Текст книги "Раздать сценарий (СИ)"

Автор книги: Александр Никоноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

  Я оставил последнюю фразу без комментария. Смешанные чувства – тут впору и обидеться, и, поставив себя на его место, понять. Люди в самом деле творят невесть что.

  – Возможно, ты и прав... Что вы теперь будете делать с остальными? Я понимаю, вам будет нелегко их отыскать, но что после?

  – Нам некуда спешить. Еще отыщем. Нужно привыкнуть к современному миру с его новыми жителями и устоями. Думаю, что пахари будут не против поделиться с нами их чудодейственной пшеницей. А там будем возвращать наших, ничего другого не остается. Это наши долг и судьба. Ферленг во второй раз познает расцвет нашей расы, и клянусь Черным Эзонесом, он будет величественнее, чем в Эпоху Заката!

  Дромгр в своем порыве плюхнул кулаком по воде, взметнулись брызги, на меня попало несколько капель.

  – А в остальных племенах тоже есть свои вожди?

  – Да, конечно. Нам многое предстоит обсудить с ними. Грядут великие изменения!

  – Но путь неблизкий. Вы в курсе вообще, что вас, мягко говоря, далековато забросило, в отличие от сородичей? Много дней вам предстоит провести в пути...

  Мерг сурово произнес:

  – Найдем. Зов предков силен. Проклятие дало слабину; кто знает, быть может, не мы одни освободились из-под тяжкого гнета?

  Мы помолчали. Нет, мерг, это вряд ли. Нет больше такой пшеницы, нет могильника друидов, нет и составляющих Списка Восьмидесяти. Вы покинете зону, где растет тульвия. Где растет пшеница. Вы покинете болота и не сможете найти то число водоемов, чтобы смочить собственную кожу...

  Вождь мергов продолжает сидеть в болоте, его сородичи тоже. Они негромко беседуют между собой; лес наполнился непрерывным монотонным гудением. Из-за постоянного плеска не покидает стойкое ощущение, что я забрел в купальни Академии. От взбаламученной воды идет неприятный запах.

  – Пожалуй, мне пора. Безумно не хочется покидать вас – у меня столько вопросов! С удовольствием остался бы и побеседовал, но увы. Иные дела. Благодарю за ценные сведения. Кажется, я стал единственным экземпляром, знающим тайну.

  Дромгр вылез из воды. Он возвысился надо мной, с его тела грязными каплями стекает вода.

  – Сможем ли мы изготовить зелье сами? – спросил я.

  Вождь опустил голову.

  – Увы... Для этого нужна рука мерга. Спасибо тебе, человек. Я запомню нашу встречу. Отныне и навсегда – ты мой друг.

  Он сорвал пучок травы, вытер влажную лапу и протянул ее мне.

  – Спасибо. Без тебя мы бы так и остались теми, кто убивает и разрушает. Мы в долгу перед тобой.

  Я пожал руку, смущенно улыбаясь:

  – Желаю вам поскорее обрести себя и удивить Ферленг. Рад, что у вас все пошло на поправку.

  Все кончено.

Глава 8. Макс

  – Заклинила!

  – Эй, вы что там делаете?!

  Новые голоса. Словно идущие из пустынных коридоров.

  – Я ментов вызываю!

  – Одурели?!

  – А ну, валите отсюда!

  – Ковер, пулей!

  – Держи их!

  – С-сука...

  – Аккуратно, блин, Витек, там нож!

  Голоса отталкивались от стен. И при каждом прикосновении с ними умножались, набирая армию своих клонов. Только потом они долетали до меня, обволакивая ничего не соображающую голову мириадами звуков.

  – Валим отсюда нахрен!

  Топот удаляющихся ног.

  Громкий удар о пол и шелест целлофана.

  – Твою мать!

  – Холм прибьет!

  Топот приближающихся ног.

  – Парень, как ты?

  Надо мной висит бородатое лицо мужчины лет сорока.

  Я слабо улыбнулся. Больно дышать.

  – Витек, да ему, кажись, совсем паскудно!

  – Бляха-муха! Гарик, вызови скорую! И ментов!

  – Не... Не... Не надо никого... – смог произнести я. Не хватало еще, чтобы меня повязали. Разбитые губы немеют, они еле шевелятся, будто я долгое время провел на морозе.

