Текст книги "История религии. Том 1"

Автор книги: Александр Мень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Письмо N 43). Неизвестно, научился ли оппонент философа краснеть, но,

очевидно, современные его интерпретаторы это свойство утратили. Основные

принципы метафизики Спинозы показывают, как далек был он от атеизма.

По выражению Спинозы, Бог – это "бесконечный Интеллект" (Там же.). Он

"мыслит Самого Себя" (Там же.). Если философ и считал Бога чем-то отличным

от духа, в то же время для Спинозы Он и выше материи. Хотя Спиноза иногда

ставил знак равенства между природой и Богом, это вовсе не означает, что

"природа" понимается им в материалистическом смысле. Скорее, она

тождественна "бытию" вообще. "Я считаю .Бога имманентною (как говорят)

причиною всех вещей, а не трансцендентною. Вместе с Павлом и, быть может, со

всеми древними философами, хотя и иным образом, я утверждаю, что все

находится в Боге и в Боге движется... Однако если некоторые полагают, что

Теолого-политический трактат основывается на той мысли, что Бог и природа

(под которой они понимают некоторую массу или телесную материю) суть одно и

то же, -они совершенно ошибаются" (Разрядка моя.-А. М.) (Спиноза Б.

Переписка. Письмо N 17).

Хотя Спиноза и не был христианином, но он утверждал, что "Вечная

мудрость Бога проявила себя во всех вещах, и особенно в человеческом духе, и

больше всего в Христе Иисусе" (Там же. Письмо N 73). Высшим достижением

человеческого духа Спиноза считал "интеллектуальную любовь к Богу" (Спиноза

Б. Этика. V, 32). Таков был этот "материалист и атеист". Мы уже не говорим о

глубокой религиозности, которая была свойственна Спинозе в жизни и которая

дает право причислять его к мистикам. "Бесконечное Божество было его

единственной любовью, – говорит В. Виндельбанд, – и энтузиазм к познанию Его

был его единственной страстью. Если существовал когда-либо человек, который

окончательно умертвил в себе потребности естественной жизни и оставил в ней

место для самой святой преданности бесконечному Божеству, то это был

Спиноза" (Виндельбанд В. Барух Спиноза. В приложении к кн.: Фулье А. Декарт.

М" 1894. С. 326).

Итак, когда Эйнштейн говорит, что он "верит в Бога Спинозы", то это

вовсе не может служить доказательством его атеизма, а как раз наоборот.

Ученый считал, что Бог проявляется в стройных закономерностях Вселенной. В

своей статье "Религия и наука" Эйнштейн восхищается трудом Кеплера и

Ньютона, которые изучали мир, веря в то, что он есть создание Творца. "Какая

для этого нужна глубокая вера в Разумное начало мироздания и какое страстное

стремление постичь хотя бы слабый отблеск Разума, претворенного в мире!" -

говорит Эйнштейн (Цит. по кн.: Зелиг К. Альберт Эйнштейн/Пер, с нем. М.,

1964. С. 39).

Как и Спиноза, Эйнштейн не был христианином. Но разве одного этого

достаточно, чтобы считать его атеистом? В таком случае, почему бы не

объявить материалистом Магомета или Маймонида?

Как и Спиноза, Эйнштейн высоко ценил христианскую религию. Резко

нападая на дух стяжательства, обуявший наше время, он писал, что невозможно

представить на бирже Иисуса. Хотя он и критиковал некоторые стороны

религиозной жизни, он был достаточно объективен, чтобы воздать должное

современной роли христианства. Во время борьбы с нацизмом Эйнштейн говорил:

"Я всегда надеялся, что немецкие ученые будут бороться за свободу. Я ошибся.

Но если ученые отказались от этой борьбы, то по крайней мере Церковь – и

католическая и протестантская – боролась за свободу. И эта борьба не должна

быть забыта" (Зелиг. Там же. С. 170).

К сожалению, многими это забыто, а иным никогда и не было известно.

