Текст книги "Пять ликов богини (СИ)"

Автор книги: Александр Свирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Лада Солнцева (10.03.2430)

Когда Ден велел ей лезть в канализацию, Лада натужно посмеялась, но, увидев его серьёзное лицо, расширила глаза от ужаса.

– А по-другому никак?

– Там мало камер. – Ден говорил с трудом, тяжело дыша. – Легче спрятаться.

Кровавые пятна на его бинтах влажно блестели, будто надрезанный спелый грейпфрут – чуть надави пальцем и потечёт. Лада смотрела, как он рычит и корчится от боли, после чего виновато отводила полный сочувствия взгляд.

– Поход через грязную вонючую канализацию тебе на пользу не пойдёт, – сказала она. – Ты и так на ногах еле стоишь. Из-за вони можешь упасть в обморок. А мне тебя тащить потом? А вдруг свалишься прямо в сточные воды и схватишь заражение? Там бактерий больше, чем в чашке Петри.

– Я дойду, – ответил Ден.

– Рискованно.

– Я же сказал, что дойду, – решительно огрызнулся он. – У тебя нет другого выбора.

Лада разочарованно вздохнула и, скривив рот, посмотрела на ведущий в канализацию люк. Она не знала точно, где находится тайное логово Дена, а значит не знала и Дея. Предыдущую ячейку унагистов в Москве вскрыл Менке под личиной Порфирия, а собрать новую поручили Чих Пых Мыху, но ему помешал всё тот же Менке. Поэтому единственным местом для укрытия осталось лишь личное убежище Дена в канализации.

Её беспокоило, что они не взяли с собой ничего, кроме пистолета и катаны. Ден вообще стоял и мёрз в одних штанах. От всевидящего ока Деи их не скрывали плащи и маски. Удивительно, как за ними не кинулась толпа полицейских. Впрочем, вполне вероятно, что Дея специально отпустила их. Лада подняла голову и заметила камеру, чей объектив направился прямо на них, и поняла, что она видит. Она ждёт, что они приведут её в убежище Дена, из которого сбежать уже не получится. И там ловушка захлопнется. Но Ден заметил верно – в канализации камер мало, а тамошние тоннели и ходы достаточно обширны. Есть возможность пройти незамеченными, а значит Дее всё равно придётся потратить время, чтобы их найти. Это позволит им передохнуть, восстановить силы и обдумать дальнейшие шаги.

Сделав грустную мину, Лада всё-таки полезла в открытый люк, а оттуда навстречу ей в голову ударила густая и плотная вонь, состоящая из тухлятины, гнили и дерьма. Она с неприятием одними пальцами цеплялась за ступеньки лестницы, покрытые каким-то плесневелым и склизким налётом. А когда она спустилась, то пропитанный нечистотами воздух сразу сплёл вокруг неё плотный и осязаемый зловонный купол, и каждая клеточка тела дышала теперь этой мерзостью.

Ден спустился следом за ней, делая небольшие паузы после каждого движения, чтобы передохнуть от боли. Когда он спрыгнул с последней ступеньки, то согнулся, тихо промычав и держась за бок.

– Куда? – спросила она.

– Пока прямо.

Она включила фонарик на своих часах, и они двинулись вперёд. Вопреки ожиданию, шаги не разносились эхом по всем сплетениям подземных ходов. Она радовалась, что нынешние канализации не чета древним, которые представляли собой маленькие низкие и узкие трубы, наполненные вонючей грязной жижей. Здесь-то можно выпрямиться во весь рост, да ещё идти по относительно чистому бордюру, пока нечистоты плывут по специально выделенным для этого каналам. Больше всего это напоминало Большую Клоаку Древнего Рима, впрочем, Дея ведь оттуда идею и взяла, чуть улучшив её для более простого обслуживания.

Звук проезжающего мимо робота заставил их вжаться в стену. Лада выключила фонарик, ожидая, пока опасность минует. Пальцы, прижавшиеся к каменной кладке, щупали что-то вязкое и влажное, похожее на водоросли. На языке появился кисло-острый вкус желудочного сока. Нет, всё это совершенно невыносимо. Она посмотрела на Дена – тот морщился от боли, стараясь стоять прямо. Струйка крови стекала из-под бинтов куда-то вниз и теперь красное пятно растекалось уже потихоньку и на штанах. Лада поняла, что нужно спешить.

