Текст книги "Серебряная свадьба"
Автор книги: Александр Мишарин
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)
М а к с и м. А что он там соврал в «Фаусте»?
О т е ц. Ну как тебе сказать. Слушай меня внимательно. Фауст не говорит в высший момент своей любви: «Мгновение, остановись». То есть он не может пожертвовать своей жизнью за любовь. Значит, это не та любовь, о которой я тебе говорил. Не та! Кстати, и в остальных страстях он не переходит эту грань. У Гёте Фауст – фигура нормативная. Демократическая. И в этом его гений… Может быть, в этом…
М а к с и м. А как же у Шекспира? Ромео и Джульетта?
О т е ц. Там лучше. Но тоже. Как тебе сказать… Такое впечатление, что яд входит в действие, когда автор не знает, что делать с этой совершившейся и прошедшей любовью. Такое впечатление, что он боится заглянуть дальше. Вообще заметь, художник чаще всего прибегает к любви, чтобы таранить ею общество, которое кажется ему несовершенным.
М а к с и м. Но ты хотел сказать что-то еще.
О т е ц. Нет, просто в жизни…
М а к с и м. Что «просто». Ну, говори, говори…
О т е ц. Как бы тебе сказать… Страна, нация, что ли… Мы привыкли вычислять ее уровень по развитию науки, благосостояния, морали… Если сказать проще… Нет, здесь проще не скажешь. Если в стране, в мире существуют великие силы разрушения, которые могут смести с лица земли все, то мы можем быть спокойны только тогда, когда мы видим великие… величайшие близости… Величайшие события любви. На одном уровне мощи с уровнем мощи разрушения. Иначе страшно жить в этом мире.
М а к с и м. А как же ты все-таки…
О т е ц. У меня есть… Вот вы… ваша милость… Ну хорошо, я поехал. Не заходите ко мне в кабинет.
М а к с и м. Подожди, подожди… (Задумался.) И ты будешь сидеть там, на даче, один? Весь вечер? (Резко.) Ты выдумываешь, что тебе не будет одиноко.
О т е ц. Я же не знаю этого. Может быть, будет, а может, и нет…
М а к с и м. Ну да, ты будешь предвкушать свой завтрашний успех на симпозиуме.
О т е ц. Наверно, но недолго. Я ведь не сумасшедший.
М а к с и м. А потом? О чем ты будешь думать?
О т е ц. О разном. Я не знаю точно.
М а к с и м. Ты будешь думать обо мне?
О т е ц. Вот это уж наверняка.
М а к с и м. А тебе никогда не приходило в голову остаться и посмотреть, чем мы здесь занимаемся? Или вообще побыть с нами?
О т е ц. Но я же достаточно знаю тебя.
М а к с и м. А друзей моих ты ведь не знаешь.
О т е ц. Я их довольно точно себе представляю.
М а к с и м. Ну и какие же они?
О т е ц. Тебе действительно это нужно?
М а к с и м. Просто интересно.
О т е ц. Ну так вот… Один из них, которого ты считаешь основным своим другом – кто, должно быть, человек с более сильным, чем у тебя, характером. Но не это важно. Очевидно, система его взглядов активна. Мир белый и черный, друзья и враги, наши и не наши. Дружба – защита от подлецов. Все средства хороши, чтобы отстоять свое сообщество…
М а к с и м (тихо). Почти так.
О т е ц. Это все сильные его стороны. Интуитивно понятая система отношений между сверстниками. Слабые стороны подобного взгляда – настаивание на этом принципе, нежелание увидеть себя и других реально.
М а к с и м. Как, как?
О т е ц. Большому характеру необходимо уметь замораживать свои отношения с людьми… Периодически.
М а к с и м. И ты… Ты, наверно, прав.
О т е ц. Ну, а остальные твои приятели – люди, которым такая система взглядов и такой человек кажутся почти идеальными.
М а к с и м. А ты не знаешь, почему я не люблю тебя, когда ты говоришь вот такие вещи?
О т е ц. Догадываюсь.
М а к с и м. Мне кажется, что ты хочешь выбить почву у меня из-под ног. Любую почву.
О т е ц. Довольно странная позиция для отца.
М а к с и м. Ты любил… маму?
О т е ц (тихо). Да.
М а к с и м (быстро). Вот так же, как меня?
О т е ц. Да. (Быстро.) Нет… Честно говоря, меньше. То есть я был счастлив в этой любви. Но ты… Это совсем другое. Ты – мой сын. Я сам – это ты…
М а к с и м. Тогда ты не любишь меня.
О т е ц. Это физиологически невозможно. Если разобраться серьезно, таких примеров не было в жизни. Я просто тороплю тебя жить.
