Текст книги "Щит и Меч Сталинграда"

Автор книги: Александр Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

ПРЕЗИРАЯ СМЕРТЬ

Новый командный пункт городского комитета обороны был оборудован в Комсомольском садике под землей.

Под бетонными перекрытиями размещались некоторые ответственные работники обкома ВКП(б), облисполкома, горкома ВКП(б), горсовета и штаба МПВО.

Было тесно, но на тесноту никто не жаловался. Наоборот, чувствуя рядом плечо товарищей, работалось споро и дружно.

Со всех концов Сталинграда на наш КП прибывали связные различных фабрик и заводов. Телефоны звонили беспрерывно: линия связи работала с полной нагрузкой. С чьей-то легкой руки КП в Комсомольском садике прозвали «Царицынское подземелье», так как неподалеку от садика (а значит, и от КП) лежала пойма речки Пионерки, бывшей Царицы.

КП в садике просуществовал до 14 сентября. Позже «Царицынское подземелье» занял командный пункт 272-го полка дивизии войск НКВД.

Приказом по Сталинградскому фронту оборона города была возложена с середины сентября на 62-ю и 64-ю армии.

62-й армией командовал генерал-лейтенант В. И. Чуйков, а 64-й – генерал-майор М. С. Шумилов.

Они заверили Военный совет фронта:

– Сталинград не будет сдан врагу! Мы отстоим его или погибнем здесь!

В те дни и часы бои велись за каждый квартал, за каждую улицу, за каждый дом, а в домах – за этажи и комнаты. Борьба шла и за каждую развалину, за каждый метр земли. Все это требовало от советских бойцов и их командиров не только смелости и отваги, но и высокого мастерства, смекалки, находчивости. Героизм воинов 62-й, 64-й армий и других соединений был беспределен. Каждый день боев у стен Сталинграда рождал новых героев.

В эти сентябрьские напряженные дни кровопролитных боев защитники Сталинграда поклялись: «За Волгой для нас земли нет!»

Клятву свою они сдержали: враг начал топтаться на месте, темп его наступления был сбит.

«Защитники города научились пропускать над собой немецкие танки под расстрел нашей противотанковой артиллерии,– вспоминал В. И. Чуйков в своей книге «Сражение века».– Пехота врага отрезалась от танков, она истреблялась отдельно... Ночь и ночной бой были для нас родной стихией... Наша разведка в Сталинграде работала хорошо. Мы знали и о слабых участках противника, и о местах его скопления и не пропускали удобного случая для нанесения эффективного удара. Мы всегда держали противника в напряжении и страхе перед неожиданным ударом».

Тяжелыми были и последние недели обороны.

Противник продолжал ожесточенные атаки на заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь». Но советские войска неизменно отвечали контратаками, нанося ему колоссальные потери.

Недалек был час, когда советские воины от обороны должны были перейти в решающее наступление.

Фронтовые разведчики сообщили, что на помощь 6-й германской армии срочно идет подкрепление – две пехотные и одна танковая дивизия.

Об этом я немедленно поставил в известность А. И. Еременко.

– Не поможет фрицам подкрепление! — сказал товарищ Еременко.

21 октября, вечером, в блиндаж к А. И. Еременко пришли начальники всех родов войск фронта. Обсуждался предварительный замысел Ставки Верховного Главнокомандования о нашем решительном контрнаступлении, результатом которого явилось бы полное окружение и разгром под Сталинградом группировки противника.

Скрытно от врага на тральщиках, баржах и бронекатерах в район тракторного завода была переброшена наша танковая бригада. Ее появление для гитлеровцев оказалось полной неожиданностью.

Военный совет фронта принял ряд дополнительных мер по укреплению обороны. Туда, где предполагался прорыв вражеской линии, были посланы новые силы, новая боевая техника. Все отряды народного ополчения и истребительные батальоны передали действующей армии.

Но наращивание наших сил, подготовку к броску следовало держать в строжайшей тайне. Сроки нашего наступления ни в коем случае не должны были стать известны в штабе 6-й немецкой армии.

