Текст книги "Щит и Меч Сталинграда"

Автор книги: Александр Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

ПЫЛАЮЩАЯ ВОЛГА

Бомбардировка врагом Сталинграда не всегда заканчивалась для города безболезненно. 28 июля авиации противника удалось поджечь баржу «Обь», следовавшую вверх по Волге с десятью тысячами тонн горючего. Волга запылала. Пламя перекинулось на баржи «Рутка», «Медянка», также груженные нефтью из Грозного. Сгорели бы и эти баржи, если бы на помощь им вовремя не подошел героический «Гаситель», который много лет спустя, в 1980 году, встал на вечную стоянку в Волгограде.

«Рутка» и «Медянка» были отведены «Гасителем» под прикрытием мощных струй из двух камеронов в безопасное место. Командовал пожарным пароходом капитан П. В. Воробьев.

Только за июль 1942 года в Волгу было сброшено с вражеских самолетов сотни мин. На одной из них подорвался пассажирский пароход «Александр Невский», который плыл в верховье и имел на своем борту две тысячи детей, женщин. Пароход быстро превратился в пылающий факел и начал идти на дно. Благодаря дружной, слаженной работе спасателей пожар на борту прекратился. Подсчитали потери: погибло 15 человек, остальные пассажиры были высажены на берег.

Тяжелые испытания выпали и на долю теплохода «Иосиф Сталин». Когда ранним туманным утром флагман и гордость Волжского пароходства отошел от Сталинградского речного порта и двинулся вверх по Волге, передовые отряды противника, вышедшие в район тракторного завода, обстреляли его из минометов и пулеметов. Пароход получил несколько пробоин и запылал посередине реки.

На борту «Иосифа Сталина» возникла паника: женщины с детьми на руках бросались в воду старались вплавь достичь берега.

Капитан И. С. Рачков получил тяжелое ранение в первые же минуты обстрела, но успел посадить красавец теплоход на мель и спас его от погружения на дно.

Шло очередное заседание городского комитета обороны, когда по телефону мне сообщили о трагедии на Волге. На помощь теплоходу и его пассажирам немедленно была послана спецгруппа УНКВД во главе с начальником отдела Иваном Тимофеевичем Петраковым. Много лет позже, в семидесятых годах, генерал-майор запаса Иван Тимофеевич Петраков рассказал об операции по спасению теплохода и его пассажиров.

«Товарищ Воронин срочно пригласил меня в кабинет тов. Чуянова: в районе Латошинки гитлеровцы, прорвавшись к Волге, подожгли пароход «Иосиф Сталин». Мне поручено организовать спасение пассажиров.

В пять часов утра мы с лейтенантом Грошевым двинулись на моторке в путь. За тракторным заводом немцы обстреляли нас из пулеметов. Однако мы благополучно добрались до косы, расположенной на повороте к устью Ахтубы. Предстояло пройти еще около пяти километров на глазах у гитлеровцев. Безусловно, они успели бы нас расстрелять из пулеметов. Поэтому, оставив лодку в укрытии, мы двинулись пешком по левому берегу Волги. Часам к десяти нас встретили бойцы и командиры железнодорожного батальона, оказавшие впоследствии неоценимую помощь пострадавшим.

Оставшимся в живых пассажирам парохода удалось выбраться на узкую отмель, находившуюся недалеко от правого берега севернее Латошинки. В длину эта отмель была примерно метров двадцать, в ширину – пять-семь. На этом крохотном «пятачке», вырыв в песке ямки, в течение двух суток, израненные, голодные, плохо одетые, ютились семьи сталинградцев. Здесь же, под покровом ночи, они рыли могилы и хоронили в них своих близких, умерших от ран. Немцы отлично видели, что на отмели находятся беззащитные женщины и дети, и все же систематически обстреливали остров из пушек и пулеметов.

Операцию по спасению пострадавших мы решили провести с 21 до 22 часов, пока еще не взошла луна. Нашли на берегу семь лодок, выделили гребцами самых смелых и выносливых бойцов. Договорились с командиром зенитной батареи, чтобы он заранее пристрелял свои пушки и, если враг вновь начнет артобстрел, ответил на него огнем. Учитывая, что при подходе наших лодок женщины с детьми могут от неожиданности поднять шум, послали одного бойца предупредить их, чтобы они были наготове и вели себя осторожно. Такой смельчак нашелся (к сожалению, не знаю его фамилии). Он вплавь достиг отмели, попросил испуганных женщин соблюдать полную тишину и остался с ними дожидаться ночи.