  Мужчина запустил руку в густую бороду. От нервов он дергал ее короткими быстрыми движениями.

  – Как же, ты себя со стороны-то видел?

  – Д-думаю... Не стоит. Встать помогите, мужики, – немощно, хуже старика, промямлил я.

  После тщетных попыток я понял, что самому мне это сделать не под силу. Башка кружится как после пары литров пива. А тошнит как после пары литров водки. И тяжело делать глубокие вдохи – покалывает. Хреново. Сотрясение, пара сломанных ребер, куча синяков. И это на первый взгляд! Зато живой. Смело можно утверждать, что состоялся довольно-таки выгодный обмен. Даже очень. При всех моих увечьях я легко отделался. И если бы не распахнутая олимпийка, вовремя прикрывшая пояс и задравшуюся футболку, возникли бы вопросы. Я застегнулся, чтобы скрыть опасный атрибут.

  Подскочил высокий и лысый дядька – товарищ бородатого. Вдвоем они помогли мне встать.

  – Съездили на футбол, блин...

  – Эй, дружище, твой? Только ручки оборвались, – Гарик, если я не ошибся, протянул мне пакет. Отлично! Судя по весу, ствол там. – А, вон и мобила... Фига на ней крови! – присвистнул он. – Ха! Зато работает.

  – Да уж... Первые телефоны создавались с учетом того времени, – криво усмехнулся я.

  – И желающих покуситься на них, – поддержал меня Гарик.

  – Привет девяностым, – заключил лысый.

  – Ты далеко живешь? – это снова бородатый. Видать, он у них за "папу". – Пойдем, поймаем тебе машину.

  Я тут же запротестовал:

  – Не, мужики, спасибо. Мне идти-то пара минут. Не заблужусь.

  Лысый сочувственно осмотрел меня.

  – Мда... За что ж они тебя так?

  Я устало махнул рукой:

  – Да так... Не оценил их карнавальные костюмы... Гопота какая-то.

  – Ху-ху, хороша же гопота – в масках шляться! – нервозно произнес бородатый. Он закурил и протянул мне пачку. – Будешь?

  – Да, давай. – Все равно мои все смялись.

  Сигарета пришлась как нельзя кстати. Стало легче и спокойнее.

  Гарик, длинноволосый и тощий, куда моложе своих друзей, оценил количество красных капель на полу и уважительно произнес:

  – А ты крепкий парень...

  Он с одобрением покивал.

  – Да-а-а, одному так отбуцкать троих это надо уметь! – вторил ему лысый. – Занимаешься чем?

  Усмешка сама собой появилась на лице.

  – Ага, – я выдохнул дым, – выживанием.

  – Да уж... – собеседник сконфузился.

  Бородатый засуетился:

  – Ну что, скорая точно не нужна? Ничего не украли? Документы при себе?

  – Да, все в порядке, – заключил я, охлопав карманы. – Спасибо вам, выручили.

  Я пожал руку каждому и потихоньку пошел в сторону моста. Только прямо, не совершая резких поворотов – а то взноют ребра. Ночь встретила меня свежим ветерком. Чего большего можно пожелать в такой ситуации? Я не беру в расчет больницу, мгновенное исцеление ран или сто грамм – это роскошь. Иногда, пошагав короткой тропкой до рая – или ада, – начинаешь больше ценить что-то приземленное. Жаль, но для того, чтобы полюбить дуновение ветра, касание лучей солнца или улыбнуться, услышав плеск воды, не всегда достаточно просто встретиться со всем этим. Дайте человеку понять, что он смертный, что его жизнь может оборваться в любой момент как паутина, не выдержавшая натиска человека, и он возлюбит мир с новой, удвоенной силой, пылкой и страстной. И самой верной...

  Автобус мне уже не светит, придется идти пешком. Мое счастье, что сейчас ночь и никто не увидит мою грязнущую одежду, всю в пыли и крови. Про разбитую рожу я вообще молчу. И телефон забыл оттереть от крови, вон, она проступила в области кармана. Еще теперь на новье деньги трать... Их у меня и так... Остается надеяться, что господам милицейским -простите, полицейским – не взбредет в голову проехать мимо, иначе несдобровать. Столько проблем за сутки я точно не переживу.