М а к с и м. Я этого не хочу.
О т е ц. Ты просто боишься.
М а к с и м. Чего?
О т е ц. Всего, чего боится человек. Боишься боли, беззащитности перед обществом, одиночества в старости, отсутствия денег, боишься времени, боишься быть один, тебе почти не важно, кто рядом…
М а к с и м. Хватит.
О т е ц. Ты считаешь, что в мире много подлецов?
М а к с и м. Достаточно.
О т е ц. А несчастных?
М а к с и м. Тоже.
О т е ц. А счастливых?
М а к с и м. Не видел.
О т е ц. Видишь, как у тебя все получается просто. Ты живешь среди несчастных и подлецов. И не хочешь быть и ни тем, и ни другим. А на свете всё, кроме одного – законченности.
М а к с и м. Да, я не хочу взрослеть. Я не хочу играть в эту общую игру. (Подумав.) Может быть, к тебе это не относится.
О т е ц. Спасибо.
М а к с и м. Я не хочу перед тобой прикидываться. Не хочу. Но ни один человек на свете мне не дорог. Раньше, в детстве, я перед тем, как заснуть, думал, кого я больше всех люблю. Когда я представлял себе, что умрет няня, я не плакал и знал, что не люблю ее. Когда думал так о тебе, то тоже не плакал и тоже знал, что не люблю. И плакал, только когда представлял, что если умрет – мать. И ее не будет рядом со мной. И вот тогда я знал, что очень ее любил. И все-таки где-то там… в себе, я знал, что все равно поплачу, поплачу и переживу ее смерть. Теперь, когда ты… вообще ты один и я знаю, что живу за твоей спиной… мне было бы хуже, если бы… И все равно я все переживу. И ты понимаешь, я боюсь этого в себе. Ты можешь смеяться надо мной, но… Может быть, я уродился такой неполноценный… И поэтому я хватаюсь буквально за все, за какие-то добрые слова, за возможность хотя бы думать, что тебя любят, что вот эти люди тебе дороги…
О т е ц. Удивительно. Какой-то странный комплекс… Влюбиться, влюбиться тебе надо.
М а к с и м (резко). Ничего ты не понял. Не понимаешь, не понял…
О т е ц. Может быть. Ты считаешь, что в мире надо быть таким, как ты родился, тогда тебе найдется в нем место. И в то же время быть таким ты не хочешь… Ты просто боишься любви.
М а к с и м. А это действительно важно? Почему ты это сказал?.. Ты боишься за меня?
О т е ц. Я просто спешу тебе это сказать. Я уже немолод… Мы можем отдалиться друг от друга.
М а к с и м. А ты можешь когда-нибудь что-то сделать для меня? Вот так, забыв о себе. Весь, весь ты… ради меня.
О т е ц. Я жду, когда это действительно будет нужно. И не когда ты этого захочешь, а когда…
М а к с и м. Что «когда»?
О т е ц. Когда я пойму, что… я не сделал этого, то… то есть я буду жить, вот так дышать, ходить, делать доклады, но…
М а к с и м. А если уже поздно?
О т е ц (неожиданно). Прекрати! (Взял себя в руки.) Вот тебе деньги на всякий случай. Я поехал, очевидно, твои друзья вот-вот должны прийти…
М а к с и м. Ты никогда не задумывался, нет, не вообще, а применительно к нам… что у талантливых людей… рождаются бездарные дети? Как правило.
О т е ц. Я иногда жалею, что не назвал тебя Виталием. Это значит – жизненный.
Резкий звонок в дверь. Максим срывается с места и через минуту входит с высоким крепким парнем. У него небольшие глаза и медленные движения.
М а к с и м. Отец, познакомься. Это Аркадий.
А р к а д и й. Очень приятно. (Протягивает руку.)
О т е ц. Скажите, вы могли бы ради Максима убить человека?
А р к а д и й. Если бы это было крайне нужно, конечно.
О т е ц (Максиму). Вот видишь. Я с утра позвоню. (Не прощаясь, быстро уходит.)
А р к а д и й. Он недоволен?
М а к с и м. Чем?
А р к а д и й. Я сразу чувствую людей, которые… ко мне неважно относятся.
М а к с и м. Не в том дело. Он считает это неизбежным. Тебя… и все эти наши дела.
А р к а д и й. Занятно.
М а к с и м. А где остальные? Что-то выпить хочется.
А р к а д и й. Сенька с Линой сказали, что задержатся. Сейчас одна баба должна прийти.
М а к с и м. Что за баба?
А р к а д и й. Познакомились на улице. Знатный бабец.
М а к с и м. Ты уже успел?