Наконец наступила полная темнота. Все были на своих местах. Расположив бойцов по бровке железнодорожного полотна, я до боли в глазах всматривался вдаль, куда бесшумно тянулась вереница лодок. Шло время. Люди не возвращались, и каждая минута казалась часом. Нервы были напряжены до предела. Наконец появилась первая лодка, за ней вторая, третья... Бойцы и сотрудники УНКВД на руках выносили детей и раненых женщин. Все происходило в полной тишине. И только на последней лодке вдруг крикнул ребенок: «Мама, больно!».[13] ^{[13] Об этом эпизоде очень хорошо разъясняет писатель, историк ВОВ Меняйлов Алексей Александрович в видео материале под названием «Как НКВД надругалось над Аненербе в Сталинграде».}


[Закрыть] Голос ребенка далеко разнесся над Волгой, и сразу же заговорили немецкие пулеметы и автоматы, взвились в небо осветительные ракеты. Но было уже поздно: мы успели отвести лодки в укрытие.

Из запасов железнодорожного батальона были выделены продукты. Бойцы накормили спасенных кашей, напоили чаем.

Рано утром к нам прибыли посланные тов. Ворониным автомашины, и все спасенные—172 человека – были перевезены сначала в Среднюю Ахтубу, а затем в Ленинск...».[14] ^{[14] Воспоминания И. Т. Петракова из архива автора.}


[Закрыть]

О героической деятельности в дни Сталинградской битвы сотрудников водного и транспортного отделов нашего УНКВД напомнили и записки майора государственной безопасности В. Прыгункова.

«В начале навигации на Нижней Волге в 1942 году нашему отделу поручили новую сложную работу: в соответствии с решением ГКО СССР на транспортные органы НКВД был возложен контроль за своевременным обеспечением погрузки, отправки и продвижением на транспорте специальных грузов оборонного значения, в том числе нефти, бензина, смазочных масел и т. д.

Не раз мне с товарищами приходилось оказываться под бомбежкой. В такие минуты чекистам водного отдела требовалось действовать смело и решительно.

В конце лета 1942 года из Сталинграда вверх по реке вышел теплоход «Большевик». В числе его пассажиров был и я. В Камышине мне надо было проверить работу Камышинского оперативного пункта РО НКВД Нижне-Волжского бассейна, дать инструкции на тот случай, если враг подойдет к самому городу.

Ночь застала «Большевик» в пути.

Неожиданно над головой послышался все нарастающий гул самолетов.

– По нашу душу прилетели. Что станем делать? — тихо спросил капитан. – Люди в смятении. Еще немного, и начнут прыгать за борт. Пушек на «Большевике» нет, выходит, защищаться от самолетов нечем.

– Уходите с фарватера, приставайте к правому берегу,— решил я.

У крутого правого берега пылали подожженные вражеской авиацией две небольшие баржи. Над Волгой стелился едкий черный дым.

– Иду спасать людей,— сказал капитан и повернул «Большевик» к горящим баржам.

Когда к нам на борт подняли матросов с горящих барж, «Большевик» снова тронулся в путь. Но он оказался недолгим: к нам подошла лодка бакенщика.

– Нельзя вам дальше плыть – на мину напоретесь! – крикнул бакенщик. – Между Горным Балыклеем и Антиповкой немцы с самолетов штук десять мин накидали!

Пока шел разговор, к «Большевику» подошли пароход «Марат» и нефтеналивные баржи «Союзный ЦИК», «Игарка».

– Почему речники не очищают фарватер? — крикнули в мегафон с «Игарки». – Мы тут стоять не намерены!

– И то верно,— согласился бакенщик. – Заприметят немцы с самолетов скопление судов и за милую душу разбомбят. Только что делать? Вперед двинетесь – на мину напоретесь. Здесь останетесь – приманкой для фашистов станете...

«А он прав,— подумал я. – Скопление судов и барж привлечет противника...»

По селектору вызвал Сталинград, связался с заместителем начальника пароходства – самого начальника в это время не было в управлении. Рассказал о нависшей над судами и тысячами людей угрозе, потребовал немедленно прислать саперов для разминирования Волги.

– Минеры входят в подчинение командира военной флотилии,— ответил зам. начальника, и я понял, что надо принимать решение самому и безотлагательно.

