой, которая сидела, закинув ногу на ногу, и не обращала внимания на то, что её юбка задралась вверх чуть сильнее, чем принято считать приличным. Что происходило вокруг, больше не имело значения. Тем неожиданнее для него оказался увесистый удар по плечу от шефа.

– Бардин! – оглушительно, как оказалось, орал он. – Ты что, уснул? Или оглох, на хрен?

– А? – откликнулся капитан, и Палёнка закатила глаза в притворном ужасе.

– Хрен на! Нежному звони, быстро!

Ничего не соображая, Бардин схватил свой мобильник, нажал клавишу и стал ждать сигнал вызова. Но не дождался.

– Нежный вне зоны доступа, шеф, – доложил он.

– Слышала, Сорокина? – рявкнул он в свой телефон. – Он в самом деле вне зоны доступа, Бардин проверил. Значит, так. Езжай к дому той Агаты, но никуда не лезь. Только наблюдай. Сейчас пришлю тебе туда подмогу.

– Что там за дела?

– Нежный, как последний идиот, один попёрся к оборотням, и с тех пор с ним нет связи. Езжай его выручать. Адрес я тебе скажу, я там был.

– Я жду звонка венгров, – напомнил Бардин.

– К чертям всех венгров и в придачу всех папуасов! Нежный мне нужнее! Без такого, как он, мы не обойдёмся, а заменить его некем. Да если бы было кем заменить, я б его давно выгнал на хрен! А может, и пристрелил бы. Так что, Бардин, поднял задницу, и бегом спасать коллегу.

– Если Нежный с ними не справился, я один тем более не справлюсь. Он круче меня.

– Сам знаю, кто из вас круче. Ты будешь не один, а с Сорокиной.

– Толку от неё? Оборотни – это не пьяный сексуально озабоченный начальник.

– Лишней она не будет. А если её сожрут, невелика потеря.

– Шеф, так они и меня сожрут!

– Тоже, если честно, невелика потеря. И тебя, и её легко заменить. Мастер, блин, оформления бумаг для прокурорских.

– Я – опер, а не боец. Нужна группа захвата.

– Нужна – бери. Сорокина говорит, что они сейчас на задании, но когда тебя волновали чужие проблемы? Снимай их с задания, и все дела.

– Шеф, они мне не подчиняются. Вам – тоже, но вы можете перетереть с их командиром, и решить вопрос.

– Отставить, Бардин, – шеф внезапно что-то придумал, иногда с ним такое случалось. – Я сам этим займусь. Не нужна мне никакая группа захвата.

Начальник убежал. Бардин посмотрел в окно и увидел, как он в расстёгнутом полушубке идёт быстрым шагом к стоянке. Да, действительно, группу захвата с собой не прихватил. Неужто полезет один в логово оборотней? При всём желании Бардин не мог в такое поверить. А вот в секретаршу, входящую в кабинет, неся на подносе две чашечки кофе, поверить пришлось. Он мгновенно отобрал поднос, отдал одну Палёнке, а вторую тут же пригубил, чтоб уже наверняка не отобрали.

– Надо отдать должное шефу, светлая ему память, – скорбным тоном произнёс Бардин. – В последний раз, свой самый последний, он не ошибся. Двух чашек будет вполне достаточно.

* * *

Из того, что обязан уметь страж, хуже всего у Литы получалось водить машину, особенно по скользкой дороге. А тут ещё и традиционные вечерние пробки. Клонило в сон – бег и прыжки на пределе сил даром не проходят. Лита постоянно пропускала момент, когда стоящая перед ней машина трогалась, и хоть все знали, что через пару метров она всё равно остановится, задние начинали гудеть. Наверняка они ещё и матерились в её адрес, но уж на неслышимые маты ей было абсолютно наплевать.

