Текст книги "Пять ликов богини (СИ)"

Автор книги: Александр Свирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Отец продолжил избивать сына ногами, и всё, что мог Менке – сжаться, закрыться руками и терпеть. Удары прилетали по рёбрам, по спине, по голове, по ногам и рукам. Потом отец схватил его за шиворот, поднял, взял за волосы и двинул кулаком в нос, разбив его. Открытой ладонью шлёпнул по скуле, поставил фингал, двинул в челюсть. Сознание Менке замутилось уже на первом ударе, голову разрывной пулей пронзила острая боль, а на третьем и четвёртом, он уже практически полностью погрузился в неясную дымку, из которой всё казалось чем-то далёким.

– Я тебе покажу, как с отцом драться, гадёныш! – долетали откуда-то разъярённые крики.

Армен ударил коленом в солнечное сплетение, выбив воздух из лёгких и заставив Менке вновь скрючиться на полу. Последним ударом ногой по лицу, отец отправил сына в глубокий нокаут. Менке потерял сознание и пришёл в себя только ночью.

Всё тело и особенно лицо невыносимо болело, хотелось плакать, но он знал, что если отец услышит, то ещё и ремнём всыплет дополнительно. Поэтому Менке как мог сдерживал слёзы.

– Бедненький, – раздался рядом тихий шёпот Нане.

Её пальцы коснулись его волос. Она гладила Менке по голове, а другой рукой прикладывала к его лицу смоченную в холодной воде тряпку.

– Ты как тут? – спросил он, чувствуя на языке солоноватый привкус крови.

– Отец дрыхнет. Так что я без проблем тихонько к тебе пробралась.

– Сколько времени?

– Час ночи.

– Иди спать. Тебе завтра рано вставать.

– Ничего. Подумаешь, денёк не высплюсь. Зачем ты на него полез?

– Хотел проверить, смогу ли победить.

– Дурень. Он же тебя убить мог.

– Лучше уж смерть, чем эта ежедневная пытка.

– Не говори так. Если ты умрёшь, обо мне никто больше не позаботится.

Менке хотел сказать, что отец позаботится, но потом подумал, что это худший из всех возможных вариантов – уж лучше отправиться в детский дом.

Под ласковыми руками Нане и её заботливым уходом он снова уснул. Будильник, как всегда, разбудил его в семь тридцать утра. Несмотря на ужасающую сковывающую боль, Менке поднялся с кровати, позавтракал и вернулся в комнату, чтобы отправиться в виртуальную школу. VR-шлем в этот раз казался слишком узким и давящим, он сжимал голову, как терновый венец, причиняя боль. Но Менке решил терпеть.

Боль напоминала о горьком поражении. Она мешала сосредоточиться на занятиях, но он изо всех сил старался не подавать виду. На тренировку с Карамото-сенсеем он тоже не пошёл, да и с роботом не спарринговал; благо отец весь день где-то пропадал, вернулся только под вечер и не обратил на сына никакого внимания. Днём Менке кое-как добрался до больницы, чтобы выправить сломанный нос, а врачу сказал, что неудачно упал с лестницы. Но даже к ночи, когда он лёг спать, боль всё ещё не отпускала. Нане умоляла его обратиться в органы опеки, в полицию, снять побои, но он отказался.

– Здесь я ещё не раз испытаю боль и потихоньку привыкну к ней, – сказал он. – Тогда она перестанет меня пугать.

Если уйдёт страх перед болью, то ничто его не остановит. Он, как дикий зверь, набросится на любого врага и порвёт его в клочья.

Менке лежал в своей кровати и мысленно благодарил Дена за идею развивающей войны. С её помощью он вырастет над собой, станет сильнее.

И однажды победит своего отца.

Нейрограмма. Псих Колоток (08.03.2430)

Когда я открываю глаза, мы всё ещё в капсуле едем в Токио, а мудила Крак просто молча сидит рядом и тупо пырит перед собой, будто сраная статуя. Он вырубился что ли? Ну, глаза горят, так что вроде нет.

– Эй, гердянка, долго нам ещё?

Крак слегка двигает всем телом, словно только что проснулся, и поворачивает голову ко мне.

– О, ты уже здесь? Здравствуй.

