Текст книги "На службе Отечеству"

Автор книги: Александр Алтунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 50 страниц)

Алтунин Александр Терентьевич
На службе Отечеству

Алтунин Александр Терентьевич

На службе Отечеству

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: Герой Советского Союза генерал армии Александр Терентьевич Алтунин прошел по фронтовым дорогам Великой Отечественной войны сотни огненных верст. О своем участии в боях под Смоленском, в Крыму, в Белоруссии, на берегах Вислы и в Германии он рассказал в повествованиях мемуарного характера "Повесть о тревожной молодости" и "Звезды над Вислой", вышедших в Воениздате Они и легли в основу этой книги. Автор дополнил их главами о своей довоенной жизни и о своей службе в Вооруженных Силах в послевоенные годы.

С о д е р ж а н и е

Часть первая

Сибирь – мой отчий дом

Вставай, страна огромная...

Встреча с врагом

Земля смоленская

Это было под Ярцево

"Капитальный ремонт"

Перед новыми боями

Феодосийский десант

В ожидании встречи с врагом

Часть вторая

Брянская Краснознаменная

На опаленной земле Белоруссии

Во главе батальона

Бросок через Вислу

Плацдарм

Идем на запад

Послевоенные годы

Примечания

Часть первая

Сибирь – мой отчий дом

22 августа 1939 года я впервые покидал отчий дом. Уезжал учиться в Омское военно-пехотное училище. Ни мои близкие, ни я тогда не предполагали, что расстаемся на долгие годы и многих из них мне не доведется больше увидеть.

Стояло теплое утро. Август в наших местах выдался погожим, с тихими, ласковыми днями, прохладными зорями, осыпавшими обильной росой травы, слегка поредевшую, но еще зеленую листву деревьев. Правда, временами на блекло-голубое небо откуда-то набегала безобидная тучка и проливалась быстрым светлым дождем, изумрудом блиставшим в косых лучах солнца. Но дождь так же внезапно стихал, тучка растворялась в небесной лазури, и вновь просветленно и молодо радовала людей природа. Пригожая пора – месяц август, лета венец и краса раздольных сибирских мест.

Мать, задумчивая и грустная, незаметно для других не раз смахивала набежавшую слезу. Поглощенный делами отец старался выглядеть веселым, всем своим видом говоря, что, мол, сборы – обычное дело. Сестренка Мария не могла скрыть грусть расставания, часто подходила ко мне, говорила ласковые слова; куда девались ее обиды, когда ей почему-то казалось, что со стороны родных ко мне проявлялось больше внимания.

Накануне у нас побывали многочисленная родня, соседи, друзья, товарищи. Часто в деревне все связаны близким и дальним родством или хорошим знакомством. Поэтому сельчане считают долгом при любом подходящем случае отдать дань уважения хозяину, хозяйке, вместе разделить и радость и горе. Старинная добрая традиция, которая передается из поколения в поколение; поддерживается она и сейчас.

Во дворе стояла запряженная в повозку лошадь. Она неторопливо расправлялась о охапкой скошенной отцом травы и время от времени косила глазом на проходивших по двору людей, встряхивала гривой.

Подошла пора прощаться с родными. Мать уже не скрывала своих слез, шмыгала носом Мария. Отец подал голос:

– Чего расплакались, радоваться нужно – парень идет Родине служить.

Настроение у меня было хорошее. Однако к чувству гордости от того, что выбрал профессию мужественную и уважаемую, нет-нет да и прибавлялась тревога неизвестности: что ожидает впереди, с чем столкнет меня жизнь?

Отец, Терентий Дмитриевич, вначале не разделял мой выбор посвятить жизнь службе в армии, старался переубедить, приводил в пример старшего брата: "Михаил вот отслужил положенный срок и теперь свободно выбирает работу по душе. Сколько дел на земле-кормилице! На ней мы родились, туда же и уйдем". Но переубедить меня было трудно.

