Текст книги "Щит и Меч Сталинграда"

Автор книги: Александр Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

В ноябре красноармейцев сбросили в Ростовскую область, в тот лес, где ждали весны советские бойцы. С собой парашютисты взяли коротковолновую рацию, запас тола, оружие. Группе был передан приказ советского командования: не ждать весны, а уже этой зимой начать активную партизанскую борьбу с врагом, проводить диверсионные акты по линии железной дороги, которая соединяла Ростов-на-Дону со Сталинградом.

Минула неделя, за ней другая. Рация молчала.

Мы терялись в догадках о судьбе двух заброшенных в задонский лес парашютистов, когда они с опозданием вышли на связь.

Оказывается, во время приземления рация угодила в озеро, батареи питания подмокли и вышли из строя. Лишь спустя полмесяца удалось раздобыть новые батареи, для чего был произведен налет на деревню, где квартировала немецкая часть.

Бойцы радировали в Сталинград, что приказ начать минирование железнодорожного полотна выполнен, под откос пущено три состава, спешивших к Волге, к 6-й армии, с боеприпасами и подкреплением в живой силе.

Две наши разведчицы, Мария Моторина и Мария Кириченко, познакомились во время кратковременного отдыха, после возвращения с очередного задания.

Вскоре две Марии крепко сдружились. Когда пришло время вновь уходить за линию фронта, девушки в один голос потребовали послать в тыл к врагу их вместе.

– Дружба в нашей работе – лучшая помощница. А нас теперь водой не разольешь, только пуля разлучит.

Разведчицам пошли навстречу. Правда, у каждой из них было самостоятельное задание, но девушки поддерживали между собой связь, что помогало им в работе, придавало новые силы.

Мария Моторина в тот раз разведала местонахождение немецкой батареи шестиствольных минометов, которая располагалась возле Красных казарм, сообщила, что штаб немецкой пехотной дивизии находится на Чудской улице, возле пункта связи.

А Мария Кириченко долго не давала о себе знать. Мы уже собрались отправить на ее поиски нового разведчика, выбирали подходящую кандидатуру, когда от Кириченко поступило наконец-то донесение. В нем девушка писала, что на углу улиц Кубанской и Ангарской имеются большие склады боеприпасов румынских частей, а в районе ликеро-водочного завода – скопление вражеской техники.

«Встретилась со знакомыми румынами,— писала Кириченко,– они проговорились и назвали тех русских, кто лебезит перед их начальством, участвует в расправе над мирными советскими людьми...»

В январе 1943 года Мария Кириченко была арестована полевой жандармерией по подозрению в связях с советской разведкой: один из предателей, работник комендатуры, заявил немцам, что Маруся недавно уходила в расположение советских войск, где пробыла двое суток.

– Кто подтвердит твое заявление, что ты не покидала город? Назови людей и их адреса, у кого проживала последние дни,— потребовали от Маруси на допросе.

– Записывайте и проверяйте,— спокойно ответила разведчица.– Заболела я в доме Евдокии Ивановны Глушко на Приозерской улице. Но не хотела заразить дочку хозяйки и перебралась к Татьяне Захаровне и Николаю Максимовичу Кувалдиным в дом на той же улице (назвала номер дома).

Полной уверенности в том, что названные люди подтвердят ее показания, у Кириченко не было: на Приозерной в этих домах Мария побывала всего лишь два раза.

– Сейчас приведут Кувалдиных и Глушко,— сказал жандарм.– Если они скажут, что ты действительно жила и болела у них – отпустим. Если же твои слова окажутся лживыми, тогда...– пеняй на себя! — Жандарм не договорил и довольно внушительно похлопал по кобуре пистолета.

«Этому солдафону ничего не стоит расстрелять меня. Скажут сейчас Глушко и Кувалдины, что видели меня мельком, и пустит, не задумываясь, пулю...» – подумала разведчица.

Но честные советские люди, настоящие патриоты Глушко и супруги Кувалдины сразу поняли, какая беда грозит чернявой девушке, которая лишь дважды мимоходом заходила к ним, и дали карателям письменные подтверждения, что данная гражданка действительно жила у них некоторое время.

О своем аресте и допросе Мария Кириченко долго никому не рассказывала в нашем управлении. Лишь в начале февраля 1943 года, когда закончилось окружение немецкой группировки и Сталинград был полностью освобожден, девушка призналась сотрудникам УНКВД, что недавно готова была проститься с жизнью, но ее выручили из грозящей беды две сталинградские семьи.

Кириченко начала нелегкие поиски своих спасителей. Они затруднялись тем, что дома, где прежде жили семьи Глушко и Кувалдиных, сгорели, сами жильцы куда-то переехали. Но Мария упрямо и упорно продолжала свои поиски. И, наконец, нашла Е. И. Глушко, Т. 3. и Н. М. Кувалдиных в одном из бывших дзотов, временно заселенном оставшимися без крова людьми.

