Текст книги "Лето на чужой планете (СИ)"

Автор книги: Александр Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Собираетесь на Хирон, юноша? – спросил он, приветливо качая седой головой. – Хорошее дело. Иногда полезно со стороны взглянуть на мир, в котором живёшь. Я слыхал, вы быстро учитесь. Уже научились управлять шлюпкой?

Фолли ощутимо напрягся. Дедушка взглянул на него с улыбкой.

– Расслабьтесь, Фолли. Жить строго по инструкциям невыносимо в любом возрасте, вот что я вам скажу. Людям нужна отдушина, да-да. Как поживает Лусия? Вы ещё не делали ей предложение?

Не прекращая говорить, старпом нажал кнопку на столе.

– Не затягивайте с этим, Фолли. Хорошие девушки недолго бывают свободными.

Дверь каюты открылась. Молодой подтянутый паренёк в форменном комбинезоне внёс поднос с чайником и чашками. Поставил его на стол и разлил по чашкам горячий ароматный чай.

– Спасибо, Бен, – кивнул дедушка.

Паренёк быстро и бесшумно вышел. А дедушка обратился ко мне:

– Так что там с теоремой Пифагора?

– Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, – удивлённо ответил я.

– I dokazatsmozhete?

– Konechno.

– Не надо, я верю, – махнул рукой старпом. – Пейте-пейте чай, пока не остыл. Это редкий сорт – «Ночное наслаждение», с Оранжереи. Его собирают в полночь, вместе с каплями росы. Да, на какие только ухищрения не идут люди, чтобы их планету приняли в Галактическое Содружество. И оно того стоит, юноша, можете мне поверить!

Затем Фолли отвёл меня в свою каюту и строго-настрого велел как следует выспаться, а сам ушёл к Лусии. Похоже, он и правда, собрался сделать ей предложение.

А у меня из головы не шёл добрый дедушка в вязаной кофте, перед которым трепетал целый военный крейсер. Да что крейсер! Вся наша планета на мгновение показалась мне маленькой и малозначащей, словно чаинка в стакане этого славного старика.

Ведь за ним стояла огромная Галактика с десятками планет и сотнями кораблей. И было совершенно непонятно – какое место в ней займёт Местрия?

Глава 17

Я проснулся задолго до прихода Фолли и успел порядком проголодаться. Но в одиночку идти в столовую не рискнул – я ещё недостаточно освоился, чтобы болтаться по кораблю без сопровождения. Поэтому сидел смирно, ждал пилота и глазел в иллюминатор, за которым по-прежнему мерцала восхитительная звёздная ночь. Слева из-за огромной кормы крейсера скромно выглядывал Хирон – цель нашей сегодняшней экспедиции. Из космоса он казался не жёлтым, как с Местрии, а красноватым, словно глаз не выспавшегося Создателя.

Я нашёл примыкавшую к каюте крохотную ванную. Методом проб и ошибок пустил струйку тёплой воды и с наслаждением умылся.

Фолли явился через час. Глаза у него были точь-в-точь такого же цвета, как Хирон, который уже успел вылезти в центр иллюминатора. Фолли отчаянно зевал, но вид у него был счастливый. Видимо, объяснение с Лусией прошло успешно и плодотворно.

– Дай мне пять минут, Ал! – сквозь зевоту сказал Фолли, прикрывая рот рукой, – а потом бежим завтракать.

Он тоже нырнул в ванную. Оттуда послышался плеск воды и восторженное уханье.

Из ванной Фолли вышел посвежевшим и гладко выбритым. Достал из шкафа два чистых комбинезона, один бросил мне, а другой натянул сам.

В столовой было не протолкнуться. Десантники в чёрных комбинезонах, пилоты в тёмно-голубых. Целая смена механиков, одетых в серое. Все эти люди жевали, гремели пластиковой посудой и громко переговаривались. Повара сбивались с ног, пищевые синтезаторы громко гудели, выплёвывая очередные порции.

– Смена вахты, – разочарованно протянул Фолли. – Эх, теперь будем есть, что останется.

Нам досталось по брикету питательной смеси буро-жёлтого цвета с приятным фруктовым запахом и по стакану киселя из кореники. Кисель только-только появился в меню, и корабельные гурманы не успели его распробовать, предпочитая обходиться привычным чаем.

