Текст книги "Молчаливое море"

Автор книги: Александр Плотников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 10

Рассказывает автор:

Отряд советских кораблей направлялся в район предстоящих учений. «Величавый» шел вторым, правя в кильватер ракетному крейсеру, своему «старшему брату», как в шутку называл Исмагилов флагманский корабль.

– До чего красив, шайтан! –  завистливо цокал языком капитан-лейтенант, поглядывая на его громоздящиеся надстройки и дальнобойные ракетные установки. Портнов находился на главном командном посту снова в качестве «тени» Исмагилова.

– Дублер должен быть тенью вахтенного офицера, – любил повторять Неустроев. – Глаза и уши держите настороже, а язык на привязи!

Натовские корабли снялись почти одновременно со своими соседями по стоянке. Сначала они на параллельных курсах сопровождали отряд, затем скрылись из виду, хотя радиолокатор показал, что они по-прежнему находятся неподалеку.

– Цель номер один повернула в нашу сторону! – доложили из боевого информационного поста. – Движется полным ходом!

– Начинаются фокусы, – сквозь зубы проворчал командир. – Кто стоит на маневровых клапанах? – запросил он машинное отделение. – Будьте внимательны!

– Цель номер один идет на пересечение курса! – снова сообщил БИП.

– Чаще докладывайте дистанцию! – распорядился Неустроев.

Портнов подошел к ночному визиру. В голубоватых линзах светились три разноцветных глаза – ходовые огни американского корабля.

– Передать по международному своду сигналов: вы маневрируете опасно! – приказал командир радистам.

Американец стремительно приближался. Уже был слышен надсадный свист его вентиляторов.

– Право руля! Стоп машины! Обе полный назад! – выдерживая четкие паузы, скомандовал Неустроев. Вздрогнула под ногами палуба. Это машины гасили инерцию переднего хода.

– Негодяи! Наглецы! – в сердцах ругнулся командир, когда сторожевик, оставив пенную борозду, прошел всего в полутора кабельтовых впереди «Величавого».

– Вот тебе и приятного аппетита! – усмехнулся молчавший до этого замполит Поддубный.

Портнов чувствовал, как тревожно колотится его сердце. Безвозвратно сгорело несколько нервных клеток, – так бы сказала сейчас Аллочка. Припомнилось, как в детстве он никак не мог понять термина «холодная война», который часто повторяли в радиопередачах. А ныне он увидел холодную войну воочию. Без сомнения, командир американского сторожевика затеял провокацию. Должно быть, ему хорошо пообещали за дипломатический инцидент, который может вызвать столкновение кораблей.

Посыльный принес Неустроеву радиограмму.

– Командир отряда благодарит за выдержку, – прочитав ее, объявил всем капитан третьего ранга.

Рассвело. Силуэт американца синел в сумеречном мареве уже с противоположного борта «Величавого». Повторить психическую атаку у его командира, видимо, не хватило духу.

У Портнова отлегло от сердца, как и у остальных, стоящих на ходовом мостике ракетоносца. Расслабившись, переминался с ноги на ногу рулевой. А Неустроев отчаянно боролся со сном. Мучительная дремота то и дело смеживала его веки. Но командир тут же встряхивался, словно подброшенный пружиной.

Невольно Портнов стал размышлять о нелегкой командирской доле, об ответственности, лежащей на его плечах. Сможет ли он, Портнов, так же вот целыми сутками не сходить с мостика? Хватит ли у него душевных сил, чтобы не растеряться в обстановке, подобной сегодняшней? А если вдруг случится война? Сумеет ли он глянуть в лицо смертельной опасности?

Между тем закончилась его вахта. Капитан-лейтенанта Исмагилова пришел сменять лейтенант Смидович. Вполголоса, чтобы не тревожить забывшегося командира, вахтенные офицеры уточняли курс корабля.

