Текст книги "Раздать сценарий (СИ)"

Автор книги: Александр Никоноров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

  – Хомт, Фидл, пойдем со мной!

  Староста подступил медленно, осторожно, в отличие от Хомта – тот бодро шагал к нам, в руке у него непонятным образом очутилась глиняная бутылка с вином.

  – А ребята? – спросил он.

  – Нам они больше не понадобится. Кстати, Фидл, распорядись, чтобы все малые пахари отдыхали и веселились на всю катушку, теперь по-настоящему. Больше никаких нападений.

  Староста закивал и побежал к дому. Остановившись около мужчин, ждущих поодаль, он передал мои слова. Те зашумели, победно, триумфально, и кинулись к прячущимся жителям.

  – Хомт, мангустов это тоже касается. Ребята замечательно потрудились эти дни, отплати им не одной монетой, но и отличным отдыхом.

  Сорли лихорадочно посмотрел на все еще недоуменных наемников.

  – Бойцы, слушай мою команду! Вольно! Снять доспехи, отложить оружие и надраться как следует! Кого замечу трезвым – лишу жалованья и нажалуюсь магистру Лоджалю или самому Памдригу! Выполняй! Ну и раз такое дело, пожалуй, хлебну-ка и я!

  Бутылка опустела в четыре глотка и со звоном разлетелась о водозаборную решетку. А вот, кажется, до жителей донесли радостные известия – визжащая толпа громогласной лавиной штурмовала поляну. Они спешили праздновать, веселиться и отмечать. По-честному, как нормальные люди. Они слишком долго ждали. С удвоенными силами и стар, и млад набросилась на угощения; потекло вино и пиво. Наконец-то во всю силу заиграли гусли и волынки; наконец-то во всю прыть затанцевали девушки. Никакой скованности, только искренние улыбки на лицах.

  Праздник. Во всей своей красе. Живой, настоящий, сочный, яркий. Это уже не театр, а самая что ни на есть жизнь. Жизнь истомившихся по беззаботному веселью людей. Только представить себя на их месте – кандалы рассохлись, гора с плеч, волна облегчения. Мне самому стало как-то легче дышать. Будто долго нездоровилось, а потом как по команде болезнь прошла.

  – Ты смотри-ка, во барагозят! – заметил Хомт.

  И я готов отдаться этой волне. Готов разделить торжество, но доведу все до конца, чтобы без задних мыслей.

  – Давайте шустрее, а то мерги скроются. Быстрее, – поторопил я засмотревшихся дружков. Расслабляться некогда, надо провести финальную черту.

  Мы настигли последних идущих болотников, еще не скрывшихся во мраке ночного леса. От росы после первых шагов штаны до самых колен увлажнились и липнут к ногам. Я поспешил запахнуть плащ. Здесь, около входа в лес, воздух тяжелый и влажный, а из недр зарослей наших ушей настигают хруст, треск и бульканье мергов. Под сенью деревьев идти проще – нет высокой травы, жирной, непокорной. Одна мелкота вроде мха и карликовой осоки. Болотники протоптали отличную дорогу. Видно, что этим маршрутом они ходят не первый раз – деревья стоят с поломанными ветками, разбросанными по дороге и застрявшими в густых кустах. Как будто павшие солдаты. Кустарник повален, вместе с ними и молодые деревьица, стволы которых, если на них наступить, мялись как набитые тряпками куклы.

  Я спокоен. Никаких нервов. Предвкушение. Чувство, знакомое любому читателю детектива – когда знаешь, что через несколько страниц раскроется правда: кто убийца, кто соучастник, каким образом они скрывались. Невзирая на внешнее спокойствие сердце выдает безумную дробь. Под густыми кронами прохладно, пар вырывается из раскрытых ртов, но мне жарко. Козыри вот-вот покинут руки игроков. Узел распутается.

  – Куда мы идем? – не удержавшись, спросил староста.

  – Уверен, что в самое логово мергов, – объявил я.

  – О, Диондрий [Диондрий – бог земледелия и плодородия.]... – обреченно пробубнил Фидл.

  Больше мы не произнесли ни слова, безмолвно идя по следам болотников.

