Текст книги "Мастера русского стихотворного перевода. Том 1"

Автор книги: Александр Пушкин

Э. И. Губер

218– 219. Фауст

Монолог Фауста

 
Вестником неба весна прилетела;
Растаяли льдины на светлых реках;
Весне уступая, зима присмирела
И ищет приюта на снежных горах.
И только порою под ветром взыграет,
Бессильную льдину с утеса пошлет,
И раннюю зелень на миг покрывает,
И вновь на суровых вершинах заснет.
Но солнце дохнуло над снежной корою;
Всё жизнию дышит, растет и кипит.
Цветы лишь не вскрылись под ранней весною,
Их в пестрых нарядах толпа заменит.
В роскошной одежде природа пред нами!
Ты видишь ли город с этих высот?
Как весело люди выходят толпами,
Шумя и пестрея, из тесных ворот!
И любо им; все веселятся сегодня,
Всем светят забавы и радость любви.
То праздничный день: воскресенье господне!
Но вместе с ним сами воскресли они,
Воскресли, восстали от жизни бездушной,
От мелких забот, ежедневных трудов,
Из тесных улиц, из хижины душной,
Из древнего храма, из хладных гробов.
Смотри, как шумно толпа разбежалась!
Тот бросился в поле, тот в сад полетел.
Ладья на реке за ладьей показалась,
И гордый поток под веслом зашумел.
И даже в горах над крутыми скалами
Пестрою лентой проходит толпа.
Вот это их небо! оно перед нами!
Их жизнь беззаботна, их радость слепа.
Радость и горе проходят над веком;
Любо с толпою по морю плыть!
Мне любо с ней вместе быть человеком!
Я только здесь им могу еще быть!
 

<1838>

Из сцены «Погреб Ауэрбаха в Лейпциге»

 
Мефистофель
Когда пришли мы к вам сюда,
Здесь хором песни раздавались;
От этих сводов голоса,
Должно быть, славно отражались.
 
 
Фрош
Вы виртуоз, я побожусь?
 
 
Мефистофель
Охота есть, да силы не хватает.
 
 
Альтмайер
Пускай нас песней угощает.
 
 
Мефистофель
Пожалуй, я не откажусь.
 
 
Сибель
Да вы бы новенькую дали.
 
 
Мефистофель
Недаром мы в Испании бывали,
В отчизне песен и вина;
Какой-то царь старинный
С блохою где-то жил.
 
 
Фрош
С блохой далёко ль до греха?
Прекрасный гость у нас блоха.
 
 
Мефистофель
Какой-то царь старинный
С блохою где-то жил,
Ее за нрав невинный
Как сына он любил.
И позвал царь портного,
Портной к нему пришел:
Сшей барину обнову —
Штанишки да камзол.
 
 
Брандер
Ну! признаюсь, пришлось портному гадко,
Пусть снимет мерку поверней,
Чтобы штаны сидели гладко
И чтоб ложились <поровней>.
 
 
Мефистофель
И в шелк блоху одели,
И в бархат, и в цветы,
И ленты ей надели,
И дали ей кресты.
Блоха министром стала,
Любимцем при царе,
И вся родня попала
В вельможи при дворе;
И всё пред нею трусит,
Нет никому житья:
Царицу здесь укусит,
Там горничных ея;
Всех щелкает исправно,
Никто ее не бьет;
А мы так ногтем славно,
Как только ущипнет.
 
 
Хор (с криком)
А мы так ногтем славно,
Как только ущипнет!
 
 
Фрош
Что хорошо, то хорошо!
 
 
Сибель
Уж бить – так всех их заодно!
 
 
Брандер
Держи блоху, дави урода.
 
 
Альтмайер
Да здравствует свобода!
Да здравствует вино!
 