Хотелось позвонить тётке, рассказать ей всё по телефону и поехать домой, но нет. Уже пробовала. Та, едва узнав, что Лита не убила Врага, сразу же потребовала явиться к ней пред ясны очи, и уже там подробно объяснить, почему и отчего так вышло. Легко сказать «объясни», а что делать, если она сама толком не знает, почему пощадила старика? Жалко стало? Но стражи никого не жалеют, ни других, ни себя. Или испугалась, хотя стражи никого и ничего не боятся?

Не в силах объяснить даже самой себе, почему она оставила в живых пособника Врагов, Лита попыталась думать о чём-нибудь другом. Точнее, всё о том же. Почему Совет до сих пор не выяснил, кто из Рода выдал Врагам время и место Ритуала? Уже прошло несколько дней, вполне достаточно, но предательницу так и не нашли. Может, расследование Совета кто-то умышленно срывает? Не обязательно сама предательница, может, та, которой выгодно, чтобы виновную не выявили? И неважно, по каким причинам выгодно.

Машина всё так же стояла в пробке, а Лита напряжённо думала, пытаясь решить задачку, которая оказалась не по силам всем мудрейшим Совета. Для того, чтобы что-то кому-то выдать, нужно это что-то знать. Кто знал, когда именно Лита пойдёт к Бонифацию? Раньше она думала, что о каждом предстоящем Ритуале знает весь Совет, но мать ей сказала, что это давно не так, Агата теперь всё держит в секрете. Кто остался? Сам Бонифаций, Лита и Агата. И кроме них – те, кому они разболтали. А те уже разболтали дальше. Но для начала можно сократить исходную тройку.

Бонифаций отпадает, она видела, что он не ожидал нападения, да и не было у него ни единого шанса выжить. Разве что он рвался навстречу смерти, но не хотел убивать сам себя. Если так, он будет первым в Роду, кто добровольно захотел умереть. Мог ли он кому-нибудь разболтать? Насколько Лита знала, он время от времени говорил по телефону со многими, но не идиот же он доверять свою жизнь телефонной связи, которую может прослушать кто угодно. А лично он встречался только с Агатой, но она и так была в курсе дела.

Сама Лита не говорила никому. Даже своей подружке сказала, что идёт проведать тётку, и ни словом не упомянула Бонифация. А подружка закатила сцену ревности, вопила, что Агата конченная шлюха, и Лита идёт к ней, чтобы предаваться омерзительному разврату. Даже встала у двери, раскинув руки, плакала и шептала «Ты никуда не пойдёшь, только через мой труп!». Пришлось пустить в ход кулаки. Конечно, торговка, или на местном языке бизнес-вумен, и пяти секунд не выстояла в драке со стражем. Кстати, не забыть бы, когда кончится вся эта суматоха, позвонить и помириться. Может, даже извиняться придётся.

Остаётся Агата, которая убедительно объяснила, почему предательница – не она. Но, может, она всё-таки проболталась своей постоянной подружке? Лита её знала, торговка, владелица процветающей парикмахерской по имени Настёна, Ей-то зачем предавать? За деньги? С её доходами вряд ли нищие Ван Хельсинги смогут её финансово заинтересовать. Какие-то политические выгоды? Но какие? От смерти Литы или Бонифация она ничего не получает. А если ревность? Агата явно запала на Литу, Настёна вполне могла об этом узнать. Вот и натравила на соперницу Врагов.

Агата, мудрейшая как-никак, мгновенно во всём разобралась, и теперь прикрывает возлюбленную. А может, прикрывает не от любви, с её-то бьющей через край слабостью на передок, а потому, что не хочет, чтобы Совет узнал – последний мужчина Рода погиб из-за её, Агаты, болтливости и развращённости. Но как быть со сроками? О том, что её организм вот-вот станет готов к зачатию, Лита поняла всего за четыре дня до Ритуала, тогда же она и оповестила Агату. Настёна могла узнать об этом сразу же, подслушав их разговор. Но как за четыре дня найти способ связи с Врагами, да ещё и убедить их, что это не ловушка, что ты говоришь правду? Лита решила, что никак.

