Текст книги "Когда погиб Милован"
Автор книги: Александр Корнейко
Соавторы: Алексей Роготченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Тише, чего орешь? Хочешь, чтобы из автоматов по двери шарахнули? – остановил крикуна кто-то, такой же неразличимый во тьме.
– Михей, я здесь, иди по правой стороне, я немного соломы собрал, – откликнулся спокойный голос.
Спотыкаясь о чужие ноги, сопровождаемый чертыханиями, Михей пробрался к артиллеристу. Сбросил шинель на зашуршавшую солому, расстелил, чтобы можно было лечь обоим, и прошептал:
– Ложись рядом, будет теплее, а то по ночам уже холодно.
Иван Петренко последовал совету.
– Ну как? – тихо спросил товарища.
– Плохи наши дела. Стены крепки – кирпичная кладка. Нужен инструмент. Руками подкопа не сделаешь…
– Людей бы подобрать, да сразу… но после такой дороги… Спи, утром осмотримся.
– Что-то ты, Иван, хмурый. Приболел? Аль духом пал?
– Голова болит. Спи, мне говорить трудно, – схитрил капитан, желая прекратить разговор.
Сам он заснуть не мог. Перед глазами – лицо жены. Она – жива. Это главное. Мучило другое. Страшная мысль не укладывалась в голове: «Лиза – предатель?» Нет, это невозможно. Комсомолка, человек честный, открытый. Они так любили друг друга… Нет, если б даже в мелочи оступилась когда-то – рассказала бы ему обо всем… Нет. Не может этого быть!..
Но что же произошло? Ведь ему написали, что она утонула. Почему Лиза в офицерской форме? Переводчикам офицерского звания не присваивают. Значит… Сердце протестовало, Иван искал оправданий, но не находил. Как могло случиться, что Лиза оказалась в стане врагов? А может, он ошибся? Может, эта немка просто очень похожа на его Лизу?!
Нет, то была она, его жена. Когда они встретились взглядами, лицо ее побледнело. Несомненно, Лиза тоже узнала его!.. И все же внешне она осталась равнодушной и спокойной. Предательница… Как пережить такой удар судьбы?!.
…Получив телеграмму о внезапной смерти жены, он держался стойко. Всю свою любовь перенес на сына. И вот «утопленница» ожила. Теперь ему предстояло еще раз выстоять.
Иван никому не рассказал о случившемся. Он решил любой ценой вырваться из плена, узнать правду и только тогда привести в исполнение приговор…
«Это я, я виноват, – терзался он. – После свадьбы нужно было забрать Лизу с собой на Дальний Восток».
Вспомнились последние дни перед отъездом в часть: Лиза ходила грустная, и ему никак не удавалось развеселить ее. Расстроенная, она избегала его расспросов. Уже на перроне вдруг промолвила:
– Что б ни случилось, Ваня, помни, я всегда буду любить тебя! И верь мне. Всегда!
Тогда Петренко не придал ее словам значения, а сейчас они внезапно обрели некий скрытый смысл.
…Война застала капитана Петренко почти у родного дома. Он ехал в отпуск к сыну, но увидеться с ним не успел. Наступление немцев сломало все планы. Оставалось всего несколько часов пути. Когда поезд дернулся, по коридору застучали каблуки патруля и всех военнослужащих попросили освободить вагон. Никто из пассажиров и не подозревал, что началась война с фашистской Германией.
Комендант железнодорожного вокзала, просмотрев документы капитана, направил его в артиллерийский полк, уходящий на фронт. И уже на следующий день полк сражался с фашистами. Петренко был назначен командиром дивизиона 76-миллиметровых пушек. Вскоре связь дивизиона со штабом прервалась. Разведка приносила самые противоречивые данные о нахождении противника. Враг появлялся в самых неожиданных местах, бои завязывались на случайных огневых позициях. Все это привело к тому, что уже через неделю полк, а вернее то, что от него осталось после неравных боев, попал в окружение.
Командир полка приказал капитану Петренко выходить со своим дивизионом самостоятельно. Две недели пробивались они через фашистские тылы. В пути пополнились людьми и техникой из других подразделений. Наконец вышли-таки к своим, на Оржицкую переправу.