  К шороху пожухлой листвы прибавился рокот, многоголосый, стройный. И чем глубже в лес мы заходили, тем более зловещим и ритмичным он становился. Я даже не понял, что за язык слышится мне, а звуки незаметно и плавно перешли в утробное могильное завывание.

  Нескоро я разобрал, что же в нем не так: те мерги, коих мы преследуем, не могут издать такую палитру звуков, если только среди деревьев не прячутся их сородичи и не подпевают им. Фидл трясется и шепчет молитвы, Хомт Сорли – думаю, можно не оборачиваться, и так ясно – шамкает челюстью. Сквозь деревья впереди проглядывается небо, взору не препятствует непроницаемое полотно ветвей, а это означает, что лес кончается. Рокот стал нестерпимым, по масштабам я бы сравнил его с колоколом и головой, засунутой в него перед самым ударом. Потянуло дымком, в просвете замелькало оранжевым. Огонь? Что-то более волшебное? Сбавив шаг, мы крадучись подошли к выходу на поляну. Она окружена плотной стеной деревьев, высоких и стройных. Земля утоптана, в середине горит внушительных размеров костер, и даже водруженный на камни здоровый котел ничуть не умаляет его размаха. Языки пламени лижут стенки посудины и обтекают по стенам, будто укрывая от холода. За всем этим кухонным приготовлением собрался полукруг болотников, число которых в три раза превышает наших сегодняшних гостей. Они-то и издают непрерывное утробное гудение. В центре стоит вождь, если данный термин применим к одичалым особям. Его морду покрывают руны неизвестного происхождения, они резко контрастируют с бледной кожей, выделяясь черными полосами и завихрениями. Отсюда не разглядеть – рисунок ли там или так, детские каракули. Надо думать, что признаки отличия монстр имеет неспроста.

  – Штук сто пятьдесят, не меньше! – заявил Хомт.

  Мы остаемся незамеченными, стоим смирно, чуть пригнувшись. Кусты малины в меру густые, чтобы не выдать нас; у мергов дела поважнее, поэтому вряд ли нас увидят.

  Но что за сеанс массового гипноза? Таким любят промышлять колдуны-самоучки, вытряхивая деньги из доверившихся жертв. Взгляды каждой твари обращены на едва тронутый торт. Его по-прежнему держит та парочка. Вновь прибывавшие вставали по обе стороны полукруга. Постепенно он разросся; еще с десяток болотников, и круг замкнется. Удача сопутствует, и пустое пространство находится как раз напротив нас. Рядом, в паре жезлов, прошли еще трое. Эти оказались последними, и безумное пение приглушилось, а носители торта приблизились к котлу. Сородичи проводили их вроде бы и пустыми глазами, но в то же время у ближайших можно заприметить что-то вроде увлечения. Или облегчения. Может, игра света. Я с нетерпением жду разворота событий и конца, казалось бы, бесконечной молитвы, неумолчной и надоевшей. На том спасибо старосте. Хомт перехватил мой недовольный взгляд и ткнул товарища.

  – Фидл, ну-ка тихо. Дай посмотреть!

  Резкий шепот подействовал.

  Гудение прекратилось. Вместо него зазвучало подобие стихотворения. Говорят двое стоящих около костра. Грубый язык воспринимается сложно, непривычно для ушей, привыкших к ольгенику и немножко к эльсадиру. Если человек нырнет под воду и начнет что-то говорить – издаваемые звуки будут схожи. Темп стихотворения нарастает, мерги изрыгают слова все более экспрессивно, их неуклюжие рты двигаются очень быстро, губы дергаются, головы покачиваются и... Последняя фраза произнеслась по слогам, вкрадчиво, размеренно; чтецы замолкают и в абсолютной тишине скидывают торт в необъятную пасть котла. Поднос откидывается в сторону. Тут же подбегают еще несколько монстров: один несет в лапах что-то красно-зеленое, второй – бело-голубое, третий вообще желтое. Не то камни какие, не то...

  – Именами Семи Богов! Да это же... [Автор деликатно упускает поток мата и обилие фраз шокированного человека. Автор попробовал, но, оказалось, бумага может стерпеть не все.]

