Текст книги "Лето на чужой планете (СИ)"

Автор книги: Александр Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Никак нет, сэр! – хрипло отозвался Фолли.

– Ну вот, удовлетворённо продолжил старпом. – Миллион кредитов будет выплачиваться тебе ежегодно и пожизненно. Ты станешь очень обеспеченным человеком. Кроме того, я лично помогу тебе поступить в любое учебное заведение по твоему выбору. А Корпорация получит право на обнаруженные тобой слитки. Что скажешь, Ал?

– А… а сколько свиней можно купить на миллион кредитов?

Тут старпом не выдержал и расхохотался.

– Свиней? Всеблагой создатель! – по его лицу текли слёзы, плечи вздрагивали от хохота. – Свиней! Нет, ну надо же!

Дедушка отсмеялся, достал из кармана кофты большой синий платок и утёр слёзы.

– Не знаю точно, сколько свиней на Местрии. Но уверен, что ты сможешь купить их всех, оптом. Так мы договорились?

Я представил, как становлюсь самым богатым человеком на планете. Женюсь на Лине. Покупаю себе самую большую ферму. Или даже две. Строю огромный роскошный дом, нанимаю работников. И никогда в жизни больше пальцем не притрагиваюсь к навозу.

А все вокруг живут по-прежнему. И завидуют мне. Или нет?

Я покачал головой.

– Знаете что? У нас на планете так не делается. Здесь все друг за друга. Я хочу, чтобы моя доля принадлежала Местрии. Всей планете, поровну. Так ведь можно сделать?

Старпом почесал седую макушку и посмотрел на меня с уважением.

– Выходит, ты – социалист? Я-то думал, что они давно вымерли. Ладно. Двадцать процентов от всех добытых слитков тебя устроят?

– Двадцать пять, – твёрдо сказал я. – И не забудьте ваше обещание насчёт учёбы.

– Ну, что ж, – насмешливо протянул добрый дедушка. – Выпить не предлагаю – молод ты ещё. Договор пришлю через пару дней. Вы уж там подготовьте торжественную встречу. Капитан Фолли! Даю десять часов на отдых. А потом отвезите нашего юного партнёра домой.

Глава 22

Я вышел из шлюпки на трап и едва не упал. Тёплые волны ветра сбивали с ног, пронзительно пахло свежескошенной травой, горьким далёким дымом и полевыми цветами. Я и не заметил, как приноровился дышать неподвижным, стерильно-свежим корабельным воздухом. И теперь жадными глотками пил знакомые, привычные с детства запахи.

Солнце пробивалось сквозь макушки сосен. По рыжей черепичной крыше дома Интена прыгали розовые блики. Еле слышно гудели туго натянутые провода на высокой антенне.

Лина стояла на дощатом крыльце, нервно комкая в руках подол лёгкого светлого платья. Я соскочил с трапа, подбежал к ней, обнял. Лина прижалась ко мне горячим, сильным телом. Плечи её вздрагивали, глаза налились слезами.

– Ал, ты вернулся, – еле слышно повторяла она.

Да, я вернулся, родная моя, любимая Лина. Доверчивая, светловолосая, бесконечно нужная. Я вернулся из таких далей, в которых никогда не бывал ни один человек, родившийся на Местрии. Вернулся потому, что ты ждала меня.

Лина отстранилась, оглядела меня с ног до головы. Я был одет в стандартный серебристый комбинезон пилота, который дал мне Фолли.

– Тебе очень идёт, Ал, – покачала головой Лина. – Но в этой одежде ты какой-то чужой.

В опровержение своих слов она снова прижалась ко мне. В обнимку мы вошли в дом. В длинном коридоре дремала полутьма, из кухни умопомрачительно пахло пирогами и жареным мясом.

– Проголодался? – тихо спросила Лина. – Пойдём, я тебя покормлю.

Старенькая Матильда всплеснула руками, увидев меня. Захлопотала, засуетилась с тарелками и сковородками. В кирпичной плите сердито гудело пламя. Я сел за стол. Лина устроилась напротив и смотрела, как я ем. Её глаза в полумраке кухни казались бездонными.

– Почему вы не включаете свет? – спросил я Матильду. Она махнула рукой.

– Никак не привыкну. Да и резкий он слишком – по глазам бьёт. В своей кухне я и так разгляжу всё, что надо.