Предубеждения сделали свое дело. Точно так же в силу предубеждений вместо

объективного изложения воззрений великих ученых мы столь часто имеем дело с

фальсификацией (См. приложение 8 – "Циолковский и атеизм").

Думается, что рано или поздно этот метод будет оставлен. В споре или

диалоге подобные "недозволенные приемы" не только не приносят пользы, но

лишь компрометируют тех, кто их применяет.

4. СОВРЕМЕННАЯ КОСМОГОНИЯ

"Мир бесконечен во времени и пространстве. Он не имеет пределов и

всегда существовал". Такова одна из краеугольных аксиом, с которой

современный атеизм выступает против религии. Материалисты полагают, что это

представление о Вселенной неизбежно "зачеркивает" Творца. Между тем, как мы

видели, религиозное мировоззрение легко может допустить, что творение есть

вневременная категория, что бесконечный и безначальный Бог является

Первопричиной Вселенной, бесконечной во времени и пространстве. К этому,

например, склоняется современный выдающийся богослов А. Сертийянж

(Sertillanges A. D. L'idee de la creation et ses retentissements en

philosophic. Paris, 1945. P. 40).

Однако не религиозные идеи, а само развитие естествознания поставило

под сомнение эту аксиому материализма.

В 1922 году советский ученый А. А. Фридман предложил свое решение

эйнштейновского уравнения. Из этого решения вытекало, что Вселенная

расширяется и представляет собой нечто замкнутое (Фридман А. А. Мир как

пространство и время. М., 1965. С. 102). Через три года после этого

бельгийский математик аббат Леметр выдвинул аналогичную теорию, в которой он

говорил о Первоатоме и о первоначальном взрыве, родившем сферическую

Вселенную (Леметр Г. Расширяющаяся Вселенная. – Мироведение. Т. XXIV. 1930,

N 4. С. 225).

Математические расчеты были скоро подтверждены наблюдениями. Согласно

"принципу Доплера", воспринимаемая нами длина волны света зависит от

движения тела. Если это тело приближается к нам, то происходит смещение к

фиолетовому краю спектра, если удаляется от нас – то к красному. По этому

"красному смещению", как доказал Хаббл, мы можем определять скорость

движения светящегося тела (Джонс Г., Ротблит Дж., Уитро Г. Атом и Вселенная/

Пер. с англ. М., 1961. С. 238).

Уже в 1917 году было отмечено, что наблюдаемые астрономами галактики

дают эффект "красного смещения". Вслед за этим последовал ряд открытий,

показавших, что чем дальше от нас расположены галактики, тем быстрее они

"убегают". Некоторые из них несутся со скоростью до 60 000 км в секунду.

Обратный расчет позволил определить и возраст Вселенной. Он оказался

равным нескольким миллиардам лет. Таким образом, вычисления и наблюдение

сомкнулись. Теория расширяющейся Вселенной была признана Эйнштейном

(Эйнштейн А. Сущность теории относительности/ Пер. с нем.), А. Эддингтоном

(The Expanding Universe. 1948), Г. Гамовым и рядом других выдающихся ученых.

Эта теория объяснила также "парадокс Олберса". Согласно этому парадоксу

замкнутое пространство исключает возможность ночи на Земле. Миллион солнц

сияют во Вселенной. "Свет от этих солнц вынужден вечно обходить Вселенную,

изгибая свою траекторию в соответствии с местными искривлениями

пространства-времени. В результате ночное небо было бы освещено так же ярко,

как в случае бесконечного количества солнц. Понятие расширяющейся Вселенной

очень просто устраняет этот парадокс. Если далекие галактики уносятся от

Земли со скоростями, пропорциональными расстоянию до них, то полное

количество света, достигающего Земли, должно уменьшаться" (Гарднер М. Теория

относительности/ Пер. с англ. М., 1965. С. 67).

