Текст книги "Лето на чужой планете (СИ)"

Автор книги: Александр Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Я набросил на неё тряпку и крепко спеленал гибкое вырывающееся тельце. Свободной рукой осторожно подхватил детёнышей и бросился к выходу. Отбежав за угол дома, я положил детёнышей на землю и принялся распутывать тряпку.

Я боялся взглянуть в сторону площади, боялся подумать, что не успею, боялся испугаться и не сделать то, что задумал. Я сам был, словно перепуганный мышехвост.

Как только я развернул самку, она прыгнула. Я успел прикрыть лицо, и острые зубы вцепились в рукав. Судорожно тряхнув кистью, я сбросил зверька в траву. Затем побежал обратно к сараю.

Упал на колени возле двери и принялся с корнями выдирать пучки сухой травы. Потом трясущимися пальцами выхватил из кармана огниво.

Я ударил огнивом по кремню, промахнулся и до крови сбил кожу на пальце. Примерился и ударил ещё раз. Искры упали на сухую траву и погасли.

Боясь остановиться, я бил и бил сталью по твёрдому камню. Искры сыпались на траву. Наконец, она вспыхнула. Я увидел, как жёлтые травинки корчатся в языках пламени.

Не раздумывая, я подсунул горящий пучок под стену сарая. Огонь лизнул сухое дерево. Я вырвал ещё клок травы, поджёг его, обжигая пальцы, и швырнул на крышу.

Колени затряслись и мгновенно ослабели. Что же я делаю, Создатель? Что происходит, если я своими руками поджигаю родной посёлок? Но как ещё остановить то, что сейчас происходит на площади?

Огниво выпало в траву. Я наклонился за ним и чуть не упал. Голова кружилась, спазм сжимал горло.

Стена уже полыхала. Надо было бежать – меня могли заметить с площади. Я повернулся и побрёл к дому.

Кто-то выскочил мне навстречу из-за угла, схватил меня за руку и потащил в укрытие. Сильные руки толкнули в грудь, я свалился на землю и скатился в канаву.

– Лежи тихо, дурачок!

– Лина?

Твёрдая тёплая ладонь зажала мне рот. Я попытался освободиться, но Лина навалилась сверху, прижалась всем телом.

– Молчи! Когда я закричу – беги вокруг дома и где-нибудь спрячься. Понял?

Лина убрала руку с моего рта и помогла мне подняться. Сарай уже полыхал вовсю. Над ним поднимался столб дыма, дерево трещало. Искры летели во все стороны.

– Беги!

Я развернулся и, спотыкаясь, побежал вдоль стены, прочь от пожарища. Звонкий голос за спиной пронзительно закричал:

– Пожар! Помогите, горим!

Крик Лины перекрыл и гул толпы, и голос со шлюпки. Толпа отпрянула от церкви, качнулась. На площади возникло смятение. Те, кто стоял позади, развернулись и побежали на крик, за ними торопились остальные.

Забыв обо всём, люди спешили на помощь. Забор просто снесли, разметали по брёвнышку. Тащили вёдра, корыта, бадьи. Гремело цепью ведро, падая в колодец.

Смешавшись с бегущими людьми, я выскочил к церкви. Обежал её кругом и изо всех сил забарабанил по задней двери. Эта дверь вела в каморку пастора сбоку от алтаря, и в суматохе о ней просто забыли.

– Пастор Свен! Интен, Говард! Откройте!

Дверца распахнулась. Первым выскочил Говард, за ним – Интен. Пастор Свен, придерживая подол сутаны, выбежал последним. Он был изрядно напуган, но самообладания не потерял.

– Надо запереть дверь! – крикнул Говард.

Он был прав – так мы могли выиграть немного времени. Пастор Свен захлопнул дверь и навалился на неё, пытаясь попасть ключом в скважину. Я осторожно выглянул из-за угла.

Крыша горящего сарая уже провалилась внутрь, сверху рухнули стены. Теперь это был просто огромный костёр, вокруг которого суетились люди. Они не пытались тушить пламя – это было немыслимо. Водой поливали дом, стоящий рядом, чтобы огонь не перекинулся на него.

– Надо как можно быстрее выбраться из посёлка и отсидеться до темноты в полях! – крикнул Интен.

Говард отрицательно мотнул головой.

– У меня дочка дома одна. Мне нужно к ней!

