Мастера русского стихотворного перевода. Том 1

Текст добавлен: 26 июня 2025, 04:52

Текст книги "Мастера русского стихотворного перевода. Том 1"

Автор книги: Александр Пушкин

Соавторы: Иван Тургенев,Михаил Михайлов,Михаил Лермонтов,Алексей Толстой,Николай Карамзин,Василий Жуковский,Иван Барков,Федор Тютчев,Евгений Баратынский,Афанасий Фет

Жанр:

Поэзия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Назад к карточке книги

Проспер Мериме

301. Морлах в Венеции

Когда мне подруга
Моя изменила
И храброе сердце
Во мне приуныло, —
Однажды, я помню,
Той смутной порою
Далмат повстречался
Коварный со мною.

«Возьми-ка, – он молвил, —
Винтовку лихую,
Пойдем-ка с тобою
В столицу морскую!
Житье, Алексеич,
Там нашему брату,
Душою там рады
Лихому солдату;

Там денег что камню,
Богаты мы будем,
Какие долманы
Себе мы добудем!
Нам грудь золотыми
Унижут кистями
И алую шапку
Дадут с галунами!

А красные девки!..
Как станем порою
По селам веселым
Бродить мы с тобою, —
Споют, Алексеич,
Нам песню такую…
Пойдем, брат, скорее
В столицу морскую!»

Поддался я, глупый,
На хитрые речи,
Не думая, вскинул
Винтовку на плечи —
И вот очутился
От милого края
Далёко, далёко…
Но счастья не знаю!

Как пес, я прикован,
И рвусь и тоскую,
И в хлебе насущном
Отраву я чую;
И девичья песня
Души не забавит,
И воздух заморский
Всё душит и давит!

Не ищут со мною
Красавицы встречи:
Пугают их, что ли,
Им чуждые речи.
Соотчичей старых
Не мог распознать я:
По нраву, по речи
Мне братья – не братья!

От них не услышишь
Родимого слова,
Не скажешь им: братцы,
Здорово, здорово!
Покинул давно бы
Я сторону эту:
Есть сила, есть крылья,
Да – волюшки нету!

<1846>

Из сербских народных песен

302. Зейнино заклятие

Полотно ткала – сидела Зейна,
Полотно ткала на огороде.
Мать приходит звать ее на ужин:
«Слышишь, Зейна, ужинать пойдем-ка!
Поедим-ка сахарной баклавы!»
Дочь на это с сердцем отвечает:
«Без меня пускай отходит ужин!
Не до ужина мне, горькой, нынче:
От тоски болит и ноет сердце!
Приходил ко мне сегодня милый,
Ощипал мои цветы-цветочки,
Оборвал в стану шелковы нитки.
Побраним его с тобою вместе:
Грудь моя, ты будь ему темницей!
Руки белые – на шее цепью!
А уста ему пусть очи выпьют!»

<1847>

303. Не бери подруги!

Побратим ты мой,
Побратим Иван,
Как не грех тебе:
Досадил ты мне!
Красна девица
За тебя идет!
Так и просится
Сабля вострая
Зарубить тебя,
Брата-недруга!
Не бери моей,
Брат, подруженьки!
Нашим всем она
Полюбилася:
Моему отцу —
Златом-серебром;
Моей матери —
Родом-племенем;
А сестрам моим —
Долгим волосом;
Мне же, молодцу, —
Чернотой очей,
Что черны у ней,
Как осення ночь.
Не бери ж моей,
Брат, подруженьки!

<1847>

304. Рыба и дева

Дева ý моря сидела,
Говоря сама с собою:
«Боже сильный! Боже правый!
Что на свете шире моря?
Что на свете долже поля?
Что быстрей коня лихого?
Что вкусней и слаще меда?
Что милей родного брата?»
Из воды ей рыба молвит:
«Ах ты, дева, зелен разум!
Небо шире синя моря;
Море долже чиста поля;
Взор быстрей коня лихого;
Белый сахар слаще меда;
А милóй милее брата».