На коротком совещании капитаны судов пришли к единодушному мнению: необходимо рассредоточиться и поодиночке пройти фарватер. Паромщики – народ глазастый и, несомненно, заприметили, куда упали мины. Помогут найти обходное русло. Последним пойдет «Большевик». Если с каким-либо судном случится беда и он наскочит на мину, «Большевик» выполнит спасательные работы.

За лодкой с бакенщиками первым шел «Союзный ЦИК», изрядно пострадавший во время пожара, но остающийся на плаву. Следом двинулись другие баржи и пароходы. Все они благополучно дошли до Камышина. Так были сбережены суда с ценным грузом – людьми и более 30 тысячами тонн нефти, смазочных масел и бензина, так необходимого фронту».[15] ^{[15] Воспоминания В. Прыгункова из архива автора.}


[Закрыть]

Спустя год вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении медалями и орденами волжских речников, которые проводили по Волге караваны судов в суровое время начала Сталинградской битвы.

БУДНИ ЧЕКИСТОВ

Город бомбили каждую ночь. Но к налетам вражеской авиации горожане стали, как это ни покажется странным, привыкать. Без паники, при первых же сигналах воздушной тревоги жители Сталинграда спускались в щели, в оборудованные под бомбоубежища подвалы. На крышах домов и на улицах оставались лишь зенитчики и бойцы ПВО, которые строго следили за светомаскировкой города, ликвидировали очаги пожаров, тушили «зажигалки».

Враг занял Серафимович. Из станицы поступили сведения о бесчинствах оккупантов: на глазах у мирных жителей на станичной площади было расстреляно пятнадцать человек. Среди них попавшие в плен ранеными два командира Красной Армии, чьи фамилии, к сожалению, узнать не удалось, группа молодежи, которая хранила дома оружие.

Западнее Нижне-Чирской станицы немцы сбросили десант, и, как писал в своем рапорте начальник районного отделения НКВД Г. И. Лебедев, «истребительный батальон вступил в бой с превосходящими силами противника, отбросил врага от станицы, потеряв при этом двух убитых и одного раненого».

Абвер продолжал свою подрывную деятельность и упорно, не обращая внимания на провалы прежде засланных диверсантов, забрасывал в Сталинградскую область новых агентов. Летом 1942 года этих агентов готовили в школах абвера уже с поспешностью. Из лагерей военнопленных брали чуть ли не каждого, кто изъявил желание «послужить» Германии. Торопливость с выбором кандидатур для заброса через линию фронта оборачивалась плачевно для ведомства адмирала Канариса.

Одни диверсанты вылавливались, не успев сделать по нашей территории нескольких шагов, другие являлись в органы государственной безопасности с повинной. Так, в августе 1942 года в особый отдел 10-й дивизии пришли Еремин, Митрофанов и Сухомлинов. Они заявили, что направлены в Сталинград с заданием взорвать Каменноярскую переправу через Волгу, собрать шпионские сведения о пропускной способности станции Баскунчак.

Еремин на допросе сообщил любопытные сведения о некоем Худове, который добровольно сдался врагу в плен еще в минувшем 1941 году.

– Сейчас этот Худов у своей матери в Дубовке, перед забросом хвастался, что ему раз плюнуть задание выполнить – каждую тропку тут с детства знает. Документы у Худова на фамилию Ракотилов. Справкой его немцы снабдили, будто он после тяжелого ранения и отныне «белобилетник».

Еремин дал подробный словесный портрет Худова, его особые приметы.

И в тот же день «инвалид Ракотилов» был арестован в доме своей матери в Дубовке.

Как правило, диверсанты снабжались взрывчаткой, отравляющими веществами и зажигательными средствами в портативной упаковке.

Одни агенты абвера обеспечивались портативными рациями, другим было приказано лично доставить собранную информацию и для этого перейти линию фронта.

Реже связь с абвером осуществлялась через связников.

Коротковолновые приемо-передающие радиостанции монтировались в чемоданах, сумках для противогазов, патефонных ящиках. Шпионские радиостанции были строго пронумерованы, причем каждая разведывательная школа абвера имела свою нумерацию. К концу Сталинградской битвы нами был пойман радист, обучавшийся в варшавской школе.

Кроме варшавской школы абвера, советским органам государственной безопасности были известны еще шестьдесят пунктов в Польше, на Украине и в Германии, где одновременно обучались тысячи агентов. Сведения о разведывательных школах противника, особенно сведения о составе их слушателей, имели большое практическое значение Они давали нам возможность быстрее выявлять и разоблачать вражескую агентуру, своевременно пресекать ее подрывную деятельность, раскрывать хитроумные планы врага.