  – Торты! – помог другу Фидл. – Вон и пчеловодский, тот, желтый. И Свирига! Да тут же почти все те торты, что они у нас выкрали в свое время!

  Из котла повеяло зловонием, взвихрился черный дым, затем он окрасился в желтый, а после в фиолетовый. В посудине забулькало, закипело; я встал на цыпочки и увидел темную густую жижу, что рвалась выплеснуться на землю. Первые капли выпрыгивают из котла, с шипением скатываются по горячим стенкам и испаряются. Раздался взрыв. Целое облако дыма цвета спелых баклажанов окутало всю поляну, всех мергов, зацепило нас и унеслось дальше. Секундное замешательство, и болотники начинают активно работать носами, как стая охотничьих собак, почуявших след. Они с шумом втягивают в себя воздух, а вместе с ним и дым – фиолетовое облако словно разрывают на клочья как старую тряпку.

  Надеюсь, эта субстанция не причинит нам вреда. Фидл, словно услышав мои мысли, заскулил и воззвал к Богам.

  – Тихо. Ты, наверное, им уже надоел, – шикнул я.

  Субстанция быстро разнюхалась, и от нее не осталось и следа. Мерги стоят неподвижно, головы вжаты в подобие плеч. Ну точно глиняные изваяния, окрашенные бежевой краской. Ни движения, ни моргания глазами, ничего. Они, вроде как, и не дышат. Для всех нас время остановилось, и только неугомонные языки пламени напоминают, что мы еще не свихнулись, и мир продолжает жить и работать без перерыва. Я заметил шевеление – болотник с татуировками на лице дернулся, слегка, будто пробуя, пошевелился и...

  Наверное, сердечные приступы так и случаются. Мерг заговорил!

  – Наконец-то... – хриплый голос, скрипучий, но вполне различимый. Да это же наш язык!

  Мы втроем переглянулись, не веря своим ушам. Поляна наполнилась шумом множества грубых голосов, заполняя ночь обрывками фраз.

  – Какого доркисса... Да ведь это...

  Меня перебили.

  – Вы можете не прятаться! – окликнули с поляны. – Идите к нам, вас никто не тронет!

  По спине пробежал холодок. Мои спутники дернулись, на лицах страх – даже у Хомта. Хоть что-то заставило его перестать жевать собственную челюсть. Я сделал шаг, но Сорли схватил меня за плечо.

  – Я бы не спешил доверять им, парень. Мало что ли жертв на их счету?

  – А я рискну!

  Больше не скрываясь, я в открытую пошел к котлу, возле которого стоит татуированный. Обгоревшая посудина лежит на боку, в ее нутре можно увидеть обугленное месиво, прилипшее к стенкам обсидиановыми комками. Словно пригоревшая каша.

  Боюсь ли я? Затрудняюсь с ответом; потрясение в какой-то степени отупило и приглушило чувства. Растерянный, я поравнялся с мергом. Он сделал шаг навстречу, протягивая лапу. Не колеблясь, не думая и не подозревая, я пожал скользкую... Ладонь? Болотник почтительно кивнул и деликатно отодвинул меня в сторону.

  – Сперва мое слово вам, сородичи мои, рхолкары! Я буду говорить на языке наших невысоких сожителей, да будет правда услышана ими! – мерг вещал, а остальные внимали, не смея шевелиться. – Наступил тот век, пришел тот год, настал тот день и пробил тот час! И вот мы свободны! Свободны!

  – Свободны! – закричали мерги.

  – Мое племя, мои рхолкары! Да возрадуетесь вы мгновению сему, ибо стали мы прежними. Теми, кого помнил прошлый мир, когда не знал Ферленг людей, нольби и кримтов. За последние века мы выродились, загадили себе репутацию и очернили предначертанное нам. Но теперь, рхолкары, мы обрели себя! Да покажем мы всем, что такое истинный мерг! И да поведем мы свою войну. Войну за правду!

  – За правду! – скандировали чудища.

  – Роргарнона нет, но я, Дромгр, на правах одного из двадцати членов Роргарнона возлагаю на себя миссию. Вернем остальных! Я чувствую их, чувствую всех девятнадцать членов Роргарнона. Мы отыщем их. Наши сородичи присоединятся к нам и воскликнем мы вместе песнь за возвращение!

