Текст книги "Проклятый Лекарь. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Александр Лиманский

Соавторы: Виктор Молотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 7

Слова Варвары повисли в стерильном воздухе палаты как приговор.

Все замерли. Троица переглядывалась под моим пристальным взглядом, как под рентгеновским аппаратом.

Вина, страх, отчаяние – полный диагностический спектр на их лицах. Школьники, пойманные на краже варенья. Только вот это было не варенье, а убийство.

Моё убийство. И моё проклятье. Их!

– Ну? – я скрестил руки на груди, принимая удобную позу. – Я жду. Подробности. Как именно вы меня пытались убить? И не вздумайте ничего упускать или врать – от этого зависит жизнь Ольги.

Для меня их признание не стало откровением.

Скорее, последняя часть пазла встала на место. Я – Архилич Тёмных Земель, повелитель смерти. Логично предположить, что в предсмертной агонии мой реципиент мог инстинктивно наложить проклятие на своих убийц.

Пётр побледнел ещё сильнее и отвёл взгляд. Ольга умоляюще посмотрела на брата, её глаза были полны слёз. Она была слабым звеном.

– Петя, пожалуйста! Расскажи всё, – прошептала она.

– Скажи как есть, Петя! – твёрдо добавила Варвара, её выдержка, казалось, вернулась. – Хватит молчать! Мы должны ему рассказать.

После долгой паузы Пётр наконец заговорил. Его голос был тихим и бесцветным. Он смотрел в пол, на свои руки – куда угодно, только не на меня.

– Мы… мы просто хотели подшутить над тобой, – начал он. – Это была глупая, пьяная шутка. Подлили сильное слабительное зелье в твоё вино.

– И? – мой голос был ровным. – Конкретнее.

– Ты выпил и… – Пётр покраснел, буквально выдавливая из себя слова. – Тебе стало плохо, и ты, громко матерясь… Побежал в кусты.

Ольга закрыла лицо руками и тихо всхлипнула. Варвара с каменным лицом отвернулась к окну.

Вот оно что.

Вот она – причина смертельного проклятия, перевернувшего миры. Не предательство друга, не удар в спину в битве за трон. А пьяная, жестокая забава «золотой молодёжи».

Я смотрел на их скорченные от стыда и страха лица.

В прошлой жизни я уничтожал целые легионы, повелевал армиями нежити, заключал договоры с демонами. И вот, в новой жизни причиной моей «смерти» и последующих событий стало… слабительное.

Вся эта ситуация была настолько абсурдно-банальной, что в ней даже было определённое изящество.

Я выдержал паузу, давая им в полной мере насладиться своим позором. А затем задал следующий вопрос, который логично вытекал из их рассказа.

– Хорошо. Слабительное. А что было потом? Рассказывайте дальше.

Пётр сглотнул, его взгляд бегал по палате. Варвара взяла слово, её голос был ровным, почти отстранённым, будто она пересказывала чужую историю.

– Все смеялись, – сказала она. – Мы были пьяны. Ты тогда побежал в кусты – понятно зачем, что-то кричал оттуда. А мы… мы хохотали ещё сильнее. Николай громче всех. Он кричал что-то обидное, прозвище какое-то… про «грязного Святослава».

– Когда ты вышел из кустов, – подхватил Пётр, его голос был сдавленным, – ты был в ярости. Николай не унимался. Он продолжал издеваться. Ты не выдержал и полез в драку.

Логично. Реципиент был силён физически и даже в ослабленном состоянии не потерпел бы такого унижения.

– Николай легко отбил твою атаку, – продолжил Пётр, явно пропуская детали, в которых он сам, вероятно, не выглядел героем. – Ты упал… и тогда ты это сделал. Ты выкрикнул проклятие.

– На каком-то древнем языке, – добавила Варвара. – Мы не поняли ни слова. Но… мы почувствовали силу. Воздух стал холодным. Будто что-то тёмное и огромное нависло над нами.

Так, значит, проклятие было настоящим. Моя первоначальная гипотеза подтвердилась. Сила слов в ослабленном зельем теле – это не то, с чем стоит шутить пьяным студентам.

