Текст книги "Пять ликов богини (СИ)"

Автор книги: Александр Свирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Всё стало хуже, когда ему исполнилось восемнадцать.

Утром того дня Армен громогласно и излишне радостно поздравил Менке с этой знаменательной датой и спросил, спал ли он уже с женщинами? Тот, опустив взгляд и чувствуя обжигающий щёки жар, ответил, что нет, пока не довелось. Думал он тогда, разумеется, о Зеване.

– Пришло время становиться мужчиной, – объявил отец и сильно хлопнул сына по плечу.

Вечером Армен повёл Менке в караоке-бар, куда притащил шестерых молодых поклонниц. Отец по-прежнему оставался могучим бойцом и видным мужчиной, а потому девушки, чувствуя его природную звериную силу, инстинктивно тянулись к нему. Армен всех знакомил с Менке, и девушки двадцати–тридцати лет общались с именинником, как с маленьким мальчиком, едва не сюсюкались, но при этом охотно открывали ему свои прелести. В баре приносили алкоголь, и в разгаре веселья все потихоньку напивались. Менке пил спиртное впервые и под конец вечера уже не совсем соображал, что происходит. Девушки кружили вокруг, как ведьмы-заговорщицы, порой окуная его лицо в свои пышные груди.

Армен весело смеялся и недобро скалился. В какой-то момент он расстегнул ширинку и одна из девушек прильнула к его паху прямо на глазах у остальных. Затем то же самое повторила и вторая. Менке чуть не вырвало, голова кружилась, хотелось убежать. Но когда он попытался выйти, отец схватил его за плечо и дал смачную пощёчину, от которой потемнело в глазах. Дальше – мрачный туман беспамятства.

На следующий день отец смотрел на сына презрительно, называя того «бабой» и «тряпкой». Это Менке ещё мог бы пережить. Но вот то, что случилось потом, уже нет.

Любимая сестрёнка Нане с возрастом хорошела. В тринадцать у неё начала расти грудь. К пятнадцати она уже налилась соком и превратилась в красивую молодую девушку. Это не ускользнуло от взгляда парней её класса, которые, переживая половое созревание, порой изрядно доставали её своими неумелыми и неуклюжими домогательствами. Благо, в виртуальной школе физически никто никому не мог навредить в принципе. Но вот дома дела обстояли иначе.

Армен Рамаян был племенным быком, для которого не существовало ограничений и правил в том, какие женщины его, а какие – нет. Он желал их всех. Не стала исключением и Нане.

Если возбуждённые одноклассники её совершенно не пугали, то вот отец, который бросал на неё сладострастные взгляды всякий раз, как она пролетала мимо, доводил до панического ступора. Менке видел всё это, напрягался, но не верил, что Армен сделает что-то плохое собственной дочери. Эту ошибку он до сих пор себе не простил.

Через несколько дней после инцидента в караоке, Нане пришла к Менке в слезах. Она плакала почти два часа и рассказала, что отец изнасиловал её.

Эта новость, обрушившаяся словно тяжёлый молот на раскалённую сталь, окончательно выковала намерение, которое уже давно зрело в мозгу.

Менке в тот же день отправился в Центр Кибернетизации и Протезирования и потребовал установить себе нейроком. Роботы предупредили, что его усыпят, побреют висок с той стороны, где ранее установили нейрочип для глаз, запустят в просверленную дырку в черепе рой управляемых микроботов, которые протянут нейронити к нужным нейронам, спаяют их вместе, после чего закроют дырку управляющим чипом последней модели (его он потом сможет обновить при необходимости) и титановым корпусом для защиты. Вся операция займёт двенадцать часов, а выпишут его через двое суток, когда поймут, что всё прошло хорошо. Менке, не особо вчитываясь, подписался на всех необходимых документах. Через два дня он вышел из Центра с полноценным нейронным компьютером.

Сейчас его интересовала лишь одна конкретная функция нейрокома – возможность спрограммировать дополнительную личность. Сам по себе он не мог противостоять отцу. Из-за долгих лет избиений Менке при одной мысли о нападении на Армена впадал в панический ступор. Ему не хватило бы смелости сделать решительный и необходимый шаг. Но он мог спрограммировать себе такую смелость.

