Текст книги "Лето на чужой планете (СИ)"

Автор книги: Александр Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

– Что случилось, Лина? – спросил я. Голос прозвучал хрипло. – Зачем ты собрала вещи?

– Я ждала тебя, чтобы попрощаться, Ал. Сегодня я уйду обратно к родителям, – тихо сказала она.

Сердце дёрнулось и замерло. Я вцепился в косяк так, что побелели пальцы. Ничего, сейчас! Только сделать, наконец, вдох и найти нужные слова. Ну же, Ал, давай! Ты ведь языки учил, чёрт тебя побери!

– Почему? Они не приняли твой экзамен? Это ерунда, Лина! Мы попробуем ещё раз, вместе! Будем посылать им бумаги столько раз, сколько понадобится. У нас есть целых две недели – это уйма времени. Всё получится, вот увидишь!

Лина зажмурилась и задержала дыхание, словно перед прыжком в воду.

– Я ничего не отправляла, Ал.

Стена дрогнула под моими лопатками.

– Почему, Лина? И ты молчала?

Она грустно улыбнулась, не открывая глаз.

– Я не такая смелая, как ты, Ал. Я боюсь улетать с Местрии. Боюсь космоса. Боюсь огромного, непонятного мира, который так тянет тебя. Мне лучше остаться здесь.

– Тогда я останусь с тобой! Мы будем вместе!

Вот теперь Лина открыла глаза. И посмотрела мне прямо в лицо.

– Нет, Ал. Не выйдет.

– Почему?

– Потому, что я люблю тебя. Люблю твою смелость и упорство. Твою бесшабашность и мечтательность. Если ты останешься здесь – ты перестанешь быть собой. А любить можно только того, кто есть.

– Но я тоже люблю тебя, Лина! Я хочу, чтобы мы были вместе!

Губы Лины дрогнули и приоткрылись.

– Но?

Да что за упрямое создание!

– Люблю. Без «но».

– Раньше ты не говорил мне этого, Ал.

– Разве это непонятно?

Лина покачала головой.

– Нет, Ал. Ты просто всё решал сам. За себя и за меня.

Я набрал в грудь побольше воздуха и сказал:

– Лина! Я люблю тебя и хочу, чтобы мы были вместе. Всегда.

Лина улыбнулась ехидно и чуть-чуть печально.

– Трудно же было это из тебя вытянуть.

– Ты согласна?

Мгновение Лина помедлила и решительно кивнула.

– Я согласна, Ал.

Эпилог

Утро выдалось солнечным и, по-осеннему, зябким. Холодное красное солнце едва поднялось над верхушками сосен. Солнечные лучи отражались от обшивки, и шлюпка на мокрой траве казалась оплавленным драгоценным слитком.

В полях уже убирали кукурузу. Фермеры наполняли огромные корзины тяжёлыми золотистыми початками, а грубые жёсткие стебли сгребали в кучи и оставляли перепревать. В этих кучах с комфортом устраивались на зиму колонии мышехвостов. Сейчас у них самая горячая пора – надо запасти всё зерно, которое обронят на землю созревшие початки.

Впрочем, часть кукурузных стеблей фермеры сушили. Соломой кое-где ещё крыли крыши сараев, ведь всегда найдутся хозяева, которым жаль тратиться на доски и черепицу.

Краснокрылые чивики уже вывели птенцов, и теперь собирались в огромные стаи. Вместе легче отыскивать пропитание в пустом зимнем лесу. Ветви рожковых деревьев уже пусты – все рожки собраны, или упали на землю под тяжестью семян. Но всегда остаются ягоды и мягкие лиственные почки.

В реке по утрам плещется крупная рыба, нагуливая жир перед холодами. Пчёлы торопятся собрать последний нектар с поздних цветов.

Местрия готовится к зиме.

Ну, а мне пора собираться. Лина позавчера уехала к родителям – попрощаться, как следует. А у меня сердце не на месте. Ну, как не вернётся? Знаю, что глупость – а перестать думать не могу. Потому и поднялся на рассвете, нетерпеливо меряю комнату шагами и затягиваю сборы, на которые и надо-то пять минут.