– В этот момент мы с Ольгой решили уйти, – быстро сказала Варвара. – Мы сказали парням, что хватит, и это уже не смешно. И ушли в чащу. Мы не видели, что было дальше.

Удобный выход.

Они смылись как раз перед тем, как пьяная забава переросла в убийство. Расчётливый ход, чтобы сохранить возможность отрицания, или простая трусость? Вероятно, и то, и другое.

Пётр молчал. Он был следующим в этой цепочке событий.

– Продолжай, – приказал я.

Он глубоко вздохнул, собираясь с духом.

– Когда они ушли, ты, Свят, пошёл в другую сторону, а Николай… он был не похож на себя. Он сказал, что твоё проклятие очень сильное. Что нужно тебя догнать и… заставить его снять. Или убить. Иначе с нами со всеми случится что-то ужасное. Я не поверил сначала – какие проклятия, это же ерунда! Но он был абсолютно серьёзен. Он начал угрожать мне. Я… я испугался. И согласился.

Страх и давление со стороны лидера. Классический сценарий, по которому слабые люди совершают преступления. Николай был не просто задирой. Он был манипулятором. А Пётр – идеальным инструментом.

– Мы взяли полено, – голос Петра дрожал, каждое слово давалось ему с видимым трудом. – Догнали тебя уже в глубине леса. Ты шёл, пошатываясь. Николай ударил сзади по голове. Один раз. Ты просто упал и не двигался. Мы… мы проверили пульс. Его не было. Ты был мёртв.

В палате повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипами Ольги.

– Мы позвали девчонок обратно, – продолжил Пётр. – Николай заставил всех нас поклясться, что мы будем молчать. Что никто и никогда не узнает, что произошло. И мы… мы прикопали тебя там же, в лесу. Под старым дубом.

Вот и вся картина. Мелкая, грязная история.

Пьяная шутка, унижение, драка, проклятие, страх и, как итог – убийство из-за суеверного ужаса. И паническая попытка скрыть следы.

Теперь у меня был полный анамнез. Причина «смерти». И, что гораздо важнее – полный контекст для состояния Ольги.

Финальные части головоломки встали на свои места. Теперь можно начинать лечение.

– Почему вы не запаниковали, когда я появился в клинике? – спросил я. Вопрос был не праздным. Это была важная деталь, недостающий элемент в их психологии. – Мертвец, которого вы лично закопали, вдруг начинает работать с вами в одном отделении, а вы молчите?

– Николай сказал, что прошло слишком много времени, – ответил Пётр, его голос был глухим. – Он сказал, что раз проклятие не сработало сразу на нас всех, значит, мы его нейтрализовали… ну… убийством. Что опасности больше нет.

Логика на уровне амёбы. Если это моё проклятие, то только я и могу его снять. Или изменить.

Вопрос только в том, какое именно проклятие мог наложить умирающий некромант в состоянии аффекта. И хватит ли у меня сил справиться с ним без доступа к полноценной некромантской энергии.

– Хорошо, – сказал я вслух. – Теперь хоть понятно, с чем мы имеем дело.

Троица смотрела на меня со странной смесью страха и робкой надежды. Они ждали приговора.

– Теперь ты нас ненавидишь? – тихо, почти неслышно спросила Варвара.

Я посмотрел на неё.

– Что за бред? – спросил я. – Ненависть – неэффективная эмоция. Вы прокляты, я был убит. Счёт один-один. Все поплатились за ту ночь. Теперь нужно вылечить Ольгу, и инцидент будет исчерпан.

– Прости нас! – Пётр, не выдержав, рухнул на колени у кровати сестры. – Мы были полными идиотами! Мы не хотели…

– Ты… ты святой человек, – прошептала Ольга, глядя на меня со слезами на глазах. – Прощаешь своих убийц…

Святой? Некромант и святой? Оксюморон года.

Дорогая моя, если бы вы знали, сколько кладбищ я поднял на ноги в прошлой жизни, вы бы сейчас пели совсем другие песни. И звали бы не меня, а экзорциста.

– Вставай, Пётр, – сказал я ровным тоном, пресекая эту бесполезную мелодраму. – И выйдите все. Мне нужно пространство и тишина, чтобы подготовиться к процедуре. Ольга, ты, разумеется, остаёшься.