Когда один немецкий шпион на допросе попробовал врать, изворачиваться, ему были предъявлены фотоснимки его личного дела, которое хранилось за семью замками в абвере, и шпион сразу сник, понял, что дальше рассказывать «легенду» нет никакого смысла, и начал давать правдивые показания.

В другой раз из Москвы в Сталинград поступило известие, что в районе Новониколаевска абвер планирует в ближайшие дни сбросить с парашютом двух диверсантов: Трухина и Кокарева. К спецсообщению прилагались фотографии Трухина и Кокарева, добытые нашими разведчиками в Сулеювеке. Эти фотографии помогли сталинградским чекистам быстро обнаружить и арестовать двух диверсантов, которые собирались совершить крушение воинского эшелона на важной железнодорожной магистрали между станциями Косарка—Новониколаевск—Урюпино. Не успели агенты врага подложить под рельсы толовые шашки, как были задержаны поисковой группой чекистов.

17 августа 1942 года в районе тракторного завода был арестован некий Шевчук, получивший в абвере кличку «Петров».

В сентябре 1941 года Шевчук сдался немцам в плен. В лагере для военнопленных стал выслуживаться перед оккупантами – выдал советского майора, который числился в лагере как рядовой. В начале весны 1942 года Шевчук стал курсантом полтавской школы абвера. Закончил ее в марте того же года и после выполнения незначительных заданий в комендатуре был заброшен в Сталинград.

«Приказано мне было установить наличие войск в Сталинграде, узнать о системе оборонительных сооружений, о характере и качестве выпускаемой на заводах продукции, месторасположение командных пунктов... Перед засылкой мне выдали шесть тысяч рублей советских дензнаков, наган, с запасом патронов, фиктивные документы...» – такие показания дал на одном из допросов Шевчук.

До заброса в Сталинград Шевчук успел прослужить в немецкой полиции, где не раз жестоко расправлялся с мирными советскими людьми.

В сентябре 1942 года также неподалеку от тракторного завода были задержаны четверо «сигнальщиков» с ракетницами и комплектами ракет. Как показали на следствии арестованные, в случае подготовки наступления Красной Армии в этом районе они должны были выпустить красную ракету; синяя ракета указывала расположение артиллерии; зеленая служила сигналом общей тревоги – прибытия «катюш».

Вскоре в тридцати километрах северо-западнее Астрахани были задержаны три парашютиста, сброшенные с вражеского самолета. При себе они имели английскую портативную радиостанцию, различные фиктивные документы – несколько паспортов, бланки командировочных удостоверений-предписаний, воинские билеты, пачку облигаций, деньги, золото.

Во время допросов с предателей Родины Кузьмина, по кличке «Кубанец», Пахомова, по кличке «Поддубный», и Руденко, имевшего кличку «Руднев», быстро сходила спесь.

Припертые неопровержимыми фактами, трое шпионов начинали терять спокойствие, дрожали за свои шкуры и давали чистосердечные показания, рассказывали о задании: следить за участком Волги от Астрахани до Кизляра, держать под наблюдением Астраханский порт и доносить по рации о дислокации воинских частей и крупных штабов в городе Астрахани.

Все это было выявлено сотрудниками Сталинградского УНКВД П. И. Ромашковым, И. Ф. Пантелеевым, А. Д. Кочергиным без торопливости, но в наикратчайший срок.

* * *

Большое значение для поднятия боевого духа и уточнения наших неотложных задач по обороне имела директива Ставки Верховного Главнокомандования, в которой, в частности, говорилось:

У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалите на него. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами, чтобы ослепить врага... Деритесь с прорвавшимся врагом не только днем, но и ночью. Используйте все эрэсовские силы. Самое главное – не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранять уверенность в нашем успехе.

Директива еще сильнее сплотила нас, указала ясную цель, реальные задачи.

Когда же крупные силы врага начали наступление из Цимлянской вдоль железнодорожной ветки Тихорецк – Сталинград в направлении Котельниково, когда Гитлер совершил перегруппировку своих вооруженных сил, передав из группы армий «А», нацеленной на Кавказ, 4-ю танковую армию генерала Гота, и приказал ей с ходу овладеть Сталинградом, взять в клещи войска всего нашего фронта, вышел приказ № 227 Народного комиссара обороны И. В. Сталина. Приказ сразу же стал известен каждому бойцу. Четко и честно приказ № 227 обрисовал сложность положения:

«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает, разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население...

Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину, поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратить отступления, мы останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья для фабрик и заводов, без железных дорог. Из этого следует, что пора кончать отступать. Ни шагу назад!..

...Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину... Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования».

Призыв «Ни шагу назад!» обращался к каждому из нас.

И все советские люди прониклись высокой ответственностью перед Родиной, перед партией.

Приказ № 227 от 28 июля 1942 года стал известен и за линией фронта. Но как враг реагировал на него? Командир одного из немецких танковых корпусов издал свой приказ, в котором писал, что призыв Сталина не изменит хода военных действий и победоносного продвижения армий вермахта на Восток.

В то же время многие немецкие командиры были вынуждены отметить усиление сопротивления частей Красной Армии. А простые солдаты видели, что советские войска не бегут, не отступают и не сдаются в плен, а сражаются с утроенной силой, с неослабевающим мужеством.

Глава пятая

КРУГОВОРОТ ОГНЯ

К утру 17 августа главные силы 6-й армии Паулюса форсировали реку Дон в районе Нижний Акатов. Терпя большие потери, враг прорвал нашу оборону. Все попытки 4-й танковой и 62-й армий сбросить противника с плацдарма, к сожалению, успеха не имели, Мы отступали, но, отступая, учились бить врага.

Немецко-фашистские полчища стремились выполнить приказ своего фюрера и взять Сталинград к 25 августа.

С 17 по 22 августа советские войска вели бои на участке Вертячий – Песковатка, а 23 августа 14-й танковый корпус 6-й армии (около ста танков) прорвался к Волге севернее Сталинграда в районе поселка Рынок.

В одной из передач немецкого радио диктор, захлебываясь, приглашал радиослушателей послушать, как шумит волжская вода, как немецкие солдаты плещутся в великой русской реке, смывая с себя походную пыль.

«Взятие крепости на Волге – города, носящего имя русского лидера, дело считанных часов! — утверждало ведомство Геббельса.– Слушайте наши сообщения! Не отходите от приемников. Иначе вы прозеваете исторический момент – сообщение о взятии нашими войсками Сталинграда!»

– Подождем 23 августа! — сказал Гитлер. – 23 августа русские на Волге так запаникуют, что убегут из Сталинграда без оглядки за Урал в Сибирь.

И он пришел, этот черный для города и всех сталинградцев день 23 августа...

Около полудня в городской комитет обороны поступило сообщение о том, что фашистские танки замечены в четырех километрах от тракторного завода.

– Сталинградский фронт разрезан на две части,— доложил Чуянов. – Враг неудержимо движется к Волге. Паулюс со своей армией надеется, что мы растеряемся, что среди сталинградцев начнется паника, и, воспользовавшись этим, ворвется в город с ходу.

Чуянов замолчал, прислушался. Вместе с Алексеем Семеновичем прислушались и остальные члены городского комитета обороны.

За окнами слышался гул. Недавно чистое и безоблачное небо стало вдруг мрачным, солнце скрылось за обрывками облаков.

Гул нарастал, обгоняя движущуюся к Сталинграду армаду бомбардировщиков. Самолетов было несколько сотен.

Вспыхнули прошитые пулеметными очередями аэростаты воздушного заграждения. В небе появились белые выхлопы зенитного огня.

На Сталинград надвигалась громадная тень от двухмоторных «Хейнкель-111». Каждый самолет нес до четырех тонн бомб, и среди них фугасные, предназначенные для разрушения жилых кварталов, цехов заводов, укрытий. Неисчислимое количество зажигательных бомб посыпалось на город, рождая сотни пожаров... Для бомбежки самолеты летали челночно: отбомбившись, они уступали место новым бомбардировщикам, а сами тем временем заправлялись на аэродромах смертоносным грузом и вылетали вновь. И так раз за разом.

Заседание городского комитета обороны было продолжено на командном пункте в подземелье Комсомольского сквера.

Беспрерывно звонили телефоны. Из разных концов Сталинграда поступали сообщения, что десятки немецких самолетов атаковали аэродром Осоавиахима за речкой Мечеткой и в считанные минуты разгромили там учебный авиаполигон, что вражеские бомбардировщики сбрасывают бомбы на заводы, фабрики, жилые кварталы, что у Латошинки фашисты вышли к Волге...