По мосту непрерывным потоком текли отступающие части. Руководил переправой небритый, с воспаленными глазами военный в звании комбрига. Петренко получил от него указания и побежал готовить своих бойцов. В это время шум, лязг и гам переправы перекрыл появившийся в небе немецкий разведывательный самолет. Посыльный вернул капитана обратно.
– Товарищи командиры, – говорил комбриг, часто моргая красными веками, – нас засекла «рама». Думаю, на переправу нам остается около получаса. Надо спешить. Бросайте все лишнее! Саперам подготовить мост к взрыву! Вы, товарищ майор, расставьте направляющих по всей переправе – чтоб ни малейшей пробки не было!
Капитану Петренко майор выделил пятнадцать метров моста у самого начала переправы. Минут десять все шло нормально, пока между бревнами не затиснуло колесо повозки со снарядами. Иван кинулся на выручку:
– Выпрягай лошадей! Навались разом!
Когда повозка скатилась с моста, капитан, еще не отдышавшись как следует, спросил ездового:
– Часть-то ваша где?
– Я отбился, товарищ капитан.
– Езжай вон к тем пушкам! Будем выбираться вместе.
– Слушаюсь, товарищ капитан! Спасибо!
Ездового звали Михаил Евсеевич Гнатенко.
Переправа шла полным ходом, когда к мосту подскакали на взмыленных лошадях несколько кавалеристов.
Один из них, не спешиваясь, крикнул Ивану:
– Где комбриг? Мы из дозора.
Командир находился вблизи, и Петренко услышал, как один из кавалеристов докладывал ему:
– К переправе движутся немецкие танки. Сейчас они километрах в трех отсюда.
Командир повернулся к офицерам:
– Скорее людей выводите… А вы, капитан, останьтесь.
Когда они остались вдвоем, комбриг сказал Петренко:
– Сынок, ты, я вижу, все понял. Выйди, сколько можешь, навстречу танкам, там есть удобная позиция, и – бей! Когда мы взорвем мост, уничтожай технику и уходи в лес. Переправишься ниже по реке. Мы идем на Ольховку, догонишь.
Вскоре шум переправы остался за спиной, расчеты готовились к бою.
Долго ждать танков не пришлось. Черные громадины выползли из-за холма, и тут же напоролись на огонь пушек дивизиона. Один за другим запылали пять танков. Гитлеровцы поспешно отошли.
Петренко понимал, что враг не остановится, а попытается обойти орудия с флангов, по центру скорее всего пустят танки для прикрытия пехоты. Тогда придется вести бой в трех направлениях одновременно.
Капитан приказал развернуть часть орудий, оставив в центре всего три.
Он не ошибся: танки начали обтекать дивизион, четыре пошли вперед по центру. За ними мелькали серые фигуры вражеских пехотинцев.
В грохоте боя Петренко не услышал, когда взорвали мост. Оглянулся. На противоположном берегу еще клубилась пыль…
…Когда отбили шестую атаку, дивизиона уже практически не существовало. В живых осталось семь человек, не считая капитана Петренко и лейтенанта Пашкова. Исправными были два орудия, снаряды – на исходе… Капитана контузило, голова трещала. Он понимал: если немцы предпримут еще одну атаку… Пора уходить. Иван подозвал лейтенанта:
– Сколько есть лошадей?
– Двенадцать, товарищ капитан.
– Мы свою задачу выполнили. Взорвать орудия!..
Ездовой Гнатенко выпряг своих лошадей, смастерил подобие седел. Кони у него были ладные, ухоженные. Одного из них Михей подвел капитану.
Группа направилась к лесу. Двигались берегом реки. Вел группу сержант Бобырь, хорошо знавший эти места. Километрах в восемнадцати от бывшей переправы находилась деревня, в которой жили родственники сержанта. Не доезжая до нее, остановились на отдых, сержант отправился в деревню на разведку. Уставшие люди дремали, только Михей вслушивался в тишину ночи.
Сержант вернулся в сопровождении мужика, ехавшего верхом на неказистой крестьянской кобылке. Бобырь обратился к капитану:
– Товарищ капитан, немцев в селе еще не было, но они где-то рядом. Это мой дядя Савелий Иванович. В село въезжать не рекомендует. В двенадцати километрах отсюда есть лесничество. Савелий Иванович советует расположиться там, разведать обстановку и только потом переправляться через реку. В селе ходят слухи, будто выше по реке фашисты уже переправились. У лесника несколько наших красноармейцев.