Матильда наклонилась и потащила из духовки противень с пирогами. Оглядела их, удовлетворённо кивнула и накрыла противень чистой тряпицей.

– Пусть отдохнут.

– Умоешься с дороги? – спросила Лина. – Смотри, какое чудо у нас теперь.

Она открыла дверь в помещение, которое когда-то было кладовой. Теперь все полки убрали, комнатка казалась просторной. Из маленького окошка под потолком сочился мягкий розовый свет.

Посреди помещения стояла огромная овальная ванна из плотно пригнанных дербневых плашек, перетянутых медными обручами. Дерево цвета тёмного мёда с тонкими светлыми прожилками было тщательно отшлифовано.

– Папа сделал, – с гордостью сказала Лина. – А дядька Томаш ему помогал. И у нас на ферме теперь такая же. Залезай!

Я скинул комбинезон и шагнул в ванну. Лина повернула вентиль. Из длинной медной трубки полилась струйка воды.

– Осторожно, это холодная, – сказала Лина. – Сейчас.

Она повернула второй вентиль. Струйка воды окрепла. Падая на деревянное дно, она глухо шумела. Лина попробовала воду рукой.

– Вот так. Она быстро наполняется, ты не думай.

Я сел на плоское дно ванны и устало опёрся спиной на пологий борт. Тёплая вода медленно поднималась, скрывая мои ноги. Вот над водой остались только исцарапанные колени, словно два островка. Затем и они покрылись водой.

Лина подошла к двери и накинула крючок на проушину. Расстегнула пуговицы на груди, повела плечами, и платье упало к её ногам.

Мы в изнеможении лежали, тесно прижавшись друг к другу. Тонкая струйка горячей воды, тихонько булькая, падала в пышную душистую пену. Лина осторожно водила шершавой лыковой мочалкой по моим плечам, а я говорил, вспоминая всё, что случилось за эти дни.

Я рассказал Лине про Хирон – розовый пыльный шар, покрытый потоками застывшей лавы. Рассказал, как высятся горные пики, как падают на освещённую землю их острые черные тени. Рассказал про тонкий матерчатый купол, защищающий людей от смертельного ледяного удушья.

Рассказал о бескрайней снежной равнине Северного материка. О колючем ветре, залезающем под одежду, о вечном голоде, который заставляет жадно грызть полусырое мясо. Рассказал о Голосе, который сладко поёт в голове и ведёт к смерти. Рассказал о тёмных лавовых тоннелях и тощих грязных людях, которые никогда не видели солнечного света.

Я рассказал Лине о каменных и ледяных глыбах, которые миллионы лет бесшумно кружат в ледяной пустоте вокруг огненной горошины солнца. О погибших планетах, на которых когда-то давно кипела жизнь, такая похожая на нашу. О немыслимой твари, пирующей на обломках планет и подарившей нам богатство.

Только об одном я промолчал. Там, в поясе астероидов я заглянул за край маленького обитаемого мирка, который был нашим домом. И увидел бесчисленное множество других миров – неизвестных, пугающих и зовущих.

Но Лина, всё-таки, что-то почувствовала. И спросила сама, намыливая мне спину:

– Что ты думаешь делать дальше, Ал?

Я не знал, что ответить, и просто пожал плечами.

– Старший помощник капитана обещал помочь нам с экзаменами в любую школу. А там будет видно, правда?

Руки Лины замерли на моей коже. Я, поднимая мыльные волны, повернулся к ней.

– Всё будет хорошо, правда-правда! Я уверен, что всё будет просто замечательно! Ну, улыбнись, пожалуйста!

Лина улыбнулась и мазнула меня по носу мыльной ладонью.

– Между прочим, девушкам принято дарить драгоценности! А ты так и не привёз мне это платиновое яйцо.

– Не привёз, – согласился я. – Уж больно оно здоровенное.

***

Лучше всего по лесной дороге ходить босиком. На открытых местах песок нагрет солнцем – только что не обжигает ступни. Зато в тени деревьев он приятно холодит кожу. Подошвы ощущают каждую хвоинку, каждый камушек или сучок.

Когда идёшь босиком – весь мир кажется родным и приветливым. Даже солнце светит по-другому. Оно не печёт, а ласково греет. И ветер не рвёт одежду, а лишь сушит капли пота на лбу.

