Текст книги "Лето на чужой планете (СИ)"

Автор книги: Александр Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

Я сидел дома у дядьки Томаша и смотрел, как тёти Джуди неторопливо разминает глину. Сначала она расплющила её в блин на мокром столе, потом собрала в плотный комок. Покатала его в ладонях и с силой шмякнула о стол. Снова расплющила и опять собрала.

Шмяк!

– С глиной торопиться нельзя, – сказала она, – если в ней останутся пузырьки воздуха, горшок лопнет при обжиге. А то и во время готовки. Прежде, чем лепить – ты вымеси глину, как следует, не жалей времени. Чем лучше вымесишь – тем мягче глина, и лепить из неё проще.

Шмяк!

– Так и с людьми, – тётя Джуди чуть заметно улыбнулась. – Не жалей для них времени, они и станут мягче.

Шмяк!

– Конечно, бывает и глина негодная. Возишься с ней, возишься, а толку нет. Тут уж надо чутьё иметь.

Шмяк!

– И с собой то же самое. Себя вылепить – много терпения нужно. Не один день промучаешься, а то и не один год.

Шмяк!

Тётя Джуди перенесла глиняный комок со стола на гончарный круг. Обжала его ладонями. Села на скамеечку и осторожно нажала на педаль. Круг начал медленно вращаться.

– Глина должна быть в самой середине круга. Чтобы ни вправо, ни влево не шелохнулась.

Она смочила руки в воде и принялась поправлять глину, прижимая её к подставке. Вытянула вверх глиняный конус. Потом прижала сверху ладонью.

– Так несколько раз, – она снова смочила руки и опять принялась вытягивать конус. Мутные брызги разлетелись веером, попали на кожаный фартук тёти Джуди.

– Глина крепче пристанет к кругу, и последние пузырьки воздуха уйдут. На педаль дави равномерно, и не слишком быстро. Руки всё время должны быть мокрые, тогда глина не будет к ним липнуть.

– Тётя Джуди, а где вы берёте столько глины? – спросил я, обводя взглядом полки, занимавшие все стены мастерской от пола до потолка. На полках стояли чашки, тарелки, вазы, кувшины, горшки. Некоторые были природного рыже-коричневого цвета, другие покрыты разноцветной глазурью, или орнаментом.

– Копаю возле реки и вожу тачкой. Раньше Томаш помогал, а теперь приходится справляться самой.

– Хотите, я буду привозить вам глину? Хоть каждый день – мне не трудно! Вы только покажите – какую копать.

Тётя Джуди рассмеялась.

– Глину копать тоже надо уметь, этому не сразу научишься. Чтобы без камушков была, без земли, без песка – чистая. Глина – она словно жена, Ал. Выберешь подходящую – крепкая семья будет, все невзгоды переживёт. Ну, а если ошибёшься – развалится, как негодный горшок.

Снова подняв конус, тётя Джуди воткнула в его вершину пальцы левой руки. Получилось углубление. Тётя Джуди стала осторожно расширять его, придерживая стенки правой рукой. Раз за разом она терпеливо разглаживала чуткими пальцами стенки горшка, поднимала их вверх. Стенки становились всё тоньше, а горшок – всё шире.

Смоченным в воде металлическим скребком она придала горшку бочкообразную форму. Кончиками пальцев выровняла толстый валик глины, который охватывал горловину горшка, сделала его тоненьким и изящным.

Обильно смочив руки, тётя Джуди напоследок быстро провела ладонями по выпуклым глиняным бокам. Бока стали гладкими и заблестели.

Тётя Джуди натянула в руках тонкую проволоку и отделила ей горшок от круга. Остановила вращение. Сняла горшок и быстро переставила его на стол, на тонкую деревянную подставку.

– Ну, вот. Теперь пусть сохнет.

– Тётя Джуди, а можно мне попробовать? – спросил я.

– Конечно, Ал. Пробуй, сколько влезет. Из неудавшегося горшка всегда можно обратно сделать глиняный ком.

Я выбрал комок глины поменьше, уселся на отполированную деревянную скамейку и поставил ногу на педаль.

– Не так быстро, Ал. И не забывай всё время смачивать руки.

Это оказалось тяжелее, чем выглядело со стороны. Вязкая глина сопротивлялась, не хотела поддаваться. Я почувствовал, как на лбу выступили капельки пота.

– Не дави так сильно. Видишь – стенка начала заваливаться. Выровняй её и начни сначала. Терпение, Ал! Терпение и настойчивость.