В конце тридцатых годов тяга молодежи учиться в военных училищах была огромная. Парни горели желанием стать командирами Красной Армии и Флота. Только наш райвоенкомат направил в те годы 11 кандидатов-добровольцев в Омское военно-пехотное училище.

В том, что я выбрал военную профессию, большую роль сыграл Филипп Минович Жуков, председатель колхоза "Новый мир". Коммунист с дореволюционным стажем, он жил в соседнем селе. Там же находилась средняя школа, где я учился и был избран секретарем комсомольской организации.

Несмотря на занятость, Филипп Минович помогал нам организовывать вечера, диспуты, выступал с докладами, прививал нам любовь к Родине, к родному краю. Встречаясь с ним, я учился у него житейскому опыту, расширял свой политический кругозор. Признаться, очень дорожил его доверием и расположением.

Когда Филипп Минович узнал о моем намерении посвятить себя службе в армии, всячески стал помогать в осуществлении моей мечты. За несколько месяцев до сдачи экзаменов в училище посоветовал: "Саша, в военное училище ты должен пойти кандидатом партии". И взялся мне помочь в этом. Нашел коммунистов со стажем, которые дали мне рекомендации для вступления кандидатом в члены ВКП(б). И когда я стал коммунистом, первым меня поздравил с этим знаменательным событием. А через три дня вместе со мной поехал в райком партии. По дороге еще раз проверил, как разбираюсь в политических вопросах, многое подсказал.

Прибыли в район. Остановились у здания райкома.

– Все будет нормально, Саша, – пожал он мне руку. – Не волнуйся.

Трудно передать мое волнение перед вызовом в кабинет секретаря райкома партии И. Н. Чернова, но еще труднее – мое ликование после того, как он пожал мне руку и вручил кандидатскую карточку.

...Добрый конь легко нес крестьянскую повозку по грунтовой дороге, пролегавшей по перелескам, по-сибирски – колкам, низинам, мимо речушек и ручьев. До районного центра провожал меня отец. Тридцать километров мы одолели часов за пять. Ехали молча, каждый думал о своем. Передо мной проносились картины юности. Прощался с родным краем, дорогими сердцу лесами, синеокими озерами.

Пришла на память история появления нашей семьи в Сибири. В 1908 году приехал сюда из Воронежской губернии мой дед, Дмитрий Алтунин. Этому предшествовали следующие события. Первая русская революция дошла до Воронежской губернии с некоторым опозданием. Но события там развернулись столь стремительно, что в короткий срок немало помещичьих имений на территории губернии запылало. В событиях этих принимал участие и мой дед. Революция была подавлена, а "бунтовщикам" грозила расплата. И они двинулись в необжитые места. Добирались до Сибири долго и трудно. Но все невзгоды были как-то забыты после получения наделов земли. Начали обустраиваться.

Дед отстроил дом, благо лес был рядом. Хозяйство быстро росло. Этому способствовала большая семья: у деда к этому времени было десять детей. Сыновья женились, приводили жен, а для дела – помощниц. В первую мировую и гражданскую войны погибли трое мужчин из нашей семьи. А их вдовы оставались еще долгие годы в доме.

Мой отец отделился от семьи и стал самостоятельным хозяином в двадцатом году. К этому времени в нашей семье было уже шестеро детей. Двое – брат и сестра – умерли. Нас осталось четверо: старшая сестра Марина, брат Михаил, я и младшая сестренка Мария.

Дед Дмитрий в 1929 году умер. Во главе его хозяйства стал младший брат отца – Иван Дмитриевич; через неделю после похорон деда он вошел в колхоз.

Дядя Иван окончил курсы полеводов, в 1932 году стал председателем колхоза. Война оторвала его от мирных дел. Пошел на фронт. Прошагал по дорогам войны тысячи километров. Остался жив. Вернувшись с фронта, до конца своей жизни руководил колхозом "Новая жизнь" в селе Стеклянка.

...Дорога пошла под уклон. Сытая, ухоженная лошадь сама затрусила по грунтовке.