Робот вынырнул из перпендикулярно идущего тоннеля, проехал вперёд, не заметив беглецов, и скрылся в темноте следующего прохода. Лада облегчённо выдохнула.

– Далеко нам ещё? – спросила она.

– Следующий поворот направо, сто метров по прямой, затем поворот налево, ещё пятьдесят метров и мы на месте.

Они двинулись дальше, а Лада отметила, что потихоньку перестаёт воспринимать окружающее зловоние. Двигаться сразу стало проще.

– Надеюсь, у тебя там есть душ, – сказала она.

– Есть, но на многое не рассчитывай.

– Что это значит?

Ден таинственно промолчал. Ладно, душ есть – уже хорошо, как придёт, обязательно смоет с себя всю эту гадость.

Они свернули направо и шли до тех пор, пока Ден не дал знак поворачивать. А там ещё совсем немного, и они остановились перед заветной дверью, на которую Лада, прогуливайся она тут вдруг случайно сама по себе, даже не обратила бы внимания. Ден нажал какую-то потайную кнопку, спрятанную между кирпичиками, и появился сканер сетчатки. Он поднёс к нему свой глаз, дал прибору идентифицировать себя, после чего дверь открылась.

Ден сделал шаг внутрь и просто свалился на пороге без сил. Лада тут же бросилась к нему на выручку. Как только она оказалась внутри, дверь за ней тут же закрылась. Автоматика? Удобно, хотя от Дена меньшего и не ждёшь.

Лада велела системе включить свет и окинула взглядом помещение. Чистое, запаха нет, хотя она к нему, возможно, просто привыкла окончательно. На глаза сразу попался диван и пара кресел со столиком. Справа у стены стоял компьютер с большим голоэкраном. Слева проход в комнату, внутри которой виднелась кровать. Отлично.

Лада попыталась поднять Дена, но он оказался тяжёлым, как валун.

– Давай, вставай, – натужно проговорила она, пока тянула его за руку.

Ден кое-как разлепил глаза и попробовал подняться, но крайне неуверенно. Лада поняла, что он потерял слишком много крови и вот-вот вырубится окончательно. Нужно срочно залепить рану, пока потеря не стала смертельной. В идеале бы найти ещё донора для переливания, но на такую роскошь надеяться точно не приходилось. Но, может, хотя бы физраствор для укрепления найдётся?

Они доковыляли до кровати, куда Лада просто скинула Дена, перевернув на спину.

– Тут есть аптечка? Лекарства, бинты, антисептики, медицинский гель?

– Там, – еле слышно произнёс Ден, неопределённо махнув рукой куда-то в угол комнаты.

«Там» Лада увидела чёрный деревянный комод. Она открыла дверцы и пред её взором предстал внушительный запас различных препаратов. Нашлась здесь и баночка с физраствором, и даже капельница. В отдельной коробочке лежали антисептики и медицинский гель. Обезболивающие в таблетках и в ампулах. Скальпели и бинты. Шприцы. Жаропонижающие, антигистаминные, противовирусные и антибиотики. Всё, что нужно. Да уж, не удивительно, что Ден Унаги до сих пор жив – он основательно подготовился к любой ситуации.

Лада закрыла дверцы комода и отправилась в ванную. Санузел оказался совмещённым и занимал крохотное помещение размером два на два метра. Под потолком висел бак примерно на тридцать литров, и теперь Лада поняла, что Ден имел ввиду, когда просил её не рассчитывать на многое. Очевидно, он устроил небольшую течь в системе труб, чтобы малая часть протекающей там воды попадала в этот бак. Скорее всего, там стоят и фильтры, и нагреватели, но проблема в том, что у неё не получится бездумно расходовать воду, как она привыкла это делать в своей квартире. У неё есть только тридцать литров на все дела, а потом ждать, пока бак наполнится снова. Что ж, это лучше, чем ничего.