Когда палата опустела, я запер дверь. Задёрнул плотные шторы, погружая комнату в полумрак. Выключил пищащие мониторы, оставив лишь тусклый свет ночника.

Современная медицина была шумом, набором косвенных данных. Чтобы выследить и убить тварь, сотканную из чистой магии, мне нужна была тишина. И концентрация.

Я только успел положить руки Ольге на лоб, чтобы начать тонкую настройку её энергетических полей, как дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену.

– Что здесь происходит⁈ – Сомов ворвался в палату, его лицо было искажено гневом. – Почему аппаратура выключена? Пирогов, вы в своём уме⁈ Вы оставили пациентку без наблюдения!

– Экспериментальное лечение требует особых условий, – ответил я спокойно, не убирая рук и не поворачиваясь к нему.

– Я не давал разрешения на эксперименты! – отрезал Сомов, подходя ближе. – Мельников доложил мне о ваших… фокусах. Я хочу знать, что вы задумали на самом деле.

– Она проклята, Пётр Александрович, – сказал я, наконец обернувшись и глядя ему прямо в глаза. – И я могу её вылечить.

– Проклята? – Сомов моргнул. Вся его начальственная ярость на мгновение уступила место чистому, профессиональному недоумению. – Вы серьёзно?

Интересно. В существование проклятия он поверил сразу. А в мою способность его вылечить – нет. Логика местных магов-медиков продолжает меня поражать.

– Хотите доказательств? – предложил я, видя, как в его глазах борются скепсис и любопытство. – Я не буду вам рассказывать. Я вам покажу. Загоню паразита в угол. И вы сами почувствуете, как он питается энергией.

Сомов на мгновение задумался, бросил взгляд на Ольгу, потом снова на меня. Амбиции и жажда знаний победили осторожность.

– Показывайте, – кивнул он.

Я снова повернулся к Ольге. Активировал некромантское зрение.

Моя воля стала пастушьей собакой, а рассеянные споры паразита – напуганным стадом овец. Я начал сгонять их, направляя потоки тёмной энергии, создавая невидимые барьеры.

Тварь сопротивлялась, пыталась снова рассредоточиться, но под моим давлением начала сбиваться в единый, пульсирующий сгусток. Я гнал её вниз, подальше от сердца, в район печени.

– Быстрее, щупайте! – скомандовал я Сомову, не оборачиваясь. – Своей Живой, по моему каналу!

Ольга вдруг нервно хихикнула. Побочный эффект от высокой концентрации чужеродной энергии в одной точке.

Я почувствовал, как Сомов неуверенно протянул свой энергетический щуп – тонкий, как игла, поток его собственной Живы. Он коснулся моего энергетического поля, и я пропустил его дальше, направляя, как опытный хирург направляет руку стажёра.

– Так… иду по вашему каналу… вижу искажённую структуру тканей… чувствую… О! – он резко отшатнулся, обрывая контакт, словно коснулся раскалённого металла. – Вот же он! Я его чую! Он действительно… он ест энергию! Высасывает! Никогда такого не видел!

Он смотрел на меня с благоговейным ужасом. Карьерный расчёт, скепсис, гнев – всё исчезло. Остался только шок учёного, столкнувшегося с невозможным.

Маги-лекари лечат Живой, а в фундаментальных законах самой магии не смыслят ни черта. Эх, коллеги. Далеко же отстаёт развитие магии в этом мире от моего предыдущего.

– Ну вы даете, Пирогов! – воскликнул Сомов, его глаза горели смесью научного восторга и амбиций. – Как вы это делаете? Эта методика… она может изменить всё! Меня такому в академии не учили! Я даю вам полное разрешение на любое лечение!

Его научный скепсис испарился, сменившись восторгом неофита. Предсказуемо, но полезно. Мощный источник Живы теперь полностью кооперативный. Этого я и добивался. Он должен был заинтересоваться и начать работать со мной.

– Вы будете ассистировать, – предупредил я. Мой тон был не предложением, а инструкцией. – Подпитывать меня энергией и делать всё, что я скажу, без вопросов и промедления. Согласны?

– Конечно! Абсолютно! – с готовностью кивнул он. Наживка была проглочена без остатка. Исследовательский интерес победил старого, опытного врача.