– Ведите к леснику, Савелий Иванович, – немного подумав, согласился капитан Петренко.
К рассвету добрались до лесничества. Навстречу выскочили две здоровенные собаки и с лаем бросились на лошадей. Савелий Иванович закричал на них, и те, видимо, узнав его, отошли в сторону. Несколько мужчин и женщина вышли на порог дома с оружием в руках.
Капитан Петренко приказал спешиться, лошадей, когда остынут, напоить и накормить.
В избушке у лесника нашли приют молоденький лейтенант, старшина, женщина-санинструктор и четверо солдат. Лейтенант доложил капитану Петренко, кто они и откуда. Рассказал, что у переправы вчера весь день продолжался ожесточенный бой, но чем он закончился, никто не знает.
Санинструктор заметила, что Петренко ранен.
– Товарищ капитан, разрешите, я осмотрю вас, вам нужна помощь…
– Я в вашем распоряжении. Как вы попали сюда?
– Пробираюсь к своим. Была в окружении, выходили с боем ночью, я тащила раненого, из-за него отстала от части, догнать уже не смогла. Добралась до деревни, оттуда и переправили…
– В деревне знают, что все вы здесь, у лесника?
– Савелий Иванович знает. Тот, который и вас привел сюда.
– А лесник где?
– Пошел разведать, что и как.
Санинструктор обработала йодом царапины и ссадины на лице и на руках капитана Петренко, забинтовала ему голову и левую руку.
– Надо бы вам, товарищ капитан, сменить одежду. На вас одни клочья!..
– Да? Спасибо… Спросите, пожалуйста, у лейтенанта Пашкова, может, у него найдется что-либо?
Санинструктор вышла. Капитан поглядел на себя в осколок зеркала, прикрепленный к стене. Вид у него действительно был неважный. Почерневшее, изможденное лицо, ввалившиеся глаза, рваная гимнастерка – отнюдь не командирская внешность!..
Вошел Михей:
– Товарищ капитан, я приготовил воду. Умойтесь, легче станет.
Во дворе на скамейке стояло корыто, наполненное водой, на бортике лежал кусок бельевого мыла. Умывшись, Иван почувствовал некоторое облегчение. Глаза слипались, но голова болела не так сильно.
Подошли Пашков и санинструктор.
– Товарищ капитан! Я подобрал для вас солдатскую форму.
– Спасибо. Я очень устал, прилягу немного… Поставьте часовых…
Санинструктор протянула Петренко две таблетки.
– Выпейте, товарищ капитан.
– Спасибо. Как вас зовут?
– Сержант Лебедева, товарищ капитан.
– Я спрашиваю имя и отчество.
– Светлана Ивановна.
Петренко уснул мгновенно. Проснулся в полдень. У кровати на стуле висела выглаженная одежда и чистое нижнее белье. Начищенные сапоги стояли рядом. На столе поблескивала острием самодельная бритва, лежали мыло и помазок, возвышался кувшин с водой.
Капитан побрился, переоделся и вышел из дома. Бойцы сидели на скамейке перед входом – все свежевыбритые, подтянутые. При виде командира встали. Сержант Бобырь подскочил:
– Товарищ капитан, ждем вас к обеду.
На столе дымились суп и каша. Обедали молча. О вчерашнем бое никто не вспоминал, слишком много погибло товарищей.
После обеда капитан приказал офицерам и сержантам остаться. Когда бойцы удалились, он спросил:
– Какие новости, товарищи?
Докладывал лейтенант Пашков:
– Обстановка сложная, товарищ капитан. Часа три назад у переправы снова кипел бой. Очевидно, какая-то наша часть вышла к реке, а там уже фашисты. Савелий Иванович еще с утра ушел в разведку и до сих пор не возвратился. Мы с ним решили, что он переправится на тот берег, чтобы разузнать, сколько там немцев.
– Будем ждать его возвращения. Смените посты, чтобы нас не застали врасплох.
– Что намереваетесь делать вы? – обратился Петренко к лейтенанту, старшине и санинструктору, которые в доме лесника находились уже третьи сутки.
– Присоединимся к вам, товарищ капитан, если не возражаете, – ответил за всех лейтенант.