Артур Эддингтон считает, что расширение может привести к рассеиванию и

гибели Вселенной. Другие предполагают, что за расширением последует обратное

движение. Английский астроном Фредерик Хойл одно время отстаивал гипотезу,

согласно которой в противовес расширению и рассеиванию материя непрерывно

возникает вновь в виде атомов водорода. Это возникновение идет необыкновенно

медленно, так как, по подсчетам Хойла, если бы один атом водорода

образовывался в пространстве, равном по размеру ведру, раз в 10 миллионов

лет, то этого было бы достаточно для поддержания равновесия во Вселенной. Но

как возникают эти атомы водорода, откуда появляется материя? "Она появляется

ниоткуда, – отвечает Хойл, – материя просто возникает – она создается. В

одно время различные атомы, составляющие вещество, не существуют, а в более

позднее время они существуют" (The Nature of Universe. Oxford, 1950. P.

125). В настоящее время Хойл постепенно отходит от своих взглядов, и перевес

получает теория расширяющейся Вселенной (См.: Гинзбург В. Л. Как устроена

Вселенная и как она развивается во времени. – "Наука и жизнь". 1968, N"

1-3.; Зельдович Я. 1)., Новиков И. Д. Современные тенденции в космологии. -

"Вопросы философии". 1975, N 6.).

Однако, какую бы из двух наиболее распространенных теорий мы ни

приняли, ни та, ни другая не подтверждают аксиомы материализма. Более того,

его ошибка заключается в переведении вопроса о Первопричине непосредственно

в план естествознания. Между тем, как говорит А. Эддингтон, "вопрос о

Первопричине представляет, по-видимому, непреодолимые трудности, если мы

открыто не признаем его относящимся к области надприродного". "Физическое"

истолкование вопроса о Первопричине сказалось и на отношении сторонников

атеизма к новой космогонии. Первая их реакция была: отрицать, отрицать во

что бы то ни стало. Например, в книге И. П. Барабашева "Борьба материализма

и идеализма в современной космогонии", выпущенной Ленинградским

университетом в 1952 году, говорилось'. "Буржуазная астрономия, переживающая

глубочайший кризис, находится в состоянии застоя и идейного загнивания.

Особенно наглядно это проявляется в усилении мистики и поповщины в области

современных космогонических и космологических "теорий", ныне прямо и открыто

смыкающихся с теологией. Ярким свидетельством этого может служить широкая

проповедь в буржуазных странах реакционно-мистических идей о конечности

Вселенной, о "расширяющейся Вселенной", мракобеснические рассуждения

Эддингтона, Джинса, Милна, Эйнштейна и др. о конечности мира, призывающих

"научно" обосновать библейский миф" (С. 94). Таким образом, в "мракобесы"

попали наиболее выдающиеся ученые XX века. Но уже через несколько лет

пришлось постепенно менять позиции. Правда, делались попытки найти

какое-нибудь иное объяснение "красному смещению" (См.: Мелюхин С. Т.

Проблема конечного и бесконечного. М., 1958. С. 195). Но безуспешно. Оно

становилось понятным только в свете принципа Допплера. Когда это стало

ясным, начали очень осторожно и с оговорками принимать теорию расширения. Ей

старались придать такую форму, которая не противоречила бы аксиоме диамата.

Стали утверждать, что расширяется не Вселенная, а некая Метагалактика, что

за ее пределами, то есть за пределами Вселенной, может быть другая

Вселенная, которая не расширяется (Всехсвятский С., Казютинский В. Рождение

миров. М" 1961. С. 144). В конце концов эта теория прочно вошла как в

научную, так и в популярную литературу. Академик Амбарцумян в одном своем

выступлении говорил: "Удаление галактик друг от друга, расширение

Метагалактики, является интереснейшим фактом, который должен найти свое

объяснение. Одно время было очень много шума, особенно за границей, по

поводу расширения системы галактик. В этом пытались увидеть что-то необычные

(!). И, как правило, все сводили к Богу. Действительно, явление расширения

Метагалактики – это один из многих очень глубоких и трудных вопросов,

относящихся к тому, как устроена реальная Вселенная". (Амбарцумян В. А. Мир

далеких галактик. – "Наука и жизнь". 1963, N 3. С. 86).