Небо над нами потемнело. Резкий порыв ветра пригнул кусты. Я взглянул вверх – прямо над моей головой висела шлюпка. Она еле слышно гудела, сбоку медленно открывался трап.

Приминая кусты к земле, трап открылся полностью. Интен запрыгнул на нижнюю ступеньку и протянул руку пастору.

– Скорее!

Пастор Свен, дрыгая волосатыми ногами, вскарабкался на трап. Я обернулся – к нам никто не бежал. Все были заняты на пожаре.

Интен и пастор уже скрылись внутри шлюпки. Говард стоял на ступеньках.

– Ал! Залезай!

Я протянул ему руку, но сзади послышался звонкий крик:

– Ал! Подожди!

Я обернулся – ко мне бежала Лина. Я махнул рукой Говарду.

– Улетайте! Быстрее! Я останусь тут.

Глава 10

Я наморщил нос, громко чихнул и проснулся. Лина лежала рядом, подложив руку под голову. В другой руке у неё была соломинка, которой она осторожно щекотала моё лицо.

В стогу было тепло и уютно. Должно быть, так себя чувствует мышехвост, который всю осень трудолюбиво запасал зёрна и, наконец, устроился на зимовку в мягком гнезде. Рассеянный свет пробивался сквозь слежавшееся сено. Сухие стебли шуршали подо мной и кололи через одежду.

– Доброе утро, Ал! – лукаво сказала Лина, увидев, что я открыл глаза. Она улыбалась, глядя на меня. В выгоревших на солнце волосах запутались соломинки, нос облупился.

Я потянулся, чтобы поцеловать озорницу, но она засмеялась и выскользнула наружу. Потянуло прохладным ветерком.

Я повернулся набок, подтянул колени к животу, устраиваясь поудобнее.

Ни о чём не хотелось думать. Ни о звёздах, что ещё вчера казались близкими, а сегодня стали недостижимы. Ни о людях, которые прилетели со звёзд, чтобы украсть нашу планету. Ни о других людях, которые были знакомыми и родными, и в одночасье обернулись разъярёнными зверьми. Это очень горько – поверить людям и обмануться. И о себе тоже не думать. Не мечтать, не загадывать. Просто жить, как Создатель на душу положит.

Я ещё немного полежал и пополз на свет, приминая локтями рыхлое сено. Наверное, я был похож на ящерицу, которая всю зиму проспала под трухлявым пнём, а весной почуяла тепло и зашевелилась.

Вылез, поёжился, потянулся, разминая затёкшие мышцы. Прищурился на лёгкий туман, исчезающий над полем, на встающее из-за деревьев солнце.

Внутри было пусто и хорошо. Я почувствовал это опустошение ещё вчера. Проводил взглядом улетающую шлюпку, повернулся и взял Лину за руку. Мы перешли кричащую, забитую людьми площадь, свернули в первую попавшуюся улицу, потом – в другую. Когда подошли к нашей ферме, Лина вопросительно взглянула на меня, но я не остановился. Точно также мы миновали ферму родителей Лины. Вышли на дорогу, уводящую прочь от посёлка, и молча шагали до самого вечера.

Моя одежда пропахла дымом и гарью. Запах тащился за мной, словно проклятие, и не хотел отставать, как я ни ускорял шаг.

В сумерках мы увидели стог прошлогоднего сена и заночевали в нём. Выкопали в сене глубокую нору, забрались внутрь. Заткнули вход от ночного холода, обнялись и уснули.

Лина вышла из-за стога. Подошла ко мне сзади и обняла за плечи.

– Хочешь умыться, Ал? У тебя всё лицо в саже, даже уши. Там, за опушкой речка в лесу, только вода холодная. Брр! А я пока поищу еду. Мы вчера проходили мимо кукурузного поля. Ты сможешь развести костёр?

Я нащупал в кармане огниво и пошатнулся. В памяти всплыли горящие стены сарая, тревожные крики бегущих людей и звон колодезного ведра. Я достал огниво и положил его на плоский камень.

– Оставлю здесь, чтобы не потерять. Пойду, умоюсь.

Лина сочувственно глядела на меня.

– Хочешь, я схожу с тобой? – спросила она.

Я помотал головой.

– Спасибо, не нужно. Я недолго.

– Ладно, тогда я за кукурузой, – легко согласилась Лина. – Если потеряешься – кричи громче.

Она быстро поцеловала меня в щёку и пошла к дороге.