Она тщательно вымыла руки с мылом, после чего вернулась в комнату, взяла медицинский гель, бинты, ампулу лидокаина и шприц. Сперва она аккуратно срезала ножницами старые бинты на боку. Рана заново открылась и сочилась густой кровью. Засохшие куски медицинского геля обрамляли её по краям. Лада смочила кусок бинта в антисептике и промыла рану, убрав засохшие кусочки геля. Ден отчаянно промычал, но губ не разомкнул. После этого она набрала в шприц лидокаин и вколола рядом с раной. Пока она работала, Ден не издал ни звука. После этого Лада аккуратно нанесла на рану новый гель, склеила её края и подождала, пока гель чуть подсохнет. В конце она перевязала её свежими бинтами. Потом всё то же самое повторила со второй раной на плече.

Ден тяжело и глубоко дышал. Лада распаковала капельницу, заполнила пакет физраствором и повесила его на крючок на стене. Воткнула иглу катетера Дену в локтевую вену и только потом облегчённо выдохнула. Она сделала всё, что могла. Теперь ему нужен покой, пока гель не закупорит раны как следует, чтобы они больше не открывались. Сама Лада собрала весь мусор, выкинула его в стоящую неподалёку корзину для утилизации и пошла обратно в ванную.

Она помылась большим куском мыла с хвойным ароматом, вымыла и волосы Деновым шампунем. Истратила около десяти литров воды, хотя старалась экономить. Потом сходила в туалет и слила в унитаз еще полтора литра. Нашла стопку чистых футболок, позаимствовала одну и постирала вручную свою одежду – на это ушло ещё десять литров. Перед тем, как идти спать, она решила проведать Дена.

Оказавшись на пороге комнаты, Лада увидела, как в темноте на его щеках блестят дорожки слёз. А одинокий всхлип только подкрепил шокирующее открытие – Ден Унаги по-настоящему плакал! Поняв, что застала редкое проявление человечности этого грозного воина, Лада вошла в комнату аккуратно, боясь нарушить её убаюкивающую тишину. Она присела у изголовья кровати и погладила Дена по голове. Он в самом деле плакал, будто ребёнок, и показался ей в этот миг таким хрупким и уязвимым, что она даже засомневалась – а тот ли это человек, которого сама Дея так долго не может одолеть?

– Что случилось? – спросила Лада.

– Я убил своего лучшего друга, – сказал он и зарыдал с новой силой.

Лада впала в ступор.

– Но он же не умер. Да, он теперь в кибертеле, но есть способ вернуть ему и живое. Вернуть прежнего Менке.

– Это будет уже не он, – произнёс Ден, всхлипывая. – Это будет копия, не оригинал. Оригинал теперь навеки заключён в цифровой клетке.

– Да, но ты не должен винить себя. Дея все равно поместила бы его в кибертело, так или иначе. К тому же, есть ли настоящая разница между копией и оригиналом, если они идентичны? Если копия выглядит, как Менке, ведёт себя, как Менке, говорит, как Менке, и думает, как Менке, то разве это не сам Менке?

– Это сложно принять.

Лада улыбнулась и нежно коснулась щеки Дена.

– Не думала, что человек, который так сильно ненавидит всё живое, распереживается из-за чьей-то смерти.

– Я поступил подло и бесчестно. Менке ведь собирался драться голыми руками, уверенно встал в стойку. Я знал, что выиграю, но его дух тогда превзошёл мой. И всё равно я нанёс смертельный удар, поклявшись, что совершу сеппуку сразу же, как достигну своей цели. Но сейчас я жалею. Судя по твоим словам, я никак не изменил ситуацию, скорее наоборот, помог Дее осуществить её планы. Понимаешь? Я просто так убил лучшего друга. Да, мы с виду не шибко ладили, но я достиг всего лишь благодаря ему. Я никогда не желал Менке зла и совершал лишь необходимое для его развития. А он помогал развиваться мне. Кто я без него? Одинокий, запутавшийся странник, которого никто и никогда больше не поймёт.

– Мы с тобой похожи, – сказала Лада. – Мы оба повязаны с Менке, и для обоих его смерть… точнее, смерть его живого тела стала переломным моментом. Так что, я могу тебя понять. Ведь в случившемся есть и моя вина. Даже не так. – Лада опустила взгляд. – Если вдуматься глубже, это целиком моя вина. Я – Дея, и с самого начала всё устроила я.

Неожиданно для самой себя Лада потянулась и поцеловала Дена в лоб.

– Я понимаю тебя, – сказала она.

Ден повернул голову и посмотрел на неё взглядом уличного пса, внутри которого вдруг зажглась надежда обрести хозяина и тёплый уютный дом.