Я положил в рот кусочек брикета. По консистенции он напоминал запеканку из козьего творога, да и на вкус немного сластил.

– Что это? – спросил я Фолли. Он равнодушно пожал плечами.

– Гидропонная зелень с креветками, скорее всего. Да ты не думай – ешь. Обедать будем уже на Хироне, причём точно такими же брикетами.

За наш стол подсел пожилой мужчина с зачёсанными назад редкими русыми волосами, в которых пробивалась заметная седина, и густыми рыжими бровями. Под его белым комбинезоном выпирало изрядное брюшко.

– Привет, Фолли! – поздоровался толстяк. – Через десять минут будем грузить буровую. Ты не хочешь приглядеть?

Фолли одним глотком допил кисель и поднялся на ноги.

– Идём, Ал!

Мы спустились в ангар. Там полным ходом шла погрузка. Пять шлюпок стояли в ряд, откинув грузовые трапы, по которым непрерывной вереницей двигались грузы.

К одной из шлюпок техники подкатили огромную конструкцию, напоминающую сложенный зонтик с толстенной трубой вместо ручки.

К этой шлюпке мы с Фолли и направились. Фолли взбежал по трапу и направился в рубку, я торопился за ним.

– Как мы будем грузить эту штуковину? – спросил я. – Она же больше шлюпки.

– Сейчас увидишь, – улыбнулся Фолли. – пристегнись.

Я послушно щёлкнул пряжкой ремня. Фолли нажал несколько клавиш. Шлюпка еле слышно загудела и оторвалась от пола. Пару минут ничего не происходило. Затем на полу ангара перед лобовым стеклом появилась тень. Она медленно увеличивалась.

Я скосил глаза вверх. Над кабиной медленно выдвигалась та самая толстенная труба.

– Если что-то не помещается внутрь, – весело сказал Фолли, – это можно погрузить на спину.

Раздались щелчки магнитных захватов, и труба замерла, надёжно прикреплённая к шлюпке.

– Готово! Ну, что, Ал – полетели?

Шлюпка вылетела из ангара, словно деловитый серебристый шмель. Следом за нами потянулись другие. Компактным роем мы устремились прочь от корабля.

Я сидел тихо, не мешая Фолли работать. А он, насвистывая, лихо щёлкал переключателями, вглядываясь в панель навигатора. Наконец, Фолли нажал кнопку автопилота и откинулся в кресле.

Я решил, что теперь можно и поболтать. В конце концов, Фолли для того и взял меня, чтобы не скучать в одиночестве во время полёта. Ну, и ещё потому, что сердце у него доброе. А за доброе сердце полагается награда.

– Фолли, а почему нельзя сразу включить автопилот? Ну, чтобы он сам взлетел и выбрал курс? Разве обязательно управлять шлюпкой вручную?

Фолли насмешливо покосился на меня.

– А что ты будешь делать, если автопилот откажет? Допустим, в космосе он не слишком-то и нужен – курс легко корректировать вручную, если не ограничен топливом. А при посадке? Нет, братишка – без опытного пилота полёт при любой неожиданности превращается в лотерею.

Я окинул взглядом звёздное небо и всполошился.

– Слушай, а куда мы летим? Хирона нигде не видно?

Фолли расхохотался так, что шлюпка задрожала.

– Ал, весь фокус не в том, чтобы лететь прямо на Хирон. Мы должны прилететь в точку, где он будет в назначенное время. Ведь ваша луна не приколочена к небу. Она движется, и довольно быстро.

– А долго ты учился управлять шлюпкой? – спросил я.

– Сколько себя помню, всегда умел, – ответил Фолли, довольно ухмыляясь.

– Как это? – я решил не обижаться на явную подколку.

– Я рос в кольцах Сатурна, в горняцком посёлке, Ал. Мужчины добывали руду, женщины старались мало-мальски обустроить быт. А ребятишки свозили добытое сырьё из карьеров к транспортным причалам.

Я недоверчиво посмотрел на Фолли, но он был абсолютно серьёзен.

– Наша колония, Ал – одна из старейших. Едва только земляне начали осваивать космос – им потребовалось много сырья. Проще всего было добыть его из космических обломков. Но вот незадача – человек не может долго находиться в невесомости без вреда для здоровья. А антигравы тогда ещё не изобрели.