С настройками первой субличности он возился весь следующий день. Отец хотел видеть в нём какой-то свой идеал мужика. Что ж, получите и распишитесь, решил Менке. Он как мог спрограммировал того, кого Армен Рамаян отчаянно пытался из него вылепить. Новая личность вышла такой отбитой, что пугала даже самого Менке, а потому он так её и назвал – Псих. Чуть погодя добавил Колоток, так как решил дать ей на откуп все будущие конфликты, в которых предстояло побить костяшки. Менке прекрасно владел карате, отлично дрался, но на одних умениях далеко не уедешь – он искал решимость, что, подобно стреле, направила бы его к цели.

Всё случилось вечером следующего дня. Армен отдыхал дома с бутылкой пива и смотрел какой-то вирфильм. Менке тихо прокрался в комнату Нане и велел ей собирать вещи. Они бежали. Ему исполнилось восемнадцать, а значит по закону он имел право получить собственную квартиру. Покуда у него маленький соцрейт, им придётся пожить на нижнем уровне, но это временно. Менке намеревался очень скоро набрать единиц и перебраться повыше. Пока Нане собиралась, он велел нейрокому переключиться на Психа Колотка в надежде, что всё пройдёт гладко.

Через десять минут новая личность Менке Рамаяна открыла глаза. Псих Колоток сразу же направился на кухню, взял нож и вернулся к отцу. Одним рывком он сорвал с него VR-очки и отбросил их в сторону. Армена это не впечатлило.

– Огрести захотел, щенок?

– Вставай и попробуй мне навалять, старый обмудок.

Жаль, что лично Менке не помнил этой драки. О ней он прочитал после в нейрограмме Психа и пришёл в восторг, узнав, насколько оказывается хорош в бою. Армен, похоже, не ожидал такой прыти от сына. Сперва отец пытался ударить его кулаком, но Псих увернулся и первым же хуком сломал ему нос. Затем подбил колено и двинул в челюсть так, что тот потерялся. А вот дальше пошёл в ход нож.

Проявив невиданную жестокость, Псих Колоток безжалостно оскопил Армена Рамаяна. Хорошо, что Нане этой сцены не видела – она уже ждала брата на улице.

Пока отец катался по полу, орал и терял кровь, сын смотрел на него с победным презрением.

– Советую вызвать медиков, – сказал он, вытерев нож и бросив его на пол. – Наплетёшь, что яйца ты себе сам отрезал. А иначе все узнают, что ты изнасиловал собственного ребёнка, и вот тогда тебя с головой накроет куча вонючего говна. Прощай. Больше ты нас не увидишь.

Псих ушёл, и они с Нане навсегда покинули отца.

Каждый день Менке ждал прихода полицейских роботов, но его так и не случилось. Видимо, Армен действительно последовал совету. Их взаимное молчание стало залогом свободы для обоих.

Потом, конечно, много чего ещё случилось. Менке прочитал «Преступление и наказание» Фёдора Достоевского, и так впечатлился персонажем Порфирия Петровича, что решил сделать себе ещё одну субличность на его основе, благо к каждой книге теперь прилагалась сигнатура личности для того, чтобы читатели могли примерить на себя образ полюбившегося персонажа. Менке, правда, всё равно чуть переделал его под свой вкус.

Спустя год он понял, что если поведёт хотя бы четыре вида деятельности, то соцрейт будет накапливаться в разы быстрее, и решил создать ещё две субличности. Для занятий наукой он спрограммировал себе женщину – сам не понимал почему, просто захотелось. А поскольку первым программистом в истории считалась Ада Лавлейс, в честь неё он и назвал новую субличность. А потом создал и поэта, художника, музыканта Михаила Сергеевича Лермушкина или просто М.С. Лермушкина, назвав его так в честь Лермонтова и Пушкина. Позже Ада сама спроектировала новую модель искусственных глаз и для различия личностей установила каждой собственный цвет их свечения. Порфирию – синий, самой Аде – зелёный, Психу Колотку – жёлтый, Лермушкину – фиолетовый. Оригинальному Менке достался красный.

Три года они с Нане жили вместе, потом она получила собственный нейроком и с головой ушла в науку. Далее каждый из них ехал по своей колее, но связь они не теряли.