  Нужно зарабатывать. Нужны деньги. Следует взять отпуск и свалить из обрыдлой Москвы. Она давит. Но, черт возьми, как бы правда не перелом, а то накроется все медным тазом: и моя грядущая подработка, и прочие наполеоновские планы. Люблю свою страну – человека избили как грушу, а он идет и сетует, что это привело к необходимости покупки одежды взамен испорченной. Хотя, может, дело не в стране, а в ее составляющих? Меня не вели по той дороге, по которой я шагаю. И никто не подталкивал на выбранный в конечном счете путь. А ведь люди и в куда более худших условиях и в менее человеческой обстановке выбивались и становились нормальными людьми. Многие даже приобретали известность. Так что же – имею ли я право вообще говорить что-то о России, перекладывая на нее вину? Да, Родина стерпит все. А совесть со всем смириться не может. В общем, Максим, не ищи себе хранилище для оправдания. Исповедуйся себе, покайся и, быть может, что-то да изменишь...

  Гриндерсы, значит? Берцы? Жвачка? А ведь это те, кто сопровождал Холма... В том же количестве, той же комплекции. Один из них – тот, с рассеченной бровью – был лысым. А те, из эскорта, волос, как я помню, не носили. Как все получается-то...

  Мысли крутились как белье в стиральной машине. Я обдумывал, обрабатывал, очищал, шлифовал и пришел к тому, что вырисовывается дьявольски хитрая и действенная схема: продать по дешевке, потом сыграть на опережение и отобрать товар. Ну и чего-нибудь впридачу. Отлично, Холм, ничего не скажешь! Вот только вам надо было убить меня или взять для приличия еще пару человек, чтобы все выглядело невиннее. Тогда бы и маски не пригодились, и подозрения вряд ли бы повернули в твою сторону. А почему именно в метро? Почему не около дома или на этаже? В моем районе это выглядело бы куда гармоничнее. Ладно, у них свои мотивы. Возможно, что кто-то желал, чтобы я все понял.

  Хороши друзья у Зеленого. У Зеленого... Но погоди! Он же был в курсе Холмовской деятельности! И про его так называемый бизнес знал все... Что же он тогда свел меня с таким человеком? Или это первый случай, когда схема дала сбой?!

  Твою мать! Да он же сам и подставил меня! Елки-палки, конечно!

  Я ступил на мост. Открытое пространство, река; ветер стал сильнее. Светящиеся исполины – небоскребы на берегу – были моими безмолвными провожающими. Положив руку на парапет, я пошел. Медленно, стараясь забыться. Скорее бы оказаться дома. Сейчас моя хибара кажется мне самым родным пристанищем. До лампочки на мусор, немытую посуду и прочий бедлам. Это мое укромное место, и мне очень хочется туда...

  А шаги даются тяжело. Мне становится хуже... Голова еще толком не затихла, но завертела все по новой, словно пространство решило станцевать вокруг меня. Ох, не свалиться бы... До чего же забавно будет – выжить после избиения, чтобы свалиться в Москва-реку. Я – номинант на премию Дарвина.

  Ну да, все сходится. Ведь с Юлькой он расстался неделю назад. Помню, Зеленый еще спустил мобилу в сортир и позавчера купил новую. И симку тоже. Не думаю, что он сообщил своей девушке о смененном номере; и поводов не было.

  Снова жизнь преподнесла мне подарок. Я не сильно этому удивляюсь, ведь столько ушатов дерьма хлебнул за свои двадцать шесть лет... Не жизнь, а Авгиева конюшня. Не таясь, я достал пистолет и убрал в карман олимпийки. Коробку выкинул в реку, а бестолковый пакет был подхвачен ветром, унесшим его вдаль.

  Вновь дал знать о себе бок – чесалось под ремнем. Натер, ясное дело. Но после того, как я пошкрябал взмокшую от трения с кожаным ремнем плоть, мои пальцы словно окунули в красную гуашь. Я похолодел и крепче ухватился за парапет. Делать этого не хотелось категорически, но пришлось – я задрал футболку и поднял повыше ремень, чтобы изучить бок. Едва сместился пояс, сдерживающий кровь, как та, словно в нетерпении, заструилась вниз. Достигнув джинсов, она сперва растеклась по линии примыкания к телу, а затем просочилась дальше, пачкая все на своем пути. Голова закружилась еще сильнее... Кровопотеря.