Может, Настёна заранее снюхалась с Ван Хельсингами, и только ждала, когда придёт черёд Литы проводить Ритуал? Нет, исключено. Агата стала липнуть к ней совсем недавно, неделю назад, как раз когда Лита созрела для Ритуала. До этого никакой ревности быть не могло. Значит, целью Настёны была не именно Лита, а кто угодно? Или жертвой должен был стать Бонифаций, как это фактически и случилось? Но почему напали, когда в его квартире была страж? Неужели не могли подождать следующего Ритуала? Или его тоже должна была проводить страж? Машина безнадёжно стояла в пробке, так что Лита спокойно смогла позвонить матери и спросить, когда намечался следующий Ритуал и кто собирался в нём участвовать.

– Понятия не имею, когда, – охотно ответила та. – Сроки знает только Агата. То есть, знала, Ритуалов же больше не будет. А чья была очередь – могу сказать. Как раз именно Агаты. Ты же сама мне жаловалась, что она бросается на людей, как конченная нимфоманка. Так ведут себя все, у кого организм созрел.

– Глупости, мама, – возмутилась Лита. – Я ничего подобного и близко не вытворяла!

– Ты – страж, доченька. У вас всё не как у людей. Вы умеете сдерживать эмоции, вас к этому готовили. А вот она совсем себя не контролирует. Не осуждай её, пожалуйста, я в таком состоянии веду себя не лучше.

Вот теперь Лита всё понимала. С чего бы Настёне ревновать подружку к женщинам? Они давно вместе, и Агата всё это время вовсе не была образцом верности. Пусть не так откровенно ко всем приставала, как сейчас, но приставала же. Настёна тоже вряд ли соблюдала обет целомудрия, пока её подружка предавалась разврату на стороне. Так что ревность если и была, то тлела, а не полыхала. Но вот на горизонте замаячил Ритуал. Секс с мужчиной считается природным, вдруг Агате это так понравится, что она больше не захочет с женщинами вообще? Тем более, живёт рядом с Бонифацием. Тут уж не приходится выбирать, на кого лучше наткнуться Врагам, на стража или нет. Откладывать нельзя, следующая – Агата.

– Мама, мы с тобой должны сходить в гости к Настёне, – заявила Лита.

– К подружке Агаты? Зачем?

– Хочу кое о чём у неё спросить. А если не ответит или ответит неправильно – прикончить.

– Ты только что говорила, что контролируешь эмоции. Лучше уж соблазняй весь Род, как Агата, чем убивать направо и налево. О чём ты собралась спрашивать?

– О том, не она ли навела Врагов на меня и Бонифация во время Ритуала.

– Почему ты думаешь на неё?

– Кто-то же это сделал. Почему не она?

– Зачем ей убивать тебя и Бонифация?

– Меня – незачем. А мужчину – чтобы Агата не прекратила с женщинами.

– Неубедительная причина, доченька.

– Придумай лучше. Я – не смогла.

– Ладно, если хочешь, давай навестим Настёну. Только дождись меня, сама на неё не наезжай.

– Во-первых, я стою в безнадёжной пробке и выберусь из неё нескоро. Во-вторых, она меня не пустит в дом. Одну не пустит. А с тобой – пустит, никуда не денется.

* * *

Ожидать звонка инспектора венгерской полиции Бардину пришлось не слишком долго. Ему даже показалось, что совсем не пришлось – он не замечал хода времени, пока смотрел на Палёнку, и мог бы это делать часами, днями, месяцами, годами, веками… Нет, годами и веками – пожалуй, перебор. Сидели они молча, Палёнка говорить не хотела, она читала очередной журнал, а Бардин, как ни пытался, не мог ей сказать ничего интересного или хотя бы осмысленного. В тиши кабинета компьютер загудел вполне отчётливо.

– Гражданин капитан, вас вызывает венгерский мусор, – сказала Палёнка.

– А? – откликнулся Бардин.