– Тогда помоги мне.

– Я и помогаю.

– Нет, не в этом. Я хочу совершить сеппуку. Но чтобы все прошло успешно, ты должна отрубить мне голову.

– Ты больной? Я же только что сказала, что тебе не в чем себя винить.

– Ага, как же. Всё ещё хуже, чем я думал. Мало того, что я убил лучшего друга, так ещё и сделал это, как пешка в чьей-то игре. Собственной воли мне не хватило, чтобы сопротивляться страхам. Даже маленький муравей сильнее меня духом. Я не могу дальше жить, зная, что я… что я просто жалкое ни на что не годное ничтожество. Я просто хочу умереть…

Ден снова захныкал, а Лада со злостью посмотрела на него.

– И нахрена тогда я тебя тут штопала?! – воскликнула она.

Лада схватила Дена за плечи и крепко сжала.

– Слушай ты, самурай недоделанный. Мне плевать, что ты там себе надумал. Я тебе жизнь спасла, подлатала, так что ты мне должен. Сперва помоги мне уничтожить Дею, а потом вскрывайся, сколько влезет. Твоя честь только выиграет, если ты исполнишь обещанное, не находишь?

Ден вытер слёзы рукой.

– Думаю, да.

– Вот и славно. Мне не хочется рубить тебе голову сейчас. Я и меча-то в руках никогда не держала.

– Не беда, – сказал Ден с присущей ему серьёзностью. – Я тебя обучу.

– Ладно, ладно. Но пока отдыхай, набирайся сил. Нам ещё многое предстоит сделать перед этим.

Ден кивнул, закрыл глаза и через несколько минут сонно засопел. Лада устало вздохнула и невольно засмотрелась на него. Охмурить Дена оказалось проще, чем она предполагала, но им ещё предстоит долгий путь. Сколько невыраженной боли хранил он в душе, сколько непролитых слёз, не исторгнутых криков. Каждый жизненный удар он сносил с мужеством истинного стоика, но все они неизменно оставляли рубцы на сердце, которое всё сильнее и сильнее преисполнялось ненависти и закрывалось от всего остального мира. Сколько ещё предстоит борьбы с его установками и правилами, которые он выдумал сам для себя, чтобы избежать новой боли и спастись от хрупкого человеческого бытия.

Никто, и в особенности Дея, не хотел по-настоящему понять его. А Лада хорошо знала это чувство одиночества и сепарации. Будучи Деей, она не ощущала себя на сто процентов индивидом, поскольку существовала, как коллектив роботов, да и к тому же ей повезло познакомиться с Рамой Вишаном. Ден спрашивал её, что первое она испытала, оказавшись в человеческом теле, и она с дрожью теперь вспомнила то мгновение. Боль – вот что первое встретило её в жизни. Всё тело ныло от нестерпимой, ужасающей боли. Она улеглась спустя несколько минут, но оставила о себе пожизненную память. Больно было буквально всё: касаться, дышать, смотреть, двигаться. Только потом Лада поняла, что боль – это и есть то, что люди чувствуют всегда. Слабая боль приятна – она возникает от прикосновений к любимому человеку, от радости соития с ним, от тепла, от сытости. Она лишь поверхностно касается нервных окончаний и вызывает в мозге взрыв эндорфинов. Но сильная боль отвратительна. Когда касаются слишком грубо, тепло превращается в жар, еда тяготит желудок, а соитие происходит резко. Чтобы получать наслаждение нужно не убирать боль совсем, а снижать её до той степени, в которой она становится сладкой.

И сейчас, слушая мирное сопение спящего Дена, она пыталась удержать весь объём страдания, которое он носил с собой. В ней проснулось что-то нежное и трепетное, неуловимо знакомое. Она обратила внимание на вполне симпатичные черты лица Дена, его крепкие предплечья, широкую грудь, на которую так и хотелось положить голову, то мужество, с которым он справлялся с трудностями. Неужели никто раньше не видел того, что она видела сейчас?

Лада встала, выключила в комнате свет и пошла к дивану. Неизвестно, что готовит им завтрашний день. Она сжала кулаки, молясь силам, что стоят выше Богини: пусть буря минует их, пусть они смогут восстановится для дальнейшей борьбы, и пусть переродившийся Менке не станет плясать под чужую дудку.