Я пересёк поляну и отыскал речку. Немного прошёл вдоль осыпающегося берега, выбирая подходящий спуск. В одном месте река делала изгиб и расширялась. Течение подмыло берег, обрушило его. Вода унесла рыжую муть, как время уносит ненужные воспоминания. Остался крохотный песчаный пляж. На нём виднелись знакомые следы босых ног.

Я спустился к воде. Тёмная, желтовато-коричневая, словно крепкий цветочный настой. Должно быть, речка брала начало в торфяном болоте. Её высокие берега густо заросли цветущим орешником. Ветер припорошил поверхность воды разводами бледно-жёлтой пыльцы.

Скинув одежду, я по колено зашёл в воду. Наклонился, осторожно разогнал ладонями пыльцу и умылся. Затем зачерпнул воду пригоршней, прополоскал рот и сделал несколько глотков. Вода была кислая и холодная.

Вспомнилось, как в детстве мы с отцом и Грегором ходили на ночную рыбалку. Разводили на берегу огромный костёр и часами бродили по пояс в воде, в одной руке держа горящий факел, а в другой – зубастую острогу.

Иногда в тёмной толще под ногами мелькало блестящее и живое. Это любопытные рыбы, сверкая серебром чешуи, сплывались посмотреть на свет. Мы кололи их острогой и выбрасывали на берег скользкие бьющиеся тела.

Доверху наполнив корзину рыбой, мы тащили её на ферму. Там чистили и разделывали, оставляя только жирное нежное мясо с боков. Хребты и глазастые головы с твёрдыми жаберными крышками шли на удобрение.

Розовое мясо засаливали и долго коптили в ароматном дыму золотистых яблоневых стружек.

***

Я решил наловить рыбы. Это куда лучше, чем без толку болтаться по берегу и жалеть себя.

Правда, ни остроги, ни волосяной лески с крючками у меня не было. Можно было сплести ловушку из прутьев орешника, растущего по берегу. Такая ловушка похожа на большую корзину с узким горлом. Внутрь обычно кладут комья липкой кукурузной каши, перемешанной с глиной, тухлое мясо или палёную ворону. На ворону особенно охотно ловятся желтобрюхие сомы.

Но на плетение ловушки ушло бы несколько часов, кроме того, у меня не было ни кукурузной каши, ни дохлой вороны. Тогда я поступил проще.

Подобрал на берегу подходящую палку – длиной в мой рост и толщиной в руку. Зашёл в воду по пояс и стал изо всех сил колошматить палкой по воде, ногами поднимая со дна как можно больше мути.

Испуганная рыба не уплывает далеко. Чаще всего она стремится найти ближайшее укрытие. Я бродил по воде, размахивая палкой, пока не взбаламутил всю заводь.

Отбросив палку, я принялся старательно обшаривать норы и углубления под корнями росших на берегу деревьев, не обращая внимания на холод и покрывающую меня гусиную кожу.

На такой рыбалке нужны удача и терпение. Я методично обыскивал укромные места. Один раз нащупал что-то скользкое, но это оказалась старая, давно утонувшая коряга.

Пальцы на ногах онемели. Их начало прихватывать судорогой, но я не сдавался. Проверив один берег, решил попытать счастья у противоположного. Выпрямился, поднял голову и увидел, что на пляж спускается Лина.

Я поспешно отскочил на середину реки, где воды было по грудь.

– Ал, что ты там делаешь? – удивлённо спросила Лина.

– Пытаюсь наловить рыбы на завтрак, – ответил я.

– Тебя не было больше часа. Я развела костёр и напекла кукурузы. Ждала-ждала тебя, не выдержала и сама всё съела.

Лина ехидно улыбнулась и высунула розовый язык. Выдержала паузу и смилостивилась:

– Два самых маленьких и подгорелых початка я тебе всё-таки оставила. Может, вылезешь из воды? Кажется, у тебя уже губы посинели.

Лина широко улыбалась и не сводила с меня глаз. Я догадался, что она дразнит меня специально. Вот ведь язва!

– Поймаю рыбу и вылезу, – упрямо сказал я, изо всех сил стараясь сжать зубы, чтобы они не лязгали.

– Ладно, – согласилась она. – А можно я посижу на берегу и посмотрю, как ты ловишь?

Только этого мне не хватало! Да, можете хохотать – я стеснялся! Одно дело – обнимать и целовать девушку, и совсем другое – бродить перед ней без штанов.