Рассказывает Аллочка:

Мы едва не поссорились в тот вечер с Васей. Меня чуточку покоробила его прямолинейность. Я была убеждена, что человек должен уметь прощать. Ведь люди – не ангелы! Разве можно быть уверенным, что и сам ни разу в жизни не ошибешься? Неужто любовь так же быстро должна превращаться в ненависть, как кипящая вода в пар? Нет, Вася был ослеплен обидой за неудавшуюся жизнь своей матери. Но спорить и переубеждать его было бесполезно.

В душе я искренне жалела его отца – безвольного, но, как мне казалось, доброго человека, плывшего по течению. Но Васе я своих мыслей высказывать не стала.

Мой милый курсант, хотя и стал теперь более стройным и ловким, но на людях по-прежнему терялся до смешного. Без конца оправлял свою форменку, трогал пальцами пряжку широкого матросского ремня. Дважды мне удалось заманить его на танцевальную площадку в городском саду. Появление моряка, естественно, вызывало интерес, особенно у девчат. Под кокетливыми взглядами Вася начинал робеть, он чувствовал себя, как под пулеметными очередями, хмурился и нервничал. Танцевать его в училище не научили, поэтому он не рисковал выходить со мною на круг. Когда же меня приглашали на танец другие ребята, на Васином лице появлялось не совсем доброе выражение.

Но однажды он не выдержал. После того как один бойкий симпатичный парень в третий раз подошел ко мне с приглашением, Вася больно ухватил меня за руку и буркнул сквозь зубы:

– Она танцует со мной... – Злость придала ему смелость, и Вася довольно сносно повел меня в фокстроте. – Это что еще за хлыщ? – негромко спросил он.

– Обыкновенный партнер, – поиграла плечами я. – Приглянулась ему, вот и приглашает...

Должно быть, я поступила эгоистично, только мне нравилась его нервозность. Ревнует – значит, любит!

К моему удивлению, Вася принялся танцевать все подряд. Рискнул даже на только что вошедший в моду хали-гали. Впрочем, на танцплощадке было так тесно, что нельзя было разглядеть ни чужих, ни своих ног.

– Ты тут словно рыба в воде, – натянуто усмехнулся Вася после нескольких приветственных кивков моих знакомых.

– А что? – нарочно дразнила я его. – Я ведь пока не жена морского офицера, и статья девятая твоего устава меня не касается!

Его зрачки сузились, и я поняла, что переиграла.

– Давай исчезнем отсюда, – шепнула я ему на ухо.

Нехоженая, затканная муравой аллейка привела нас в самую глухую часть сада. На клумбах вместо цветов здесь красовались голенастые стебли крапивы, редкие электрические лампочки на столбах не рассеивали тенистый полумрак.

Мы присели на полусгнившую скамью в сырой, заброшенной беседке. Вывернувшись из-под наших ног, зашлепала брюхом по земле большая лягушка. Мы сидели молча, отодвинувшись друг от друга, словно чужие.

– Ну чего ты дуешься? – виновато спросила я.

– Я не дуюсь. Я размышляю, – философски изрек он.

– О чем же?

– О нас с тобой.

– Интересно узнать, до чего ты додумался?

– Мне кажется, что я вообще тебя выдумал, – глядя мне прямо в глаза, произнес он. – А на самом деле ты совсем другая...

– Тебе хотелось встретить принцессу из сказки? – маскируя иронией обиду, спросила я.

– Нет, не принцессу. Простую девчонку, – не отводя взгляда, ответил он. – Сказкам я не верю.

– Выходит, я тебя разочаровала? – почти сквозь слезы прошептала я.

– Глупышка! – порывисто обнял меня он. – Неужели ты не видишь, что я люблю тебя такой, какая ты есть...

Глава 11

Рассказывает автор:

Боевые тревоги зачастили, как осенние дожди. Они на самом интересном месте обрывали матросские сны, не давали возможности выкурить сигарету после обеда. Боевая учеба шла на таком тактическом фоне, который не смоделируешь ни в каком тренировочном кабинете.