Я мысленно оценил ресурсы.

Тридцать пять процентов в моём Сосуде – этого было опасно мало для полноценного ритуала изгнания. Но с Сомовым в качестве внешней батареи и Нюхлем, который притаился в моём кармане, как маленький энергетический аккумулятор, шансы были приемлемыми.

Я вышел в коридор, где Пётр и Варвара ждали с напряжёнными лицами.

– Стойте у двери, – приказал я. – Никого не пускать. Ни медсестёр, ни других врачей. Даже если придёт сам Морозов. Что бы вы ни услышали отсюда – крики, грохот, что угодно – не входить. Понятно?

– Понял, – твёрдо кивнул Пётр.

– Мы никого не пустим, – подтвердила Варвара.

Вернувшись в палату, я закрыл дверь. Ольга сидела на кровати, сжимая край одеяла побелевшими пальцами. Её била мелкая дрожь – не от холода, а от чистого, животного страха перед неизвестностью.

– Я… я боюсь, Свят, – прошептала она.

– Знаю. Поэтому сейчас ты немного поспишь, – сказал я ровным, успокаивающим тоном.

Я взял со столика заранее подготовленный шприц с лёгким, быстродействующим седативным препаратом.

– Это поможет тебе расслабиться. Когда ты проснёшься, всё уже закончится.

Она послушно кивнула и подставила руку. Через минуту её дыхание стало ровным и глубоким, напряжение ушло с лица. Она уснула. Проще работать, когда пациент не дёргается и не мешает своими страхами.

– Немного жутковато, – признался Сомов, глядя на спящую Ольгу и затемнённую комнату.

– Ничего, – сказал я, кладя руки ей на грудь. – Главное – не разрывайте энергетический контакт, что бы ни произошло. Вы мой единственный источник энергии. Если связь прервётся, я не смогу удержать тварь.

Началось.

Я погрузил своё сознание в глубь, в то место, где жизнь и смерть были не противоположностями, а инструментами. Золотой свет Живы, текущий из моего Сосуда, проходил через горнило моей воли и перековывался, превращаясь в свою тёмную, голодную противоположность.

Паразит почувствовал угрозу. Сжатый до этого в плотный узел, он взорвался мириадами спор и метнулся по телу Ольги, как стая испуганных рыб в мутной воде.

Я начал охоту.

Я не просто преследовал его. А строил клетку, переплетая нити тёмной энергии, перекрывая энергетические меридианы, блокируя нервные пути. Я отрезал ему путь к сердцу, затем к мозгу.

– Ассистируйте! – крикнул я Сомову, чувствуя, как мои собственные резервы тают. – Вливайте энергию в мой канал! Сейчас!

Сомов послушно направил в меня мощный, чистый поток своей Живы. Я стал конвертером, живым двигателем, превращающим его жизненную силу в оружие. Мой натиск усилился.

Я почувствовал слабую, но тёплую пульсацию в кармане. Нюхль отдавал всё, что у него было. Маленький, но верный союзник.

– Держите канал! – командовал я.

Клетка сжималась. Я загнал рассеянные частицы паразита в область брюшной полости, спрессовывая их в единое целое.

Тварь билась в агонии, пытаясь прорвать мои барьеры. Она, загнанная в угол и отчаявшаяся, начала светиться больным, фиолетовым светом, собирая всю свою сущность для последнего, самоубийственного удара.

И тут произошёл взрыв.

Волна сырой, хаотичной энергии вырвалась из тела Ольги. Воздух в комнате затрещал, как от разряда молнии.

Энергетическая связь с Сомовым с треском оборвалась. Лампочки на потолке вспыхнули и погасли, погрузив нас в абсолютную, звенящую темноту.

* * *

Варвара и Пётр стояли у запертой двери, как два часовых у входа в преисподнюю.

Варвара старалась не прислушиваться к звукам, доносившимся из палаты, но это было невозможно. Сначала была тишина, а потом началось…

Глухой, утробный гул, который, казалось, исходил не из комнаты, а из самих стен клиники. Потом вскрики – короткие, сдавленные, принадлежавшие то ли Ольге, то ли самому Сомову.