Я полностью сосредоточился на горшке, стараясь больше ни о чём не думать. Монотонное вращение круга завораживало. Я окунал пальцы в воду и разглаживал, тянул непослушную глину. Вновь окунал и снова гладил.

– Очень хорошо, Ал. Стенки немного толстоваты, но тем прочнее будет горшок. В нём можно приготовить отличное жаркое!

Я отпустил педаль. Некоторое время круг продолжал вращаться. Этому способствовал тяжёлый деревянный маховик на нижнем конце вала. Наконец, вращение прекратилось.

– А теперь отдели горшок от круга. Натяни проволоку, словно струну, и тащи на себя. Хорошо! Осторожно возьми горшок за нижнюю часть стенок и переставь на подставку. Вот, отлично! За пару дней он высохнет, и можно будет обжигать.

Я вымыл руки, выпачканные глиной, и тётя Джуди протянула мне полотенце.

– Ну как, понравилось?

Я только головой кивнул. Ещё бы! Это не кормушку для свиней мастерить под недовольные папашины окрики.

– Из тебя получился бы неплохой помощник, Ал. Запасной круг у меня есть. Я бы и завтра прислала Томаша за тобой, да боюсь, отец тебя не отпустит.

– Да уж! Он и сегодня-то едва согласился.

– Не переживай, что-нибудь придумаем. Что ж, за хорошую работу полагается хорошая плата. Пойдём, я накормлю тебя обедом. А потом беги в свою школу!

Накормили они меня так, что я и бежать не мог. Плёлся нога за ногу, поглаживая туго набитый живот. Про жаркое-то тётя Джуди не просто так говорила. Положила мне полную тарелку. И это после миски травяного супа на мясном бульоне! А потом ещё был ягодный компот и пироги с начинкой из солёного козьего сыра. Ну, как тут откажешься?

Последний кусок пирога тётя Джуди завернула мне с собой. Я стал было отказываться – неудобно объедать хозяев. А тётя Джуди негромко, чтобы не услышал дядька Томаш, сказала мне:

– Я так благодарна тебе, мальчик. Томаш два дня только о том и говорит, как ты ему помог. Для него сейчас поддержка и человеческое тепло важнее всего. Ведь вчера он, как пришел домой – ни капли не выпил. Все дела по ферме переделал, хоть и валился с ног. И сегодня с утра за работой.

Тут на глаза тёти Джуди навернулись слёзы, и она поспешно смахнула их рукой.

***

Конечно, папаша не за здорово живёшь отпустил меня к дядьке Томашу. С раннего утра он уже приготовил для меня две корзины и собирался снова отослать в виноградник. Но тут во дворе хлопнула калитка. Папаша вышел на крыльцо, поглядеть – кто там. Ну, и я за ним увязался.

Возле крыльца стоял дядька Томаш.

– Здравствуй, Юлий! – сказал он, увидев отца.

– Привет, Томаш! – недовольно пробурчал отец. – Что-то ты раненько – солнце только взошло. Неужели, так невтерпёж? Мы уже позавтракали, и Ани убрала со стола. Но я сейчас вынесу тебе рюмку и что-нибудь закусить.

Стоя позади отца, я видел, как правая рука дядьки Томаша сжалась в кулак, а глаза прищурились. Он помолчал, глядя себе под ноги.

– Спасибо, Юлий! Ты хороший друг и всегда выручаешь меня. Скажи, не мог бы ты сегодня отпустить со мной Ала?

Лицо папаши удивлённо вытянулось.

– Зачем тебе Ал, Томаш? Собутыльник из него по малолетству никудышный, да я и не разрешу ему пить, – отец рассмеялся, довольный своей шуткой. Теперь уже удивился я – папаша редко смеётся.

– У меня ветром забор повалило, а один я никак не управлюсь. Надо, чтобы кто-нибудь подносил и держал доски. Работа несложная, вот я и подумал, что Ал с ней управится.

– Что, так много работы? – поинтересовался отец.

– Если Ал поможет, то до вечера управимся, – вздохнул дядька Томаш.

Глаза отца заблестели.

– До вечера? Ну, хорошо, Томаш! Как не помочь другу. Забирай мальчишку, пусть поработает. А может, всё-таки, выпьешь?

– Спасибо, Юлий, в другой раз. Джуди очень просила непременно починить забор.

Отец довольно хмыкнул и повернулся ко мне.

