Текст книги "На службе Отечеству"

Автор книги: Александр Алтунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 50 страниц)

Решающим условием нашей победы над врагом было руководство Коммунистической партии армией и народом. В трудный для Родины час партия, руководствуясь ленинскими идеями о защите социалистического Отечества, выступила вдохновителем и организатором борьбы советского народа с фашистской Германией.

Вспоминаю первые месяцы войны, политбойцов. Они пришли от станков, с колхозных полей, поднялись из шахт. В самое тяжелое время – начальный период войны – партийным словом, личным примером цементировали наши ряды, вселяли в людей уверенность в победу над врагом. Многие политбойцы в дальнейшем стали прекрасными политработниками.

Преклоняюсь перед комиссарами. Сколько им пришлось испытать и вынести! Люди высокого долга, они первыми вставали в атаку, бросали клич "Коммунисты, вперед!", до последнего стояли в обороне и, если был приказ отступать, отступали последними.

Панченко, Стаднюк, Стольников, Елагин, Николаев, Кулябин, Жеваго, Жестянкин... Фамилии политработников, с которыми свели меня фронтовые дороги, можно перечислять и дальше. Это люди высокого долга и щедрой души, люди кристально чистой совести. С них я брал пример, на них равнялся в боевой жизни.

Колеса вагонов стучали на стыках рельсов. Солдаты, сержанты, офицеры, возвращающиеся по тем или иным причинам с фронта, с жадностью смотрели на картины мирной жизни, не скрывая, радовались приближающемуся концу войны, как только могут радоваться люди, сами побывавшие в ее горниле, навечно обожженные ее дыханием.

С надеждой работать и учиться уезжали мы с фронта. Радовались тому, что победили, мечтали о будущем. Но нет-нет и мрачнели лица моих спутников. Вспоминались однополчане. Как они там, на дорогах войны? Эта мысль не давала покоя и мне.

С радостью и гордостью я узнал, что полк на заключительном этапе войны за свои боевые дела удостоился почетного наименования Дрезденского, а за штурм Берлина – благодарности Верховного Главнокомандующего, закончил свой боевой путь у стен Праги. Приехавшие осенью учиться в Академию имени М. В. Фрунзе майоры Валентин Евстафьевич Павлюк и Николай Сергеевич Модин рассказали мне об этом.

Послевоенные годы

Офицеры, прибывшие в академию для прохождения ускоренного курса, в начале апреля приступили к занятиям. Учеба нас не особенно утомляла. Все понимали – исход битвы с фашизмом предрешен, и полученные нами знания по программам военного времени вряд ли понадобятся, но шли слухи: учебный отдел приступил к подготовке новых программ, наш курс должен быть расформирован. Признаться, многие из нас лелеяли надежду вернуться в части.

Мы продолжали жить фронтом. Даже по ночам война не отпускала нас, ребята водили людей в атаки, просили огня, подавали команды. "Ночная война", как мы ее окрестили, продолжалась. Кошмары боев покидали нас медленно.

* * *

Шло время. Наступило 9 мая 1945 года. Площади, улицы и парки столицы заполнили жители и многочисленные гости Москвы. Люди обнимались, целовались, не скрывая слез радости. Разве это можно забыть! Никогда!

Партия и правительство сделали все, чтобы этот день стал днем светлой памяти о тех, кто сложил свои головы на фронте. Отмечая ежегодно День Победы, мы, фронтовики, как-то преображаемся, становимся вроде бы моложе, здоровее, словно недуги уходят прочь...

Вскоре у нас действительно начались организационные мероприятия. Приказом начальника академии была создана комиссия во главе с его заместителем генерал-лейтенантом А. В. Сухомлиным для отбора слушателей на основной факультет.

Нас стали вызывать на эту комиссию. Побывав на беседе, большинство желающих убыть в части изменяли свое решение и подавали рапорты для зачисления на учебу. Настал черед предстать перед комиссией мне. Коротко рассказал военную биографию, при этом высказал просьбу вернуться в полк.