<1847>

305. Милый и немилый

На лугу пасется белый конь,
Час пасется, два он слушает,
Как свою родную матушку
Молит девица-красавица:
«Не давай меня ты, матушка,
За немилова, неласкова!
Лучше с милым по горам ходить,
Воду с листьев дождевую пить,
Заедать колючим тернием,
Спать на голой, на сырой земле,
Чем с немилым в терему большом
Белый сахар есть и нежиться
На шелку всё да на бархате!»

<1847>

306. Воспоминание

«Милая! ты замужем уж нынче?»
– «Да, мой милый, и кормлю ребенка;
Я дала ему твое прозванье:
Коли станет на сердце мне горько
И к себе я подзываю сына,
Я не кличу: „Подойди-ка, сын мой!“
Говорю я: „Подойди-ка, милый!“»

<1847>

307. Когда горько сердцу

Ты потьмой полна, гора чернá!
Так и ты, мое сердечушко,
Полно горечью становишься,
Коли я смотрю на милого,
Да не смею целовать его!

<1847>

308. Не сердись на меня

Не сердись ты, милая, на друга,
А не то как сам я рассержуся —
Вся нас Босна помирить не сможет,
Босна вся и вся Герцеговина!

<1847>

309. Юноша и дева

«Ах, душа ты красная девица,
Ты на что глядела, вырастая?
На зеленый, что ли, бор глядела?
Аль на елку тонку и высоку?
Аль на брата моего меньшого?»
– «Ах ты, молодец, мой сокол ясный!
Не на зелен бор глядя, росла я,
Ни на елку тонку и высоку,
Ни на брата твоего меньшого,
Но глядела, друг мой, вырастая,
На тебя я всё, млада, глядела!»

<1847>

310. Черное письмо в черный час

В эту ночь письмо ко мне приходит
В черный час и с черною печатью,
С красными, кровавыми словами:
Говорит оно о красной деве,
О моей изменщице-подруге,
Что выходит, видишь, скоро замуж
За какого-то Бегич-Асан-Агу
И меня зовет к себе на свадьбу.
Как мне, горькому, идти на праздник?
Как дадут веселую мне чарку —
За невестино здоровье выпить, —
Что сказать мне, я не знаю, право!
Одолею ль я в ту пору сердце?
То ль скажу: здорово, дорогая!
То ль скажу, изменщица, здорово!

<1847>

311. Мать и дочь

Пробежал молодец,
Пробежал по селу;
Я впотьмах, молода,
Проглядела его, —
Стало мне на душе
Тяжело таково!
«Ах, родная моя,
Позови молодца!»
– «Что тебе в молодце?
Видишь, он не простой,
Не простой, городской:
Надо пива ему,
Надо ужин собрать
И постелю потом
Городскую постлать!»
– «Ах, родная моя,
Позови молодца!
Вместо пива ему —
Черны очи мои;
Вместо хлеба ему —
Белы щеки мои;
А закускою будь —
Лебединая грудь;
А постель молодцу —
Мурава на лугу;
А покров – небеса;
В голова же ему
Дам я бело плечо,
Я плечо горячо!
Ах, родная моя,
Позови молодца!»

<1847>

312. Девица на городских воротах

Сокол взвился высóко,
Вскинул крылья широко,
Оглянулся направо,
Оглянулся, увидел
Городские ворота,
На воротах девица,
Только-только умылась
И бровями поводит,
У нее белы плечи
Будто снег забелелись;
Подле мóлодец добрый,
Говорит ей он тихо,
Говорит таки речи:
«Запахни свои плечи!
Не смотри прямо в очи:
Мне глядеть нету мочи!»

<1857>

313. Женитьба воробья

Как задумал воробей жениться,
Стал он сватать девицу синицу;
Трú раза он по полю пропрыгал
И четыре по горе высокой,
Сватал, сватал, наконец сосватал;
Взял в дружки он пегую сороку,
В деверья хохлатую чекушу,
В посаженые отцы витютня,
В кумовья болотную чапуру,
А в прикумки птицу шеверлюгу.
Собирались сваты по невесту
И дошли до ней благополучно,
Но как стали возвращаться к дому
И пошли через Косово поле,
Говорит им так синица птица:
«Не шумите, господа вы сваты,
Вы не спорьте, громко не гуторьте!
А не то ударит с неба кобчик
И отымет он у вас невесту!»
Только что она проговорила,
Как откуда ни возьмися кобчик:
Ухватил девицу он синицу,
Кто куда все сваты разбежались,
Сам жених в овсяную солому,
А дружко-сорока на березу!