Чтобы дезинформировать противника, чтобы заставить его поверить в то, будто сталинградцы решили держать оборону надолго и хотят до весны остаться на старых позициях, была составлена фиктивная радиограмма командующего тылом Сталинградского фронта. Радиограмма была передана по всем армиям и подчиненным им соединениям открытым текстом. Мы знали, что радиограмма обязательно попадет в руки врагу, желали этого и не ошиблись.

Когда на стол Фридриха Паулюса лег перевод перехваченной немецкими связистами нашей радиограммы, командующий 6-й армией (как позже рассказал его адъютант полковник Вильгельм Адам) от удовольствия потер руки:

– Я твердо знал, что русские не отважатся на контрнаступление! У русских нет сил, они могут лишь обороняться! Читайте. Командующий их тылом требует усиленно готовиться к встрече зимы, строить утепленные блиндажи, обещает прислать зимнее обмундирование, топливо для печей! Русские собираются до весны будущего, сорок третьего года остаться в развалинах города и за Волгой! Что ж, к этому времени мы измотаем их! Они напрасно ждут подкрепления – новые силы русским взять уже негде!

И Паулюс немедленно издал приказ по всей армии:

«Приготовления русских к зимней кампании находятся в полном разгаре. Вторая русская зима застанет нас лучше подготовленными. Русские силы, которые значительно уменьшились в результате последних боев, не смогут уже вести бой такой силы, как в прошлую зимнюю кампанию. Что бы ни произошло, но более жестокой и трудной зимы для нас уже не может быть...»

Между тем, Красная Армия наращивала силы к решающему штурму, к наступлению, к полному окружению вражеской группировки. Когда 19 ноября войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в решительное наступление, это было для Паулюса с его штабом и разведкой полной неожиданностью.

Глава седьмая

БОЕЦ «НЕВИДИМОГО ФРОНТА»

Их было немало, бойцов «невидимого» фронта, разведчиков, которые проникали в дни битвы у стен Сталинграда в аппарат абвера, в его диверсионно-шпионские школы. Бесстрашные, высококвалифицированные советские разведчики вовремя выясняли изменения в тактике подрывной деятельности противника, получали и передавали за линию фронта сведения о забрасываемой к нам вражеской агентуре, о путях ее проникновения в тыл Красной Армии, о способах ее связи с немецкими разведцентрами. Все это помогло органам НКВД, военной контрразведке разоблачать фашистских лазутчиков на советской земле, пресекать их преступную деятельность.

Самоотверженно выполняли задания разведчики во время Сталинградской битвы: накануне, в самый разгар сражения и на завершающем этапе. Благодаря их деятельности в тылу противника органам НКВД стало известно о многих агентах абвера, что помогло парализовать преступную, шпионскую деятельность фашистских выкормышей.

Я поведаю лишь об одном зафронтовом советском разведчике, об Иване Семеновиче Савчуке, рядовом армии бойцов «незримого» фронта, мужественном и смелом чекисте.

* * *

В Красную Армию Иван Савчук был призван в июле 1941 года прямо со студенческой скамьи.

В детстве, юности, в институте Савчук изучал немецкий язык, и знание его очень пригодилось разведчику. Будучи родом из небольшого украинского городка, Савчук очень переживал за судьбу своих уже немолодых родителей, оставшихся на оккупированной врагом территории.

– Увидишь их,— сказали Савчуку, когда он усиленно готовился осенью 1942 года к выполнению задания.– Попадешь, скажем, на обучение в немецкую школу в Полтаве, а от Полтавы до твоего родного городка, как говорится, рукой подать.

Задание у Савчука было серьезным: под видом перебежчика перейти линию фронта и сдаться в плен немцам. И далее: постараться понравиться представителям германской разведки и с их помощью, их рекомендацией попасть в какую-либо разведывательную школу, лучше всего в полтавскую.

