Текст книги "Серебряная свадьба"

Автор книги: Александр Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Я к у н и н а (вдруг жестко). Вы… не зря отослали Рыжову!

Старик не отвечает.

Вы уже… начали?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (трезво). Конечно. А зачем бы я перед тобой тут исповедовался?

Якунина замерла, потом все-таки справилась с собой.

Я к у н и н а. Но вы же… должны быть там?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Не обязательно я… Слишком жирно будет! (Усмехнулся.) Гедройц все знает! Это уже так… Автоматика!

Я к у н и н а. Но вы уверяли меня – не хватает того, другого!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Да, так! Сейчас мы Глеба – не… Не сможем!

Я к у н и н а. Значит, Глебу не поможешь?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (вдруг резко). А я могу… Я имею право его спасать? Когда рядом со мной… раненый душой человек! А?! Как?

Я к у н и н а. Я? Вы – обо мне? Нет! Не надо!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Боишься? Себя – боишься? А для чего я тогда тебе все это… выкладывал?

Я к у н и н а (пораженная). Все – для меня? Это – для меня… (Молчит.) Нет! Кажется, уже нет – не боюсь!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (взял ее руку, очень бережно). Мы… Якунины! За тебя – в ответе…

Я к у н и н а (в тон ему). А Глеб?.. Как же с ним-то? Поклянитесь!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Божиться – не в моем возрасте.

Я к у н и н а. Уж он-то совсем невинная душа!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (закрыл глаза). Не думал все-таки… что его, как кошку за задние лапы… И – об угол!

Не успела Якунина и вымолвить слова, как Дмитрий Михайлович снова стал самим собой.

И все-таки… Ты – важнее! (Хохочет.) Сейчас – важнее!

Я к у н и н а (пристально). Вы – оборотень!

Дмитрий Михайлович поднимает трубку внутреннего телефона – дальнейшая связь идет по селектору.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Иван Иванович!

Г е д р о й ц. Да… Я здесь…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Он уже идет? Эксперимент?

Г е д р о й ц. Как договорились – в первой стадии.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Прекрасно! Обворожительно… Формидабль!

Г е д р о й ц (настороженно). Но я перехожу… Должен переходить к решающей фазе?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (потирая руки). Можно, можно… Рванем, однако!

Г е д р о й ц. Как Ольга Артемьевна?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (резко). Не состояние… Не патологично!

Г е д р о й ц. Но я все-таки…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (не сразу). Решает она сама!

Я к у н и н а. Я… не уйду!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Кончать разговоры! (Резко передохнул, словно ему стало нечем дышать.) Вперед!

Не сразу… но ощутимо настойчиво раздается странный, чуть скрипучий мелодичный звук! Все замирает… В доме такая обморочная тишина – словно все вымерло… И вдруг – треск! Перед тем как погаснуть электричеству, по комнате проходит невысокий поджарый человек в кителе-«сталинке». В руках у него петля из кожаной уздечки с серебряным набором. И вновь – резко! – темнота… И вдруг – неестественно яркий, внезапный свет. Вскакивает, хватая воздух, побелевшая Якунина…

Я к у н и н а (еле хватает ртом воздух). Нет! Где он?..

Старик молчит, как в трансе.

Он – снова? Здесь?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Кто был этот человек?! Отвечайте! Вы его знаете?!

Я к у н и н а. Я… Нет! Я… (Падает в кресло, теряет сознание.)

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Знаешь… Знаешь ты его! Еще как хорошо знаешь! (В селектор.) Гедройц!

Г е д р о й ц. Я пока не понимаю! Что-то вроде замыкания… (Осторожно.) Но результат-то есть? Был?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (закрыв глаза, расстегнул ворот рубашки). Был… Был!

Г е д р о й ц. У нас не хватило мощностей зафиксировать его! Он исчез… Распался вновь!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (тихо). И слава Богу!

Г е д р о й ц (осторожно). А что с Ольгой Артемьевной?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Привожу… ее в чувство.

Г е д р о й ц (обеспокоенно). Я все отключаю… И сейчас буду у вас!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Позвоните врачу – это первое.