– Да ничего интересного в этом нет, – как можно убедительнее сказал я. – Сначала шумишь и пугаешь рыбу, чтобы она пряталась в корягах. А потом шаришь руками по дну и пытаешься её нащупать.

– Надо же! Я и не знала, что ловить рыбу так просто. А сейчас ты её пугаешь, или уже нащупываешь? Можно, я тебе помогу?

Ну, что ты будешь с ней делать?

– Лина, – сказал я, чуть не плача, – это плохая примета, когда кто-то наблюдает за рыбалкой. Удачи не будет.

– Правда? Тогда я не буду наблюдать.

Лина подошла к воде и задумчиво потрогала её босой ступнёй.

– Не такая уж и холодная, – заключила она. – Утром казалась куда противнее. Я, пожалуй, искупаюсь. Это не помешает тебе рыбачить?

Лина, не торопясь, подобрала волосы и завязала их в тугой узел на затылке. Повернулась ко мне спиной, через голову стащила с себя платье и аккуратно сложила его на берегу, рядом с моей одеждой.

Несмотря на холод, меня как будто жаром обдало. А Лина, совершенно не обращая на меня внимания, осторожно зашла в воду по колено. Обхватила себя руками за плечи, зябко поёжилась. Постояла, переминаясь с ноги на ногу и собираясь с духом. Затем взвизгнула и плюхнулась в воду.

– Как хорошо! Как хорошо, Ал! – закричала она, молотя по воде. Отплыла к противоположному берегу, легла на спину и замерла, запрокинув голову и раскинув руки. Её большие груди с тёмными сосками выступали из воды. Я не мог отвести от них взгляд, как ни старался.

Лина перевернулась на живот, не спеша подплыла к пляжу. Вышла на берег, распустила мокрые, потемневшие от воды волосы, выжала их и движением головы закинула назад. На мгновение я увидел её профиль, обращённый к лиловому небу. Помедлила, совсем чуть-чуть и натянула платье. Тонкая ткань облепила тело, ничего не скрывая.

– Хорошей рыбалки, Ал! – сказала Лина, как ни в чём ни бывало, и ушла вверх по тропинке. А я стоял по пояс в воде и смотрел ей вслед, как дурак.

Что-то осторожно ткнулось в мою онемевшую ногу. Я быстро опустил руки в воду, нащупал гибкое скользкое тело и схватил его. Рыбина билась, пытаясь вырваться. Я осторожно продвигал пальцы вдоль сильного толстого тела, пока одной рукой не нащупал основание хвоста, а другой – жабры. Ухватив за них, я вытащил рыбу из воды и выбросил подальше на берег, а сам рванул следом. Рыба скакала на песке. Я упал на неё сверху, прижал животом к земле, вцепился руками. Стоя на коленях, поднял перепачканную рыбу вверх и закричал в диком первобытном восторге:

– Йихха! Йихха!!!

***

Я натянул штаны и бегом вернулся к костру, торжествующе волоча добычу. Долго отогревал у огня посиневшие дрожащие руки. Затем хорошенько обмазал рыбу толстым слоем мокрой глины. Закопал поглубже в пунцовые угли, подёрнутые сизым пеплом, а сверху снова раздул огонь. После этого пришлось снова идти на реку и долго отмываться от глины и рыбьей слизи. Но кто сказал, что пища должна даваться без труда?

Лина хоть и грозилась уморить меня голодом, на самом деле принесла целую охапку крупной спелой кукурузы и успела её испечь. Правда, соли у нас не было, но разве соль в этом?

Я выхватил початок прямо из огня и перекидывал его из ладони в ладонь, приплясывая от нетерпения. Лина смотрела на меня и улыбалась.

Голод и счастье – немыслимое сочетание. До сегодняшнего дня я даже не подозревал, что можно испытывать эти чувства одновременно.

Едва остудив початок, я с такой жадностью впился в него зубами, что чуть не проглотил целиком. Лина снова выпачкала щеку сажей. Я потянулся вытереть её, встретил тревожный и ждущий взгляд.

И вот тут всё случилось. Прямо у костра, под фиолетовым небом, на траве, согретой лучами розового солнца. Мир замер, исчез, провалился в тартарары, вспыхнул и сгорел в раскалённом ядре планеты.