  Жизнь решила, что предательство лучшего друга – слишком скромный подарок для персоны нон-грата в лице меня любимого, потому преподнесла еще один: ранение.

  Ой, как же кружится-то. Не дойду... Нет смысла перевязывать. Мурашки бегут сверху вниз, снизу вверх и вообще хаотично, точно на меня налетел пчелиный рой.

  Холодно.

  Я посмотрел на темное небо. На нем – или под ним? – возлегли две серебряные полоски. Они мерцают и медленно-медленно опускаются.

  Все, глюки пошли. Это что – свидетельство начала конца? Мой личный апокалипсис? Но почему мне нет никакого дела? Я же двадцатью минутами ранее радовался простому ветерку... Я же думал, что мне дали шанс все исправить, зажить как человеку... Даже обидно как-то – мне представлялось, что уход из жизни будет сопровождаться страхом, болью и обидой. А нет. Может, предательство друга стало последней каплей? Оно перетянуло на себя все эмоции? Или умирать и вправду не страшно? Не все так плохо. Жалко только, что Баксу денег не верну, блин...

  То есть как? Я все? Мой путь закончен? А как же... А ребята? А... Да, меня мало что держит. Спасибо, что я сирота – меня не будут мучить мысли о том, как это переживут мои близкие. Но ведь... Но ведь не хочется. У меня ничего нет, но это же не означает, что я легко отпущу все то "ничего", которым располагаю. Я уберусь в квартире, брошу курить, поступлю в университет... Только не надо, а? Не забирайте меня?

  Что за послабления? Ты был никем, Макс, никем и уйдешь. Ты – пустышка, человек-выдумка. Никто не будет по тебе горевать, ты не оставишь свой след, как Ландау или Пушкин. Тебе нечем воздвигнуть памятник. Что напишут на твоей могиле? Выдуманные буквы, выдуманные цифры. Этот мир не держит тебя, так не держись и ты за него. Теперь у тебя есть шанс проверить, что там, за горизонтом. Какова она – вечность? Страшное забвение или визит к небесам и их набольшим? Сауна с дьяволом или реинкарнация в суслика? Никому, правда, не сможешь рассказать итог, но будет ли тебе важно?

  А как же парк? Тепло от солнца, хруст снега и холодные капли дождь? Мне больше ничего этого не почувствовать? Я бы извинился перед тем дедом за сигарету, перестал бы хамить, позвонил бы ей...

  Ой, зато я, может быть, встречу родителей. Может, хоть там удастся пожать руку отцу и заключить в объятия ту, которую назову "мама".

  – Я умираю... – дрожащими губами говорю я, пробуя фразу на вкус. Есть особый тип предложений; за всю жизнь их не произносишь ни разу. И когда одно предложение из тех, которых ты никак не собирался озвучивать, прорывается наружу – это странно. Будто делаешь открытие. Словно увидел реверанс в исполнении бомжа. Словно получил в подарок от начальника ушную палочку. Все это дико и маловероятно, но, в конечном итоге, имеет право на существование. Я тоже не ожидал, что когда-нибудь скажу такое.

  Дрожащей рукой я достаю телефон и ищу контакт. Нахожу: "Юля Зеленая". Звоню. Милый бодрый голос отвечает:

  – Алло?

  – Привет, Юлек.

  – Ой, привет, Максим!

  – Извини, что так поздно...

  Черт! Справа от груди кольнуло.

  – Да ты чего! Я сижу вон, чипсы ем, "Секс с Анфисой Чеховой" смотрю!

  Чипсы. Ест. Нездоровый желудок, угу.

  – А ты сам где, гуляешь что ли? Шум ветра слышу.

  – Да, вышел вот... Это, Юльк, Зеленый был у тебя?

  Пауза. Тон меняется:

  – Что? Да пошел он в задницу! Что ему тут делать?

  Подстроил разговор, гнида! Хорош друг, молодец. Следы замести решил, алиби себе создать. А еще и про мой маршрут рассказал... Где поджидать удобнее...

  О, полоски стали ближе и приняли форму не то перил, не то поручней. Ближними концами они смотрят на меня. Воздух между ними будто вибрирует, словно небо распалось на миллиард крошечных осколков, и их кто-то тасует.

  – Алло, Макс?

