Текст книги "Лето на чужой планете (СИ)"

Автор книги: Александр Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Я высунул голову в окно, вытер нос и вежливо поздоровался с пастором. Он подошёл ближе, заглянул в столярку.

– Благослови тебя Создатель, юноша. Какая чудесная корзина! Отрадно видеть, что и в воскресный день ты не забываешь о труде на благо ближних.

Уголки его полных губ на мгновение дрогнули. Я мог бы поклясться, что пастор подшучивает надо мной. Но тут мать увела его в дом. Я слышал, как она гостеприимно предлагает пастору стул и воду с вареньем.

Грегор и Норма тоже остановились возле окошка.

– Спроси его! – Норма весело толкнула Грегора локтем. – Ну, спроси!

– Тебе надо – ты и спрашивай, – хмуро отозвался Грегор.

Норма просунула голову в окно.

– Ал, ты не знаешь, почему Лина ходит загадочная и всё время улыбается?

– Не знаю, – буркнул я, не отрываясь от работы.

– А мне сдаётся, что знаешь. Просто скромничаешь.

Ох, не нравилась мне её улыбочка. Интересно, что Лина наболтала этой рыжей змее?

– Говорят, отец тебя запер, чтобы ты к ней не бегал. Правда?

Тут Норма не выдержала и расхохоталась. А Грегор захрюкал, как поросёнок.

У меня отлегло от сердца. Значит, Лина никому не сказала, что видела меня на площади.

Но в это время из дома вышел пастор Свен, и они примолкли. Пастор, улыбаясь, подошёл к нам.

– Веселье – не грех, молодые люди! Господь любит тех, кто умеет работать и веселиться. Кстати, Ани накрывает стол, ей не помешала бы помощь.

Пастор говорил вполне доброжелательно. Но Грегор с Нормой больше смеяться не стали. Наоборот, бочком-бочком двинули в дом.

Пастор добродушно покивал им вслед и обратился ко мне:

– Прогуляемся, Ал? Нам с тобой надо поговорить.

Ну, началось! Я тяжко вздохнул и послушно поднялся с чурбака. Пастор отодвинул засов, и мы вышли на улицу. Калитка снова заскрипела. Нет, нужно всё-таки её смазать.

Мы шагали вдоль забора, над которым нависали ветки вороньих яблонь. Пастор насвистывал, заложив руки за спину. Я немного приотстал. На углу палисадника пастор остановился и повернулся ко мне.

– Отец жалуется на тебя, Ал.

Я не стал отпираться.

– Он сам виноват, пастор Свен! Я только…

Пастор улыбнулся.

– Бегал к учителю? Говорят, ты часто бываешь у него.

Я замялся, подбирая слова для оправдания, но пастор положил мне ладонь на плечо и продолжил:

– Нет ничего плохого в том, что ты тянешься к знаниям. Любопытство заложил в нас Создатель. Лишь бы оно не было праздным.

– Я просто хочу учиться! Не всем же быть фермерами.

Пастор весело рассмеялся. На его круглых, гладко выбритых щеках появились детские ямочки.

– Знаешь, ещё неделю назад я бы с тобой не согласился. Простым людям нужна простая жизнь. Несбыточные мечты отравляют душу. Так я сказал бы тебе неделю назад.

– А что вы скажете сейчас? – осторожно спросил я.

Задумчиво глядя на верхушки яблонь, пастор Свен почесал жирный подбородок. Потом перевёл взгляд на меня.

– Скажи, Ал, почему тебе так не нравится простая жизнь? Ты же знаешь, что всё живое создал Господь. Ему радостны любые проявления жизни.

Я почувствовал, как мои уши покраснели от злости. Сколько можно разговаривать со мной, как с несмышлёным ребёнком? Сначала папаша, теперь – пастор. Хотите знать правду? Пожалуйста!

Я подобрал камень и подбросил его вверх. Камень сочно шмякнулся о землю.

– Пастор Свен, а вы знаете, почему камень падает?

Лицо пастора вытянулось, он задумался.

– Всё в этом мире происходит по воле Создателя.

Я вздёрнул подбородок.

– Учитель Интен говорит, что камень падает потому, что его притягивает планета. А почему солнце висит в небе?

Пастор весело улыбнулся.