Я видел только глаза – широко распахнутые от испуга и желания, полузакрытые от наслаждения. Ощущал прикосновения губ – сначала неуверенные и мягкие, а потом жадные, страстные, неутолимые. Чувствовал сильные руки. Они гладили меня по спине, ласкали, впивались ногтями в кожу.

Ветер разносил по окрестностям наш торопливый горячечный шёпот. Солнце обожгло мне спину, потом ослепило и снова обожгло. Лина закусила губу, небо услышало её долгий стон и отразило ликующий вскрик.

Затем всё случилось ещё раз – в душистой глубине прошлогоднего сена, на торопливо расстеленной одежде. Сено приминалось под нами всё глубже и глубже. В конце концов, мы оказались почти у самой земли.

Мы лежали в изнеможении, прижавшись друг к другу. Лина прятала лицо у меня на груди, а я гладил её волосы и, едва касаясь, проводил пальцами по загорелым плечам. Меня переполняла нежность.

Я больше не стоял на берегу. Мы вместе вошли, нет – прыгнули с разбега в эту обжигающую реку, откуда нет возврата. Нас кружила и несла заколдованная тёмная вода, плыть по которой можно только вдвоём – одиночки гибнут в ней безвозвратно.

Едва придя в себя, мы вместе отправились купаться, и на берегу всё случилось снова…

А потом мы проголодались и вспомнили о рыбе, которая до сих пор пеклась в костре!

Это невыразимое счастье – пировать у костра с большеглазой смешливой девчонкой! Обжигаясь, ломать затвердевшую глиняную корку, снимать её вместе с чешуёй. Кормить друг друга с ладони печёной рыбой, заботливо выбрав мелкие косточки из сочной горячей мякоти.

Видеть радостное изумление в доверчивых глазах. Болтать обо всём на свете, хохотать и целоваться – торопливо, неистово, взахлёб.

Вот она – та самая простая жизнь, о которой твердил в своих проповедях пастор Свен. Теперь-то я хорошо понимал его. И почему человек устроен так глупо? Почему вместо счастья всегда выбирает погоню за ним?

– Ал, у тебя все штаны в глине, – невинно улыбаясь, сказала Лина. – Сними, я их постираю.

В глубине её глаз прыгали весёлые искорки.

И тут над лесом показалась шлюпка.

Она летела высоко в небе в сторону посёлка. Блестящая металлическая капля так и не пролившегося дождя. Шлюпка двигалась абсолютно бесшумно. Если бы не блики света на корпусе – я и не заметил бы её.

Лина придвинулась ко мне. Я обнял её и показал в сторону шлюпки неприличный жест. Катитесь к чёрту со своей звёздной сказкой, жадные ублюдки! Вчера мы сделали для вас всё, что могли, теперь отстаньте от нас!

Шлюпка заложила красивую плавную петлю, снизилась и прошла почти над нашими головами. Пачка бумажных листов разлетелась в воздухе. Словно трепещущие белые птицы, они медленно опускались на землю.

«Этим заявлением Галактическая Корпорация официально отказывается от каких-либо притязаний на Местрию и объявляет контракты колонистов недействительными. С настоящего момента все права на планету принадлежат жителям Местрии».

Печать.

Подпись.

Я прочитал это вслух, сбиваясь, запинаясь и перечитывая. Слова были холодными и скользкими, как рыбины. Пришлось перечитать ещё раз, чтобы понять их смысл.

Чёртовы идиоты! Почему они не могли с этого начать? И не было бы бунта на церковной площади и сожжённого сарая. Хотя…

Я взглянул на Лину. Наверное, я должен быть им благодарен. Если бы не их просчёт – я до сих пор ходил бы вокруг да около. Правильно говорит пастор: нет вина без уксуса.

– Ал, мы теперь можем вернуться домой? – спросила Лина.

Мы потушили костёр и аккуратно сложили сено.

– Знаешь, Ал, перед тем, как мы вернёмся, я хочу… – Лина опустила глаза.

– Я тоже, – сказал я, подходя ближе. Лина обняла меня и запрокинула голову, подставляя губы…

Но примерно через час мы всё-таки оделись и отправились в посёлок.

***

К ферме родителей Лины мы подошли в сумерках. Мы проголодались, ещё больше хотелось пить. Стёртые ноги нестерпимо болели. Я с изумлением подумал о том, как Лина выдержала вчерашнюю дорогу и путь обратно. Она ни разу не пожаловалась. Только последний час молчала и улыбалась через силу.