Вещей у меня немного – чистое бельё, да потрёпанная книга, которую я так и не вернул Стипу Брендону. Чернила на страницах расплылись в неразборчивые сине-фиолетовые пятна. Теперь ни прочитать, ни вспомнить – что там было когда-то написано. Точь-в-точь человеческая память.

Слава Создателю – Стип и Илия выздоровели. Вовремя доктор Трейси просветила им мозги и обнаружила опухоли. Наследственная болезнь – поганая штука! Именно такая опухоль сгубила мать Брендонов. Я-то плохо её помню. А вот мама рассказывала, что Эми Брендон была хохотушкой и шутя управлялась со своим непутёвым мужем и тремя сыновьями.

Вряд ли Стипу понадобится книга – скоро на Местрии появятся настоящие учебники. Дядька Томаш уже сговорился через старпома Кнайпа с шишками из Корпорации. Ну, а я возьму книгу на память.

Удобную кожаную сумку мне подарил Дин. Он же, с разрешения старшего помощника, уступил нам с Линой свою каюту. Так что мы теперь – гордые постояльцы маленькой отдельной комнатки с крохотной душевой и круглым иллюминатором. Она всего в десяти минутах ходьбы по корабельному коридору от каюты Фолли. Практически, соседи – учитывая размеры крейсера.

Кстати, Фолли умудрился выпросить у старпома каюту с тремя комнатами. Пилот напирал на то, что у него теперь большая семья – целых две жены. Десять дней Фолли блаженствовал без перерыва. А затем опять пришёл к Кнайпу и умолял выделить ему отдельную комнатку, самую маленькую – хоть кладовку. Лишь бы высыпаться в перерывах между вахтами. Да, избыток счастья тоже не всегда бывает на пользу.

Но я отвлёкся. Так вот – Дин остаётся на Местрии. Он сговорился с Петером и Иргой, родителями Лины. Они устроили его в своём доме и отдали сарай под эксперименты с улитками.

Дин сам рассказал мне об этом. Он говорил спокойно, даже обыденно. Но в его глазах я увидел что-то такое, отчего сердце вновь больно царапнуло острым когтем. Сомнение – вот что это было.

Я упаковал сумку и застегнул молнию комбинезона. На прощание погладил ладонью холодный металл телескопа. На нём уже осел тонкий-тонкий слой пыли. В эту чудесную трубу я когда-то впервые разглядел очертания настоящего космического корабля. Это было всего три месяца тому назад, а как будто прошли годы.

Распахнул скрипнувшую створку окна. Она слегка заедала – видно, разбухла от влаги. Свежий осенний ветер влетел в комнату, разбросал мягкие занавески и радостно пошёл гулять между рёбрами стропил.

Я внимательно огляделся – не забыл ли что-нибудь? Нет, ничего. Пора.

Все обитатели дома уже собрались за столом. Говард рассеянно барабанил пальцами по краю стола. Интен близоруко щурился поверх тарелки с пирожками. Даже Матильда присела на табурет, налив себе чашечку чая с цветами апельсинии.

Фолли всё было нипочём. Придвинувшись ближе к столу, он расстегнул китель и увлечённо пилил столовым ножом отбивную, запихивая в рот исполинские куски хорошо прожаренного мяса. Пилота можно было понять. Это мы недавно проснулись, а он вылетел со «Стремительного» ни свет, ни заря. Хотя, ни зари, ни света в космосе нет. Зато есть Лусия и Йугу, которые ежедневно обеспечивают счастливчику Фолли сладкую жизнь.

Дамы сидели по обе стороны от Фолли – Лусия слева, Йугу справа. Они были одеты в одинаковые белоснежные комбинезоны медицинской службы. Волосы уложены в одинаковые причёски – чёрно-смоляная у Лусии, золотистая у Йугу. Даже ели они одинаково – чинно подцепляя вилками маленькие кусочки отбивной.