<1838>

220. Границы человечества

 
Когда всеведущий
Отец-Создатель
Рукой покойной
Кинет молнию
Из грозной тучи,
Благословляя
Нашу землю, —
Тогда целую
Я крайний шов
Его одежды —
И страх дитяти
В моей груди.
Да не посмеет
Рядом с богами
Идти человек.
Как встанет он
И головой
До звезд коснется,
Ему стопами
Упираться негде,
И им играют
Ветер и буря.
Когда стоит он
Стопою твердой
На твердой скале —
Он и тогда еще
Не столько крепок,
Как дуб маститый,
Или как гибка
Лоза винограда.
Что отличает
Богов от людей?
Что многие волны
Текут перед ними
Вечным потоком;
Нас носят волны,
Глотают волны,
И в них мы тонем.
В тесном колечке
Вся граница
Нашей жизни —
И тысячи тысяч
Поколений
Соединяются
Бесконечною цепию
Их бытия.
 

<1859>

221. Слова веры

 
Три слова я знаю – в них тайна свята,
   Их люди умом постигают;
Они переходят из уст в уста,
   Но в сердце одном обитают;
Человек невозвратно погибнет в грехах,
Не веруя смыслу в высоких словах.
 
 
Он создай свободным – свободен он,
   Хотя бы в оковах родился;
Крик черни безумен, и вечный закон
   Попыткой глупцов не сменился;
Низвергнув оковы, страшитесь раба,
Но тот, кто свободен, страшится греха.
 
 
И есть добродетель в правдивых сердцах,
   Доступная грешному взору;
Пусть смертный родится и гибнет в грехах, —
   Он видит святую опору;
Что скрыто от разума мудрых людей,
То ясно понятию слабых детей.
 
 
Есть бог, и небесная воля свята,
Хотя б изменялась земная;
Над веком и тесным пространством одна
   Возносится дума живая,—
И пусть за изменой измена грозит,
Средь измены дух мирный ко цели спешит.
 
 
Три слова храните: в них тайна свята,
   Из уст их в уста передайте;
Доступных лишь светлому взору ума
   Их сердцем одним постигайте!
Человек неподвластен коварным грехам,
   Пока еще верит чудесным словам.
 

<1859>

M. П. Вронченко

Посвящение

 
Вы носитесь передо мною снова,
Неясные виденья ранних дней!
Решусь ли вас облечь в одежду слова?
Найду ли прежний пыл в груди моей?
Вы неотступны? что ж? душа готова
Пожить и ныне средь былых гостей:
Волшебная примчавшая вас сила
В нее опять жар юности вселила.
 
 
Вы время мне напомнили златое,
И много милых призраков встает:
Вот, как преданье старины святое,
Любовь и дружба первые; но вот
И грусть о всем, чем бытие земное
Изукрашало прежде свой полет, —
О тех друзьях, что уж к последней цели,
Обмануты надеждой, отлетели!
 
 
Да, но моих не слышат новых пений,
Чей слух начальным пениям внимал:
Рассеян круг их от мирских волнений;
Их отголосок дружный замолчал;
Пою для чуждых сердцу поколений,
Боюсь, им чуждый, самых их похвал;
Друзьям же как почтить меня хвалою?
Кто жив, тот брошен далеко судьбою!
 
 
И в мир бесплотных, в светлый край свой отчий
Летит душа, давнишних дум полна;
Как арфы стон Эоловой в час ночи,
Струится с лиры песнь, едва слышна;
Трепещет грудь; от слез чуть видят очи;
Суровость сердца грустью смягчена;
Всё сущее мне зрится отдаленным,
А всё былое – вновь осуществленным.
 

<1844>

Песня Маргариты

Гретхен одна, за самопрялкой.

 
Исчез мой покой;
Грусть сердце гнетет —
Ах, ввек уж покоя
Оно не найдет!
 
 
Где нет со мною
Дружка моего,
Там свет не ясен,
Там всё мертво.
 
 
В голове моей бедной
Идет всё кругом,
Всё смешано в бедном
Уме моем.
 
 
Исчез мой покой;
Грусть сердце гнетет —
Ах, ввек уж покоя
Оно не найдет!
 
 
Ожидая лишь друга,
В окно я гляжу;
Ему лишь навстречу
За дверь выхожу.
 