Старик сидит один около не приходящей в себя Якуниной. Смотрит на нее, даже, кажется, любуется ею…

(Тихо, из последних сил.) Отдыхай… Он… исчезнет теперь навсегда из твоей памяти. Из твоей души! Этот… «кадавр»! Твой страх… Твое чудовище! (Смеется – еле слышно.) А старик… Его извилины еще на что-то годятся! А? (Смолк.) Спи, девочка! Это не обморок – это сон… Здоровый, воскрешающий сон! (Снова смолк, чуть ли не уснул.) На большее у меня не хватило ни возможностей! (Тише.) Ни мужества… (Задумался.) Пока – не хватило! Но я-то знаю! Я знаю! Если спасти мать – спасешь всю семью. И детей, и стариков! И даже тех, умерших! (Усмехнулся.) Как бы… умерших?! Но это уже не моя… а твоя… Оленька! Забота! Самая большая. И долг – тоже твой! Если поймешь… (Тихо, еще не веря.) Если ты – поймешь…

Г е д р о й ц (вбегая). Поднимите трубку! Там звонят из… (Начинает трясти телефон.)

Я к у н и н а (очнулась, резко поднялась). Ларс! Что с ним… Он жив?

Г е д р о й ц (поправляет телефон). Да! Да… Теперь слышно! (Протягивает трубку Якуниной.)

Я к у н и н а. Янко? Ирина? Что с Ларсом? Успели… Точно – успели?! (Пауза.) Только не давайте ему слишком больших доз успокоительных! Я еду… Я сама буду сейчас!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (палочка со стуком выпала из его рук). Еще и… Ларс?

Я к у н и н а. Его… едва успели вынуть из петли!

Вбегает взволнованная, все слышавшая  б а б а  Ш у р а.

Б а б а  Ш у р а. Митя. Дмитрий! Тебе нельзя волноваться! Митя!

Я к у н и н а (взяла себя в руки). Дмитрий Михайлович будет жить! Он вообще… живучий!

Б а б а  Ш у р а. Занимайся сыном! Сама упекла – сама вези обратно!

Я к у н и н а. Александра Михайловна! В доме должен быть… покой и порядок! Я везу сюда сына – и вашего внука! Больного!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (не сразу). А петлю… я только что видел! В руках… этого «кадавра»…

Я к у н и н а (оглянулась на пороге… Медленно). Из уздечки… с серебряным набором?

Старик кивнул головой. Они с Якуниной посмотрели друг на друга.

(В дверях.) Гедройц! За мной!..

Старики неотрывно смотрят на закрывшуюся за ними дверь.

Б а б а  Ш у р а (в сердцах). Ох, Митька! И путаник ты божий! Мало тебя отец драл… Мало!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Да, наверно… (Снова уйдя в себя.) Надо было – уж до смерти!

З а т е м н е н и е

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Включены все люстры в старом якунинском доме.

Торжественно накрытый стол… Б а б а  Ш у р а  заканчивает последние приготовления, но делает это вяло, скорее по обязанности. Все время о чем-то задумывается, смотрит то на одиноко сидящую у стола  Я к у н и н у, то на примостившуюся в глубоком кресле  Я н к о, кутающуюся в платок.

Баба Шура села, последний раз осмотрела стол… Задумалась, поискала вязание, снова посмотрела на обеих женщин. Те словно окаменели в своих мыслях… Пытаясь расшевелить их, начала почти умилительно.

Б а б а  Ш у р а. А ведь прежде – какой дом был! Люстры-то разве так сияли?! А народ? Все – молодые… Даже еще во фраках! Многие… Брат, Дмитрий! Только что из Англии вернулся… Еще и отец наш с Митей жив был… Гордился Дмитрием! Он сам-то лесничим был… По старым временам большая должность! Ну, а тут Мите целый институт дали! А он, мальчишка, из Англии машину тогда невиданную привез. «Олсмобилл»! А у кого тогда частные машины были? А?! То-то же… (Раскраснелась, даже всплеснула руками.) А уж Евгения Корниловна! Королева! Панбархат… Декольте… Изумруды! Еще ее бабки. Отец-то у нее царский генерал был – умер вовремя, еще до всех сложностей. (Снова всплеснула руками.) А уж Глебушка-то… О!!! Маленький… А уж краси-и-вый! Такой кудрявый! И ни слова по-русски! (Смеется.) Он же там, в Англии, родился-то! (Смахнула слезу.) А я его уж и так… и эдак! А он… Душа ласковая! (Смеется.) Дедову бороду… Ну отца нашего с Митей! Ласкает, гладит, бывало… (Чуть не всплакнула.) Ангельской души был ребенок! Доверительный… Пока! Пока…

Я к у н и н а (Янко). Разлей вино! День рождения Глеба все-таки… Праздник! (Тихо.) Вот ты и снова, Ирина, здесь… Все, кто уходят из этого дома, – возвращаются.