<1857>

Из украинских народных песен
314. Коломыйки (1–5)

1

Кабы мне да не робенок, я не знала б скуки,
Да связал мне мой робенок, связал мне он руки.
Кабы мне да не чепец, не платочек алый,
Я играла б что в пруде гусь-гусенок малый.

2

Как пойдете, хлопцы, в танец, буки в обе руки:
У соседки-то у нашей зубы как у суки!

3

Ой, все куры на насести, кочет на пороге;
Все солдаты úдут в хаты, милый мой в дороге.

4

Выйду, выйду на село, посередке стану:
Шлет мне милая пирог, другая сметану.

5

Не туда ли гнутся лозы, где место положе?
Не туда ли смотрят очи, куда сердце хочет?

<1857>

Из литовских народных песен

315. Ворон

Кружúтся черный ворон,
На землю опустился,
В когтях своих он держит,
Он держит белу руку
И золото колечко.
«Скажи мне, черный ворон,
Где взял ты белу руку
И золото колечко?»
– «Я был на поле битвы,
Там люди страшно бились,
От сабель от булатных
Там иверни летели,
Там кровь лилась рекою,
И не один там плакал
Отец по милом сыне!»
– «Ах, ворон, черный ворон!
Отдай мое колечко!
Знать, милый-ненаглядный
Домой уж не вернется!»

<1857>

Из словацких народных песен

316. Белград

Конь под Белградом стоит вороной,
     На нем сидит,
     Кровью покрыт,
     Миленький мой.

Знаешь ли, мúла, как битва живет?
     Видишь – с меня,
     Видишь – с коня
     Кровь так и льет!

Знаешь ли, мúла, какой наш обед?
     Наша еда —
     Хлеб да вода,
     Вот наш обед!

Знаешь ли, мúла, где буду я спать?
     Там, где убьют,
     Там погребут,
     Там мне лежать!

Знаешь ли, кто у меня звонарем?
     Раненых стон,
     Сабельный звон,
     Пушечный гром!

<1857>

317. Старый разбойник

На горах высокиих
Óгнище разложено;
Кто ж там подле óгнища?
Двенадцать разбойников,
Атаман тринадцатый,
Старый, весь израненный:
«Братцы вы, товарищи,
Разломите надвое
Мою востру сабельку,
Что одним-то кончиком
Мне снимите голову,
А другим копайте мне
Во поле могилушку».

<1857>

Из польских народных песен
318. Краковяки (1—10)

1

Скачет, скачет конь мой борзый, по полю он скачет;
Не скажу я никому, что это всё значит.
Скачет, машет конь ретивый своей черной гривой;
Ах, не верьте вы, не верьте девице спесивой!

2

Свищут, свищут соловьи, песенки заводят;
Нынче молодцам не верь: всех они проводят;
Нынче молодцам не верь, да и девкам тоже,
Знать, такая вышла мода, ни на что не гожа!

3

Брошу эти страны
И махну туды я,
Где у старых панов
Жены молодые.

4

Сяду, сяду на коня,
Стремечко из стали:
Помни, помни, как меня
Звали, прозывали!

5

Чтобы вы узнали истого поляка,
Пропою, танцуя, вам я краковяка.

6

Сивая кобыла, да рыжая грива,
Хоть не статен, не хорош, да порхаю живо!

7

Сказывают люди – и что им за дело! —
Что девица с молодцом вечером сидела.

8

Наша хата, наша хата повалится скоро;
Ах, как же ей не валиться, коли подле бора.

9

Сизый селезень плывет через сине море;
Мой сосед сегодня весел, мне печаль и горе.

10

Я поеду чрез деревню, сниму с себя шапку,
Старой матушке поклон, дочь ее в охапку!