А р к а д и й. А ты как думаешь? Но все в рамках правил. Мечтает об истинной любви.
М а к с и м. Значит, предназначается для меня.
А р к а д и й. Не шути. Вполне приличный товар.
М а к с и м. Спасибо, конечно. Ты скажи мне искренне, это очень… глупо, что я сам… сам как-то не умею знакомиться. В этом есть что-то жалкое. Да?
А р к а д и й. Тогда бы ты был другим человеком и я бы тебя так не любил.
М а к с и м (наливает). Пей. Мне всегда хочется, чтобы ты напился. Ты пойми меня… чтобы я сам мог тебе чем-нибудь помочь. Довезти тебя до дома, например.
А р к а д и й. А я вот сегодня как раз думал…
М а к с и м. Тебе никогда не приходило в голову… вот так вдвоем или лучше одному – взять и уехать. Нет, не на целину, а в никуда… Где бы тебя никто-никто не знал. И навсегда. И никому до тебя нет дела. Потом работать куда-нибудь поступить. Я после школы в карьере работал взрывником. Очень хорошо. Перед обедом заложишь петарду, рванешь и потом целый день свободен… Глупо, конечно, глупо, глупо.
А р к а д и й. А что будет дальше?
М а к с и м. Ничего. Живешь, живешь, так и умрешь. Прекрасно. Я даже во сне это иногда вижу.
А р к а д и й. Надоест.
М а к с и м. Конечно, надоест. А с другой стороны… Подумал: а вдруг я болен и не знаю об этом, а мне жить всего осталось месяц. А я этот месяц буду все колупать, колупать, что-то хитрить, сдавать экзамены. Так я лучше поброжу один, какие-то люди… Нет, надо жить по принципу – чтоб было хуже, а не лучше.
А р к а д и й. Я бы тоже так смог. Но недолго. Потянет обратно.
М а к с и м (почти кричит). К чему потянет? К кому?
А р к а д и й (внимательно). У тебя никого нет? Ни одного человека, которого бы ты хотел видеть?
М а к с и м (тихо). Честно… нет.
А р к а д и й (не сразу). Что-то она не идет.
М а к с и м. Как ее зовут?
А р к а д и й. Марина.
М а к с и м. А с другой стороны… кончу университет, зубами ведь за Москву схвачусь.
А р к а д и й. Отец поможет.
М а к с и м. Вряд ли.
А р к а д и й. А если нажать?
М а к с и м. Он – странный человек. Может вдруг сам начать звонить, если ты его даже не просишь.
А р к а д и й. Ты, кстати, будь поэнергичней с этой Мариной.
М а к с и м. А ну ее к черту. Я решил, если не уеду, то сразу женюсь. Хочешь, я тебе что-нибудь подарю? Мокасины итальянские. Хочешь?
А р к а д и й. Если тебе приятно, я возьму.
М а к с и м. Все, договорились. Что-то скучно как…
А р к а д и й. Поставь что-нибудь.
Максим включает магнитофон.
Я завтра уезжаю в командировку. В Ашхабад.
М а к с и м. Самолетом?
А р к а д и й. Ага.
М а к с и м. Смотри не разбейся.
А р к а д и й. Буду смотреть.
М а к с и м. Вот и говорить не о чем.
А р к а д и й. Где же это она?
М а к с и м. Москвичка?
А р к а д и й. Из Люблино. Так что с провинциальными замашками.
М а к с и м. Я еще выпью.
А р к а д и й. Нет, нет… напьешься раньше времени.
М а к с и м. А я и хочу напиться. Думаешь, очень интересна мне эта твоя…
А р к а д и й. Поставь рюмку.
М а к с и м. Поднял, значит, надо пить…
А р к а д и й. Пить без тоста – это алкоголизм.
М а к с и м. Хочешь тост? Все, все… тост. Вот такой. Поднимай тоже. Вот. Такой тост. Давайте с вами познакомимся. Как вас зовут? Аркадий. А меня Максим. Как вы живете? А я хорошо. Вы умрете, и я умру. Вам будет плохо умирать, и мне не лучше. До свидания, Аркаша. Вернее, прощайте. Иди отсюда!
А р к а д и й. Тост как тост.
М а к с и м. Убирайся! Вон из этого дома! Вон! Я тебя ненавижу.
А р к а д и й. Напился.
М а к с и м. Я знаю, что ты обо мне думаешь. Ничтожество. Богатый сосунок. С бреднями всякими. Ничего, жизнь пообломает. Все в одну колонну. Маршировать! Маршировать!
А р к а д и й. Я тебе сейчас в морду дам.