– И вы, товарищ майор, туда же, – встал из-за стола Сухомлин. Он улыбнулся, подошел ко мне, положил руку на плечо и продолжил: – Мы с вами люди военные и должны смотреть вперед. Результаты этой войны, батенька мой, не удовлетворяют империалистов. Врагом номер один для них по-прежнему являемся мы, самая мирная страна на планете. Они еще не раз попытаются уничтожить наш советский строй. Так что профессия Родину защищать будет еще нужна. Вы кадровый военный, молодой человек. Закончили военное училище, прошли путь от командира взвода до заместителя командира полка, отмечены высшим отличием Родины. Кому как не вам менять нас, стариков! – Генерал вздохнул, заглянул мне в глаза и заключил: – Да, да, будете нас менять. Таков уж закон природы, батенька мой.

Что было ответить? Решение созрело тут же:

– Товарищ генерал, рапорт с просьбой зачислить на основной курс академии сегодня будет написан.

– Вот и хорошо, сынок. Верю в тебя, майор. Овладевай военными знаниями, они очень нужны и тебе, и Родине.

После экзаменов по общеобразовательным дисциплинам я был зачислен слушателем основного факультета. До сентября – начала занятий – оставалось еще время. Командование решило предоставить нам отпуска. В ожидании их осматривали достопримечательности столицы.

Начали изучать Москву с Красной площади. Осмотрев все, что прилегает к Кремлю, прошли и проехали по основным московским магистралям. Любовались прекрасными дворцами, музеями, метрополитеном.

В конце мая получили отпускные документы. В тот же день выехали в родные места.

До Омска четверо суток поездом. Томительными казались они в ожидании встречи с матерью, родственниками. Особенно медленно тянулось время, когда переехал Урал и появились родные сибирские просторы, знакомые с детства колки-перелески и степные дали. Не находил себе места, занятий, которые могли бы отвлечь от дум о родном доме.

* * *

...В Омск поезд прибыл в середине дня. Стояла теплая погода. Весенний ветерок обдавал свежестью. Захватив чемодан, сел в трамвай, следовавший на речной вокзал. Там ознакомился с расписанием. Пароход отходил через полтора часа вверх по Иртышу. Приобрел билет. Спустя некоторое время началась посадка. Занял свое место.

Вскоре пароход отчалил от пристани. В каюте было душновато. Вышел на палубу. Полной грудью вдохнул настоянного на разнотравье сибирского речного воздуха. Тревожно и радостно забилось сердце. Вдруг с кормы до меня донеслись слова: "Саша! Саша!" Невольно оглянулся. Ко мне бежали парни и девушки. Вскоре оказался в кругу молодежи. С трудом узнаю повзрослевших земляков. Они в ответ улыбаются, с нескрываемым интересом рассматривают Золотую Звезду, ордена и медали на моей гимнастерке.

"Как односельчане оказались здесь?" – мелькает мысль, и почти тут же приходит разгадка. Да сегодня же воскресенье. Приезжали, наверно, в город по своим делам. Слово за слово, начались взаимные вопросы, воспоминания.

Подходили к нам и люди постарше. Всех интересовало, не встречал ли я на фронте кого-нибудь из окрестных сел и деревень. Женщины нет-нет да и смахивали украдкой с морщинистых лиц набежавшую слезу. Старики, узнав о том, что мне довелось быть в Германии, интересовались судьбой фашистских главарей, немецким народом, его обычаями. Несмотря на мои протесты, все называли меня на "вы", видимо, мои регалии вызывали у земляков чувство уважения, которое по молодости лет, может быть, мне еще и не полагалось.

Незаметно летело время. Вот и конечная пристань. На пароме переправились в районный центр – село Иртыш.

– Райкомовцы, наверное, отдыхают? – поинтересовался у своих спутников.

– Да что вы! – послышалось в ответ. – Нет. Все работают. Секретарь райкома Чернов если не в поле, то обязательно на месте.

– Тогда пошли к райкому партии.