<1857>

Из французских народных песен

319. Смерть и погребение непобедимого Мальбрука

Мальбрук в поход поехал,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Мальбрук в поход поехал,
Ах, будет ли назад?

Назад он будет к Пасхе,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Назад он будет к Пасхе
Иль к Троицыну дню.

День Троицын проходит,
Миронтон, миронтон, миронтень,
День Троицын проходит,
Мальбрука не видать.

Мальбрукова супруга,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Мальбрукова супруга
На башню всходит вверх.

Пажа оттуда видит,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Пажа оттуда видит,
Он в черном весь одет.

«Ах, паж мой, паж прекрасный,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Ах, паж мой, паж прекрасный,
Что нового у вас?»

«Принес я весть дурную,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Принес я весть дурную:
Пролить вам много слез!

Оставьте алый бархат,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Оставьте алый бархат
И светлый свой атлас!

Мальбрук наш славный умер,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Мальбрук наш славный умер
И в землю погребен.

Четыре офицера,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Четыре офицера
За гробом шли его.

Один его кольчугу,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Один его кольчугу,
Другой кирасы нес.

А третий меч булатный,
Миронтон, миронтон, миронтень,
А третий меч булатный,
Четвертый – ничего.

Вокруг его могилы,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Вокруг его могилы
Фиалки расцвели.

И соловей на ветке,
Миронтон, миронтон, миронтень,
И соловей на ветке,
И соловей запел.

Над гробом поднялася,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Над гробом поднялася
Мальбрукова душа.

Упал на землю всякий,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Упал на землю всякий,
Упал и после встал.

Чтоб петь его победы,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Чтоб петь его победы
И подвиги его.

Когда ж его зарыли,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Когда ж его зарыли,
Легли все отдыхать.

Один сам-друг с женою,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Один сам-друг с женою,
Другие – как пришлось.

Там было много всяких,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Там было много всяких,
Я видел это сам.

Блондинок и брюнеток,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Блондинок, и брюнеток,
И рыжих, и седых».

Теперь мы всё пропели,
Миронтон, миронтон, миронтень,
Теперь мы всё пропели,
И песне той конец!

<1857>

Адам Мицкевич
320—324. Крымские сонеты

Штиль на море

Едва дрожит простор волны хрустальной,
Как спящей девы млеющая грудь,
И полог у нее опочивальный
Зефир крылом не смеет шевельнуть.

Корабль стоит, не двигаясь ничуть;
Матрос забыл чужбины берег дальный,
Тяжелый труд и странствий бег печальный
И может безмятежнее вздохнуть.

О, море! спят в минуту непогоды
Чудовища твоих глубоких вод…
Так и во мне тревожный змей живет;

Он долго спит… проходят дни и годы…
Но чуть блеснет коварный луч свободы —
Проснется он и кольца разовьет!

<1845>

Аккерманские степи

Плыву среди сухого океана,
В волнах цветов ныряет легкий воз,
Минуя куст колючего бурьяна
И острова коралловые роз.

Не видно ни дороги, ни кургана;
Сиянье звезд по небу разлилось,
А там, вдали, как зарево зажглось:
То блещет Днестр – лампада Аккермана!

Какая тишь! трава не шелохнет!
Кругом меня вся ночь живет и дышит;
Вон, журавлей мне слышится полет;

Чу, мотылек во тьме траву колышет,
И легкий ветер ласково поет…
Какая тишь! откликнись, мой народ:

В такой тиши мой дух тебя услышит!..
Поедем: голосу никто не подает!

<1846>

Отплытие

Ударил ветр! кишат морские чуды;
Матрос повис на сети, как паук;
Вот тронулся корабль высокогрудый
И побежал с полуночи на юг!

Напрасны волн упрямые усилья:
Борец летит по степи водяной,
Он ураган захватывает в крылья,
И облака он режет головой.

И я лечу! я грудью налегаю —
И кажется, быстрей корабль пошел,
Как будто бы ему я помогаю,
И любо мне: теперь я сам орел!

<1846>

Буря

Чернеют небеса; легли на волны тени;
Светило бледное погасло в тучах мглы;
Робеют путники; повсюду крики, пени…
Шквал, буря! – и корабль помчало на скалы!