Я н к о (тоже с поднятым бокалом). Не буду кривляться – я рада… что снова здесь.

Б а б а  Ш у р а. Мне, что ли? За внука – тост говорить? (Смотрит на Якунину.)

Я к у н и н а (после паузы). Не только этот дом – весь мир… Глебушка! Полон – отсутствием тебя! (Закрыла лицо ладонью.)

Б а б а  Ш у р а. Пьем. (Грозно.) Ну!

Все выпили. Баба Шура долго смотрит на Якунину, чувствуя в ней что-то новое, незнакомое.

Я к у н и н а. Спасибо вам, баба Шура! Нет! Александра Михайловна! (Помолчала, опустив голову.) Не смотрите на меня так – я уже никому не принесу беды… (Вдруг опустилась перед старухой на колени. Поцеловала руку.)

Баба Шура прижала ее к себе…. Оттолкнула и быстро вышла. Якунина через некоторое время медленно поднялась, сделала несколько шагов, и ее взгляд встретился с глазами Янко.

Я н к о (не сразу). Да! Ты выздоровела! Кажется, но…

Я к у н и н а. …Но – какой ценой?

Я н к о. Этого я пока не знаю. Я далеко не все знаю про Ларса…

Я к у н и н а. Но ты снова здесь – около него…

Я н к о. Он прогоняет меня. Снова заперся с женой… (Смеется невесело.) И снова установка работает. Хорош – Ромео!

Я к у н и н а (словно впервые видит). Какая ты все-таки красивая! Яркая! Цельная! (Неожиданно.) Почему ты… не министр? Или – не академик? Или просто не счастливая жена? Или мать? Ну, наконец, победоносная жрица любви? Хотя бы… А?

Я н к о. Да и ты просто светишься! От тебя аж горным воздухом… озоном – тянет!

Я к у н и н а. Нет, ты ответь! Ответь мне: что с нами – бабами! – со всеми происходит?

Я н к о (не сразу, зло). Слишком долго смеялись, что любая кухарка может управлять государством! А смеяться давно уже нечему – так и произошло! Плохо ли, хорошо ли – а вырвали эту странную привилегию! «Управлять»! Посмотри на себя! «Директор»! На Рыжову эту – «академика»… На меня даже… Кто из нас счастлив?

Я к у н и н а (задумчиво). Кажется – я…

Я н к о (тихо). Когда твой сын?.. Только что – из петли?

Я к у н и н а. Да, это моя вина…

Я н к о. Что твой муж умер?

Я к у н и н а (настойчиво). И в этом я виновата!

Я н к о. И все равно… ты счастлива?

Я к у н и н а. Да! (Отошла, ищет слова…) Ты не заметила, разве… что мы сами взвалили на себя эту ношу? Мужики ведь так долго уничтожали друг друга… Я не только о войнах говорю! Мы ведь должны были… спасти! Хоть что-то! Если уж не мужей, то хотя бы детей, внуков!

Я н к о (не сразу). Но могу гарантировать, что с Ларсом не повторится то, что убило Глеба!

Я к у н и н а. А я могу! Гарантировать! (Горячо.) Мы должны были сохранить не только их самих, их жизни… Мы обязаны были вернуть им то, что они потеряли в своей вечной драке! В сжигании идолов… Культуры прошлого. Сохранить их мир! Потерянный ими же самими! Мужской мир свободной мысли… Их моцартианское нетерпение мальчишек! Я даже сама чувствую этот легкий ветерок, где не отделить сострадания от мысли!

Я н к о (настороженно). Ты… Ты? Чувствуешь?

Я к у н и н а (смеется). Не пугай себя! Типичная бабья манера!

Я н к о (резко). У тебя – от него… От Глеба! Что-то…

Я к у н и н а. Не у меня – у Ларса. И голос тот же… И повадки!

Я н к о. С Ларсом – сложнее…

Я к у н и н а. Ты все-таки поставила Ларса на ноги. Он дома… Он в порядке!

Я н к о. Хотя бы в день рождения Глеба… не ври мне! В этом доме что-то произошло! О чем я могу только догадываться…

Я к у н и н а (отвернулась). Да! Мы дали новый заряд… Моему сыну! Сделали подлинным Якуниным!