И какое-то мерзкое, влажное шипение, от которого по коже бежали мурашки.

– Ты думаешь, у него всё под контролем? – нервно прошептал Пётр.

Он переминался с ноги на ногу, его лицо приобрело землистый оттенок.

– Святослав знает, что делает, – ответила Варвара твёрдо, скорее убеждая себя, чем его.

Но внутри у неё всё сжималось от ледяного страха. Они доверили жизнь Ольги человеку, которого сами же и убили. Ирония судьбы была настолько жестокой, что хотелось смеяться.

Внезапно всё изменилось.

Свет под дверью полыхнул ослепительно-фиолетовым, заставив их зажмуриться. За ним последовал глухой удар, будто внутри комнаты уронили на пол что-то невероятно тяжёлое, что-то весом в тонну.

Стены коридора ощутимо содрогнулись. Лампы над головой замигали, затрещали и погасли на пару долгих, бесконечных секунд, погрузив коридор в темноту.

Когда они снова зажглись, из-под двери уже валил густой, сизый дым. Он пах странно, едко – смесью озона, как после сильной грозы, и чего-то горького, похожего на жжёные травы.

А потом – наступила абсолютная, мёртвая тишина.

Они переглянулись.

В глазах Петра плескался чистый, животный ужас. Не сговариваясь, они рванули вперёд. Пётр дёрнул ручку – заперто. Тогда они навалились на дверь плечами, один раз, второй. Хлипкий замок не выдержал и с треском поддался.

Они ворвались в палату.

Картина, открывшаяся им, была впечатляющей. Комната была заполнена медленно рассеивающимся дымом. Все мониторы были мертвы, их экраны чёрно зияли в полумраке. Запах озона стал почти невыносимым.

Ольга лежала на кровати. Спокойная, умиротворённая, будто спала. Её грудь ровно вздымалась. Жива.

Сомов сидел на стуле, вжавшись в него так, словно пытался стать с ним одним целым. Он был мокрый как мышь, волосы прилипли ко лбу, а в глазах застыло выражение человека, только что заглянувшего в бездну.

А посреди всего этого хаоса стоял Святослав. Стоял посреди палаты, тяжело дыша.

Рукава его рубашки были закатаны до локтей, открывая сильные, покрытые венами предплечья. Тёмные волосы в беспорядке растрепались, падая на лоб.

Капельки пота, блестя в тусклом свете аварийной лампы, стекали по его вискам и шее, теряясь в воротнике рубашки. На его лице не было паники или страха. Только глубокая, всепоглощающая тень мрачного удовлетворения. Победителя.

Свет из окна падал на него сбоку, выхватывая из полумрака рельеф мышц, блеск влажной кожи.

Варвара смотрела на него, и это было не просто облегчение от того, что Ольга жива. Это было что-то другое. Что-то, что не имело никакого отношения к страху или дружбе.

«Чёрт», – подумала она, чувствуя, как внизу живота медленно разливается жар. – «Как же он красив! Настоящий мужчина».

Не смазливый мальчик-аристократ, каких она видела сотнями. А что-то настоящее. Опасное. Сила, которая только что вырвала Ольгу из лап чего-то.

И эта сила была чертовски притягательна.

– Получилось? – голос Петра, срывающийся от надежды, нарушил звенящую тишину. Он бросился к кровати сестры. – Ольга здорова?

Варвара не двигалась с места, её взгляд был прикован к Святославу. Она видела, как он медленно перевёл дыхание, как спало напряжение с его плеч. Он не ответил сразу, словно обдумывал, как преподнести новость, которая была сложнее простого «да» или «нет».

– Давно видели Николая? – спросил он наконец, и его голос, хриплый от усталости, прозвучал в задымленной палате как приговор.

Вопрос был настолько неожиданным, что Варвара нахмурилась. Какое отношение ко всему этому имел Николай?

– Давно, – ответил Пётр, отрываясь от Ольги. – Он на больничном уже неделю. А что?

Святослав обвёл их троих тяжёлым взглядом.

– Похоже, он тоже болен, – мрачно сказал он. – Потому что то, что было в Ольге – только половина сущности. Вторая половина – в Николае. И судя по всему, она сейчас очень активна. И очень зла.