  – За возвращение!

  Затем Дромгр принялся говорить о вещах ну совсем странных и далеких. Из его речей я понял одно – нужно было лучше учить историю. Каждая часть его обращения заканчивалась восторженными возгласами. Десять минут шли как десять часов. Пусть сам факт говорящих и, что невероятно, адекватных мергов поражал, но составляющая речей была скучна, хоть и напыщенна, нудна, хоть и кишела выспренными названиями. На какое-то время вождь замолк, предоставив своим рхолкарам возможность поговорить. Дромгр выглядел задумчивым. Да, с приходом ума на тупых мордах угадывался знакомый спектр эмоций. Немного постояв, вождь поднял лапу; все смолкли. Поманив Фидла с Хомтом, он начал:

  – Не стоит прятаться... Я понимаю ваше изумление. Вы наверное думаете, как так получилось, что слабоумные монстры вдруг заговорили?

  – Вообще-то не совсем так, но суть примерно та же... – неловко сказал я.

  Дромгр улыбнулся:

  – Интересно?

  – Странный вопрос. Только дураку было бы не интересно.

  – В таком случае не стану тянуть, после стольких лет мне не до пауз и ненужных растягиваний времени. В далекие времена нас прокляли. Еще в эпоху Восстания Несогласных, когда этот мир был свободен от людей. Зачинщики смуты – лидвольцы – оказались под прессом Сжатого Кулака. Мы были в его составе. В последней битве Кулак разгромили в пух и прах, наш народ почти полностью погиб. Остались старики, женщины, дети, а также тыловые отряды, пресекающие атаки лидвольцев через Мост Надежд.

  – Мост Надежд? Что-то знакомое...

  – Наши земли находились в зыбунах. Они были огромны, глубоки, уютны. Сотни болот, тысячи! Мы прорывали траншеи от рек, вытекающих из Лнаминай-Лдомга, моря.

  Я шлепнул себя по лбу.

  – А-а-а-а! Неполное море, Спасающая Гавань, как я сразу не додумался. А мост, стало быть, тот самый – Переправа Смерти. Но там сейчас пустыня Юнаримгат.

  Дромгр сник. Возможно, в глубине души он питал надежду вернуться в родные земли, но увы.

  – Что случилось с болотами?

  – Неизвестно, – я пожал плечами. – Человек застал то место полным песков и гигантских каменных останков. Исследователи из Ока Неба все еще засылают экспедиции, находят минералы, по своему составу принадлежащие морю. Тонны окаменелого ила, ужасная вонь и остатки неизвестной цивилизации – вся их добыча. А Переправу Смерти так и назвали – найденные конструкции похожи на некогда построенный мост. По сей день там находят трупы падших путников, сломавших ногу или разбивших голову среди обломков.

  – Наш дом...

  – Мои соболезнования...

  Мерг тяжко вздохнул. Его соплеменники склонили головы в знак скорби. Погиб дом не только одного Дромгра, но всего племени. Всех мергов.

  – Мы отбивали атаки. Одну за одной, одну за одной. Удачное расположение моста вкупе с отличными укреплениями помогли нам. Слаженность нашего народа оказала неслыханное сопротивление. Несогласные были свергнуты, их армии усеяли трупами все от запада до востока. В последнюю атаку они шли без оружия, без доспехов, опустив руки. Почти у самых стен перед Мостом Надежд лидвольцы с криками "не согласны до самой смерти!" зарубили друг друга. Они всаживали клинки в горла рядом стоящим, отсекали головы, сворачивали шеи. С улыбками, победно, будто своими действиями выигрывали войну... Исход показал, что так оно и было. Их жертвоприношение породило на свет мощнейшее в истории Ферленга заклинание.

  – Что-то мне это все напоминает... – пробубнил я, неторопливо почесывая макушку. – Не первый случай, про который я слышу. Раньше что, так популярны были размены жизней на магию?

  – Как сказать. Раньше магия была сильна, но однообразна. Желающий достичь недостижимое менял свою жизнь на результат. В те времена даже не обладающий крупицами волшебства мог творить ценой тела и самого своего существования.