Подошли к райкому. Ребята и девчата остались в сквере, а я переступил порог здания. Вот и приемная с табличкой "Н. И. Чернов". Секретарша, окинув меня взглядом, было растерялась: в районе я оказался первым долгожданным вестником победителей, не считая прибывших по ранению фронтовиков. Однако она быстро взяла себя в руки, проводила меня к первому секретарю райкома.

Николай Иванович встал навстречу. Я начал докладывать по всей форме. Он закончить не дал.

– Постой, постой, Алтунин! У Степана Дмитриевича вроде такого взрослого сына нет. Значит, Терентия Дмитриевича сын из Стеклянки! Ишь каков вымахал. И Золотая Звезда!

– А вы ведь, Николай Иванович, в тридцать девятом году вот здесь, в этом кабинете, кандидатскую карточку вручалрт мне.

– Разве упомнишь всех, кому партийные документы вручил. Тем более что мы больше ни разу и не встречались. Но что ты помнишь об этом, это хорошо...

Чернов обнял меня, расцеловал и сделал шаг назад со словами:

– Дай хоть получше разглядеть тебя. Сейчас набегут райкомовцы, не дадут, черти, и поговорить.

Словно в ответ на его слова, распахнулась дверь. Один за другим в кабинет начали входить работники райкома.

– Я же говорил. – Николай Иванович вздохнул и после паузы, обернувшись к своим сотрудникам, произнес: – Ну вот, друзья, подошло время. Начинают слетаться орлы земли Омской. Наш земляк и, как говорится, еще партийный крестник, уроженец Стеклянки Герой Советского Союза майор Александр Терентьевич Алтунин. Прошу любить и жаловать!

Начались расспросы: на каких фронтах воевал, где получил Золотую Звезду?.. Кто-то из работников райкома поинтересовался моими жизненными планами. И когда я сказал, что остаюсь в армии, поступил в академию, Николай Иванович Чернов вздохнул.

– Жаль, жаль, людей у нас не хватает, – обронил он. – Цвет района полег на фронтах, а работы вон сколько!

Беседа продолжалась около часа. Николай Иванович Чернов выделил эмку, единственную в районе. Распрощался я с райкомовцами, ожидавшими меня в сквере сверстниками и вместе с инструктором райкома партии выехал в Стеклянку. По пути заскочили к младшему брату отца, Степану Дмитриевичу. Он полтора года назад вернулся с фронта по ранению и вновь был избран председателем колхоза. Мое появление его обрадовало. Дядя не знал, куда нас усадить, все удивлялся, что после шести лет отсутствия еду в отпуск, никого не предупредив.

– Негоже так, Саша, негоже, – утирая от радости слезы на глазах, охала тетя. – Мать до смерти можешь напугать. Куда это годится? Куда?!

– Закудыкала. Выдержит, от радости еще никто у нас не умирал, пророкотал дядя. – Лучше подавай-ка на стол. Не часто с племянником встречаемся. Почитай, лет шесть, а то и поболе не виделись. А тут еще и война. Не каждому счастье привалило увидеться. Вот с его братаном, Михаилом, уж боле не встретимся.

В доме дяди побыли не долго. Попросил его к вечеру приехать с семьей к нам. По дороге заехали еще в одно село. Но мог, не имел права его миновать. Там жили родители моего школьного друга Андрея Яндера – чехи. Хотя я и знал, что ожидается тяжелая встреча: год назад Андрей погиб на фронте. Отец его до войны работал счетоводом колхоза. Направились в правление. Однако там его ве оказалось. Подъехали ко двору.

Мое появление вызвало у Яндеров слезы. Мать Андрея долго не выпускала меня из своих объятий, выплакивая частицу своего большого горя, пока ее не оторвал муж. Какого мне стоило труда уехать от родителей друга! Яндеры хорошо знали, что моя мать всю войну ждала нас – отца, Михаила и меня – с фронта. Провожая меня, отец Андрея вынес бутылку водки, приговаривая: "Готовили для встречи Андрея. Да вот как оно обернулось! Рады, что хоть ты, Саша, остался жив. Прошу, помяните нашего сына". Уезжая, обещал навещать их. Слово свое сдержал. Во время отпусков наезжал к ним, пока они были живы.