В доме никого не было. На кухне Лина отыскала кое-какую еду. Мы зажгли на столе свечу и перекусили.

– Идём к нам, Лина! – сказал я. – Наверное, твои родители у нас.

Лина засомневалась, но потом кивнула.

– Не хочется ещё куда-то идти, – вздохнула она. Прилегла на лавке и положила голову мне на колени. Я погладил её волосы.

Полежав пять минут, она поднялась.

– Идём.

Хирон прятался в облаках, выдавая себя лишь мутным жёлтым пятном в небе. Мы шли почти наощупь, держась за руки. Знакомый силуэт дома неожиданно проступил из темноты. Я толкнул калитку, и она противно заскрипела. Так никто её и не смазал.

Во всех окнах горел свет. Мы вошли в дом и сразу увидели Иргу и Петера – они сидели на кухне. Ирга вскрикнула, вскочила и обняла Лину. Петер тяжело поглядел на меня, потом отвёл глаза.

– Что случилось? – спросил я, смутно предчувствуя нехорошее.

– Твой отец умирает, Ал, – тихо ответила Ирга.

Глава 11

– Где он? – я рванулся в комнату, из которой слышались всхлипывания.

Плакала Норма. Грегор неуклюже утешал её. Когда я вбежал, он бросил на меня злобный взгляд.

– Где ты шлялся, Ал? – закричал Грегор. – Отец покалечился из-за тебя!

Он попытался схватить меня за рукав. Ткань треснула.

– Где отец?

Мама стояла возле окна, вглядываясь в темноту. Она повернулась ко мне, и я увидел её пожелтевшее лицо с запавшими сухими глазами. Мне стало страшно.

– Папа побежал тушить пожар. Искал тебя, хотел забежать внутрь сарая. А крыша рухнула.

– Где он, мама?

– Отца отнесли к доктору Хансу. Он сильно обгорел.

– А что говорит доктор?

Мама опустила голову.

– Доктор говорит, что надежды мало.

Она по-прежнему не плакала. Смотрела на меня со спокойствием отчаяния.

Я повернулся к двери. Грегор загородил проём.

– Останься с матерью, Ал!

– Некогда спорить, Грегор. Отойди!

Я вышел в кухню. Лина и Ирга сидели, обнявшись. Петер опустил голову на руки.

– Петер, вы можете отвести Лину домой? Она очень устала.

Лина высвободилась из рук матери и подбежала ко мне.

– Я останусь с тобой, Ал!

– Нет, Лина. Пожалуйста, иди домой! Я очень тебя люблю, но сейчас не время.

Петер с изумлением посмотрел на меня. Ирга поднялась и подошла к дочери.

– Ал прав, Лина. Помощь может понадобиться и завтра. Тебе нужны силы.

Из комнаты послышался голос Грегора:

– Какого чёрта ты раскомандовался, Ал? Ты уже чуть не угробил отца!

Брат вышел из комнаты. За ним семенила Норма.

– Я приказываю тебе остаться с матерью, Ал! Пока нет отца – я старший в доме!

Не обращая на него внимания, я обнял Лину. Она всхлипнула и прижалась ко мне.

– Ал! Всё будет хорошо, правда?

Кромешная тьма ослепила меня, когда я выбежал на улицу. Ну почему, почему в этом чёртовом посёлке нет ни одного фонаря?!

Я бежал вдоль спящих домов, безотчётно стараясь сберечь силы. Было бы ещё, что беречь! Ничего! Сейчас я добегу до доктора, удостоверюсь, что отец в надёжных руках. А потом – сразу к Интену! По радиопередатчику мы вызовем помощь с корабля. Не может быть, чтобы они не спасли отца!

На бегу я заметил, что Хирон сильно продвинулся к западу. Восточный край неба очистился от облаков и мягко сиял зеленью. Значит, сейчас середина ночи.

Вот и дом доктора Ханса! Я подбежал к двери и забарабанил в неё кулаками. Тишина.

Может быть, доктор у отца в палате? Я обежал дом кругом и постучал по двери, которая вела в больничное крыло.

В доме заскрипели половицы, дверь открылась. Лицо и рубашка доктора Ханса белели в темноте.

– Ал? – спросил он, всмотревшись в меня, и посторонился. – Проходи.

Вслед за доктором я прошёл длинным коридором и вошёл в маленькую комнату, где стояла только одна кровать. Длинное вытянувшееся тело на ней было почти полностью укрыто простынёй.

