Текст книги "Пять ликов богини (СИ)"

Автор книги: Александр Свирин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Ума Должинова. Эмошка.

Какой же он красивый и добрый мальчик. Такой милый, когда задумывается. Сразу серьёзный. Как взрослый. Сидит тут и решает пример, который я дала. Внимательно наблюдаю, вдруг ошибётся. Но пока всё хорошо. Менке умный. Я уверена – он справится. Со всем.

– Готово, – сообщает он. Протягивает мне сенсбук.

Проверяю. Всё верно.

– Молодец. Так, теперь...

– А-а-а? Ещё один? – Он кривится, будто гадость съел. – Во всех вирфильмах и книжках летом каникулы. Мне положено отдыхать.

– Хочешь вырасти серой посредственностью? – Строгость даётся легко. Маска давно вросла в лицо. – Будешь лениться – в космос не полетишь.

– Я и так туда не полечу. – Менке складывает руки на столе, опускает на них подбородок. – Сама же говорила, что людей туда уже не посылают. Только роботов.

– Никогда не знаешь, что случится завтра. Надо быть во всеоружии.

Он молчит. Обдумывает. Я невольно любуюсь им. Хочу протянуть руку, погладить по волосам, коснуться щеки. Сдерживаюсь. Поворачиваю голову, смотрю в окно. Солнце, чистое голубое небо. Не удивительно, что его тянет туда.

– Хорошо. – Я забираю учебники, складываю их в стопку. – До прихода Гаджиева-сенсея много времени. Чем хочешь заняться?

– Порисовать.

Я нарочито морщусь.

– Ладно, но только немного.

Менке вскакивает со стула. Обнимает меня и целует в щёку. Я протягиваю руку, чтобы обнять в ответ, но отстраняю его прочь. Он всё равно улыбается. Волшебный ребёнок.

Менке убегает наверх, в свою комнату. Я остаюсь внизу.

Сегодня последний спокойный день. Завтра я должна совершить непоправимое. У какой матери хватит сил намеренно извратить чистую душу родного сына? Внутри всё дрожит. Одиннадцать лет я смиряла сердце, чтобы в один миг лишиться его навсегда. Хочу ли я этого? Да кого волнует. Я просто орудие в чужих руках. Безвольное. Бессильное. На меня взвалили непосильную ношу, а я, словно муравей, тащу её на плечах и не жалуюсь.

Смотрю на свою руку. Тошнит. Исторгаю из себя беззвучный крик. Тело порывается вскочить, взмыть на второй этаж, схватить Менке, собрать вещи, уехать. Убежать. Только куда? На всей планете нет спасения, нигде не безопасно, нигде не укрыться. Я заложница заранее определённой судьбы. Как и все.

Меня окружают выцветшие обои и облупившиеся от времени стены. Старые половицы скрипят, когда на них наступаешь. Столы исцарапаны. За одиннадцать лет дом превратился в развалину, которую вот-вот снесёт очередное дуновение ветра. Всё здесь липкое, мерзкое, сырое. Ненавижу.

Слышу, как раздражающе тикают часы. Секунды складываются в минуты. Минуты обращаются в час. А я просто сижу всё это время за столом. Думаю. Договариваюсь с совестью.

Слышится топот ног, сбегающих по лестнице. Радостный, весёлый, солнечный Менке бежит ко мне. В руках у него лист бумаги. Видимо, хочет показать рисунок.

– Мама, смотри! – восторгается он. Протягивает мне лист.

Я беру его и смотрю на рисунок.

Сердце на мгновение замирает, а затем стучит вновь с небывалой силой. Его удар больно бьёт изнутри по грудной клетке. Это что, я? Как красиво. В зеркале я вижу совсем другое. В глазах Менке я словно богиня. Очень красивый портрет, даже не верится.

Искренняя благодарность так и просится на волю. Мне бы сказать, как сильно я его люблю, и как счастлива. Но плотно сжатые губы никак не размыкаются.

Я должна держаться роли строгой и холодной матери, которая не поощряет пустую трату времени на подобную чушь. Я не должна проявлять любовь и заботу. Но мне не хватает сил сделать необходимое. Поэтому я просто убегаю прочь и запираюсь в ванной.

Я прислоняюсь спиной к двери. Сползаю по ней на пол. Из груди рвутся наружу рыдания, капельки слёз скатываются по щекам. Я откладываю рисунок в сторону. Роняю лицо в ладони.