Петренко прошелся по комнате.
– Что ж, возражений не имею. Обдумывайте ситуацию, в которой мы все оказались, возможно, у кого-нибудь появятся дельные предложения.
…Уже смеркалось, когда прискакал верхом Савелий Иванович. Спешился и подошел к Петренко.
– Добрый вечер, товарищ капитан!
– Добрый вечер, Савелий Иванович! Чем порадуете?
– Порадовать нечем… Немцы уже на той стороне. Получается, что все мы оказались в тылу у фашистов. Вам нужно уходить лесом, потом плавнями. Уходить немедленно. В деревнях сказывают: фашисты расстреливают пленных. Бобырь проведет вас. Выходите к ночи… По темноте легче добраться до лесной глухомани… Доберетесь – считайте, что спасены.
– Спасибо, Савелий Иванович. У меня к вам еще просьба: нужны три хорошие лошади.
– Постараюсь помочь.
Меньше чем через час Савелий Иванович привел трех оседланных лошадей.
Шесть суток отряд капитана Петренко двигался на восток. Шли ночами. Днем отсыпались в лесу или плавнях, деревни обходили стороной. Разведка, высылаемая вперед, утешительных вестей не приносила. В округе хозяйничали гитлеровцы. Поэтому в бой с фашистами не вступали, стараясь сохранить людей. Только однажды, когда кончились продукты, напали на немецкий обоз. Схватка длилась не более пяти минут. Выпрягли лошадей из повозок, навьючили на них продовольствие и трофейное оружие и, стащив с дороги вражеские трупы и повозки, скрылись в чащобе.
На рассвете приблизились к хутору, расположенному у кромки леса. Разведчики доложили, что на хуторе проживает лишь одна семья, остальные дома пустуют, фашистов нет. Петренко решил заглянуть на хутор, чтобы дать возможность людям отдохнуть и привести себя в порядок.
Мирно гудели над ульями пчелы, золотились тяжелыми плодами деревья в садах – все дышало миром и покоем…
Хозяин, плотный рыжий мужик, и его жена накрыли на стол. Поели, выставили часовых и расположились на отдых. Хозяин подсел к капитану:
– Товарищ командир, может, мне проехать в село – разузнать там, что да как? На меня никто не посмотрит, я тутошний… А ваши все приметные… А?
Петренко согласился. За шесть суток пути отряду не однажды приходилось прибегать к помощи местных жителей, и всегда это были честные люди. Но в этот раз… Хозяин, бывший петлюровец, люто ненавидел Советскую власть. В трех километрах от хутора, в селе, расположился вражеский гарнизон, туда и отправился предатель.
…Через час фашисты незаметно окружили хутор. Один из часовых, внезапно увидев немцев перед собой, успел выстрелить. Весь отряд в мгновение ока был на ногах. Но немцы уже ворвались на хутор. Капитан Петренко выбил окно и из ручного пулемета расстреливал фашистов в упор. Укрывшись у другого окна, стрелял из карабина Михей Гнатенко. Лейтенант Пашков пробился к дому, закричал:
– Товарищ капитан, выбирайтесь…
Петренко перебил его:
– Приказываю: возьмите мои и Михея документы и уводите людей! Пробивайтесь, иначе погибнем все!
– Слушаюсь, товарищ капитан! Все за мной!
Конники вихрем вылетели со двора. В доме остались Иван и Михей. Они еще какое-то время отбивались, пока не скрипнула дверь за спиной и не влетела в комнату граната, брошенная предателем…
В дом ворвались фашисты. Схватили обоих смельчаков и волоком вытащили во двор. Первым очнулся Михей. Поднявшись, он озирался по сторонам, не понимая, что произошло. К пленным подошли немецкий офицер и переводчик. Офицер что-то спросил. Переводчик тут же забубнил:
– Офицер? Политрук? НКВД?
– Нет, – с трудом помотал головой Михей. – Ездовой. – И показал, как он правит лошадьми.
– А этот? – переводчик кивнул на распростертого на земле капитана.
– Солдат, артиллерист… – ответил Михей.
– Понятно. Бери его на плечи и пошли.