– Ишь, язви тебя, – качнул головой отец. – Балует.

– Да нет, вспоминает, наверно, выезды в ночное.

– Все может быть. Квнь, Саша, не мне тебе говорить, самое умное из домашних животных.

Мы подъезжали к лесу, на опушке которого не раз бывал с ребятами в ночном. Мы, подростки, гордились, что взрослые доверяют нам пасти лошадей. А какое удовлетворение испытываешь в пятнадцать лет от сознания, что способен пробыть ночь в лесу, оберегая коней от волков (в наших краях их было много)!

Летние ночи быстро пролетали. Наступал рассвет, забирали лошадей и гнали в село. Расходились по домам, долго не могли уснуть под впечатлением от ночи. И что говорить, с нетерпением ожидали очередного выезда в ночное!

При подъезде к одному из многочисленных озер отец прервал затянувшееся молчание:

– Смотри, какое красивое озеро.

Сибирские озера похожи друг на друга, отличаются разве размерами. По их берегам растет высокий камыш, занимая подчас большую часть зеркала воды. В камышовых зарослях – чистые места – чистины, как их у нас называют. В озерах много различной водоплавающей дичи, водится и рыба, преимущественно карась.

Рядом со Стеклянкой тоже есть озеро. Смотришь, бывало, на кое-где покрытую туманом водную гладь и не можешь взгляд оторвать. Кажется, что там происходит что-то особенное. Перемещаются какие-то тени, доносятся непонятные звуки, ждешь чего-то такого, чего никогда не видел. Особенно красивым было озеро на зорьке, когда солнце красило в розовый цвет вязкие клочья тумана.

В неурожайные годы озеро спасало жителей села от голода. Все мужское население тогда становилось рыбаками и охотниками.

На нашем озере водилось очень много уток и гусей. Весной, когда птицы начинали гнездование, мы за ними внимательно следили. С появлением в гнездах яиц по установившейся в селе традиции мы, мальчишки, уплывали на лодках в камыши и там... становились на лыжи. Да, да, не удивляйтесь – на лыжи. На них мы передвигались по зарослям камыша, от гнезда к гнезду. Собирали за день сотни яиц. Этим вреда фауне не наносилось. Птицы восполняли запасы яиц и садились высиживать птенцов. В это время мы брали на себя заботу охранять покой птиц от всяких пришельцев.

Подходила осень, птица становилась на крыло. Открывалась охота. Для сельчан это был праздник, а для нас, детворы, прекрасное зрелище. Наблюдали со стороны и с нетерпением ожидали, когда и нам разрешат взять ружье в руки.

На середине нашего пути в райцентр стоял лес с труднопроходимыми чащобами и оврагами, поросшими густым кустарником, в котором водились волки. В последние предвоенные годы их расплодилось много. Осенью и особенно в зимнее время они выходили на добычу подальше от мест обитания. Охотники следили за ними, устанавливали по следам, где волки останавливались на дневку, и организовывали на них облаву. Принцип ее заключался в том, что создавали две группы: одна – загонщики, задача которых выгнать зверя из леса, а другая – охотники: они стояли вокруг леса.

Нас, подростков, зачисляли в первую группу. Мы становились на лыжи с трещотками в руках, с нами были два-три охотника с ружьями.

В назначенный час начиналась облава, с криком, треском и выстрелами; волки срывались со своих мест, выбегали на ровное место в поле. За ними тут же устремлялись и всадники. Загон, как правило, оказывался удачным: до десятка хищников, а иногда и более, привозили мужики домой за время охоты.

После нескольких проведенных облав урон крестьянскому хозяйству от зверя заметно снижался. Для нас, подростков, участие в охоте приносило кроме интереса и пользу. Закалялись физически, учились мужеству.

Зимы в Сибири долгие и холодные. В пашем селе была тогда только начальная школа. А средняя находилась в другой деревне, в шести километрах от Стеклянки. При школе был интернат, но жить в нем нам не хотелось, и, как только выдавалась более или менее подходящая погода, мы становились на лыжи и шли домой.