– Хрен на. Венгр. Звонит. По скайпу. Дошло?

– О! – Бардин повернулся к экрану и включил связь. – У! То есть, здравствуйте!

– Добрый день! – откликнулся венгр с еле заметным акцентом. – Это вы капитан Бардин?

– Я.

– Очень приятно. А меня можете называть Ференц. Мою фамилию вы вряд ли сможете правильно произнести.

– Принято, Ференц. Это вы расследовали убийство русской циркачки, которую…

– Городок у нас небольшой, и на моей памяти в нём произошло только одно убийство, так что я отлично помню.

– Как это одно?

– Одно пришлось расследовать. А так бывают иногда, конечно. Муж жену зарежет, или тёщу, или они его, вот такая вот ерунда. Или подерётся насмерть, так тоже бывало. Но искать убийцу пришлось только раз. Хотя официально как раз оно и не было убийством.

– А на самом деле?

– Кто знает, как там всё было на самом деле? Убитая, как бы это сказать? Была не очень верна мужу, как, впрочем, и он ей. Но у него – непробиваемое алиби.

– А у его любовницы?

– Вы будете смеяться, капитан, но я не смог установить, кто его любовница. Циркачи ничего не хотели мне говорить. Я из них клещами тянул каждое слово. А ведь погибла одна из них. И что я должен был думать? Только одно: убийца – тоже циркач, они знают или догадываются, кто он или она, и одобряют. В крайнем случае, не осуждают.

– Нет, Ференц. Убийца, действительно, один из них, и они наверняка хотели сами разобраться, без полиции.

– Вот как? И вы уже выяснили, кто убил?

– Не то, чтобы точно выяснили. Всего лишь обоснованно предполагаем, как у нас говорится. Безутешный вдовец покинул труппу и очень быстро женился. Его избранница, она тоже в этой труппе была, и есть наша главная подозреваемая.

– Женился, говорите, да ещё и быстро? Тогда конечно. И не говорите мне, кто она, мы это дело закрыли, пусть так всё и остаётся. Я тогда поначалу заподозрил кого-то из дрессировщиков, но и у них нашлось отличное алиби. Да и по возрасту они не подходят для таких преступлений.

– Это не они, но почему вы заподозрили именно их? – с любопытством поинтересовался Бардин.

– Жертву загрызли звери. У нас такого уже несколько веков не бывало. Жертва приезжая. Разумно же предположить, что и звери приехали вместе с ней. А кто мог им скомандовать, кроме дрессировщиков?

– Что сказать? Почти угадали. Это их дочь.

– Я этого не слышал, – раздражённо заявил Ференц. – Дело окончательно закрыто!

– Простите, коллега. Вырвалось невольно. Ещё я хочу показать вам фоторобот одного скользкого типа, может, он проскальзывал в то время в ваших краях. Сейчас отправлю вам файл, только электронный адрес скажите.

– Прямо по скайпу файл и передайте, гражданин капитан, – подсказала Палёнка.

– А? – вскинулся Бардин.

– Бэ, – Палёнка подошла к компьютеру. – Где этот файл?

– О, – он тыкнул пальцем в экран.

– На рабочем столе? Ясно. Не дёргайтесь, гражданин капитан, я сама отправлю.

– Получил, – подтвердил Ференц. – По фотороботу наверняка не скажешь, но похожий тип тоже был у меня в подозреваемых. Родился в СССР, но уже давно гражданин Бенилюкса.

– Не понял. Гражданин чего?

– Бельгии, Нидерландов или Люксембурга. Но Люксембург – вряд ли. Бельгия или Голландия. Бандит средней руки, ничего серьёзного, но ведь бандит же!

– Да, это, наверно, он.