  – Да-да. Просто узнать решил. Вдруг вы помирились...

  – С чего бы? И не подумаю! А ты по какому поводу-то?

  Я остановился. Уже ничего не видно. Только серебристые росчерки. Вот она что ли, лестница в рай? Не солидно для двадцать первого века, но все же.

  – Юлек, прикинь. Библию пора обновлять.

  – Это еще почему? – смеется Юля.

  – Лестница Иакова на самом деле никая не лестница, а эскалатор. Модернизация, все дела...

  Снова пауза.

  – Что?! – голос Юли задрожал. – Максим, ты о чем сейчас? Я волнуюсь! Ты трезв?

  Джинсы прилипли к ногам. Гул в ушах. Едва могу держать трубку. И слышу еле-еле.

  Улыбаюсь.

  – Юль, живи, а? Живи, цени каждый миг, прошу... Выбирай... Пожалуйста... Друзей. А лучше... Может, ну их, а? Я... Береги себя...

  Трубка падает из рук. Бьется о парапет и летит в воду. Тело становится мучительно тяжелым, я упираюсь второй рукой, чтобы устоять на ногах.

  Таинственная призрачная конструкция застыла надо мной. Она призывает взойти на нее. Ее подножие в ожидании моего шага. Мириады мошек, витающих меж перилами, приглашают. А что? Мне чуть подтянуться и все. Чуть-чуть взлететь... Это же... Это же так просто...

  Лучи серебра бьют по глазам. Меня слепит; хочется зажмуриться, но я боюсь пропустить что-то важное. Вдруг это все исчезнет? Я поднимаю руки и лечу. Воздух между светящимися шрамами на небе уплотнился, и я покорно ложусь на него. Руки опускаются на сверкающие поручни; ладони покалывает.

  Меня подхватывает и уносит ввысь.

  Где-то вдали прозвучал громкий всплеск.

  Мам, я близко, ты только жди меня...

Интерлюдия 1. Коллеги

  – И как же он будет зваться, коллега?

  – Хороший вопрос. С этим у меня всегда возникают трудности.

  Стеклянный куб. В просторном помещении тихо. Здесь некому создавать суету, нет тех, кто порождал бы какие-нибудь звуки или напоминал о своем существовании.

  – Быть может, Наркиар? – предложил коллега.

  – Нет. Чересчур грубо. Сразу подумают об орках. Такие уж они – стоит поставить в одном слове две буквы "р", как начинается...

  – Резонно. Алониан?

  Здесь всегда темно. Блуждающие огоньки фиолетовых и зеленоватых цветов медленно пролетают мимо друг друга. Иногда они сталкиваются, порождают сноп искр и летят дальше, изменив траекторию. А парящие искорки превращаются в такие же огоньки.

  – А это уже по-эльфийски, коллега, – сморщился собеседник. – Слишком много клише повисло среди них. Даже развернуться негде. И как быть таким как мы?

  – Бороться?

  – Побеждать.

  Стекло. Такое толстое, но ни разу не препятствующее взгляду решившего понаслаждаться панорамами. Здесь много стекла, очень много. Пол, потолок, стены... Но материал абсолютно не пропускает света. Потому что снаружи – пространство.

  Коллеги подошли к "окну".

  – Выбираем?

  – Выбрать всегда успеем, коллега. Сначала нужно выбрать имя.

  – Предлагайте. С такими задачами вы не испытываете проблем. Не зря же вас прозвали Именующим.

  Именующий склонил голову, пряча улыбку.

  – Давайте вон туда, – он указал пальцем на незаполненную часть пространства.

  Это не заняло много времени. Теперь они могли видеть под иным ракурсом.

  – Притушите свет, коллега. Дайте насладиться красотой.

  Собеседник послушался Именующего.

  – Изысканно, – сказал он.

  Помещение погрузилось в полумрак и засияло настоящим сонмом всевозможных теплых оттенков, исходящих от уменьшенных до размера бисеринок шаров.

  – Люблю естественные процессы. Особенно здесь. Может, постарался кто? А не ваша ли эта работа, коллега? Кому, как не Созидающему сотворить подобное?

  – Ну что вы, коллега, – деланно смутился тот, кого назвали Созидающим. – Вы мне льстите.

  – Отнюдь, – возразил Именующий.