– Как же вы справлялись? – спросил я.

– Меня тогда ещё и в проекте не было. Основная колония была на Энцеладе – это спутник Сатурна. Сначала шахтёров завозили вахтовым методом. Смена работала полгода, затем возвращалась на Энцелад. А после изобретения антигравов основали постоянную колонию. Только вот работать приходилось всем, от мала до велика – слишком дорого обходились антигравы и привозной воздух для скафандров и жилых куполов. Так что самостоятельно пилотировать шлюпку я начал с восьми лет. А потом…

Тут Фолли помрачнел и умолк. Видно, потом случилось что-то очень нехорошее.

– В пятнадцать я попал в лётную школу. А через три года уже был штатным пилотом «Стремительного».

Коротко взвыли маневровые двигатели. Шлюпка вздрогнула и стала медленно разворачиваться. В лобовое стекло неожиданно вплыл Хирон, и сразу занял собой всё пространство.

Я увидел, что спутник покрыт горами и кратерами. Высокие пики отбрасывали чёткие чёрные тени на залитую солнцем розовую поверхность. Возле экватора змеилась глубокая трещина.

По радио прозвучала короткая команда. Фолли развернул шлюпку дюзами к планете и начал гасить скорость. Ещё через несколько минут он погасил двигатели и включил антиграв. Шлюпка заходила на посадку.

Вблизи трещина оказалась гигантской бездонной расселиной, шириной в несколько километров. Шлюпки опускались рядом с ней на относительно ровную площадку.

– Лавовое поле, – со знанием дела сказал Фолли. – Когда-то здесь было полно действующих вулканов.

– А теперь? – спросил я.

– Судя по пейзажу, вулканы давно погасли – ответил Фолли. – Планетка слишком мала, Вряд ли она сумела сохранить раскалённое ядро. Теперь это просто большой остывший комок вещества. Но и на нём может найтись кое-что полезное.

– Мы поэтому сели рядом с расщелиной? – сообразил я. – Чтобы подобраться ближе к центру Хирона?

– А ты неплохо соображаешь, Ал.

Решётчатые опоры шлюпки мягко ткнулись в серую пыль.

***

Остальные шлюпки приземлились неподалёку от нас. Фолли отключил антиграв и щёлкнул пряжкой ремня.

– Прогуляемся, Ал?

Уговаривать меня не пришлось. Пилот помог мне натянуть скафандр и прикрутить шлем, а затем быстро оделся сам.

Космический скафандр – сложнейшая штуковина! Каких только систем в него ни напихано. Подача воздуха, охлаждение, обогрев, вентиляция… А ещё радиосвязь, навигация, система питания. И даже, прошу прощения, туалет. Ведь в космосе не всегда можно найти удобные кусты.

Шьют скафандры из специальной прочной ткани, которая не раздувается от воздуха. Иначе, едва начав дышать, космонавт очутился бы внутри воздушного шара и не смог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Фолли наладил автоматическую работу систем в моём скафандре, показал мне, как пользоваться радиосвязью. Затем мы вышли в шлюзовой тамбур. Внутренние двери шлюпки герметично закрылись. Зашипел воздух, уравнивая давление. Над проёмом шлюза загорелась зелёная лампочка, и внешняя дверь откинулась, образуя удобный трап.

Свет и тени. Таким было моё первое впечатление. Безвоздушное пространство не смягчало солнечные лучи, они лились беспощадным ярким потоком. Каждый камушек, все мельчайшие детали пейзажа были отчётливо видны в потоке света.

По краю лавовой равнины высились остроконечные горные пики. Их вершины отбрасывали на равнину длинные тени. Тени были чёрными и глубокими, с резкими краями, без переходов и полутонов. Сгустки абсолютного мрака и холода.

Да, это был совершенно другой мир – мёртвый и прекрасный. Он не предназначался для человеческого глаза, не был согрет дыханием жизни. Планета была похожа на огромный драгоценный камень, одиноко и бессмысленно висящий в чёрной пустоте.

Я осторожно шагнул с трапа на пыльную поверхность Хирона. Во всём теле ощущалась невероятная лёгкость – сила тяжести на Хироне едва достигала четверти от привычной, местрианской. Не рассчитав усилие, я оторвался от поверхности, завис на мгновение и медленно опустился обратно. Сделал ещё шаг и снова завис в пустоте.