– Слыхал? Собирайся, и дуй к дядьке Томашу, поможешь ему!

– Но, па, – попытался возразить я. – Мне же после обеда надо в школу!

Отец довольно заулыбался:

– А ты не ленись, постарайся управиться побыстрее!

Он снова повернулся к Томашу:

– Инструмент у тебя найдётся? А то могу одолжить.

Дядька Томаш махнул рукой.

– Спасибо, Юлий, не надо. Инструменты есть, только пилу надо наточить, как следует. Я давно собирался, да всё некогда было.

– Ничего, Ал её живо наточит. А то и тупой поработает – ему не привыкать.

К этому моменту я уже искренне ненавидел дядьку Томаша. Вот и делай людям добро – они мигом на шею сядут! Зачем только я помогал ему собирать улиток? Пусть бы валялся себе в поле, никудышный пьянчужка! Ну, ничего! Если станет сильно донимать – сбегу, и всего делов. Небось, с одной ногой не догонит. А к вечеру наверняка наклюкается и даже не вспомнит про меня.

Успокоив себя такими мыслями, я сходил в сарай за напильником, захватил сумку с тетрадками и отправился вслед за дядькой Томашом. Он, хоть и прихрамывал, но шагал бодро. Я догнал его только на улице.

Дядька Томаш искоса взглянул на меня и хитро улыбнулся.

– Что, Ал, злишься на старого пьяницу?

– Нет, – буркнул я, даже не притворяясь, что говорю правду.

– Ничего! Посиди дома с Джуди, передохни. Твой отец совсем тебя заездил. А забор я и сам поправлю. Думаешь я не видел, как ты вчера надрывался с этими корзинами? Твой папаша совесть потерял, вот что я скажу.

Я только рот разинул. Ничего себе! Получается, дядька Томаш решил выручить меня от папаши.

– Спасибо, дядька Томаш! – с чувством сказал я.

– Тебе спасибо, мальчик, – отозвался он, бодро стуча деревяшкой по пыльной дороге. – Люди должны помогать друг другу.

– Расскажи, Ал – чем вы занимаетесь в школе? – спросил меня дядька Томаш.

Мы остановились возле церкви, чтобы дать немного передохнуть его культе.

– Учимся читать и писать. Но пока только палочки. Скоро и до букв доберёмся.

Дядька Томаш покачал головой.

– Всё, как в прежние времена. Я ведь тоже когда-то учился в школе у старого Орелла. И книги читать очень любил. А как закончил учёбу – так больше ни одной книги не прочитал. Не до того стало. На ферме работы всегда много, да ещё мы с Джуди поженились. И ребёночек должен был родиться.

Я не стал спрашивать, что случилось с ребёночком тёти Джуди. И так понятно, зачем тормошить больное место.

– Ладно, идём, Ал! – встрепенулся дядька Томаш. – Страсть как охота выпить холодного компота. А на обед Джуди приготовила такое жаркое – язык проглотишь!

Вот так я и попал в дом тёти Джуди и дядьки Томаша и научился делать глиняные горшки.

***

К тому времени, как я добрался до дома Лины, еда в животе немного утряслась, и мне полегчало. Я специально погромче хлопнул калиткой, чтобы хозяева слышали, что кто-то пришёл. На крыльцо вышел Петер.

– Здравствуй, Ал! – приветливо сказал он. – Зайди в дом, перекуси. Лина сейчас соберётся.

Я даже застонал. Кажется, сегодня мне грозит помереть от обжорства.

– Спасибо, Петер! Но я вот только поел!

Петер оценивающе глядел на меня и что-то прикидывал. Но, видно, решил пока ни о чём не расспрашивать. Да тут и Лина выбежала. Наверное, увидала меня в окно.

– Привет, Ал! Как хорошо, что ты за мной зашёл!

Два дня назад я не поверил бы, что мне будет приятно это слышать. А вот поди ж ты!

Моя физиономия сама собой расплылась в улыбке. Петер ещё раз внимательно взглянул на меня и немного успокоился. Всё-таки, переживает за дочку.

Лина мимоходом чмокнула отца в щёку, мы попрощались и выбежали за калитку.

Сегодня на Лине было простое белое платье с узором из крохотных лиловых цветов, вышитым по вороту. Волосы она собрала в тугой длинный хвост на затылке.

Не сговариваясь, мы вели себя как хорошие друзья, но не больше. Теперь у нас с Линой было время, так зачем его торопить? Пусть всё идёт, как идёт.