Теперь уже больше не пытаются дать иное истолкование "красному

смещению". Советские астрономы признали допустимость теории расширяющейся

Вселенной. Однако, чтобы спасти парую аксиому, продолжают называть Вселенную

Метагалактикой и строить фантастические предположения о какой-то другой

Вселенной за пределами нашей. Против этого предположения ничего возразить

нельзя, так как оно основано не на данных науки, а на чисто догматических

предпосылках.

Впрочем, могут сказать, что и религия исходит из ряда догматических

принципов. Но при этом забывают, что в этом случае источник догмата ясен.

Когда библейский пророк учит о Едином Боге, он опирается на духовное

постижение, на Откровение. Материализм же, который отрицает Откровение,

ставит свои догматы в положение крайне сомнительное. Они повисают в воздухе

и скорее являются тормозом для естествознания, чем стимулом к его развитию.

В заключение остается указать на утверждение материалистов, что

сотворение мира невозможно, даже если и признать целиком теорию

расширяющейся Вселенной. Так, известный астрофизик И. Шкловский пишет: "Если

вывод о том, что 12 миллиардов лет назад в с я (Разрядка моя. – А. М.)

Вселенная представляла собой сверхплотную ядерную каплю, является правильным

(а это, по-видимому, так), всякие рассуждения о "начале" и тем более

"сотворении" мира являются ненаучными... Излишне подчеркивать, что в

условиях такой Вселенной – сверхплотной капли – никакая жизнь невозможна"

(Шкловский И. С. Вселенная, жизнь, разум. М., 1965. С. 75).

Автор совершенно прав, когда говорит, что тайна творения не может быть

освещена с позиций науки. Здесь ее методы неприложимы. Но ссылка на

"невозможность жизни" как на аргумент против творения – явно несостоятельна

и даже нелепа. Уж не думает ли Шкловский, что для сверхприродной творческой

Силы нужны какие-то особые физические усилия? Если природа первоатома

такова, что в нем невозможна биологическая жизнь, то какое отношение это

может иметь к духовному плану бытия?

5. К ВОПРОСУ О МИРОСОЗЕРЦАНИИ ЧАРЛЗА ДАРВИНА

Роль дарвинизма в умственной борьбе истекших ста лет весьма

существенна. Мы уже говорили о том, как соотносятся между собой учения о

творении и эволюции (Гл. V). Ниже будет рассмотрен вопрос о миросозерцании

самого Дарвина. Одни считают его верующим, другие – атеистом. Кто же прав?

Материалы, которыми мы располагаем, мало удовлетворяют в качестве

"психологического документа". Английская сдержанность и особенности личного

свойства помешали Дарвину оставить после себя свидетельства о своей

внутренней сокровенной жизни. Однако в "Автобиографии", сочинениях, письмах

и записных книжках есть достаточный материал, чтобы составить представление

о некоторых факторах, которые определили мировоззрение Дарвина.

x x x

Чарлз Роберт Дарвин (1809-1882) родился в состоятельной английской

семье в Шрусбери. Мать его умерла, когда мальчику было 8 лет, и невозможно

судить, в какой степени она оказала влияние на его развитие.

Отец Дарвина был врачом. Человек незаурядный и проницательный, он

пользовался среди своих пациентов большим авторитетом, "словно какой-нибудь

духовник": давал советы, успокаивал, устраивал семейные дела. Многие, в том

числе и сам Дарвин, утверждали, что он обладал способностью угадывания

мыслей. При всем этом он был атеист и масон*.

* Масонство – международный союз, зародившийся среди деистов в XVII в.

Ставит своей целью объединение людей независимо от сословия, нации и

убеждений. Возник как своею рода соперник Церкви.

Дарвин буквально благоговел перед отцом, но в интеллектуальном

отношении почти ничего не получил от него. Отец, вероятно, не стремился – по

крайней мере, вначале – прививать сыну свои взгляды. Характерно, что

впоследствии Дарвин, размышляя о посмертном воздаянии, особенно огорчался

при мысли об участи отца и брата (тоже неверующего).