Глава 8

Паразит-проклятье вёл себя слишком избирательно для обычной магической заразы. Проклятия, наложенные в агонии, обычно хаотичны. Они бьют по всем в радиусе поражения, как шрапнель.

А это… это было похоже на снайперский выстрел.

– Меня смущает только одно, – произнес я, не поворачиваясь к ним, мой взгляд был прикован к Ольге. – Вас было четверо ключевых участников. Вы двое, Ольга и Николай. Но проклятье почему-то разделилось только между Ольгой и Николаем. Оно проигнорировало вас. Почему?

Пётр нахмурился, переваривая вопрос. Варвара подошла ближе к кровати Ольги, её взгляд метался между мной и пациенткой.

– Может, у нас иммунитет? – предположил Пётр без особой уверенности. – Или до нас с Варварой оно не дотянулось?

– Иммунитет, – повторил я, позволяя себе лёгкую, почти незаметную усмешку. – К целенаправленному проклятью. Интересная теория. И нет, Пётр, магия – это не грипп, она не передаётся воздушно-капельным путём и не зависит от дистанции. Проклятие – это программа. И у этой программы были конкретные цели.

Я снова посмотрел на Ольгу.

Нужно было изучить не саму болезнь, а её этиологию. Я активировал некро-зрение, но на этот раз сфокусировался не на поиске тёмных сгустков, а на остаточной сигнатуре. На магическом почерке того, кто создал эту тварь.

Энергетические нити, из которых было соткано проклятие… их структура, способ плетения, сама «мелодия» их вибрации. Я видел это раньше. Сотни, тысячи раз. В зеркале.

Это был мой стиль. Мой почерк. Но… более грубый. Упрощённый. Как если бы гениальный художник увидел свою картину, нарисованную талантливым, но неопытным учеником.

Проклятие наложил не я, но тот Святослав, что умирал в лесу, вложил в проклятие свою волю. Свою программу.

Душегуб Малый.

Я узнал характерную энергетическую сигнатуру, как старый солдат узнаёт звук вражеского оружия. Паразит-проклятье из арсенала некромантов Старой Школы.

Я сам использовал подобных тварей лет триста назад, когда воевал с Орденом Серебряного Рассвета. Хитрая штука – не убивает сразу, а медленно высасывает жизненные силы.

– Паразит выбрал крайности, – сказал я вслух, формулируя свои мысли для аудитории, которая смотрела на меня с затаённым дыханием. – Ольга – ментально слабейшая из вашей четвёрки. Чувствительная, эмоциональная, открытая. Идеальная первичная цель для сущности, питающейся эмоциями и жизненной силой.

– А Николай? – тихо спросила Варвара.

– Сильнейший. Лидер, доминант, альфа, – я покачал головой, будто объяснял очевидные вещи студентам. – Классическая тактика Душегуба – захватить самого слабого для питания и самого сильного для контроля. Чтобы через него управлять остальной «стаей». А середнячков, – я бросил короткий взгляд на Петра и Варвару, – оставить в покое, чтобы не распылять силы.

– Ты… ты говоришь об этом так, словно знаешь из личного опыта, – заметил Пётр, и в его голосе прозвучали нотки подозрения.

– Читал в старых фолиантах, – соврал я, не моргнув глазом. – В библиотеке клиники есть закрытый раздел, посвящённый паранормальной медицине. Весьма поучительное чтение.

Они поверили. Или, по крайней мере, сделали вид. Правда была слишком сложной для их понимания. Но для меня всё было ясно. Дело не в проклятии как таковом. Дело в том, кто его наслал. И зачем.

– Нужно найти Николая, – решение пришло мгновенно, холодное и абсолютное, как хирургический вердикт. – И как можно быстрее.

– Зачем? – Пётр выглядел растерянным, его мозг не успевал за скачками моего анализа. – Ты же… ты её вылечил.

– Я не вылечил её. Я провёл ампутацию, – поправил я, указывая на шею Ольги. На её бледной коже проступила тончайшая, почти невидимая сеть тёмных прожилок у основания шеи, похожая на засыпающий мицелий. – Видишь? Корневая система ещё жива. Я отсёк ту часть, что была в ней, от основного «тела». Через несколько часов эта дрянь начнёт регенерировать. А в Николае сейчас вторая половина этой сущности, и она наверняка уже поняла, что её близнец под угрозой.