  Хомт кашлянул. Взгляд выражает: "Мы не на светской беседе!" Он выглядит продрогшим, а Фидл ежится и едва не стучит зубами. Сделав короткий перерыв, я и сам заметил, что немного дрожу – температура стремительно падает. Ночь холодна, зато неопасна.

  – Наверное, тогда смертность была высока? – спросил я, погружаясь в беседу.

  – Было дело, энтузиасты в те годы славились своей одержимостью.

  Староста подался вперед:

  – Так что стало после самоубийства лидвольцев?

  – Одна из рас – вы все равно не поймете, о ком речь – сразу исчезла с лика мира, словно ее никогда не существовало, другая разлетелась облаком насекомых. Третья... Представители еще одной расы расплавились, расползлись зловонными жижами... Еще... Нет, не решусь я вспоминать. Сколь старательно я забрасывал образы на самые задворки памяти, лишь бы никогда к ним не возвращаться! Скажу лишь, что мы всегда славились магическим иммунитетом, хоть и не обладали способностями к волшбе. Сила сознания с рождения выстраивает щит, сквозь который не просочится ни одно заклинание. Но даже нам, мергам, не получилось воспрепятствовать эффекту того проклятия – наш разум затуманился. Мы потеряли мудрость, накопленную веками, мы потеряли дар речи, способность трезво мыслить... – Дромгр шлепнул кулаком по котлу, оставив там приличных размеров вмятину. – Мы превратились в тупых животных, кровожадных, нещадных и бестолковых!

  Лицо болотника побелело, татуировки стали видны отчетливее. От частого дыхания его огромный живот напомнил бьющееся сердце. Переведя дух, мерг продолжил:

  – Это в прошлом. Чего сейчас распыляться, если содеянного не повернуть вспять.

  – Что же получается? Теперь вся ваша раса вновь стала разумной, какой некогда и была?

  – К сожалению, нет... Не все так просто. Свершившаяся процедура локальна. Те, кто принял дым в себя, освобождаются от наложенного проклятия. При всей нашей численности вам столько торта пришлось бы испечь, чтобы смог исцелиться весь наш род...

  – Ага, это что же, вы... – подал было голос староста, но Хомт оказался проворнее.

  – Обожди, старина Фидл. Чего это вы всегда приходили разными составами к нам на праздник, убивцы? То десять, то тридцать?

  – Во-первых, мы не убийцы. Попрошу нас больше так никогда не называть. У меня нет оправданий, но прошу понять – то были отнюдь не мы. Во-вторых, вам следовало догадаться, что чем больше торт, тем сильнее исходящий от него запах. Вы его вряд ли чуяли. Это не совсем "запах" в том понимании, о каком вы думаете. А мы чувствовали и шли.

  – Да Боги! Что же в нем такого?! – я чувствую бешенство. Когда понимаешь, что ты близок, но есть что-то, не поддающееся объяснению и препятствующее логическому завершению – выбиваешься из равновесия. Никаких ступоров, нет!

  – Мы не знаем. Ничто кроме торта не помогло бы нам. В нем есть тот самый необходимый ингредиент; нужда в нем изъедала нас при каждом случае. Даже не ингредиент, а какая-то смесь. Видите, мы и состава сваренного нами зелья не знаем – все по наитию Мы ведомы странным инстинктом. Думаю, это лазейка в мощном, но не идеальном заклинании. Оно очень старо, и возможно, что его структура морально устарела. Прошло столько веков – естественно, в нем появятся бреши. Торт пробуждал в нас жажду, он... Очаровывал, так будет правильнее. И мы шли, поддавшись влиянию. Нам нужен был он.

  – Могу сказать, Дромгр, что в состав входит мука, добываемая из особой пшеницы. Я был на поле, где она растет, там зиала просто зашкаливает.

  – Зиала?

  – Частица магии.

  – В наше время она звалась... В прочем, неважно. – Дромгр нервно провел лапой по татуировке. – Не в муке дело, какой бы она ни была. Не знаю, играет ли она вообще какую-то роль. Вполне может быть, что дело и не в ней.