Я н к о (тихо). Нет! Ты… Или вы? Вы просто выжгли из него твою… болезнь? Вину?! Слабость твою…

Я к у н и н а (поморщилась). «Выжгли»?

Я н к о. А что ты морщишься?! (Взяла себя в руки.) Ты же раньше любила, когда тебя называли «железной леди»!

Я к у н и н а (резко). Для «леди» – другую жизнь надо было бы прожить! Нет, я не «леди»… И не «железная»!

Я н к о (долго смотрит на Якунину). Но если ты истратила последний шанс… не на Глеба, а на себя?!

Я к у н и н а (почти кричит). Иди к Ларсу! Если можешь – приведи его.

Я н к о. Раньше ты бы закатила скандал. Такой бы стоял крик – на весь дом…

Я к у н и н а (не сразу). Ирина… (Усмехнулась.) «Подруга дорогая»… Дослушай меня – теперь я, кажется, что-то поняла. (Смеется.) Да! Все будет в мире в порядке… Если мы вернем мужикам – их юношеское, мальчишеское… А нам, женщинам, – материнское!

Я н к о (сухо). Матриархат, что ли?

Я к у н и н а. Мы, бабы, так много чего чужому научились! Что уж пора – возвращаться! К своему, к исконному!

Я н к о. А с тобой действительно что-то… произошло! (Усмехнулась.) А я-то, дура, все раньше думала: и чего такого в тебе Глеб… рассмотрел? (Встала, пошла к Ларсу).

Якунина одна… Налила фужер, чокнулась с кем-то невидимым… Улыбнулась, очень помолодев. Въехал на своей коляске  Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Тоже взял фужер. Они переглянулись с Якуниной, молча подняли бокалы. И так же молча выпили. Их теперь словно связывает какая-то единая невидимая связь.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (решившись). Может, ты приведешь его… Ларса?

Я к у н и н а. Он – придет! Придет!.. Наш мальчик! (Долго смотрит на этого вроде бы беспомощного, но все равно какого-то величественного в своих мыслях и муках старика… Садится ближе к нему… Осторожно.) Ларс… кажется, знает основные принципы нашей… победы?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (вздрогнул). Откуда?

Я к у н и н а. Определил данные нашего спектрографа… Для закрытия биомолекулярной цепи.

Дмитрий Михайлович пытается встать.

Что, вы думаете, он сделал, вбежав в дом? Забыв даже поцеловать меня или жену! Он буквально впился в данные вчерашнего… А главное, сегодняшнего дня!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Сжечь их! Сжечь…

Я к у н и н а (усмехается). Нет…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (растерянно). Почему?

Я к у н и н а (серьезно). Потому что вы! На самом деле… Этого не хотите!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Я запрусь в своих комнатах! Основная аппаратура у меня!

Я к у н и н а. А хотите вы… как раз – совсем противоположного! Разве не так?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (бормочет). У меня в бункере – двери с тройными плитами!

Я к у н и н а (жестко). Вы же ничего не кончили! Вы на полпути! «Хитрейший узник замка Иф»!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Нет! Я не могу взять на себя такого греха!

Я к у н и н а. А это без вас… все само получится! Разве не так… А?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Но ведь мы не можем ничего повторить… Ты что, не понимаешь этого?

Я к у н и н а. Я понимаю только одно, что надеяться вам больше не на кого… Кроме!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (зло). Всю жизнь я привык надеяться только на самого себя!

Я к у н и н а. Так это было раньше! А теперь приходится… Что поделаешь! Надеяться на других! Ведь правда? Одна жертва, другая… Ну, там… И третья!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Кто ты такая… чтобы это говорить мне?!

Я к у н и н а. А правда, что в молодости вы запирали Глеба в ванной комнате? Чтобы он не мешал вам работать?! Ваша жена даже хотела развестись с вами из-за этого!

Старик, насупленный, молчит.

А потом он так привык, что стал сам уходить в ванную играть, даже когда мы его уже просили играть в доме!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (быстро). Ну и что? Ну и что?..

Я к у н и н а. А теперь черед – другого… Уже внука! Принести в жертву?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (почти взревел). Я?! Чтобы я… Я тебе – всю свою душу открывал. А ты… Дура! Ничего не поняв… Мне – такое!.. (Неожиданно.) А ты думаешь, он… того?! Решится? (Замахал руками.) Вместе с Гедройцем, конечно!