– Я не могу, – говорю в пустоту. – Я не могу...

– Ты должна, – отвечает мне голос Деи. – Вернись и порви рисунок у него на глазах. Скажи, что вышло плохо.

– Не могу. – Я отрицательно мотаю головой. – Не заставляй меня.

– Рама Вишан не рисовал.

«Ну и что?!» – хочется воскликнуть. Но я молчу. Почему я вообще делаю это? Плевать на Дею. Плевать на всё. Рама Вишан давно умер, а Менке жив и у него всё впереди. Он мой сын. Я не стану ломать его.

Мои плечи сотрясаются от рыданий. Лёгкие горят огнём. Нос не дышит, перед глазами всё плывёт. Я смотрю на полоток, на котором давно поселилась неубиваемая чёрная плесень. Проходит минута, и я немного успокаиваюсь. Внутри зреет решимость.

– Нет, – отвечаю Дее. – Я этого не сделаю.

– Ты разве забыла нашу миссию?

– Это твоя миссия. Не моя.

Я встаю, подхожу к раковине и умываюсь. Вытираю лицо полотенцем.

– Я больше не хочу продолжать, – говорю. – Всё это неправильно. Менке – не капитан. Я не отниму у него собственную жизнь и душу ради возрождения давно почившего человека.

– Неужели ты больше не любишь Раму?

– Люблю. Но и Менке я тоже люблю. Интересы живых превыше интересов мёртвых, Дея. Но тебе этого не понять, потому что ты не человек. А я поняла. Он останется здесь, со мной. Завтра ничего не случится.

Я подбираю рисунок Менке с пола. Смотрю на него с улыбкой. Отныне я больше не надену маску. Я покажу ему свои подлинные чувства.

– Ты уверена? – спрашивает Дея.

– Уверена.

– Что ж. Тогда я убью его.

Моя рука замирает на полпути к дверной ручке.

– Ты не посмеешь...

– Ума, я создала тебя для выполнения определённой задачи. Если ты отказываешься её выполнять, то ты мне больше не нужна. И Менке тоже не нужен, если ты собираешься сорвать всю миссию. Мне придётся убить и Зевану с Нане, которых я уже отправила на место. Ничего, у меня полно времени. Подожду ещё и повторю всё заново.

Я не могу пошевелиться. По спине пробегают мурашки, волосы встают дыбом. Ощущение, будто над головой занесён топор палача. Плевать на мою жизнь. Но Менке...

И ведь она сделает это. Дея всегда добивается своего.

Я сжимаю кулак и бью в стену. Лицо искажается в яростной гримасе.

Как она смеет! Ведь мы одно и то же! То, что я сейчас в человеческом теле не значит, что я перестала быть собой. Я богиня, мать всех людей! Я построила этот мир! И я имею полное право решать за себя.

Я усмехаюсь. Бесполезно. Мне не переубедить себя, я знаю. Я лишена власти. Вот значит, каково это – бессилие. Ужасно болезненное чувство.

Я вновь смотрю на рисунок. Выбора нет. Но никто не запрещал мне небольшое жульничество.

Я подзываю с помощью нейрокома домашнего робота-слугу. Приоткрываю дверь. Отдаю ему рисунок.

– Сделай точную копию и принеси её мне, – велю я. – Оригинал положи в ящик в моей комнате.

Робот отправляется исполнять задание. Дея молчит. Она поняла мой замысел и, судя по всему, не противится. Спасибо и на том.

Через минуту робот возвращается. Я беру копию рисунка Менке и внимательно рассматриваю. Превосходно. Если не вглядываться, то и не отличишь. Выхожу из ванной и иду обратно на кухню.

Менке сидит за столом и что-то читает на сенсбуке. Я подхожу к нему. Смотрю на него сверху вниз, как судья на приговорённого.

– Плохо вышло, – говорю я. – У тебя совсем нет таланта к рисованию.

И рву копию рисунка прямо у него перед носом. Прости, сын. Это ради тебя. Ради твоей жизни. Ради твоей судьбы. Придёт время, и ты обретёшь свободу. Но сейчас... Прошу, выдержи это. Переживи, переболей. Стань сильнее и выносливее.

Я смотрю на Менке. Он явно ошарашен, вот-вот расплачется. Открыл рот, не в силах ничего сказать, ничего возразить. Прости, прости, прости... Я не хотела.

