Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Её слова подтвердили мои подозрения. Теперь нужно было перейти от общего факта к конкретике, но её состояние было нестабильным.

– Хорошо, – сказал я, снова присаживаясь на край койки. Мой тон стал мягче, как у врача, работающего с травмированным пациентом. – Расскажите мне о них. Где они?

Она моргнула несколько раз, пытаясь сфокусировать затуманенный взгляд на моём лице.

– В большом зале, – пробормотала она, её голос был тихим и неуверенным. – Там, где проходило собеседование. Мы все там… ждали своей очереди.

Я активировал некро-зрение, фокусируясь не на органах, а на тонкой архитектуре её нервной системы. Картина была ясной. Следы барбитуратов создавали характерные завихрения в потоках Живы, текущих по нейронным путям – классическая картина наркотической интерференции.

Но главное я увидел в области её гиппокампа, отдела мозга, отвечающего за формирование долговременной памяти. Потоки энергии там работали с перебоями, как старый синематограф. Короткие вспышки осознанности… и снова откат к одной и той же зацикленной картинке.

Временная петля.

Классический симптом длительного воздействия седативных препаратов, подавляющих функцию гиппокампа. Мозг, неспособный формировать новые воспоминания, раз за разом возвращается к последнему яркому, эмоционально заряженному событию перед началом химического воздействия. Она была заперта не только в этой комнате. Она была заперта в одном-единственном моменте своего прошлого.

– Анна, – произнёс я ровным, спокойным голосом. – Послушайте меня внимательно. Вы сейчас не в зале ожидания. Вы находитесь в тайной комнате за кабинетом главврача. Собеседование давно закончилось.

Она нахмурилась, её взгляд выражал полное недоумение. Её мозг отчаянно сопротивлялся информации, которая не вписывалась в его зацикленную программу.

– Но… это невозможно. Я же только что была там. Я видела девушек. Светлана плакала, а Маша пыталась её успокоить. Мы сидели на деревянных скамейках… там пахло свежим лаком и чьими-то духами.

Её показания были бесценны, но абсолютно ненадёжны. Она была ключом к местонахождению других жертв, но её разум – повреждённым, зацикленным архивом.

Просто вывести её отсюда было нельзя – в таком состоянии она могла наделать глупостей и поднять тревогу. Моя задача усложнилась: мне нужно было не просто спасти остальных, но и как-то «перезагрузить» её сознание, не вызвав при этом необратимых повреждений.

Я сменил тактику.

– Анна, – сказал я, меняя тон на более деловой. – Расскажите мне об этом зале. Опишите девушек, которых вы там видите. Каждая деталь, каждая мелочь может быть важна.

Охота на «коллекцию» Морозова началась. И моим единственным проводником была пациентка, застрявшая во времени.

Костомар стоял неподвижно за моей спиной, но я услышал тихий, сухой щелчок – звук костяных суставов, сжимающихся под нечеловеческим давлением. Он понял. Понял всё без слов.

– Я ем грунт, – произнёс он, и это был не вопрос и не утверждение. Это был низкий, вибрирующий звук, похожий на скрежет камней глубоко под землёй. Холодная, абсолютная ярость.

Даже для меня, Архилича со стажем, существовали границы. От моей руки падали легионы. Но это была война. Это была политика. Это было выживание вида. Я никогда не опускался до того, чтобы ломать беззащитных ради садистского удовольствия.

Власть, построенная на страхе и насилии – это власть рабовладельца, признак фундаментальной слабости. Она хрупка и требует постоянного контроля. Настоящая власть – это когда сильнейшие следуют за тобой добровольно, не из страха, а из уважения к твоей силе и мудрости. Мои личи, мои рыцари смерти – они служили мне, потому что видели во мне порядок и цель.

Я смотрел на дрожащую Анну и ставил диагноз её мучителю. Морозов – не властитель. Он – паразит. Мелкая, трусливая тварь, упивающаяся страданиями тех, кто слабее. Он не строит империю. Он коллекционирует бабочек, предварительно оторвав им крылья.

– Я ем грунт? – Костомар сделал едва заметный шаг к двери, его пустые глазницы были вопросительно устремлены на меня. Он – оружие, ожидающее команды.