Бывали случаи, когда в пути настигала вьюга, и тогда мы держались друг за друга, чтоб не заблудиться в снежной круговерти. Своим появлением в такую непогодь приводили в ужас родителей. Вставали рано утром. При хорошей погоде на лыжах возвращались в школу, а при плохой – кто-либо из взрослых увозил нас туда, завернутых в шубы-тулупы, на санях.

В каникулы помогали родителям по хозяйству. В начале 30-х годов кулацкие элементы в деревне делали свое черное дело: поджигали скотные дворы, посевы хлеба. Для охраны посевов были выстроены вышки. Для дежурства на них привлекали нас, пионеров.

Вспомнился мне 1934 год. Выдался он очень урожайным. Людей для уборки в деревнях не хватало, и в школе в сентябре прекратились занятия. Нам, 13-14-летним ребятам, было приятно сознавать, что нас в страдные дни отрядили помогать колхозникам.

Я всю жатву провел рядом с дядей Иваном, мужем сестры отца, на лобогрейке, погонщиком; в нее запрягали трех лошадей. Дядя Иван убирал с косы валки, сбрасывая их на землю. Пшеница выдалась высокой, густой, и он обливался потом от напряженного труда. Я пробовал подменять его. Но буквально через десяток-другой метров меня заваливало пшеницей...

Этой осенью сельчане работали с особым подъемом. Усталость валила с ног, но люди не уходили с поля. До дождей хотелось убрать урожай. И своего добились. Хозяйство рассчиталось с государством за предыдущие засушливые годы и перевыполнило план.

В тот год отец подарил мне гитару – первый музыкальный инструмент в нашем доме. Освоил я игру на гитаре довольно быстро, и она стала моим неизменным спутником.

Отец часто привозил нам, детворе, гостинцы с базара или с ярмарки, из села Андреевка, с которым связана история нашей семьи. Дед Дмитрий жил в нем до того времени, пока не получил надел земли в Стеклянке. В Андреевке была больница; все односельчане лечились в ней. Много лет спустя в этой больнице родился мой первый сын.

...Я ехал с отцом, чувствовал его плечо, и мне было грустно от предстоящей разлуки с ним. К нам, детям, он был не особенно строг, всегда, если можно было, считался с нашими желаниями. Но одно событие осталось у меня в памяти на всю жизнь. Было это так. В один из дней мы с сестренкой Марией сидели на подоконнике. Через улицу стекольщики у соседей стеклили окна. Была осень. Ветер обрывал с деревьев последнюю листву. Мы разбаловались, я толкнул Машу, зазвенело разбитое стекло, и она вылетела в окно. Один из стекольщиков закричал: "Вот и еще нам есть работа!"

В избу вбежал отец. Впервые я увидел его таким рассерженным. Снял он с себя ремень, а я как завороженный стою и жду, что будет дальше. Ударил меня. Продолжаю стоять.

– Ну что ты стоишь? – крикнул батя. – Беги, зашибить ведь могу сейчас!

Я не шелохнулся. Отец бросил ремень, взял меня на руки. Я не заплакал. И только когда подошла мать, обняла меня и стала выговаривать отцу, я разревелся.

Мать моя, Ирина Андреевна Стемаева (Алтунина), была природная сибирячка; ее деды и прадеды давно обосновались в здешних местах. У матери был добрый характер. Она была со всеми ласковая, приветливая. Очень любила детей. Нас старалась не баловать, но от нее не слышали мы и грубого слова. Однако в своих решениях была тверда – сибирский характер.

Сибирь, сибиряк – это два родных, близких мне слова. Сибирь рождала и рождает прекрасных тружеников, храбрых воинов. Думаю, что придет время, когда образ воина-сибиряка с еще большей выразительностью будет отмечен в художественных произведениях и произведениях искусства. Горжусь, что родился в этом краю.