М а к с и м. Попробуй только. Я тебя в тюрьму посажу. У меня – отец. Он ради меня… Выпьем еще? Наливай.
А р к а д и й (недоуменно). Что?
М а к с и м. Вот и славно поболтали. Хочешь еще тост? Все равно скажу. Можешь уходить, а я буду сидеть один и говорить тосты за здоровье его…
А р к а д и й. …величества?
М а к с и м. За здоровье его «ничтожества»… Ну что ж, жить так жить. В сорок лет надо быть министром или академиком. Надо только выбрать. Министром для меня лучше. (Тихо.) Нужнее.
А р к а д и й. Ничем ты не будешь. (Зло.) Ну, пей, пей, напивайся.
М а к с и м. Ты – нежный человек… Или рядом, ты – снежный человек… А я рожден, чтобы судить людей…
А р к а д и й. А хочешь, я скажу тост?
М а к с и м. Болтай.
А р к а д и й (неожиданно, но не сильно бьет его по лицу). Для начала.
М а к с и м (спокойно). Ничего, когда-нибудь сквитаемся. Тост. Тост.
А р к а д и й. Я вот сегодня подумал…
М а к с и м. А почему у тебя такой лоб маленький?
А р к а д и й (настойчиво). Шел я по улице и подумал: что мне все эти люди? Подойди я к любому, так они не услышат, а еще и испугаются. А в ком же я живу? Где люди как продолжение моих рук?.. Вот ты, например. Ты кричишь на меня, а мне все равно. Это как мой мизинец. У него нарыв, он кричит, ему больно, он может так заболеть, что яд дойдет до сердца и убьет меня. Но я же не могу бить его. Это же я сам, я, я… Понял, кретин?
Звонок в дверь.
М а к с и м. Ну, вот и все. Пришла.
А р к а д и й. Иди открой.
М а к с и м. Открывай сам. Хотя ладно. Спрячься куда-нибудь. Я хочу сам поговорить с ней…
А р к а д и й. Только не пей больше.
Максим уходит. Аркадий стоит некоторое время посередине сцены, прислушиваясь к тому, что происходит в передней. Потом уходит в противоположную кулису.
Входят М а к с и м и М а р и н а. Марина почти такая же, как мы ее видели раньше. Только другая прическа и платье.
М а р и н а. Я палец обо что-то порезала. Вот кровь идет.
М а к с и м. Сейчас я вам йод дам. Ничего страшного. И бинт… Только где он?..
М а р и н а. Ладно, не беспокойтесь. Она уже запеклась. Вот только платок испачкала. А, ничего…
М а к с и м. Садитесь…
М а р и н а. Чего это ради? Если Аркадия нет, я пойду. Зачем мне в чужом доме его дожидаться? Я лучше на улице постою.
М а к с и м (резко). Садитесь. Он здесь, только прячется. Это я ему сказал. Хотел один на один с вами поговорить.
М а р и н а. А чего так? Веселее, когда все вместе. Аркаша мне говорил, что у вас весело бывает, много народу, музыка… Вот я и пришла полюбопытствовать.
М а к с и м. Любопытствуйте. Давайте, давайте, любопытствуйте…
М а р и н а. А чего? Это слово, что ли, я смешное сказала? Так оно грамотное, старое.
М а к с и м. Я уже почти напился. Аркадий сидит в другой комнате. Потом придут еще два человеческих совершенства – Сеня и Лина. Посидим, почитаем газеты. Некоторое количество спиртного в запасе. Имею, кстати, медаль «За освоение целины». Три года подряд ездил. Мартини, доморощенный, но все-таки мартини. Не желаете?
М а р и н а. Это что у Ремарка? Там они его все пьют.
М а к с и м. И там тоже… Пейте, пейте.
М а р и н а (смеется). «Пей, моя девочка, пей, моя милая, это плохое вино…» Так, что ли? (Пьет.) Фу, так это спиртяга просто…
М а к с и м. С добавлениями, с добавлениями…
М а р и н а. А закусить нечем?
М а к с и м. Сыр. Ну как, семилетка за плечами?
М а р и н а. И техникум. (Гордо, но с опаской.) В библиотечный поступаю. Вечерний.
М а к с и м. Как пишется «винегрет»?
М а р и н а. Ну вот еще. Я тогда лучше пойду.
М а к с и м. Идите. Иди, иди…
М а р и н а. У тебя рубля нет? Я хотела у Аркадия взять, на электричку. Ладно, так доеду…
М а к с и м (несколько обескураженный). Пожалуйста, пожалуйста… Только я…
М а р и н а. Ты не думай. Это мать у меня сегодня все деньги выгребла. Отец на пятнадцать суток попал, вот и… А у нас еще трое ребят кроме меня…
М а к с и м. Ну, садись, садись, ломовая лошадь.