– Нет, – покачал я головой, кладя руку на его костяное плечо, чтобы остановить. – Эмоции – плохой советчик в тактике. Наша первая цель – эвакуация заложников.

– Я ем грунт, – кивнул Костомар, давая понять, что готов в любую секунду броситься, найти похитителя и разорвать его. Однако для Морозова у меня была приготовлена куда более изощрённая участь. Смерти он не заслуживал. Пока.

Я посмотрел на Анну.

– Сначала спасаем невинных. Месть подождёт.

Мой тон не оставлял места для возражений. Это был не отказ. Это была отсрочка приговора.

Я смотрел на Анну, и холодный расчёт вытеснил первоначальную ярость.

Морозов был много кем, но он точно не был дураком. Соискательницы на должность младшего медицинского персонала. Девушки из провинции, приехавшие в столицу за мечтой о лучшей жизни.

Без влиятельных родителей, без связей, без денег на хороших адвокатов. Их исчезновение легко списать на суету большого города. Сбежала с ухажёром, нашла другую работу, вернулась домой, не предупредив. Идеальные жертвы – невидимые, безгласные. Умно. Отвратительно, но с тактической точки зрения – безупречно.

Проблема была не в Морозове. И не в том, как спасти девушек. Проблема была во мне.

Сейчас я – ординатор на испытательном сроке. Формально – взломщик, находящийся в личных апартаментах главврача в четыре часа утра. Если я просто выведу отсюда девушек, Морозов не будет кричать о похищении. Он умнее.

Он заявит о взломе с целью кражи документов для шантажа. Девушек он представит как пациенток из частного крыла, которых я, воспользовавшись их невменяемым состоянием, пытался использовать в своих целях.

Его слово против моего. Главврач частной имперской клиники против безродного ординатора с сомнительным прошлым. Он обернёт ситуацию так, что я из спасителя превращусь в преступника. У него хватит хитрости и связей, чтобы выйти сухим из воды, а меня – утопить.

Значит, просто спасти их недостаточно. Нужно сделать так, чтобы у него не было шансов на оправдание.

– Нужны свидетели, – сказал я. – И официальный повод.

Не просто спасательная операция. Мне нужно было срежиссировать спектакль. Спектакль, в котором я буду не взломщиком, а героем. А Морозов – злодеем, пойманным с поличным на глазах у всего честного народа.

Я снова повернулся к Анне.

– Анна, подумайте, – я снова сел рядом с ней, взял её за руку, проверяя пульс. Он был частым, но стабильным. – Постарайтесь вспомнить. Где именно этот зал, где вы ждали собеседования?

– Внизу, – она неуверенно махнула рукой. – Или наверху? Я не помню… Нас вели по какой-то служебной лестнице. Там было много ступенек.

Бесполезно. В её состоянии «большой зал» мог быть чем угодно – актовым залом на втором этаже, конференц-залом в административном крыле или вообще фрагментом сна, смешавшимся с реальностью. Она была ненадёжным свидетелем. Её показания легко оспорить, сославшись на действие препаратов.

– Сначала нужно привести вас в порядок, – решил я, вставая. – Стабилизировать ваше состояние. И только потом мы сможем использовать вас как нашего главного свидетеля. Костомар, – обратился я к своему немногословному помощнику. – Обыщи эту комнату. Мне нужны все препараты, которые он ей колол. Полный список. Я должен понять, чем именно он её травил, чтобы подобрать правильный антидот. Начинаем операцию по «перезагрузке» нашего главного свидетеля.

Пока скелет методично и бесшумно начал перебирать склянки, я сам подошёл к столику. Полный антидот – это дело времени. Но мне нужна была информация сейчас. Мой взгляд скользнул по рядам ампул в поисках чего-то простого и эффективного. Противоположности седативному эффекту.

И вот оно. Проще некуда. Несколько ампул с раствором кофеина-бензоата натрия. Старый, добрый, абсолютно легальный стимулятор, который можно найти в любой клинике. Морозов, в своей педантичной предусмотрительности, держал под рукой не только яд, но и самое простое средство для пробуждения.