Я мечтал попасть служить в сибирские дивизии, но эта возможность так и не представилась во время войны, хотя после войны мне была оказана честь командовать Рогачевской стрелковой дивизией, первым командиром которой был бывший начальник Омского военного училища полковник Л. Н. Гуртьев.

В характере сибиряка заложены простота, человечность, скромность, доходящая до застенчивости; редко встретишь сибиряка с необузданным характером. Но добродетель сибиряка до поры до времени: где нужно постоять за правду и справедливость, он преображается, будет драться за правое дело до конца.

Суровые климатические условия сближают людей. Взаимная помощь друг другу является непреложным законом.

Не раз я благодарил судьбу за то, что родился и вырос в этом суровом краю. Возможно, и фронтовые невзгоды легче пережил, чем мои товарищи по войне, уроженцы других мест.

Уже в детские годы у меня выработалась потребность делать все как можно лучше. Если что-то не получалось, очень переживал. В школу пошел семи лет. Учился хорошо.

Со старшим братом у нас шло негласное соревнование, кого больше похвалят родители за учебу. У Михаила всегда находилось много дел за пределами дома, поэтому он часто получал "уды". Отец с матерью не раз упрекали его, говорили: "Брал бы пример с младшего брата. Пришел со школы и успел уже уроки сделать, а ты только с гулянки заявляешься..."

Вспомнились мне дни, проведенные на полевых станах. Хотя они были и примитивно оборудованы, но спать было где, готовить пищу – тоже. Этого вполне оказывалось достаточно. Правда, летом много было комаров. Они изводили людей. Но подходила ночь, уставшие сельчане засыпали, а рано утром вставали и сразу же брались за дело.

А какое чудесное время – пора сенокоса! Люди в хорошем настроении. Они совсем недавно закончили весенний сев и теперь переключались на новую работу. Сенокос на селе – праздник! Мы, школьники, принимали в нем активное участие. Здесь, как нигде в другом деле, наш труд находил свое применение: ворошили и собирали в стожки сухую траву.

Наш отдых был в труде. Мы не представляли его себе по-другому. Да и как можно было бездельничать, когда наши родители от зари до зари работали! Своим примером они учили нас главному в жизни – честному труду.

Меня и товарищей постоянно волновал вопрос, как больше помочь колхозу. Помню, на одном из заседаний комсомольского комитета в школе зашел разговор, что нас не может удовлетворить лишь участие в различного рода авральных работах. Родилась идея участия в общественном контроле. Партийная организация колхоза "Новый мир" нас поддержала. Были созданы посты, организованы рейды-проверки готовности инвентаря к посевной кампании и уборке урожая, складского фонда, скотных дворов к зиме, проверки состояния семенного фонда, закладки на зиму кормов. Не обошлось без скептиков, которые вначале относились к нашим мероприятиям как к забавам. Но когда мы стали вникать в хозяйство, Филипп Минович Жуков прозвал нас своими "глазами".

Многих из тех, кто плохо работал, после рейдов вытаскивали на правление. На нас обижались, а некоторые сельчане даже ненавидели, мы же продолжали больше и больше проявлять инициативу, глубже интересовались колхозными делами.

...В голове продолжали перемежаться большие и малые события.

В годы индустриализации страна превратилась в огромную строительную площадку, многие мои односельчане выехали на стройки. Среди них были старшая сестра Марина и брат Михаил. Марина участвовала в строительстве Комсомольска-на-Амуре, города, о котором в те годы говорила вся страна. Марина там вышла замуж. Родила дочь Тамару. Умерла старшая сестра в 1941 году. Тамара и сейчас проживает в Хабаровске.

Брат Михаил работал на Амуре, в Троицком леспромхозе.

Стал ударником труда. В 1941 году под Москвой был тяжело ранен, скончался в госпитале.

Младшая сестра Мария после смерти матери уехала на Север, где вышла замуж. Мария – самая близкая из оставшихся в живых родственников.