М а р и н а. Это ты насчет роста, что ли?.. Ну я уж не такая страшила. Правда, туфельки на высоком не покупаю.
М а к с и м. А хочешь, я тебе куплю? За сорок рублей.
М а р и н а. Это английские, что ли? Их не достанешь. Ты мне лучше так дай… рублей двадцать.
М а к с и м. Зачем? Хотя дам… (Лезет в карман.)
М а р и н а. Нет, я так, пошутила.
М а к с и м. А чего не смеешься?
М а р и н а. Что?
М а к с и м. Чего не смеешься, говорю, если пошутила?
М а р и н а. Ну-ка встань… А ты выше меня… Ненамного, конечно, но выше.
М а к с и м. Подходящая пара. А ты вообще ничего. Все на месте.
М а р и н а. Скажи, вот у Маяковского есть такой стих: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?..» Это что значит?
М а к с и м. А сама не понимаешь?
М а р и н а. Нет. Ничего, я поумнею. Мне двадцать лет всего.
М а к с и м. Вряд ли.
М а р и н а. Честно?
М а к с и м. Нет, не об этом. Вряд ли, говорю, поумнеешь.
М а р и н а (серьезно). Почему? Я книг много читаю. В библиотеке беру.
М а к с и м (кричит ей, как глухой). А это женщине не нужно. Состаришься быстро. Глаза ослабнут. Будешь как Ольга Форш.
М а р и н а. «Одетые камнем». Читала.
М а к с и м. А Гегеля читала?
М а р и н а. Читала. До конца прочла. Ничего не поняла.
М а к с и м. Тебе замуж надо.
М а р и н а. Надо. Я тоже так думаю. Чтобы быстрее все это прошло…
М а к с и м. Что прошло?
М а р и н а. Ну вот это все… Ухаживания. Я ведь со многими знакомлюсь. А чем, думаю, один хуже другого? Какой-нибудь и возьмет замуж. Только я пьющих не люблю. У меня отец сильно зашибает.
М а к с и м. Ты что, дура, что ли?
М а р и н а (не обидевшись). Почему? Нет вроде… Я просто как-то не привыкла разговаривать. Я раньше все больше по дому была занята. У меня мать больная очень. И ребята все-таки на руках. И постирать, и то, и се… Вот я все дома и крутилась, а с кем там культурно поговоришь. Мать, она за отца зарплату ходила получать, а потом его в тюрьму посадили – он толь с завода вынес. Тут мать и совсем заболела, кормить всех надо. Я и начала тогда в клубе уборщицей подрабатывать. Потом на машинке научилась печатать. А сейчас ничего, все в порядке, отец вернулся, работает, братья мои подросли. Мишке уже пятнадцать почти…
М а к с и м. Хватит, не рассказывай больше… И выпей еще, и я с тобой.
М а р и н а. За ваше здоровье… Максим.
М а к с и м (кривляется). За ваше тоже. (Выпили.) И теперь ты, значит, решила мужа искать?
М а р и н а. Крепкое… Ты мне смотри больше не давай. Я пьянею быстро.
М а к с и м. Ну и чего плохого? Пьяней себе на здоровье. (Неожиданно искренне.) Я тоже это не люблю. Не знаю, чего это я сегодня хлебаю.
М а р и н а. Кресла у вас удобные. Как бы не заснуть. (Смеется.) А то ты меня не добудишься. Я жутко крепко сплю. Меня раньше Мишка, это брат мой, минут пять по голове подушкой бил, чтобы я проснулась.
М а к с и м. А ты меня не боишься?
М а р и н а. Что ты. Ты не беспокойся. А потом ты со мной не справишься. Я же тебя сильнее. Видишь, у меня какие мускулы. Своего Мишку до сих пор одной рукой валю…
М а к с и м. Нет, ты все-таки дура… Но такая… по-своему.
М а р и н а. Ты меня научи танцевать этот вот… твист. Серьезно, а то я в клубе какие-то не те танцы выучила… Падеграс, падекатр, вальс-бостон… А их теперь нигде не танцуют.
М а к с и м. Дай я тебя поцелую.
М а р и н а. Зачем? Нет, пожалуйста, конечно, что мне жалко, что ли… (Потянулась к нему, подставляя щеку.)
Максим вскочил и от какого-то отчаяния с досадой, но не сильно стукнул ладонью по ее голове.
М а к с и м. Вот тебе и падеграс.
М а р и н а. Я тебе серьезно говорю – научи меня этот твист танцевать. (Встала напротив Максима.) Это надо как-то присесть… вот так ноги расставить. А вот как дальше, я не знаю. А может, ты сам не умеешь?