Я к у н и н а. Но вы же сами говорили, что опасность…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (как ребенок). Что ты заладила – «опасность, опасность»! Мы что, тюльпаны, что ли, разводим? Вон, посмотри на себя! О! Прелесть! Конфетка!

Я к у н и н а (прямо). А вы меня? Его мать? Спросили?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (искренне). Тебя?! Это еще зачем?!

Я к у н и н а (аж всплеснула руками, почти бормочет). И это великий… знаменитый на весь мир! Вами гордятся народ, ученые… Легенда! Апостол Веры! Веры в человеческое Добро!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (машет рукой, нетерпеливо). Это все не обо мне! Все выдумали! О ком-то другом!

Я к у н и н а (кричит). О вас! О вас!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Ну, хорошо! Они меня – придумали! Им верить в кого-то надо! Вчера в вождей, потом – в экстрасенсов! Теперь – черед ученых. Потом – еще кого-нибудь… (Неожиданно.) Но ты, придя сюда, тоже верила?!

Я к у н и н а. Еще как! (Неожиданно, словно уткнувшись в стену.) И сейчас… еще больше!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (оценил, задумался, неожиданно). Зажги мне сигарету! (Кричит.) И не спорь! (Закрыв глаза, с наслаждением курит. Усмехнулся почти по-мальчишески.) И как – Он! – меня, окаянного… примет? А? (Тише.) Как?

Я к у н и н а (рядом с ним, шепотом). Как жить-то… дальше?

Старик молчит.

Хоть вы – ответьте.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (нахмурился). Дурацкий вопрос! Все проще простого…

Я к у н и н а. Дурацкий?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Одно понять человеку надо. Или он из тьмы приходит – и в тьму уйдет! Или из света приход его… И к свету! Путь! Туда…

Я к у н и н а (после паузы). А вы решили?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (очень просто). А как же это решить? По каким таким данным судить? А? По нас с вами, что ли? Или по Истории? По книжкам? По жизни людской? (Тихо.) Не-е-т… Там – мрачно! Безысходность какая-то… А что-то надо делать! На что нам, убогим, мир весь этот дан? Хоть собственный, что внутри… Он же – зачем-то! Задуман?! (Резче.) Вот и лезешь в преисподнюю. Там, может, ответ? А тут под руки суются… (Чуть не плача.) Тогда – двенадцать лет назад – показательные взрывы! Вчера еще – мораторий! Сегодня – «новое мышление»… (Прикрыл глаза.) А Глебушки-то… Нет?! А?

Якунина, как старшая, почти по-матерински обняла его.

Я к у н и н а (нежно). Димочка… Михайлович! А вы ведь среди всех нас – самый несчастный!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (встрепенулся). Не смейте разговаривать со мной… как с покусанным на бульваре… старым пуделем! (В сторону.) Какой я несчастный? Я – живой…

Вбегает  Л а р с. У него лицо счастливого человека.

Л а р с. Де-ду-ля! Ну! Нет… слов!!! Тебя же в цирке надо показывать! Престидижитатор какой-то просто… (Чмокнул деда.) А может… Мефистофель? А чего мелочиться? (Целует его еще много раз.) И ведь в чем, кажется, только душа держится?! А туда же! «Биовазомоторика восстановления живой материи»! Воскрешение душ! Привет от Федорова! Старик знал, что один идиот всегда найдет другого идиота!

Я к у н и н а. Ну ты…

Л а р с (реверанс). Хорошо! Гений – найдет гения! Идет? Инквизиция, дедуля, по тебе с матерью плачет! (Матери.) Ну ты-то что ревешь – шарфик слез? Ну да! Полосочка характерная. (Поправляет модную косынку на шее.) Нет! Нет! Это просто семейка «Аль Капоне»! Нет, только представьте – додумались! Единственного внука – чуть на тот свет не отправить! (Хохочет не без ехидства.) А считать-то надо аккуратнее! Или уж маразм? А? Родственнички дорогие?! Меня бы попросили… Прежде чем этим амбалам в белых халатах передавать!

Я к у н и н а. У тебя что… недержание речи?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (буркнул). Мы переживали!

Л а р с. Не смешите меня! Они – переживали!!! Вы еще скажите мне сейчас, что решили прекратить опыты?