...Лошадь споро бежала по укатанной дороге. Я вспомнил, как осенью вместе со сверстниками был вызван в райвоенкомат для постановки на воинский учет. Выступал перед нами военком, говорил об угрозе войны, о зловещей роли немецкого фашизма. Тогда-то впервые возникла у меня мысль о поступлении в военное училище. Со своей мечтой долгое время ни с кем не делился, хотя она все больше и больше овладевала мною.

Мне очень нравились люди, одетые в военную форму; их мы обычно видели после демобилизации. Форма привлекала наше мальчишеское внимание. Не знаю ни одного сверстника, который бы не смотрел с завистью на человека, одетого в военную форму.

В 1938 году с военнообязанными и призывниками проводились различные военизированные занятия и учения. Мне хорошо запомнилось районное учение. Руководили им секретарь райкома партии, председатель райисполкома и райвоенком. В каждом селе были созданы подразделения. Помню, я был определен в разведку.

В назначенный час подразделения заняли исходные районы. Разведка доложила расположение "неприятеля". Командиры приняли решение. Началось выдвижение "главных сил" под прикрытием охранения. Затем состоялась атака.

Для нас, призывников, это был первый учебный бой.

События на озере Хасан и на Халхин-Голе убедили меня в правильности выбора военной профессии. Я серьезно готовился к поступлению в Омское военно-пехотное училище. Летом тренировался в беге, а зимой – на лыжах.

...Отец прервал затянувшееся молчание:

– Скучать по тебе будем, сынок, а уж бабушка – и говорить нечего.

Мне невольно вспомнилось доброе лицо ее, тихий, ласковый голос. Сколько она принесла нам, внукам, счастливых минут! Всегда находилась в окружении детей. Мы тянулись к ней. Она могла уладить наши невзгоды, успокоить. Одновременно бывала строга и взыскательна. Однако строгость ее была всегда необходимой, заставляла провинившегося задуматься над своим проступком. Для тех, кто сделал хорошее, у нее всегда находилось доброе слово.

Жизнь у нее сложилась не просто. Получив в молодости небольшое образование, она работала гувернанткой у помещика. Казалось, теперь река ее жизни потечет вдалеке от сельских забот. Однако она возьми и выйди замуж за односельчанина Дмитрия Алтунина. Родила шестнадцать детей. Двое умерли в детстве. Остальные выросли. Сыновья женились, а дочери вышли замуж. Появилась многочисленная ватага внуков. Когда в дедовском доме все садились есть, то за широким длинным дубовым столом едва хватало места.

Дед всегда сидел во главе стола. За едой долго не засиживались.

Дед ценил время. Припоминается, как он относился к нам, малышам. Стоило кому-либо оказаться без дела во дворе, тут же находил ему работу. Сам был очень подвижен, своей энергией заражал всех окружающих. Любил повторять: "Ленивый работник делает работу дважды".

Защитницей нашей была бабушка. Только она одна могла отвести его гнев от того, кто попадался ему на глаза без дела. Бабушка любила ходить по грибы. Обычно сопровождала ее ватага ребятишек. При подходе к лесу пересчитывала нас. В чащобе время от времени раздавался ее голос, и мы всегда знали место, где она находится.

Наша бабушка была очень аккуратная, всегда ходила в чистом платье, частенько поглядывала в зеркало – проверяла, все ли у нее в порядке, поправляла платочек на голове. И не изменяла своей привычке, даже когда ей стало за 70. Несмотря на строгость отношения к религии в деревне, в бога не верила. Церковные обряды исполняла по привычке, так сказать, ради ритуала. Мы это видели, одобряли ее. Она умерла в апреле 1945 года, не дожив несколько дней до Дня Победы.

...Не доезжая районного центра, отец предложил пройтись пешком, так сказать, размять ноги. Несколько сот метров мы шли молча. Но вот отец положил мне на плечо руку:

– Вот, Саша, мы и прибываем.