– Немцам объяснишь, что в Красной Армии не желал служить, так как не хотел быть убитым или раненым, мечтал побыстрее увидеться с родными,— инструктировали Ивана Семеновича Савчука.– Расскажешь о своей непримиримой ненависти к большевикам, Советской власти, пожалуешься, что перед войной у тебя был репрессирован ближайший родственник, что сам с трудом поступил в институт, скрыв при этом о родственнике, о прошлом родителей. Блесни при случае своим знанием немецкого языка, литературы и истории Германии – это должно понравиться абвер-офицерам.

Свою новую «биографию»-легенду Савчук запомнил так хорошо, что, разбуди его ночью, задай вопрос о родителях, «дядюшке», покойном деде со стороны матери, конфликтах на идейной почве с преподавателем в институте, исключении из рядов комсомола – ответил бы не задумавшись, без запинки.

Во время подготовки Савчука тщательно отработали линию поведения «перебежчика» у врага. Отработаны были и различные ситуации, в какие мог попасть разведчик.

– Во вражеском логове пробудешь примерно год,— сказали Савчуку.– За этот срок должен завоевать доверие, сделать карьеру и, главное, пробраться в абверовскую школу. По известным тебе каналам сообщишь свое местожительство. Тогда пришлем связника.

Когда подготовка к заброске закончилась, тепло простились с Савчуком, пожелали ему успехов и счастливого возвращения с задания.

Ночью разведчик был отвезен на «эмке» к самому тихому участку на линии фронта. Дальше надо было идти пешком по полю, через редкий лесок, сожженную деревушку.

И Савчук ушел. Как казалось, надолго. Но минула всего одна неделя, и Савчук вновь сидел перед своими наставниками. Что же произошло? Отчего вернулся так быстро и, главное, не выполнив задания?

– Меня проверяли недолго,— рассказал Савчук.– Сразу поверили, что я перебежчик и к немцам пришел из-за своей врожденной трусости да ненависти к власти Советов. Не было, видно, времени у офицеров абвера долго со мной заниматься. Дали подписать протокол допроса и потребовали расписку на согласие работать для «великой» Германии. Сейчас приказано за пять-семь дней разведать дислокацию советских войск на юго-западе Сталинграда и в районе Котельниково, узнать про уязвимые места советской обороны, нанести все это на карту и вернуться обратно. Считаю, что послали вроде как для проверки моей персоны. Оправдаю доверие – тогда и закреплюсь.

Савчук спал считанные часы. С разведчиком уточнили варианты его будущих допросов в абвере, научили, что доложить при возвращении к немцам, указали на его карте «уязвимые, плохо обороняемые» участки фронта, и ранним утром, еще затемно, Савчук вновь ушел на запад. Переход осуществлялся в районе озера Цаца, где стояла румынская дивизия.

При встрече с румынским офицером Савчук тотчас сказал ему пароль, которым его снабдили немцы, и потребовал доставить в Калач-на-Дону.

Представителю абвера в Калаче Савчук передал свою карту, и в награду за выполнение первого задания был отправлен на отдых.

Несколько дней Савчук бездельничал. О нем словно забыли. Но это только так казалось – о своем новом и довольно удачливом агенте в абвере хорошо помнили. Принесенные им сведения проверяли и перепроверяли. Когда же удостоверились, что они не ложны, разведчику вновь предложили пойти на советскую сторону.

– На этот раз посылаем не одного, а даем напарника,— сказал офицер абвера.

«Вновь проверка,— подумал разведчик.– Жаль, не знаю, с кем мне идти. Что за человек, чего от него ждать...»

– Не согласен я! – сказал Савчук.

– Желаете вновь отправиться к русским в одиночку? – удивился немецкий офицер.

– Нет. Просто отказываюсь снова прямо зверям в пасть идти. Мне моя жизнь дорога! Не для того к вам явился, чтоб своей жизнью рисковать. От войны бежал, думал у вас в тылу тихо пожить. Подальше от всех смертей. А вы гоните на явную погибель.