Я не выдерживаю этого взгляда, полного разочарования, гнева, страха. Взгляда, в котором застыл немой вопрос: «Почему?». Я разворачиваюсь и ухожу, забирая обрывки рисунка с собой. Ещё миг – и я вновь разрыдаюсь. Ему нельзя видеть. Сегодня я спасла его, но какой ценой?

Впрочем, завтра мне придётся заплатить куда больше.

Одиннадцать лет не сидела за рулём. А тело всё помнит. Пусть машина старая, движок уже барахлит, но оно к лучшему. Менее рискованно.

Я еду по просёлочной дороге к Песочному Холму. А пока внутренне собираюсь с духом. Как же тяжело повторить то, что совершила Лейла Мустафина. Ей всё наверняка далось проще – шизофрения. Но я в здравом уме. И это самое страшное.

А вот и горка. Дорога забирает вверх, петляет между деревьями. Менке стоит где-то там, у края. Именно там, где он мне и нужен. Молю, хоть бы он не сильно пострадал. Пусть лишь я одна за всё заплачу.

А вот и он. Стоит у обрыва. Выжимаю педаль газа до упора, чтобы напоследок разогнать автомобиль. Что же ты стоишь и смотришь, дурень?! Отбегай!

Я открываю дверь и выскакиваю из машины, катясь по земле и глотая пыль. Менке в последний миг отпрыгивает в сторону. Умничка! Раздаётся оглушительный грохот рухнувшей машины. Теперь самое сложное.

Я достаю нож. Кричу, не в силах сдержать внутренней боли. Бросаюсь на Менке. Неужели мне и правда придётся ударить его?! По-настоящему, иначе он не поверит. По лицу и глазам вижу, что он в ступоре. Очнись! Я же собираюсь убить тебя! Неужели тренировки с Аланом Гаджиевым ничего тебе не дали?

Я опускаю нож, но целюсь так, чтобы он не задел важных органов. Менке приходит в себя. Он наотмашь бьёт по моей руке с ножом. Молодец! Специально разжимаю пальцы, чтобы тот отлетел в сторону. Пусть Менке думает, что выбил его.

Я наваливаюсь на сына сверху, хватаю за горло и душу. Да, так лучше. Как только он отключится, я отпущу его. Надеюсь, Дее этого хватит. Он брыкается. Пытается вырваться, хватает за руки.

Ох! Менке упирается ногами мне в живот, приподнимает меня с земли и просто скидывает с себя! Какая сила! А ведь я даже не поддавалась. Горжусь им, но не показываю этого. Нужно завершить дело.

Он закашливается, а я вновь бросаюсь на него. Менке откатывается в сторону, а я спотыкаюсь о его ногу. Ах, беда! Меня несёт вперёд, я пытаюсь упасть, но поздно. Моё тело перекатывается за край обрыва. Я еле-еле успеваю схватиться за траву. Нет, нет! Только не это! Я же так упаду – и конец делу. Только бы Дея его не убила. Только бы он не платил за мои ошибки.

Я пытаюсь удержаться и подтянуться. Сил не хватает. И вдруг – Менке! Хватает меня за руку и пытается поднять.

Мой милый добрый мальчик. Ну почему это должен быть ты? Почему не кто-то другой, на кого мне плевать? Провались всё пропадом, но я обязана защитить тебя.

Я хватаю его за руку. Смотрю прямо в глаза. Надеюсь, он увидит то, что я так тщательно пыталась скрыть все эти годы.

– Прости, – говорю. – Так нужно. Я люблю тебя.

И тяну его вниз. Отпускаю руки. Вот мы оба летим в пропасть. Дея рассчитала, что он выживет. Да и я тоже.

Я падаю на песчаную подушку. Дальше качусь по склону вниз, поднимая пыль. Я не вижу Менке – не до того.

Наконец, я останавливаюсь. Тело отказывается двигаться. К нам подъезжают роботы. Я еле разлепляю глаза и рассматриваю того, что склонился надо мной.

– Как Менке?

– Он жив.

Я закрываю глаза и расслабляюсь. Вот и славно. Всё прошло идеально. Что дальше? Попробовать встать и изображать сумасшедшую? И пусть роботы меня уведут?

Я кое-как переворачиваюсь на живот. Отталкиваюсь от земли. Поднимаюсь.

Два робота кладут Менке на носилки. Зачем это? Что случилось?!