Я оглянулся на Фолли. Он не пытался шагать, а перемещался короткими лёгкими прыжками, широко расставляя ноги во время приземления. Ага, так вот как здесь надо передвигаться!

Остальные космонавты уже разгружали шлюпки. Легко поднимали огромные ящики и складывали их в пыль под лучами красного солнца. Я хотел было помочь с разгрузкой, но Фолли движением одетой в перчатку ладони остановил меня. Он был, конечно, прав. От неопытного новичка больше помех, чем пользы.

На ровном участке поверхности расстелили огромный тканевый мешок. Пневматическими пистолетами намертво прикрепили его основание к грунту и присоединили к специальным клапанам воздушные баллоны. Затем открыли вентили. Ткань беззвучно затрепетала, натянулась и превратилась в лёгкий полупрозрачный купол с жёстким входным тамбуром.

Я не удержался и тайком потрогал ткань. Она пружинила под пальцем и казалась совсем тонкой, ненадёжной.

Раздался негромкий щелчок, и голос Фолли произнёс над самым ухом:

– Это специальная ткань, Ал. Не выгорает под прямыми лучами солнца, непроницаема для воздуха и может выдержать попадание небольшого метеорита.

Ничего себе! Я нащупал с левой стороны шлема кнопку, нажал её, как учил Фолли, и спросил:

– А можно войти внутрь купола?

– Сначала надо запитать электричеством замки дверей и воздушные насосы шлюза, а это не так быстро.

Разочарованно вздохнув, я отошёл в сторону и принялся практиковаться в ходьбе. Сначала прыгал осторожно и невысоко, словно птенец чивика по ветке. Затем осмелел и стал подпрыгивать выше. Наконец, оттолкнулся изо всех сил и взмыл чуть ли не выше купола. В какой-то момент мне показалось, что я больше не вернусь на планету – так и улечу в космос, нелепо размахивая руками. Сердце пугливо ёкнуло. Но поразмыслив, сила притяжения всё-таки вернула меня на твёрдую землю.

– Ал, где ты? – раздался в шлеме встревоженный голос Фолли.

– Здесь, за куполом, – отозвался я.

– Включи радио на общую волну!

Мне и самому наскучило скакать в безмолвии. В этой жутковатой, непривычной красоте особенно остро захотелось услышать человеческие голоса. Я начал нажимать кнопки, но ничего не произошло.

– Фолли, у меня не выходит, – виновато сказал я.

Пилот не отозвался. Каким-то образом я умудрился вырубить и его канал связи. Пришлось отправляться за помощью.

Я отыскал Фолли и знаками показал ему, в чём проблема. Он покачал головой и нажал нужную кнопку.

Тем временем космонавты разделились. Четверо начали собирать буровую вышку, а остальные принялись перетаскивать снаряжение в купол. Я присоединился ко второй группе.

Лёгкие пластиковые перегородки поделили купол на три примерно равные секции. В одной собирали лабораторные столы. В другой расставляли кровати. Третья, возле шлюза, предназначалась под склад.

Я трудился так усердно, что стекло шлема запотело изнутри. Один из космонавтов заметил это и остановил меня.

– Старайся не потеть, – сказал он. – Потери жидкости трудно восполнить, а запотевшее стекло ухудшает обзор.

От нечего делать я уселся на только что собранную кровать и стал разглядывать купол. Изнутри он выглядел очень уютно. Я бы с удовольствием пожил в таком недельку-другую. Увы, мы с Фолли здесь только временные гости. Доставили геологов, помогли разгрузить багаж, и привет! С экспедицией останутся две другие шлюпки, а нам пора возвращаться.

Закончив размещаться, космонавты загерметизировали шлюз и наполнили купол воздухом. Вдоль стен установили электрические нагреватели, и скоро температура поднялась настолько, что можно было снять шлем.

Именно это мы все и сделали – сняли шлемы и уселись обедать. Мы с аппетитом жевали, переговаривались, шутили и спорили за общим столом. Тощий физик чуть не поссорился с коренастым бородатым геологом из-за лучшего места для оборудования, но их помирили. Врач придвинул к столу кресло-качалку, которое тайком протащил на шлюпку, и теперь блаженно покачивался, прикрыв глаза от удовольствия. Молодая семейная пара сдвинула свои кровати, и муж, краснея, отгораживал их тонкой пластиковой стенкой. И всё это происходило посреди космоса, под тонким тряпичным куполом, за которым – только протяни руку – неусыпно караулила ледяная пустота.