М а к с и м (мрачно). Умею. Вот так. В такт музыки, как будто носком одной ноги растираешь окурок, а руки… да нет, тоже в такт… вот видишь, как будто полотенцем спину трешь… так, так… «твист, твист, твист». (Воодушевляется.)
На сцену выходит А р к а д и й.
А р к а д и й. Вы мне надоели. Я пойду на часок пройдусь. Чтобы к моему приходу были… на «ты». Слышала, Марина?
М а к с и м. А Сенька и… эта?
А р к а д и й. Я их на улице встречу. Все. (Ушел. Вернулся.) Кстати, я завтра уезжаю. Так что учти, Максим, о тебе заботиться здесь будет некому. (Снова ушел и второй раз не вернулся.)
М а р и н а (неуверенно, но озабоченно). Мне что, раздеваться?
М а к с и м. Я тебе рукой махну. Знаешь, как кричат… (Орет, подражая какому-то очень деловому призыву.) «Давай!» И вот тогда разденешься. Или вот – «Майна-вира».
М а р и н а. Пододвинь сюда лицо. Нет, нет, ближе. (Рассматривает его лицо очень подробно.) Ты на зайца похож.
М а к с и м. Жалко. Хотелось бы походить на что-нибудь более крупное.
М а р и н а. А что такое «вечная красота»?
М а к с и м. А хрен его знает. Термин такой.
М а р и н а. А ты серьезно можешь говорить? Или это неприлично?
М а к с и м. Прилично, прилично… Но скучно. А может, просто еще рано. Еще наговорюсь серьезно… Представляешь – муж, жена сидят вечером, пить она ему не разрешает, спать рано… вот и сидят и ненавидят друг друга. А может, и навидят. Откуда я это знаю? Дай бог еще разойдутся. А скорее не разойдутся – чего шило на мыло менять?..
М а р и н а. А чего ты чуть не плачешь? Стесняешься?
М а к с и м. Кого мне стесняться? Тебя, что ли? Я – талантливый… Мне все можно. Я очень талантливый. Иногда сам удивляюсь, откуда у меня в голове что-то берется…
М а р и н а. Вот и плачешь?
М а к с и м (покорно). Вот и плачу.
М а р и н а (тихо). Мне тебя жалко.
М а к с и м. Еще этого не хватало. Ты коров жалей, когда их на бойню гонят. Кожа у них толстая, коричневая и глаза как у Софи Лорен. И мычат они, как быки…
М а р и н а. Ты, может быть…
М а к с и м. Ну что рот открыла? Язык виден.
М а р и н а. Закрыла. А ты никуда не уезжаешь?
М а к с и м. Никуда. Я только сплю много, вот когда меня нет, а в остальное время доступен. Приезжай, живи, вот деньги. У отца еще есть. Много. Могу сам зарабатывать. Место обеспечено, буду доктором наук как минимум. Принесу общественную пользу. Может быть, попаду в учебник, как пример служения науке…
М а р и н а (хихикает, как бы защищаясь). И портрет будет смешной. Как Ампер.
М а к с и м (кричит). Ампер – не смешной! Я говорю серьезно. Слушай меня, дура. Не хвастайся здесь своей коровьей гармонией. Жить на свете отчаянно трудно.
М а р и н а. Я это понимаю. В уме.
М а к с и м. Приезжай, живи, живи здесь… Я действительно говорю.
М а р и н а (тихо). Я, кажется, тебя действительно смогу… полюбить.
М а к с и м. Вот этой вот… как ее… бог рог которой не дает…
М а р и н а. Ты знаешь, я один раз курицу резала. Живую. А она на меня смотрит. А я ее все бью и бью ножом, и все руки в крови… А она на меня все смотрит и смотрит… (Вдруг, упав головой на руки Максима, рыдает.)
М а к с и м. Вот видишь. Ничего ты больше и не знаешь. Видите ли, она курицу резала… (Кладет ей ладонь на волосы и гладит небрежно, но оторвать руки не может.) А мне, может быть, и неинтересно, как ты курицу резала.
М а р и н а. Я тебя в душе люблю. В своей дурацкой душе. Я сейчас перестану реветь. И уйду. Я не хочу быть смешной. А что, действительно… Я лучше замуж выйду…
М а к с и м. Видишь, у меня родинка за ухом. Говорят, если человек родинку глазами не видит, значит, он счастливый будет…
М а р и н а. Я раньше стихи писала: «Мы с тобой расстались на перроне, мимо пролетели зеленые вагоны, а я… бежала за ним, как дура… как идиотка…»
М а к с и м. Рифмы нет. Но смешно.