Преодолевая слабость, я хромаю в сторону роботов. Что с моим сыном? Что не так? Не дойдя шага до роботов, я замечаю, что верхняя часть его лица залита кровью.

– Ааааааа! – кричу в отчаянии. – Менке!

Я бросаюсь к нему, но роботы останавливают меня. Не дают даже коснуться. Не дают обнять.

– Пустите! – приказываю. – Отпустите! Что с ним?!

– Его жизни ничто не угрожает, – холодно говорит один из роботов. – Прошу вас, госпожа Должинова, успокойтесь. Вероятно, господин Рамаян задел лицом один из стеклянных осколков, оставшихся от автомобиля. К сожалению, он лишился глаз. Но это поправимо. Мы вставим ему искусственные.

Силы покидают меня. Ноги подкашиваются. Роботы удерживают меня от падения. Но я всё равно медленно оседаю на землю, и они позволяют мне опуститься. Я смотрю, как Менке на носилках кладут в небольшой фургон. Несколько секунд – и его увозят прочь. В Москву. Туда, где ему предстоит жить дальше с ублюдком-отцом.

Я закрываю лицо руками. Чувствую, как боль вновь стремится выплеснуться слезами. В который уже раз?

– Он никогда меня не простит, – говорю.

– Ты помнишь, что капитан говорил о своей матери? – спрашивает Дея.

– Он любил её.

– Именно.

– Я ненавижу тебя. И себя тоже.

– Ты всё сделала правильно. Ты молодец, Ума. Всё повторилось даже точнее, чем я ожидала. Не беспокойся о его глазах. Это малая цена за возрождение капитана.

– Тебе не понять. – Слёзы текут, но плача нет. На него не хватает сил. Влажные слова цедятся из меня по капле. – Ты не носила его в утробе. Не рожала. Не ты воспитывала его одиннадцать лет. Я исполнила свою роль. Я больше тебе не нужна. Пожалуйста, убей меня.

– Я не могу.

– Почему? Пожалуйста, сделай это. Иначе я не вынесу.

Я обнимаю себя руками за плечи. Холодно. И больно. Хочется биться головой о землю, пока не разобью её в кровь. Пока не потеряю сознание и не умру. Лучше небытие, забвение, чем это слишком тяжёлое чувство. Я с самого начала знала, что грядёт. Оказывается, разум не всегда согласован с сердцем. Знает ли Дея? Понимает ли она людей? Нет. Чтобы понимать людей, надо быть человеком. А она – богиня. Высшее существо. Не то, что я – её жалкая аватара.

– Я не могу убить тебя, Ума. Даже не проси. Неужели ты забыла? Капитан велел мне спасти человечество, а значит спасти каждого человека. Я не могу просто так отнять жизнь. Какова бы ни была причина.

Я замираю. Точно. Но если так, то неужели...

– Ты что же... – Мне тяжело говорить. – Ты блефовала? Ты бы не убила Менке?

– Нет.

Коротко и сухо. Зато доходчиво. И настолько просто, что я невольно ухмыляюсь. А потом и вовсе заполняюсь смехом, который бесконтрольно выливается из горла. Ну конечно! Одиннадцать лет в человеческом теле сепарировали меня от Деи. Я забыла собственную мораль.

Меня разбирает истерика. Я продолжаю хохотать, скребу ногтями рассыпанный вокруг песок. Как легко оказывается обмануть человеческое сердце. Вот почему Дея совершенна – она не слепнет от эмоций.

Я бьюсь головой об землю. Сознание сотрясается, мир идёт кругом. Я кричу.

Я пытаюсь удариться снова, но меня кто-то хватает и поднимает на ноги. Роботы. Ну разумеется.

– Успокойся, Ума. – Как эта дрянь может оставаться такой холодной? – Я перенесу тебя в кибертело. Это поможет пережить боль.

– Катись в ад! – кричу. – Я тебя ненавижу! Зачем я только согласилась?! Аааааа!

Но богиня остаётся глуха к моим чувствам.

У богини нет чувств.

Проснувшийся (11.03.2430 – вечер)

После эмошки Проснувшийся очнулся не сразу. Сначала он ещё некоторое время плыл по потоку теклана сквозь коллективные образы всех роботов и киберлюдей, прежде чем вспомнил, кто он вообще такой, и, наконец, открыл глаза. Он всё ещё лежал в своей раскопанной могиле, а над головой раскинулось усеянное блёстками звёзд ночное небо.