– Солнце – это звезда, Ал. Оно очень далеко от Местрии и гораздо больше её. Как видишь, я тоже кое-что знаю.

Пастор развернулся на пятках, снова заложил руки за спину и, насвистывая, направился к калитке. Легонько толкнул её толстыми пальцами, послушал скрип и сказал с непонятной улыбкой:

– Для Местрии наступают новые времена. Значит, ей понадобятся новые люди. Не такие, как мы.

Когда мы с пастором вернулись в дом, мама и Норма уже накрывали стол. На праздничной скатерти были расставлены расписные глиняные тарелки. Ложки мама тоже положила не простые деревянные, а узорчатые, купленные на ярмарке.

Подобревший папаша втолковывал Грегору, как разводить водой свиной навоз для подкормки винограда. В прошлом году Грегор развёл подкормку слишком густо – понадеялся на дождь. Несколько лучших кустов возьми, да и засохни. Папаша полдня гонялся за Грегором с оглоблей. Но не догнал.

Норма торжественно внесла глиняную супницу, над которой поднимался густой душистый пар. Суп из сладких рожков, ну надо же! Мама готовит его только по большим праздникам. Рожковое дерево в саду не растёт, хоть тресни. Приходится собирать рожки в лесу, наперегонки с птицами.

Наконец, все расселись. Пастора Свена, конечно, усадили на лучшее место во главе стола. Обычно там сидит папаша. Но сегодня ему пришлось ютиться на лавке, рядом с Грегором.

Пастор принял торжественный вид. Все примолкли, только Норма что-то возбуждённо шептала Грегору на ухо. Но мама бросила на неё такой взгляд, что болтунья аж поперхнулась. Да, непросто ей будет в нашем доме.

Пастор сложил руки на груди и произнёс:

– Поблагодарим Создателя за жизнь, которую он нам подарил,

За воздух, которым дышим,

За пищу, которую едим,

И за детей, которые будут нам опорой в старости.

Я подумал, что за пищу куда логичнее поблагодарить маму, ведь суп варила она, а не Создатель. Да и меня, если уж на то пошло – это я прошлым летом собирал сладкие рожки. Но выпендриваться не стал, только опустил голову так низко, что чуть не уткнулся носом в тарелку.

Пастор закончил молитву и поднялся, держа в руке бокал вина. Само собой, мы все тоже встали.

– Дорогие Юлий и Ани! Радостно видеть, как процветает ваша ферма, как зеленеют ваши поля и виноградники. Но всего отраднее видеть, как растут ваши дети. Грегор – совсем взрослый, настоящий мужчина! – пастор кивнул в сторону брата. – Ал – уже не подросток, а юноша. Их дороги только начинаются. Может быть, они будут не такими, как наши – на всё воля Создателя. По твоей просьбе я поговорил с Алом, Юлий! Он разумный юноша и серьёзно смотрит на жизнь. Я думаю, что ему надо учиться – из этого выйдет толк.

Глава 5

Если вы думаете, что после слов пастора папаша угомонился – вы сильно ошибаетесь. Отец не из тех, кто отступает перед такими пустяками, как мнение окружающих. Словами его не проймёшь, кто бы их ни говорил.

Только теперь он решил действовать не запретами, а хитростью. На следующее утро, ехидно улыбаясь, он вручил мне две корзины.

– Пастор сказал, что ты серьёзный и ответственный юноша, Ал. Я с ним согласен. Значит, ты понимаешь, что благополучие фермы зависит от труда каждого из нас. Если виноград пропадёт – нам будет нечего продать на осенней ярмарке. А ведь тебе теперь надо покупать книги и тетради. Да и новые ботинки не помешают на следующий год. Собери две корзины улиток, и можешь спокойно идти в школу – я тебе слова не скажу.

Задумка отца была понятна. Он решил, что рано или поздно мне надоест такая жизнь, и я сам брошу учёбу. А может быть, ждал, что я сбегу с виноградника. Тогда у него будет повод пожаловаться всем, что я никчёмный лентяй.

Только он просчитался – я твёрдо решил, что такой радости ни за что ему не доставлю. Не один папаша у нас в семье упрямый. И всё-таки, почему он так взъелся на учёбу? Тем более что платить за неё не надо. Чтобы отец отказался от бесплатной пользы – я такого не припомню.