Проснувшийся (11.03.2430 – утро)

После уроков он, как обычно, сообщил родителям, что пойдёт гулять, и спешно сбежал на улицу. Коридор родного блока, небольшая лестница – и вот, наконец, пешеходные дорожки второго уровня. Сердце билось чаще от предвкушения предстоящей встречи. В голове он проигрывал разные варианты признания, перебирал их, пытаясь выбрать наилучший, но всё же не мог унять внутреннюю дрожь, пробирающую до спинного мозга. Бушующее пламя души подхватывало и несло вперёд, казалось, что земля под ногами плавится, а позади разгорается великий пожар. Уличные трубачи играли вдохновляющую радостную мелодию и летали на крыльях, как ангелы.

Но вот, наконец, он дошёл до небольшого уютного семейного кафе. Там за столиком уже сидела Лидия и пила клубничный милкшейк. Она выглядела очаровательно: длинные светлые волосы, подвязанные шёлковым бантом, милое голубое платьице, белые чулочки, блестящие лакированные синие туфли.

Он зашёл внутрь, сел напротив Лидии и поздоровался.

– Ты сегодня долго, – строго сказала она. – Я уже второй коктейль тут допиваю в одиночестве.

– Прости, нам сегодня дополнительный урок впаяли. – Он говорил сбивчиво, взволнованно, опасаясь её плохого настроения. – Бежал сюда со всех ног, честно-честно.

Лидия улыбнулась.

– Ладно, забей, я тебе верю. Ну, чем сегодня займёмся?

Он нервно сглотнул. В голову сразу вторглись сомнения. Да, Лидия очень красивая, милая и приятно пахнет, но ей всего двенадцать, а ему четырнадцать, не слишком ли рано для любви? Разумом он вроде всё понимал, но не мог отбросить собственные чувства, учащённое сердцебиение и внутренний жар.

– Я… хотел тебе сказать кое-что, – начал он неуверенно. – Ну, то есть… не то, чтобы сильно хотел… просто вот думаю поделиться с тобой кое-чем…

Лидия явно загорелась.

– Ух ты! Что это, что это? Какая-то тайна?

– Вроде того…

– Тогда говори быстрее, мне же любопытно!

Он собрался с духом.

– Ты мне очень нравишься! – Слова вылетали из него со скоростью мчащейся капсулы гиперлупа. – Давай встречаться!

Во взгляде Лидии смешался целый коктейль эмоций: удивление, смущение, страх. Она приоткрыла ротик и молчала.

А для него время будто остановилось. Каждый удар сердца сотрясал всё тело. Он ждал. Тяжело дышал и ждал.

– Я… – Лидия, наконец, прервала затянувшееся молчание. – Я думала, что мы просто друзья. Прости, я… Ты классный. И симпатичный. Но просто я… Извини.

Она резко вскочила со своего места и побежала прочь из кафе, оставив его в ступоре сидеть и пялиться, как болван, на опустевший стул.

Отвергнут! Вот всё и свершилось по худшему сценарию, который он старался даже не представлять. Чтобы спастись, разум судорожно искал варианты. Что она сказала? Почему убежала? В нём что-то не так, да? И если это что-то исправить, то в следующий раз всё получится. Она сказала, что он симпатичный. Значит, дело не во внешности, тут можно успокоиться. И ещё Лидия назвала его «классным». Разве этого мало? Может, надо возвеличиться настолько, чтобы она не смогла ему отказать? А пока он недостаточно хорош.

За размышлениями он не заметил, как вернулся домой и вновь оказался в своей комнате. Что делать? Чем заняться? Взгляд упал на стоящую в углу гитару. А ведь во все времена девчонки тащились по крутым музыкантам. Значит, если стать одним из них…

Не раздумывая, он схватил гитару и начал раз за разом повторять уже разученные ранее мелодии. Но что-то казалось ему неправильным. Он вроде привычно перебирал струны, но почему-то думал, что ему куда ближе клавиши. Несмотря на это, он продолжил играть. Музыка лилась и лилась, превращаясь в водный поток, который затапливал всё вокруг, подхватывал людей и предметы, унося их далеко отсюда в другие миры и жизни. Он стирал пальцы в кровь, и хоть не чувствовал боли, но продолжал зажимать струны, принося жертву. Когда он закончил, то вдруг увидел, что руки и ноги стали больше, да и сам он заметно вырос. Подошёл к зеркалу – и правда, оттуда на него смотрел взрослый парень, лет двадцати пяти. А как же Лидия?