Восемь километров оставалось до родного дома. Трудно передать мое состояние. Радость встречи переполняла все мое существо. Вот-вот появятся знакомые крыши. Сколько раз это далекое сибирское село вставало перед моим мысленным взором во время затишья между боями! Сколько раз одно воспоминание о нем внушало веру в скорое возвращение домой.

Последний поворот – и передо мной знакомая околица. Сердце тревожно-радостно стучит. Вот и первая улица. В конце ее группа людей. Впереди поворот вправо, на соседнюю улицу, к отчему дому. Показываю водителю дорогу.

Подъезжаем к дому. Машина останавливается у ворот. Выходим. Смотрю, навстречу бежит сестренка Мария с радостным криком "Саша! Саша!". Она обнимает меня, плачет.

– Где мама, мама где?

От слез Мария ничего не может вымолвить...

И вот увидел родное до боли лицо с протянутыми вперед руками.

– Сашенька, сынок! – шепчет мама.

В двух метрах от меня ноги ей отказывают, она падает. Подбегаю и подхватываю ее на руки.

По лицу матери бежит улыбка, та милая, знакомая с детства, которой она нас всех покоряла.

– Почему ж ты, сыночек, не сообщил о приезде? – наконец выдыхает мама.

– Разве такая встреча хуже? – смущенно отвечаю ей.

Мама! Сколько тебе довелось пережить в военное лихолетье. Хлопоты по дому, работа в колхозе легли на твои плечи. А думы о нас троих, неизвестность. Извещение о гибели Михаила больно ударило ее, но не сломило, как не в силах сломить буря крепкие деревья.

– Ирина, вот радость-то, – слышатся вздохи сельчанок, высыпавших на улицу из соседних изб. – Дождалась сына!

Женщины окружили нас плотным кольцом, спрашивали, говорили, рассказывали, плакали.

Спали первые волны радости. Во дворе собралось почти все село, с соседями мать жила дружно. Приятно было слышать, как они наперебой хвалили ее.

Тем временем возле правления колхоза накрывались столы. По установившейся традиции, сельчане несли, что оказалось под рукой из съестного. В нашем суровом краю люди привыкли делить радость и горе.

Когда все собрались и сели за столы, взял слово инструктор райкома партии Макаров. Он высказал огромную благодарность воинам, отстоявшим нашу Родину, признательность партии, организовавшей и вдохновившей советских людей на победу над врагом.

Предоставили слово мне. Трудно сейчас припомнить, о чем говорил землякам, но то, что поведал им о фронтовых дорогах, боях и сражениях, в которых пришлось участвовать, вспомнил тех из сельчан, кто не вернулся с войны, точно. Попросил минутой молчания почтить память погибших односельчан.

Встреча длилась долго. Земляки, переживая радость встречи и горечь воспоминаний, медленно расходились по домам. Только прилег отдохнуть, как услышал голос матери: "Пусть часок-другой соснет". Она уговаривала кого-то не тревожить меня.

Отдохнул часа три, по фронтовой привычке облил себя до пояса холодной водой, вышел во двор. На скамьях и сложенных в кучу бревнах увидел незнакомых людей.

– К тебе, Саша, из соседних сел прибыли, – встала со скамьи мама. Хотят поговорить с тобой. Да я все не решалась тебя будить.

Поздоровавшись, подсел к ним. Слово за слово начался разговор. Старики и женщины расспрашивали про войну, не видел ли кого из близких, не ведая того, как сложно встретиться со знакомым и родным человеком во фронтовом водовороте. Земляки с интересом слушали рассказ о встрече с отцом, вместе со мной переживали, у женщин стояли слезы на глазах.

* * *

Родной край! Отчий дом! Мы, военные люди, привыкшие к переменам мест, с особым чувством вспоминаем их. И чем становишься старше, тем сильнее тянет в те места, где родился, вырос, откуда пошла дорога твоей жизни.