Михей нагнулся над капитаном, кряхтя от натуги, взвалил его на себя и понес, сопровождаемый хохотом немцев. Петренко вскоре пришел в себя. Михей Евсеевич осторожно опустил его и потихоньку повел по узкой тропке. В деревне их обыскали, но документов не нашли. Втолкнули в какое-то подворье и погнали к сараю. Один из солдат отомкнул ключом громадный амбарный замок и показал рукой:
– Шнель! Шнель!
Натужно захлопнулась тяжелая дверь. В амбаре царил полумрак. Через щели в стенах и кровле проникал предзакатный свет. Петренко осмотрелся: вокруг сидели и лежали пленные. Их было много. Знакомых – никого. Пожилой солдат подозвал к себе капитана:
– Садись, браток. В ногах правды нет.
Когда Михей и Петренко подсели к нему, он дружелюбно поинтересовался:
– Табачку не найдется?
– Все, что было, немцы вытряхнули…
– Жаль. Три дня не курил. Вас когда взяли?
– Часа два назад на хуторе, недалеко отсюда. Хозяин немцев привел…
– Вот иуда! Мы все через него тут оказались! Если вырвусь из плена, своими руками задушу гада! Садись поближе, сынок, перевяжу тебе голову, ты весь в крови…
Солдат оторвал кусок чистой, неиспользованной еще портянки и принялся перевязывать Ивану голову.
– Ты, друг, случайно не врач?
– Нет, кузнец. А перевязывать научился еще в империалистическую. Третий раз в жизни воюю… – Солдат вздохнул. – Ну вот… А теперь ложись, сынок, тебе, видать, крепко досталось сегодня…
Иван прилег на ворох соломы, закрыл глаза. Михей примостился рядом. Вскоре оба забылись тревожным сном.
До встречи с Лизой капитана Петренко с колонной пленных несколько раз перегоняли из одного местечка в другое. Особенно запомнился последний эсэсовский конвой: после того как пленных вывели из барака, немцы выстроили их в шеренгу и пересчитали. Оказалось, триста с лишним человек. Пожилой эсэсовец прошелся вдоль строя, внимательно осмотрел каждого, остановился и проговорил на хорошем русском языке:
– Держаться всем строго в затылок друг другу. Шаг влево, шаг вправо – считается попыткой к бегству, и стрелять будем без предупреждения!
Построили всех в колонну по четыре. Пронеслась команда: «Вперед! Шагом марш!»
Колонна выбралась на шоссе. Дорогой фашисты стреляли в пленных по поводу и без повода. К месту назначения прибыло около ста человек.
Капитан Петренко сразу узнал город, в который их пригнали. Здесь он учился в артиллерийском училище. В этом городе они с Лизой познакомились и полюбили друг друга. Он был курсантом, а она – студенткой института иностранных языков. Сколько светлых вечеров провели они здесь вместе. И как трудно было расставаться… Вспомнив об этом, Петренко даже застонал от душевной боли.
Михей заботливо наклонился:
– Тебе плохо, капитан? – едва слышно прошептал он.
– Плохо, Михей… Как никогда в жизни…
– Держись! Уйдем с тобой в лес…
– Держусь, Михей Евсеевич. Стараюсь…
XIX
Приняв душ, Эльза вернулась к себе в комнату. Холодная вода немного успокоила ее, но все же какая-то внутренняя дрожь осталась… Она оделась и стала ждать Гардекопфа. Тот управился с заданием на удивление оперативно и вскоре чуть охрипшим голосом докладывал: сорок пленных размещены в одной из конюшен на территории конного завода. Они займутся переоборудованием завода в лагерь с пропускной способностью в тысячу человек. Подчинение – имперскому управлению по делам концлагерей. На период строительства ответственность за пленных и за качество того, что им предстоит сделать, возложена на начальника местного отделения СД оберштурмбанфюрера Гейнца. Обитатели нового лагеря будут использованы на тяжелых ремонтных работах. Во Франции и в генерал-губернаторстве подобные концлагеря уже имеются.
Гардекопф ушел. Эльза сидела задумавшись. Она понимала: Иван узнал ее. Ему сейчас невыносимо трудно. Но каково ей!..