На стуле возле кровати сидела худенькая женщина с добрым лицом. Я узнал одну из помощниц доктора.

– Ниди, вы можете отдохнуть, – сказал Ханс. – Вас сменит Риела.

– Хорошо, доктор, – кивнула Ниди и вышла, сочувственно взглянув на меня.

Глаза отца были закрыты. Грудь, обтянутая тканью, неравномерно вздымалось, дыхание было хриплым.

– Папа! – позвал я.

– Он без сознания, Ал, – сказал доктор Ханс. – Это болевой шок.

Я опустился на стул и снизу вверх посмотрел на доктора. Увидел озабоченное выражение на лице этого, обычно уверенного в себе, человека.

– Доктор, есть надежда? Вы можете его вылечить?

Ханс заколебался, помедлил с ответом. Видно, хотел сказать что-то успокаивающее, но решил не врать.

– Нет, Ал. Я ничего не могу сделать. Только менять повязки и надеяться на Создателя. Слишком большие ожоги, начинается нагноение. Если Юлий выживет – это будет чудо. Но прежним он уже никогда не станет.

– Почему? – в отчаянии воскликнул я.

– Пойми, Ал – я врач, а не волшебник. У нас давно уже нет лекарств, нет оборудования. Чёрт, да у нас даже электричества нет! Мы живём в средневековье!

Я не знал, что такое «средневековье» и «электричество». Но смысл слов доктора понял отлично. Отец умрёт, и доктор Ханс ничего не может с этим поделать.

Я поднялся со стула.

– Доктор, пообещайте мне, что отец доживёт до утра! Обещаете?

Я вышел из дома доктора и, хромая, побежал в сторону церкви. Это был самый короткий путь к дому Интена.

Пустая церковная площадь показалась мне огромной. Ярмарочные навесы ещё не установили. Тёмная громада церкви нависала над площадью. Облака разошлись, Идра сияла в чистом небе мягким зелёным светом. Чёткая тень церковного шпиля тянулась прямо ко мне.

У меня закололо в боку, и я упал на колени в мягкую уличную пыль.

– Помоги мне, Создатель! – задыхаясь, прошептал я. – Дай сил добежать! Сделай так, чтобы я не опоздал!

Равнодушные звёзды мерно сияли в чёрной пустоте.

«Звёзды – это глаза Создателя, Ал». – Так говорила мама, когда я был маленьким. – «Сколько на небе звёзд – столько людей во Вселенной».

Задрав голову к небу, я почти прокричал:

– Ты же видишь меня? Так помоги мне!

А потом поднялся и побежал дальше.

***

В доме Интена было темно. Не успел я подняться на крыльцо, как дверь открылась. На пороге стояла Матильда со свечой в руке.

– Учитель, это вы? – спросила она. Потом увидела меня. – Ал?

– Матильда, где учитель Интен? – я задыхался от бега, голос звучал глухо и прерывисто.

– Проходи в дом, Ал, – посторонилась Матильда. – Учителя нет. Как ушёл позавчера – так и не вернулся. Ты не знаешь, где он?

Чёрт, чёрт! Я-то рассчитывал, что Интен давно вернулся домой. Мне казалось, что он должен быть на шлюпке, которая сбрасывала надо посёлком листовки. Выходит, я ошибся.

– Тебе надо поесть и отдохнуть, Ал! Может быть, завтра учитель вернётся, – сочувственно сказала Матильда.

Но я никак не мог ждать до завтра.

– Можно, я пройду в кабинет?

Не дожидаясь разрешения, я прошёл в комнату. Матильда зашла за мной следом. Неровное пламя свечи выхватило из темноты стеллажи с книгами и письменный стол. Я повернулся к Матильде.

– Мой отец сильно пострадал на пожаре. Доктор Ханс ничего не может сделать. Единственная надежда – связаться с космическим кораблём. У них должен быть врач. Матильда, разрешите мне включить передатчик!

Матильда ахнула, прикрыв рот рукой и часто-часто закивала. Торопливо зажгла свечи на полках.

– Конечно, Ал! Я пока принесу тебе что-нибудь поесть.

Радиопередатчик всё так же стоял на столе. Похожий на чемодан металлический корпус был открыт, провод от микрофона тянулся внутрь. Лампочки не горели, из динамика не доносилось ни звука. Я опустился в кресло Интена и придвинул свечу поближе.