И каждую ночь Менке перед сном прокручивал в голове все эти воспоминания, продолжая задаваться вопросами. Почему мама пыталась его убить? Почему не позволяла себе проявлять любовь, хотя и любила его? Почему выбрала такое чудовище, как Армен Рамаян? Почему?

Почему?

Нейрограмма. Псих Колоток (07.03.2430)

Вот подстава! Мне даже глаза открывать впадлу – знаю ведь, что увижу. Ну, Менке, ну сукин сын. А главное – какие вежливые. Проникли в чужой дом, окружили хозяйскую кровать и такие: «Простите за вторжение, господин Рамаян. Не могли бы вы позвать Психа Колотка? У нас к нему очень важный разговор». А мне, значит, разгребать всё это дерьмо, да? Псих Колоток приберётся, он же тут главный решала проблем. Тьфу!

Слышу, как противно пищит чей-то таймер на часах.

– Десять минут прошло. Мы знаем, что вы проснулись, господин Колоток, нечего притворяться.

Ладно, черти, поиграем по вашим правилам.

Открываю глаза и вижу удручающую картину: Лизавет Красин со своим дебильным сынком Ясенем, сраный Ринат Булавка и вчерашний зеленоволосый татуированный дрищ нависли над моей кроватью, как родичи над умирающим дедом. А где азиат в круглых тёмных очках? Его не видать, да и хер с ним. Хватает и этих.

Положение аховое. Я лежу в кровати под одеялом – из такой позиции атаковать не просто сложно, а практически нереально. Особенно, когда против тебя четверо вооружённых террористов. Лизавет уже достал свой гаусс-пистолет и держит меня на мушке.

– Доброе утро, господин Колоток, – говорит он своим бесячим вежливым тоном.

– Иди нахуй.

– Фу, как грубо. – Лизавет сморщивается в отвращении, будто нанюхался отходов. – А мы, меж тем, к вам с деловым предложением. Извините за смотрящий на вас пистолет. Сами понимаете, положение у нас отчаянное, а потому требует самых радикальных мер. Но не беспокойтесь, в случае вашего согласия с нашим предложением мы, разумеется, больше не станем угрожать вам физической расправой. Так вы нас выслушаете?

– Тебе по буквам повторить? И, д, и, н, а, х, у, й.

– Замечательно! Вижу, мы с вами налаживаем контакт. Итак, суть заключается в следующем. Как вы помните, вчера вы победили нашего чемпиона.

Ринат демонстративно шмыгает носом и зырит, как обиженный третьеклассник. Вот чепух.

– В связи с этим сложилась интересная ситуация, – продолжает Лизавет. – И вы, и мы преследуем одну цель – попасть в Златоград. Вы были правы, шансов у вас куда больше. Посему я и подумал, а почему бы нам не помочь друг другу? Вы проникните в Златоград в качестве нашего шпиона. Конечно, мы сильно рискуем, доверяясь вам, но о вас ходят слухи, как о человеке честном и выполняющем данное слово. Нам нужны сведения об устройстве Златограда, его жителях и технологиях. Ну как, подсобите?

– Я всё не пойму, ты чё, умственно-отсталый? Я тебя дважды послал. Могу и в третий раз.

– Господин Колоток, боюсь, если вы не согласитесь добровольно, мы будем вынуждены применить методы силового воздействия.

– Ну попробуй.

– Хорошо. Вижу, у нас нет иного выхода.

Я не успеваю выскочить из-под одеяла. Ринат и Ясень с двух сторон хватают меня за руки и вдавливают в кровать, не оставляя даже шанса пошевелиться. Эти двое – ребята сильные и крепкие, держат железно. Дрищ хватает за ноги, и его хватка тоже подобна кандалам. Я с самого начала был в проигрышном положении.

Лизавет достаёт из кармана нераспечатанную упаковку со шприцем.

Блядь.

Я изо всех сил пытаюсь брыкаться и вырываться, пока этот старый качок открывает упаковку, насаживает иглу и набирает в шприц какой-то дряни из маленькой ампулы, которую достал из другого кармана.