Я к у н и н а. Что за вульгарный тон?

Л а р с (всплеснул руками). Маман! Вы что – сменили родословную?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (серьезно). А где была твоя воля? В тот момент? Это что… нельзя было перебороть?

Л а р с (как споткнувшись). Да! С волей… Человеку, прожившему жизнь в этом доме! Непросто! (Пытается прийти в себя, насвистывает.) Я же все-таки здесь… не числился выше, скажем, лейтенанта!

Я к у н и н а. Не надо на эту тему!

Л а р с. Ого, мать! Я тебя недооценил! Уже столкновения – с «Пентагоном»? Да! Если вы уж готовы поставить под вопрос военное могущество страны?! Да-а…

Все молчат.

Ну! И когда вы допрете все-таки до реального воплощения… (хохочет) своей идиотической идеи?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (озабоченно). Ты все-таки считаешь ее нереальной?

Л а р с (серьезно). Скорее – непредсказуемой! Вот так! (Снова гаерничает.) Но пока же я только подопытный!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (быстро и сосредоточенно). Пойми главное! К человеку, как явлению, наиболее подходит понятие кванта! То есть одновременно… И частица! И волна… Как частица, он распадается!

Л а р с (так же стремительно). …А как волна! Существует – бесконечно?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Вся задача… Успеть! Успеть!

Я к у н и н а. Успеть? Да! Но и уметь… Уметь! Восстановить биологическую частицу, имея постоянную…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Имея постоянную…

Л а р с. …Волну?!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Вот именно! Именно! Волну! (Вдруг почти кричит.) Нет! Ты – мой внук! Мой!

Ларс смотрит на них обоих чуть отстраненно.

Л а р с (потом светлея юношеской улыбкой). Или вы… все-таки сумасшедшие? Или…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Пока – первое!

Л а р с. Мать? А ты… что скажешь?

Я к у н и н а. Ну, если ты все понял… (Нетерпеливо.) Я не понимаю тогда… твоих вопросов?

Л а р с (смотрит на мать, переводит взгляд на деда). Когда же ты успел? Дед…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Сними шарф!

Тот снимает.

Да, след тот… Уздечки!

Л а р с (искренно). Какой уздечки? (Кричит.) При чем тут уздечка? А? На кого уздечка? На меня, что ли?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (вздохнув). Пусть решает… она! Все-таки – мать!

Я к у н и н а (тихо, почти не в себе). Решает в конце концов… сам человек!

Л а р с. Вы – обо мне? Я так понял? Понял!

Все молчат.

Что я должен решить? (Пауза.) Ну, подскажите… Мама!

Появляется  Г е д р о й ц. Он, кажется, все уже понимает.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Вот кто доставит меня… Нет! Не в бункер! А на балкон! Я хочу видеть людей! Город! Жизнь… И шампанское – тоже на балкон! Я буду пить! На глазах всего изумленного города!

Л а р с. Я сейчас принесу!

Я к у н и н а. Останься!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (уже на ходу). Ах, какие нежности! Как все о себе стали заботиться! Как беречь себя… Просто какие-то… жеманницы!

Я к у н и н а (в сердцах). Что вы несете?!

Г е д р о й ц (с намеком Ларсу). Если бы ваша мать могла бы это сделать сама… не было бы вообще вопроса!

Л а р с (искренно). Какого вопроса?

Старик неожиданно крестит их обоих и дает знак Гедройцу: «Вези!» Гедройц увозит старика на балкон. Потом возвращается за шампанским и фужерами… Уносит их на большом серебряном подносе. Старик там, на балконе, веселится, читает стихи… Ларс в гостиной сидит в оцепенелости. Якунина смотрит на него с непередаваемой нежностью.

Мама… А зачем ты вообще родила меня?

Я к у н и н а (сдержалась). Не помню.

Л а р с. Чтобы укрепиться в якунинской семье?

Я к у н и н а. Это не вопрос.

Л а р с. Да! Это – догадка… А если бы меня вообще не было на этом свете? Тебе стало бы легче? Или было бы легче?

Я к у н и н а. Такие вопросы… (Сдержалась.) Матери не задают!

Л а р с. А какие вопросы… В этом доме! Задают матерям?!

Я к у н и н а. Ты есть! И это – факт! (Отвернулась.)