– Успокойтесь,— сказали Савчуку.– У вас просто шалят нервы. Ваша жизнь нам тоже дорога. Но если ваша судьба вам. не безразлична, если желаете заслужить полное доверие германских властей и ее доблестной армии, то должны согласиться с нашим предложением, тем более что это приказ. Перестаньте хныкать, держите себя в руках!

– Но прошлый раз вы обещали меня после выполнения задания отправить на Украину, к родителям,— напомнил Савчук.

– Наше обещание остается в силе. Но будет выполнено чуть позже, когда мы взломаем оборону Сталинграда, захватим город и выйдем к границе Азии. Потерпите. Сейчас вы очень нужны германской разведке. Я подчеркиваю – очень! Выполните наше второе задание, и вам гарантировано теплое местечко переводчика, хорошо оплачиваемая работа вдали от фронта.

– Не обманете?

– Германский офицер никогда не лжет! — стал строже сотрудник абвера.

Савчук согласился не сразу. Сыграл роль польстившегося на хорошо оплачиваемую должность переводчика и после раздумья сказал:

– Ладно. Пойду. Но в последний раз!

А сам решил, что надо будет как следует прощупать напарника.

Познакомились они на следующий день.

Напарник оказался человеком средних лет с впалыми щеками и землистого цвета лицом. Угрюмо и безразлично он глянул на Савчука и сказал:

– Вместе, значит, шагать? Добро, что тропинку к москалям знаешь.

После беседы Савчук узнал, что в напарники ему выделили озлобленного приверженца Бандеры, Стецко и прочих украинских националистов.

От надзора такого типа за линией фронта будет избавиться трудно.

Минул еще один день, и Савчук с напарником двинулись в сторону Волги.

«При удобном случае отвяжусь от этого типа, улизну ненадолго и постараюсь связаться с нашими контрразведчиками...»– планировал Савчук.

Но все вышло не так, как он рассчитывал. Стоило двоим «интендантам» оказаться за линией фронта, как они были задержаны бдительными советскими бойцами передовой линии и доставлены под конвоем в особый отдел.

Первым допрашивали напарника, который в документах значился Кришеенко Леоном. Савчук ожидал своей очереди в тесной землянке под присмотром двух молчаливых красноармейцев.

– Савчук! На допрос! – наконец вызвали разведчика.

Выходя из землянки, Савчук столкнулся с «Кришеенко». Тот был зол, мрачен и даже не взглянул на Савчука.

– Станем юлить, врать, рассказывать «легенду», какой вас снабдили в абвере, или будем давать чистосердечные показания? — спросил Савчука капитан особого отдела.

– Сообщите в особый отдел Сталинградского фронта,— попросил Савчук.

– А с командующими армиями не желаете, чтобы я поговорил? – усмехнулся капитан.

– Скажите, что «фельдшер» прибыл. Именно «фельдшер»,— упрямо повторил Савчук и присел на ящик из-под патронов.– Пока не прибудут товарищи из особого отдела, я больше ничего не скажу.

Капитан с интересом посмотрел на странного, удивительно спокойного «агента» абвера, пожал плечами и начал звонить.

– Я перешел линию фронта не один,— доложил Савчук.– Со мной некий «Кришеенко» – так он значится в документах. Думаю, что ко мне его приставили неспроста: абвер желает еще раз удостовериться в моей лояльности, узнать, не веду ли я двойную игру. «Кришеенко» должен следить за мной. Если он не вернется, за линией фронта сразу поймут, что я выдал его.

В особом отделе согласились с доводами разведчика. Было решено исправить «ошибку» советских контрразведчиков, проявивших бдительность и не позволивших сотрудникам абвера проникнуть в наш тыл.

Спустя час «Крищеенко» и Савчук были выведены на дорогу. Охраняли их все те же молчаливые красноармейцы.

– Стоять! — приказал у развилки один.– Подождем попутный транспорт.

Он присел на бугорок, достал кисет и начал сворачивать самокрутку. Но не успел. Савчук бросился на конвоира, вырвал винтовку и огрел его прикладом.