– Не беспокойтесь, господин Колоток. Это просто сильнодействующее снотворное. Как только я его вколю, вы отключитесь на несколько часов. Когда вы придёте в себя, мы продолжим разговор, но уже на нашей территории.

Он подходит ко мне медленно и осторожно, держа шприц на весу, словно шизанутый доктор из какого-нибудь ужастика.

Голова. Я всё еще могу крутить головой. Но дотянуться зубами до руки хоть кого-то из держащих меня утырков и укусить не получается. Я совершенно беспомощен. Думай, Псих, думай. Из любой ситуации есть выход, найду и из этой.

Лизавет приближается вплотную и, судя по всему, намерен воткнуть иглу мне в шею. Я кручу головой туда-сюда – осложняю ему задачу. Он своей огромной лапищей хватает мой лоб, разворачивает голову влево и прижимает к подушке. Я всё ещё пытаюсь сопротивляться, ору, но бесполезно.

– Пожалуйста, успокойтесь, – говорит Лизавет. – Мне необходимо попасть в сонную артерию. Вам же хуже, если я промахнусь.

Ну уж нет, сукин сын, придётся тебе постараться. Псих Колоток так просто не сдастся! Я лучше сдохну, чем позволю говномесу, вроде тебя, одержать верх.

Но сил всё меньше и меньше, да и держат меня четверо очень сильных ребят. Качки хуевы, небось каждый день ходят в зал и меряются там своими крохотными членами.

И вот, наконец, чувствую холодное прикосновение иглы к шее, а следом – лёгкую, колющую боль.

Уже через пару секунд наваливаются тяжесть и сонливость. Рука Лизавета исчезает с моей головы.

– Всё, парни, можете отпускать его.

Кори… найди способ… разбудить меня… как можно… скорее…

Воу! По мозгу будто бы пробежался мощный электрический разряд. Похоже, Кори всё-таки послала нужные сигналы для пробуждения. Я открываю глаза и мгновенно оцениваю обстановку.

Мы внутри многоместной фургонетки, которая, судя по лёгкому ощущению тяги, прямо сейчас куда-то катится. Я сижу пристёгнутый посреди места-диванчика у правого борта. По левую руку сидит Ринат Булавка. По правую – Ясень Красин. Зеленоволосый дрищ развалился на диванчике напротив, но он, кажется, не представляет большой угрозы. Ремни безопасности крестом на груди крепко удерживают корпус, но руки и ноги свободны. Это уже что-то. Времени на раздумья нет, пришла пора наводить суету.

Я резко бью правой рукой в челюсть Ясеня, а левой Рината. Дрищ тут же вскакивает с места и бросается на меня, но я отталкиваю его ударом ноги в пах. Где сраные застёжки на ремнях?! У меня есть буквально мгновения, прежде чем мои противники очухаются.

Я успеваю отстегнуть лишь один из двух ремней, как Ринат приходит в себя и бьёт меня кулаком по лицу. Боль от удара отдаётся во всю голову, мозги встряхивает, словно в блендере. Мне едва удаётся удержаться в сознании, хотя перед глазами сильно мутится.

– Какого хера ты очнулся, еблан?! – кричит Ринат, занося кулак для второго удара.

Я в ответ замахиваюсь правой рукой, но её перехватывает Ясень. Ринат заряжает мне по морде второй раз. Очень больно. Сука.

Так, перераспределяем приоритеты. Пока я не словил от Рината третий удар, со всего маха бью левой рукой Ясеню в нос. Он сразу рефлекторно отпускает мою руку и хватается за лицо, вскрикивая от боли. В то же самое мгновение мой правый кулак врезается в скулу ублюдку Булавке. Они вновь дезориентированы. Это даёт мне время отстегнуть второй ремень безопасности.

На мою беду, в себя приходит дрищ. Он вновь бросается на меня, но теперь ничто, кроме узкого пространства, не сковывает движений. Я встаю и опять бью его ногой, но уже выше – в грудь. Он отлетает назад, выбивая собой входные двери фургонетки и вылетая на пути. Но вместо пропасти под рельсом оказывается ровная асфальтовая дорога, а значит мы на нижнем уровне. Дрищ немного прокатывается по земле, а когда останавливается, то пытается встать. Жить будет, говнюк.