И все же, несмотря ни на что, надо срочно браться за очередную шифровку. Материалы, собранные по маршруту поездки, оказались настолько важными, что их необходимо было отправить незамедлительно. Кроме того, надо сообщить в Центр, что в группе пленных, прибывших для переоборудования конного завода в концлагерь, находится Петренко. Это опасное совпадение может повлечь разные неожиданности. Пока муж находится в лагере, буквально под боком, она не может быть абсолютно уверена в успехе. Его придется спешно переправить в лес. Как это сделать, Эльза пока не знала…
Не торопясь, она спустилась в холл, оставив в комнате на столе деньги…
В дверях Эльза столкнулась с Гартманом.
– Какие новости, лейтенант? – спросила она.
Гартман сощурился:
– Есть новость. Оберштурмбанфюрер Гейнц, пока вы ездили на «экскурсию», расследовал… – Гартман, не договорив, рассмеялся.
Эльза надменно взглянула на него:
– Что-то я не совсем понимаю вас.
– Сейчас объясню. Гейнц считает, что вы пристрелили Карлинского, чтоб не делиться с СД сведениями, которые узнали от этой свиньи. Шофер Крегера доложил, что ездил со своим шефом к Карлинскому. Гейнц допрашивал жену Карлинского. Бился с ней полдня! И впустую! Приказал расстрелять… А в итоге, перерыв все бумаги Зайлера и Крегера, так и не нашел в них ничего о Карлинском!
– Да-а, – протянула Миллер, – действительно забавно. Это напоминает историю об одном любознательном человеке. Он уже сделал было карьеру, но его подвела излишняя разговорчивость. Беднягу отправили в командировку… на фронт! Вы меня поняли, лейтенант?
– Можете рассчитывать на мою деликатность, фрау.
Возле здания СД Эльза привычно поприветствовала дежурного, прошла по коридору. Гартман не отставал. У порога кабинета Эльза недовольно оглянулась:
– Ну же!.. Что еще?
– Из Берлина прибыло для вас несколько пакетов. Я закрыл их в сейфе у Гардекопфа. И последнее, Гейнц интересовался, приехали вы или нет?
– Зачем я ему понадобилась?
Гартман пожал плечами:
– Он не сказал…
– Ладно. Принесите почту. Никуда не отлучайтесь из кабинета Гардекопфа. Без доклада ко мне никого не пропускать!
Донесение для Центра было зашифровано. Оставалось сделать приписку о неожиданной встрече с мужем. На это ушло несколько минут. Потом она принялась за почту из Берлина.
Первый пакет, был от Штольца. Штандартенфюрер был доволен ею, официально извещал, что для нее дополнительно выделяют шесть человек и два автомобиля в связи с тем, что зона действия ее полномочий расширяется. В пакет была вложена копия приказа о том, что Миллер досрочно присвоено звание гауптмана. В небольшом свертке прибыли новые знаки различия. Здесь же была и короткая личная записка.
«Поздравляю с повышением. Ты правильно делаешь, что подкрепляешь докладные записки объяснительными виновных и показаниями свидетелей. Потерпи. Думаю, скоро мы тебя отзовем в Берлин.
Штольц».
В остальных пакетах были циркуляры. Эльза сняла китель, аккуратно прикрепила новые знаки различия, вышла к Гартману:
– Лейтенант, доложите Гейнцу, что я вернулась.
– Слушаюсь! – Гартман замер как вкопанный и, похоже, не собирался двинуться с места, глазея на Эльзу удивленно и даже испуганно.
– Что с вами?
– Прошу прощения, я заметил, что у вас новые знаки различия! Позвольте поздравить!..
Эльза возвратилась к своему столу, но углубиться в работу ей не дали – в кабинет один за другим вошли Гейнц, Венкель и Гартман.
– Восхищен вами, фрау Миллер!
– Примите мои искренние поздравления!
– О, господа…
– Надеюсь, мы сегодня выпьем за ваше здоровье?
– А вы как думали! Приглашаю вас всех, господа, в «Викинг». Гартман, передайте всем нашим, кто не в командировке, мою просьбу: к 20.00 быть в ресторане. В парадной форме, естественно.
– Только так, фрау!
До назначенного времени оставалось совсем немного, когда Миллер в сопровождении Гардекопфа появилась в ресторане. Как обычно по вечерам, здесь было многолюдно. Не задерживаясь в зале, подошли к бару. Хозяин уставился на Эльзу:
– Фрау можно поздравить с повышением в звании?!
Она кивнула.
Гардекопф спросил:
– Как наш заказ?