Я связал ботинки шнурками вместе и повесил на шею. Дин предлагал добраться до посёлка на глайдере. Но я предпочёл пройти пешком. Только вдоволь налетавшись в космосе, понимаешь, какое это счастье – неторопливая прогулка по лесу.

Мне позарез нужно было увидеть доктора Трейси. Дин сказал, что всю последнюю неделю она работает в посёлке – берёт повторные анализы у наших жителей. Доктор Трейси пока не смогла разобраться с таинственным белком в крови колонистов. Но разберётся непременно – упрямства ей не занимать!

Говорят, в больницу целыми днями стоит очередь. Больные едут со всей Местрии и по несколько дней ждут, чтобы доктор Трейси их осмотрела. Самых тяжёлых она отправляет в корабельный госпиталь, на попечение Лусии и Йугу.

Я собирался напомнить доктору Трейси, чтобы она поговорила с отцом. В последнее время отношения между ним и Грегором совсем разладились. Об этом мне рассказала Лина. Пока я мотался по лунам и астероидам, она исправно навещала моих родителей и успокаивала маму.

По словам Лины, Грегор дома почти не появлялся. Он вместе с Нормой перебрался на ферму Ирги и Петера, но и там чувствовал себя не на своём месте. С раннего утра до позднего вечера пропадал в поле, приходя в дом только к ужину.

Я ощущал свою вину перед братом. Ну, вот с чего отец вбил себе в голову, что Грегор – не его сын? Как он мог так думать о маме? И эта его идея передать ферму мне. Дурацкая затея, честно говоря! Мне ферма совсем не нужна, а для Грегора в ней весь смысл жизни.

Ну, ничего! Сейчас-то я за руку приведу доктора Трейси к отцу, как бы она ни упиралась. Пусть сама расскажет ему о своих анализах, убедит, что Грегор – мой родной брат. Глядишь, папаша и одумается.

Юркий желтопуз выскочил из кустов на дорогу, поднял голову и настороженно уставился на меня, время от времени высовывая длинный трепещущий язык. Я махнул ему рукой. Желтопуз сорвался с места и скрылся в придорожной траве.

Через час я добрался до церковной площади. Натруженные ступни с непривычки горели. Солнце пекло беспощадно. Я прислонился к разобранным ярмарочным навесам, утёр пот со лба и стал обуваться.

На церковное крыльцо вперевалку вышел пастор Свен. Его объёмистое туловище плотно облегала повседневная коричневая сутана. Белый пасторский воротничок был расстёгнут. Увидев меня, пастор приветственно кивнул.

– Здравствуй, Ал! Да благословит тебя Создатель! Не хочешь зайти?

– Исповедаться? – мне почему-то стало смешно.

– Просто поговорить, – улыбнулся пастор Свен. – И служителю Господа не чуждо любопытство. К тому же, у меня есть холодный лимонад.

Я непроизвольно глотнул пересохшим горлом и с радостью кивнул. Мы вошли в прохладный полумрак церкви. Длинные ряды пустых скамеек пересекали просторное помещение. Над алтарём висел простой деревянный крест.

Пастор ушёл в свою комнатку и вскоре вышел с большим кувшином. С круглых глиняных боков падали на пол серебристые капли.

– Я всегда держу лимонад в кадке с колодезной водой, – улыбаясь, сказал пастор. – Пей прямо из кувшина, не стесняйся.

Ему не пришлось долго меня уговаривать. Я жадно припал к холодному глиняному бортику и, не переводя дух, осушил половину посудины.

– А почему вы не проведёте в церковь электричество? – спросил я, возвращая пастору кувшин.

– Мне предлагали, – ответил пастор. – Но я решил оставить всё, как есть. Нам и без того предстоит увидеть множество перемен. Но хоть что-то в жизни людей должно оставаться привычным.

Он тоже выпил лимонада, поставил кувшин на скамейку и сам опустился на неё, облегчённо вздохнув.

– Я так и не поблагодарил тебя за спасение, Ал. Нам пришлось бы туго, не подожги ты тот сарай.

– А откуда вы знаете, что это я?

Чёрт, неужели весь посёлок уже в курсе?

– Догадаться было несложно. Но я никому не сказал. Возместил владельцу убытки из церковной казны.

– Я верну вам деньги, пастор Свен! – краснея, сказал я.

Пастор махнул рукой.