Теперь нужно раз и навсегда покончить с этой кодлой.

Я высовываюсь в открывшуюся дверь на улицу и со всей доступной мне мощью лёгких кричу:

– ЗДЕСЬ УНАГИСТЫ!

По-любому кто-то из роботов это услышал. А если услышал хоть один – услышали все. Уж настолько точное указание местонахождения самых злостных террористов они проигнорировать никак не могут. Так что работайте, хреновы машины, вытащите меня.

Дверь фургонетки, ведущая в инженерный отсек, открывается и оттуда выходит Лизавет Красин.

– Что происходит? – спрашивает он и только после окидывает взглядом обстановку.

А я допераю, что это не официальный транспорт. Похоже, эти перцы угнали и перепрограммировали фургонетку, чтобы их маршрут не смогли отследить. Этим, судя по всему, и занимался старый качок, пока здешний шум не отвлёк его от работы. Впрочем, уже неважно.

С улицы доносится жужжание маленьких пропеллеров. Спустя пару мгновений два полицейских дрона спускаются достаточно низко, чтобы мы могли разглядеть их сквозь распахнутую дверь фургонетки.

– Ваше средство передвижения не зарегистрировано в общей транспортной базе, – объявляет механический голос из динамиков одной из гердянок. – Просьба остановиться для проверки.

Лизавет недовольно цыкает, достаёт из-за спины гаусс-пистолет и стреляет в говорившего дрона.

Вы знаете, я парень отчаянный, часто совершаю поступки, которые другие сочли бы неразумными, импульсивными или попросту глупыми. Но стрелять по движущимся аргентидовым полицейским дронам из самодельного однозарядного оружия с низкой мощностью даже мне кажется полной идиотией. На этих ребятах установлены куда более продвинутые пушки.

И самое галимое в этой ситуации – я точно знаю дальнейший сценарий. Полицейские сочтут идиотскую попытку выстрелить в них из гаусс-пистолета за акт агрессии, который даёт им право открыть ответный огонь на полное уничтожение цели, потому что разбираться в тонкостях и нюансах происходящего роботы не любят и не умеют.

Железный шарик из гаусс-пистолета пролетает мимо одного из дронов, лишь слегка задевая того по касательной. Я вижу, как дула их стволов чуть опускаются, куда-то прицеливаясь. Нет, они смотрят не на нас… Они смотрят в основание фургонетки!

Ну разумеется. Зачем тратить патроны, расстреливая людей внутри? Проще перевернуть всю фургонетку, а потом разбираться. И плевать, что там находится похищенный гражданский заложник. Хотя я, возможно, у этих ребят тоже не в почёте.

Едва до меня доходит план гердянок, я залетаю обратно на диванчик и моментально пристёгиваюсь. Ринат с Ясенем несколько мгновений тупят, но потом, кажется, в ситуацию втыкают и эти чурбаны – они судорожно пытаются нащупать ремни безопасности собственных мест. Лизавет понимает, что пристегнуться уже не успеет, поэтому убирает пистолет в боковой карман и обеими руками хватается за ближайший поручень.

Через несколько секунд раздаётся назойливый, как жужжание пчёл, звук пулемётной очереди, а следом звонкий отчётливый и пугающий стук пуль о стальные колёсики фургонетки. Нас заметно трясёт и начинает сперва вести в сторону, а затем переворачивает на бок. Только ремни безопасности уберегают меня от разбитой головы и переломанных конечностей.

Фургонетка слетает с путей и после того, как переворачивается, со страшным режущим уши скрипом прокатывается по земле, высекая искры из асфальта. Когда она, наконец, останавливается, я с облегчением выдыхаю. Ринат с Ясенем ошеломлены, Лизавету каким-то чудом удалось ничего себе не сломать и удержаться, поэтому он единственный, кто после катастрофы сразу же оказывается на ногах.

Один из полицейских дронов залетает внутрь.

– Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, – раздаётся из динамиков механический голос. – Скоро придут полицейские андроиды, чтобы арестовать вас и препроводить в участок. Просим не оказывать сопротивления.

Лизавет устало вздыхает и поднимает руки. Я просто не шевелюсь, хотя висеть на ремнях охренеть как неудобно и неприятно.