Бушуют горы волн, то мрачны, то светлы,
И дерзостной стопой на влажные ступени
Восходит гибели могущественный гений,
Как воин, вражие штурмующий валы.

Кто плачет, кто спешит с товарищем проститься,
Кто взоры к небесам молящие возвел,
Кто на колени пал и набожно крестится…

Один лишь к стороне безмолвно отошел
И думал про себя: счастлив, кто бурь боится,
Кто веру сохранил и может помолиться!

<1858>

Вид гор от Евпатории

Странник
Аллах ли там простер стеною море льду?
Для тронов ангелам сковал свои туманы?
Иль дивы провели по высям борозду,
Чтоб сдерживать светил бродящих караваны?

А там: что за пожар у путника в виду?
Быть может, то Аллах, как стихнет день румяный
И вечер свой покров раскинет над поляной,
Для смертных в небесах затеплил ту звезду?

Мирза-проводник
Там? был я: там зима и хладные метели!
Полету облаков назначен там предел;
Истоки ярых вод у ног моих шумели;

Дохнул я в высоте: в дыханьи снег летел!
Там спящую грозу я видел в колыбели,
Где в небе надо мной лишь месяц пламенел…
То – Чатырдаг…

<1860>

А. В. Дружинин

Джордж Гордон Байрон

325. Стихи, написанные при получении известия о болезни леди Байрон

Страдала ты – и не был я с тобою!
Грустила ты – и я бродил вдали!
Зачем Беда с сестрой своей Тоскою,
Нежданные, отсель к тебе пришли?
Я предсказал тебе их посещенье,
Предвидел я гонения следы,
И за борьбой минуты расслабленья,
И скорбный час унынья и беды…
Не в битвы час, не в грозный час разлуки
Мы вечного всем сердцем жаждем сна,
Но в тяжкий миг затишья после муки,
Когда при нас осталась жизнь одна.

Так, я отмщен! Судьбой своей гонимый,
Я грешен был, я мог преступен быть;
Но не тебе, не женщине любимой
Господь велел грехи мои казнить!
И долго ты не будешь знать покоя,
И много бед еще переживешь;
В моей груди посеяв горе злое,
Ты горький плод в душе своей пожнешь!
И пусть льстецы исполнены вниманья,
И вкруг тебя пускай теснится свет:
Безжалостным не будет состраданья,
Безжалостным на небе места нет!
Я много жил и был богат врагами,
И в честный бой ходил прямым путем:
Я мстил врагам иль делал их друзьями;
Но ты была неведомым врагом!
Средь тишины и страсти безмятежной
Таинственно свершая дело зла,
Ты в слабости пленительной и нежной,
Как бы в броне, закована была.
И тихо шла извилистой тропою,
В моей груди согретая змея…
Хвались теперь: свершила ты со мною,
Чего с тобой не мог бы сделать я!

1853

А. Н. Плещеев

Генрих Гейне

326. Барабанщик

Возьми барабан и не бойся,
Целуй маркитантку звучней!
Вот смысл глубочайший искусства,
Вот смысл философии всей!

Сильнее стучи и тревогой
Ты спящих от сна пробуди!
Вот смысл глубочайший искусства;
А сам маршируй впереди!

Вот Гегель! Вот книжная мудрость!
Вот дух философских начал!
Давно я постиг эту тайну,
Давно барабанщиком стал!

1846

327.

Долго в этой жизни темной
Образ милый мне блистал;
Но исчез он – и, как прежде,
Я бродить в потемках стал.

Как ребенок запевает
Песню громкую впотьмах,
Чтобы ею хоть немного
Разогнать свой детский страх, —

Так, ребенок безрассудный,
В темноте пою и я:
Песня, может, не забавна,
Да тоска прошла моя.

1846

328.

Красавицу юноша любит,
Но ей полюбился другой;
Другой этот любит другую
И нáзвал своею женой.

За первого встречного замуж
Красавица с горя идет,
А бедного юноши сердце
Тоска до могилы гнетет.

Старинная сказка! Но вечно
Останется новой она,
И лучше б на свет не родился
Тот, с кем она сбыться должна!