– Бежим! — крикнул Савчук и, петляя, как заяц, бросился в поле.

«Кришеенко» не заставил себя ждать и побежал следом.

За спиной у беглецов раздавись беспорядочные выстрелы.

– Зачем винтовку бросил? — задыхаясь, спросил на бегу «Кришеенко».– Я бы этим операм врезал...

Беглецы достигли балки, спустились в нее. Теперь выстрелы за спиной уже не были страшны.

– Ловок ты, как я погляжу,— с уважением к напарнику заметил «Кришеенко».– Я только думать собрался, как нам спастись, а ты уже на этого солдатика кинулся!

– День в балке переждем,— сказал Савчук,— а ночью дальше двинем.

– С пустыми руками вернемся? За это господин офицер не похвалит,— заметил «Кришеенко».– Нет... Не похвалит...»

Но о невыполненном задании офицер абвера не напомнил.

– Хорошо, что вернулись,— сказал он.

– Ему спасибо,— кивнул в сторону Савчука «Кришеенко».— Кабы не он, сейчас у гэпэушников баланду бы жрали и ждали расстрела. Жизнью я ему обязан. Молодец он!

– Отметим. Абвер преданных ему людей не забывает,— обещал офицер, и спустя несколько дней Савчук получил должность переводчика. Вместе с группой офицеров германской разведки он ездил по лагерям советских пленных, переводил беседы с новыми кандидатами для шпионской работы.

Савчук переводил вопросы и ответы, а сам накрепко запоминал фамилии, особые приметы тех пленных, кто смалодушничал в свое время и дал согласие на перевод из лагеря в разведывательно-диверсионные школы.

Когда Савчуку поручали заполнять поддельные документы для фашистских агентов, советский разведчик фотографировал их и затем передавал пленку связнику, который переправлял ее за линию фронта.

Дублируя сведения, Савчук записывал данные на фашистских агентов и сотрудников абвера одному ему попятными значками.

Все это оказало неоценимую помощь в задержании на нашей территории немецких наймитов.

В конце зимы 1943 года, вместе с отступающими фашистскими войсками, Савчук оказался за Днепром. Работая в комендатурах, участвуя в допросах советских военнопленных, беседуя с агентами абвера, он собрал богатейший материал на 80 агентов врага и 30 сотрудников школ абвера, трижды сумел передать эти сведения на советскую территорию.

В первый раз Савчук оставил кассеты с отснятыми фотопленками личных дел врагов у хозяина своей квартиры, когда с фашистами покидал город Луганск. Второй раз разведчик направил собранные им данное о школах абвера с одним из бывших советских военнопленных, которого немцы забрасывали за линию фронта, а Савчук уговорил явиться с повинной в советские органы. И в третий раз отдал отснятую фотопленку своему дальнему родственнику в Кременчуге с наказом, чтобы гот доставил фотокассету в особый отдел.

Последние сведения о вражеских агентах, преподавателях, структуре абверовских школ, методах засылки шпионов Савчук вручил лично военным контрразведчикам при своем выходе из вражеского тыла.

– Здесь списки и снимки курсантов и преподавателей абверовских школ «Сатурн» в Борисове, гроссраумской, которая базируется близ Кенигсберга, абвергрупп «Буссард» и «Дромедар», которые занимаются подрывной деятельностью против войск Закавказского фронта. А в блокноте сведения на руководителя школы «Дромедар», бывшего генерала дашнаковской армии Дроканяна.

Савчук выглядел усталым. Но стоило предложить ему отдохнуть несколько недель, как он ответил:

– Для отдыха времени нет. После войны отдохну. А сейчас я еще могу быть полезен моей Родине, партии и народу.

И Савчук вернулся в строй бойцов незримого фронта, вновь ушел на задание.

В ТЫЛУ ВРАГА

В сложных условиях скрытой подготовки к наступлению и окружению вражеской группировки в районе Сталинграда и ни на минуту не прекращающихся оборонительных боев областное управление НКВД вело активную разведывательную работу как непосредственно в боевых частях противника, так и в его тылу.