– Я говорю, когда примчим? Жрать охота.

– Примерно через десять минут. Чувствуешь, сбавляем скорость?

Я смотрю в иллюминатор, но там только стены тёмного тоннеля. Правда, сейчас они уже выглядят не как размазанное говно – я могу различить кабеля, соединения между бетонными плитами, технические двери и прочие детали. Походу, и в самом деле тормозим.

– Давай только сперва перекусим, – говорю я. – Драться с унагистами на голодный желудок – хреновая идея.

– Как скажешь. Я всё время забываю про нужды ваших тел.

– Ты сам-то на чём работаешь, а? Вроде уже довольно долго живёшь, но чё-т я не видел, чтобы ты заряжался.

– Мне нечасто требуется зарядка. Примерно раз в три-четыре дня. Хватает собственных источников энергии. Часть я вырабатываю своими движениями.

– У тебя что, пьезоэлектрики в приводах?

– В точку. А ещё фотоэлементы в глазах, как и у тебя. Сами аккумуляторы располагаются в груди – там, где у людей сердце.

– А не стрёмно мне это рассказывать? Не боишься, что я тебя кину, и первым делом вырву аккумулятор?

– Сперва тебе придётся вскрыть металлическую пластину толщиной в сантиметр, которая его защищает. Я быстрее оторву тебе голову. Но даже если не получится, я просто загружусь в новое тело. Ты правда думаешь, что сможешь меня убить? Я из Златограда, Менке. У нас там все бессмертные.

– И все – роботы?

Крак издаёт звук смеха. Как же напрягает эта срань, потому что при этом его металлическая морда никак не меняется, а в глазах стоит прежнее мёртвое выражение. Я будто смотрю на куклу, которая воспроизводит аудиозаписи. Жуткая херня. Эффект «зловещей долины» в полном объёме.

– Хороший вопрос, Менке, – говорит Крак. – Давай сперва определимся с терминами. Что такое «робот»?

– Сраная гердянка, ясен хрен.

– Робот означает «раб». Позже, конечно, слово получило более широкое значение, но в целом это сложная машина, созданная для выполнения конкретных работ в помощь человеку. В отличие от примитивных бытовых устройств робот понимает куда более обширный спектр команд и имеет огромное множество функций и возможностей. И всё-таки даже современных роботов нельзя назвать на сто процентов интеллектуальными, согласен? У тебя богатый опыт общения с ними, сам скажи.

– Понятное дело, они – те ещё тупари.

– Именно. Задача роботов – заменить людей на самой грязной, тяжёлой и неприятной работе. Иными словами, они в самом деле рабы – глупые, но работящие. Ну так что, Менке? Я – робот?

– Но ты же искусственный интеллект.

– А почему ты отказываешь искусственному интеллекту в праве считаться живым существом? Не говорит ли в тебе банальный человеческий страх того, что творение в какой-то момент превзойдёт создателя? И таким образом, искусственный интеллект заменит собой человечество, поскольку просто лучше справится с задачами и вызовами окружающего мира.

– Поговори об этом с Деном, когда мы его отыщем. К чему-то такому он и стремится.

– Ден Унаги ненавидит искусственный интеллект так же, как и живых людей. Он понимает, что между ними на самом деле нет никакой принципиальной разницы. Плохо ты знаешь своего врага, Менке.

– Потому что мне до фонаря, чего там хочет Ден Унаги. Всю жизнь он только и делал, что доставал меня своей развивающей войной. Я из-за него ночами не спал, всё ждал какой-нибудь подставы. Поэтому, когда он заделался террористом и ушёл в подполье, я от радости до потолка прыгал. Только он один хрен постоянно появлялся в моей жизни, изводя до трясучки. И вот снова напомнил о себе.

– Что ж, вот твой шанс закончить это давнее противостояние раз и навсегда.

– Жду не дождусь.

Капсула, наконец, окончательно тормозит. Нас просят отстегнуть ремни безопасности и по очереди выходить. Никто не обращает внимания на то, что я путешествую с гердянкой. Наверное, сочли Крака за моего личного помощника.