Я приветливо улыбнулся отцу и сказал:

– Хорошо, па, конечно. Постараюсь управиться к обеду.

Потом, как ни в чём ни бывало, подхватил корзины и, весело насвистывая, направился со двора.

В спину полетел хриплый яростный кашель. Он показался мне слаще любой музыки.

Но едва я завернул за угол, как припустил со всех ног и бежал до самого виноградника. Шутка сказать – набрать две корзины улиток до обеда! В прежние времена я бы и к вечеру не управился. Впрочем, был у меня один план.

Галопом добежав до нашего участка, я стянул рубаху, расстелил её на земле и принялся стряхивать улиток прямо на ткань. Получалось куда быстрее, чем собирать их руками по одной. Дочиста обобрав лозу, я высыпал улиток в корзину и тут же переходил к следующему кусту. Кое-где с кустов вместе с улитками падали листья и неспелые грозди. Но на такие мелочи я уже внимания не обращал.

Через час корзина была полна. Я оттащил её в сторону, пару раз глубоко вздохнул, выругался и сразу же принялся наполнять вторую. Дело шло помедленнее – я изрядно устал. Но все шансы набрать две корзины до обеда у меня были.

Со второй корзиной я покончил, когда время уже подходило к полудню. Солнце жарило, словно в последний раз. На севере собирались высокие кучевые облака. Летучие мыши со свистом проносились над самой землёй – верный знак, что вечером будет дождь.

Я немного передохнул и собрался идти домой. Тащить две полные корзины было чертовски тяжело, да и рука всё ещё побаливала. Тогда я отыскал крепкую суковатую палку, повесил на неё корзины, а палку взвалил на плечи. Так дело пошло полегче. Хорошо было бы обмотать палку какой-нибудь тряпкой. Но не снимать же ради этого штаны – вдруг кто встретится по дороге.

И точно! Как вы думаете, кто мне попался? Разумеется, дядька Томаш! Только в этот раз он не спал, а сидел под виноградными кустами и посасывал настойку из бутылки.

– Здравствуйте, дядька Томаш! – вежливо сказал я и собрался быстренько проскочить мимо, но он махнул рукой.

– Ал! Присядь, передохни! Хочешь воды?

Он приветливо протянул мне бутылку, потом спохватился и спрятал её за спину. Судя по всему, он успел изрядно набраться.

– Извините, дядька Томаш! Я спешу – мне ещё в школу надо успеть.

Он покачал седой головой.

– Все куда-то торопятся! У всех дела, заботы. А я вот никуда не спешу. Куда можно спешить на этой чёртовой деревяшке, пропади она пропадом? – горько сказал он и со злостью топнул протезом.

Ну, что тут скажешь? Если у человека несчастье – он часто злится на весь белый свет. Только вот облегчение от такой злости временное, толку от него никакого.

Я вздохнул и поставил свои корзины.

– Дядька Томаш! Давайте, я помогу вам набрать улиток, а вы не станете больше пить? А то тётя Джуди сильно расстроится!

Понятно, что пьёт он не для удовольствия. Он как-то приходил к папаше и жаловался, что отрезанная нога по ночам болит и мешает спать. А перед дождём ноет, словно больной зуб. Да ещё и протез натирает культю, сколько ни подкладывай туда мягкие тряпки.

Я почти силой отобрал у него бутылку, и мы принялись наполнять его корзину. Провозились почти час, дядька Томаш больше мешал, чем помогал. Хорошо, хоть корзину ему тётя Джуди дала небольшую.

Дядька Томаш предложил меня проводить, но тут уж я сумел отказаться – скорость у него не та, что мне сейчас требовалась. Взвалил свою поклажу на плечи и боком, словно рак, потрусил по дороге. Пока добрался до дома, плечи свело так, что не разогнёшься. Я кое-как опустил тяжеленные корзины на крыльцо. Что характерно, папаша даже не вышел на них взглянуть. Но я этого ожидал, и ничуть не расстроился.

Я расправил спину и с наслаждением вылил на себя ведро воды возле колодца. Не холодной, конечно. Что я, дурак, что ли? Ведро с водой всегда стояло рядом и успевало нагреться на солнце. Потом я снова наполнил ведро и забежал домой перекусить и переодеться. Ещё пришлось ждать, пока мама погладит рубашку и штаны. А когда я, наконец, вышел на крыльцо, возле калитки стояла Лина.