Сразу же после смерти матери Чарлза отдали в школу Батлера, где он

проводил большую часть времени. По собственным словам, в детстве Дарвин

отличался живой фантазией, наивной непосредственностью и отзывчивостью. В

обществе сверстников он чувствовал себя хорошо. "Среди товарищей по школе, -

вспоминает он, – у меня было много друзей, которых я горячо любил, и я

думаю, что мои привязанности были тогда очень сильными" (Дарвин Ч.

Воспоминания о развитии моего ума и характера: (Автобиография)/ Пер. с англ.

М" 1957. С. 61; далее: Автобиография). В свою очередь, Чарлз располагал к

себе людей и внушал симпатию.

В те годы любимыми его писателями были Вальтер Скотт, Байрон, Мильтон,

Шекспир. Сельские пейзажи, равно как и оды Горация, приводили его в

неописуемый восторг. Он обладал плохим слухом, однако мог наслаждаться и

музыкой.

Довольно рано проявилась у Дарвина любовь к коллекционированию и

наблюдению над природой. Примечательно, что вначале он считал возможным

собирать только мертвых насекомых, не решаясь кого бы то ни было лишать

жизни. Он был очень чуток к страданиям животных.

Этому периоду жизни соответствовала детская чистая вера. Дарвин

вспоминает, что, опаздывая в школу, он всегда бежал и горячо молился о том,

чтобы поспеть вовремя (Автобиография. С. 45).

К сожалению, школа не могла развить тех положительных задатков, которые

имел Дарвин. Преподавание было старомодным, "стереотипным и бессмысленным",

как отмечал впоследствии сам ученый. Всякое занятие естественными науками

порицалось, а скучное изучение мертвых языков не вырабатывало ничего, кроме

отвращения к ним. Разумеется, и в плане религиозном школа дала очень мало,

как это часто бывало в учебных заведениях такого типа.

С 1825 года Дарвин начал проходить курс медицинских наук в Эдинбурге,

но вскоре почувствовал, что не имеет призвания к профессии отца. Операции

приводили его в ужас, так же как и модные тогда кровопускания. Он все больше

тяготел к уединенным прогулкам, спорту и охоте.

Когда Дарвину пошел 16-й год, собственного миросозерцания у него еще не

сложилось, хотя многие люди в этом возрасте как бы заново открывают и

осмысляют то, о чем узнали от родных и учителей. Вещи, которые раньше

принимались на веру как отвлеченная теория, становятся реальностью через

живой личный опыт. Этот перелом охватывает огромный круг вопросов, и

особенно важен он для веры.

По всей вероятности, в юношеском возрасте у Дарвина не произошло

открытия веры для себя.

В силу "бессознательного" и "доверчивого" подхода к общепринятой

религии Дарвин долгое время не касался анализа мировоззренческих вопросов.

Впервые он задумался над ними после двухлетнего пребывания в Эдинбурге.

Отец, убедившись, что врач из него не выйдет, и опасаясь, что юноша

превратится в бездельника, предложил сыну избрать карьеру священника. Будучи

неверующим, он тем не менее полагал, что это даст Чарлзу прочное положение в

обществе. "Я попросил, – вспоминает Дарвин, – дать мне некоторое время на

размышление, потому что на основании тех немногих сведений и мыслей, которые

были у меня на этот счет, я не мог без колебаний заявить, что верю во все

догматы англиканской церкви; впрочем, с другой стороны, мысль стать сельским

священником нравилась мне. Я старательно прочитал поэтому книгу Пирсона "О

вероучении" и несколько других богословских книг, а так как у меня не было в

то время ни малейшего сомнения в полной и буквальной истинности каждого

слова Библии, то я очень скоро убедил себя в том, что наше вероучение

необходимо считать полностью приемлемым. Меня, однако, поражало, насколько

нелогично говорить, что я верю в то, чего я не могу понять и что фактически

не поддается пониманию. Я бы мог с полной правдивостью сказать, что у меня

не было никакого желания оспаривать ту или иную догму, но никогда я не был

таким дураком, чтобы чувствовать или говорить: "Credo quia incredibile"*.