Он не нейтрализует барбитураты полностью, но должен пробить их пелену и дать нам окно относительной ясности. Мне нужен был не просто спасённый заложник. Мне нужен был вменяемый свидетель.

– Это поможет вам прийти в себя, – пояснил я Анне, которая смотрела на меня с доверчивой опаской. Я ввёл препарат внутримышечно, быстро и безболезненно.

Затем я достал телефон и набрал номер, который теперь был записан у меня под кодовым именем «Актив №1».

Гудки шли недолго.

– Алло? – голос Леонида на том конце провода был сонным, но настороженным.

– Это Пирогов, – сказал я ровным, спокойным тоном. – Вы с Вячеславом срочно нужны в кабинете главврача.

На том конце провода наступила тишина, а затем послышался сдавленный кашель. Он поперхнулся.

– Что-то… что-то случилось? – в его голосе появилась неподдельная тревога. Он, очевидно, решил, что его ночное приключение получило неожиданное и неприятное продолжение.

– Случилось, – подтвердил я. – И вам это не понравится. Идите быстро. И тихо. Через служебный лифт. Не привлекайте внимания.

Я повесил трубку, не дожидаясь ответа. Приказ отдан. Они придут. Страх – отличный мотиватор. А я сегодня внушил им достаточно страха, чтобы он перевесил их лояльность к Морозову.

Пока охранники будут добираться со своего поста в подвале, у меня есть несколько драгоценных минут. Я повернулся к массивной, старомодной громаде сейфа, стоявшего в углу. Документы на стеллажах – это полезный компромат на вора. Но настоящее чудовище, похититель, держит свои главные секреты не в папках, а за толстой сталью.

– Костомар. Твой выход.

Скелет кивнул и подошёл к сейфу. Он с интересом оглядел сложный лимбовый замок, затем снова с лёгким щелчком отсоединил фалангу своего указательного пальца.

– Я ем грунт, – сосредоточенно пробормотал он и вставил костяную отмычку в замочную скважину.

Наступила тишина, нарушаемая лишь тихими, едва слышными щелчками. Костомар медленно поворачивал лимб, прислушиваясь к работе механизма с сосредоточенностью опытного медвежатника. Один щелчок. Второй. Третий. Массивный ригель внутри с глухим скрежетом отошёл в сторону.

Костомар распахнул тяжёлую дверь.

Внутри сейф был устроен с той же педантичной аккуратностью, что и сам кабинет. Несколько стопок документов в одинаковых серых папках, несколько шкатулок с драгоценностями и толстые пачки имперских кредитных билетов. Морозов был не только параноиком, но и предусмотрительным казнокрадом.

Первая же папка, которую я взял с верхней полки, была озаглавлена «Фин. отч – ос». Внутри – двойная бухгалтерия, аккуратно сведённая в таблицы. Откаты от поставщиков медикаментов, фиктивные закупки несуществующего оборудования, счета на подставных лиц. Чистая, концентрированная уголовщина. Достаточно, чтобы посадить его лет на десять, а клинику – погрузить в скандал на десятилетие. Это было не просто доказательство. Это было оружие.

– Костомар, держи, – протянул я папку скелету. – Это – официальная причина его отставки.

– Я ем грунт! – он бережно, словно это был хрупкий артефакт, прижал документы к своей костяной груди.

Следующая папка заставила меня напрячься. На её обложке было выведено аккуратным каллиграфическим почерком: «Пирогов С. – объект».

Я быстро пролистал содержимое. Здесь было всё. Отчёты о моём назначении. Копии моих диагнозов с пометками Морозова на полях. Подробные показания того санитара Семёна из морга, который жаловался на мои «странности». Записи с камер наблюдения, где я появлялся в неурочное время. Морозов был методичен. Он вёл дело, собирая улики.

И в конце, на последней странице, был его вывод, написанный размашисто, красными чернилами: «Подтверждено. Некромант. Особый протокол».

Эх, жаль. Теперь никогда не узнать, что за «особый протокол» он против меня включил. Или это были Леонид и Вячеслав? Тогда это не особый протокол, любительский. Как колбаса.