– Я наслышан про твои похождения в поясе астероидов. Похоже, ты уже сделал достаточно для всей планеты, Ал.

Слышать такие слова было приятно.

– Похоже, Создатель выбрал для тебя интересную судьбу, – продолжил пастор, легко улыбаясь. – Не знаю – завидовать тебе, или сочувствовать…

– Да что там, – пробормотал я. – Ну, слетал в космос пару раз. Что из того? Как был фермером – так им и останусь.

Пастор покачал головой.

– Самое глупое, что может сделать человек – остановиться, когда судьба указывает ему дорогу. Ты можешь найти тысячу аргументов за то, чтобы не идти своим путём. Все они будут правильными и весомыми. Но если ты прислушаешься к ним – пиши пропало.

Тут мне показалось, что я могу подловить пастора на противоречии.

– Но вы же сами говорили, что Создателю угодны все проявления жизни.

– При условии, что эта жизнь нравится тебе, Ал. Только при этом условии.

– Так что же мне делать? – растерялся я.

– Слушать свои желания. Не сиюминутные, а настоящие. Желания, за исполнение которых ты готов отдать всё – это и есть голос Создателя в тебе.

Пастор взял кувшин и отпил ещё немного лимонада. Потом протянул кувшин мне.

– А если я ошибусь? – спросил я, глядя на колыхающуюся жидкость.

Пастор весело пожал плечами.

– Жизнь не может состоять только из правильных поступков. По крайней мере, это будут твои ошибки, а не чужие.

Я задумчиво кивнул и медленно допил лимонад. Протянул кувшин пастору и поднялся со скамьи. Солнце бросало розовые блики сквозь круглое окно в потолке церкви на тёмное дерево креста.

– Спасибо, пастор Свен!

***

Я вышел на улицу, и меня буквально обдало зноем. Неподвижный воздух раскалился, пыльная листва деревьев бессильно обвисла. Небо выцвело, словно застиранная рубашка.

На мгновение мне захотелось вернуться обратно, в прохладный сумрак церкви. Детское желание спрятаться от неуюта. Я тряхнул головой и спустился с крыльца.

Проходя через площадь, я бросил невольный взгляд на недавнее пожарище. На месте сгоревшего сарая стояло новое, крепкое строение, обшитое медово-жёлтыми, не успевшими потемнеть досками.

Я свернул в переулок, миновал заросший сад, перекинувший ветви через старый забор, и вышел к дому доктора Ханса. Здесь тоже стучали топоры и молотки. Рядом с домом плотники рубили первые венцы большого здания. Утоптанная рыжая земля была завалена щепой и обрезками досок. Среди плотников я с удивлением увидел дядьку Томаша. Он тоже заметил меня. Спрыгнул с бревна и, бодро, переступая через мусор, пошёл мне навстречу. Я глазам своим не поверил – дядька Томаш не хромал!

– Привет, Ал! – крикнул он издалека.

– Здравствуйте, дядька Томаш! – ответил я. – Как ваша нога?

Дядька Томаш подошёл ближе и закатал брючину, к которой прилипли свежие опилки.

– Погляди-ка, Ал! – с гордостью сказал он.

Вместо потемневшей отшлифованной деревяшки под брюками был протез из блестящего металла. Место колена занимал шарнир в сплошном кожухе.

– Она гнётся, Ал! Посмотри! – глаза Томаша горели от восторга.

Протез согнулся в колене. Затем пошевелил ступнёй, обутой в новый башмак. Это происходило абсолютно бесшумно.

– Даже пальцы двигаются! А главное – я её чувствую! Плохо, как будто она онемела. Но чувствую!

– Как это? – я сегодня уже устал удивляться.

– Доктор Трейси, дай ей Создатель здоровья, как-то соединила ногу с нервами в культе. И сказала, что если тренироваться – то мозг восстановит какие-то там связи.

– Нейронные?

– Вот-вот. Нейтронные! И я опять буду чувствовать ногу!

Он наклонился и аккуратно раскатал штанину. Затем снова согнул ногу в колене и топнул ботинком о землю. Видно было, что это доставляет ему удовольствие.

– Ну, мы тоже в долгу не останемся, – сказал дядька Томаш, выпрямляясь. – Видишь, новую больницу затеяли.

Он показал рукой на строящееся здание. На свежих венцах сидели, отдыхая, плотники.