Из штаба фронта доложили, что на подступах к Сталинграду идут кровопролитные бои, отряды врага появились в районе поселка Орловка – в трех километрах севернее тракторного завода, что артиллерией и бомбовым ударом противника подавлены наши зенитные батареи...

Неожиданно все телефоны смолкли: линия связи, а с ней электросеть, вентиляция, телеграф, водопровод – все было выведено врагом из строя.

Построенный наспех, в надежде, что бомбоубежище не понадобится, командный пункт в Комсомольском скверике просуществовал недолго.

Уцелевшие посты ВНОС информировали, что зарегистрировано около двух тысяч самолето-вылетов, а новые бомбардировщики продолжали варварски разрушать квартал за кварталом, где гибли сотни и сотни людей.

Бомбежка прекратилась лишь к полуночи.

Поздним вечером на командном пункте штаба фронта в пойме речки Царицы собрались члены Военного совета, наш городской комитет обороны, представитель Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевский. Решался вопрос: взрывать ли цехи тракторного завода, а с ними готовую продукцию, чтобы они не достались оккупантам, или не спешить – на заводе продолжается выпуск так необходимых фронту танков, идет формирование новых отрядов народного ополчения.

Когда стало известно, что за минувшую ночь три новых отряда рабочих в количестве, 600 человек заняли оборону в поселке Спартановка, постановили не сдавать врагу первенец пятилетки тракторный, не допускать взрывов цехов и продолжать выпуск танков.

Кто-то доставил фашистскую листовку, в которой хвастливо утверждалось, что сопротивление Сталинграда бессмысленно, бесполезно и приводит лишь к новым жертвам – лучше сдаться на милость победителей.

– Много таких листовок? — поинтересовался Зименков.

– Бумагу фашисты не экономят,— ответили ему. – Чуть ли не весь город геббельсовской стряпней засыпали.

От имени городского комитета обороны составили обращение к сталинградцам:

«Дорогие сталинградцы! Родные сталинградцы! Остервенелые банды врага подкатились к стенам города. Снова, как и 24 года тому назад, наш город переживает тяжелые дни. Кровавые гитлеровцы рвутся в солнечный Сталинград, к великой русской реке Волге. Воины Красной Армии самоотверженно защищают Сталинград. Все подступы к городу усеяны трупами немецко-фашистских захватчиков...

Товарищи сталинградцы! Не отдадим родного города, родного дома, родной семьи. Сделаем каждый дом, каждый квартал, каждую улицу неприступной крепостью.

Выходите все на строительство баррикад. Баррикадируйте каждую улицу...

Защитники Сталинграда! В грозный 1918 год наши отцы отстояли Красный Царицын от банд немецких наемников. Отстоим и мы в 1942 году краснознаменный Сталинград. Отстоим, чтобы отбросить, а затем разгромить кровавую банду немецких захватчиков. Все на строительство баррикад! Все, кто способен носить оружие, на баррикады, на защиту родного города, родного дома!»

Текст обращения передали в типографию, которая изрядно пострадала при бомбежке, как и сама редакция газеты «Сталинградская правда». Но редактор газеты Александр Гаврилович Филиппов заверил, что работники типографии немедленно починят станки, отпечатают листовку.

Обращение подняло дух сталинградцев. Город-исполин и его жители не дрогнули, не согнулись. Стойкость сталинградцев и защищавших город бойцов опрокинула расчеты врага.

«Ничего подобного мы никогда не видели,– признался позже первый адъютант Паулюса полковник Вильгельм Адам, вспоминая об ожесточенном сопротивлении, которое немецкие солдаты встретили у стен Сталинграда. – Советские войска сражались за каждую пядь земли, население Сталинграда проявляло исключительное мужество и взялось за оружие. На поле битвы лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись за рулем разбитого танка...».[16] ^{[16] Адам В. Трудное решение, 2-е изд. М., 1972.}


[Закрыть]

Сталинград от Балкан до Зацарицынского района горел, над городом клубились черный дым, копоть, в воздухе висела кирпичная пыль. Тысячи сталинградцев погибли под обломками зданий или сгорели, тысячи женщин и детей остались без крова, и поэтому было решено отправить их на левый берег Волги, а оттуда в степь. Оставшиеся в городе рабочие, солдаты строили баррикады, устанавливали на улицах противотанковые препятствия, строили железобетонные доты, рыли окопы.