  И тут накатило. Ошарашило: огромная волна, сносящая деревянные домики с соломенными крышами, ураган, разметающий все на своем пути, прорвавшаяся плотина! Аналогично и у меня в голове; хлестануло так, что я еле устоял на ногах. Нахлынувший поток информации чуть не повалил на землю. Я покачнулся. Азарт запылал ярче солнца, начал выжигать меня изнутри. Я заговорил на одном дыхании.

  – Погодите-ка, кажется, понял! Пшеница растет на поле, где пали друиды. – Удивление на лицах Хомта и Фидла не остановило меня. – Не спрашивайте! Я все выяснил. Там место особо сильных магических возмущений. Сиречь она и без того ненормальна. А что входит в ваше целебное зелье? Плевать, что вы не знаете рецепта как такового. Что вы туда кидали?

  – В кипящую воду бросали корень тысячелистника, березовую кору, желуди, пара клыков непонятного существа – помесь лошади и волка. Такой, синего цвета.

  – Гойлур! – охнул я. – Но откуда он тут взялся?

  – Мы наткнулись на него совсем недавно, около трех дней назад. Кажется, умер от остановки сердца.

  Именами Восьми Богов! Только вы могли направить туда выжившего из той пятерки гойлура, что сбежал от меня. Иному просто неоткуда взяться.

   – Продолжай.

  – Еще мох, немного фикии, земли и, собственно, торт. Но он не числится в составе как таковой. Вернее, подсознание его отвергает. Как и клыки. Что в них, нам не ясно до сих пор, а торт для нас в первую очередь стеаро.

  – Стеаро?

  – Да. Его было крайне сложно достать. Но проклятие ослабло, и в последние несколько лет мы стали его чувствовать в торте.

  Хомт жадно влез в беседу, возмущенно вопрошая:

  – Эй-эй-эй! Тихо! А что такое стеаро ваше, а?

  Слова рвались наружу, галопом, чуть не опережая друг друга:

  – Это мощнейший нейтрализатор магии в чистом виде... Теперь все окончательно ясно! Смотрите: пшеница специфична из-за событий, произошедших с друидами во Времена Страха и Отчаяния. Если она сохранила следы магии, то это магия самого их естества, что следует из заклинания Зеленого Щита. Оттуда и влияние на само поле. Яйцо, молоко и сахар при невысокой, но продолжительной термической обработке выделяют так называемый обнулин, то есть яд чаров, который, как еще помню с уроков химии, сводит на нет любое зелье. Вот так незатейливо и из сподручных средств можно обезопасить себя и окружающих. Благо, сегодня зелья не так популярны, как ранее. Но я отвлекся. Поскольку в те времена если магия была значительно сильнее, нежели сейчас, то и остаточная энергия друидов, заключенная в земле и, соответственно, в зернах, не улетучилась, как того следовало бы ожидать, а при смешивании с обнулином вступила в сопротивление. Мы разбирали подобное на лекциях! Я знаком с такой реакцией, она называется "противоборство противоречий", это когда два конфликтных по отношению друг к другу компонента – друиды созидают, а яд разрушает – борются между собой. Как поведение двух магнитов, сближенных друг с другом одинаковыми полюсами. Вот и здесь: в процессе противоречия порождается некая эфемерная субстанция, силькария, у которой есть очень интересное свойство – ее можно настроить под себя, для своих нужд. Она может стать как ядом физическим, так и нейтрализатором, возбудителем или наркозом, дурманящим или приворотным зельем. Вся прелесть в том, что добавить надо ну всего-то пару-тройку ингредиентов.

  Вождь мергов вскинул складку кожи над глазом. Такая у них бровь.

  – Но тогда встает вопрос: как силькария смогла настроиться под нейтрализующее действие и стать стеаро?

  – Ну, учитывая специфику местности и невозможность появления чего-то того, что перечислено в Списке Восьмидесяти – перечне главных составляющих-модификаторов – я могу сделать только один вывод... – я повернулся к Фидлу и Хомту: – Скажите, белы, используется ли в приготовлении торта тульвия?

  Пахари так и охнули:

  – Ды... Да... Это, а как? Я имею в виду... Ну... – Хомт заквакал как лягушка.