– Старая-то тесновата теперь. Ведь к нам со всех посёлков люди едут. Да ещё доктор Ханс хочет открыть школу для врачей – чтоб лечили не хуже доктора Трейси.

– Я очень рад за вас, дядька Томаш, – искренне сказал я.

– А я-то как рад, Ал! – простодушно ответил он. – Ты приходи завтра к полудню в церковь. Будет собрание.

– Собрание?

– Ага. Будем решать, как потратить сокровища, которые ты для нас добыл.

Чёрт, ну неужели вся Местрия уже знает, что случилось в поясе астероидов?

– Мне просто повезло, дядька Томаш, – сказал я.

Он мотнул седой головой.

– Это нам с тобой повезло, мальчик. Так ты приходи завтра, обязательно! И в гости заходи. Джуди будет рада. Она каждый день тебя добрым словом поминает.

Дядька Томаш наклонился к моему уху и доверительно сказал:

– Я ведь теперь совсем не пью. Некогда. Да и нога не слушается, как выпьешь. Вот я и решил – ну её к чёрту, старую жизнь, пьянство это. Нечего Создателя гневить.

Дядька Томаш крепко пожал мне руку, повернулся и пошёл обратно к плотникам. А я поднялся по ступенькам к двери и постучал. Мне открыл доктор Ханс. Одет он был по-домашнему – мягкие серые брюки, рубашка с коротким рукавом и тапочки.

– Привет, Ал! – сказал он и посторонился. – Проходи. Что-то случилось?

В этом весь доктор Ханс. Сначала спросил о деле, а уж потом решит – болтать с тобой, или нет.

– Всё в порядке, доктор Ханс, – вежливо сказал я. – Могу я увидеть доктора Трейси?

Ханс обернулся и крикнул куда-то в глубину коридора:

– Эльга! К тебе пришли!

– Да, Руди! Сейчас иду! – откликнулся знакомый голос, и в коридор выглянула доктор Трейси. Одета она была в длинную рубашку до колен, из-под которой выглядывали босые ноги. Рубашка была явно великовата в плечах и принадлежала, скорее всего, Хансу. Ну, и чудные дела творятся! А ведь при первой встрече они так переругались – страсть! Уж я-то помню.

Но я и виду не показал, что всё понимаю. Просто наклонил голову и вежливо поздоровался. А потом спросил:

– Доктор Трейси! Вы не могли бы зайти к моему отцу?

Брови Ханса удивлённо поднялись, и я поспешил добавить:

– Помните, я просил вас узнать про моего брата, Грегора? Мне очень надо, чтобы вы подтвердили отцу, что Грегор – его сын.

Глава 23

Надо отдать должное доктору Трейси – она быстро переоделась и вышла из дома. Комбинезон с нашивкой медицинской службы делал её старше, несмотря на легкомысленные белокурые кудряшки. В руке у неё был чемоданчик с красным крестом.

– А где глайдер? – удивлённо спросила она.

– Тут недалеко, – ответил я.

Доктор Трейси фыркнула, протянула мне чемодан и решительно зашагала по улице. Я поспешил за ней.

Угнаться за блондинкой было нелегко. Я поторапливался и на ходу размышлял о том, как легко у доктора Трейси получается подчинять себе окружающих. Наверное, потому, что она полностью увлечена своим делом, и всё остальное кажется ей неважным. Все люди для неё – просто пациенты, которых надо вылечить, и как можно скорее. Потому, что пациентов много, а доктор Трейси – одна.

«И ведь вылечит» – подумал я. – «В лепёшку расшибётся, а вылечит».

Да, нелегко придётся Хансу с такой решительной женщиной. Хотя… вряд ли его мнение интересует доктора Трейси. И кто сказал, что для Ханса это плохо?

Эта мысль здорово развеселила меня. До того, как я познакомился с доктором Трейси, именно Ханс был для меня воплощением деловитости. Но рядом с Трейси он выглядел, словно мягкая глина в сравнении с камнем.

Доктор Трейси первой добралась до нашей калитки и не стала дожидаться меня. Окинув взглядом двор, она приметила двух мужичков с вилами, разгружавших воз сена, и решительно направилась к ним.

– Где Юлий?

Мужички разинули рты. Впрочем, у одного хватило сил махнуть рукой в сторону сеновала. Доктор Трейси неудержимо развернулась в нужном направлении.