Сомов, всё это время молча и напряжённо переваривавший информацию, решительно шагнул вперёд. Шок в его глазах сменился деловой решимостью. Он понял ставки и потенциальную научную славу.

– Берите мою подпись на разрешении на выезд, – сказал он деловито, доставая из кармана ручку и блокнот с бланками разрешений. – Три отсутствующих ординатора в середине рабочего дня – это плохо, но не критично. Спасение пациента на дому по экстренному вызову – это уважительная причина.

– Вы прикроете наше отсутствие? – уточнила Варвара, в её голосе прозвучала нотка удивления.

– Разумеется, – Сомов поправил очки, его взгляд был острым и цепким. – Но с одним условием. Если получится, привезите этого Николая сюда. В клинику. Я хочу своими глазами увидеть полное изгнание этой сущности.

Это было не просто любопытство. Это жажда знаний, которую я видел у многих учёных. Желание препарировать чудо, разложить его на составляющие и вписать в учебники под своим именем. Похвальное стремление.

– Договорились, – кивнул я.

Команда была сформирована. План – утверждён. Охота переходит в активную фазу.

Мы едва успели выйти в коридор, как буквально уперлись в массивную фигуру главврача Морозова. Он не шёл – он стоял, заложив руки за спину, и ждал. Его обычно невозмутимое лицо было искажено холодным, сдержанным гневом.

– Куда это вы все собрались в разгар рабочего дня? – его голос не гремел, но от его ледяного тона, казалось, воздух в коридоре стал на несколько градусов холоднее. – Что за цирк вы устроили в палате интенсивной терапии? Почему вся аппаратура выведена из строя?

– Экстренная ситуация с пациенткой, Александр Борисович, – начал было я, но Морозов одним резким движением руки прервал меня.

– Экстренная? – он сделал шаг вперёд, и Пётр с Варварой инстинктивно попятились. – Судя по паническим докладам медсестёр, вы устроили там какой-то шабаш! Крики, вспышки света, выведенная из строя электроника! Это клиника, Пирогов, а не площадка для ваших сомнительных фокусов!

В этот момент из палаты, спокойный как удав после сытного обеда, вышел Сомов. Он аккуратно прикрыл за собой дверь, встал рядом со мной и посмотрел на Морозова поверх очков.

– Александр Борисович, это была моя ответственность, – произнёс он ровным, почти скучающим тоном. – Я лично санкционировал проведение экспериментальной процедуры.

– Экспериментальной? – Морозов побагровел. – Без моего ведома? В моей клинике?

– С разрешения этического комитета и согласно внутреннему протоколу, – парировал Сомов, не меняя тона. – Протокол номер восемьдесят четыре дробь семнадцать. «О применении альтернативных энергетических методик при неэффективности стандартной терапии». Всё строго по инструкции.

Морозов на мгновение опешил. Он явно не ожидал такого бюрократического контрудара. Пока он лихорадочно пытался вспомнить, существует ли вообще такой протокол, Сомов сделал нам едва заметный жест рукой – мол, уходите, пока я его держу.

– Пойдёмте в мой кабинет, Александр Борисович, – Сомов мягко, но настойчиво взял главврача под локоть. – Я подробно изложу вам суть методики и покажу предварительные результаты. Уверяю, вы будете впечатлены. Это может стать настоящим прорывом для «Белого Покрова».

Мы не стали дожидаться развязки этого административного поединка. Сомов купил нам время. И я собирался использовать его с максимальной эффективностью. Пока два титана боролись за власть и репутацию, мы отправились на настоящую охоту.

Автомобиль Петра оказался новеньким «Руссо-Балтом» с гербом на капоте – дорогая игрушка для ординатора. Впрочем, его фамилия и так недвусмысленно намекала на то, что медицинская карьера – не единственный источник его дохода.

В салоне пахло новой кожей и дорогим парфюмом – резкий контраст с запахом озона и страха, который остался в палате.

– Дом Николая в Хитровке, – сообщил Пётр, плавно заводя мотор. – Минут двадцать езды, если без пробок.