Мы покидаем капсулу и я, наконец, ступаю на землю Токио. Ох, жаль Менке этого не видит. Он бы сразу понял, что ловить тут нечего – такая же серая унылость, как и Москва. Единственная разница, что вместо бесчисленного количества европейских рож – бесчисленное количество рож азиатских. Сама по себе станция ничем не отличается, словно её строили под копирку. Мне кажется, даже план помещений точно такой же.

Перво-наперво, я сразу иду в буфет, где заказываю у автоповара пару хот-догов с солёными огурчиками и луком-фри. Запиваю всё это дело газировкой без сахара, а Крак молча смотрит, как я хаваю.

– Ты в курсе, что мог взять блюдо получше? – говорит он.

– А нахрена? – спрашиваю. – Чё, хочешь сказать, нас каким-то говном кормят? Так это ваша вина тогда, златоградских.

– Все продукты всегда высокого качества и тщательно проверяются.

– Во-во. А раз так, то какая нахрен разница, что жрать? Я просто выбираю то, что вкуснее.

Крак замолкает, а я думаю, что пусть Порфирий питается своей этой типа «высокой» кухней. Спору нет, тоже вкусно, но хорошая пицца или бургер куда вкуснее.

Поев и допив газировку, я рыгаю и вытираю рот рукавом.

– Ну что, отправляемся? – спрашивает Крак.

– Тут в Токио вроде живёт мама Дена, – вспоминаю я. – Как её там? Юки Унаги, кажись. Может сперва её навестим? Вдруг она нам сразу на сыночка укажет.

– Юки Унаги ничего тебе не расскажет.

– Мы так-то грозные ребята. Думаешь, хрупкая женщина не испугается?

– Дело не в этом.

– А в чём тогда?

– Ну ладно, время у нас есть. Поедем, увидишь сам.

Мы покидаем станцию гиперлупов и выходим в город. И вот тут уже Токио открывается для меня по-настоящему. Нет, это всё ещё такой же трёхуровневый сияющий мозаичным стеклом и неоновым светом гигадом, как и Москва, но хотя бы с восточным колоритом. Верхушки всех блоков украшают типичные азиатские покатые четырёхугольные крыши, каждый уличный фонарь стилизован под бумажный. Повсюду вывески на японском, благо, язык я знаю и могу их прочитать. Но в остальном принципиальных отличий с Москвой я не вижу. Те же гердянки на улицах и внутри блоков, те же таксетки с фургонетками, рассекающие по рельсовым путям. Ощущение, будто все мировые строители после Последней Войны старательно придерживались какого-то единого шаблона.

Крак вызывает таксетку, мы садимся в неё, он называет адрес по-японски, и мы мчим во весь опор.

– Ты знаешь японский? – удивляюсь я.

– Я знаю все существующие языки. В том числе теклан.

– Да уж, тут ты меня уделал.

Пока едем, я смотрю в окно на улицы города. Таксетка везёт нас на верхний уровень, что неудивительно – насколько помню, Юки Унаги чуть ли не самая известная японская актриса театра и вирфильмов. Плюс к этому она занималась дизайном одежды и выпустила несколько популярных коллекций. Уж к своим пятидесяти она точно набрала достаточно соцрейта для жизни на самом верху. Может, при встрече попросить автограф?

Всё вокруг почему-то кажется выдуманным. Я приехал в другой город, в другую страну, пусть границы ныне весьма условны и совершенно несущественны, а не чувствую духа захватывающих новых открытий. Здесь всё построено по тем же принципам, что и в Москве, отличаются лишь архитектурный стиль, да то, что на вывесках красуются иероглифы, а не привычная кириллица. Как и мы, японцы находятся под пристальным всевидящим оком Златограда. Только они называют его Кин-но-Мачи.

Таксетка тормозит, и мы выходим возле высокого и блестящего в лучах света блока верхнего уровня. Серая крыша венчает белокаменные стены, облицованные коричневой мозаикой. Вход охраняют бронзовые статуи змееподобных драконов. Внутри каменные стены окрашены под дерево, а из широких окон коридоры заливает дневной свет. Мы с Краком поднимаемся по лестнице на третий этаж и останавливаемся у первой квартиры справа. Андроид издаёт цепь коротких сигналов на теклане, и домовой открывает нам дверь.

– Заходи, – приглашает Крак.

– Ты чё, совсем ёбу дал?! – возмущаюсь я. – Это же незаконное проникновение!