  – Это обязательный ингредиент. Наш герб, – добавил Фидл.

  – Вот и распуталась загадка, маленькие друзья, – улыбнулся вожак. – Тульвия сделала все, что надо. Скажу честно – нам крупно повезло. Феноменальное стечение обстоятельств. Друиды, мука...

  – Тульвия, – присоединился я. – Это ведь единственная составляющая, так скажем, естественного происхождения, которая имеет свойство превращать силькарию в стеаро. Воистину чудеса. Страннее стечения обстоятельств и случайностей просто не придумать.

  – Но его оказалось мало. Без наших дополнительных добавок зелье не возымело бы нужного эффекта, иначе все было бы куда проще – съел кусок торта и разрешил тысячелетнюю проблему.

  – А почему тогда проклятие распространялось на малых пахарей? – спросил я, чуть не забыв об этом.

  – Дело в побочных эффектах. Миазмы заклинаний витали вокруг него, и покуда не все мерги избавлены от проклятия – не знать покоя окружающему миру. Но для Малых Пахарей угрозы больше нет.

  Все. Игра закончена. Дальнейшее мое участие в ней не предвидится. Да и зачем...

  А потом Фидл не выдержал: я увидел боль на его лице. В отчаянии он выпалил:

  – Да что же вы нападали-то, а?! Скольких мы вас переубивали? – староста замахал кулаками. – Столько бойней мы пережили, а вы всего лишь под заклятием были! Ну за что? Ни нашим, ни вашим. Где справедливость?!

  – История запомнит случай, когда человек пожалел мерга. Маленький друг, а сколько вас погибло от наших лап? Не будем вести подсчеты, ничто не виновато в сложившейся ситуации. Как ни хай прошлое, а его не переписать. Что стало, то стало. Возблагодарим настоящее за то, что такого больше не будет...

  Настала пауза. Мы с Хомтом стали свидетелями того, как два представителя ранее противоборствующих рас стояли и виновато смотрели друг другу в глаза. Какими бы красками ни играли сказанные слова, глаза все равно выдадут.

  Хомт решил избавиться от зашкаливающего замешательства.

  – Так, ладно, давайте-ка собираться, – резко бросил он. – У племени-то вашего, поди, дел непочатый край, да и нам следует правду до народа донести, дабы не трясся больше.

  – Да, – поддержал его староста, – надо бы выдвигаться. Думаю, с сегодняшнего дня у нас отыщется время для встреч поприятнее, чем до этого. Трэго, идешь?

  – Вы идите, я позже подойду. Я-то завтра уезжаю, а спросить мне есть о чем.

  – Я тоже не против получить ответы, маленький друг, – обратился ко мне Дромгр.

  Староста махнул рукой, Сорли кивнул, и они удалились. Мы же пробрались еще дальше в лес, земля поросла вереском, светло-зеленым мхом, изломанными и больными на вид березками, кое-где перемежавшимися с ольхой. Почва под ногами становилось все мягче. Я стал выбирать участки потверже, чтобы не промочить ноги и не провалиться ботинком, а то и не уйти самому под предательски податливую землю. Мы дошли до места, где болота просто изобиловали. Чересчур много ям, глубоких и не совсем; каждая заполнена мутной жижей, а на поверхности – ряска, видимо-невидимо ряски и кувшинок. Кое-где сидят болотники; в одну из ям по самую шею погрузился и Дромгр.

  – Такой уж... Ох... Организм. Без болота долго не протягиваем. Нынешний климат совершенно иной, а раньше и воды было больше, разных отстойников, заводей, запруд... Воевать приходилось в тяжелых условиях – вытащит тебя враг на открытую местность и все. Задержишься – смерть.

  Положив руки на края ямы, словно принимающий ванну принц, вожак будто бы скинул всю свою напыщенность и с детским интересом спросил:

  – Скажи, а как тебе это удалось?

  – Что именно?

  – Догадаться. Я вообще не представляю, как можно додуматься до такого. Это же надо – найти стеаро в торте! Чтобы все было завязано на силькарии и пшенице, подпитанной магией друидов. Крэймра! У меня аж голова кругом идет.