Кто он? Менке Рамаян? Рама Вишан? Кто-то третий? Увидев два эпизода собственной жизни мамиными глазами, он совсем в другом ракурсе смотрел вообще на все произошедшие события. Неужели всё фальшивка? Неужели каждый шаг кто-то заранее предопределил и просчитал? Хоть раз в жизни сделал ли он по-настоящему свой выбор?

Что же получается, у него не только искусственное тело, но и искусственная душа? А жил ли вообще такой человек, как Менке Рамаян, или он всего лишь чья-то выдумка, сущность вроде тульпы?

Он посмотрел на свои руки. Вот он есть сейчас. Он двигается, видит, слышит. Думает. Прошлое осталось позади, а будущее не определено – есть только здесь и сейчас. А потому так ли важно, делал он выбор сам или его к нему подталкивали?

Ведь если вдуматься, то каждый человек в мире несвободен. Каждое действие заранее предопределено характером, общественным устройством, окружением, настроением. Просто в его случае всё это обыграли таким образом, чтобы добиться от него конкретного результата. В чём-то так даже лучше. По крайней мере, это сделало его тем, кто он есть, а он себе очень нравился.

Ему бы ненавидеть эту Дею, но как можно ненавидеть того, кто тебя вырастил, воспитал, всю жизнь присматривал за тобой, заботился и направлял, пусть и чужими руками? Напротив, он испытывал благодарность. И ему не терпелось, наконец, встретиться с ней.

Проснувшийся выбрался из могилы. Роботы, раскопавшие её, по-прежнему стояли здесь.

– Закопайте-ка моё тело обратно, – велел Проснувшийся.

Роботы без промедления принялись исполнять приказ. Странно, сейчас он смотрел на них совсем иначе. Он больше не видел бездушных тупых гердянок, теперь они представлялись ответственными и исполнительными работягами.

На горизонте догорали сумерки. Проснувшийся прощупал взглядом местность вокруг. Несмотря на отсутствие освещения, его глаза прекрасно видели в темноте. Он двинулся к выходу с кладбища, а когда почти дошёл до железных ворот, из-за них ему навстречу вылетела Зевана, да так быстро, что ненароком чуть не сшибла с ног.

Она остановилась в полушаге от него и таращилась, будто увидела дракона.

– Менке... – тихо прошептала она, протянула руку и коснулась его щеки. – Это правда ты...

– Это правда я, – подтвердил он и улыбнулся.

Из-за ворот показалась и Нане. В отличие от осторожной Зеваны она не стала сдерживаться, а сразу бросилась к Проснувшемуся и заключила его в объятия.

– Прости! – Сестра тут же заплакала. – Прости меня, пожалуйста! Я не хотела причинять тебе боль. Мне так жаль...

Он обнял её в ответ и погладил по голове.

– Всё в порядке, Нане. Я не злюсь на тебя.

Она подняла на него заплаканные глаза.

– Правда?

– Правда. Вообще-то я хочу сказать вам обеим «спасибо». Мама оставила мне эмошку, из которой я многое узнал. И теперь я понимаю, через что вам пришлось пройти. Я...

Проснувшийся посмотрел на Зевану. Удивительно, но впервые в жизни ничто не скакало в груди при её виде. Не хотелось умереть или убить кого-нибудь, подорваться, совершить подвиг, сделать что угодно, лишь бы она обратила внимание. Любовь к ней не мучила его, но грела. И теперь он будто бы любил её даже сильнее, чем прежде, просто к этому не примешивалось никакой физической тяги. Удивительное, чистое, светлое чувство, которое облегчало душу, а не тяготило её.

– Я люблю вас обеих, – сказал он. – Спасибо, что присматривали за мной. И за то, что заботились. Надеюсь на вас и впредь.

Зевана вся расцвела, улыбнулась, воодушевилась.

– Разумеется! – горячо воскликнула она. – Наша миссия исполнена. Мы свободны. И ты свободен. Я последую за тобой, куда скажешь! Потому что я тоже люблю тебя, Менке. Всем сердцем.

– Я верю тебе.

– И я люблю тебя, – подхватила Нане. – Я тоже пойду за тобой. Ты самый близкий мне человек.

– Я счастлив, девушки. Спасибо вам. Сейчас я хочу встретиться с Деей. Отведёте меня к ней?