 
Его гордая поступь,
Осанистый вид,
Улыбки прелесть
И взоров магнит;
 
 
Его волшебный
Слова дар,
И его поцелуя
Страстный жар!..
 
 
Исчез мой покой;
Грусть сердце гнетет —
Ах, ввек уж покоя
Оно не найдет!
 
 
К нему летит
Душа моя;
Обняла бы его,
Не пустила бы я;
 
 
Его б целовала,
Сколько могла;
Целуя бы, душу
Творцу отдала.
 

<1844>

Молитва Маргариты

 
Воззри без гнева,
Многоскорбная Дева,
На горесть сердца моего!
 
 
Мечом пронзенна,
Глядишь смиренно
На смерть ты сына своего;
 
 
К творцу вздыхаешь
И воссылаешь
Мольбы ко благости его.
 
 
Кто знает,
Как тает
От мук душа моя!
То, к чему она стремится,
Чем трепещет, в чем винится,
Видим только ты да я.
 
 
С людьми ли я – о боже,
Всё то ж, всё то ж, всё то же
Кипит и ноет в ней;
Одна ль – всегда тоскуя,
Всё лью, всё лью, всё лью я
Потоки из очей.
 
 
Слезами я сегодня
Цветник свой полила,
Когда в нем ранним утром
Тебе цветы брала;
 
 
В слезах уж на постели
Сидела я давно,
Когда, взошедши, солнце
Блеснуло мне в окно.
 
 
Спаси меня и сохрани!
Без гнева,
Многоскорбная Дева,
Ко мне свой светлый лик склони!
 

<1844>

Ф. И. Тютчев

225. Гектор и Андромаха

 
Андромаха
Снова ль, Гектор, мчишься в бурю брани,
Где с булатом в неприступной длани
Мстительный свирепствует Пелид?..
Кто же призрит Гекторова сына,
Кто научит долгу властелина,
Страх к богам в младенце поселит?..
 
 
Гектор
Мне ль томиться в тягостном покое?..
Сердце жаждет прохлажденья в бое,
   Мести жаждет за Пергам!..
Древняя отцов моих обитель!
Я паду!.. но, родины спаситель,
Сниду весел к Стиксовым брегам…
 
 
Андромаха
Суждено ль мне в сих чертогах славы
Видеть меч твой праздный и заржавый?
Осужден ли весь Приамов род?..
Скоро там, где нет любви и света, —
Там, где льется сумрачная Лета,
Скоро в ней любовь твоя умрет!..
 
 
Гектор
Все души надежды, все порывы,
Всё поглотят воды молчаливы, —
   Но не Гектора любовь!..
Слышишь?.. мчатся… Пламя пышет боя!..
Час ударил!.. Сын, супруга, Троя!..
Бесконечна Гектора любовь!..
 

<1822>

226. Песнь Радости

 
Радость, первенец творенья,
Дщерь великого Отца,
Мы, как жертву прославленья,
Предаем тебе сердца!
Всё, что делит прихоть света,
Твой алтарь сближает вновь,
И душа, тобой согрета,
Пьет в лучах твоих любовь!
 
 
Хор
   В круг единый, божьи чада!
   Ваш Отец глядит на вас!
   Свят его призывный глас,
   И верна его награда!
 
 
Кто небес провидел сладость,
Кто любил на сей земли,
В милом взоре черпал радость, —
Радость нашу раздели.
Все, чье сердце сердцу друга
В братской вторило груди;
Кто ж не мог любить, – из круга
Прочь с слезами отойди!..
 
 
Хор
   Душ родство! о, луч небесный!
   Вседержащее звено!
   К небесам ведет оно,
   Где витает Неизвестный!
 
 
У грудей благой природы
Всё, что дышит, Радость пьет!
Все созданья, все народы
За собой она влечет;
 
 
Нам друзей дала в несчастье —
Гроздий сок, венки харит,
Насекомым – сладострастье,
Ангел – богу предстоит.
 
 
Хор
   Что, сердца, благовестите?
   Иль творец сказался вам?
   Здесь лишь тени – солнце там, —
   Выше звезд его ищите!..
 