– Два столика, каждый на четверых, ждут вас.
Эльза улыбнулась:
– Гардекопф, проследите, чтобы все было свежим!
Тот отправился на кухню вслед за официанткой. Эльза обратилась к владельцу:
– Вино я хочу выбрать сама…
– Тогда прошу вас, фрау Миллер, за мной…
Они спустились в подвал.
– Что-то стряслось? – встревожился хозяин.
– Да. Сегодня на конезаводе разместили пленных. Среди них мой муж. Он случайно увидел меня, узнал и может натворить беды! Необходимо устроить ему побег, переправить в лес. Есть ли такая возможность?
– Не знаю. Дело не из легких. Там всюду посты. Если напасть, вряд ли кто из пленных доберется до леса. Да и все случайности не предусмотреть. Лучше сделать как-то так, чтобы инициатором побега стали вы сами… Только…
– Да? – В полутьме подвала трудно было разглядеть выражение лица Эльзы. Она помолчала, обдумывая ситуацию. – Оставайтесь здесь, я пришлю за вином Гардекопфа…
Эльза взглянула на часы: 20.00. Начальник СД и его заместитель уже сидели за столом Миллер. Двух офицеров службы безопасности, пришедших с ними, пригласили к столу Гартмана и Фосса.
Гейнц и Венкель столь усердно ухаживали за Эльзой, что она с милой улыбкой обратилась к обоим:
– У меня нет слов, господа! Вы сегодня слишком внимательны, галантные мои кавалеры! Но мы, немки, опасаемся полноты больше, чем партизан. Прошу вас не так рьяно наполнять мои тарелки… Не то…
Все расхохотались.
– Фрау Миллер! Не будь вы офицером абвера, вы были бы неотразимой женщиной, – ухмыльнулся начальник гестапо.
– Неужели офицерская форма убивает в женщине женщину?
– Не совсем. Но поклонников удерживает ваш пистолет, которым, говорят, вы владеете неплохо.
Эльза промолчала.
– Милая фрау, не смогли бы вы сейчас помочь нам? – понизил голос Гейнц. – Мне и Венкелю? Мы будем вашими искренними друзьями.
– Может, и впрямь вернуться к старому варианту? Разумеется, с новыми исполнителями. Боюсь только, что в случае неудачи во всем виновата буду я. Да и не входят в сферу моей деятельности эти детективные страсти. Нет, пожалуй, мне лучше держаться в стороне и бороться, как и положено, за чистоту армейских рядов…
– О, фрау Миллер! Хотя бы подскажите… Об остальном мы и сами догадались бы.
– Хорошо. В благодарность за ваши добрые пожелания. Зайлер и Крегер из каких-то источников знали: в отряде «Смерть фашизму» есть работники НКВД, оставленные со спецзаданием.
Начав говорить, Эльза Миллер лишь в общих чертах представляла, как выйдет на нужную ей ситуацию. Но внутренне вся собралась, понимая: сейчас может решиться очень многое… И, сохраняя уверенное спокойствие, продолжала:
– То, что рядом с городом строится концлагерь, партизанам уже наверняка известно… В связи с этим у меня есть неплохая идея внедрения наших людей в отряд при помощи самих русских пленных.
– Каким образом?
– Отобрать человек двенадцать пленных, поручить их охрану полицейским. Послать разбирать какой-нибудь барак вблизи леса. Или на заготовку дров. Наши агенты нападают на охрану, уничтожают ее и с пленными уходят в лес. Такая разработка может пройти?..
– Вполне!
– Два – три подготовленных агента – сила. Если, конечно, у вас есть надежные люди. И если не промахнетесь при отборе пленных. Россия – страна фанатиков, одержимых манией подозрительности.
– Эльза! Это лучшее, что можно придумать в данной ситуации. Агентов мы обеспечим. Вас прошу об одном: помогите отобрать пленных, ведь вы хорошо знаете русских.
– Согласна. Но на этом моя миссия кончается. Когда-то я слыла неплохой физиономисткой. Пусть ваш человек, скажем, «репортер из Берлина», сфотографирует пленных. Остальные данные о них затребуют мои люди. Я отберу тех, кто вам пригодится. Мне появляться там – глупо: партизаны сразу заинтересуются моей персоной, ведь я здесь работала… К тому же излишне фиксировать внимание самих пленных на процессе селекции.