– Эту тоже забери, – передал я вторую папку Костомару. – И смотри не перепутай. Первая – для полиции, вторая – для камина.

– Я ем грунт, – кивнул он с абсолютным пониманием. Он убрал обе папки под свой просторный халат.

В этот момент я услышал тихий звук подъезжающего служебного лифта. Мои новые «союзники» прибыли.

Дверь в тайный кабинет тихо скрипнула, и внутрь, как напуганные мыши, проскользнули Леонид и Вячеслав. Оба выглядели помятыми, их лица были бледными, а глаза нервно бегали по сторонам, очевидно ожидая увидеть двухметрового скелета, пьющего чай из черепа.

Они его не увидели, потому что Костомар отошёл в тень. Но увидели меня.

Дверь едва успела за ними закрыться, когда я двинулся. Не дал им времени опомниться, задать вопросы, оценить обстановку. Моя рука метнулась вперёд, мёртвой хваткой вцепившись в воротник формы Леонида. Одновременно я коротко кивнул Костомару, который тут же вынырнул.

Скелет понял без слов. Бесшумное движение – и Вячеслав с глухим стуком оказался прижат к стеллажу с папками. Костяные пальцы, твёрдые как стальные тиски, сжались на его плече.

– Вы что, совсем охренели? – прорычал я, встряхивая Леонида так, что у него застучали зубы. – Бордель тут устроили?

– Какой бордель? – Леонид смотрел на меня с выражением чистого, неподдельного изумления. – О чём вы, доктор?

– Девушки, – я тряхнул его ещё раз, приподнимая над полом. – Накачанные наркотиками девушки в потайных комнатах! Не строй из себя идиота!

Глаза обоих охранников расширились от шока.

– Какие девушки⁈ – Вячеслав попытался вырваться из хватки Костомара, но лишь беспомощно дёрнулся. – Мы ничего не знали! Клянусь матерью! Я впервые вижу эту комнату!

Я всмотрелся в их лица. В их расширенные зрачки. Я искал ложь, тень соучастия, страх быть пойманным. Ничего. Только животный страх передо мной, абсолютное недоумение и растущий, непонимающий ужас от моих слов. Они не врали.

Я разжал пальцы, и Леонид мешком осел на пол, жадно хватая ртом воздух.

– Морозов держит здесь девушек, – пояснил я, мой голос сменился с яростного рыка на холодный и точный, как скальпель. – Не одну и не две. Похищает, накачивает наркотиками.

Наступила тишина, нарушаемая лишь судорожным дыханием Леонида. Вячеслав перестал дёргаться и медленно повернул голову, глядя на меня. Страх в его глазах медленно сменялся чем-то другим – холодной, тошнотворной волной понимания, за которой последовало чистое омерзение.

– Мать честная… – выдохнул он. – Мы служили… извергу? Или работорговцу?

Ответ на этот вопрос пока найти не удалось. Но это лишь дело времени.

Два бывалых солдата, чей мир только что перевернулся, стали выглядеть скверно. Их отвращение к Морозову было искренним, их страх передо мной – осязаемым. Но страх – вещь ненадёжная. Сегодня он заставляет подчиняться, а завтра – бежать или предавать. Мне нужно было нечто большее. Мне нужна была связь.

– Слушайте меня внимательно, – я встал между ними, мой голос был тихим, но он заполнил всё пространство комнаты. – Одно дело – молчать из страха. Смотреть в другую сторону, когда я прохожу мимо. Совсем другое – активно помогать мне в том, что должно случиться. Это война, господа. Короткая, но грязная. Мне нужны не испуганные наблюдатели. Мне нужны верные солдаты.

Старые вояки переглянулись. Они были людьми системы, людьми присяги. Они понимали вес таких слов.

– Я требую больше, чем ваше молчаливое согласие, – продолжил я. – Мне нужна клятва. Клятва на крови, что с этого момента ваша верность принадлежит мне.

Тишина. Вячеслав смотрел на меня, и в его глазах боролись страх и что-то ещё – странное, почти иррациональное уважение к силе, которую он видел. Леонид хмуро смотрел в пол.