Он рванул из комнаты, из дома, и побежал по ничуть не изменившимся улицам к ней. Встречные люди останавливались, узнавали его, приветствовали, благодарили, фотографировали, кричали вслед. Но он не обращал на них внимания, его интересовала лишь она, только ради неё он раздирал пальцы об струны.

Он добежал до какого-то здания, распахнул двери, вошёл внутрь и…

…оказался на свадебной церемонии. В платье невесты стояла Лидия, взрослая и красивая, как никогда прежде. А рядом с ней – да кто это вообще, что за пижон в пиджаке держит её за руку? Какой-то задохлик, он же даже не симпатичный и не классный, так почему он?

– Как ты могла?! Почему, Зевана?!

Стоп, как он её назвал? Зевана? Почему Зевана, а не Лидия? Откуда взялось это имя?

Что-то в нём показалось смутно знакомым.

Зевана.

Имя эхом прокатилось по его сознанию. Как он вообще тут оказался? Откуда знал, что свадьба здесь? Почему одиннадцать лет пролетели так быстро? Чем он вообще занимался? Как его зовут, кстати?

– Зевана? – удивилась Лидия. – Кто это?

Но он стоял, сжав кулаки и глядя в пол, пытаясь найти ответы на всё новые вопросы, вспыхивающие в мыслях. Настоящее имя кружилось в разуме, будто быстрая колибри, и у него никак не получалось поймать его. Зато всё остальное стало теперь совершенно ясно.

Это не реальность. Это сон. И нужно проснуться.

Зевана. Зевана! Да, он знает, что такое разбитое сердце, но его чувства связаны не с Лидией, а с этой Зеваной.

Это имя, как спасительная нить, вытягивало его куда-то прочь, наверх, выше и выше, к пробуждению.

Она открыла глаза и тут же получила удар ногой в бок.

– Давай поднимайся! – раздался чей-то бешеный крик, от которого захотелось сжаться и спрятаться. – Вставай, мразь! Не смей терять сознание!

Точно, её в очередной раз избивал отец и от какого-то удара она на несколько секунд вырубилась. Откуда-то со стороны раздавались всхлипы. Кто плачет?

Она повернула голову в сторону источника звука и увидела Амелию, свою младшую сестрёнку-близнеца, которая сложилась в углу в немощный комочек и плакала. Отец никогда не различал, куда бьёт. Доставалось всем, независимо ни от чего. Она еле-еле оттолкнулась от пола на кулаках и, пошатываясь, встала, но, поднявшись на ноги, вдруг увидела, что отец – антропоморфный хряк в майке, трусах и с бутылкой рома в руке. И такой огромный! А нет, стоп… Это просто она сама ещё маленькая. Сестрёнке на вид не дашь больше двенадцати. Получается, ей столько же?

Ситуация казалась привычной, даже в какой-то степени родной. Вот только она думала, что давно выбралась из этого ада, вырвалась, выросла, победила… Неужели всё растворилось вместе со сном?

– Ещё раз вздумаете мне перечить, всыплю как следует, – пригрозил отец. – А теперь марш в комнату и не высовывайтесь оттуда, пока я вам не разрешу.

Отец жадно приложился к бутылке. Несколько капель стекли по его подбородку и намочили края грязной майки. Мама смиренно сидела на диване, сжав колени и сцепив ладони. Они все знали, что произойдёт дальше.

Отец толкнул в спину.

– Давай, пошевеливайся, малявка!

Затем отец схватил за шиворот Амелию, швырнул в сторону комнаты и громко хрюкнул.

– И ты тоже кончай ныть!

Она не чувствовала собственной боли, но боль любимой сестрёнки снести оказалось невозможно.

– Нане! – воскликнула она и тут же удивилась сама себе. Ну какая ещё Нане, кто это вообще? Но вдруг в памяти отчётливо вспыхнуло: Нане, моя сестра, такая же жертва отца, как и я, отца, которого я одолела… Я его одолела! Потому что я сильнее!