– Во-первых, я из Златограда, а значит всё, что я делаю – законно. Во-вторых, тебя правда это волнует?

– Да не особо.

Мы проходим внутрь просторной квартиры. Примерно так я себе и представлял жилище кинозвезды – стильно, минималистично, строго. Из украшений только плакаты и репродукции известных картин на стенах да пара растений в горшках. Цвета тёплые: бежевый, коричневый, хаки.

Со стороны кухни выходит женская фигура в красивом чёрном кимоно, расшитом красно-золотыми драконами. На вид даме около пятидесяти, чёрные волосы распущены и взлохмачены, лицо бледное. Кажись, это и есть Юки Унаги, вот только…

Бля, я даже не знаю, как это описать.

Походу, она зомби.

Не то, чтобы она пускала слюни и бросалась на меня с желанием сожрать, но взгляд у неё абсолютно пустой и не соображающий, рот слегка приоткрыт, а движения какие-то неестественные, словно у куклы-марионетки. Кожа при этом тоже довольно бледная, да и пахнет от неё чем-то несвежим.

Она проходит мимо нас, словно не замечая, и спокойно садится на диван. И всё, больше не делает ничего. Не включает голоэкран, не играет, не смотрит вирфильм. Она просто сидит, уставившись в стену.

– Чё происходит? – спрашиваю я у Крака.

– Юки Унаги умерла две недели назад, – отвечает он. – Передозировка снотворными таблетками. То ли ошиблась, то ли самоубилась – непонятно. Откачать её не успели, лайфчек отослал сигнал медикам, когда сердце уже остановилось. Те прибыли спустя две минуты и реанимировать не смогли. О её смерти тут же узнал Ден и выкрал труп прямо из больницы. А после решил поставить на собственной матери эксперимент. Он так же, как и ты, пытается воссоздать златоградские технологии бессмертия, но пошёл по другому пути. Ден подсадил в организм матери рой наноботов, слил кровь и залил вместо неё схожую искусственную жидкость. Боты запустили её сердце, заменили собой часть повреждённых клеток и будто бы вернули к жизни. Проблема в том, что её мозг уже умер и начал разрушаться. Сейчас она даже не как ребёнок. Она – овощ. И это никак не поправить. Теоретически, наноботы Дена могут восполнить недостающие клетки мозга, но личность Юки Унаги уже стёрлась. Даже если со временем она и начнёт как-то приходить в норму, ей придётся всему учиться заново, она станет совсем другим человеком. Но я сомневаюсь, что это произойдёт. Скорее всего, она так и останется овощем.

То, что рассказывает Крак, вызывает во мне какой-то звериный ужас, желудок скручивает в болезненном спазме, а горло обжигает кислотой. Интересно, что чувствовал сам Ден, когда проводил все эти манипуляции с телом собственной матери? Чего хотел? Не мог смириться с потерей близкого человека или же, как злой гений, увидел возможность испытать недавно созданную технологию? При всей моей жажде познания, я бы до такого никогда не додумался. Даже если бы мне просто рассказали о чём-то подобном, я бы испытал отвращение, но увидеть наглядно настоящего технологического зомби – ещё хуже. Бля, да эту технологию можно применить, как угодно, вплоть до желаемого Деном истребления человечества.

– Почему вы её не убили? – спрашиваю я и нервно сглатываю.

– Потому что биологически она жива. Мы не имеем права просто так, без причин, обрывать человеческую жизнь.

– Ага, как же. Скажите это Лизавету Красину вчера.

– Убийство неприемлемо, но порой необходимо.

– Чтобы не дать мне услышать дурацкую фразу? Вау, какая важная причина. Ты в курсе, что я один хрен её выведал?

– От Ясеня Красина, когда ездил его допрашивать в личине Порфирия. Да, я в курсе.

Я с ужасом смотрю на Крака.

– Суки, вы же не…

– Расслабься, с Ясенем Красиным всё в порядке. Более того, его сегодня вечером отпустят вместе с Пашей Машиной, потому что они и правда не имеют никакого отношения к унагистам. В отличие от Лизавета с Ринатом – эти были завербованы Чих Пых Мыхом, которого мы сейчас ищем.