Несколько раз чуткие уши акустических приборов улавливали шумы рыскающих неподалеку подводных лодок. Бескрайнюю синеву южного неба то и дело вспарывали остроносые самолеты, над мачтами висели, трепеща стрекозиными крыльями, натовские разведывательные вертолеты с оскаленными лисьими и волчьими мордами на фюзеляжах. Их летчики иногда высовывались из кабины, размахивая снятыми шлемофонами. Что они выкрикивали – об этом можно было только догадываться.

На вахте Портнова из боевого информационного поста доложили о появлении крупных надводных целей.

– Никак старый знакомый объявился! – воскликнул Неустроев. – Смотрите внимательней, лейтенант, – повернулся он к Портнову. – На горизонте главная ударная сила НАТО – авианосное соединение.

Портнов развернул визир по указанному пеленгу. Сначало разглядел лишь несколько изломанных рефракцией[1]1
  Рефракция – преломление светового луча в атмосфере.


[Закрыть] силуэтов с темными мазками дымов и соломинками мачт. Но встречные корабли шли на контркурсах с «Величавым», поэтому быстро увеличивались, словно на них наезжала камера кинооператора. Вскоре лейтенант уже разглядел высокий борт и плоскую, как спичечная коробка, палубу авианосца.

– Ну, что вы там наблюдаете? – спросил командир.

– Тяжелый авианосец типа «Саратога», – не совсем уверенно доложил Портнов. – Идет в охранении шести кораблей.

– Это «Форрестол», – уточнил Неустроев. – И знаете, откуда он прибыл? Из Южного Вьетнама. Боевая тревога! – чуть помедлив, властно скомандовал он.

В оптике визира отчетливо обозначались светлые угольники самолетов на шахматной палубе авианосца: возле них муравьями копошились люди.

Потом они побежали в укрытия, а до слуха Портнова донесся резкий хлопок. Над самыми мачтами «Величавого» промчался палубный штурмовик. Хлопнула другая катапульта, выбросив в небо еще один самолет. Следом тянул дымный шлейф третий.

– Пугают, – усмехнулся командир. – А нам не страшно! Пусть слабонервных поищут в другом месте. Курса менять не будем. Так держать! – приказал он.

– Привыкли безнаказанно южновьетнамские хижины жечь! – презрительно щурясь, процедил замполит.

– И все же летают они здорово, – сказал Неустроев, глядя на тающую в облаках серебристую точку самолета. – Натренировались...

– Однако у них ни Покрышкина, ни Гастелло не было и не будет, – возразил командиру Поддубный. – Потому что они за доллары воюют, а мертвому доллары ни к чему.

– Все это верно, только недооценивать их мастерство тоже нельзя. Превзойти его – вот наша главная задача.

Сменившись с мачты, Портнов на минутку заглянул в каюту. – Смидович, одетый, валялся на койке, видно, снова хандрил.

– Не обращая на меня внимания,  – буркнул он, не поднимая головы. Потом шумно заворочался, надсадно скрипя коечными пружинами. – Телеграмму жене давал, – словно сам себе, сказал он. – Получил ответ – уехала к родителям.

Портнов деликатно промолчал, а Смидович опустил ноги на пол и тряхнул головой.

– Она мне раза два уже ультиматут предъявляла: или уходи на берег, или разойдемся. Соломенной вдовой, мол, жить не хочу... Думал, в сердцах говорит...

Портнов покашлял, не зная, что сказать соседу. Тот понял это, натянуто усмехнулся и спросил:

– Твоя невеста, случаем, не профессорская дочка? Смотри, не обмишулься, не то после ногти будешь грызть, как я.

– Спасибо за совет, – поблагодарил Портнов.

– Я тебя об одном попрошу, – поднялся с койки Смидович. – Ты про меня никому не говори. Не с каждым можно быть откровенным...