Близость этой мёртвой пустоты заставляла так остро ощущать слабость и могущество жизни, что я едва не задохнулся от ужаса и восторга. Подумать только – несколько крохотных человечков вскарабкались на планету, которая миллиарды лет кружила в холоде и мраке. Прикрылись тряпочкой от смерти и шутят, веселятся, строят планы на будущее. Беззаботная надежда, вера в себя и презрение к смерти – вот главное сокровище, которым одарил нас Создатель.

– Ал, перестань делать трагическое лицо и доедай свой брикет. Нам пора! Если не успеем на «Стремительный» к отбою – они запрут шлюз. Нам придётся всю ночь жалобно скрестись в дверь и проситься в тепло.

Услышав реплику Фолли, бородатый геолог захохотал густым басом, а доктор перестал раскачиваться в кресле и открыл глаза.

– Первый раз в космосе? – улыбаясь, спросил он. – А нам он уже приелся. Эх, покурить бы сейчас!

Доктор вытащил из-за пазухи обгрызенную курительную трубку.

– Курить только на улице! – буркнул физик, и все опять расхохотались.

Я быстро доел брикет, запил его водой, в которой растворили шипучую витаминную таблетку и снова натянул шлем. На этот раз справился без помощи Фолли. Но он всё равно проверил – всё ли я правильно подключил.

Стоя в крохотном тамбуре, мы дождались, пока насосы откачают из шлюза воздух, и вышли на поверхность Хирона. Она по-прежнему была залита ослепительным розовым светом. Чёрные тени горных пиков тянулись к нашим ногам. Такую же чёрную тень отбрасывала стоящая на ажурных опорах шлюпка.

Из любопытства я зашёл в тень, стараясь полностью спрятаться от солнца. И тут же ощутил мгновенный холод, проникший через ткань скафандра. А затем включилась система обогрева.

***

– Садись на место пилота, Ал! – сказал Фолли, стянув шлем.

Я оглянулся на него. Он не шутил.

– Давай, не дрейфь. Я подскажу, что делать.

– Ты уверен? А если я что-нибудь напутаю?

– Тогда мы расшибёмся. Поэтому постарайся делать всё правильно.

Слушая команды Фолли, я включил антиграв, и шлюпка начала медленно подниматься над Хироном.

– Следи за высотой, – Фолли показал на круглую шкалу слева от центра панели. – Как поднимемся на километр – включай двигатели. И расслабься. Взлёт – не самое сложное. Посадка куда труднее.

Двигатели заработали, и Хирон в экране заднего вида стал стремительно удаляться.

– Теперь включай автопилот. Что ж, поздравляю! Теперь ты космонавт, Ал!

Моё сердце бешено колотилось, по лбу и спине стекали струйки пота. И да – я был счастлив!

Шесть часов полёта Фолли рассказывал мне о своём детстве. О гонках на грузовых шлюпках среди астероидов. О клетушке два на два метра под полупрозрачным пластиковым куполом, который был весь исцарапан метеоритами. О талонах на гравитацию, без которой у людей исчезали мускулы, а кости становились ломкими. Только о своих родителях он не говорил ничего.

На обзорном экране показалась блестящая точка. Она росла и постепенно превратилась в длинную сверкающую иглу. Это был крейсер «Стремительный», круживший на стационарной орбите.

Мы уж готовились к швартовке, но в этот момент затрещал динамик радиосвязи.

– Сос, сос! – послышался испуганный мужской голос. – Всем, кто меня слышит! Это северная экспедиция. На нас напали! На нас напали! Просим помощи!

Глава 18

Фолли мгновенно вышвырнул меня из кресла пилота и сам упал в него.

– Северная, это шлюпка двадцать два! Слышу вас, иду на помощь! Что у вас случилось?

Но радио молчало. Слышалось только потрескивание помех.

– Ничего, бортовой компьютер зафиксировал координаты! – пробормотал Фолли, сосредоточенно клацая по клавишам.