Л а р с (тихо). Я – значит… «факт»! И это говорит мне моя… Да! Не слишком счастливая мама?! Значит! Это не просто… (Как-то нелепо машет руками, словно пытается понять причину всего происходящего.) Дед? Он что… прощался? С нами? Или только со мной?

Я к у н и н а. Ты… ближе всех! Был… Нет! И теперь – к отцу…

Л а р с. Но что-то изменилось!..

Я к у н и н а (стремительно). Ты чист теперь… Чист, как ангел. Как посланец! Как ненародившееся дитя!

Л а р с (скривился в усмешке понимания). Как ангел! (Молчит.) Не мучь себя… мать! И не горбись! Ты только что была прекрасной, светящейся женщиной. Перед такими… можно только падать на колени. (Чуть нервно.) И голос у тебя был другой.

Я к у н и н а (тихо). Чей?

Л а р с. Его… (Тихо.) Отца!

Я к у н и н а. Не-е-ет… (Смеется.) Это просто он тебе послышался! Он звучал в тебе… мой мальчик!

Хочет взять его руку, но Ларс вырывает ее и быстро идет к двери в «бункер». Перед тем как войти туда, он вдруг выкрикивает…

Л а р с. «Ты – женщина! Ты – бабочка большая!» (Почти смеется.) Похоже?

Якунина не в силах ответить, а Ларс уже захлопнул за собой дверь. Мать сидит словно окаменевшая, чуть-чуть раскачивается в такт звучащей в ее душе музыке. И неожиданно из ее груди – чуть слышно, а потом все отчетливее, все явственнее – звучат голос и слова Глеба: «Ты – моя любимая женщина! Только ты проникаешь в мои мысли, даже в мои сны… Ты – женщина… Ты – бабочка большая!»

Словно помраченная, Якунина бросается к дверям «бункера», бьет кулаками по недвижной махине… А из ее груди рвется и рвется что-то бессвязное – словно другое существо прорывается сквозь нее!

Г е д р о й ц  быстро ввозит  с т а р и к а.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Назад! Прекрати! Не мешай ему! У него все будет в порядке!

Я к у н и н а (упала в кресло). Вы же сами говорили… Говорили?

Г е д р о й ц. Ну а кто думает сейчас, что это не опасно? Он? Я? Конечно – это непредсказуемо. Для нас, кстати, тоже…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (весь внимание). Ларс тоже сказал это – «непредсказуемо»!

Я к у н и н а. Я сейчас отключу напряжение… Я взорву эту дверь! (Неожиданно.) Чему вы так радуетесь?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Бог услышал меня – мой внук встает на мой путь! На путь отца – Глебушки!

Я к у н и н а (не сразу). А как со мной? Зачем тогда все это было со мной?! (Настойчивее, вскочив с кресла.) Вы же сами говорили – «спаси мать – спасешь всю семью»?

Г е д р о й ц. Вас и воскресили! Чтобы Ларс… решился.

Я к у н и н а. Он – сам? Сам должен вернуть отца? (Смеется.) А на мне, значит… провели репетицию? Малый опыт?

Г е д р о й ц (торжественно). Я шестьдесят один год при науке! Дочери мои устроены… Жену я похоронил три года назад. (Замялся.) А внуки… Они еще так малы, что вряд ли будут скучать по деду! (Значительно.) Вы меня слышите, Ольга Артемьевна? Вы меня поняли?

Я к у н и н а (про себя). Я сейчас… словно на электрическом стуле!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (взрываясь). Да пойми ты… женщина! Ты можешь только родить человека! А возродить?! Никогда!

Я к у н и н а. Боже! Как же вы меня не любите, Дмитрий Михайлович! Не любили сына! Не любите Ларса! Вы только любите…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. А за что их любить? Что они ничего! Ничего! Из моих же мыслей – не довели до конца! До ума… До результата! Мои дети, внуки! Вы! А я из-за этого должен жить… чуть ли не до ста лет! И нянькаться с ними, с вами?! Или еще лучше – просить: «Пожалуйста, помогите старику!» (На Гедройца.) Вот – единственный помощник! (Поднял трубку.) Ларс! Арсюша… (Нежно.) Мальчик мой…

Л а р с (по селектору). Так… Дед! В гостиной оставайся один ты! Все пошло… Только уже по моему пути! По моей воле!

Я к у н и н а. Прекрати! Ты слышишь меня? Ты погибнешь!