 
Душу божьего творенья
Радость вечная поит,
Тайной силою броженья
Кубок жизни пламенит;
Травку выманила к свету,
В солнцы – хаос развила
И в пространствах – звездочету
Неподвластных – разлила!
 
 
Хор
   Как миры катятся следом
   За вседвижущим перстом,
   К нашей цели потечем —
   Бодро, как герой к победам!
 
 
В ярком истины зерцале
Образ твой очам блестит;
В горьком опыта фиале
Твой алмаз на дне горит.
Ты, как облак прохлажденья,
Нам предходишь средь трудов;
Светишь утром возрожденья
Сквозь расселины гробов!
 
 
Хор
   Верьте правящей деснице! —
   Наши скорби, слезы, вздох
   В ней хранятся как залог
   И искупятся сторицей!
 
 
Кто постигнет провиденье?
Кто явит стези его?
В сердце сыщем откровенье,
Сердце скажет божество!
Прочь вражда с земного круга!
Породнись душа с душой!
Жертвой мести – купим друга,
Пурпур – вретища ценой.
 
 
Хор
   Мы врагам своим простили,
   В книге жизни нет долгов;
   Там, в святилище миров,
   Судит бог, как мы судили!..
 
 
Радость грозды наливает,
Радость кубки пламенит,
Сердце дикого смягчает,
Грудь отчаянья живит!
В искрах к небу брызжет пена,
Сердце чувствует полней;
Други, братья, – на колена!
Всеблагому кубок сей!..
 
 
Хор
   Ты, чья мысль духов родила,
   Ты, чей взор миры зажег!
   Пьем тебе, великий бог!
   Жизнь миров и душ светило!
 
 
Слабым – братскую услугу,
Добрым – братскую любовь,
Верность клятв – врагу и другу,
Долгу в дань – всю сердца кровь!
Гражданина голос смелый —
На совет к земным богам;
Торжествуй святое дело —
Вечный стыд его врагам.
 
 
Хор
   Нашу длань к твоей, Отец,
   Простираем в бесконечность!
   Нашим клятвам даруй вечность!
   Наши клятвы – гимн сердец!
 

1823

227.

 
С озера веет прохлада и нега, —
Отрок заснул, убаюкан у брега.
   Блаженные звуки
   Он слышит во сне;
   То ангелов лики
   Поют в вышине.
 
 
И вот он очнулся от райского сна, —
Его, обнимая, ласкает волна,
   И слышит он голос,
   Как ропот струи:
   «Приди, мой красавец,
   В объятья мои!»
 

1851 (?)

228. Песнь скандинавских воинов

 
   Хладен, светел,
   День проснулся —
   Ранний петел
   Встрепенулся, —
Дружина, воспрянь!
Вставайте, о други!
   Бодрей, бодрей
   На пир мечей,
   На брань!..
 
 
Пред нами наш вождь!
Мужайтесь, о други,
И вслед за могучим
Ударим грозой!..
 
 
   Вихрем помчимся,
   Сквозь тучи и гром,
   К солнцу победы
   Вслед за орлом!..
 
 
Где битва мрачнее, воители чаще,
Где срослися щиты, где сплелися мечи,
Туда он ударит – перун вседробящий —
И след огнезвездный и кровью горящий
Пророет дружине в железной ночи.
 
 
За ним, за ним – в ряды врагов,
   Смелей друзья, за ним!..
Как груды скал, как море льдов —
   Прорвем их и стесним!..
 
 
     Хладен, светел,
     День проснулся —
     Ранний петел
     Встрепенулся, —
   Дружина, воспрянь!..
 
 
Не кубок кипящий душистого меда
Румяное утро героям вручит;
Не сладостных жен любовь и беседа
Вам душу согреет и жизнь оживит, —
Но вас, обновленных прохладою сна,
Кровавыя битвы подымет волна!..
 
 
   Дружина, воспрянь!..
   Смерть иль победа!..
     На брань!..
 

<1826>

229.