Не так давно я получил письмо от Юрия Михайловича Бражника. Мальчишке было 13 лет, когда разведчики подобрали его в лесу под городом Карачевом. Он был зачислен во взвод разведки. В письме однополчанин пишет: "Благодарен людям, спасшим меня от голодной смерти и сделавшим из меня бойца-разведчика..." К письму Юрий Михайлович приложил поэтические строки, созвучные моим мыслям:

Мне не пришлось в тот год учиться в школе – Четыре класса были за спиной, – Ушел с бойцами я по доброй воле, Чтоб бить фашистов и кончать с войной.

Сколько таких, как Юрий, на дорогах войны встретили и приютили, согрели наши солдаты. Почти в каждой части были ребята десяти – тринадцати лет, которые стойко переносили все тяготы фронтовой жизни.

Сколько мальчишки вносили радости в солдатские будни! Как о них заботились бойцы и командиры!

В конце войны, когда наши молодые боевые друзья подросли, старались их определить в суворовское и нахимовское училища. Слава этим маленьким труженикам войны! Родина помнит их подвиг!

* * *

Признаться, стал уставать я от почти беспрерывных застолий: не привык к такому образу жизни.

– Сынок, тебе, видно, тягостно от встреч, – заметила как-то мать.

– Да, мама, – вздохнул я невольно. – Пора заняться домашними работами: дом и сараи подлатать, забор поправить.

– И то дело, сынок.

Взялся за ремонт дома, сараев, бани и других хозяйственных построек. В свободное время ходили с мамой по знакомым с детства тропинкам, колкам в окрестностях села. С волнением она поведала мне свою жизнь. О многом я и не знал. Мама как бы исповедовалась передо мной. Я не знал, что она серьезно больна, ее рассказы воспринимал, как желание посвятить меня в жизнь нашей семьи.

В один из дней мама сказала, что возьмем с собой Ивана Ивановича.

– Не часто ему выпадает свободное время. Не ровен час, кто-либо из соседок подбросит работенку. Безотказный он у нас, Саша, а с тобой хочется ему побыть.

– Ну, конечно, возьмем, мама.

– Иван Иванович, – представила в день моего приезда невысокого худющего паренька сестренка Мария. В ответ на мой удивленный взгляд добавила: – Да, да, так его у нас все зовут.

Из рассказов родных и соседей вскоре понял, почему так величают моего двоюродного братишку.

В годину войны на его неокрепшие плечи легли заботы по хозяйству: взрослое мужское население было на фронте. Иван, не по годам рассудительный, трудолюбивый, взял на себя мужскую работу. Выходил вместе с женщинами в поле, пахал, сеял, косил. Даже в ненастную погоду у него всегда находилось дело: отбивал косы, ремонтировал обувь... Он был на все руки мастер. Твердый по характеру, он любого лодыря мог заставить работать. Про него в деревне говорили много лестного.

И вот появился Иван Иванович. По-взрослому поздоровался.

– А это зачем? – кивнул я на топор за его поясом.

– Вчера лошадь оглоблю на ходке сломала. Бригадирша просила подобрать в лесу дерево.

– Ну, ну, тогда ясно, пойдем.

Иван Иванович по-мужски неторопливо расспрашивал о войне, боях.

Во время отпуска побывал я и у своего наставника Филиппа Миновича Жукова. Он заметно сдал, но был еще полон энергии. Мое появление не явилось для него неожиданностью.

– Ждал, ждал тебя, Саша. Спасибо, родной ты мой, уважил старика.

Поблагодарил его за то, что поддержал мое стремление связать свою жизнь с партией, пойти учиться в военное училище. В ответ он, посмотрев на меня и сравнив, видимо, с тем довоенным пареньком, сказал:

– Горжусь тем, что в тебе не ошибся. Оправдал мое доверие. Он обнял меня и по-отечески расцеловал. И поныне помню эту короткую встречу с человеком щедрого сердца. Он не искал для себя выгод в жизни, отдавал людям все, чем располагал. В глазах сельчан Филипп Минович был олицетворением идеалов нашей партии.