– Чем ты сегодня занимался, Ал? – спросила Лина. – Опять всё утро собирал улиток? Или удрал из дома?

– А вот и нет. Тётя Джуди учила меня делать горшки.

Я рассказал Лине, как дядька Томаш спас меня от папаши. Она звонко хохотала.

– Ты уж, наверное, думал, что не попадёшь сегодня в школу? Сильно разозлился?

– Ещё бы! Я уже прикидывал, как сбежать от Томаша, если всё обернётся худо.

– Ну, тебе не привыкать! А ты быстро бегаешь, Ал? Давай наперегонки до школы!

– Давай!

Мы мчались по жёлтой от пыли дороге. Лина легко вырвалась вперёд, я догонял. Её пятки так и мелькали, широкий подол платья хлестал по крепким икрам, волосы развевались за спиной.

Во мне бушевал азарт. Он захлёстывал меня с головой, словно внезапная волна неосторожного купальщика. В мире не осталось ничего, кроме хриплого дыхания, мелькающих кустов, больно бьющей по ступням жёлтой дороги и неистового стремления догнать. Настичь, схватить на бегу за крепкие плечи, развернуть к себе и…

Нас разделяло не больше пяти шагов. Лина выскочила на поляну, стремительной белой молнией пронеслась по ней и взбежала на крыльцо школы. Прижавшись спиной к двери, раскинула руки:

– Я первая! – задыхаясь, крикнула она. – Я первая!

Я вскочил на крыльцо. Глаза Лины расширились.

– Я гляжу, ты плоховато бегаешь, Ал! – раздался язвительный голос за моей спиной. – Даже девчонку догнать не можешь.

Я обернулся. Стип Брэндон сидел на скамейке и с кривой усмешкой смотрел на нас.

– Зато дерусь хорошо, – отдышавшись, ответил я. – Что тебе нужно, Стип?

– Хочу узнать – долго ты собираешься от нас прятаться? Всё равно ведь поймаем!

– Всё ещё злишься из-за книги, Стип?

– При чём тут книга? Ты разбил мне нос. А моего брата толкнул в костёр! И она его обидела!

Стип вскочил со скамейки и ткнул пальцем в Лину.

– Чем это, интересно?

– А то ты не знаешь! Все вы фермеры думаете, что мы хлам, дикари, ничего не стоим! А мы – Брэндоны!

Он распалялся всё больше. Тут к нам подошла Лина и взяла меня за руку.

– Пойдём в школу, Ал.

Она повернулась к Стипу.

– Передай своему брату, чтобы отстал от меня.

Я старательно выводил палочки. Сегодня Интен задал особые – с полукруглыми крючочками на обоих концах. Я почти улёгся на стол, изо всех сил стараясь, чтобы крючочки выходили одинаковыми. И вдруг краем глаза увидел быстрое движение Стипа и услышал сдавленный вскрик Лины.

Я подскочил, бросив перо. На листе расплылась чернильная клякса.

Лицо Лины побелело, она мелко дрожала и не отрывала взгляд от своей тетради. На листе, покрытом вязью аккуратных палочек, дёргал лапками умирающий мышехвост!

Не раздумывая, я смахнул его на пол. А потом схватил чернильницу и с размаха звезданул по тупо улыбающейся роже Стипа. Он схватился за лицо, залитое чернилами, и рухнул со стула. Раздались испуганные крики, пронзительно взвизгнула девчушка.

Не помня себя от ярости, я перепрыгнул стол и врезал гаду ногой в живот. Потом придавил коленями и вцепился в шею. Стип кряхтел и лягался, пытаясь оторвать от себя мои руки, но я только крепче наваливался на него сверху.

– Ал! – раздалось над ухом. Голос доносился глухо, словно я был под водой. – Ал!

Кто-то тянул меня за плечи, силясь оторвать от Стипа. Напоследок я успел ухватить его за рыжие, слипшиеся от чернил вихры и несколько раз ударить головой о пол. Потом меня завалили на спину.

Я увидел над собой круглое лицо Интена, его вытаращенные глаза.

– Ал! Ал, успокойся! – кричал он, прижимая мои плечи к полу.

– Отпустите, – выдавил я, тяжело дыша. – Отпустите, всё.

Интен внимательно посмотрел на меня и ослабил нажим.

***

Уже час я сидел в кабинете Интена. Стип так и не пришёл в себя – лежал на полу, запрокинув голову, и даже не стонал. Только дышал, всхлипывая. Интен повернул его набок, пытался привести его в сознание, но ничего не вышло.