– Хорошо. Все останется между нами, – заверил его Портнов.

Рассказывает Аллочка:

После Васиных проводов я долго не находила себе места. Стояла золотая осень, в парках пламенели клены, аллеи были засыпаны ворохом жухнущих листьев, а в моей груди будто сразу наступила зима. Даже первые лекции в институте не радовали, я почти не осознавала того, о чем говорили преподаватели.

С детства я была влюбчивой девчонкой. Влюблялась и в своих одноклассников, и в киноартистов, и в наших знаменитых земляков-спортсменов. Помню, как я всполошила всю школу, отыскивая парту, на которой сидел чемпион мира Борис Шахлин.

Но все мои увлечения были недолговечны: старые проходили с такой же легкостью, с какой появлялись новые. Никогда я не думала, что любовь – не только радость, но и страдание. Я давно уже поняла, что люблю Васю всерьез и навсегда, хотя мама на первых порах пыталась меня убедить, что он – моя очередная выдумка.

И на этот раз, заметив мое состояние, мама вызвала меня на серьезный разговор.

– Тебе восемнадцатый пошел. Ты уже не девочка. Давай поговорим, как женщина с женщиной, – сказала она, закуривая сигарету, что было признаком серьезности разговора.

Я, соглашаясь, кивнула головой.

– Я не скрываю, что мне очень не нравился твой выбор, – выдохнув дым, начала мама свою проповедь. – Дружить с каким-то мальчишкой-замарашкой, который двух слов сказать не умеет, не много в этом чести... Теперь я поняла, что ошиблась. Забыла, что и Михайло Ломоносов в Петербург в армяке пришел. Да, Василий неглупый, настойчивый парень. Но я хочу объяснить тебе и другую сторону дела... – мама всегда говорила со мной строгим назидательным тоном, словно все произнесенное ею немедленно приобретало силу закона. Но теперь в ее голосе не было прежней уверенности, она сбивалась и с трудом находила нужные слова. – Допустим, ты выйдешь за него замуж... Это естественно. Но знаешь ли ты, что тебя ждет, если ты свяжешь свою судьбу с моряком? Вечные расставания, вечный страх и переживания! Ждать мужа надо не день, не два, не год даже – всю жизнь! Не каждая способна на такое подвижничество. Я бы, к примеру, не смогла. Когда отца твоего вызывают в главк, ты сама видишь, – я места себе не нахожу... Тоска, дочь, страшная вещь, может источить любое сердце... Кроме того, – она смущенно замялась, – хотя ты сама все понимаешь, кроме того, есть и биологические потребности... Человек рожден для того, чтобы жить... Сможешь ли ты подолгу хранить ему верность? И будет ли он всегда верен тебе?

Мама обрушила на мою бедную голову массу таких проблем, о которых я и не подозревала. Видно, она долго вынашивала этот разговор. Поначалу мне стало страшно от такого множества неурядиц, ожидающих меня впереди. Но после я сама посмеялась над своими страхами: откуда взяться скуке при любимом муже и увлекательной работе? Тосковали от безделья только чеховские барыньки! А потом у нас, – вслух я об этом не решилась бы сказать, но думать было приятно, – потом появится крохотный Василек, а он-то не даст скучать!

Словом, своим откровенным разговором мама не только не разубедила, а, наоборот, распалила мои мечты. Я вспомнила, как представил меня Вася отцу в гостинице, и впервые почувствовала всю значимость нового своего звания – невеста. Ведь надо не только выдержать испытательный срок до сввдьбы, но и не заронить в душу любимого человека и зерна сомнений!

Как глупо я разыгрывала Васю в разговорах, на танцевальной площадке! Нет, все, решила я. Танцы и вечеринки – побоку!

Назавтра я проснулась в отличном настроении и, на удивление маме, все утро распевала, переделав на свой манер песню Сережки Добрынина:

 
И приятно мне и лестно,
Что на людях и в дому
Все зовут меня морячкой,
Ведь известно почему!
 