Истекали последние дни моего отпуска. Мама выглядела помолодевшей. На лице расправились морщинки. Но стоило заговорить об отъезде в Москву, как она замкнулась. По ночам не раз слышал ее вздохи. Не выдерживал, подходил к ее кровати, успокаивал ее, говорил, что, как только закончу академию, будем вместе. Но мои слова мало успокаивали, своим женским чутьем она понимала, что видимся в последний раз.

Наступил день проводов. Сколько ни уговаривал маму, настояла на своем и сама сопровождала меня на железнодорожную станцию Калачинск. Сел в проходящий поезд Владивосток – Москва. Через четверо суток был в столице.

* * *

Военная академия имени М. В. Фрунзе. Большая армия командиров прошла через эту кузницу военных кадров. Особенно много командного состава в стенах этого учебного заведения получили подготовку в предвоенные тридцатые годы. Они стали во главе полков, дивизий, корпусов, развернутых как накануне, так и в ходе войны. Мы, молодые офицеры, прибывшие учиться в академию, были наслышаны о многих боевых делах, которые совершили в годы войны питомцы этого высшего учебного заведения.

Теперь предстояло нам продолжить традиции славных фрунзевцев. На курсе, которым командовал генерал-майор Панин, занимались офицеры, почти все прошедшие школу войны. У большинства был такой бант орденов, что москвичи при встречах только ахали. Тринадцать Героев Советского Союза учились со мной. Среди них Василий Безбородое, Александр Жук, Игорь Крейзер, Иван Лесик, Николай Новиков, Павел Платонов, Николай Радаев, Федор Чайка, Илья Уланов, Николай Ященко. В академии занимались трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин, дважды Герои Советского Союза В. Д. Лавриненков, А. В. Алелюхин.

Как мы ни старались, первое время не все получалось. Не могли войти в учебный ритм, выработать усидчивость. Однако со временем втянулись в учебу.

Я уже рассказывал в этой книге о своих встречах и переписке с Мариной (Полиной) (Так в тексте. – OCR). В октябре 1945 года она демобилизовалась и приехала в Москву. К празднику Великого Октября мы зарегистрировали брак. И вот уже более сорока лет идем вместе по жизни.

Учеба в академии все больше и больше захватывала. Много было выездов в поле. В основном учебные "бои" вели вблизи Москвы, там, где сейчас находятся новые микрорайоны: Теплый Стан, Чертаново, Ясенево...

На полевых занятиях нередко разгорались споры, каждый из нас стремился нешаблонно подойти к решению тактической задачи. Преподавателям подчас было трудно найти оптимальное решение, вариантов, как правило, было несколько, и выбрать из них самый лучший оказывалось не так просто.

Зимой, в дни физической подготовки становились на лыжи. Занятия проходили вблизи Новодевичьего монастыря, в пойме реки Москвы, на месте нынешнего стадиона имени В. И. Ленина. Это были прекрасные дни. Прокатиться с ветерком на лыжах было мечтой.

Навыки лыжной подготовки у меня остались. Я быстро восстановил форму. Меня включили в сборную академии. На соревнованиях наша команда заняла призовое место среди высших военно-учебных заведений Москвы.

Первый курс подходил к концу. Наши помыслы были направлены на одно: как можно лучше подготовиться к экзаменам. Стали подолгу задерживаться в аудиториях, консультировались с преподавателями кафедр.

* * *

Из дома мне шли неутешительные вести о здоровье мамы, прогрессировала ее болезнь. Отвечал сестре Марии, что после экзаменов немедленно выеду. Однако возникло непредвиденное обстоятельство. Врачи не разрешали жене из-за близости родов выезжать на большое расстояние. Пошел к медикам, они объяснили, что роды могут быть через 5-6 дней.

Поскольку езды до Омска было четверо суток, решили ехать. Поезд Москва – Владивосток понес нас в Сибирь. Прибыв в Омск, от родичей узнали о смерти матери: минуло 20 дней, как ее похоронили. Мне же не сообщали, чтобы не сорвать сдачу экзаменов. Огромное горе! Мне припомнились годичной давности дни, проведенные с мамой.