Варвара устроилась на заднем сиденье. Рядом со мной. Слишком близко для соблюдения формальных приличий, но я не стал комментировать. Физическая близость лишь ещё один фактор в уравнении, не имеющий особого значения, пока он не мешает выполнению задачи.

– Откуда ты всё это знаешь, Святослав? – спросил Пётр, выруливая на широкую улицу. Его голос был напряжён. – Про этих… паразитов и проклятия. В медицинском институте такому точно не учат.

– У каждого свои секреты, Пётр, – уклончиво ответил я, глядя на проплывающие за окном фасады зданий.

– Секреты, которые спасают жизни, – добавила Варвара со своего места. Её голос был тёплым, с ноткой восхищения, которая была абсолютно неуместна в нашей ситуации.

Интересно.

Прежний Святослав, судя по всему, был не так прост. Он не просто наложил проклятие. Он использовал сложную, почти забытую формулу.

Значит, он баловался запретными знаниями. Иначе с чего бы моему сознанию, моей сущности Архилича выбрать именно это тело? Резонанс душ. Случайным он не бывает.

– А нельзя… просто отозвать это проклятие? – с надеждой спросил Пётр, сворачивая на гудящее Садовое кольцо. – Ну, как-то развеять его?

Я усмехнулся.

Можно. Если бы тот, кто его наложил, был сейчас здесь.

Но предыдущий владелец этого тела отправился в последнее путешествие без обратного билета. А я лишь новый жилец в его доме.

Я могу бороться с последствиями его предсмертной ярости, но отозвать чужое заклинание, особенно такое – задача иного порядка

– Это так не работает, – сказал я вслух. – Паразитическое проклятье – это не заклинание, которое можно отменить. Это живая магическая сущность. Её нужно найти и убить.

– Как болезнь, – кивнула Варвара с пониманием.

– Именно. Только антибиотики тут не помогут.

Дальше мы ехали молча.

Блестящие витрины и чистые тротуары центра сменились мрачными, обшарпанными фасадами Хитровки. «Руссо-Балт» выглядел здесь чужеродным бриллиантом в куче мусора.

Пётр остановил машину у старого доходного дома с тёмными провалами окон.

– Приехали, – сказал он. – Четвёртый этаж, квартира сорок два.

Охота начинается.

Дом в Хитровке был под стать своей репутации – старое здание с облупившейся штукатуркой, пропахшее сыростью и запустением. Тусклый свет едва пробивался сквозь грязные окна на лестничной клетке.

Скрипучая, изъеденная временем лестница отвечала на каждый наш шаг гулким, протестующим эхом. Лифт в доме не работал. Квартира Николая располагалась на четвёртом этаже.

Мы поднялись, и Пётр постучал. Сначала вежливо – костяшками пальцев, потом настойчивее – уже кулаком.

– Коля! Это Петька! Открой, нам нужно поговорить!

В ответ – тяжёлая, гнетущая тишина.

– Может, его нет дома? – с ноткой облегчения в голосе предположил Пётр.

Предположение было логичным. Но я уже чувствовал… тишину. Нездоровую, вязкую тишину, какая бывает в домах, где смерть уже присматривает себе жильца.

– Подождите, – сказал я. – Позвоните ему. Иногда люди не слышат стук в дверь, но вибрация телефона в кармане может их разбудить.

Это была не просто идея. Это была ширма. Мне нужно было несколько минут, чтобы провести настоящую разведку.

Пока Пётр, с облегчением ухватившись за рациональное предложение, искал номер в записной книжке, я мысленно отдал приказ Нюхлю.

Невидимая тень соскользнула с моего плеча, метнулась к двери и просочилась в щель под ней, как струйка дыма.

– Проверить все комнаты, – мысленно отдал приказ я. – Найти хозяина. Оценить состояние. Доложить.

Пётр приложил телефон к уху. Хотел дозвониться до Николая. Мы услышали длинные, безнадёжные гудки.

Варвара нервно смотрела на обшарпанную дверь, её пальцы сжимали ремешок сумочки. Я стоял абсолютно спокойно, но мой мозг уже принимал и обрабатывал информацию, поступающую от Нюхля.

Отчёт был быстрым, чётким и безрадостным.