Проходит, наверное, целая сраная вечность (хотя на деле от силы полминуты), прежде чем к входному проёму нагибается гуманоидная гердянка, у которой на плече водружён внушительных размеров пулемёт.

– Прошу всех выйти из фургонетки, – говорит андроид.

Пока он выводит Лизавета, я аккуратно отстёгиваюсь и спрыгиваю на стену. Потом выхожу наружу, подняв руки, хоть мне это и не нравится. На улице стоят ещё шесть полицейских, а Лизавет уже лежит на земле со скованными за спиной руками. Следом за мной выводят Ясеня и Рината. Вскоре приходят ещё два андроида, которые приводят с собой дрища и кладут его рядом с Лизаветом. Ясеню и Ринату тоже сковывают руки и велят лечь там же. Меня пока не арестовывают.

Одна из гердянок подходит ко мне.

– Вы идентифицированы, как Менке Рамаян. Пожалуйста, подтвердите личность.

– Подтверждаю.

– Какую из субличностей вы в данный момент используете?

– Псих Колоток.

– Благодарю за сотрудничество. Вы можете кого-либо идентифицировать?

– Второй раз в жизни вижу этих хмырей. Самый старый – Лизавет Красин. По крайней мере, так он представился. Вон тот качок помладше – его сынок Ясень. Тощий хрен с лицом-кирпичом – Ринат Булавка, я вчера с ним дрался в дополненных единоборствах. А этого дрища не знаю, как зовут.

– Я Паша, – жалобно отзывается зеленоволосый.

– Судя по анализу голоса, именно вы дали указание на то, что эти люди унагисты, – не обращая на него внимания продолжает разговаривать со мной андроид. – По какой причине вы это сделали?

– Они похитили меня и насильно удерживали в заложниках.

– Вы были похищены?

– Именно. И мне совершенно не нравится, что вы перевернули фургонетку, не убедившись, что внутри нет гражданских заложников.

– По нам был открыт огонь. Протоколы предписывают в такие моменты действовать максимально эффективно для ликвидации противника. Поскольку фургонетка была угнана и перепрограммирована, мы вынуждены были избавиться и от неё. А поскольку все преступники находились внутри, было принято решение ликвидировать всех разом.

– Со мной внутри.

– Мы не располагали информацией, что в фургонетке был гражданский заложник.

– Но я вам кричал.

– Мы слышали лишь указание на то, что в данной фургонетке находятся унагисты. Никакой дополнительной информации не поступало.

Сраные гердянки, с ними невозможно по-человечески разговаривать и что-то до них донести. Впрочем, чего я ждал от тупоголовых роботов? Но какого хрена унагисты вообще ко мне привязались?

– Разрешите мне переговорить с задержанными? Хочется прояснить пару личных вопросиков.

– Допрос задержанных разрешено вести только вашей личности по имени Порфирий.

– Да это не допрос. Говорю же, пару личных вопросиков, всего-то.

– В таком случае вы сможете подать запрос на встречу с задержанными после их оформления в участке.

– Слышь, гердянка тупоголовая, я Менке Рамаян в худшем своём проявлении. Мне нужно задать этим перцам пару вопросов, пока их не увели, потому что это дело жизни и смерти, сечёшь? Моих жизни и смерти, что б тебя. Вы меня чуть не прихлопнули вместе с ними, думаю, я за это заслужил какие-то льготы.

Андроид вперивает в меня свои красные зрительные датчики и молча стоит, не двигаясь, будто завис. Давай, шевели своими электронами, соображай скорее, сейчас твои ребята уже всех упакуют и увезут.

– Хорошо, – сообщает гердянка через несколько секунд. – Вам разрешается переговорить с задержанными.

Отлично! В тот же миг, как робот начинает произносить последнее слово, я уже решительно иду к Лизавету. Тот всё ещё лежит, невольно жуя землю, а над ним стоит полицейский андроид и держит его под дулом встроенного в руку автомата.

– Отвечай, – начинаю требовать я ещё на подходе. – Вас послал Ден Унаги? Чё он до меня доебался? Если хочет играть в свою долбанную развивающую войну, пусть приходит лично, а не посылает пешек. Нахрена всё это нужно?

Лизавет смотрит на меня и усмехается.