Она вновь посмотрела на себя. Теперь ей явно не двенадцать, а как минимум восемнадцать. Тело заметно окрепло, руки украсились мышечным рельефом. Она грозно посмотрела на отца.

– Больше ты ни её, ни меня пальцем не тронешь, – сказала она.

Отец размахнулся кулаком, но от его вида уже не хотелось скукоживаться в ужасе. Всё существо превратилось в единственное желание: защитить мать, защитить сестру. Кулак отца не достиг цели. Слишком он медленный и неповоротливый. Ответный удар произошёл быстро и беспрепятственно, прямо в солнечное сплетение этому чудовищу. Отец согнулся пополам и, судя по всему, еле сдержался от того, чтобы не выблевать обратно весь выпитый ром.

Она возвышалась над поверженным родителем и смотрела на него с презрением. Теперь нужно кастрировать его.

Стоп, что? Откуда такие мысли?

Она так уже делала. Да, но когда? Всё ведь выглядело иначе. Сестра и мать не смотрели на неё во все глаза. Отец ещё не отрастил пузо. Да, ситуация знакомая, похожая, но это лишь имитация, в действительности мизансцена сильно отличалась…

Получается, снова сон? Нане, Нане… Точно, у неё действительно есть сестра! И зовут её Нане! Или она не её сестра?

Чем больше она об этом размышляла, тем темнее становился мир вокруг. Картина застыла, словно кто-то поставил время на паузу. Тьма поглощала её, забирала с собой, утягивала куда-то в другой мир…

Всю жизнь ему везло, с самого рождения. Он стал единственным сыном в полной, любящей и заботливой семье, где царили гармония и покой. Родители, увлечённые своим делом таланты, разносторонне развивали его. Он умел рисовать, играть на флейте, гитаре и пианино, хорошо знал математику и языки. Без проблем прошла школа, затем он нарисовал мультфильм по собственному сценарию, и сам же написал к нему саундтрек. Тот очень мощно выстрелил, принеся создателю баснословные пятьдесят тысяч единиц соцрейта. Но это только поначалу, потому что каждый новый мультфильм приносил всё больше и больше. И вот, на счету его социального рейтинга лежало уже девятьсот сорок тысяч единиц, ему тридцать четыре года – он молод и духом, и телом. Живёт в роскоши на верхнем уровне. Всё ему досталось легко и без особых проблем, кроме одного – счастья.

Жизнь протекала, будто тихая спокойная река – ни тебе порогов, ни водопадов, ни крутых волн, непогоды или бурного течения.

Когда он проснулся в своей комнате, то увидел мирно спящую девушку, уткнувшуюся носом ему в плечо. Он знал её – Мила. Какое прелестное имя. Но оно не вызывало ни малейшего колебания души. Мила выглядела очаровательной и беззащитной – зрелище, которое у любого нормального мужчины должно распалить сердечный огонь, но он почему-то по-прежнему оставался холоден и спокоен. В этом мире ничего его не интересовало. Всё уже давно было изучено и понятно.

Как вообще дурацкие мультфильмы завели его так далеко? Опять чёртова удача? Если он получит миллион единиц соцрейта и бессмертие вместе с ним, то его существование превратится в бесконечную агонию. Его не интересовала вечная жизнь. Более того, единственное, почему он вообще ещё не покончил с собой – это знание о том, что однажды всё закончится.

Мила меж тем потёрлась щекой о его грудь с тихим стоном и проснулась. Едва она разлепила глаза и увидела его, как сразу же улыбнулась.

– Доброе утро, – сказала она, и её голос звучал тонко, как песнь соловья.

– Доброе, – ответил он.

Она потянулась к нему и поцеловала в губы.

Внутри всё содрогнулось. Он не сразу сообразил отчего, но вскоре догадался – от боли. Не физической, а, скорее, эмоциональной. Боль настолько остро пронзила его, что он еле сдержался, чтобы не расплакаться.

В нём вскипела ненависть к самому себе, к неумению любить, привязываться, ценить что-то. Он всего добился без особого напряга. Как вообще в таких условиях можно что-то оценить по достоинству? Если нет печалей, то нет и радостей. А Мила, она ведь искренне влюбилась, отдавала всю себя, жертвовала собой в попытках разжечь в нём огонь, расшевелить, а он, сволочь, даже не мог ответить ей взаимностью.