– К нам он тогда приехал, по его словам, посмотреть на бывших соотечественников. Но и у него железное алиби – весь вечер он провёл с двумя женщинами, тоже из вашей страны. Нет-нет, ничего романтического там не было. Дамочки – лесбиянки. Одну звали Агата, а как вторую – не помню, нужно смотреть материалы дела. Если там есть их имена. Мне приказали срочно всё завершать и оформить эту смерть как несчастный случай. Понимаете, капитан, погибшая – иностранка, все подозреваемые – тоже иностранцы, свидетели к нам враждебно настроены, а ваше посольство требует, чтобы мы разрешили бедным артистам вернуться домой. И только отец убитой чего-то хотел, но кто он такой, по сравнению с посольством? – Ференц горько вздохнул. – Вот только ему до всего этого и было дело, да ещё его жене, матери погибшей. А остальным – безразлично.

– А этот мафиози был знаком с кем-нибудь из родителей жертвы?

– Точно утверждать не могу, но скорее всего, нет. Его видели в ресторанах с одной из воздушных гимнасток, а больше из цирковых – ни с кем.

– Ясно, – вздохнул Бардин.

– Только не говорите мне, капитан, что эта гимнастка – дочь дрессировщиков и очередная жена вдовца!

– В труппе наверняка было несколько гимнасток. Откуда мне знать, какая из них встречалась с бандитом, эта или другая? Да и дело давно закрыто. Скажите лучше, не проходили ли по этому делу оборотни?

– Оборотней не бывает, – после долгой паузы неуверенно заявил Ференц.

– Так-то оно так. А разговоров о них тоже не бывает? Вы их во время расследования не вели и даже не слышали?

– Вы на меня так давите, будто я у вас на допросе. Мне это не нравится. Зачем вам эти оборотни?

– Да мы тут от них продохнуть не можем. Куда ни повернись, всюду или они, или охотники за ними.

– «Ван Хельсинг»?

– Они самые. С характерной наколкой.

– Простите, с чем?

– С татуировкой.

– А, понятно. У нас они тогда тоже были. В смысле, он. Солидный такой мужчина, рекомендательное письмо из Ватикана предъявил. Представляете? Где я, а где Ватикан? И начал меня убеждать, что женщину убил оборотень. Не убедил.

– Потому что оборотней не бывает?

– В общем, да. Такие нетрадиционные версии можно рассматривать лишь тогда, когда в их пользу есть хоть какие-то доказательства.

– Согласен. И что после этого сделал гордый посланец Ватикана?

– Спросил, как могли поручить расследование убийства такому некомпетентному полицейскому. Я ему объяснил, что в нашем городе нет ни одного специалиста по расследованию убийств, потому что не бывает убийств. А министерство отказалось прислать следователя, опытного именно в таких делах. Вот и поручили мне, только за то, что я более-менее нормально говорю и понимаю по-русски. Он тогда позвонил в наше министерство, что-то им рассказывал, грозил Ватиканом и всяческими Божьими карами, но наши бюрократы не боятся ни Бога, ни Сатаны. Поругавшись с МВД, Ван Хельсинг вдруг заявил, что те две лесбиянки из вашей страны и есть оборотни. Они в ответ покрутили пальцем у виска, то есть, жестами назвали его сумасшедшим, тем всё и кончилось. Тем более, вскоре он официально снял с них обвинение, хотя это уже было безразлично абсолютно всем. Потом их всех пару раз видели в ресторане, вполне мирно беседующими. Я имею в виду Ван Хельсинга, лесбиянок и бандита из Бенилюкса.

– Не сходится что-то, – поморщился Бардин. – Не могла она использовать цирковых собак. Откуда ей было знать, что расследования практически не будет? Наши эксперты запросто нашли бы на собаках человеческую кровь, и на шерсти, и в желудке. Если гимнастку консультировал тот бандит, он наверняка её об этом предупредил. И, кстати, у лесбиянки Агаты есть огромная собака Молли.

– Нет-нет, не говорите мне ничего об этом. А то ещё окажется, что Ван Хельсинг прав, и Агата – оборотень. Не хочу. Было, и прошло. Надеюсь, я вам помог, капитан. Потому что продолжать наш разговор у меня нет времени.