– Странным образом, – медленно произнёс Вячеслав, первым нарушив молчание, – но я готов. После того, что я видел сегодня… и того, что вы нам рассказали… я готов идти за вами хоть на край света, доктор.

– Согласен, – глухо кивнул Леонид. – Мы служили чудовищу, думая, что служим порядку. После этого другого выбора нет.

Интересный эффект. Искренняя лояльность, выкованная за час. Это результат страха от ночного театра? Или побочное действие моей силы, остаточный отпечаток моей воли на их сознании?

Это требовало дальнейшего изучения. Но сейчас важен был результат.

– Хорошо. Тогда скрепим договор.

Я достал из своего медицинского несессера стерильный скальпель. Одним быстрым, точным движением я начертил на пыльной поверхности лабораторного стола простую руну связывания – три пересекающихся круга, заключённые в треугольник. Древний, как сама смерть, и надёжный, как гильотина.

– По капле крови от каждого, – скомандовал я. – В центр.

Они без колебаний шагнули вперёд. Вячеслав первым, за ним Леонид. Используя то же лезвие, они прокололи себе пальцы. Три тёмные капли – моя, мага и солдата – упали в центр руны.

Символ вспыхнул. Неярко, без спецэффектов. Просто тусклый, голодный красный свет, который на мгновение озарил их бледные лица. Руна запульсировала один раз, как медленное тяжёлое сердцебиение, и погасла, оставив на столе лишь едва заметный тёмный след. Связь была установлена.

– Теперь предательство будет стоить вам жизни, – предупредил я, мой голос был ровным, как кардиограмма покойника. – Буквально. Руна выпьет её до капли, где бы вы ни находились.

Красный свет погас. Связь была установлена. Время пускать новые инструменты в дело.

– Леонид, остаёшься здесь, – распорядился я, мой тон сменился на деловой, как на утренней планёрке. – Твоя задача – охранять Анну и все улики в этих комнатах. Звони в городскую полицию. Не в службу безопасности, а именно в полицию. Скажешь, что во время ночного обхода услышал крики о помощи из кабинета главврача. Дверь была заперта, ты её выломал и нашёл вот это всё. Понял?

– Так точно, – чётко, по-военному ответил он.

– Костомар, ты с ним. Если кто-то, кроме полиции, попытается войти в эту дверь до их приезда – останавливай. Любыми методами.

– Я ем грунт! – скелет встал у входа в тайную комнату, как несокрушимый часовой.

– Вячеслав, идёшь со мной. Будешь на подхвате. Мы ищем остальных девушек. Нюхль!

Невидимая до этого тень материализовалась на моём плече.

– Ищи. Подвал, технические этажи, заброшенные лаборатории. Ищи источники Живы. Слабые, подавленные, похожие на ауру Анны. Быстро.

Костяная ящерица коротко кивнула, её зелёные глаза на миг вспыхнули в полумраке, и она растворилась в тенях, устремившись на поиски. Охота началась.

Подвал клиники «Белый Покров» представлял собой настоящий лабиринт из пыльных кладовок, гудящих технических помещений и бесконечных стеллажей старого архива, пахнущих тленом и забвением.

Мы с Вячеславом двигались быстро и бесшумно, как тени, методично проверяя каждую дверь. Я шёл впереди, а он – чуть позади, прикрывая тыл, его рука не отрывалась от рукояти служебного шокера. Он снова был на войне.

Мы следовали за невидимым проводником. Я не видел Нюхля, но чувствовал его – как лёгкое дуновение холодного ветерка, указывающее направление.

Наконец, в самом дальнем, заброшенном углу подвала, в кладовой, заставленной старым уборочным инвентарём, Нюхль остановился. Я почувствовал, как он материализовался у моих ног и начал нетерпеливо царапать когтями грязный бетонный пол.

– Здесь? – я присел на корточки, отгоняя паутину.

Под толстым, многолетним слоем пыли и мусора обнаружился тяжёлый чугунный люк с массивным, проржавевшим замком.

– Ещё один уровень, – присвистнул Вячеслав, подходя ближе и разглядывая находку. – Суб-подвал. Я двадцать лет здесь работаю и даже не подозревал, что он существует.