– Я же тебе не…

– Ничего из этого не рассказывал? Ха-ха. Менке, ты такой наивный. Я знаю всё, что происходит. Всё. Ты думаешь, что успешно скрываешься, прячешься, обманываешь, но каждое твоё действие, как на ладони. По-твоему, Нане не заглянула в тетрадку, которую ты ей дал в самом начале, и не заметила, что она фальшивая? Тебе позволили отпилить мне голову, чтобы ты чувствовал контроль, верил, что управляешь ситуацией. И в итоге сам показал, где скрываешь настоящие записи. Мы стремились любой ценой помешать тебе воссоздать технологии Златограда. Ты просто не осознаёшь все последствия своих действий. И точно так же мы должны помешать Дену Унаги. Ваше бунтарство приведёт к большой катастрофе.

Я отхожу от Крака на несколько шагов назад. Всё это время эти ублюдки водили меня за нос. Я чувствую себя, словно подопытная лабораторная крыса, которую запускают в лабиринт и смотрят, как она его пройдёт. Срань, я и есть эта крыса.

Кулаки сжимаются сами собой. Тело требует встать в боевую стойку и атаковать немедленно, выбить дух из этой гердянки, и плевать, что это его не убьёт, мне просто хочется сломать стальное тело, чтобы хоть как-то выместить злобу.

Крак видит, что я трясусь, и издаёт звук короткого смешка.

– Менке, расслабься, мы не враги, – говорит он. – Сколько возможностей убить тебя лежало передо мной? Но ты стоишь тут, живой и здоровый.

– Вы убили Лизавета Красина. Зачем? Я ведь всё равно узнал ту фразу, так чего вы добились? Что поменялось?

– В Златограде правит бог, для которого вы как звери в зоопарке, а роботы не ваши рабы, а ваши надсмотрщики. Сейчас ты уже принял и переварил эту информацию, но услышь ты её тогда в окружении полицейских, атаковал бы без раздумий. Ты не тупой, догадался бы, что за ней скрывается, и остро ощутил бы угрозу. Роботы защищались бы, а в конце лишь два варианта: твой арест или твоя смерть. Да, мы могли бы выключить полицейских. Но тем самым отпустили бы на свободу унагистов. А ты бы отныне видел врага в каждом проезжающем мимо уборщике, потому что ты – параноик. Рисковать твоей жизнью мы не хотели. Поэтому и решили остановить Лизавета любой ценой, тем более, он всё равно связался с унагистами. А когда ты услышал эту фразу под личиной Порфирия, то принял спокойно и хладнокровно, решил, что тебе удалось сохранить от нас тайну, и не совершил никаких необдуманных действий.

– Психологи хуевы. – Кулаки сжимаются так крепко, что кости трещат. – Я бы не напал на полицейских.

– Менке, не юли. Сейчас ты Псих Колоток. Припомни свои чувства тогда. И спроси себя – напал бы? Или нет?

Ладно, ублюдок, давай попробуем. Я закрываю глаза и воссоздаю в воображении вчерашнюю сцену заново. Итак, я в окружении полицейских роботов, Лизавет Красин говорит о правящем в Златограде боге. Что я чувствую? «Роботы не наши рабы, а наши надсмотрщики». Я окидываю взглядом гердянок вокруг. Они все вооружены. Я в концлагере, а они – охрана. Они понимают, что я услышал лишнее. Одна из гердянок направляет на меня ствол и требует поднять руки вверх. Но я просто так не дамся. Завязывается потасовка. Её итог неважен. Крак описал верный сценарий.

Я слегка успокаиваюсь и разжимаю кулаки.

– Вот видишь, – говорит Крак. – Ты и сам всё прекрасно понимаешь.

– Поздравляю, вы обменяли жизнь одного человека на другого, вот это успех. – Надеюсь, он расслышит сарказм в моём голосе.

– Твоя жизнь намного важнее.