Полицейские попрощались, Палёнка положила свой журнал в сумку и пошла одеваться.

– Вы такой умный, гражданин капитан, – похвалила она Бардина.

– Ы, – ответил Бардин, пытаясь выразить согласие. – О!

* * *

Увидев издали огромную пробку, Нежный свернул во дворы, немного покрутился сначала там, а потом по забытым всеми заснеженным переулкам, и вскоре подъехал к дому, где жил Бонифаций, когда ещё жил. Заглушив мотор, он осмотрелся, ничего подозрительного вокруг не заметил и направился к двери подъезда. К замку нужно было приложить магнитный ключ, которого у майора не было, но зато он знал отпирающий код на домофоне, так что запросто вошёл внутрь. Лифт со скрипом и скрежетом вознёс его на нужный этаж, он подошёл к двери квартиры и позвонил. Довольно долго внутри ничего не происходило, он даже успел позвонить ещё раз, и вот, наконец, дверь слегка приоткрылась.

– Кто там? – послышался приятный женский голос.

– Полиция, майор Нежный, инспектор уголовного розыска, – представился он.

– Ваши меня уже допрашивали, – засомневалась женщина. – А вы точно из полиции?

– Конечно. Вот моё служебное удостоверение.

– Сейчас развелось столько умельцев, что они вам любые корочки сделают. Вы мне лучше скажите, кто ко мне приходил сразу после убийства. Если это ваши коллеги, вы должны знать.

– Меня тогда здесь не было, – Нежный с тоской вспомнил турецкий отель. – Но в материалах дела написано, что опрос, кстати, а не допрос соседей проводили мой шеф и капитан Сорокина.

– Убедили, – дверь распахнулась. – Входите, раздевайтесь! Разуваться не надо, грязи же нет, а если на пол попадёт немножко снега – ничего страшного, я вытру, когда растает. Садитесь сюда. Чай, кофе?

– Спасибо, не нужно. А где ваша собака? Коллеги много о ней рассказывали. Хотелось бы собственными глазами увидеть этого замечательного зверя, – Нежный улыбнулся, изображая добродушие, как только мог.

– Ой, вы знаете, она от меня убежала на прогулке, – печально сообщила женщина. – Мы с ней вчера вечером гуляли, она во дворе увидела бродячую кошку, вырвала поводок у меня из рук, и погналась. Та удрала куда-то на улицу, Молли – за ней. Я побежала следом, но – увы. Так уже бывало, она всегда возвращается, но я всё равно волнуюсь.

– Так её зовут Молли?

– Да. Я когда её подобрала на улице, только глянула на неё, и сразу поняла, что она – Молли.

– А когда вы её подобрали?

– Прошлым летом. А почему это вас интересует?

– Да вот, хочу посмотреть карту её прививок. Вы же должны были ежегодно ставить ей прививку от бешенства.

– Насчёт прививок…

В этот момент у майора зазвонил телефон.

– Извините, – попросил он и нажал «Ответить».

– Нежный, на наш морг напали, – раздался взволнованный голос знакомого эксперта-патологоанатома. – Охрану уложили…

– Убили? – вскинулся Нежный.

– Нет, просто уложили на пол. Заставили лечь. Их тут с пару десятков было, понимаешь? Они вот только сейчас ушли.

– Мне-то за каким хреном звонишь? Я тут при чём? Думаешь, я их догоню и перестреляю?

– Нет, но тут вот какое дело. Они украли.

– Что? Деньги?

– Нет, труп.

– Зачем?

– Это ты уже у них узнавай. Когда догонишь.

– Ясно. Что за труп упёрли?

– Твой.

– Ты там что, весь спирт вылакал, а теперь прикалываешься?

– Прости, Нежный, хрень несу. Твой в смысле, что ты по его делу работаешь. Бонифаций как его там, ну, ты понял, да?

– Понял, – Нежный нажал «Отбой» и обратился к женщине. – Так что с прививками Молли?