 
   Кто с хлебом слез своих не ел,
   Кто в жизни целыми ночами
   На ложе, плача, не сидел,
Тот незнаком с небесными властями.
 
 
   Они нас в бытие манят,
   Заводят слабость в преступленья,
   И после муками казнят:
Нет на земли проступка без отмщенья!
 

230.

 
Кто хочет миру чуждым быть,
   Тот скоро будет чужд, —
Ах, людям есть кого любить,
   Что им до наших нужд!
 
 
   Так! что вам до меня?
   Что вам беда моя?
   Она лишь про меня, —
   С ней не расстанусь я!
 
 
Как крáдется к милой любовник тайком:
   «Откликнись, друг милый, одна ль?» —
   Так бродит ночию и днем
   Кругом меня тоска,
   Кругом меня печаль!..
   Ах, разве лишь в гробу
   От них укрыться мне, —
   В гробу, в земле сырой,
   Там бросят и оне!
 

<1830>

231.

 
Ты знаешь край, где мирт и лавр растет,
Глубок и чист лазурный неба свод,
Цветет лимон, и апельсин златой
Как жар горит под зеленью густой?..
   Ты был ли там? Туда, туда с тобой
   Хотела б я укрыться, милый мой.
 
 
Ты знаешь высь с стезей по крутизнам?.
Лошак бредет в тумане по снегам,
В ущельях гор отродье змей живет,
Гремит обвал и водопад ревет…
   Ты был ли там? Туда, туда с тобой
   Лежит наш путь – уйдем, властитель мой.
 
 
Ты знаешь дом на мраморных столпах?
Сияет зал, и купол весь в лучах;
Глядят кумиры, молча и грустя:
«Что, что с тобою, бедное дитя?..»
   Ты был ли там? Туда, туда с тобой
   Уйдем скорей, уйдем, родитель мой.
 

1851 (?)

232. Вопросы

 
Над морем, диким полуночным морем
   Муж-юноша стоит —
В груди тоска, в уме сомненья, —
И, сумрачный, он вопрошает волны:
«О, разрешите мне загадку жизни,
Мучительно-старинную загадку,
Над коей сотни, тысячи голов —
В египетских халдейских шапках,
Гиероглифами ушитых,
В чалмах, и митрах, и скуфьях,
И с париками и обритых —
Тьмы бедных человеческих голов
Кружилися, и сохли, и потели, —
Скажите мне, что значит человек?
   Откуда он, куда идет,
И кто живет над звездным сводом?»
По-прежнему шумят и ропщут волны,
   И дует ветр, и гонит тучи,
   И звезды светят холодно и ясно, —
   Глупец стоит – и ждет ответа!
 

<1830>

233. Кораблекрушение

 
Надежда и любовь – всё, всё погибло!..
И сам я, бледный, обнаженный труп,
Изверженный сердитым морем,
   Лежу на берегу,
   На диком, голом берегу!..
Передо мной – пустыня водяная,
За мной лежат и горе и беда,
А надо мной бредут лениво тучи,
Уродливые дщери неба!
Они в туманные сосуды
Морскую черпают волну
И с ношей вдаль, усталые, влекутся,
И снова выливают в море!..
Нерадостный и бесконечный труд!
И суетный, как жизнь моя!..
   Волна шумит, морская птица стонет!
Минувшее повеяло мне в душу —
Былые сны, потухшие виденья,
Мучительно-отрадные встают!
   Живет на севере жена!
Прелестный образ, царственно-прекрасный!
Ее как пальма стройный стан
Обхвачен белой сладострастной тканью;
Кудрей роскошных темная волна,
Как ночь богов блаженных, льется
С увенчанной косами головы
И в легких кольцах тихо веет
Вкруг бледного, умильного лица,
И из умильно-бледного лица
Отверсто-пламенное око
Как черное сияет солнце…
   О черно-пламенное солнце,
О, сколько, сколько раз в лучах твоих
Я пил восторга дикий пламень,
И пил, и млел, и трепетал, —
И с кротостью небесно-голубиной
Твои уста улыбка обвевала,
И гордо-милые уста
Дышали тихими, как лунный свет, речами
И сладкими, как запах роз…
И дух во мне, оживши, воскрылялся
И к солнцу, как орел, парил!..
   Молчите, птицы, не шумите, волны,
Всё, всё погибло – счастье и надежда,
Надежда и любовь!.. Я здесь один,
На дикий брег заброшенный грозою,
Лежу простерт – и рдеющим лицом
Сырой песок морской пучины рою!..
 