В областное управление наркомата внутренних дел приходили десятки добровольцев. Они обращались с просьбой направить их в тыл врага для выполнения любого задания. Среди них были и совсем юные, как, например, 16-летний Саша Филиппов. До войны он учился и работал в мастерской артели имени 3-й Пятилетки.

Двенадцать раз в самый разгар битвы за Сталинград юный разведчик переходил линию фронта, доставляя нам сведения о дислокации войск противника, местонахождении вражеских батарей и танков. Смышленый, удивительно подвижный, Саша умел пройти там, где бы взрослого человека немцы или румыны обязательно задержали.

Однажды мы напрасно ждали Филиппова – Саша не вернулся с задания... Уже после победного завершения сражения у стен Сталинграда стали известны подробности его гибели.

В числе трех партизан-разведчиков Саша Филиппов был схвачен врагами. Вот что написал в донесении начальник разведки 95-й морской бригады майор Иван Николаевич Николаев:

«А. Филиппов пытался бежать из-под стражи, но был заколот штыком конвойным солдатом, а затем по приказу коменданта повешен на акации против церкви.

Последними словами А. Филиппова были: «Все равно наши придут и перебьют вас, как бешеных собак!..»»

В солнечном и мирном городе-герое Волгограде, в Ворошиловском районе, есть цветущий сквер имени юного партизана-разведчика Саши Филиппова. Там на могиле в 1965 году был установлен памятник с портретом героя. У памятника пионеры, чьи отряды и дружины, носят гордое имя Филиппова, проводят свои сборы...

Несколько раз уходила в тыл к немцам и возвращалась в расположение наших войск с ценными сведениями о противнике молодой большевик Мария Ивановна Моторина (Заворыкина).

Перед войной Мария Моторина работала заместителем начальника политотдела нового совхоза в Кайсацком районе, а в дни Сталинградской битвы стала бесстрашной разведчицей. В работе среди врагов Марии очень помогало знание немецкого языка, но немцы об этом даже не догадывались.

Я хорошо помню, как познакомился с Марией-Марусей,

– Не боишься? Или поджилки трясутся? — спросил я.

– Я не пугливая, товарищ начальник,— ответила девушка.– С детства ничего и никого не боюсь – ни темноты, ни мышей.

– Фашисты пострашней мышей,— улыбнулся я.

– Не отговаривайте меня — вижу, куда клоните. Дескать, напугаю, и она, то есть я, откажется выполнить задание. Я твердо решила помочь Родине в борьбе с врагом!

Несколько дней длилась учеба. Моторина знакомилась с топографией, изучала по фотографиям немецкую технику. Занимались с разведчицей майор государственной безопасности Андрей Федорович Трушин, начальник особого отдела 13-й гвардейской стрелковой дивизии майор Борис Михайлович Симонов, оперативные работники Сталинградского УНКВД Дмитрий Иванович Евстратов, Сергей Никитович Ашихманов. Они тщательно проинструктировали Моторину.

– А стрелять когда станете обучать? — спросила девушка.

– Стрелять тебе не придется,— ответили ей.– Стрелять другие станут. Тебя же ждет сложная работа. Там будет не до стрельбы. Да и нельзя тебе иметь оружие: найдут его немцы – не помилуют.

С документами на имя Малиновской М. И. Моторина беззвездной ночью перешла линию фронта.

Вновь встретились мы с разведчицей спустя неделю.

– Поздравьте – я теперь служащая немецкой комендатуры!– сказала заметно похудевшая, но по-прежнему бойкая Моторина.– Не скажу, что легко было туда устроиться, но сумела немцам мозги затуманить, наплела о себе невесть что: будто сирота, прежде в столовой работала, а мать была с немецкой кровью, по-ихнему «фольксдойч». И документы, которыми вы меня снабдили, помогли: поверили им в комендатуре. Высокую должность, правда, не доверили, а поручили производить уборку комнат, мыть полы, мусор выметать и сжигать. Одному ихнему ефрейтору даже приглянулась, и он замучил своими ухаживаниями: еле избавилась.