Глава 12

Рассказывает автор:

После целого месяца тиши и глади Средиземное море показало свой норов. Накануне все прибрежные радиостанции сообщали об идущем с Атлантики мощном циклоне, но небо было таким безоблачным, что Портнову невольно вспомнились извечные шутки о синоптиках.

Но вскоре горизонт со всех сторон обложили клочковатые тучи, они разрастались с пугающей быстротой. Шторм заявил о себе тропическим ливнем, несколько часов подряд полосовавшим и пузырившим серую, вмиг полинявшую воду.

Ошалевшие дождевые потоки вприскачку мчались с надстроек и палуб «Величавого», хрипели в захлебывающихся шпигатах. Провиснувшие брезенты чехлов держали на себе целые озера.

Потом дождь внезапно перестал, будто кто-то закрыл наверху шлюзы. Наступила странная своей неестественностью тишина. Чуть парило неподвижное, прибитое дождем море, не ощущалось даже малейшего дуновения ветерка, а в круглом, похожем на дно глубокого колодца, разрыве облаков застряло блекло-желтое, совершенно не слепящее глаз солнце.

– Угодили в самый центр бучи, – сердито проворчал Неустроев, меряя шагами ходовой мостик. – Проверить крепление механизмов и грузов по-штормовому! – скомандовал он по боевой трансляции.

– Заодно и траванем! – подмигнул Портнову капитан-лейтенант Исмагилов. – Ты как переносишь качку? – спросил он своего дублера.

– Не знаю, – пожал плечами лейтенант. – В хороший шторм я еще не попадал. Проверить себя негде было.

– А я исправно отдаю дань Нептуну! – с улыбкой, будто говорил о чем-то веселом, сознался Исмагилов. – Но адмиралом я все равно стану! – сделал он шутливую гримасу. – Тем более, что в истории есть прецедент – адмирал Нельсон. Биографы утверждают, что укачивался он, как дитя, и сражения выигрывал лежа на боку.

– Вам, Исмагилов, залечь не удастся, – с усмешкой глянул на вахтенного офицера Неустроев. – Так что готовьтесь к шторму заранее.

– Есть готовиться, товарищ командир! – браво откликнулся капитан-лейтенант и тут же, надув щеки, прокричал в переговорную трубку: – Сигнальщики, брезентовое ведро на ходовой мостик!

А на воде уже появилась широкая белая полоса, словно мчалась навстречу «Величавому» стая неведомых морских животных, срывая пенные клочья с ощетинившегося моря. Походя волны обдали брызгами накренившийся ракетоносец, с шипением прокатились через его палубу.

Следующий шквал набежал совершенно с другого направления, а после загудел-засвистал ветер в снастях, разгоняя вокруг «Величавого» водяную крутоверть. Стальное тело корабля то судорожно вздыбливалось, то валилось из стороны в сторону, выписывая мачтами замысловатые вензеля.

У Портнова помутнело в глазах, неприятный ком подступил к горлу, но он поборол тошноту, вздохнув глубоко всей грудью.

– Побудь за меня минуту, я сейчас, – шепнул Исмагилов, повернув к дублеру бледное с прозеленью лицо.

Портнов согласно кивнул головой, глядя по сторонам и замечая, как разительно переменилась обстановка на ходовом мостике. Здесь стало тесней и неуютней. Люди с трудом сохраняли равновесие, удерживаясь за тумбы приборов. Корабль шел самым невыгодным курсом – почти лагом к волне.

Исмагилов вернулся веселым и жизнерадостным.

– Вот вытворяет штормяга! – цокнул он восхищенно языком. – Волны аж в трубу захлестываются! – И тут же осекся, почувствовав, что никто не разделяет его восторгов.