<1830>

234. В альбом друзьям

 
Как медлит путника вниманье
   На хладных камнях гробовых,
Так привлечет друзей моих
   Руки знакомой начертанье!..
 
 
Чрез много, много лет оно
   Напомнит им о прежнем друге:
«Его уж нету в вашем круге;
   Но сердце здесь погребено!..»
 

<1826>

235.

 
Молчи, прошу, не смей меня будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать – удел завидный…
Отрадно спать, отрадней камнем быть.
 

1855

Н. П. Греков

236. К ночи

 
На ложе грустном, одиноком,
Своей таинственною мглой,
Во сне отрадном и глубоком
Пошли душе моей покой!
До появления денницы
Пускай я сном забудусь вновь.
О ночь! сомкни мои ресницы
И усыпи мою любовь!
 

<1866>

237.

 
Пора! корабль готов, и ждет нас Византия.
Лишь дальние моря, лишь небеса чужие
Да долгие года разлуки, может быть,
Всесильны в памяти упорной истребить
Черты мне милые, которые повсюду
С тоской невольною искать я сердцем буду.
Да, образ красоты, мной видимый во всем,
И те места, где с ней встречался я, и дом,
Где дни ее текут, и имени звук милый —
Всё, всё преследует везде мой дух унылый,
Питает грусть мою, томит, волнует, жжет
И пищу пламени незримому дает.
Свобода милая! – Неведомое нами
Сокровище души, пока с любви мечтами
Не знаем мы тоски, волнений и тревог, —
Желаемая вновь у милых сердцу ног, —
Найду ль тебя среди чужого мне народа,
Свобода милая! Бесценная свобода!
 

<1866>

238.

 
Последний солнца луч привет свой в час исхода
     Шлет погасающему дню.
Так у кровавых здесь ступеней эшафота
   Я лиру пробую мою.
Быть может, мой черед, – и стрелка часовая
     В кругу размеренном своем
До часу не дойдет, обычный путь свершая,
     Как я засну могильным сном
И тьма меня навек обнимет гробовая.
     Быть может, в этот самый миг,
Как, звучной рифмою стих звучный замыкая,
     Я новый замышляю стих, —
Посланник извергов, бич смерти и позора
     Разбудит именем моим
Молчанье мертвое во мраке коридора…
… … … … … … … … … … … … … … …
 

<1866>

239.

 
Когда Петрарку я читал в младые лета,
Я славы у небес в удел себе просил.
Он как любовник пел и как поэт любил,
И песнь его была душой его согрета.
 
 
И знала глубоко любовь душа поэта:
Он слышал каждый вздох, взгляд каждый изучил.
И на алмазе их он мастерски чертил
Волшебным острием блестящего стилета.
 
 
О ты, чьим ласковым словам внимаю я,
Благодарю за них, благодарю тебя!
Увы! я гения Петрарки не имею!
 
 
Я только сердцем лишь могу быть равен с ним:
Могу любить, как он, и жизнию моею
Пожертвовать для той, которой я любим.
 

<1866>

А. Н. Струговщиков

240. Не спрашивай

 
Не спрашивай, не вызывай признанья!
Молчания лежит на мне печать:
Всё высказать – одно мое желанье,
Но втайне я обречена страдать!
 
 
Там вечный лед вершину покрывает,
Здесь на поля легла ночная тень, —
С весною вновь источник заиграет,
С зарею вновь проглянет божий день,
 
 
И всем дано в час скорби утешенье,
Указан друг, чтоб сердце облегчить, —
Мне с клятвой на устах дано терпенье,
И только бог их может разрешить!
 