Тогда учитель отправил ребят бегом искать доктора Ханса, а мне велел идти в кабинет.

Я сидел спиной к столу, равнодушно разглядывая книги, а на душе было паскудно, как в помойной яме. Ну, какого чёрта в жизни происходит такая дрянь? Что должно твориться внутри человека, чтобы он своими руками убил мышехвоста из злобы?

А если доктор Ханс не сможет помочь Стипу? Получится, что я его убил. Да какое, к чёрту, «получится»? Именно убил.

За спиной что-то тихо, монотонно шуршало. Я не обращал внимания на звук – мне было не до него. Шуршит себе – и пусть шуршит.

Открылась дверь, и вошёл Интен. Я даже не встал, только поднял на него глаза.

– Слава Создателю! – сказал учитель. – Стип пришёл в себя. Доктор Ханс сказал, что у него был обморок от нехватки воздуха и сотрясение мозга. Его уже повезли домой к доктору Хансу – пока полежит там под присмотром.

Интен обошёл стол и уселся в кресло. Пришлось повернуться к нему лицом.

– Что же мне с тобой делать, Ал? – строго спросил Интен.

– А со мной обязательно что-то делать? – спросил я.

Мне было всё равно. Стип жив – значит, я не убийца.

Интен поморщился.

– Ал, есть вещи, которые не исправишь насилием. Раньше погубишь себя.

Мы сидели и молчали. Я смотрел на раскрытый металлический чемоданчик, который лежал на столе учителя. Это он шипел. От чемоданчика тянулись два чёрных провода. Один исчезал за окном, а другой крепился к какой-то небольшой круглой штуке с решёткой на боку.

Вдруг шипение стихло. Мужской голос со странным металлическим призвуком чётко произнёс:

– Всем, кто меня слышит! Крейсер «Стремительный» вызывает Местрию! Всем, кто меня слышит! Ответьте крейсеру Галактической Федерации!

Второй раз за день я увидел, как глаза Интена стали круглыми. Он вцепился в ручки кресла и замер.

Глава 7

Интен схватил круглую штуку, к которой тянулся провод от чемоданчика.

– «Стремительный», это Местрия! «Стремительный», это Местрия! Слышу вас! – закричал он, поднеся её ко рту.

Но голос уже исчез, утонул в непостижимой пустоте. Чемоданчик снова шипел, негромко и монотонно.

– «Стремительный», ответьте Местрии! – ещё раз в отчаянии воскликнул Интен.

Держа чёрную штуковину в руке, он слепо смотрел сквозь меня. Было видно, что Интен лихорадочно думает о чём-то.

Внезапно он подпрыгнул в кресле, глаза блеснули.

– Говард! Надо сообщить Говарду!

Интен щёлкнул переключателем в чемоданчике и снова поднёс ко рту круглую штуку.

– Говард! Это Интен! Ответь, Говард! Срочный вызов!

Он повторял это снова и снова, нетерпеливо стуча ладонью по столу.

Наконец, чемоданчик отозвался.

– Что случилось, Интен? Неприятности с учениками?

Голос звучал словно издалека, преодолевая треск помех. Он был слышен куда слабее, чем сообщение «Стремительного».

– Говард! – отчаянно закричал Интен. – Я поймал сообщение с космического корабля! Крейсер «Стремительный» вызывает Местрию!

В чемоданчике что-то щёлкнуло, треск прекратился. Голос Говарда зазвучал близко и ясно.

– Интен, ты решил меня разыграть? Какой крейсер? – спросил Говард весело и уверенно. Я прямо увидел, как он улыбается.

– Послушай, Говард, я не шучу! – настойчиво повторил Интен. – Я только что слышал радиосообщение крейсера. У меня есть свидетель!

– На какой волне? – теперь голос Говарда звучал серьёзно. – Ты смог с ними связаться?

– Нет, – сказал Интен и произнёс несколько цифр.

– Я попробую поймать их сообщение, – сказал Говард. – Твой телескоп цел?

– Да.

– К вечеру буду у тебя.

Интен опустил руки на стол и уставился на меня.

– Ал! Мне надо… Хотя нет! Беги и найди пастора Свена и доктора Ханса. Скажи им, что на Местрию прилетел космический корабль.

До этого момента я сидел тихо, стараясь не привлекать внимание Интена, и внимательно ловил всё происходящее. Но теперь…

– Учитель Интен!