Приехали в село. Встретил отец. Осунувшийся, постаревший. Обнял меня, Полину и со вздохом обронил:

– Вот она, жизнь, как обернулась. С фронта вернулся, а мать...

Отец смахнул набежавшую слезу. Всплакнула и Мария, оставшаяся главной хозяйкой в доме.

В тот же день мы посетили могилу мамы. Может быть, и дальше бы продолжались наши трудные дни, не напомни о себе на третьи сутки наш будущий ребенок. Ранним утром я увез жену в больницу. Вечером родился сын.

Прожили у отца 22 дня. На автомашине добрались до станции, затем на проходящем поезде не без трудностей прибыли в Москву. Началась жизнь, наполненная новыми хлопотами и новыми для нас обязанностями, которые приносит с собой появление ребенка. Саша стал полноправным членом семьи со всевозрастающими потребностями.

Предстояла стажировка в войсках. В течение двух дней собрался, оставил жену и сына на попечение хозяйки, у которой мы снимали комнату. Уехал. На всем пути в Германию одолевали мысли, как там Полина. Тем более что она после дороги из Сибири была нездорова. Настроение было неважное.

Но служба есть служба. По прибытии в полк заботы захватили. Хлопот было столько, что лишь ночами вспоминал о своих "москвичах". Полтора месяца прошли быстро. Часто получал письма, вести были ободряющие.

По дороге домой мысли были о скорой встрече. Прибыл, увидел на кровати крупного смеющегося малыша...

Через несколько дней начались занятия на втором курсе академии. Меня избрали секретарем партийной организации группы. Обязанностей прибавилось. Мы были поглощены новыми вопросами, проблемами, возникшими при обобщении опыта Великой Отечественной войны. Многие темы, методические разработки проверялись на нас, слушателях, прошедших войну. Хотя на фронте большинство из нас занимали небольшие должности, однако полученный боевой опыт помогал нам верно формулировать многие положения тактики и оперативного искусства.

Программа второго курса полностью была перестроена на основе фронтового опыта. Мы, признаться, были благодарны за это командованию академии. Да и сами вносили свою лепту в научную работу. Нас привлекали к написанию рефератов. С удовольствием брались за работу, хотя и требовалось перечитать солидное количество литературы, чтобы вывести закономерности развития приемов ведения боевых действий. Во время этой работы возникали дискуссии в учебных группах. Иногда они выходили и за пределы групп. К ним подключались преподаватели. Научная работа помогала нам глубже понять вопросы военной теории, разобраться со сложными понятиями военного искусства.

Овладевая военной наукой, мы понимали, что враги не оставят нас в покое. Со временем нам стали известны различные планы и замыслы тех, кто не понял уроков войны.

* * *

И вот наши испытания позади. Началось распределение: одних – в войска, других – в высшие штабы, учебные или научные учреждения. Нас предварительно вызывали на беседу, спрашивали желание. Подошла моя очередь. Перед тем как войти в кабинет, посмотрел на карту Родины. Европейская часть СССР, некоторые страны Восточной Европы мне знакомы, а Сибирь известна с детства. Оставалась Средняя Азия. Попросил кадровых работников направить меня служить туда.

– Александр Терентьевич, – встал полковник, – вашу просьбу удовлетворим. Рады, что по собственной охоте выбрали этот район. Служба, скажу вам, там нелегкая, но кует крепкие людские характеры.

Прошло некоторое время. Ежедневно приходили в академию, ожидая назначения на должность. Наконец пришел долгожданный приказ Министра Вооруженных Сил СССР{27}. Каждый из нас, кроме тех, кто был назначен в большие города, разыскивал на географической карте место своей будущей службы.

Я был назначен в войска Туркестанского военного округа. Не сразу нашел Термез, где стояла часть, в которую получил предписание. Первоначально стал искать город ближе к Ташкенту.

– Саша, Термез на юге Узбекистана, у самой афганской границы, подсказал кто-то из выпускников.