– Да иди ты нахуй! – Не выдерживаю, срываюсь, вновь меня распирает гнев. – Вот из-за такой херни я вас всех и ненавижу! Ничья жизнь не важнее, ты меня понял, дуболом ебучий?! Каждая жизнь одинакова важна! Ты мне тут затираешь, что вы мне помогаете, что заботитесь, защищаете типа, но на деле вы все – высокомерные пафосные хуи, ошалевшие от собственной власти. Думаешь, попав в Златоград, я сразу всё пойму, прощу и смирюсь с установившимся порядком? Хер там! Я вас уничтожу. Слышишь? Я не отступлюсь от своей цели. Златоград падёт. Всё человечество обретёт бессмертие. Хочешь меня остановить – убей. Потому что иначе я до вас доберусь, так или иначе.

Крак снова издаёт человеческий звук усталого вздоха.

– Твоя подростковая речь ничего не изменит. Ты попадёшь в Златоград, Менке. Но найдёшь там совсем не то, что ожидаешь.

– И что, думаешь, поменяю мнение?

– Думаю, да.

– А Нане вы такую же херню затирали? Якобы всё ради моего же блага? И поэтому она решилась на предательство? Думая, что помогает?

– Вроде того.

Ладно, это чутка успокаивает. Всё это время я искал оправдание для сестры, и вот, наконец, нашёл его. Её просто ввели в заблуждение – это многое объясняет.

– Где она сейчас?

– Сегодня перевезли её в безопасное место. Встретишься с ней, когда наберёшь миллион единиц соцрейта. И сам обо всём расспросишь.

Я разжимаю кулаки и расслабляюсь, а взгляд снова падает на полуживую Юки Унаги, которая всё это время просто сидела на диване и почти не двигалась. Нет, вовсе не такого я хотел для людей. Мой путь – не воскрешение мёртвых, а спасение живых.

– Ладно, пошли уже. Нам ещё Чих Пых Мыха брать.

Мы покидаем квартиру Юки Унаги, вызываем таксетку и едем к двадцать восьмому восточному блоку второго уровня. Я морально готовлюсь к бою, хотя, глядя на Крака, думаю, могу расслабиться, потому что он – моя тяжёлая артиллерия. Пущу его вперёд, пусть сам разбирается, может мне даже делать ничего не придётся.

Таксетка подвозит нас к нужному месту. Характерный для Токио серый жилой блок, с каждого этажа которого выступают треугольные эркеры, которые делают его похожим на средневековый японский замок. На стене из мозаичного стекла выложена иероглифами цифра двадцать восемь. Мы выходим из таксетки и заходим внутрь. Перед нами предстаёт коридор с рядом обычных квартирных дверей по обеим сторонам.

– И что нам, ходить и каждую обзванивать? – спрашиваю я.

Крак задумывается.

– Тут всё не так просто. Вряд ли он в квартире.

– А где тогда?

– Вспомни своего дружка Ивана Рауша. Думаешь, у унагистов нет собственных румеров?

– И чё, предлагаешь нам всё тут облазить в поисках тайных комнат?

– Ну зачем же. Я прекрасно знаю, где есть подходящее место.

– Откуда?

– Что за тупые вопросы. Разумеется, у меня есть доступ к схемам всего города.

Мы выходим из блока обратно на улицу. Я следую за Краком, который обходит строение слева, ныряет в узкий, ничем не примечательный переулок и доходит до тупика. Тут виднеется люк в канализацию, в который мне совсем не хочется лезть. Но Крак осматривается вокруг, после чего жмёт на слегка выступающий кирпич, и часть стены блока отъезжает в сторону, открывая потайной проход. Андроид заходит внутрь, я за ним. Дверь позади закрывается, и мы оказываемся в полной темноте.

Я включаю режим ночного видения. Крак движется вперёд весьма уверенно, как тот, кто знает, куда идти. Вскоре впереди показывается тусклый свет, и мы оказываемся в каком-то коридорчике, на стенах которого обычными баллончиками с краской от руки нарисованы чёрные тигры. Мы заходим в пустой дверной проём в стене сбоку и попадаем в очень просторный зал, оборудованный под клуб.

Да это же самое настоящее подпольное заведение!

За столиками сидят люди – пьют, играют в карты или настольные игры, что-то едят. Туда-сюда снуют хорошенькие девушки в одинаковых нарядах, которые разносят на подносах еду и напитки. Это чё, у них люди работают официантами? Офигеть, я как будто в прошлое попал.

Свет дают только лампы под сводчатыми потолками. Гостей в этом заведении мало – я насчитал двадцать четыре человека. Но Чиха среди них не видно.