Здание управления НКВД было разрушено прямым попаданием бомбы. Временно управление перебазировалось в Бекетовку и разместилось там в гостинице завода.

– Пропали «Роман» и «Люся»,— доложил мне Георгий Гурьянович Петрухин, начальник отдела кадров управления, он же руководитель опергруппы при штабе В. И. Чуйкова.

Я не сразу понял, о ком говорит Георгий Гурьянович, так как в ушах все стоял грохот от несмолкающих взрывов.

– Я говорю о товарищах «Романе» и «Люсе», которые были подготовлены для засылки в тыл врага,— напомнил Петрухин. – Они были устроены на жительство в частном доме. Но дом, где они проживали до сегодняшнего утра, разбомбили.

Судьба двух наших разведчиков взволновала.

– Ищите! — приказал я. – Они, может быть, не погибли.

На поиски разведчиков, которых ждал нелегкий путь за линию фронта, отправились Будников и Назаров. Поиски пришлось вести среди развалин, на пепелище, в толпе спешащих в укрытия горожан.

Наконец, к нашей общей радости, «Роман» и «Люся» были найдены. Оказывается, во время бомбежки они своевременно покинули дом и укрылись в одной из щелей, вырытых неподалеку в сквере.

– Живы и здоровы! — доложил вернувшийся в управление Будников. – Чуть контужен «Роман». Приглашал его со мной сюда приехать – ведь без крыши над головой остались, но «Роман» напомнил о строжайшей конспирации: его с «Люсей» не должны видеть вблизи управления государственной безопасности. Товарищи готовы к выполнению задания.

– Идут без рации? – спросил я.

Будников кивнул.

– «Роман» категорически отказался. Сказал, что рация может быть обнаружена при переходе линии фронта во время обыска. В Ростове их ждет рация. Имеется даже запасная.

Следующей ночью, когда немцы сделали перерыв в бомбардировке города, два разведчика двинулись на Запад, к линии фронта. Они прекрасно знали, что сотрудники СД и абвера займутся проверкой их личностей, станут допрашивать. Но разведчики были готовы к этому. Их ждал Ростов-на-Дону, легализация в оккупированном врагом городе, устройство на работу и сбор необходимых нашему командованию сведений о противнике.

В тот же день был тяжело контужен Борис Константинович Поль. Свою контузию он постарался скрыть от товарищей, но сделал это неумело и был «раскрыт». На предложение лечь в госпиталь Поль ответил, чуть заикаясь:

– Остаюсь на КП управления. Память меня не подводит, руки и ноги целы. А речь со временем улучшится, войдет в норму. К тому же мне не выступать на сцене, а вести оперативную работу.

И мы согласились с доводами Поля.

Настала ночь, наполненная гарью, освещенная пожарами. А утром все повторилось. Снова на Сталинград нагрянула вражеская армада самолетов, снова с неба на кварталы, скверы, площади, заводы и фабрики посыпалось несметное количество авиабомб – от фугасных до зажигательных, вновь еще яростнее запылал наш Сталинград...

Одна волна бомбардировщиков сменяла другую. Летчики методично сбрасывали бомбы на все живое и мирное. Не посчитались даже с флагом Красного Креста на мачте санитарного парохода «Композитор Бородин»: около 700 раненых на борту парохода были расстреляны с воздуха и с берега...

Не все стервятники вернулись на свои аэродромы, многие навечно остались лежать на дне Волги, в заволжских степях, в сталинградских балках, оврагах. Истребители 8-й воздушной армии, которой командовал генерал Т. Т. Хрюкин, 102-й истребительной авиадивизии под командованием полковника И. И. Красноюрченко и силы корпусного района ПВО полковника Е. А. Райнина умело отражали удары. Только за один день 23 августа ими было сбито 120 вражеских самолетов.

Мы знали о требовании Гитлера генералу Паулюсу именно к 25 августа – и ни днем позже! – взять Сталинград, понимали, что в жаркие августовские дни 1942 года Сталинград, как и Москва в 1941 году, оказался тем городом, на котором сходились все надежды, все планы гитлеровского командования – его стратегические, экономические, политические, престижные цели. Противостоять врагу могли лишь наше упорство, наша решимость, наша ярость и страстное желание не дать вражьей силе вступить в горящий город, захватить его, поднять над ним ненавистный всем советским людям флаг со зловещей свастикой.