***

На ней было лёгкое светлое платье в цветочек. Выгоревшие волосы рассыпались по коричневым от загара плечам. Длинные пальцы беспокойно мяли холщовую сумку.

– Привет, Ал! – сказала Лина и смущённо улыбнулась. – Я не опоздала?

Я так оторопел, что слова сказать не мог. А Лина пальцами босой ноги нарисовала кружок в дорожной пыли и продолжила:

– Родители решили, что мне тоже надо учиться.

Вот тебе раз! Я тут смертным боем бьюсь с папашей, а у неё всё так просто. Родители решили! Везёт же некоторым!

Тут я вспомнил, что если женюсь на Лине, то и буду жить с её родителями. И хотя они любят дочек, это сразу видно – неизвестно ещё, как они отнесутся ко мне.

И чего Лина смотрит на меня так внимательно, как будто чего-то ждёт? Прямо в краску вгоняет!

Я подобрал отвисшую челюсть и буркнул:

– Ну, пойдём, что ли.

Оказалось, что и спешить-то особо некуда. Утром я так старался закончить работу побыстрее, что даже дядька Томаш не сумел меня задержать. Вот что значит целеустремлённость.

Мы с Линой шли по улице. Она молчала, а я тоже не знал, о чём говорить. Спросить у неё как дела? Так на Местрии дела у всех идут одинаково. Свиньи толстеют, козы доятся, кукуруза поспевает.

Сильно саднило плечо, натёртое палкой с корзинами. Я досадливо поморщился. Если папаша не прекратит свои происки – за лето на мне живого места не останется. Может, ему надоест? Хотя, сомневаюсь, если честно.

Лина осторожно взяла меня за руку. Это было неожиданно. И, честно говоря, приятно. Я не стал выдёргивать руку, но и ладонь её не сжимал. Так мы и шли по улице – держались за руки и молчали.

Возле моста Лина остановилась. Отпустила мою руку и повернулась ко мне. Я понял, что от разговора всё-таки не отвертеться.

Глядя мне прямо в глаза, Лина сказала:

– Я знаю, что не нравлюсь тебе, Ал. Но не понимаю – почему. Я симпатичная, это все говорят. И совсем не дура, что бы ты об этом ни думал.

Вот уж точно – не дура. И что я должен ей ответить? А Лина продолжала:

– У моего отца большая ферма. Они с мамой хорошо к тебе относятся. Так в чём дело? Почему ты от меня бегаешь?

Вот именно – ферма! Свиньи, виноград и кукуруза. Да я сейчас-то не знаю, как избавиться от такого счастья. Вот только как объяснить это Лине? Но и врать тоже нехорошо. Она-то со мной по-честному, напрямую.

Я собрался с духом:

– Дело вовсе не в тебе, Лина. Просто я не хочу становиться фермером. Я хочу учиться, понимаешь?

Лина наморщила лоб.

– Учиться? А потом? – спросила она.

Тут я призадумался. Действительно, а что потом? После того, как я выучусь, свиньи мне милее не станут. Скорее уж, наоборот. А чем тогда заниматься, как зарабатывать на жизнь?

– Может быть, я сам стану учителем.

Эта мысль как-то впервые пришла мне в голову. И сразу показалась правильной. Ну, конечно – именно такой и должна быть моя будущая жизнь! Письменный стол, удобное кресло и книги. Много-много книг.

– Понятно, – задумчиво протянула Лина. – Слушай, а что у тебя с рукой? Можно, я посмотрю? Отец мне рассказал, что ты подрался с Брэндонами.

Не успел я ответить, как Лина сама шагнула ко мне и взяла за левое запястье. Я чуть не заорал от неожиданности. Но было совсем не больно – Лина держала руку осторожно.

Не выпуская её, Лина сделала ещё шаг и прижала мою ладонь к своей груди. И так ловко это проделала, что мои пальцы сами собой сжались.

Я почувствовал, как Лина прижимается ко мне широкими, горячими бёдрами. У меня даже голова пошла кругом.

– Ой!