<1859>

329. Разговор в дубраве

«Слышишь, к нам несутся звуки
Контрабаса, флейты, скрипки!
Это пляшут поселянки
На лугу, под тенью липки».

«Контрабасы, флейты, скрипки!
Уж не спятил ли с ума ты?
Это хрюканью свиному
Вторят с визгом поросята».

«Слышишь, как трубит охотник
В медный рог свой в чаще темной?
Слышишь, как ягнят сзывает
Пастушок волынкой скромной?»

«Я не слышу ни волынки,
Ни охотничьего рога, —
Вижу только свинопаса,
Что идет своей дорогой».

«Слышишь пенье? Сладко в душу
Льется песня неземная;
Веют белыми крылами
Херувимы, ей внимая…»

«Бредишь ты! Какое пенье
И какие херувимы?
То гусей своих мальчишки,
Распевая, гонят мимо».

«Колокольный звон протяжный
Раздается в отдалении;
В бедный храм свой поселяне
Идут, полны умиленья».

«Ошибаешься, мой милый:
И степенны и суровы,
С колокольчиками úдут
В стойло темное коровы».

«Посмотри: между ветвями
Платье белое мелькает;
То идет моя подруга,
Счастьем взор ее блистает!»

«Вот потеха! Иль не знаешь
Ты лесничихи-старушки?
Целый день с клюкою бродит
У лесной она опушки».

Все вопросы фантазера
Осмеял ты ядовито…
Одного ты не разрушишь,
Что глубоко в сердце скрыто…

<1872>

Мориц Гартман

330. Молчание

Ни слова, о друг мой, ни вздоха…
Мы будем с тобой молчаливы…
Ведь молча над камнем могильным
Склоняются грустные ивы…

И только, склонившись, читают,
Как я в твоем взоре усталом,
Что были дни ясного счастья,
Что этого счастья – не стало!

1861

Роберт Саути

331. Бленгеймский бой

Прохладный вечер наступил,
   Сменив палящий зной.
У входа в хижину свою
   Сидел старик седой.
Играла внучка перед ним
С братишкой маленьким своим.

И что-то круглое в траве
   Бросали всё они.
Вдруг мальчик к деду подбежал
   И говорит: «Взгляни,
Что это мы на берегу
Нашли: понять я не могу».

Находку внучка взяв, старик
   Со вздохом отвечал:
«Ах, это череп! Кто его
   Носил – со славой пал.
Когда-то был здесь жаркий бой —
И не один погиб герой.

В саду костей и черепов
   Не сосчитаешь, друг!
И в поле тоже: сколько раз
   Их задевал мой плуг.
Здесь реки крови протекли
И храбрых тысячи легли».

«Ах, расскажи нам, расскажи
   Про эти времена! —
Воскликнул внук. – Из-за чего
   Была тогда война?»
Затихли дети, не дохнут:
Чудес они от деда ждут.

«Из-за чего была война,
   Спросил ты, мой дружок;
Добиться этого и сам
   Я с малых лет не мог.
Но говорили все, что свет
Таких не видывал побед.

В Бленгейме жили мы с отцом…
   Пальба весь день была…
Упала бомба в домик наш —
   И он сгорел дотла.
С женой, с детьми отец бежал:
Он бесприютным нищим стал.

Всё истребил огонь, и рожь
   Не дождалась жнеца.
Больных старух, грудных детей
   Погибло без конца.
Как быть! На то война, и нет,
Увы, без этого побед!

Мне не забыть тот миг, когда
   На поле битвы я
Взглянул впервые. Горы тел
   Лежали там, гния.
Ужасный вид! Но что ж?
Иной Побед нельзя купить ценой.

В честь победивших пили все:
   Хвала гремела им».
– «Как? – внучка деда прервала, —
   Разбойникам таким?»
– «Молчи! гордиться вся страна
Победой славною должна.

Да! принц Евгений и Мальброг
   Тот выиграли бой».
Тут мальчик перебил: «А прок
   От этого какой?»
– «Молчи, несносный дуралей!
Мир не видал побед славней!»

1871