  Звезды. Озорные и хитрые. Они колеблются, мерцают и подмигивают. Коварные звезды. Серебряная россыпь на черном бархате. Они дают свет только им и никому больше. Так хотят коллеги.

  – Ферленг, – наконец сказал Именующий.

  – Браво, коллега. Не перестаю восхищаться вашей точностью. Пожалуй, теперь можно и приступать.

  – У вас есть задумки?

  Вдали показалась маленькая бусинка. Она постоянно меняла свой цвет. И она приближалась.

  Созидающий кивнул в ее сторону.

  – Есть. Но не такая. Пора бы соорудить нечто поинтереснее. Допустим, вот так.

  Им в глаза ударил яркий белый свет. На секундну они даже сощурились, но мгновение спустя белизна поблекла, а возникший кусок цвета только что выпавшего снега наполнился зеленым, голубым, коричневым.

  – Даже так! – восхитился Именующий.

  – Пожалуй. Будет интересно, – улыбнулся Созидающий.

  – А они не будут падать?

  – Зачем же им падать.

  Коллеги снова переместились. На сей раз пред ними предстали два шара – голубоватый и серебристо-желтый.

  – Они же не падают.

  – У них есть объяснение.

  – И у тех тоже будет. А может и не будет. Вам как интереснее?

  Именующий задумался.

  – Пускай будет. Что-нибудь незатейливое, но очевидное.

  – К примеру?

  – Допустим, магнит.

  – Тривиально.

  – Тогда что-то наподобие черной дыры.

  – О, на этот раз ближе, – обрадовался Созидающий.

  – Может, какое-нибудь живое существо? Саркандиол. Охраняющий стороны, – не скрывал воодушевления Именующий.

  Повисла пауза. Коллеги стояли и наблюдали за тем, как возникшее приобретало рельеф, заполнялось горами, морями, лесами.

  – Отличное имя, но, боюсь, я вынужден отказать вашей идее. Оно пойдет вразрез с придуманной мною религией. Пусть это будет чем-то вроде ада. Обиталище душ умерших. Тогда им и не захочется лезть глубоко под землю – будут сходить с ума. Но Саркандиол – чудесное имя. Не хочется потерять его или забыть. Может, приспособить куда?

  – Попробуйте.

  – Допустим, это страж Обиталища Душ. Следит за порядком и все в таком духе.

  – Сумбурно и сыровато, но вполне ничего. Не торопитесь, коллега, подумайте, взвесьте. А как же живущие будут переправляться на другую сторону?

  – Это мелочи, коллега. Проблем не возникнет. Переворот мира либо что-то в таком духе. Над этим пока не стоит ломать голову. Вы мне лучше дайте два имени. Для двух религий соответственно. Что-нибудь неприхотливое, короткое. Оставим выспренние и пафосные названия для более величественного.

  Именующий нахмурил брови.

  – Сиол и Нол.

  Созидающий удовлетворенно кивнул.

  – Замечательно. Хотя... Первое оставим, а второе бы... Может, попробуем что-то еще?

  – Нет проблем. Кэмай, Замф, Толь, Лон, Дюн, Шуал...

  – Лон! Прелестно.

  – А в чем будет разница между ними?

  – Ничего сверхъестественного. Одним мы дадим несколько божеств, скажем, штук семь. Другим одного. Как у тех.

  – Понятно. От меня?..

  – Да-да, – кивнул Созидающий. – Набросайте мне с десятка два имен. Потом выберем подходящие. Отдадим им.

  Он махнул рукой на верхнюю половину возникшего.

  – А нижним? – спросил Именующий.

  – Пока не знаю. Я хочу расставить акценты на верхней части. С теми потом разберемся, по ходу дела. Помогите мне, пожалуйста. Смотрите.

  Прямо в пространстве возникли буквы, по своим размерам гигантские, гораздо больше той бусинки, которая стала заметно ближе. А ведь то был целый мир...

  Буквы складывались в слова, слова стирались, прыгали с одного место на другое и слагались в легенду. Вереницы строчек, но много где отсутствовали слова.

  – Ознакомьтесь и дополните.