– Что?

– Можно я тоже приду к вам вечером?

Интен досадливо нахмурился.

– Нам будет не до тебя, Ал! Тем более, после того, что ты устроил сегодня…

Он посмотрел на меня и хлопнул ладонью по столу.

– Хорошо, приходи! Может быть, у Говарда получится тебя вразумить. И постарайся помириться с Стипом Брэндоном. Нам всем сейчас будет не до мальчишеских ссор.

– Хорошо, учитель!

Я спрыгнул со стула и выскочил за дверь.

Во дворе школы меня ждала Лина.

– Ал, как ты? Что сказал Интен?

– Он сказал, что я могу прийти вечером!

– Зачем? – удивилась Лина.

– Ох, чёрт! Прости, Лина! Ты же ничего не знаешь. На Местрию прилетел настоящий космический корабль! И я первый услышал их сообщение!

Не в силах сдержать чувства, я запрыгнул на скамейку и раскинул руки. Потом соскочил на землю.

– Бежим! Надо сказать пастору Свену и доктору!

– Погоди, Ал! Вот твоя сумка, возьми!

– Спасибо, Лина! Слушай, ты проголодалась? У меня есть кусок пирога. Тётя Джуди завернула с собой. Хочешь?

– Давай пополам?

Я развернул пирог, разломил его. Одну половину протянул Лине, от другой с удовольствием откусил сам.

– Ал, а что теперь будет? – спросила Лина. – Я имею в виду вообще, с Местрией?

– Не знаю, – я пожал плечами. – Но уверен, что всё будет хорошо.

Мы доели пирог и дружно зашагали по дороге в сторону посёлка.

Первым делом мы направились к церкви, благо, она ближе к школе, чем дом доктора Ханса.

Пастор Свен возился в палисаднике – пересаживал куст апельсиний. Чтобы подол рясы не мешал, он подвернул его и заткнул за пояс, обнажив полные волосатые ноги. Пасторская шляпа висела на сучке вороньей яблони.

– Пастор Свен! – закричал я издали. – Срочное дело!

Воткнув лопату в землю, пастор обернулся, увидел Лину и поспешно одёрнул рясу.

– Да, Ал, я сейчас! Только надену столу и возьму Библию. Что случилось? Кто-то умирает, или рожает?

– Пастор Свен, меня послал за вами учитель! На Местрию прилетел космический корабль!

Услышав это, пастор на мгновение поднял глаза к небу.

– Поддержи нас, Создатель!

Затем перевёл взгляд на меня.

– Спасибо, Ал! Я сейчас же иду к Интену.

Тут пастор посмотрел на куст апельсинии, который только что вытащил из земли. Лина исподтишка толкнула меня в бок локтем.

– Ал, помоги пастору!

Я перелез через забор и подхватил лопату.

– Где копать, пастор Свен?

Он показал мне место. Я принялся рыть яму, а пастор отправился за водой. Через пару минут яма была готова. Мы опустили в неё куст и присыпали корни землёй. Свен обильно полил их.

– Спасибо, Ал! Создатель не любит неоконченные дела. Давай, я полью тебе на руки. Вы со мной?

Я помотал головой.

– Нет, нам ещё надо найти доктора Ханса.

– Благослови вас Создатель, дети! А я побегу.

***

По счастью, доктор Ханс был дома. Я боялся, как бы нам не пришлось разыскивать его по всему посёлку. Ханс – единственный доктор в округе, и работы у него хватает.

Дом доктора самый большой в посёлке, не считая церкви. Это потому, что справа и слева к нему пристроены два крыла. В одном – комнаты для тяжёлых больных. В другом – родильное отделение. Так удобнее, чем бегать по пациентам из конца в конец посёлка.

Доктор вышел на крыльцо, вытирая крепкие руки полотенцем. Увидел меня и нахмурился.

– Что случилось, Ал? Ты ещё кого-то избил? Где этот несчастный?

Тут вмешалась Лина:

– Стип первый начал, доктор Ханс! Ал просто защищал меня.

Доктор укоризненно покачал головой.

– Зайдите в дом, оба. Мне надо с вами поговорить.

Затем повернулся и исчез за дверью. Мы с Линой пошли за ним.

В кабинете доктор предложил нам с Линой стулья.

– Садитесь! Расскажите подробно, что случилось в школе.

– Подождите, доктор Ханс! – вмешался я. – Нас послал Интен… учитель Интен. На Местрию прилетел космический корабль!