И тут работники увидели меня. Рты их распахнулись ещё шире.

– Капитан! – воскликнул тот, что повыше.

– Капитан! – подтвердил второй. Оба замерли, забыв дышать. Доктор Трейси скептически оглядела их.

– Любопытно, – подвела она итог осмотра.

Тут во двор вышел отец. Доктор Трейси повернулась к нему.

– Юлий? Официально сообщаю, что по результатам анализов Грегор – ваш сын. Если хотите справку с печатью – зайдите к доктору Хансу. Так, с этим всё. Теперь с вами.

Доктор Трейси снова развернулась к грузчикам.

– Вы переселенцы с Севера, верно?

Не дожидаясь ответа, она продолжила:

– Немедленно умойтесь и идите в дом. Я возьму у вас анализы крови. Ал! Будь добр, занеси мой кофр в помещение!

Вслед за доктором Трейси я вошёл в дом. Знакомый запах выпечки, старого дерева и печного дыма едва не сбил меня с ног. На глаза невольно навернулись слёзы. Дверь не скрипела – её смазали. На ржавом гвозде, куда я обычно вешал свою куртку, висела чья-то новая одежда.

Окно кухни было распахнуто, а говорила доктор Трейси, как всегда, громко. Значит, мама всё слышала. Но и виду не подала. Обняла меня, прижала к себе, потрепала по голове.

– Совсем большой стал.

Затем обратилась к Трейси.

– Эльга, хотите чаю?

Ничего себе! Мама называет доктора Трейси по имени. Интересно, когда они успели познакомиться?

Доктор Трейси мотнула головой.

– Спасибо, Ани, в другой раз. Извините, но мне придётся у вас похозяйничать. Это буквально на пять минут.

Да они подружились, не иначе! Я впервые видел, чтобы доктор Трейси перед кем-то извинялась.

Доктор Трейси достала из кофра жгут, шприцы и подставку с пробирками.

В дом, тяжело ступая, вошёл отец. Спина его сутулилась больше обычного, словно он волок тяжёлую ношу. Позади отца нерешительно переминались работники. Лица и руки их были чисто вымыты.

– Проходите сюда! – скомандовала им доктор Трейси. Сама закатала им рукава и ловко взяла кровь из вены. Это не заняло у неё и минуты. Затем доктор захлопнула кофр.

– До встречи, Ани! До свидания, Юлий!

Я вышел проводить её. Помог донести кофр до калитки.

– Всё, Ал, дальше я справлюсь, – сказала блондинка. Секунду помолчала и добавила:

– Береги маму.

– Спасибо вам, доктор Трейси!

Блондинка пожала плечами и быстро пошла в сторону больницы.

Я вернулся в дом. Отец сидел у стола, низко опустив голову. Работники торопливо хлебали овощной суп со свининой. Увидев меня, они побросали ложки и вскочили из-за стола.

– Садись, капитан! Кушай, капитан!

Отец удивлённо поднял голову.

– С ума посходили? Это мой сын, Ал. Какой он вам капитан?

– Капитан Ал! – согласно закивали работники. – Он не боится сладкого-голоса-в-голове!

Отец поднялся и вышел, хлопнув дверью. Работники поспешили за ним, не забыв трогательно попрощаться со мной:

– До свидания, капитан!

– Приятного аппетита, капитан!

Мама присела напротив, с улыбкой глядя на меня.

– Ал, что это за история про голос, которого ты не боишься?

Я страдальчески поднял брови.

– Ну, мам! Чепуха, и ничего больше. Лучше ты мне расскажи – что они делают в нашем доме?

– Так куда же их девать? Их без штанов сюда привезли. А ведь тоже – люди. Обратно в пещеру не отправишь. Помогают отцу по хозяйству, учатся помаленьку. Завтра мужчины на собрании будут решать – что с ними делать. Ты ночевать-то останешься, или опять уедешь?

– Останусь, мам. Дядька Томаш позвал меня завтра на собрание.

– Поспишь в доме, ладно? Отец поселил Йели и Куна в твоей комнате.

Внутри шевельнулась обида, но я придушил её в зародыше.

– Конечно, мама.

Всё-таки, я ушёл спать на сеновал. Прихватил тёплое одеяло – ночи уже становились прохладными. Мне нужно было о многом подумать без помех.