  Прошло время. Именующий внимательно читал текст, вникая в каждое слово. По мере прочтения он указывал пальцем на одно из пустых мест, и на том месте появлялось имя. Созидающий ушел в другой конец помещения и сел за стол. Боковым зрением Именующий заприметил быстро сменяющиеся отсветы. Это Созидающий работал с образами и моделями, лепя, точно гончар, изменяя, словно безумный конструктор. Чертежи, схемы, короткие отрывки воспроизводимых движений. Нет, это не его работа, думалось Именующему. То ли дело одаривать все и вся именами. Ведь имя – отражение. Он вспомнил поговорку одних из тех, чей мир был создан по его с Именующим воле: как корабль назовешь, так он и поплывет. Те глупцы даже не догадываются о силе выражение. Именно потому на Именующем лежит большая ответственность. Он вернулся за свое занятие и вскоре позвал коллегу.

  – Вот, оцените. Финальная версия мне видится такой.

  – Изумительно. Все как и должно быть, – Созидающий внимательно осмотрел сияющие строчки и довольно покивал.

  – Вы же говорили, что будет семь, – поднял бровь Именующий.

  – Я подумал, что это слишком пресно и добавил острастки.

  – А как же Лон? Что будет у них? – молвил Именующий.

  Созидающий не смутился.

  – Что-нибудь в том же духе. Одна религия это так скучно.

  – Может, добавить пророчеств?

  – Только не их! – взмолился Созидающий. – Как-то просто и надоело. И никаких предзнаменований. Вообще-то я, наверное, и легенду им дам другую. О, коллега, взгляните. Вот и первая война.

  – С почином, – поздравил коллегу Именующий. – Когда людей?..

  – Думаю, пора.

  – Но не слишком ли им... Гладко будет?

  Созидающий повернулся к собеседнику.

  – Вы имеете в виду, что...

  – Да-да. У меня и имя есть. Мергезен"Тал. Пользуйтесь, коллега.

  – О-о-о, впечатляет. Сделаем так.

  Созидающий взмахнул рукой, и на поверхности возникшего, теперь не такой пустой, а, наоборот, живой, движущейся, появилось темное пятно.

  – Так будет нескучно.

  – Предлагаю сделать зону побольше. А то легко получается...

  – Пожалуйста.

  Пятно разрослось.

  – И что, – Именующий посмотрел на Созидающего, – у вас есть задумки?

  – Конечно есть, – улыбнулся собеседник. – Как раз в одном мире кое-кому сейчас несладко. Присаживайтесь, коллега. Спектакль начинается.

Глава 9. Трэго

  Несмотря на скорый уезд, мне как-то грустно. Я вышел к дому старосты, но там никого не было; никто не сидел за столами, в окнах дома свет не горел. Горы посуды и остатков еды покоились где попало, собаки воспользовались удачным случаем: одна их них чем-то хрустела, вторая с королевской важностью лежала на столе головой на тарелке. Не став разбираться, в чем дело, я двинулся в трактир. Не хочу больше ничего. Ни праздников, ни драк, ни загадок. Хочу лечь и как полагает выспаться. Сон – отличное средство, чтобы справиться с большим потоком информации. Пока ты спишь, кто-то добрый и любезный компонует ее по полочкам и вообще прибирается в голове так, чтобы при пробуждении ты не ужаснулся.

  А "Трактир" по-прежнему живет. Его не пугает раннее утро, его не страшит поздняя ночь. Это то место, где свет будет гореть всегда – так уж по статусу положено. Улицы тоже пустынны, хотя в такой час вряд ли кого встретишь.

  Я медленно отворяю дверь трактира и даже не успеваю поставить ногу за порог – меня оглушает слаженный торжествующий рев. Вверх летят шляпы, шапки, несколько шлемов и чей-то ботинок. Еще я завидел подкову, владельца и создателя которой узнать было нетрудно. Зал набит битком. Он наполнился звуками вылетающих из бутылок пробок, бренькающей посуды и наливаемых напитков.