Лина заинтересованно смотрела куда-то вниз. Рот её приоткрылся, зрачки расширились.

– Значит, я тебе всё-таки нравлюсь, Ал. Ты меня не обманываешь насчёт фермы.

Надо было воспользоваться моментом и вырваться! Но Лина крепко держала меня за руку. Чёрт, теперь я и вовсе от неё не избавлюсь!

Эх, родители! Нет, я понимаю, что вы хотели мне только хорошего. Но откуда эта дурацкая привычка причинять человеку добро без спроса?

Тем временем Лина обняла меня за шею и поцеловала. Да так, что я чуть не задохнулся! Пришлось изо всех сил дышать носом. И тут я почувствовал на щеке что-то влажное и горячее.

Лина плакала. Слёзы текли из её полуприкрытых глаз, скатывались по щекам и падали в траву.

– Если ты окажешься от меня, Ал, родители отдадут меня за Брэндона, – прошептала она. – А он мне совсем не нравится.

Она прижалась лицом к моей груди и разрыдалась. Я обнял её – а что ещё оставалось делать? Я не очень-то умею утешать девушек.

– Пойдём в школу, Лина! Иначе мы опоздаем.

Как-то само собой мне пришло в голову, что учителю тоже кто-то готовит обед и стирает рубахи. Вот у Интена есть Матильда. А у меня? Почему бы и не Лина?

Мы перешли мост и шагали по дороге через лес. Небо уже затянуло облаками, дул прохладный ветерок, шуршал листвой. В воздухе пахло сыростью и свежестью приближающегося дождя.

Теперь уже я держал Лину за руку. Она шла рядом, легко ступая стройными босыми ногами.

– Послушай, Ал, только ничего не говори, – сказала Лина, когда мы подошли к школе. – Если ты хочешь стать учителем, я буду тебе помогать. И поговорю с родителями. Они убедят твоего отца.

Я не стал её расстраивать, хотя сердце мне подсказывало, что так просто папаша не сдастся.

***

Стип Брэндон, увидев нас с Линой, разинул рот и выпучил глаза. Понятное дело – он и меня-то одного не ожидал увидеть в школе. А уж вдвоём с Линой – и тем более. Краем глаза я заметил, как он отозвал в сторону Маколея и принялся ему что-то втолковывать. Маколей отчаянно мотал чернявой головой. Стип, видно, рассердился. Схватил Маколея за шиворот, и давай трясти. У того даже позвонки друг о друга застучали – я сам слышал.

Мне это сразу не понравилось – больно уж злобно Стип на меня косился. Я подошёл к ним.

– Отстань от парнишки, Стип!

Рыжий нехотя отпустил Маколея. Тот сразу нырнул в класс. Стип набычился:

– Иди, куда шёл, Ал! Не лезь не в своё дело.

Но сегодня испортить мне настроение было не так-то просто.

– Извини, что стащил у тебя книгу, Стип. Сам понимаешь – не было у меня другого выхода. Сильно тебе влетело?

Видно, Стип не привык, чтобы перед ним извинялись. Он только буркнул:

– Не твоё дело!

И отвернулся.

Меня и Лину, как самых рослых, посадили на заднюю парту. Первым уроком снова было чтение. Я так понял, это для того, чтобы мы не измазали чернильными пальцами книги. И тут Интен снова учудил.

– Ал, – сказал он, – возьми книгу и выйди ко мне. Читай на восьмой странице. Внимание! Все хором повторяем за Алом.

«Страшно остаться без мечты. У кого нет мечты – тот не видит дальше своего носа. Он живёт сегодняшней выгодой, не думая о завтрашнем счастье. Если бы не мечта – наши предки никогда не долетели бы до Местрии».

Читал я уверенно, хоть и медленно. Сбился только на слове «сегодняшней», но Интен меня поправил. Все повторяли за мной – и Лина, и Маколей. Только Стип, сидевший впереди Лины, шевелил губами, но не издавал ни звука.

А по оконным стёклам мерно стучал дождь.

Потом мы писали палочки. Я хоть и пробовал раньше, да, видать, изрядно подзабыл, как это делается. Палочки у меня упорно выходили разной длины и валились то вправо, то влево. Да ещё на стол умудрился капнуть чернилами, пришлось оттирать его рукавом.