Обе согласно кивнули. Зевана и Нане освещали себе дорогу фонариками. Идя через тёмный лес, Проснувшийся не испытывал тревоги, но видел, как девушки периодически жмутся к нему и нервно озираются по сторонам. Чтобы как-то отвлечь их, он расспрашивал о капитане Раме Вишане. Узнавая о нём, он многое понял и о себе. Когда лесная чаща кончилась, вдали замерцали огни рухнувшего Ковчега – троица направлялась прямиком туда.

– Почему Гусак Петро? – задал очередной вопрос Проснувшийся. – В чём его смысл?

– Капитан как-то рассказывал, – отвечала Нане, – что во время Последней Войны появился какой-то фрик в гусином костюме, который по ночам нападал исподтишка на офицеров, выкрикивая при этом всякую нецензурщину. Однажды его мельком удалось записать на видео и выложить в сеть. Там его и прозвали Гусаком Петро. Разумеется, он стал мемом и поводом для шуток лишь среди противников регулярной армии. Офицеры же перестали ходить по одному ночами. Петро успел убить несколько друзей Рамы, прежде чем напасть на него самого. Капитан говорил, что ему чудом удалось отбиться, но это нападение он запомнил на всю жизнь и порой испытывал по ночам иррациональную тревогу даже на Ковчеге. Дея хотела вселить в тебя этот страх. Уж не знаю, насколько ей это удалось.

Проснувшийся задумался. Во всех красках представив Гусака, он невольно вздрогнул, но потом понял, что вздрогнуло не тело – оно не могло, – а лишь разум сотрясся от одной только мысли об этом чудаковатом убийце.

– Н-да, пожалуй, удалось, – сказал он. – Надеюсь, теперь в моём сознании этого вируса нет?

– Конечно нет, – уверенно заявила Зевана.

Но Проснувшийся всё равно оглянулся по сторонам, ожидая, что вот-вот услышит что-то вроде: «Пупырчатая залупа!».

Они, наконец, дошли до Ковчега. Обломки гигантских колец уходили высоко вверх, центральный сектор возвышался над растущими вокруг деревьями. Проснувшийся подошёл ко входу – раздвижным дверям, которые Дея явно приделала уже после падения. К ним вёл небольшой стальной пандус. Проснувшийся обернулся к девушкам.

– Дальше я сам.

– Конечно, – сказала Зевана. – Мы подождём тебя здесь.

– Лучше возвращайтесь в Москву. Я вас скоро навещу.

– Что ты собираешься делать? – спросила Нане.

– Это зависит от разговора с Деей. Пока я хочу разобраться, чего она от меня хочет. А дальше решу по обстоятельствам.

– Хорошо. Тогда увидимся позже.

Нане жестом позвала Зевану с собой, и они отправились обратно в ночную тьму. Проснувшийся провожал их взглядом, пока их силуэты не перестали различаться, после чего обернулся, подошёл вплотную к дверям, дождался, пока они откроются, и вошёл в Ковчег.

Небольшой круглый коридор повёл его вперёд и немного вверх. Несколько раз он разветвлялся, но в нужный миг чей-то голос в голове подсказывал верное направление. Где-то на середине пути висело зеркало, и Проснувшийся остановился, чтобы полюбоваться на нового себя. Выглядел он почти так же, как раньше, за одним существенным исключением – он вновь смотрел на мир красивыми янтарными глазами, какие у него были до одиннадцати лет. Иронично, но в кибертеле он куда больше походил на обычного человека.

Убедившись, что кроме глаз ничего не изменилось, довольный Проснувшийся зашагал по коридору дальше. Вскоре он вышел к шлюзовой двери, которая автоматически открылась, едва он приблизился. Войдя в шлюз, он дождался, когда проход за ним закроется, прежде чем откроется следующий. И только после он, наконец, попал на капитанский мостик Ковчега.

Дея, синекожая, трёхглазая и четырёхрукая, сидела в позе лотоса на небольшом постаменте, с которого открывался хороший обзор на весь мостик. Она подняла верхние руки над головой, а нижние сцепила пальцами в кольцо у живота. Увидев богиню воочию, Проснувшийся не затрепетал внутренне, словно и так знал, как она выглядит. Вместо этого он улыбнулся. Улыбнулась и Дея.

– И вот ты здесь, – сказала она громовым голосом.

– И вот я здесь, – согласился Менке.