Моторина оторвала на редикюле подкладку и достала небольшой листок.

– Не ругайте, что ослушалась и собранные сведения о противнике не запоминала, как советовали, а записывала. У меня память отличная, любой позавидует. Но слишком много цифр набралось и фамилий со званиями. Боялась что-нибудь запомнить не точно. Но если бы эти записи попали в чужие руки – ничего бы не поняли. Одной мне все тут ясно.

Среди доставленных Моториной сведений о противнике было много ценных, например: расположение огневых точек врага, места скопления военной техники, номера частей, фамилии работников комендатуры и среди них предателей Родины: бургомистра, полицейских.

Кратковременный отдых, и Моторина-Малиновская вновь ушла на задание.

После возвращения она сообщила, что ей удалось связаться с группой пленных красноармейцев, которые безуспешно пытаются совершить побег.

– Помочь им надо, товарищ комиссар! Жалко на них смотреть: исхудали до невозможности, еле ноги передвигают от голода. Работают по пятнадцать часов – под дулами автоматов копают траншеи. По мере возможности стараются вредить оккупантам. Недавно насыпали в баки с горючим двух танков песок да толченое стекло, шины на скатах автомашины прокололи.

Моторина была проинструктирована, как и чем помочь нашим пленным. Не прошло и недели, как восемь истощенных, больных, с незажившими ранами красноармейцев пришли к нам.

– Кабы не Малиновская, мы погибли бы в плену,— признался один из спасшихся.– Век ее помнить будем, никогда не забудем!

Семь раз уходила на задание в тыл к противнику другая девушка, Дора Дмитриевна Павлова, и всегда приносила важные разведывательные данные о расположении немецких штабов, воинских частей, аэродромов, складов с боеприпасами, батарей, местах сосредоточения танков и другой техники.

Дора Павлова нарисовала на карте местонахождение батарей, скопление танков.

– Ты прямо художница! — похвалили Павлову в нашем управлении.– Закончится война, поступай в художественную школу.

– После войны я стану учить детей,— ответила Павлова.– Давно себе эту мирную профессию выбрала. Лишь бы дожить до победы.

Дора Павлова дождалась победы, получила мирную профессию, о которой мечтала в дыму и огне войны. При выполнении одного из заданий она была контужена. Но молодость, жажда жизни помогли девушке встать на ноги. После завершения Сталинградской битвы Павлова работала инструктором физкультуры детской спортивной школы, в детском комбинате Центрального района Волгограда.

Ровесница Павловой Нина Лянгузова также не раз переходила линию фронта. Она установила местонахождение 4 немецких воинских частей, 9 зенитных точек. Все эти сведения помогли нашим летчикам при бомбежке захваченной врагом территории города и области.

Как и Д. Павлова, Нина Лянгузова была тяжело ранена. Врачи долго боролись за ее жизнь, были вынуждены ампутировать разведчице правую руку. Нина Николаевна Лянгузова (Чеснокова) живет в Волгограде, где много лет проработала на заводе «Красный Октябрь».

Разведчица Анна Детистова (Воробьева), в отличие от Моториной, не знала немецкого языка, но зато обладала замечательной памятью, способностью запоминать даже мелкие факты, детали.

– Тебе бы еще научиться угадывать чужие мысли – в данном случае мысли врагов, и цены бы не было,— смеялся майор Трушин, выслушивая рассказы Детистовой.– Скажем, идет тебе навстречу немецкий полковник или сам Паулюс. На тебя, понятно, не смотрит, о чем-то думает, размышляет. А ты глянешь на полковника и – здрасьте-пожалуйте, знаешь, что в уме планирует!

Аня Детистова смущалась и тоже отшучивалась.

Несколько вражеских аэродромов, батарей и штабов были уничтожены нашей артиллерией и авиацией благодаря донесениям Ани.