– Ты ничего не знаешь, да? – отвечает он, и в его голосе слышатся нотки горечи.

– Ты о чём?

– Ты хоть понимаешь, в каком мире живёшь? Ты даже не знаешь, что происходит. Ты не знаешь, что в Златограде…

БРЖУФ! Внезапный оглушительный звук выстрела не даёт Лизавету договорить. От неожиданности я вздрагиваю и инстинктивно слегка пригибаюсь. В воздухе пахнет порохом.

Я смотрю на Лизавета и вижу, что в его широкой спине появилась дырка, от которой по одежде расходится тёмное мокрое пятно. Прострелили сердце, мгновенная смерть. Мой желудок изрыгает наверх ком кислоты, но я сдерживаю тошнотворный позыв и сглатываю всё обратно. В висках, как удары очень быстрого и тяжёлого стального пресса, долбит пульс. Я смотрю на робота, который возвышается теперь уже над трупом Лизавета.

– Нееееет! – раздаётся полный кошмарной горечи голос Ясеня. – Папа!

Он пытается вскочить, но андроид, стерегущий его, жёстко ставит ему на спину свою тяжёлую стальную ногу и придавливает к земле.

– Суки! – продолжает кричать и вырываться Ясень. – Сволочи! Я вас всех порву нахер! Твари! За что?!

Он успокаивается, утыкается носом в землю и начинает тихо хныкать. Я же только-только прихожу в себя.

– Что за нахуй?! – В моём голосе смешались ярость и оторопь. – Нахрена ты это сделал?!

– Я зафиксировал попытку воспользоваться огнестрельным оружием, – невозмутимо отвечает гердянка, которая стерегла Лизавета. – Унагисты – опасные преступники. Нам предписано ликвидировать их при малейших признаках сопротивления.

– Да мы не унагисты! – кричит Ясень. – Мы не унагисты, слышь ты, гердянка сраная!

Чего?

Я присаживаюсь и ищу, где Лизавет заныкал свой пистолет. Это оказывается просто – я помню, как он совал его во внутренний карман куртки. Оружие липкое от крови. Лизавет при всём желании не смог бы им воспользоваться, поскольку руки ему сковали за спиной наручниками. И полицейские хреново его обыскали. Может, специально?

Тут что-то происходит. Что-то очень нехорошее.

Внутри распаляется жаркое желание как следует отбить металлические черепа всех этих сраных гердянок, да только я заведомо проиграю, потому что они все вооружены огнестрельным оружием. Эти ублюдки не хотели, чтобы Лизавет что-то мне рассказал. Судя по всему, что-то очень важное.

«Ты не знаешь, что в Златограде…» что? Неужели тайны города бессмертных настолько важны, что стоят человеческой жизни?

Гердянки утаскивают тело Лизавета в недавно подъехавшую медицинскую фургонетку, а я встаю и иду к Ясеню. Из его глаз текут слёзы, но лицо перекошено в гримасе чистейшего гнева, такого сильного, что кажется поднеси я руку, то обжёгся бы.

– Что ты там орал? Вы не унагисты?

– Нет. – Голос Ясеня срывается. – Мы все в клубе реконструкторов. А папа – наш капитан. Был нашим капитаном. Он прям свихнулся на разных террористических группировках. Мы наряжались и изображали из себя всяких… Аль-Каиду там, Народную Волю, корсаровцев. Теперь бате вздумалось поиграть в унагистов. А я говорил ему, что это хреновая идея.

Ясень начинает хныкать и снова утыкается носом в землю.

А я никак не могу переварить услышанное. Реконструкторы, играющие в разные террористические организации? До чего только не доходит человеческая фантазия.

– А от меня вам что надо?

– Батя говорил, вы, мол, с Деном Унаги в контрах. Все знают, что он самый опасный преступник в мире. А я говорю, тип, не надо играть в современных террористов. Роботы же нас могут реально за них принять. А батя просто подшутить над вами хотел. Говорит, давайте его отвезём к нам в логово, типа мы его захватили. А там просто про наш клуб расскажем и всё такое. Вдруг вы бы захотели присоединиться.

Не сходится. Всё не сходится.

– Твой отец стрелял по полицейским дронам. Не похоже на действия мирного человека.