Яблоневая ветка монотонно скребла по кровле. Еле слышно попискивали летучие мыши, охотясь на ночных насекомых. Где-то глубоко в сене шуршал мышехвост.

Знакомые, привычные звуки. Словно и не уходил из дома, как будто и нет никакого космического корабля, далёких планет и бескрайнего космоса. Только звёзды, мигающие в окне, напоминают о нём.

Жизнь идёт своим чередом. Есть я, или нет меня – не так уж важно в её повседневных заботах и хлопотах. Эта мысль казалась обидной, и вместе с тем, приносила странное облегчение. Словно освобождала от рутины.

Проживи свою жизнь – так сказал пастор Свен. А какая она – моя жизнь? Как понять её, как угадать?

Слушай свои желания. А чего я желаю? Как распутать клубок мыслей, чувств и ощущений, как не ошибиться, не принять сиюминутное за важное?

А ветер шевелил сено, и ветка за стеной всё скребла и скребла. Мысли путались, уплывали, и, наконец, уплыли далеко-далеко. Я уснул.

***

– Ходит слух, что отца выберут мэром, – тихо сказала мне мама за завтраком. Я за обе щёки уплетал восхитительные кукурузные блины, макая их в тягучее, прозрачное варенье из вороньих яблок с мёдом. Отец в это время вышел присмотреть, как Йели и Кун насыпают кукурузу свиньям. Он считал, что хороший хозяин должен сам кормить скотину.

– А зачем нам мэр? – промычал я набитым ртом. До чего, всё-таки, вкусные блины у мамы получаются! – Жили же раньше без него.

– Раньше жили, а теперь вот никак. Кто-то должен решать – куда вкладывать деньжищи, которые ты нам принёс.

– Ну, выберут – так выберут. Папаша у нас хозяйственный, крошку со стола не уронит.

– А ты не против? – спросила мама, подкладывая мне в тарелку ещё один блин.

– Ха, как будто меня кто-то спросит! – фыркнул я.

Мама покачала головой.

– Папу хотят выбрать именно потому, что он твой отец. Вот я и спрашиваю – что ты об этом думаешь?

Ничего себе, новости! Я почувствовал себя неуютно, как будто сидел на сквозняке с голой спиной. Чёрт, ну вот за что мне всё это? Тут с личными проблемами разобраться бы. Почему бы нашим сельчанам не выбрать просто подходящего человека?

Отец надел праздничный костюм – чёрный, с тугим воротником-стойкой. И шляпу. В шляпе я его сроду не видел, а тут – на тебе! Ботинки, натёртые сажей с салом, блестели на солнце. Вид у папаши стал такой важный, словно он собрался на венчание, или похороны.

Все скамейки в церкви были заняты. Несмотря на распахнутые окна, в помещении стояла невыносимая духота. Я прислонился к стене у самого входа, а отец протолкался ближе к алтарю. Под тёмным деревянным крестом поставили длинный стол, за которым сидели пастор Свен, Интен и Говард. Увидев отца, они тут же позвали его за стол, и он уселся, гордо выпрямив спину.

Собрание, судя по всему, затевалось нешуточное. Удивляться не приходилось. Сегодня представители Местрии подпишут договор с Корпорацией. Я слышал, как сидящие впереди сообщали друг другу, что ожидается чуть ли не капитан «Стремительного».

Половицы позади меня скрипнули. Я обернулся и увидел человека в белоснежном кителе с золотыми пуговицами. Седая голова коротко пострижена, фуражку с белым верхом и золотым кантом он держал в руке. Я с удивлением узнал старшего помощника.

Как, всё-таки, одежда меняет человека! У себя в каюте, кутаясь в шерстяную кофту, старпом казался стариком. Но сейчас я видел человека, полного уверенной силы. Ощущение власти исходило от него физически. Старпом неторопливо прошёл между скамеек и занял место за столом рядом с отцом.

Пастор Свен поднялся из-за стола. По случаю торжественного собрания он сменил повседневную коричневую сутану на чёрную шёлковую, с отливом. Белоснежный воротничок врезался в полную шею. Пастор привычно вытер лоб платком и поднял руку. Шум в церкви затих.