– Шлюпка двадцать два! Фолли, это «Стремительный»! Вы получили сигнал о помощи? – снова ожило радио.

– Так точно! – отозвался Фолли, не отрываясь от управления.

– Координаты у вас есть? Сейчас продублирую с корабля.

Корабельный компьютер пискнул и мигнул зелёной лампочкой. Голос из приёмника продолжил:

– Координаты отправлены. Жмите туда на полном ходу. Ни в коем случае не садитесь! Ведите наблюдение с воздуха до прибытия десантников! Они будут через полчаса. Как поняли?

– Вас понял! Не идти на посадку, вести наблюдение с воздуха!

Тут в динамиках раздался другой голос. Надтреснутый, он выговаривал слова мягко, почти ласково. Я сразу узнал его. Это был старший помощник Кнайп – добрый дедушка со стальным взглядом.

– Фолли, местный парнишка с тобой? – спросил он.

– Так точно! – ответил Фолли, не глядя на меня.

– Хорошо. Может быть, он что-то подскажет тебе. Приглядывай за ним. И не геройствуйте там. Как говорила моя бабушка: утонешь – домой можешь не возвращаться.

Раздался тихий смешок. Фолли обернулся ко мне.

– Придётся нам ещё немного полетать, Ал. Поглядим на ваш северный материк.

Я только молча кивнул.

Мы камнем падали на Местрию. Чернота за толстым бронированным стеклом сменилась нежным фиолетовым свечением. По жаростойким пластинам корпуса побежали языки пламени. А Фолли всё не включал антиграв.

Тело стремилось вылететь из кресла. Меня удерживали только застёгнутые крест-накрест ремни, а на шлюпку стремительно надвигался огромный незнакомый континент, покрытый льдом и снегом. На нём тут и там поднимались горы, вершины которых курились чёрным дымом. Наверное, это были вулканы.

В километре от планеты Фолли включил маневровые двигатели. Шлюпку сильно дёрнуло и развернуло кормой к планете. Теперь основные двигатели играли роль тормоза. Меня вжало в кресло так, что трудно было дышать. Я судорожно втягивал нагревшийся воздух. Глаза, казалось, вот-вот вылезут от напряжения. Но шлюпка сбросила скорость и зависла в ста метрах от поверхности. Именно в этот момент Фолли включил антиграв.

– Как ты, Ал? – хрипло спросил он.

Я взглянул на него. Левый глаз Фолли налился кровью – видимо, лопнул сосуд.

– Нормально, – с трудом ответил я.

Мы двинулись в сторону предгорий, держась метрах в пятидесяти над землёй. Под шлюпкой проплывала унылая белая равнина. Ни единого деревца не виднелось на ней.

– Давно сюда отправили экспедицию? – спросил я.

– Четыре дня назад, – отозвался Фолли, не отрывая взгляд от бесконечных снегов. – До этого континент тщательно изучили с воздуха, но никаких следов людей не нашли. Поэтому учёную группу направили без десантников.

– Получается, на них напали звери?

– Всё может быть. Хотя группа хорошо вооружена. Думаю, со стаей зверей они бы справились.

Я тоже уставился в окно. Ничего, кроме сверкающего на солнце снега. Через десять минут у меня заболели глаза от его белизны.

На нашем материке тоже иногда шёл снег. Но пушистые хлопья быстро таяли, превращаясь в бурую слякоть, и забывались до следующей зимней непогоды. Здесь же весь материк был засыпан снегом на веки вечные.

Получается, что колонисты, которые высадились сюда двести лет назад, погибли? Жуткая судьба! Наверняка они ждали помощи от наших предков, но не дождались.

Шлюпку экспедиции мы увидели возле подножия высокой горы, похожей на перевёрнутое ведро, заметённое снегом. Над плоской верхушкой горы поднимался густой чёрный дым.

Шлюпка стояла посреди утоптанной снежной площадки, от которой во все стороны расходились цепочки следов. На её бортах красной краской был нанесён номер семнадцать. На перекладине семёрки кто-то нарисовал улыбающийся рот.

Недалеко от шлюпки виднелся ярко-зелёный купол. Он был похож на тот, что мы ставили на Хироне, только поменьше и без шлюзового тамбура.