Я несколько раз видел, как Интен и Говард связываются с кораблём, но никогда не делал этого сам. Говард собирался научить меня, но не успел. Что ж, попробую разобраться самостоятельно.

Всё должно быть просто. Вряд ли каждого колониста специально обучали пользоваться передатчиком, так неужели я глупее своих предков? С другой, стороны, что я о них знаю?

В правом верхнем углу выступала большая синяя кнопка. Когда Интен нажимал её, шкала настройки подсвечивалась жёлтым. Это означало, что передатчик готов к работе.

Кнопка мягко щёлкнула, но ничего не произошло. Чёрт, в чём дело?

Я внимательно осмотрел передатчик. Вот оно! Интен отсоединил от корпуса провод, ведущий к солнечным батареям и аккумуляторам. Я торопливо вставил провод в гнездо и снова нажал кнопку. Шкала засветилась.

Динамик шипел и потрескивал. Я крутил колесико настройки точь-в-точь, как делал это Интен и монотонно повторял:

– «Стремительный», отзовитесь! Говард! Интен! Кто-нибудь слышит меня?

Затем сдвигал стрелку по шкале и начинал всё сначала.

Матильда принесла мне холодное мясо с лепёшками и стакан компота. Постояла рядом и снова скрылась в глубине дома, неслышно ступая ногами, обутыми в тёплые войлочные тапки.

Торопливо набив рот едой, я продолжал крутить ручку.

– «Стремительный», отзовитесь! Говард! Интен! Приём! Приём!

Я провёл стрелку от нижнего края шкалы к верхнему, и обратно. Ответа не было. Время стремительно убегало. Меня охватило отчаяние.

Я поднялся с кресла и чуть не рухнул на пол. Уставшие за бесконечный день ноги одеревенели и подкосились.

Кое-как обравшись, я поковылял к выходу. Молча толкнул дверь и вышел. На прощание с Матильдой сил уже не было.

Я знал, что Говард живёт у Тихого Озера. От нас до него было километров двадцать, и я надеялся, что шлюпка направилась именно туда. Во всяком случае, она летела со стороны Тихого Озера, когда мы с Линой заметили её.

Оставалась одна проблема – как попасть в Тихое Озеро до утра?

Впрочем, я уже знал ответ. Он пришёл мне в голову ещё полчаса назад, когда я безуспешно крутил ручку передатчика. Подсознательно я гнал это решение от себя. Слишком уж ныло измученное тело, болели сбитые ноги.

Тем не менее, я выполз на дорогу и упрямо поковылял к ферме родителей Лины. Я очень надеялся, что они уже дома.

Мне была нужна лошадь.

Минут через десять ноги размялись, идти стало легче. Всё-таки, я отдохнул, пока разбирался с передатчиком. Хорошо, что не поддался соблазну съесть всё, что принесла мне Матильда – с полным желудком шагать куда тяжелее. Но я проглотил только пару кусков мяса и запил их стаканом компота.

Идра высоко поднялась над горизонтом. Облака окончательно рассеялись, и в зелёном сиянии луны я хорошо видел дорогу.

Очень хотелось пройти через лес – так было короче. Но я удержался. Ночью, усталому легко заблудиться и потерять время. Я шёл по дороге, стараясь не переходить на бег и беречь силы.

Наконец, в полумраке показались огни. На ферме ещё не спали. В другое время это показалось бы мне странным, но сейчас я настолько устал, что не мог удивляться. Подошёл к калитке, взялся за неё и почувствовал сильный удар по голове. В глазах потемнело.

***

Придя в себя, я ощутил странную смесь боли и облегчения. Боль пульсировала в затылке. Облегчение разливалось по всему телу, начиная с ног. Ноги радовались тому, что наконец-то никуда не идут, а тело отдыхало, с удобствами лёжа на сырой от росы земле.

Я попробовал пошевелиться и понял, что связан. Кто-то обмотал мои ноги верёвкой, а руки туго стянул за спиной.

Первой мыслью было позвать на помощь. Но поразмыслив, я понял, что на зов, скорее всего, придёт именно тот человек, который огрел меня по голове и связал. Увидев, что его усилия оказались недостаточными, он, того гляди, захочет повторить своё доброе дело.

Тогда я решил отползти подальше и попробовать развязаться. Ночь ещё не кончилась. Деревья и кусты слева бросали на землю густую тень. Если мне удастся откатиться шагов на тридцать – он меня не найдёт.