Увидев меня с сумкой через плечо, Фолли одобрительно замычал и взмахнул вилкой, изображая приветствие. Матильда тут же вскочила, и на моей тарелке, словно по волшебству появился тёплый пирожок с мясом. Я с аппетитом надкусил румяную корочку и спросил:

– А пастора Свена ещё нет?

– Не переживай, Ал. Пастор не опоздает, – отозвался Говард. – Я предупредил его.

Я обеспокоенно повертел головой.

– Погодите! Он что, идёт пешком? – я так умоляюще уставился на Фолли, что он поперхнулся отбивной и, вздохнув, полез из-за стола.

– Сгоняю за пастором. Интен, где у вас стоит второй глайдер?

***

Мы только-только закончили завтрак, и вышли на улицу, как из-за деревьев в углу поляны вынырнул глайдер. Разумеется, это был не Фолли. Глайдером управлял Дин, и платформа была забита народом, словно церковь в воскресный день. Судите сами: Дин привёз Лину, её родителей, моих родителей, дядьку Томаша с тётей Джуди, да ещё захватил доктора Ханса и Трейси. Когда вся эта пёстрая компания высыпала на поляну, глайдер приподнялся не меньше, чем на метр, а гравигенератор взвыл с облегчением.

Здорово, всё-таки, когда столько народу приходит тебя проводить! Или не здорово? Ну, не знаю. Я просто был рад всех видеть, к тому же, намечалась важная часть программы. Конечно, серьёзные дела наспех не делаются, папаша мне всегда это говорил. Но у меня всё не так, как у приличных людей.

Первым делом я обнял маму, потом поздоровался с отцом. Он крепко стиснул мою руку и растерянно похлопал по плечу. Обниматься на людях он так и не научился, пришлось мне действовать самому. Тем более что на глаза навернулись слёзы, а я не хотел, чтобы отец их видел.

Лина уже подошла ко мне, а я всё растерянно оглядывался в поисках пастора. Но вот на дороге показалась упитанная фигура в чёрной шёлковой сутане. Я глазам не поверил – пастор Свен бежал! Не то, чтобы у него получалось, но мужественная попытка заслуживала искреннего восхищения.

Достигнув финиша, пастор обессиленно плюхнулся на скамейку и задышал так громко, что перекрыл шум разговоров. Говорить он не мог, поэтому только смотрел на меня вопросительно и тревожно. Я поспешил его успокоить:

– Вы не опоздали, пастор Свен! А где Фолли? Он же должен был вас привезти!

– Пастор начал было вытирать лоб рукавом сутаны, потом спохватился и вытащил из кармана платок.

– Не… не знаю…фух… Ал. Видимо… мы разминулись. Фух!

Пока доктор Трейси давала последние наставления Лусии, Йугу подошла к Лине и надела ей на шею тяжёлый венок из цветов предзимника. Нежно-алые зубчатые лепестки ярко выделялись на белом платье. Лина взглянула на меня и глаза её расширились от удивления и радости.

Пастор Свен, наконец, отдышался и встал со скамьи. Он поднял руку, и провожающие почтительно умолкли.

– Ал, Лина! Подойдите ко мне, – торжественно сказал пастор.

Потом дядька Томаш произнёс речь, притопывая по увядающей траве новеньким протезом. Мама с Иргой украдкой утирали слёзы. Матильда вынесла прямо на поляну огромное блюдо с горой пирогов, и бутылки с папашиной настойкой пошли по рукам.

Интен тоже говорил, путано и застенчиво. Дин от всего сердца пожелал нам доброго пути. Доктор Ханс после улиточной диеты с удовольствием лакомился пирогами. Даже доктор Трейси улыбалась, и это было удивительнее всего.

И только Говард стоял чуть в стороне, покусывая нижнюю губу. Я сам подошёл к нему. Он поглядел мне прямо в глаза, удовлетворённо кивнул и крепко пожал руку.

– Я горжусь тобой, Ал.

– Возвращайтесь поскорее, ребятки! Мы будем ждать вас, – сказал дядька Томаш, и все согласно закивали.

Мы с Линой держались за руки и улыбались счастливо и легко. А с пронзительно-лилового осеннего неба ласково глядело на нас розовое солнце Местрии.