– Дорогие граждане! – сказал пастор. – Сегодняшний день навсегда войдёт в историю Местрии. Нам предстоит подписать договор о сотрудничестве с Галактической Корпорацией. Договор, который принесёт Местрии процветание и благоденствие. Для того чтобы подписать этот документ, мы должны избрать достойного представителя. Но сначала поблагодарим Создателя, а вместе с ним того, кто послужил скромным орудием для блага Местрии. Ал! Подойди сюда!

Вот чёрт! Ну, для чего пастор Свен затеял это представление? Неужели нельзя было обойтись без меня?

Сидящие на скамьях люди повернулись ко мне. Пришлось идти к столу. Я чувствовал себя так, словно меня должны четвертовать, не меньше. Пастор Свен улыбнулся.

– Благодаря решимости Ала и его неуёмной тяге к знаниям, мы обрели сокровище, которое принесёт пользу всей планете. На эти деньги мы построим больницы и школы, откроем космопорт. Ни один гражданин Местрии никогда не будет нуждаться. Ал! Скажи несколько слов!

Ох, вот это было, действительно, страшно! Сотни глаз уставились на меня и пришпилили к полу. В горле мгновенно пересохло, язык прилип к нёбу. По спине потекла струйка пота.

Я не понимал, чего хочет от меня пастор. Что я должен сказать? Как я рад, что сумел послужить родной планете? Чушь несусветная. Просто мне хотелось полетать, и я вовремя заметил какашку космической гусеницы, вот и всё.

Наверное, со стороны всё выглядело так, словно я собираюсь с умными мыслями. Во всяком случае, в церкви было тихо как… как в церкви. Но дольше тянуть время становилось неприлично.

И тут я увидел, как в церковь торопливо входит дядька Томаш. Наверное, он задержался на строительстве больницы. Его измятые рабочие брюки и клетчатая рубашка были усыпаны свежими опилками. И ту мне в голову пришла очередная сумасбродная идея. Я повернулся к пастору.

– Пастор Свен! Вы сказали, что нам нужно выбрать мэра? Могу я предложить кандидатуру?

– Мы думали… – удивлённо начал пастор. Но я не дал ему закончить. Это был мой единственный шанс, и я не собирался его упустить.

– Я предлагаю выбрать мэром Томаша Дворака!

– Но почему, Ал? – продолжал допытываться пастор. Я запнулся, подбирая аргументы.

– Понимаете, пастор Свен, у дядьки Томаша одна нога – ему тяжело работать. Зато голова у него соображает хорошо, и сердце доброе!

Честно говоря, я просто собирался позлить отца. А нечего селить в мою комнату посторонних и важничать, как индюк в брачную пору! Кроме того, я никак не мог простить ему, что он заподозрил маму в измене. Это надо же было додуматься!

К моему удивлению, дядьку Томаша выбрали единогласно. Даже папаша поднял руку. Хотя физиономия у него была кислая, как будто он перебродившей кореники наелся.

Дядька Томаш пытался отговориться, но у него ничего не вышло. Пришлось ему в мятых брюках и простой рубашке вести переговоры со старпомом. И надо сказать, получилось у дядьки Томаша неплохо.

Но сначала меня опять вызвали к столу. Я подписал документ, в котором отказывался от своих прав на драгоценные гусеничные какашки в пользу граждан планеты Местрия. Договор старпом привёз с собой. Пастор Свен, Интен и Говард внимательно прочитали его и сказали, что подвоха нет. Я подписал плотную желтоватую бумагу.

Затем старший помощник достал второй документ. Это был договор между Местрией и Галактической Корпорацией о сотрудничестве. Вот тут-то дядька Томаш и показал свой норов.

Он внимательно прочитал договор, покачал головой и сказал старпому:

– Я не могу это подписать.

– Почему? – спросил старший помощник, не убирая руку с бумаги.

– Здесь написано, что в счёт нашей доли прибыли Корпорация станет поставлять на Местрию еду и лекарства, а также пришлёт на планету несколько кораблей-больниц. Наши граждане смогут путешествовать на кораблях Корпорации и учиться на других планетах.

– Совершенно верно, – ответил старпом и пристально поглядел на дядьку Томаша. Ох, помню я этот его ледяной взгляд! Прямо мурашки по спине бегут. – Так что вас не устраивает, господин Дворак?

Надо же! Он и фамилию дядьки Томаша запомнил в первого раза. Видно, управлять людьми и деньгами – это целое искусство.