М а р и н а. Вот я уже и сухая. Только нос, наверно, покраснел.
М а к с и м (неожиданно). Ну что, народная интеллигенция, испугалась? Непривычно, непонятно? С Аркадием проще? Образовалась? Хочешь, я тебя сейчас стулом ударю?
М а р и н а (безразлично). Бей.
М а к с и м (вдруг кричит истошно). Майна! Вира! Давай!
М а р и н а (очень сильно бьет его по лицу). Милый мой, Максим. Не надо… Я прошу тебя. Хочешь, я на колени перед тобой встану. Я не могу сейчас. Руки твои буду целовать. Мне страшно. Я могу с ума тронуться… Я же баба! Лучше ударь! (Неожиданно замолчала, поникла.) Пожалей меня. Иначе я под поезд брошусь. Очень просто… (Не глядя на него, встала и пошла к двери.)
Максим бросился за ней и неожиданно обнял ее сзади и уткнулся лицом в ее волосы.
М а к с и м. А ты не предашь? Не предавай меня, пожалуйста. Мне холодно и одиноко. Я… я… тоже, кажется. Ну вот видишь, все и случилось. Видишь, вот и я…
Гаснет свет. Через некоторое время он вспыхивает. На сцене П о ж и л о й ч е л о в е к и М а р и н а, уже через восемь лет. Она спокойна и сосредоточенна.
М а р и н а. Дайте, пожалуйста, сигарету. Вы что смотрите – у меня пальцы дрожат.
П о ж и л о й ч е л о в е к. Нет, я просто увидел обручальное кольцо на вашей руке.
М а р и н а. А я, наверное, не люблю своего сына. Нет, я – мать как мать, но не больше. А Максим, он не то чтобы над ним трясется… но вот когда Лешка болел, коклюш у него был, так Максим места не мог себе найти. Я однажды вошла неожиданно, смотрю, он игрушки его целует.
П о ж и л о й ч е л о в е к. Вы все-таки настаиваете на своем?
М а р и н а. Да.
П о ж и л о й ч е л о в е к. Но подумайте, ведь у вашего Лешки тогда никого не будет – ни отца, ни матери.
М а р и н а. Может быть, это будет к лучшему. Его возьмет Лина, вдвоем с дедом они воспитают его лучше, чем мы с Максимом.
П о ж и л о й ч е л о в е к. А если я вам скажу грубость? Как вы, человек весьма посредственных способностей, можете поднять руку на выдающееся произведение природы? Вы своим умишком просто не можете понять этот гораздо более сложный мозг. Как вы смеете?
М а р и н а. Не переигрывайте свой гнев. У меня другой талант: я – женщина.
Она встает, и в это время на сцене появляется взрослый М а к с и м. Пожилой человек садится в стороне полуотвернувшись.
М а к с и м. Я что-то спать захотел. Глаза слипаются. Господи, какое это иногда счастье – заснуть. Очень. Очень это разумно – заснуть, а утром глаза откроешь: солнце, какая-то бодрость и все возможно… Все-все.
М а р и н а. Твои будут волноваться.
М а к с и м. Будут, но не очень. Уж столько-то свободы я себе отвоевал.
М а р и н а. Ты сказал, что поехал ко мне?
М а к с и м. Не помню.
М а р и н а. А правду?
М а к с и м. Я же сказал, не помню. (Резче.) А потом ты никогда не могла обвинить меня во лжи.
М а р и н а. Не могла.
М а к с и м. Врать – это глупо. Гораздо выгоднее говорить правду. Ложь тянет за собой другую, и так получается в конце концов, что половина твоих мозговых клеток занята тем, чтобы не проговориться.
М а р и н а. Ты имеешь в виду…
М а к с и м (желая уйти от этого разговора). Также гораздо выгоднее быть хорошим человеком, чем плохим. Хороший человек – это как марка солидной фирмы, которая не обанкротилась ни разу в течение многих веков. Только нельзя быть слишком хорошим человеком. Тогда тебя перестанут понимать и будешь казаться опасным.
М а р и н а. Это что-то новое.
М а к с и м. Старое, старое, друг мой… Просто хороший человек – это тот, который выслушивает и советует. Очень хороший человек еще и настаивает на своих советах и тратит часть своей жизни, чтобы привести свои рекомендации в исполнение. Даже если он спасет своего ближнего, то это все равно будет плохо. Спасенный поймет и… ох как быстро и отчетливо поймет, что сам он слаб, бессилен и живет по чужой указке. На чужой счет. Ему станет душно, плохо, и он найдет тысячи оправданий тому, что именно ты плох, завистлив, что ты не выше его как человек, а даже ниже…
М а р и н а. Довольно цинично.