  Через полчаса у меня болели плечи от многочисленных похлопываний и обниманий. Каждый хотел выпить со "спасителем" – это не по моей прихоти подхватилось прозвище, а с легкой руки Фидла. В моем состоянии не стоило сомневаться – усталость наложилась на многочисленные тосты, а их приходилось запивать. Думается мне, что не выпил со мной лично только тот, кто уже спал под столами и скамейками. Много поздравлений сыпалось на мою голову; я чувствовал себя королем, устроившим прием населения. Как бы я ни занижал свои достоинства и значимость, но прорва людей так или иначе заставила почувствовать себя героем. Пили за стражу, за всех мангустов, за бравых деревенских парней, за нашего главного воеводу – Хомта Сорли, за его друга и старосту Пахарей – Фидла Нейксила. Пили за павших – в семь глотков [Традиция пить в семь глотков – вещь глубоко религиозная. Нетрудно догадаться, что число глотков тесно связано с количеством Богов Сиолирия, не считая Тимби. Считается, что при соблюдении этого обычая душам усопших становится легче. В семь глотков не пьют только за грешников и самоубийц.]. Мышцы лица изнывали: столько улыбаться выше человеческих сил.

  – Успевай тосты говорить, братец волшебник, а уж пойло-то всегда найдется! – в разгар гульбища проорал мне на ухо один житель, обдавая облаком кислющего перегара. Он с ожиданием вылупился на меня, поднял кубок, и я заметил, что неимоверно чудесным образом и мой наполнился вином цвета спелой вишни.

  Потом выяснилось, что все пьют за то, что череда атак закончилась, и можно отмечать праздники со спокойной душой, ничего не опасаясь. Переиначивая: все пили за то, что отныне можно пить. Но никто так и не узнал толком, почему же их оставило проклятие их оставило. Поднялись волны вопросов и удивления, малые пахари потребовали ответов и правды. Фидл призвал к тишине.

  – Малые пахари! Кому, как не Трэго, следует рассказать об этом? Кто еще сможет вам объяснить, почему же мерги прекратят свои нападения? Слушайте! И запоминайте, ведь именно вы будете рассказывать об этом своим детям и внукам! О том, что был такой маг Трэго, выжегший страшную язву Малых Пахарей. Теперь наша деревня не умрет, как брошенный солдат со смертельной раной!

  – Давай, Трэго, залезай на стойку, – шепнул на ухо Бео. Риндриг любезно пододвинул стул так, чтобы мне было удобнее взобраться.

  – А вы тихо! – гаркнул пьяный Хомт.

  Я отдал кубок Бео, взобрался на новоиспеченную сцену и обвил рукой колонну. Не то чтобы было мало место, просто алкоголь давал о себе знать. Прокашлявшись, я хотел было начать, но мне подсунули вино.

  – Промочи горло, колдун!

  Здесь что, все хотят меня споить? Я кивнул и принял кубок. Сделав глоток, я вернул вино обратно и приступил:

  – Итак, все довольно просто. Мерги всю свою сознательную, точнее, не совсем сознательную жизнь были под проклятием и ничего не могли с собой поделать. Да, они совершали атаки на вас, но это было не по их воле! Всему виной действие страшнейшего заклинания, так что не стоит корить их и записывать во враги. Тем более не надо мстить.

  Какой-то лысый мужик брюзгливо выкрикнул:

  – Эй, ты чего, заступаться удумал за них?!

  На него тут же зашикали, а я невозмутимо продолжил:

  – Мои недолгие наблюдения показали, что драться первыми они не начинали. Не знаю, как было в прошлом, но лично я обратил на это внимание сразу же в первый день, а на следующий лишь укрепился в своем мнении. Заметьте, все начиналось именно тогда, когда вы делали первый шаг и предпринимали попытку атаки на смирных и сосредоточенных болотников. Их целью был торт, торт и ничего больше! Последний компонент для зелья! А вы нападали, бездумно и не разобравшись. Нет-нет, я не в укор! – поспешил добавить я, чтобы пресечь недоброе рокотание толпы. – Никто не виноват, что вы выполняли свой долг. Мерги это ясно понимают, я вел с ними беседу.

  Одна худющая женщина с несусветно прокуренным голосом пробасила:

  – Что еще за зелье такое?

  – Зелье, освобождающее их от страшных оков.

  – В торте-то, надо считать, обнулин. А ты мне про зелье! – напирала она.

  – Э нет! Не все так просто. Тут нужна штука посильнее. К тому же обнулин лишь предвосхищает, а не противопоставляет... Болотники вылечены, проклятие снято, вы можете с ними беседовать, расспрашивать их и сами узнавать то, что вас интересует. Уверен, вы подружитесь.

  Невнимательный Бурей зычно прогремел:

  – Это что же, они еще и говорить умеют?