Нюхль, не дожидаясь приказа, снова стал невидимым и просочился в узкую щель между люком и полом. Через минуту он вернулся, его костяное тело буквально вибрировало от возбуждения. Он передал мне короткий, но ёмкий образ: темнота, сырость и несколько тусклых, едва тлеющих огоньков жизни.

Внизу были люди. Живые, но на самой грани.

Замок на люке оказался сложной комбинацией механики и магии. Старая, ещё доимперская работа.

– Справлюсь, – пробормотал Вячеслав, доставая из кармана набор тонких отмычек. – В гвардейской разведке приходилось и не такое вскрывать. Правда, обычно без магической составляющей. С этой частью, доктор, придётся помочь вам.

Пять минут напряжённой, ювелирной работы. Он возился с механикой, я – аккуратно, кончиком скальпеля, смоченного в моей энергии, разрывал нити охранных заклинаний. Наконец, раздался глухой, тяжёлый щелчок, и замок поддался.

Вдвоём мы с трудом подняли массивную крышку люка. Из темноты пахнуло холодом, плесенью и отчаянием.

Мы спустились по скользкой железной лестнице в абсолютную темноту. Нюхль спрыгнул с моего плеча и побежал вперёд, его зелёные глаза превратились в два ярких фонаря, выхватывающих из мрака детали окружения.

То, что мы увидели внизу, заставило даже видавшего виды Вячеслава грязно выругаться.

– Мать честная… что за на хрен!

* * *

Утро началось прекрасно. Солнце заливало кабинет мягким золотистым светом, кофе, сваренный личным секретарём, был идеальной температуры, а настроение у Александра Борисовича Морозова было боевым. Предстоял отличный день.

Первым делом он проверил утренние отчёты на своём столе. Финансы в порядке, небольшие хищения из аптеки были пресечены. Министерство здравоохранения прислало официальное письмо с благодарностью за безупречную организацию благотворительного вечера. Всё шло по плану.

«Стоп, – подумал Морозов, перебирая бумаги. – Где отчёт от ночной смены службы безопасности?»

Он слегка нахмурился и набрал прямой номер начальника службы безопасности.

– Крутов? Где отчёт по ночной операции «Карантин»? Почему Пирогов до сих пор не в изоляторе?

– Доброе утро, Александр Борисович, – голос полковника на том конце провода звучал удивлённо. – Ночная смена прошла абсолютно штатно. Леонид и Вячеслав доложили о полном порядке. Пирогов, согласно их рапорту, мирно провёл всё дежурство в обходах по больнице, и захват не представлялся возможным.

– Обходах⁈ – Морозов почувствовал, как к вискам приливает кровь. – Ты хочешь сказать, они его не взяли⁈

– Приказа не поступало, господин главврач. Может быть, вы забыли, но «Карантин» этого не подразумевает… Вы…

– Я лично отдал тебе приказ активировать протокол! – взревел Морозов в трубку. – Найди этих идиотов! Уволь к чёртовой матери! Обоих! А потом придёшь ко мне и напишешь рапорт по собственному желанию! Ты меня понял, полковник⁈

Он с силой швырнул трубку на аппарат, не дожидаясь ответа. Фарфоровый корпус телефона треснул. Некомпетентные, бесполезные болваны! Всё, абсолютно всё приходится делать самому!

Он почувствовал, как в груди нарастает знакомое, неприятное напряжение. Нужно было срочно расслабиться. И он знал, как это сделать.

«Новенькая уже должна была созреть, – подумал он, направляясь к большому портрету на стене. – Трёх дней обычно достаточно, чтобы сломить волю даже у самой упрямой».

Он стремительно прошёл в первую тайную комнату, не обращая внимания на царивший там лёгкий беспорядок. Сейчас его мысли были заняты другим.

Он открыл дверь во вторую, обитую звукоизоляцией, комнату и замер на пороге.

Кровать была пуста. Простыни скомканы, но девушки не было.

– Где она⁈ – вырвалось у него.

Паника, холодная и липкая, накатила ледяной волной. Он бросился назад, в основной кабинет, его сердце колотилось где-то в горле. Если она сбежала, если она уже рассказала кому-то…