– Да, конечно. Операцию надо провести чисто. Завтра утром фотограф из… «Фёлькишер беобахтер» возьмется за работу…
Возвратившись к себе, Эльза спокойно обдумала сложившуюся ситуацию. Что побудило Гейнца расследовать смерть Карлинского? Его объяснение мало смахивает на правду… Идея с пленными понравилась… Рискованно, но лишь бы выручить Ивана… Главное – кажется, удалось натолкнуть Гейнца обратиться ко мне с такого рода просьбой, не вызвав при этом подозрений. Похоже, он был даже рад взвалить черновую работу на чужие плечи. В конце концов, почему бы абверу и не пособить коллегам, столь щедро помогающим армейской разведке? Да и ответственность, что бы там фрау гауптман не говорила, делится, пусть не надвое, но все же, все же…
Хозяин ресторана передал ей новое задание. На отдых прибыли две немецкие дивизии. Центр поручил партизанским отрядам задержать их, активизировав диверсионные действия. Для этого нужно собрать об этих дивизиях сведения. Задание срочное… Но это – завтра. Утро вечера мудренее…
Придя на службу, Эльза первым делом заглянула к неутомимому Гардекопфу.
– Гардекопф, найдите Гартмана и Фосса и немедленно ко мне! – приказала нетерпеливо.
Вскоре «команда» собралась в кабинете.
– Гартман! Вы занимались дивизиями, прибывшими к нам на отдых?
– Нет, фрау гауптман. Они ведь только прибыли. Не успел…
– Вместе с Фоссом займитесь этим безотлагательно!
До десяти часов Эльза составляла сводку. Описала подробно положение в округе. Отчет получился солидный, подтвержденный документами. Эльза запечатала пакет, отдала Гардекопфу для отправки. Потом достала из сейфа вчерашнюю почту, принялась изучать уже не спеша, внимательно.
Но спокойно поработать не удалось. В начале двенадцатого позвонил Гейнц. Просил разрешения продолжить недавний разговор. Вскоре он вместе с Венкелем был у Эльзы. Протянул ей толстый черный пакет. Эльза вынула из конверта снимки. Медленно перебрала, отложила три. На одном из них пленные шли строем по двору конного завода. На втором и третьем стояли в шеренге. Миллер не торопясь вглядывалась в лица… Иван здесь был на первом плане. Эльза передала снимки Гейнцу.
– Господа, попробуйте сами, не советуясь друг с другом, исходя из собственных соображений, отобрать кандидатов. А потом обсудим результаты.
Пока Гейнц и Венкель тасовали фотографии и что-то отмечали на них, Эльза украдкой наблюдала за эсэсовцами. Она надеялась, что кто-то из них обратит внимание на Ивана. Если же этого не случится, придется вмешаться ей, хотя лучше бы обойтись без этого. Несколько минут царило молчание.
Гейнц и Венкель отобрали разных людей, но оба крестиками указали на Петренко.
Эльза ни единым жестом не выдала своих чувств. Подняла голову, посмотрела на начальника и его заместителя, ожидавших, что она скажет.
– Знаете, я довольна… Могу согласиться с каждым из вас. Но господин оберштурмбанфюрер, пожалуй, отобрал людей более надежных. Несломленная воля отражается в их глазах. Такие смогут защитить агентов на случай, если в партизанском отряде что-то заподозрят. Не так ли?
Гейнц, явно польщенный похвалой Эльзы Миллер, заговорил:
– Завтра же начнем подготовку к операции. Думаю, пяти полицейских для охраны хватит. Пленные будут заняты своей работой, освободят их только через неделю. Так будет вернее… Не вызовет ни у кого подозрения… Вы согласны со мной?
– Неделя? Да, пожалуй, этого достаточно для подготовки ваших агентов…
Когда за Гейнцем и Венкелем закрылась дверь, Эльза облегченно вздохнула. Но ее волновало одно обстоятельство: почему и Гейнц, и Венкель, словно сговорившись, отметили крестиками именно Ивана? О том, что среди пленных находился ее муж, они ни знать, ни подозревать не могли. А вдруг?.. Если бы дело вел только Венкель, Эльза не тревожилась бы. А вот Гейнца надо остерегаться. Он хитрее и опаснее даже убитого Зайлера.