<1845>

241. Прометей

 
– Сокрой в облаках,
Подерни туманом, Зевес,
Высокое небо твое;
Подобно мальчишке,
Что резвится в поле,
На высях кедровых
И горных вершинах
Испытывай силы свои;
Но хижину ты у меня не отымешь!
Не ты мне построил ее;
И этот очаг,
На пламя которого с завистью смотришь, —
Он мой, и мое ты мне должен оставить!
 
 
Я ничего не знаю, боги,
Беднее вас под солнцем!
С заботливостью вы
Питаете величье ваше
Созвучием молитв
И жертвоприношений дымом,
И жалки были б вы
Без нищих и детей,
Не будь они надежными глупцами.
 
 
Когда я был ребенком,
Не знал с чего начать,
Куда стопы направить,
Мой взор заблудший
Я к солнцу обращал;
Я мнил: ему доступны
Моления мои,
Я мнил: есть сердце у него,
Подобно моему,
Готовое на состраданье.
 
 
Кто оградил меня
От дерзости титанов?
Кто спас от смерти,
От рабства – кто?
Не ты ли выполнило всё,
Святым наитием пылающее сердце?
Обманутое – и тогда не ты ли
Любовию младенца пламенело
И, доброе, от чувств благодаренья
Сгорало ты к нему,
Объятому дремотой в вышине?
 
 
Тебя мне уважать? за что?
Ты утолил ли горести когда
Страдальца?
Ты осушил ли слезы, хоть когда,
Объятого сомненьем?
Судьба всесильная и время,
Единые властители над нами, —
Не вы ли создали,
Не вы ли изваяли мужа
Из самого меня?
 
 
Не думаешь ли ты,
Что удалюсь в пустыню
И жизнь возненавижу я за то,
Что лучший цвет мечтаний наших
Не зреет на земле?
 
 
Я здесь сижу, творю людей,
Мой образ собственный
Мне служит образцом,
И пусть они подобно мне страдают,
Пусть радуются, плачут и смеются
И небрегут тобой
Подобно мне!..
 

<1839>

242. Пляска мертвецов

 
При лунном сияньи, в ночной тишине,
Встают мертвецы на кладбище:
Один за другим, по порядку, оне
Свои оставляют жилища.
   Богач и бедняга, и муж и жена,
   На всех и одежда и обувь одна —
Все в белых и длинных рубашках.
 
 
День целый лежали, хотелось бы им
Расправить скорей свои кости;
И вот начинают, один за другим,
Кривляться незваные гости.
   Им шлейфы мешают, их стыд не берет,
   И каждый свой саван снимает, кладет
На первый, ближайший пригорок.
 
 
И кости об кости, как палки, стучат,
Руками, как граблями, машут,
Сухие коленки сгибаются в лад,
И юные косточки пляшут.
   Звонарь это видит – смешно звонарю,
   И на ухо шепчет нечистый ему:
«Рубашка годится на случай!»
 
 
«Вот будет потеха!» – подумал звонарь,
Покрепче одну выбирает,
Добычу уносит с собою в алтарь
И двери на ключ запирает;
   Но скоро ударит двенадцать часов,
   И каждый покойник берет свой покров,
И все разошлись по могилкам.
 
 
Один остается; он волосы рвет,
Он бегает, рыщет, хлопочет,
Жестокой обиды мертвец не снесет —
Звонарь с колокольни хохочет!
   Мертвец догадался: постой же ты, вор!
   Меня не удержит железный затвор, —
Но крестная сила над входом!
 
 
Покойник с досады железо грызет,
Но вот за навес уцепился;
Ему помогает готический свод, —
На башне мертвец очутился.
   Кому-то приходится плохо, и вот
   По стрельчатым окнам он выше ползет,
Как будто паук длинноногий.
 
 
От страха дрожит и бледнеет звонарь,
Охотно б с рубашкой простился;
Вот слышит он, – только и жил пономарь, —
О ставень крючок зацепился!
   На божию ниву легла тишина,
   Прозрачным туманом оделась луна,
И бьет с колокольни – двенадцать!
 

<1845>