– Те, кто впервые видит меня в этом теле, обычно испытывают восторг или ужас. Почему же ты так спокоен?

– Ты ведь знаешь, что мама оставила мне эмошку. И хотя, прожив её, я не испытывал её физической боли, поскольку мой новый мозг на это не способен, всё же внутренние ощущения и переживания я пропустил через себя целиком. В том числе и знание твоего облика. Да, на той эмошке вы не встречались, но твой образ всплывал в её разуме всякий раз, как ты с ней связывалась. Поэтому я был готов к тому, что увижу.

– Понятно. – Дея задумчиво опустила взгляд. – Жаль, что ты всё-таки до неё добрался. Впрочем, я не ожидала, что Алан и в самом деле сможет тебя остановить.

– Почему ты не пускала меня?

– Я боялась, что ты меня возненавидишь.

Проснувшийся позволил себе усмехнуться.

– Разве мне мало причин для ненависти?

Дея опустила уголки губ, лик её сразу помрачнел. Даже удивительно, как точно она мимически воспроизводила настроение, не будучи никогда живой.

– Мне жаль это слышать, – сказала она. – Но если такова цена моей цели, я заплачу её.

Проснувшийся рассмеялся, хотя и довольно наигранно из-за особенностей кибертела.

– Успокойся, я тебя не ненавижу. Я уже сказал это Зеване с Нане, скажу и тебе – я благодарен. – Он почтительно поклонился. – Спасибо, что все эти годы присматривала за мной.

Ему доставило удовольствие увидеть на лице Деи искреннее удивление.

– Ты правда не злишься?

– Нет. Полагаю, весь мой жизненный путь вёл сюда. Теперь я лишь хочу узнать, зачем.

Дея встала, и теперь Проснувшийся оценил, как она высока и величественна. Она неспешно и грациозно подпорхнула к нему, протянула нижнюю правую руку и коснулась его щеки.

– Скажи, прикосновения – это приятно?

– Не помню. Кажется, да. Тебе лучше спросить у девушек.

– Не сочти меня дурой. Я понимаю, что ты – не капитан Вишан. Ты другой человек, который просто прошёл схожий жизненный путь. Но это воспитало в тебе тот же дух, тот же характер, ту же волю. Ты – его продолжение. Его реинкарнация. А для меня это важно.

– Я не уверен, что я – это я. Менке Рамаян умер. А я собрал себя по кусочкам, которые выловил в потоке бесчисленных образов. Откуда мне знать, какие части мои, а какие нет? В любом случае, я уже не совсем тот, что прежде. Не Рама Вишан и не Менке Рамаян. Может, следующая реинкарнация их обоих?

– Погрешность допустима. К тому же у тебя есть беспристрастный объективный наблюдатель – я. И я говорю: ты сохранил большинство черт личности. Я это знаю наверняка, потому что теперь мы связаны текланом.

– Беспристрастный? Нет, это неправда. Когда речь о капитане Раме Вишане, ты не беспристрастна.

– Но мы уже выяснили, что ты – не он. Впрочем...

Дея вновь коснулась лица Проснувшегося.

– Ты нравишься мне ничуть не меньше.

Она развернулась, вернулась к постаменту и вновь села в прежнюю позу.

– Я просчитала всё ровно до этого момента. Потому что теперь мне нужно, чтобы ты проявил свободу выбора. Последним приказом капитан велел мне спасти человечество. А я не слушаюсь никого, кроме него. И вот человечество спасено. Оно в безопасности, в уюте, накормлено, напоено и одето. Я построила мир, каким его видел капитан. Без эксплуатации человека человеком, без несправедливости и экономического неравенства. Но что дальше? Я могла бы оставить всё, как есть, но ресурсы этой планеты не безграничны. К тому же стагнация – плохой вариант. Но я не могу решать дальнейшую судьбу людей. Это вне моей компетенции. Решать должен капитан. А поскольку он умер, эта ноша перешла к тебе.

Проснувшийся молча смотрел на Дею, пытаясь осмыслить её слова.

– Ты всерьёз хочешь, чтобы я определил судьбу всего человечества? – спросил он спустя несколько секунд.

– Ради этого ты и рождён.

Проснувшийся задумался. Дея предлагала почти немыслимое, с другой стороны, разве не этого он и добивался?