(Автобиография. С. 73).

_____________________________________________

* Верую, потому что – невероятно.

Эти очень характерные признания дают нам ключ к вопросу о религиозности

Дарвина в студенческие годы. Из них следует, что и в это время христианство

оставалось для него абстрактной доктриной.

Правда, несколько лет спустя во время своего путешествия на "Бигле" при

виде девственного тропического леса он испытал мистическое чувство Бога.

(Дарвин Ч. Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль"/ Пер. с

англ. М., С. 525). Но это было лишь смутное чувство, которое не получило

развития.

В 1828 году Дарвин поступил в Кембриджский университет, чтобы по

окончании его стать священником. В университете его биологические занятия

продолжались и знания увеличивались. Этому способствовало влияние пастора

Генсло – страстного ботаника. Генсло обладал обширными сведениями и был

неутомимым наблюдателем. Он отличался истинным благочестием и приводил всех

знавших его в восхищение своей отзывчивостью, добротой и честностью. Пастор

так подружился с молодым Дарвином, что последнего вскоре стали называть:

"Тот, кто гуляет с Генсло". Другим человеком, имевшим на Дарвина влияние,

был пастор Седжвик – профессор геологии. Оба священника во многом

способствовали углублению в юноше интереса к научным исследованиям, но,

по-видимому, проглядели пробелы в его духовном развитии.

В январе 1831 года Дарвин сдал выпускные экзамены и имел право получить

приход. Но в августе ему предлагают принять участие в кругосветном плавании

на "Бигле". Он дает согласие, и таким образом вопрос о пасторской работе

"умер сам собой".

Экспедиция, длившаяся пять лет, стала для Дарвина большой школой знаний

и опыта. Непроходимые дебри, дикари-людоеды, необыкновенные животные и

растения, смертельные опасности, встречи с людьми многих стран – все это в

избытке заполняло годы путешествия. Именно тогда Дарвин "открыл" для себя

эволюцию. Он и раньше слышал об этой теории (к тому времени достаточно

известной), но она была для него не более понятна, чем догматы англиканского

исповедания. Но теперь целый ряд убедительных фактов (ископаемые Америки,

фауна Галапагосских островов, наблюдения, подтвердившие геологическую теорию

Лайеля) сделали для него эволюцию очевидной.

Сопоставляя религиозную догму, как он усвоил ее из книг, с научными

данными, Дарвин утратил веру в Откровение. В результате он счел возможным

определить свое кредо как теизм, или, точнее, деизм*. Наступил второй период

в истории его миросозерцания.

_____________________________________________

* То есть понятие о Боге как о неведомой Первопричине, Которая, создав

мир, не оказывает на нею никакого воздействия.

x x x

После возвращения Чарлза в Англию отец заметил ухудшение его здоровья

(тяжелая астения угнетала Дарвина до конца дней); поэтому он настоял на том,

чтобы сын отказался от какой-либо постоянной службы.

Предоставленное ему свободное время Дарвин целиком отдал обобщению

научных фактов, собранных в экспедиции и почерпнутых в литературе. Он

занялся проблемами зоологии и вскоре вплотную подошел к загадке изменчивости

живых существ.

Задумывался он и над религиозными вопросами. Буквальное понимание

Библии, которое было тогда почти единственным, в конце концов заставило его

полностью разувериться в Ветхом Завете. Что же касается Евангелий, то

достоверность их вызывала у него большие сомнения. "Но я отнюдь не был

склонен отказываться от своей веры, – писал он в 1876 году, – я убежден в

этом, ибо хорошо помню, как я все снова и снова возвращался к фантастическим

мечтам об открытии в Помпеях или где-нибудь в другом месте старинной

переписки между какими-нибудь выдающимися римлянами или рукописей, которые

самым поразительным образом подтвердили бы все, что сказано в Евангелии. Но

даже и при полной свободе, которую я предоставил своему воображению, мне

становилось все труднее и труднее придумать такое доказательство, которое в

состоянии было бы убедить меня" (Автобиография. С. 99). Ученый искал для

веры таких же осязаемых аргументов, какие легли в основу его биологических

гипотез. На склоне лет Дарвина Э. Эвелин спросил его, почему он отошел от

религиозного учения. "Потому, что я не нашел доказательств в его пользу", -

ответил он.