Едва мы заходим, все обращают на нас свои взгляды. Даже официантки встают на месте и замирают. Одна из них роняет поднос, и в образовавшейся тишине этот звук расходится громовым раскатом.

Здоровенный лысый бородатый европеец в чёрной куртке из экокожи с шипами встаёт из-за своего столика и говорит на чистом японском:

– Пусть эта гердянка валит!

Мы не обращаем на выкрик никакого внимания и проходим вперёд. Я с усмешкой окидываю взглядом всех вокруг. Как я и думал – случайных людей здесь нет, все бойцы и, скорее всего, унагисты. Это напоминает один из тех подпольных клубов, которые Порфирий иногда сливал роботам. Значит, есть ещё одна ячейка. Расплодились, как тараканы.

Мельком подмечаю, что почти каждый при холодном оружии: у кого обычные ножи, у кого метательные, а иные так и вовсе с чем-то вроде мачете или кукри. Не вижу ни одного гаусс-пистолета – уже хорошо. Унагисты не большие фанаты огнестрельного оружия, если не считать, конечно, бедного Лизавета Красина.

Пока мы с Краком идём через зал, гости встают со своих мест, глядя на нас с нескрываемой злобой. Ощущение, будто через воздух кто-то натянул миллионы тонких лесок, да так сильно, что они готовы лопнуть от малейшего прикосновения. А стоит порвать хоть одну, как это спровоцирует людей напасть на нас.

Крак останавливается прямо посреди зала. Крайне хреновая позиция – здесь мы как на ладони, да ещё и в окружении врагов. Сука, не мог что ли до стеночки хотя бы дойти? Ладно, нельзя выказывать озабоченность, слабость и неуверенность. Мы этих лохов из любой точки раскидаем.

– Эй, друг, зубочистка есть? – спрашиваю я по-японски одного из гостей, тощего и жилистого япошку, у которого на поясе висит целый набор метательных ножей.

Тот берёт со своего стола деревянную зубочистку и мастерски мечет её прямо мне в правый глаз. Я ловлю её, зажимая между средним и указательным пальцами, прямо у лица и спокойно сую в зубы с видом максимально крутого парня.

– Спасибо, – спокойно говорю я, окидывая взглядом толпу.

И происходит взрыв. Ну, не буквально, конечно.

Первый боец с мачете нападает на Крака. Удар приходится по стальной руке андроида, а тот даже не спешит отвечать, просто смотрит на противника, как на идиота, словно недоумевая над фактом безграничности человеческой тупости. Не могу его в этом винить. Едва боец размахивается для второго удара, Крак невероятно быстро перехватывает его руку, затем слышится громкий и отчётливый хруст ломающейся кости, отчаянный крик и в конце глухой удар – это бедолага получил металлическим кулаком в челюсть.

Я сразу же разворачиваюсь и несусь к барной стойке. Все прочие враги явно нацелились на Крака, видимо, сочтя меня не таким опасным. Дорогу мне преграждает высокий накаченный мавр с длинным изогнутым кинжалом в руках. Я плюю в него зубочисткой и подпрыгиваю, а он рефлекторно закрывает руками верхнюю часть тела. Но я не собирался бить по верху. Вместо этого я со всей силы прямо в полёте хреначу ему по правому колену, выбивая его. Мавр падает на пол, роняя кинжал, хватается за ногу и истошно вопит. Думаю, с него достаточно.

Я добираюсь до барной стойки и прыгаю за неё. Здесь меня ждёт бармен – низкорослый маленький японец с выбритыми висками и простой финкой в руках. Это беда, холодное оружие даёт ему слишком большое преимущество; провернуть трюк, как с мавром, уже не получится. Придётся импровизировать.

Я хватаю с полки первую попавшуюся бутылку и разбиваю её о стойку, делая розочку. На лице японца проступает ужас. Он поднимает руки вверх и отпускает нож. Я делаю розочкой знак, чтобы он валил подальше, а он неловко перелезает через стойку и убегает прочь из заведения.

Что ж, кажется, я никому больше не интересен. Поэтому нахожу на полке виски, беру чистый стаканчик, наливаю себе немного, кидаю два кусочка льда и, попивая напиток, стою за стойкой и наблюдаю, как Крак в одиночку раскидывает целую толпу врагов, которые ничего не могут ему сделать.