Рядом с куполом лежал человек. Он уткнулся лицом в снег, а руки раскинул в стороны. Мы пролетели прямо над ним, и я увидел, что человек шевелится.

Он пытался ползти. Закидывал руки вперёд, цеплялся за снег и слабо извивался всем телом. За человеком оставалась неглубокая борозда покрасневшего снега.

– Фолли, он ранен! – от волнения закричал я, показывая на человека.

– Вижу, – ответил Фолли и щёлкнул тумблером передатчика.

– «Стремительный»! Вижу раненого человека. Больше на стоянке никого. Разрешите посадку. Как поняли?

– Понял вас, Фолли. Продолжайте облёт.

– Человек ранен! – закричал Фолли в микрофон. – Он умирает!

И тут я услышал песню. Тихая и печальная, она звучала прямо у меня в голове.

«…на тихом дне, на мягком дне

Всегда тепло, всегда темно.

Иди ко мне, скорей ко мне

Иди на дно, скорей на дно…»

Песня не просто звала. Она тянула, и не было сил ей противиться. Под эти еле слышные звуки моя рука сама собой потянулась к пряжке ремней и расстегнула её.

Я посмотрел на Фолли. Он выпрямился в кресле, глядя прямо перед собой остановившимися глазами. Руки пилота монотонно двигались по пульту управления.

Шлюпка плавно опускалась к земле. Вот она выпустила опоры, и они легко вошли в утоптанный снег. Вот откинулся трап. Из проёма двери потянуло холодом. А песня продолжала звучать.

«…на тихом дне, на мягком дне

Всегда тепло, всегда темно.

Иди ко мне, скорей ко мне

Иди на дно, скорей на дно…»

Фолли поднялся с кресла и пошёл к выходу. Я молча двинулся за ним. Всё было понятно. Надо просто идти на голос. Ведь ничего нет, кроме этого печального и завораживающего пения. Да ничего больше и не надо. Только идти и слушать. Идти и слушать.

Мы спустились по трапу и прошли мимо лежащего человека. Наверное, он тоже стремился на голос, пока совсем не ослаб. А затем выбился из сил и затих. Жаль. Теперь он не доберётся до чудесного голоса, не услышит его чарующие переливы.

По ослепительному голубому снегу мы уходили всё дальше и дальше от шлюпки в сторону горы. Туда вела цепочка следов. Там – я точно это знал – есть пещера. Нет, не пещера. Подземный ход. Каменные своды смыкаются над самой головой, а в уютной глубине ждёт обладатель великолепного голоса.

Справа и слева поднялись горные отроги. Глубокий, по колено, снег неприятно холодил ноги сквозь комбинезон. Порывистый ветер крутил в сухом воздухе пушистые белые хлопья.

«…здесь мрачен день, и ночь темна,

Здесь жёлто-красная луна.

Глядит с небес, как птичий глаз —

В последний раз, в последний раз…»

Ущелье сузилось. Вслед за Фолли я, пригнувшись, шагнул в тёмный проём пещеры. Ветер взвыл и затих.

И тут что-то сильно ударило меня по голове.

***

Когда я пришёл в себя, вокруг было темно. Я полулежал на неровной твёрдой поверхности, от которой ощутимо тянуло теплом. Руки и ноги были крепко связаны.

Несколько минут я пребывал в полной растерянности. Как же так? Ведь только что мы с Фолли кружили на шлюпке над бескрайней белой равниной. А теперь я лежу на каменном полу в кромешной тьме, связанный и беспомощный.

– Фолли! – шёпотом позвал я. Но темнота молчала. Лишь откуда-то издалека доносился еле слышный мерный звук. Шлёп-шлёп-шлёп… Я прислушался и понял, что это падают капли.

Я попробовал пошевелиться, и затылок отозвался тупой ноющей болью.

Постепенно я вспомнил, как мы шагали по глубокому снегу, словно в сладком тумане, а в ушах звучало завораживающее пение. Это пение околдовало нас, мы шли на него, как голодные мышехвосты на запах козьего сыра. В памяти всплыли сужающееся ущелье, тёмный лаз в заснеженном склоне горы, и я понял, что мы попали в ловушку.

Это живо напомнило мне ночь на ферме Петера и Ирги, когда Илия сошёл с ума. Снова боль в затылке. Снова шершавая верёвка охватила запястья и щиколотки. Только не слышно причитаний Рыжего, и Петер с вилами не придёт на помощь.