– Ясненько, мне, сибиряку, полезно побыть в теплых краях, косточки, так сказать, погреть.

– Давай, давай, – отозвался однокашник. – Туда двери открыты. Зато выбраться оттуда нелегко.

– Посмотрим.

В то время еще не знал, что Термез – самая жаркая точка СССР и что там мне придется служить семь лет.

Отпуск решили провести в Москве. Признаться, за годы учебы редко выпадала возможность отдохнуть, все не хватало времени. Теперь оно появилось. И мы с Полиной начали, как говорят, наверстывать упущенное. Смотрели фильмы, побывали на выставках, в театрах Большом, Малом и оперетты.

В двадцатых числах декабря с женой и малышом выехал к новому месту службы. Настроение было хорошее, все еще находился под впечатлением прошедших экзаменов, получения диплома о высшем военном образовании. И я, и Полина были молоды. Неизведанное, далекое манило нас. Самым важным и главным для нас являлось то, что мы были вместе.

Путь пролег через центр черноземья России, Поволжье, Казахстан и весь Узбекистан. Сердце радовалось богатству природы родной земли, лесам, рекам, широким просторам заснеженных полей.

Чем дальше поезд шел на юг, тем однообразней и пустынней становилась окружающая природа. Белый саван виднелся до самого горизонта. Порой его однообразие нарушали караваны верблюдов. Проезжали их – и вновь за окном вагона прежняя унылая картина.

Ближе к Ташкенту пейзаж стал меняться. Началось предгорье, а вместе с ним появились деревья. Словно и не было безбрежной и пустынной степи.

Столица Узбекистана нас поразила преобладанием одноэтажных саманных домов, разноязычным говором, красочной одеждой узбеков. Тридцать минут стоянки поезда – и мы снова в пути. Мимо проносятся населенные пункты, арыки, каналы с бегущей водой, хлопковые поля.

Но вот начались серые Коганские и Каршинские степи. Унылая картина. Землю здесь тогда не могли использовать из-за отсутствия влаги. Но пройдут годы, сюда проведут воду, и на этих обширных просторах зацветут сады, будет выращиваться хлопок. И край несказанно преобразится.

У станции Керкичи появились первые признаки пустыни Каракумы. Железная дорога повернула на восток и пошла вдоль Амударьи. Многоводная, своенравная река – основное водное богатство здешних мест. Без этой водной артерии превратились бы в пустыню тысячи гектаров прекрасных земель.

На исходе дня мы подъехали к Термезу – конечному пункту назначения. Стояла необычно холодная для этих мест погода – около двадцати градусов мороза. Старожилы говорили: такое бывает здесь в сотни лет раз. Пришлось переодеваться в теплую одежду. На попутной автомашине доехали до гарнизонной гостиницы.

Термез – центр Сурхандарьинской области, расположен на правом берегу Амударьи при впадении в нее Сурхандарьи. В восьми километрах находится старый город. По преданию, его разрушил Александр Македонский. Город в 1936 году объявлен государственным археологическим заповедником.

Новый Термез, если можно так назвать казармы красного кирпича дореволюционной кладки, – бывшая крепость, построенная в прошлом веке как опорный пункт на границе России. Строения и поныне хорошо сохранились. В казармах размещены войска гарнизона. Рядом небольшой, в основном одноэтажный, город. По обочинам проезжей части улиц – арыки, по ним пропускалась вода.

* * *

На следующий день представился своим начальникам. Приступил к знакомству с должностью. До этого моя служба сложилась так, что штабной работой занимался лишь в сорок третьем, когда временно был прикомандирован к оперативному отделению штаба дивизии. Дальше служба прошла на командных должностях. А здесь сразу же пришлось заниматься разработкой различных штабных документов. С некоторыми из них мне раньше сталкиваться не приходилось.

Помню, с группой офицеров мне поручили провести проверку подразделений. Добросовестно выполнили задачу. Сел я за проект приказа. Оказалось, не так-то просто подготовить его. Помогли опытные офицеры.