Л а р с. Я повторяю – установка работает… Но я не перехожу к последующей фазе, которую не знает никто! Ни дед…

Входит  Я н к о, она слышала конец разговора.

Я н к о. Арсений! Я прошу…

Л а р с. Вы еще при чем?

Я н к о. Дмитрия Михайловича… кажется, надо госпитализировать! (Берет старика за руку.)

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Отойдите! Отпустите мою руку…

Л а р с (смеется). Хитрости небось! Сейчас уже поздно!

Я н к о (серьезно). На твоей совести, Арсений… может быть, жизнь деда!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Глупости! На его совести? Всё! Всё на моей совести! (В селектор.) Правильно, Ларс?

Л а р с (в делах). Трудно возражать.

Я к у н и н а. Я никуда не отойду от Дмитрия Михайловича!

Я н к о (кричит). Но вы что? Слепые? Просто посмотрите на него…

Л а р с. Уберите всех… (Кричит.) Всех!

Г е д р о й ц. У вас что-то не ладится?

Б а б а  Ш у р а (входя). Убрать? Уж не меня ли ты имел в виду? А?

Л а р с (в панике). Какой-то сумасшедший дом! И там! И здесь… Все – не так! Непредсказуемо! Все – вслепую…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (решительно). Гедройц! Взламывайте запасную дверь. Вы один знаете, где она…

Г е д р о й ц (бежит). Я – уже там!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Он должен быть жив!

Г е д р о й ц. Естественно! (Исчезает.)

Л а р с. Вы, кажется, стараетесь мне помочь? Но я уже разобрался!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Не делай пока ничего – есть еще время! Тебе помогут!

Г о л о с  Л а р с а (про себя). Мне всегда помогали… Так крепко… Так безжалостно! (Кричит.) Нет! Теперь я хочу сам! Все – сам!

Я к у н и н а. Сам – погибнуть? Это ты можешь… Пожалуйста! Давай! Если только это твоя цель…

Б а б а  Ш у р а (спокойно). Ты не жалей нас, Арсений! Погибнешь ты? И мы все – тоже… Кому кого жалеть? Старичье! (Тише, но отчетливее.) Но отца-то твоего… Глеба! Кроме тебя… кто воскресит?

Л а р с (вдруг кричит). Боже! Как все здесь разумно! Я разобрался… как далеко вы ушли! О-о-о… Дед!!! Ты… Ты… Что-то невероятное!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (быстро). Знаю, знаю… Теперь главное – спокойствие. Что надо дальше – все объяснят… Только одно – предупреди нас!

Л а р с (хохочет счастливый). А это еще зачем – предупреждать? Молебен, что ли, закажете?

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. И тогда уже – не миндальничай! До самого дна! До результата!

Я н к о (тихо). А он… результат? Новая жизнь Глеба Дмитриевича?

Я к у н и н а (в сердцах). Да кто же это может сейчас сказать?! Кто?!

Л а р с. Но процессы. Ускоряются?! Иван Иванович! Гедройц?!

Г о л о с  Г е д р о й ц а. Спокойно, Арсений… Теперь чуть снимем давление… (Почти про себя.) А так все правильно…. Ольга Артемьевна! Александра Михайловна… Женщины! Уйдите!! Ну, вы, Янко! Уходите!

Я н к о (кричит). Я должна быть рядом со стариком. У него же сейчас будет инсульт!

В руках у Янко появляется шприц.

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (с прежней мужской силой). Вон! Целительница! Из «Палаты № 6»!

Я н к о (резко повернувшись к нему). Да… Наверно. Спасибо – за все! (Уходит.)

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (снова приник к селектору). Отвечайте! Есть признаки вероятности аннигиляционного взрыва?

Л а р с. Да… Кажется! И боюсь, что без него…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Гедройц! Но вы же знаете и другие возможности!

Г е д р о й ц. Если успею!

Я к у н и н а. Успей… Успейте! Иван! Иванович…

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч. Попробуйте только сорваться во взрыв! Я вам уши отдеру…

Л а р с (лихорадочно). Некому будет.

Б а б а  Ш у р а (спокойно). Некому будет драть! И некого будет наказывать…

Л а р с (в отчаянии). Но взрыв-то здесь не может быть рассчитан!

Д м и т р и й  М и х а й л о в и ч (издевательски). Дите неразумное! Тупица! По моей теории рассчитывают все взрывы… Во всем мире!