Постепенно мои глаза привыкли к темноте. Я сумел разглядеть перед лицом каменную стену – не рваную, а словно оплавленную невообразимым жаром. И даже заметил на камне бурые пятна мокрого лишайника.

Инстинкты требовали затаиться, не привлекать внимания и переждать неизвестность. Но умом я понимал, что это бессмысленно. Ведь кто-то притащил меня сюда и связал. Этот человек знает, что я здесь. А спрятаться мне всё равно некуда.

К тому же, голод брал своё. Мы с Фолли ничего не ели после вылета с Хирона – надеялись, как следует, поужинать на «Стремительном». А потом и вовсе стало не до еды.

Судьба Фолли тревожила меня всё больше и больше. Я вспомнил человека, лежавшего ничком в снегу возле шлюпки, и вздрогнул. Только бы Фолли был жив! Во что бы то ни стало, надо выяснить – что случилось с пилотом.

Я набрался смелости, вдохнул полной грудью тёплый воздух, зажмурился и закричал:

– Эй!

Гулкое эхо прокатилось по каменному коридору. «Эй, эй, эй» – на все лады заголосила темнота, и я испуганно умолк.

Не успело эхо умолкнуть, как раздался тихий шорох. Это были шаги, и они приближались. В темноте возникло смутное белое пятно. Я прижался к стене тоннеля, и по спине покатились струйки холодного пота.

Белое пятно приблизилось и нависло надо мной, словно призрак. Женщина, полностью обнажённая и неимоверно худая. Её ребра отчётливо проступали под натянутой кожей. Плоские груди жалко обвисли, спутанные волосы закрывали лицо. Сквозь нечёсаные грязные пряди блестели глаза. Спаси, Создатель! Я никогда не видел таких глаз у человека. Выпуклые, на половину лица, с огромными белыми зрачками. Зрачки уставились прямо на меня. Казалось, они видят меня насквозь, настолько пронзителен был их взгляд.

Женщина протянула ко мне костлявую руку, перевитую синими венами. Я увидел тонкие длинные пальцы с выпирающими узлами суставов. Пальцы заканчивались жёлтыми, изогнутыми, неровно обгрызенными ногтями. Я попытался отодвинуться, но костлявая рука цепко ухватила меня за подбородок и потянула к себе.

Ногти женщины больно впились мне в кожу, царапая её. Я невольно подался вперёд. Женщина приблизила своё лицо вплотную к моему и шумно втянула носом воздух. В горле у неё засипело, и она хрипло спросила:

– Откуда ты?

У неё был странный акцент – женщина словно давилась звуками, глотала их. Из-за этого речь звучала грубо. Но слова различались без труда.

– С юга. Из-за моря – ответил я. Объяснять женщине про шлюпку с космического корабля показалось мне глупым. Всё равно не поверит. Пару недель назад я и сам бы не поверил.

– Ты не врёшь. Не то, что другие, – сказала женщина, и в её голосе я услышал удовлетворение.

– Другие? – переспросил я. – Где они?

– Значит, вы всё же пришли за нами, – продолжала женщина, не обращая внимания на мой вопрос. – Много-много лет мы ждали вас. Наши дети рождались в темноте, нас губил холод и пожирал огонь, а мы ждали. И вот вы пришли, и врёте нам.

– Я не вру, – возразил я, осторожно отодвигаясь.

– Не ты. Другие, – женщина раскачивалась из стороны в сторону, не отпуская мой подбородок.

– Зачем вы схватили нас? Зачем связали? – я дернул головой, пытаясь вырваться.

– Мы спасли вас, – ответила женщина. – Спасли от сладкого-голоса-в-голове.

И стоило ей упомянуть голос, как он снова зазвучал. Сладкая, неумолимая песня трепетала, словно смертоносная бабочка с чёрными крыльями.

«…на тихом дне, на мягком дне

Всегда тепло, всегда темно.

Иди ко мне, скорей ко мне

Иди на дно, скорей на дно…»

Женщина отпрянула от меня и в ужасе заметалась по каменному коридору. Я напрягал силы, стараясь разорвать верёвки. Потом упал на живот и пополз туда, куда звал меня голос.