– Я сам удивился. Мы пистолеты обычно не заряжали.

– А что он сказать пытался? Про то, что я ничего не знаю, и про Златоград что-то.

– Да это из новостей! – Ясень снова несколько секунд предаётся пустым хныканьям. – Был ролик новостной, там какого-то унагиста поймали, и он эту хрень молол.

По парню видно, что он в состоянии глубокого шока, а потому вряд ли смог бы так искренне врать. Но для простой игры Лизавет действовал слишком нагло, уверенно и рискованно. Похитить человека, угрожать ему, угнать фургонетку, стрелять в полицейских. Не похоже на обычный отыгрыш роли, разве что он слишком глубоко погрузился в образ. Мог ли Лизавет водить этих людей за нос, будучи в самом деле унагистом?

– Отпустите их, – говорю я роботам. – Они не преступники.

– Мы проводим их в участок для разбирательства. Если они и в самом деле ни в чём не повинны, их отпустят.

Я внутренне напрягаюсь. После случившегося с Лизаветом не хочется бросать ребят одних с гердянками. Мне теперь реально стрёмно, что их могут просто завалить втихую, а потом объявить, что ликвидировали очередную ячейку унагистов.

– Номер свой назови, – говорю я роботу.

– Пэ, эр, девять, три, ноль, семь, один, пять, – отвечает тот.

– Я тебя запомнил, гердянка. Если с этими чуваками случится что-то нехорошее, или они вдруг внезапно пропадут, я тебе устрою такие неприятности, что от одного звука моего имени у тебя шарниры ржаветь начнут.

– Позвольте уточнить. Вы угрожаете полицейскому?

– Я предупреждаю.

– Приму к сведению.

Я зло смотрю на робота напоследок, потом окидываю прощальным взглядом псевдо-унагистов, которых уже сажают в полицейскую фургонетку. Перед тем, как залезть внутрь, Ясень оборачивается, и я понятия не имею, что там у него в глазах. Он разбит и подавлен? Он будет мстить? У него затекли руки, и он хочет, чтобы сняли наручники? Хрен разберёшь. У глаз нет ртов, чтобы они могли поведать мне о чём-то важном.

Я ухожу, заворачиваю за угол, ныряю в безлюдный тоннель и попадаю в узкий переулок. Иду вдоль него и оказываюсь в жилом квартале нижнего уровня. На всех строениях светятся выложенные стеклянной мозаикой номера блоков. Сверху эти бездушные каменные коробки украшены фризами с вырезанными в них картинами трудового крестьянского быта. Типа напоминают, как люди раньше вкалывали вместо гердянок. Сразу наваливаются воспоминания о том, как мы с Нане жили в похожем блоке первые четыре года самостоятельной жизни – неприятно, аж дрожь пробирает. Серо, уныло, даже купола не видать, одна чёрная темнота под тяжёлыми железобетонными потолками – от такого депрессия настигнет даже самого жизнерадостного оптимиста. И никакие нелепые попытки украсить окружение не помогают, если ежечасно чувствуешь себя замурованным.

Рядом с выходом из тоннеля тусуется группка молодёжи, всем не больше двадцати – пёстрые, как радужные пипидастры. У всех в руках косяки-самокрутки или банка хренового пива из местного магазина, потому что хорошее им пока не по рейтингу. Сорокалетний мужик, который сидит прямо на земле в обнимку с бутылкой водки, опершись спиной на стену блока чуть дальше – ничего удивительного для здешних мест. Пока молодой, у тебя ещё есть надежды на лучшее будущее, есть, к чему стремиться, и полно сил, но когда достиг зрелого возраста, а из этой дыры так и не вырвался, накатывает отчаяние, потопить которое можно только в бухле или легальных наркотиках. А ведь все морги, психушки и крематории тоже расположены на нижнем уровне. Оказываясь в подобном месте, я люблю обдумывать эти мысли, потому что это напоминает мне, зачем мы вообще боремся. Хотя, глядя на здешнюю шпану, всяких просирающих жизнь торчков, алкашей и прочую шушеру, начинаю сомневаться, что бессмертие им как-то поможет. Вот она, неприглядная изнанка нашего совершенного мира.