А вот у Лины палочки получались ровные, тоненькие и аккуратные. Как будто она всю жизнь их рисовала. И как ей это удаётся? Интен подошёл и похвалил её, а на мои художества только головой покачал.

К перемене дождь закончился. Ветер постепенно разгонял тучи. Кое-где уже проглядывало чистое небо. Мы с удовольствием высыпали на улицу.

Ребята опять затеяли играть в мяч. Закатав штанины, они носились по мокрой поляне. Звали и меня, но я отказался – усталость брала своё. Лина возилась с девчонками и сразу с ними подружилась.

Тут я и заметил, что Стип Брэндон куда-то смылся.

Ни на арифметике, ни на истории его не было. Интен то ли не обратил на это внимания, то ли не подал виду. А вот я крепко призадумался. С чего бы это Стипу пропадать посреди уроков? А потом я вспомнил, как он требовал что-то от Маколея, и в голове всё сложилось.

На истории Интен рассказывал про Чёрные времена. Так называлась война между правительством и фермерами, которая произошла сто семьдесят лет тому назад. К тому моменту фермеры окрепли и стали опорой жизни на Местрии. А правительство, образованное сразу после высадки, продолжало тянуть с них соки. Вот фермеры и взбунтовались.

Было несколько стычек, в них погибло больше двух тысяч человек. В конце концов, фермеры победили. С тех пор правительства на Местрии нет. Все важные вопросы решаются на собраниях фермеров и цеховых старост. Да только собрание давно уже не собиралось – незачем. Жизнь идёт своим чередом.

Когда уроки закончились, я отозвал Лину в сторону.

– Пойдём домой через лес, а не по дороге.

И тут Лина опять меня удивила.

– Это из-за Стипа, да? – спросила она. – Думаешь, он побежал за братьями?

И как у меня хватило ума считать её дурой? Да отсохни мой язык после этого!

Я кивнул.

– Давай уйдём первыми, – предложила Лина, – и обгоним остальных. Брэндоны ничего не заподозрят, а мы проскочим мимо них.

Так мы и сделали. Я хотел подкрасться к дороге и посмотреть – не ошибся ли я. Но Лина была против.

– Это неразумно, Ал, – твёрдо сказала она. – Ведь ты не знаешь, где они караулят, и можешь сам попасться. Что я буду делать в лесу одна, если тебя поймают?

«Неразумно», ишь! И откуда только она такие слова знает?

А главное, не поспоришь.

***

Мы не спеша брели по мокрому лесу. Ветер слегка раскачивал макушки сосен. С деревьев падали крупные холодные капли. Иногда они попадали за шиворот, заставляя ёжиться от холода. В низинах утробно урчали квакши. Одинокая ворона, увидев нас, хрипло раскричалась на весь лес. Некоторое время она следила за нами, перелетая с ветки на ветку, потом отстала.

Мы болтали об учёбе и семейных делах, об Интене и моём папаше. Находили общие темы, словно осторожно прощупывали, проверяли друг друга. И по молчаливому соглашению не вспоминали разговор у моста. Очень уж он вышел откровенным, преждевременным.

Я рассказывал Лине, как оставил папашу на крыше овина с бутылкой настойки, а сам ловил её короткие, искоса, взгляды. Она смотрела на меня и одновременно вглубь себя, как будто пыталась в чём-то разобраться. И улыбалась краешком посиневших от холода губ – то ли мне, то ли своим мыслям.

В конце концов, мы сделали порядочный крюк, перешли журчащую речку по узкой мельничной плотине и вышли к посёлку недалеко от нашей фермы. Стемнело. Зеленоватый свет Идры пробивался сквозь мутные облака. Я предложил Лине зайти к нам обсушиться, но она покачала головой.

– Давай завтра, Ал. Сегодня не хочется. Да и мама будет беспокоиться, что меня долго нет.

Тогда я пошёл её провожать. Мы всё так же не спеша добрели до фермы Петера и Ирги. В окне кухни уютно горел огонёк. Мелькнула неясная тень, на мгновение перекрыв свет.

Мы остановились возле калитки, и я поцеловал Лину. Это вышло как-то само собой. Она закрыла глаза, прижалась ко мне. Я почувствовал, как она дрожит, осторожно обнял её, и мы снова поцеловались.