В перерывах между ударами волн слышался негромкий голос командира, отдававшего приказания рулевому. Поворотом штурвала тот ставил ракетоносец навстречу наиболее опасному валу. Острым форштевнем «Величавый» надвое распарывал зеленую громадину, и она обессиленно сникала у него за кормой. Но время от времени перед кораблем вставали на дыбы такие громады, которые он не успевал смять и рассечь. Хлесткими ударами они сотрясали весь корабль до основания.

– Боцман, – запросил по трансляции Неустроев, – как шлюпки и катера?

– В порядке, товарищ командир, – откликнулся тот. – Только с правой шестерки сорвало чехол...

– Кто крепил по-штормовому?

– Лично я, товарищ командир.

– Ясно. Вооружили штормовые леера и карабины?

– Так точно...

На мостик поднялся взъерошенный замполит.

– Окропило в соленой купели, – кивнул он на мокрые после себя следы. Потом вполголоса доложил Неустроеву: – Все боевые посты прошел, товарищ командир. Всего несколько новичков укачалось. Остальные держатся молодцами, особенно котельные машинисты...

– Добро, – откликнулся Неустроев. – Осталось немного. К утру выйдем из циклона.

Но дальнейшие события спутали командирские расчеты. Вахтенный радист принял сигнал бедствия. Помощь просило какое-то судно, находящееся милях в пятидесяти в стороне от «Величавого».

Потом Неустроева вызвал на прямую радиосвязь командир отряда.

– Принял SOS, Георгий Венедиктович? – по имени-отчеству обратился он к подчиненному. И продолжал, не дожидаясь ответа: – Тонет какой-то грек. Как у тебя машины? – снова спросил адмирал.

– Неужели идти обратно в это пекло? – вздохнул Неустроев.

– Ничего не поделаешь, Георгий Венедиктович, морской закон!

– Но ведь американцы гораздо ближе нас, товарищ адмирал! Они там почти рядом...

– На этих джентльменов надежда плохая, ты сам знаешь... А людей надо выручать. Действуй там по обстановке. Зря не рискуй. И докладывай обо всем подробно.

– Есть, товарищ адмирал!

Поклонившись в пояс волне, «Величавый» повернул на обратный курс. Словно обрадовавшись его возвращению, еще сильнее взъярились и забесновались, сшибаясь с размаху упрямыми лбами, крутые валы.

– Внимание личного состава, – разнесся по всем внутренним помещениям чуть глуховатый, властный голос командира, – наш корабль возвращается в центр циклона. Мы идем на помощь иностранному судну, терпящему бедствие. Быть внимательными на боевых постах. Погода еще более ухудшается. Всех укачавшихся и плохо себя чувствующих заменить!

– Что он, идиот, что ли, этот иностранец? – сердить ворчал капитан-лейтенантИсмагилов, которого снова жестко мутило. – Двое суток по радио долдонили на всех языках штормовое предупреждение. Или негде было укрыться? Берег в трех лаптях по карте. А тебя качка совсем не берет, – завистливо сказал он Портнову.

Едва закончилась его смена, Исмагилов мигом улетучился с мостика. Портнов же остался на вторую вахту, став теперь дублером лейтенанта Смидовича. А тот и не замечал качки, без труда удерживал равновесие, как будто штормовые вахты были его специальностью.

– Я матросом три года на спасателе плавал, – пояснил он Портнову. – Вот там действительно доставалось. Что ни ураган – то нам работа!

Портнов глядел на румяное, помолодевшее лицо соседа по каюте и чувствовал, как в душе нарастает раздражение против незнакомой ему женщины – жены Смидовича. Она представлялась Портнову раскрашенной и крикливой мещаночкой, все помыслы которой направлены на то, чтобы в чем-нибудь переплюнуть подружек. Верно, она и замуж пошла, чтобы их удивить. Еще бы, у всех мужья – обычные заурядные бухгалтеры, инженеры, а у нее – моряк!

Невольно мысли его перенеслись на свое, кровное. «Нет, Аллочка не из таких», – убежденно подумал он.