М а к с и м (резко). Но правильно. Я терпеть не могу нежного шепота друзей о спасении друг друга. А через месяц твой же друг, выпив, ломает голову, как бы тебя предать. С высших! С высших, конечно, позиций. Только с высших! Для того чтобы плюнуть вниз, нужно забраться высоко, как можно выше, чтобы плевок летел как бомба. (Меняя тон.) Я думаю, люди для этого и занимаются альпинизмом и лезут на Эверест… (Замолчал, задумался.)
М а р и н а. Тебя последнее время много обижали?
М а к с и м. Какое хорошее слово ты сказала – обижали. Очень-очень непривычное, не из нашего обихода. Нет-нет, я не жалуюсь. Все нормально, нормально…
М а р и н а. Ты откажешься?
М а к с и м (быстро). Нет! (Идет к двери.)
М а р и н а (подняла револьвер). Стой…
Максим останавливается.
А ради меня?
М а к с и м. Тем более нет. (После некоторой паузы.) А потом я не могу тебе наврать, что все в порядке. Сделаю, как ты хочешь, а на самом деле соглашусь и…
М а р и н а. Ты не можешь наврать?
М а к с и м (покорно). Да, не могу.
М а р и н а. Ты хотя бы понимаешь, почему я этого хочу… Требую.
М а к с и м (вскочил). Я понимаю… Я все понимаю… Я только не хочу ничего вспоминать. Я не хочу тебя слушать. Я не хочу твоих доводов. Твоих программ, твоего фанатизма… (Неожиданно.) Я хочу тебя целовать, я хочу, чтобы ты была нежной, я хочу тебя, хочу с тобой спать, хочу, чтобы ты улыбалась в темноте, хочу не отпускать тебя всю ночь… (Бросается к ней.) Нежная, такая прекрасная… Давай спать, а? Ну я тебя прошу, ну, длинноногая, ласковая моя…
М а р и н а (обхватила его голову, прижала к себе). А ты меня не жалеешь, уходишь от меня. А мне мало ли что лезет в голову. Ты же знаешь, как нам, бабам, плохо. Особенно если любишь. Вот тебя нет, а я места себе найти не могу. Что ты думаешь, мне что-нибудь нужно – работа, разговоры, истина?.. Все это не важно. Мне даже Лешка не важен. Я какая-то сумасшедшая без тебя. Тебе хоть меня жалко, а? Ну скажи…
М а к с и м (не поднимая головы). Ага… Жалко.
М а р и н а. Вот я и надумала. Плохо, наверное, надумала. Ведь плохо?
М а к с и м. Нехорошо.
М а р и н а. А что я еще могла? Ты был прекрасный, добрый, беззащитный. Я даже удивлялась на тебя. Вот тогда, раньше, я сама бы кричала: вот этот человек – он лучший, лучший на земле, он незапятнанный, почти святой. Он знает больше нас всех, он сердцем, доверчивостью своей знает, кто такие мы все на свете. Вот он может судить, ему можно довериться. Всем нам, конечно, хочется высшей справедливости, и дело не в мантиях и не в званиях, в другом. Нужно знать, что есть такой самый мучающийся за тебя человек, и тогда хочется кричать на весь белый свет – вот он! Этот человек, я его знаю, я его люблю, идите к нему, увидьте его, он все разрешит, потому что он сам ничем не защищен, у него глаза такие… он сам ошибается все время… он…
М а к с и м (поднимает голову, задумавшись). Так ты скоро до Христа дойдешь.
М а р и н а (неожиданно, почти кричит). Ты – обычная, служивая сволочь! Почему, ну почему все так произошло! Ты пойми, что вся моя жизнь теперь не имеет смысла. Никакого ни к чему интереса. День за днем. Обычная тупая, какая-то неосознанная жизнь, скольжение к старости. Черта с два. Я убью тебя, здесь, как собаку, как заразу, как труса. Я – женщина, которая первая отдалась тебе. Ты понимаешь, отдалась, отдала себя в твои руки, чтобы ты… Ты. Ты решал мою жизнь, защищал ее, был мужчиной, а ты… И ты думаешь, я тебе это прощу? Думаешь, меня можно затащить в постель и все решится? Никогда! Да, я – женщина, я буду с тобой спать, да, я теряю голову, когда ты меня целуешь. Никогда! Мне нечего терять. Ты слышишь, мне, мне нечего… мне нечего… (Остановилась, задохнулась собственными слезами, но не заплакала, а взяла себя в руки и некоторое время сидела молча, затихнув и как бы окаменев.)