Заметно выделялась среди других девушек-разведчиц Маруся Кириченко. С живыми черными глазами, с черными кудряшками на высоком лбу, она была заводилой в девичьем кругу, отличной плясуньей и певицей.

– У меня в роду все отменные плясуны и певцы,— рассказывала Маруся.– А все оттого, что мы цыгане. В стародавние времена по стране кочевали в кибитках, а когда надоело на рынках гадать и плясать, остались все Кириченки на постоянное жительство в колхозе близ Куйбышева. Там я в комсомол вступила, профессией токаря на Гмелинской МТС овладела. Скажете, что не женская работа? Верно, но и разведка не женское дело, а я – разведчица. И, как говорит товарищ комиссар государственной безопасности, мы, девчата, с этой «работой» порой лучше мужчин справляемся.

Для командования 62-й армии Мария Кириченко доставляла ценные сведения о противнике, так как умела проникать в запретные зоны, куда враг не допускал гражданское население.

– Не признавайся никому за линией фронта, что ты цыганка,— предупредили мы разведчицу.

– Это я знаю,— отвечала девушка.– Цыган нелегко провести: сами кого угодно обманут! Я с румынами и итальянцами чаще всего общаюсь. Говорю им, что родом из Ясс, оттого и чернявая. Они и верят, даже подкармливают иногда. И выбалтывают военные секреты.

Однажды Маруся разговорилась с двумя женщинами из села, и те поведали разведчице, что в подполье одного дома прячутся от немцев и румын два красноармейца, которые были ранены в бою.

– Ведите к ним! — потребовала девушка.

В подполье она зажгла коптилку, всмотрелась в настороженные лица двух обносившихся, давно не брившихся красноармейцев и строго спросила:

– Ваши воинские звания? Когда и каким образом попали в плен и бежали из него?

– Ты не следователь, а мы не преступники! — угрюмо ответил один из красноармейцев.– Нечего нам допрос устраивать!

– Я больше чем следователь!– перебила Кириченко.– Я советский разведчик, представляю здесь Советскую власть и нашу Красную Армию! Стыдно на вас смотреть: хоронитесь, как трусы, от всех живых! Как сурки или мыши, в щель под землю забились! Ваши товарищи немцев лупят, чтобы фашистов до Берлина погнать, а вы тут отсиживаетесь! Судить таких мало!

– Да мы...Мы бы с радостью вновь оружие в руки взяли, тоже в бой бы пошли и за все мучения, какие пережить пришлось, с немчурой рассчитались... Только оружия нет...

– Будет оружие. Заслужите его, и вам вновь его доверят,— обещала Мария.

В одну из ночей девушка повела их через линию фронта. Шла Мария одной ей известной тропинкой, минуя минные поля.

– Принимайте пополнение! — засмеялась разведчица, когда два красноармейца оказались на нашей территории.

Спасшиеся благодаря смелости и находчивости Марии красноармейцы рассказали, что, когда пробирались по немецким тылам к линии фронта, встретили в Ростовской области в лесу небольшую группу советских солдат и командира, бывшего танкиста. Бойцы вооружены тремя винтовками, одним трофейным автоматом. Пока отсиживаются в лесной глухомани, но как подлечат полученные в боях раны, начнут вести с оккупантами партизанскую войну.

– А вы бы смогли найти эту группу? — спросил я красноармейцев.

– Хоть с закрытыми глазами, товарищ комиссар государственной безопасности! Лишь бы в том лесу оказаться. Мы там за месяц жизни каждую тропку изучили.

– Прежде совершали прыжки с парашютом?

– Я перед войной в Осоавиахиме десять раз с вышки прыгал! — похвастался один.

Второй красноармеец виновато сказал, что с парашютом не знаком.

– А если обучим прыжкам и прикажем к той группе солдат вернуться – не струсите?

Красноармейцы, не задумываясь, ответили, что готовы к выполнению любого боевого задания.

В Ленинске Сталинградской области, где в то время формировались несколько партизанских отрядов для их последующего заброса к немцам в тыл, два наших красноармейца совершили учебные прыжки с самолета «У-2».