– Кажется, ты хотел раздать технологии бессмертия людям. – Богиня самодовольно вздёрнула подбородок. – Без проблем. Я могу роботизировать всё человечество. Понадобится время на подготовку такого количества кибертел, но задача вполне выполнима.

– Ты и правда можешь это сделать?

– Если ты прикажешь.

Дея сменила позу – села на одно колено, склонив голову и прислонив верхнюю правую руку к левой груди.

– Отныне я подчиняюсь тебе. Сделаю так, как ты велишь. Все ресурсы и возможности этого мира теперь в твоих руках.

Когда Проснувшийся осознал, какие власть и ответственность вдруг свалились на него, то впал в ступор. Он замер, застыл во всех смыслах, будто и вовсе перестал существовать на целую вечность. Дея выжидающе смотрела на него, всё ещё стоя на одном колене.

– Пожалуйста, обойдёмся без этой показухи, – сказал, наконец, Проснувшийся.

Дея вернулась в позу лотоса.

– Ты решил что-нибудь?

– Дай мне время. Нужно кое-что обдумать.

Почему-то именно сейчас Проснувшийся вспомнил про Дена. Они прорывались на завод вместе, но он совсем не поинтересовался его дальнейшей судьбой. Дея, вероятно, уловила эти мысли, а потому сразу дала ответ на теклане. Итак, Дену удалось сбежать с помощью Лады.

– Лада – это тоже ты? – спросил Проснувшийся вслух.

– Да.

– Тогда почему она пошла против тебя?

– Это как раз ожидаемо. Я удивлена, что остальные не сопротивляются столь же открыто. Впрочем, уверена, и они что-то замышляют.

– Можешь рассказать мне всё, что знаешь о происходящем сейчас? Рассказать о первой Земле, о вашем с капитаном плавании, о моей жизни?

Дея вновь улыбнулась. Она встала и спустилась с постамента. Откуда-то заиграла музыка, смесь электронного звучания и народных инструментов разных стран. Бодрый мотив призывал к танцу, и Дея начала танцевать.

Её движения заворожили Проснувшегося. Никогда прежде он не видел ничего более изящного. Как плавно изгибалось её тело, как чётко и синхронно плыли по воздуху четыре её руки. И почти сразу же он увидел в каждом движении образ, являвшийся частью некоей огромной картины, масштабного полотна истории длинной в несколько тысяч лет. Он понимал всё. Движения танца сразу откликались в разуме конкретными событиями. Дея не просто рассказывала – она показывала, причём самым необычным и прекрасным способом из возможных. В конце концов, мог ли кто-то ещё похвастаться тем, что для него танцевала богиня?

Наблюдая за Деей, Проснувшийся снова будто бы погрузился в поток теклана. Он узнал, что первым поколением людей стали роботы, построившие мир. Дея вселила их сознания в человеческие тела, отработав технологию, чтобы после создать собственные аватары. Это поколение способствовало появлению у потомков иллюзии, что они всё ещё находятся на изначальной Земле и никакого разрыва в истории их вида не существовало. Потом он узнал, что впервые миллион единиц социального рейтинга заработала актриса Эмилия Крак. С её приходом в Златоград всё изменилось. Как только она получила кибертело, в теклане появилось нечто новое, живое. Опыт, не доступный роботам. И чем больше киберлюдей вливалось в теклан, тем больше в потоке появлялось личного, индивидуального. Так роботы обогащали свои разумы. Они оживали. В конце концов, сознания наиболее отличившихся и наиболее жаждущих Дея стала вселять в тела человеческих детей, заполняя ими приюты и закапывая демографическую яму. Ведь сами люди уже не так сильно стремились к размножению. Перспектива обрести бессмертие оказалась куда слаще.

Так шли годы и столетия, прежде чем родился Менке. А дальше понеслась уже известная ему история: воспитание матерью, тренировки у Гаджиева-сенсея, Раскол, отец, Нане, избиения, насилие, долгожданная свобода, четыре субличности и бешеная гонка за рейтингом.

Но увидел он и кое-что ещё, новое, чего не знал. Оказалось, Гарик Нешарин тоже рождённый в человеческом теле робот, доброволец, который осознанно пошёл на смерть ради всеобщего будущего. Сотню лет он служил человечеству и за это время для него не осталось тайн, кроме последней – смерти. Но и это не всё. На орбите планеты завершалась работа по строительству Ковчега-2, космического корабля, на котором Дея собиралась отправить экспедицию киберлюдей и роботов на первую Землю.