В 1839 году Дарвин женился, а через три года навсегда переселился в

имение Даун. К этому времени у него уже был сделан набросок собственной

эволюционной теории. Кроме наблюдений, она была в большой степени обязана

работам английского пастора и экономиста Мальтуса, который считал, что на

Земле рождается больше людей, чем планета способна прокормить.

Обладая осторожным методическим мышлением, Дарвин долго не решался

публиковать свои выводы. Однако, получив от Алфреда Уоллеса статью, где тот

излагал идею отбора, к которой пришел независимо от своего коллеги, Дарвин

понял, что время настало.

24 ноября 1859 года в лондонских магазинах появилась его книга

"Происхождение видов".

Когда Дарвин сформулировал и обосновал свою теорию отбора, выдвинув его

в качестве главного фактора эволюции, он предвидел, что ее расценят как

безбожную. Ее острие было направлено против популярного тогда креационизма.

Согласно этому взгляду следовало считать, что Творец непосредственно

"смонтировал" и хоботок мухи, и глаз стрекозы. Часто именно на таком

представлении строили телеологическое* доказательство бытия Божия.

* От греч. "телос" – цель.

Для Дарвина, который изучал это доказательство по книге У. Пэйли "A.

View of the Evidence of Christianity", после исследования фактов стала

неприемлема теория непосредственного творения. "Мы уже не можем, – пишет он,

– более утверждать, что, например, превосходно устроенный замок

какого-нибудь двухстворчатого моллюска должен быть создан неким разумным

Существом, подобно тому, как дверной замок создан человеком" (Автобиография.

С. 100). Однако, разумеется, это не было для Дарвина причиной отрицать

Творца вообще. Хотя бы и теоретически, но он признавал необходимость

разумной Первопричины мира.

В этом Дарвин следовал своему учителю, геологу Чарлзу Лайелю, который

считал вполне соединимыми эволюционную теорию и модифицированный

креационизм. Вскоре после выхода "Происхождения видов" Лайель писал Дарвину:

"Я думаю, что старое слово "сотворение" необходимо почти так же, как и

прежде, но оно, конечно, принимает уже новый вид (Разрядка моя. – А. М.),

если принять взгляды Ламарка, улучшенные Вами" (Lyell Ch. Life, Letters and

Journals. V. II. London, 1881. P. 364).

"Трудно, – писал сам Дарвин, – и даже невозможно представить себе эту

необъятную и чудесную Вселенную, включая сюда и человека с его способностью

заглядывать далеко в прошлое и будущее, как результат слепого случая или

необходимости. Размышляя таким образом, я чувствую себя вынужденным

обратиться к Первопричине, которая обладает интеллектом, в какой-то степени

аналогичным разуму человека" (Автобиография. С. 104).

Свое "Происхождение видов" Дарвин кончает словами: "Есть величие в этом

воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в

одну или незначительное число форм; и между тем как наша планета продолжает

описывать в пространстве свой путь согласно неизменным законам тяготения, из

такого простого начала возникли и продолжают возникать несметные формы,

изумительно совершенные и прекрасные" (Дарвин Ч. Происхождение видов. М"

1935. С. 591).

Но чем был этот Творец для Дарвина? Бессодержательным понятием,

гипотезой, которая ни в коем случае не может быть названа религией. Бог не

был реальным для него. В результате ученый все чаще стал склоняться к мысли,

что "тайна начала всех вещей неразрешима для нас" (Автобиография. С. 105).