Впереди был районный центр Иртыш. Как и многие станицы, основанные казаками при освоении сибирских просторов, свое название он получил от реки, на берегу которой стоял. Деревянный, с широкой площадью, с красным бывшим атаманским домом, церковью.

В райцентре дел у нас не было. Отец вскоре договорился с шофером попутной машины, чтобы тот подвез меня до Омска. Прощание было коротким. Мы по-мужски крепко обнялись. Через три часа я был в училище.

Сдал вступительные экзамены, прошел мандатную комиссию, был зачислен курсантом.

Нас разместили в казарме. Началось знакомство с товарищами. Ребята в основном подобрались из рабочих и крестьянских семей. Немало было красноармейцев и младших командиров Красной Армии.

На второй день мы были обмундированы. А на следующее утро приступили к учебе.

В основном занимались строевой подготовкой. Вначале очень уставали. После учебного дня казалось – назавтра не встанешь. Но подходило время подъема, были на ногах, бежали на физзарядку. После завтрака шли на занятия. Постепенно мы вошли в ритм учебного процесса.

Омское пехотное училище имени М. В. Фрунзе было создано в первые годы Советской власти. Оно размещалось в помещении бывшего кадетского корпуса. Прекрасные учебные аудитории, классы, подсобные помещения, столовая, хозяйственные объекты поразили нас.

С первого дня мы старались выполнять все требования училищных канонов. Правда, не всегда и не у всех получалось. Но желание учиться позволяло преодолевать все трудности. Время оказалось до предела насыщенным. Огневая, тактическая, политическая, строевая, физическая подготовка, общеобразовательные дисциплины. Да разве все перечислишь, чем приходилось заниматься! К военной профессии нас готовили основательно.

Тем временем началась финская кампания. Мы гордились подвигами бойцов и командиров. И чего грешить, мечтали себя видеть в схватках с врагом.

Командиры, преподаватели готовили нас серьезно к испытаниям военного времени. Запомнились выходы в зимний лагерь. Убывали побатальонно на десять дней. Жизнь в лагере шла по полевому распорядку дня. После утреннего подъема выбегали из палаток. Короткая разминка, затем мы становились на лыжи, пробегали четыре километра. Кстати, все передвижения осуществлялись только на лыжах – возле каждой палатки была оборудована пирамида для лыж.

Для сибиряков, у которых с малых лет основным способом передвижения зимой были лыжи, режим не был трудным. Что касается курсантов, которые попали в училище из других районов страны, то им приходилось трудно. Однако и они постигали лыжную науку, иным способом передвигаться по лагерю не имели права.

Вспоминается первый час занятий по лыжной подготовке. Командир взвода выстроил нас. Показал строевые приемы с лыжами, как становиться и передвигаться на них. После этого подал команду. Мы без палок пошли по кругу, отрабатывая скольжение. Не у всех сразу получалось. Некоторые мои однокашники с трудом передвигались, падали, теряя равновесие. Для меня прием сложностей не представлял. Свободно заскользил по насту. Руководитель поинтересовался, кто научил так легко ходить на лыжах.

– Как кто? У нас в Стеклянке все так ходят.

– Это в какой же такой Стеклянке?

Пришлось объяснить местонахождение родной деревеньки.

Командир взвода предложил пройти большой круг. С удовольствием пробежал этот круг. И взводный тут же назначил меня своим помощником по лыжной подготовке.

Безусловно, основное учебное время в лагере отводилось отработке вопросов тактики и огневой подготовки. Действовать в основном приходилось в роли командира отделения. Это была хорошая школа нашего становления.

Об одном таком полевом выходе расскажу поподробнее. Готовиться к нему мы начали загодя. Прослушали лекции, не раз выезжали в поле для решения летучек. Проверили и подогнали снаряжение.

Накануне выхода хорошо отдохнули, прослушали политическую информацию. В назначенное время батальон был выстроен на строевом плацу. Начальник училища полковник Л. Н. Гуртьев принял доклад нашего командира, ознакомил с целью выхода.