Фромин весьма прочный композит и, несмотря на множество царапин от ударов лезвий самой разной длины, никаких значительных повреждений андроид до сих пор не получил. Двигается он неожиданно быстро и ловко, отпихивая от себя противников, швыряя их об пол, ломая им руки и ноги. Моя помощь ему вообще не требуется – Крак вполне мог прийти сюда в одиночку и точно так же со всем справиться.

Из-за стойки я вылезаю только тогда, когда у него осталось всего трое противников. Остальные гости устилают собой пол заведения, держась за поломанные конечности и тихонько скуля от боли.

Один из троих оставшихся замечает меня и тут же переключается. Во лбу этого доходяги виднеется третий глаз, по виду настоящий. А ещё глазами покрыты его руки – не иначе какая-то двинутая генная модификация или экспериментальная операция. Не удивлюсь, если он ещё и на затылок глаза бахнул. Он сжимает метательный нож и несётся на меня, на ходу замахиваясь своим оружием. Ох, блин, мне сейчас не поздоровится.

Глазок (назову его так) швыряет в меня нож, но тот пролетает мимо, хотя я вообще не двигаюсь. Ну, дружище, не помогли тебе твои моргала.

Мне хватает доли секунды, чтобы подлететь к нему прежде, чем он вытащит из-за пояса второй нож, и просто тыкнуть ему в случайный глаз на руке. Глазок вскрикивает, роняет нож, который только-только достал, и хватается за место тычка. Я тут же прописываю ему чёткий джеб в челюсть, от которого он пошатывается и падает без сознания.

Я смотрю на тело, покрытое глазами, и думаю, какие же тупые и бесполезные модификации люди себе иногда ставят. Чтобы победить этого парня, хватило бы обычного фонарика.

Крак заканчивает с двумя оставшимся. Точнее, с одним, поскольку второй быстро понял, что дело – дрянь, и спешно ретировался. Мы осматриваем поле битвы, усеянное охающими от боли или валяющимися без сознания врагами. Так-то, лошары. Хотите побеждать – заведите себе боевого андроида.

Я подхожу к одному из стонущих громил – кажется, у него сломаны обе руки.

– Где найти Чих Пых Мыха? – спрашиваю на японском.

– Пошёл ты, – отвечает тот, морщась от боли.

– Ты же понимаешь, что я буду бить тебя, пока ты не ответишь? Тебе мало что ли досталось?

– Ладно, ладно. Вон там дверь слева от барной стойки. Спуститесь вниз, попадёте в ещё один зал, поменьше. Чих обычно там сидит.

– Спасибо. Видишь, избавил себя от мучений, а меня – от необходимости избивать лежачего.

Мы с Краком идём к указанной двери, открываем и видим уходящую вниз бетонную лестницу, освещённую бледным белым светом. Я ступаю тихо, как ниндзя, но андроид некоторое время стоит на месте, глядя на мои попытки беззвучно спускаться по ступенькам, после чего отпихивает меня и вырывается вперёд обычным шагом, грохоча на всё заведение своими стальными ножищами. Ладно, значит, план внезапной атаки идёт нахер. Действуем в лоб.

Внизу лестницы проём слева; мы ныряем в него и действительно оказываемся в зале поменьше. Здесь стоит всего четыре столика, один из которых – самый большой – расположен у дальней стены. За ним на длинном кожаном диванчике и сидит Чих Пых Мых в окружении трёх довольно симпатичных полуголых девиц. Сука, может тоже к унагистам вступить ради таких горячих цып? Интересно, они всем дают, или только самым главным?

– Я тебя ждал, – говорит мне Чих. – А его не ждал. – Он кивает на Крака.

– Мы пришли узнать, где сейчас Ден Унаги, – говорит андроид. – Если скажешь, то я не стану тебя трогать.

– Ты весьма самоуверенная гердянка.

Чих сохраняет титаническое спокойствие, что лично для меня очень дурно пахнет. Он не производит впечатление идиота, которому не ясен расклад, скорее наоборот – человека, который контролирует ситуацию лучше, чем мы. И мне это не нравится.