Доктор Ханс поднял правую бровь.

– Вот как? Это точно?

– Я сам слышал, как Интен говорил с ними через такую штуку…

– Радио. Это называется «радио», Ал. Люди с корабля уже высадились?

– Я не знаю. Наверное, нет.

Доктор Ханс почесал гладко выбритый подбородок.

– В любом случае, это может подождать.

– Но Интен просил вас срочно прийти к нему!

– Я отправлюсь после нашего разговора. А сейчас расскажите – что случилось в школе? Подробно и точно.

Мы начали рассказывать. Я с удивлением понял, что Лина запомнила намного больше подробностей, чем я сам. Доктор внимательно слушал и что-то записывал на большом листе бумаги. Иногда задавал вопросы:

– Значит, Стип не хотел мириться, вёл себя агрессивно? Ты говоришь, Ал, что мышехвост ещё дёргал лапами. То есть, Стип не просто принёс мёртвого зверька, а убил его прямо на уроке? Ты сильно бил его головой об пол?

Наконец, я решился спросить:

– А что с Стипом, доктор Ханс?

– Странная история, – покачал головой доктор. – Он пришёл в сознание. У него головокружение, тошнота. Это нормальные последствия сотрясения мозга. Он узнаёт людей, но ничего не помнит о драке. И тебя, Ал, он тоже не помнит. Я никогда не сталкивался с подобным. Возможно, сказалось нервное потрясение.

– А можно заглянуть к нему, доктор Ханс?

– Не сегодня, Ал. Ему надо окрепнуть. Кроме того, у него сейчас братья.

Конечно, мы с ними встретились. Едва мы с Линой спустились с крыльца, как из двери бокового крыла вышли Илия и Рыжий. Я не думал, что они начнут драку на глазах у доктора Ханса, но всё равно напрягся.

У Рыжего был подавленный вид. Я решил, что его потрясло то, что случилось с братом. Наше появление он как будто не заметил.

Зато Илия набычился и взглянул на Лину так, как… ну, в общем, не смотрят так на девушку, которую зовут замуж. Разве что, рассчитывают поскорее остаться вдовцом и получить наследство. А Лина отвернулась и сделала вид, что никакого Илии нет ни во дворе докторского дома, ни вообще на белом свете.

Потом Илия посмотрел на меня. Странно. Глаза у него были не злые, а какие-то мутные, словно у пьяного человека, или больной лошади. Я подумал, что наши с ним стычки далеко не закончены. И ещё подумал, что Стип напрасно меня забыл. Братец ему всё равно напомнит.

Так и не сказав ни слова, Илия повернулся и пошёл по улице. Рыжий поплёлся за ним.

– Что теперь, Ал? – спросила Лина.

– Мне нужно вернуться к Интену. Давай, я провожу тебя домой?

Как-то я очень быстро привык решать за двоих. За «нас», а не за себя. Странное ощущение. Лина иногда поправляла меня, но делала это незаметно. И всегда выходило лучше.

– Можно, я пойду с тобой? – мягко спросила Лина.

Вот и сейчас. А почему, собственно, нет? Интен не говорил, чтобы я приходил один.

– Пойдём вместе. Ты когда-нибудь видела космический корабль?

Мне хотелось отвлечь её от мыслей об Илии.

– Нет, – улыбнулась Лина.

– А я видел! – с таинственным лицом сообщил я.

– Где?

– Ночью на прошлой неделе. Он летал над Местрией и мигал красным и зелёным светом.

***

Дверь нам открыла Матильда.

– Они совсем ополоумели, – доверительно сообщила она. – Целый вечер сидят в комнате и разговаривают с железным ящиком. А ящик им отвечает.

Тут в коридор выглянул Интен. Волосы его были взъерошены сильнее обычного.

– Ал, Лина! Заходите! Мы установили связь с кораблём!

– Ужин будет через полчаса, – сказала Матильда. – И только попробуйте опоздать. Будете жевать свои книги вместо пирога, помяните моё слово!

Произнеся это ужасное пророчество, она гордо удалилась на кухню.

Тут из кабинета вышел ещё один человек. Высокий и сутулый, он немного напоминал моего папашу. Только у папаши выражение лица кислое, а этот человек глядел уверенно и спокойно. Лет ему было около сорока, может, немного больше.

– Интен, познакомь меня с твоими друзьями, – сказал человек, чуть улыбаясь.