  – Да уж, все запутано. Разгадка далась нелегко. Сам до сих пор не знаю, что мне помогло. Несколько примечательных факторов все-таки наставили меня на путь истинный. Например, я сразу же заметил, что вы как будто под гипнозом. Ваша походка, поведение, глаза...

  – Да, действие проклятия! Саркра"набар! А знаешь что самое ужасное? Несмотря на проклятие, затуманившее наш разум, подсознание бодрствовало. Каждый из нас помнит те зверства, которые мы учинили. Вплоть до минуты. Жить в плену собственного тела, совершающего такое... Это самая жестокая пытка: видеть, как ты убиваешь людей. Тех, кто просто защищает родной дом, то, что сделал бы всякий, будь то мерг, карантай, сальбимол или человек. Когда понимаешь, что тебя могут убить в любую секунду, а ты и сделать ничего не в силах... Это страшно.

  – Думаю, это действительно ужасно... – я перевел дух и продолжил, желая поскорее сменить тему – на недостаток пакостей не жалуюсь. – Также примечателен факт, что вы ни разу не напали первыми. Все время находился предлог, вынуждающий вас атаковать. Стоит тронуть, и...

  – Побочные эффекты... Никто не в праве мешать нам в исполнении предназначения. И это я говорю не от себя, а от лица, одержимого чарами. Нас охватывала необузданная ярость, если кто-то шел наперекор. Видишь ли, проклятие Несогласных не только сделало нас идиотами. Мы стали кровожадными убийцами. Такими нас и привыкли видеть. Подозреваю, что горькая слава о мергах разлетелась по всему Ферленгу...

  – Что есть, то есть. Да и я, признаюсь, считал так же. Никто и не чает, что вы – древняя и разумная раса. Все-таки во времена ваших войн людей еще не было, документальных подтверждений тоже никаких – даже если бы мы нашли архивы с летописями, кто расшифровал бы?

  Дромгр окунулся с головой. Какое-то время он не показывался, затем вынырнул.

  – Крэймра! Кожа сохнет. Теперь вновь следить за ней, своевременно погружаться, наносить маски и прочее, прочее, прочее, до той поры, пока мы не привыкнем, – сварливо запричитал он. – Тогда наша зависимость от воды станет слабее. А насчет расшифровки все просто: мы так же говорили на эльсадире, от него образовались иные языки. На одном из них мы с тобой и говорим. У вас еще помнят эльсадир?

  – Немногие...

  Я изумлялся все сильнее. Никогда не думал, что за один день можно открыть для себя столько нового, сколько не знает ни один живущий. Вот уж везение...

  – Тем более. Вам было бы куда проще.

  – Стало быть, ольгеник и кельгин придумали вы?

  – Мы придумали куда больше языков. Но с уходом рас исчезали и языки. Я не знаю, что осталось в этом мире, но знайте – это наследие прошлого. С трудом выношенное наследие, но тем оно ценнее.

  Устав стоять, я хотел было сесть на корточки, но заметил подходящую по форме корягу.

  – Ты рассказываешь о временах столь далеких, что трудно представить. Это же около двух тысяч лет, а то и больше. Сейчас две тысячи сто тридцать шестой год Новой Эпохи! Сколько же вы живете фактически?

  – В среднем мы живем двести лет, как и положено.

  – Тогда я ничего не понимаю. Как такое возможно? У вас летоисчисление другое?

  – Все проще. Испокон веков после смерти вождя племени душа переселяется в тело занявшего его пост. Так было и так будет. Саркра"набар знает, кем это было придумано, однако каждый вождь вбирает в себя память предков. После смерти одного все накопленные багаж и мудрость переходят к вновь назначенному. Я, можно сказать, голос многих веков, давних и далеких.

  – Ушам своим не верю! Неужели ты помнишь мир с основания?

  – Да, но не рассчитывай, что я поделюсь с тобой такими знаниями. Не из вредности, нет. Просто вы, маленькие люди, еще не готовы.

  – Не готовы к чему?

  – К прошлому. Иначе у вас не станет будущего. Еще придет время. А пока пускай мир остается таким, каким он привык себя видеть. И как остальные привыкли его воспринимать. Не троньте. Я не прощу себе этой ошибки...