За городом батальону была поставлена учебно-боевая задача. Начался марш на лыжах. Мела метелица. Ветер бросал в разгоряченные лица пригоршни снега.

– Черт бы ее побрал, небесную канцелярию! – пробасил кто-то из курсантов.

– На то и вышли, чтобы испробовать себя, – в ответ произнес командир взвода.

– Так-то оно так...

Разговор оборвала вводная.

В ходе марша не раз развертывались, атаковали "противника", вели встречные бои, уходили от преследования.

Поздним вечером мы вошли в сосновый лес. Здесь было тихо, падал редкий снежок. Сосны и ели пели свою извечную песню. Приступили к оборудованию ночлега. Соорудили для жилья на 12-15 человек шалаши. Внутри застлали их толстым слоем лапника. Вскоре в шалашах стало тепло, запахло смолой. Приступили к приготовлению пищи. Ужин из концентратов показался вкусным.

Командир батальона выделил охранение. Полковник Л. Н. Гуртьев дважды ночью обходил лагерь, проверяя несение службы, заходил в шалаши.

Перед рассветом был подан сигнал тревоги. Батальон в считанные минуты собрался, встал на лыжи и двинулся на уничтожение "воздушного десанта противника". Когда мы отмахали километров пятнадцать, позднее январское солнце посеребрило верхушки деревьев. Разгорелся погожий день.

В решении летучек прошло двое суток. На третьи подошли к населенному пункту. Расквартировались по домам. Трудно объяснить удовольствие, которое мы испытали от тепла крестьянских изб и вкусной пищи.

Время бежало быстро. Кажется, совсем недавно прибыли в деревню, как разнесся голос трубы. С любовью провожали нас жители. Финская кампания коснулась и этого маленького селения: две семьи получили похоронки. Сельчане с какой-то особой радостью восприняли наше кратковременное пребывание. Находясь среди простых людей, мы почувствовали, как необходим наш труд, труд защитника Родины.

При подходе к Омску был получен приказ: атаковать "противовка" на окраине города. Сняли лыжи. Развернувшись, батальон стремительно двинулся вперед. Это был последний наш порыв, с максимальной отдачей сил. Дружное "ура" огласило округу.

После атаки батальон построился на дороге. В голове колонны стал оркестр. Под звуки марша двинулись по улицам города. Шагали твердо, забыв об усталости. Горожане с интересом смотрели на нас.

Прибыли в расположение училища, привели в порядок оружие и снаряжение. Затем была баня с сибирской парной.

Школа полковника Л. Н. Гуртьева не всегда и не всем нравилась. Но, став офицерами, многие из нас вспоминали его с благодарностью. В суровые годы войны она помогла питомцам училища перенести все невзгоды. В моей же памяти Леонтий Николаевич Гуртьев остался добрым, строгим, справедливым наставником.

В начале войны Леонтий Николаевич стал во главе дивизии, сформированной на базе училища. С ней убыл в Сталинград. Его сибиряки не раз отличались в боях на Волге. Затем дивизия Гуртьева участвовала в Курской битве. Тут и погиб наш бывший начальник училища.

* * *

Коммунистическая партия, Советское правительство в предвидении схватки с империализмом расширяли подготовку военных кадров. В конце февраля 1940 года был получен приказ: выделить батальоны во вновь организуемые училища. Наш батальон был предназначен для пехотного училища в городе Новосибирске, куда мы и убыли в начале марта.

Новосибирское училище создавалось на базе дислоцировавшейся здесь ранее части. Несмотря на некоторые неурядицы с обустройством, мы приступили к учебе.

Вскоре закончилась финская кампания. Начали возвращаться фронтовики. Некоторые из них были назначены на должности командиров или преподавателей в училище. Мы на них смотрели с завистью. Впитывали все, что они нам рассказывали из своего опыта. Для нас это были необычные люди. Им пришлось побывать в боях, прорывать линию Маннергейма.