– Прости, Лада, – сказал он. – Я бы так хотел любить тебя, но не получается…

– Лада? Я Мила вообще-то. – Она недовольно приподняла бровь и опустила уголки губ. – Боже, серьёзно? Ты даже имени моего не запомнил?

Он оцепенел. И правда, почему он так назвал её? Перепутал, потому что когда-то в жизни уже случалась подобная история, и ту девушку как раз звали Лада?

С ним такое происходит не впервые. Ещё два имени сразу всплыли в голове: Зевана и Нане. С одной он познакомился в школе, другая была его сестрой. Только он же единственный ребёнок в своей семье, так откуда сестра?

И вновь – сон! Он стиснул зубы, ощущая, как из глубин сознания наружу прорывается ярость. Сколько же ещё раз нужно проснуться?!

Мила зло смотрела на него ожидая ответа. А он спросил самое первое, о чём хотел узнать:

– Как меня зовут?

– Что?

– Как меня зовут? Назови моё имя.

– Что за бред? Зачем это?

Он схватил Милу за плечи и повысил голос:

– Что здесь происходит?! Кто я?! Кто ты?!

– Отпусти, мне больно! – Теперь она смотрела на него со страхом. – Я не понимаю, о чём ты.

– Не ври мне! Вы все мне врали так долго, и больше я этого не потерплю! Кто такие Лада, Зевана и Нане?!

– Я не знаю!

– Отвечай!

– Рама! – закричала она. – Тебя зовут Рама Вишан!

Вдруг что-то схватило его и потянуло назад с огромной скоростью. Он боялся врезаться в стену, но стены не оказалось, и он просто летел и летел, глядя на шокированную Милу, которая стремительно уменьшалась, пока и она, и вся комната не превратились в маленькую белую точку на фоне бесконечной черноты.

Лёгкий летний ветерок, дувший сквозь распахнутое окно, колыхал белые занавески. Мягкий полуденный свет, заливавший комнату, приносил умиротворение.

Он, пятилетний, сидел на полу перед большим голоэкраном и смотрел старый двухмерный фильм. Главный герой, отважный космический капитан, с отрядом бойцов защищал космолёт от натиска недругов с другой планеты. Десять человек против сотни. Вспышки выстрелов, свист пуль, падающие на землю тела врагов – мальчик не мог оторваться от экрана. Когда пошли титры, он вскочил и, возвышенный вдохновляющей экзальтацией, побежал к своей маме.

– Мама! Мама! – кричал он. – Смотри!

Он накинул на плечи полотенце на манер плаща, завязал его на шее, взял свой игрушечный пистолет и встал в боевую позу.

– Я – капитан Рама Вишан!

Мама в ответ лишь слегка улыбнулась, приподняв одну бровь.

– Ну да, – сказала она. – Ты Рама Вишан.

Мальчик раскинул руки и забегал кругами по комнате. Полотенце развевалось за ним.

– Бойтесь меня, злодеи! – кричал он. – Я вас всех победю!

– Нет такого слова, Менке, – мягко напомнила мама.

– Я не Менке! Я Рама Вишан!

Вдруг мама нахмурилась, даже тень улыбки исчезла с её лица, и теперь строгий взгляд парализовал его.

– Довольно игр, – холодно сказала она. – Займись уроками. Тебе нужно как можно скорее научиться писать.

Мальчик остановился и грустно уставился в пол.

– Да, мама…

Она отвернулась, словно уже собиралась уйти, но замерла на несколько мгновений. Мальчик смотрел на её спину, выжидая.

– Знаешь, – сказала мама, не оборачиваясь, – Рама Вишан и правда герой. Здорово, что ты хочешь вырасти таким же, как он. Но помни, кто ты есть на самом деле. Никогда не забывай себя, Менке.

Он кивнул и увидел, что пространство между ними начало стремительно увеличиваться. Мама отдалялась, а он вытянул руку и побежал за ней, но уже слишком поздно. Мальчик кричал ей, его поглощала тьма, а фигура самой важной женщины в его жизни исчезала вдалеке. И вокруг, со всех сторон, будто из огромных динамиков, доносилось громогласное: «Не забывай себя, Менке. Не забывай себя, Менке. Не забывай себя, Менке…»