Мне его улыбка сразу понравилась. Добрая и насмешливая, но не высокомерная. И взгляд внимательный. Сразу видно, что Говард – умный человек, но ум свой почём зря не выпячивает.

– Старший учитель Говард, – сказал Интен. – А это Ал и Лина, мои ученики.

– Ал? – спросил Говард. – Твою маму зовут Ани?

– Да, – удивлённо ответил я. – Вы её знаете?

– Немного.

– А почему вы – старший учитель? – спросила Лина.

– Он занимается подготовкой учителей для посёлков, – вместо Говарда ответил Интен.

– Тебе повезло, Ал, – повернулась ко мне Лина. – Мне кажется, он – именно тот, кто тебе нужен.

Брови Говарда изумлённо поднялись.

– Ты хочешь стать учителем, Ал? – спросил он.

Я замялся.

– Ну…

– Ладно, об этом поговорим позже. Проходите в комнату, – сказал Говард и посторонился. – Нам повезло присутствовать при историческом событии. Похоже, Местрию впервые посетили люди с другой планеты.

Штуковина, которую доктор Ханс назвал «радио», по-прежнему стояла на столе. Провод от неё все так же тянулся за окно.

– Это радиопередатчик на солнечных панелях, – пояснил Говард. – Такие передатчики были в каждой шлюпке. Но за двести лет уцелело не больше десятка.

Интен уселся в кресло и принялся осторожно крутить ручки передатчика. Говард пристроился напротив него на табурете, взятом, судя по всему, из кухни. Кроме них в кабинете никого не было – пастор и доктор уже ушли.

– Это очень простой прибор, – виновато сказал Интен, – настройки всё время сбиваются, приходится выставлять вручную.

– Зато надёжный, – твёрдо возразил Говард.

Интен ещё раз повернул ручку. Из динамика раздался негромкий треск. Непрерывное, монотонное шуршание. Я вдруг понял, что слышу голос пустоты. Шёпот космоса.

– «Стремительный», это «Местрия-один», ответьте, – важно сказал Интен, наклонившись к небольшому отверстию в корпусе передатчика. – «Стремительный», это «Местрия-один».

– Почему мы – «Местрия-один»? – шёпотом спросила Лина у Говарда.

Говард снова усмехнулся.

– Пока мы – единственные, кто сумел выйти на связь с кораблём. Но когда подключатся другие передатчики, не должно возникнуть путаницы. Поэтому у каждого передатчика свой позывной.

– «Местрия-один», это «Стремительный». Говорит третий помощник капитана, – внезапно отозвался динамик. – Капитан просил передать вам, что двое суток наш корабль будет двигаться по стационарной орбите. Научная группа хочет картографировать оба материка. О времени высадки сообщим дополнительно. Как поняли?

Голос звучал сухо, с металлическим призвуком. Третий помощник строил предложения, словно по учебнику. И ещё он забавно смягчал твёрдые звуки. На Местрии так никто не разговаривает.

– «Стремительный», понял вас, – волнуясь, отозвался Интен. Я заметил, что ему очень нравится быть радистом.

– «Местрия-один», конец связи.

– Конец связи.

Голос в передатчике умолк, а через минуту стих и треск динамика. Интен нажал кнопку на металлическом корпусе и откинулся в кресле. Говард глядел на нас, приподняв брови.

– А что такое стационарная орбита? – спросил я.

Не то, чтобы мне было интересно. Просто я растерялся и задал первый вопрос, который пришёл в голову. Говард перевёл взгляд на Интена.

– Полагаю, до физики вы в школе не добрались?

– Зачем фермерам физика, Говард? – усмехнулся Интен.

Говард снова посмотрел на меня.

– Это очень просто, Ал. Местрия притягивает корабль к себе. Но его скорость уравновешивает силу притяжения. Поэтому корабль не падает на планету, а летает вокруг неё. Если снизить скорость, то корабль упадёт. А если увеличить, то…

Он замолчал, предлагая мне продолжить мысль.

– Улетит?

Это сказал не я, а Лина. Вот же выскочка! Я хотел ответить то же самое, да не успел.

– Верно, – обрадовался Говард. – Вы хотите ещё о чем-то спросить?

Я немного подумал.

– Да. Что нам теперь делать?

Дверь распахнулась. В кабинет решительно вошла Матильда.

– Если вы немедленно не сядете за стол, мясо окончательно остынет, – сердито сказала она. – А пирог давно холодный.