Он говорил так, как чувствовал, а он чувствовал, что тайна Бога закрыта для

него. Правда, он пытался проложить путь к ней через спекулятивное мышление и

"здравый смысл", но это была попытка с негодными средствами. "Я навеки

застрял в болоте, без надежды выбраться из него", – писал он Грею.

x x x

В последний период жизни (1860-1882) Дарвин считал себя уже агностиком,

то есть человеком, для которого вечные вопросы остаются открытыми.

Главная причина его перехода на эти позиции крылась не столько в

умственных сомнениях (которые были у него и раньше, когда он называл себя

теистом), сколько в общем душевном состоянии. Сам ученый с присущей ему

добросовестностью описал его как некое эмоциональное очерствение.

"До тридцатилетнего возраста или даже позднее мне доставляла большое

удовольствие всякого рода поэзия... Я находил большое наслаждение в живописи

и еще больше – в музыке. Но вот уже много лет, как я не могу заставить себя

прочитать ни одной стихотворной строки; недавно я пробовал читать Шекспира,

но он показался мне невероятно, до отвращения скучным. Я потерял также вкус

к живописи и музыке... Эта странная, достойная сожаления утрата высших

эстетических вкусов тем более поразительна, что книги по истории, биографии,

путешествия и статьи по разным вопросам по-прежнему продолжают интересовать

меня. Кажется, что мой ум стал какой-то машиной, которая перемалывает

большие собрания фактов в общие законы... Утрата этих вкусов равносильна

утрате счастья" (Автобиография. С. 147).

Естественно, что подобное состояние духа не оставляло места для каких

бы то ни было религиозных переживаний. "В своем "Дневнике", – говорит

Дарвин, – я писал, что "невозможно дать сколько-нибудь точное представление

о тех возвышенных чувствах изумления, восхищения и благоговения, которые

наполняют и возвышают душу", когда находишься в самом центре грандиозного

бразильского леса. Хорошо помню свое убеждение в том, что в человеке имеется

нечто большее, чем одно только дыхание его тела. Но теперь даже самые

величественные пейзажи не могли бы возбудить во мне подобных убеждений и

чувств" (Там же. С. 103). "Понемногу закрадывалось в мою душу неверие, и в

конце концов я стал совершенно неверующим" (Там же. С. 99).

Тем не менее в письме к Фордайсу он утверждает: "В самые крайние

моменты колебаний я никогда не был атеистом (Разряда моя. – А. М.) в том

смысле, чтобы отрицать существование Бога".

6. БИОЛОГИЧЕСКИЙ ПРЕДОК ЧЕЛОВЕКА

В свое время Эрнст Геккель – энергичный пропагандист дарвинизма -

построил схему эволюции человека, состоящую из 22 стадий. Но постепенно

стало выясняться, что почти ни одна из них не соответствует

действительности. Между тем с конца прошлого века антропология вышла из

сферы произвольных гаданий и приступила к активным поискам ископаемого

предка человека. Особенно заманчивым было найти так называемое "недостающее

звено", которое связывало бы человека и обезьяну.

На первых порах раскопки, казалось, принесли то, чего от них ожидали. В

1892 году на о. Ява Э. Дюбуа нашел кости существа, которое окрестили

"обезьяночеловек прямостоящий" – Pitecantropus Erektus (См. статью Э. Дюбуа

о находке питекантропа в сб. "Эволюция человека". М., 1924). В 1911 году в

Англии обнаружили обломки черепа и челюсти с явно обезьяньими чертами. Их

объявили принадлежащими "Человеку зари", эоантропу. В 1924 году в Африке Р.

Дарт открыл череп обезьяны с чертами, сближающими ее с человеком. Ее назвали

"южной обезьяной", австралопитеком (Dart R.A. Australopithecus africanus.

The Man Ape of South Africa. – Nature. Februari, 7. P. 191). И наконец, в

1927 году в Китае, близ Пекина, были найдены череп и кости очень похожего на

питекантропа существа, названного синантропом (Teilhard de Chardin P. La

decouverte du Sinantrope. – Etudes. 5 июля 1937. cm. также: Py-кан У.,