– Будь на то моя воля, я бы этих людей наградила,— сказала Мария-Маруся.

– Согласен,— ответил я.

В тот же день Кириченко вновь пришла к своим спасителям. С собой она принесла несколько банок американской тушенки, пачку яичного порошка и буханку хлеба – самые ценные в те февральские дни подарки...

* * *

В тыл к противнику посылались и целые группы. Подготовка их проходила в Астрахани, где функционировала школа партизанских кадров под руководством Л. М. Добросердова.

В первых числах октября 1942 года в тыл к врагу отправилась группа партизан в количестве 53 бойцов. Командиром отряда назначили Пимена Андреевича Ломакина, члена партии с 1918 года, работавшего в мирное время экспедитором Котельниковского сельпо. Перед отрядом была поставлена задача всячески мешать железнодорожному движению вражеских составов между станциями Котельниково – Пролетарская, оперативно действовать в районе Абганерова и Сальска.

Среди партизан-подрывников был боец Первого котельниковского красногвардейского отряда Тит Васильевич Паршиков, работники райкома партии А. Л. Колесников, Н. А. Хватов и И. Ф. Хорощунов, чекист В. Н. Грацаненко, колхозники Д. Зенина, А. А. Дьяков, комсомольцы Лена Туркец, Минджи Санжиева, Мария Савощенко, Олимпиада Шестопалова, студенты Людмила Крылова, Свобода Маюджиева и тринадцатилетний школьник из Котельниково, пионер Миша Романов со своим отцом, секретарем партийной организации Майоровского колхоза 3. А. Романовым.

В начале декабря партизанский отряд отдыхал после трудного перехода неподалеку от хутора Киселевка в балке Базовая. Спрятаться от остервенелого ветра и сильного мороза было негде: вокруг на много километров лежала голая степь, кое-где перерезанная балками. Жечь костры – опасно, можно привлечь внимание врагов.

Люди мерзли, но никто не жаловался на голод и холод.

– На «железке» было теплее,— вспоминала радистка Люда Крылова.– Там у горящих вражеских вагонов погреться можно...

– Тепло и уютно тебе было в Ленинграде, дома и в педагогическом институте,— заметил инструктор Котельниковского райсовета Осоавиахима Василий Баннов.– Но ты, Люда, сама на фронт попросилась. Теперь не вспоминай, где и когда нам было тепло. Утихнет метель – снова на «железку» выйдем. Нельзя пропустить к Сталинграду ни один состав.

– Верно,— согласился Ломакин.– Сейчас в Сталинграде решается судьба всей страны. Нашим там нелегко приходится. А прибудет к врагу подкрепление – станет еще труднее. Каждый взорванный нами состав фашистов приближает победу советского народа.

Морозную ночь отряд провел в балке, тесно прижавшись друг к другу.

Утром, изрядно окоченевшие, партизаны поднялись с трудом.

«Еще одна такая ночь, и половина моих подрывников сляжет в жару,— подумал командир отряда, слушая, как надрывно кашляют его бойцы.– Надо искать тепло, людям нужен хоть короткий отдых...»

Шло четырнадцатое декабря. За необозримой степью, там, где поутру над промерзшей, скованной стужей землей поднимался мутный диск солнца, начиналось контрнаступление советских войск, шла великая битва у Волги. И хотя гул боев не доносился к партизанам, они знали, что в Сталинграде идет ожесточенное сражение не на жизнь, а на смерть. И это придавало патриотам новые силы.

– Идем в Киселевку,— решил Ломакин и повел партизан к балке Базовая, где в стороне от больших дорог находилась животноводческая ферма. Нужен был хоть короткий отдых – обогреться, поесть и уже затем вновь приступить к диверсионной работе на линии железной дороги. К тому же в отряде кончались продукты, а на ферме можно было разжиться мясом.

Возле засыпанной снегом фермы стояли несколько скирд сена. Ломакин оставил здесь двух бойцов, приказав им следить за округой, а остальных увел в тепло.

«На ферме мы все словно ожили,— вспоминала позже Люда Крылова.– Здесь ветер не валил с ног, мороз не делал руки и йоги непослушными. Можно было разжечь огонь, сварить нехитрую похлебку, поджарить мясо, тем более что овец на ферме было много. Когда все наелись и отогрелись, людей невольно потянуло ко сну: сказались трое суток, проведенных в поле и у железной дороги.

Проснулись мы от звуков выстрелов. Стреляли неподалеку. Все схватились за оружие и выскочили. Оказывается, пока мы спали, к ферме подъехали на подводах немецкие фуражиры. Они заметили наших дозорных на скирдах и открыли стрельбу...»

Что оставалось делать двум дозорным, которые были обнаружены врагами? Понятно, что тоже стрелять. В результате трое гитлеровцев были убиты. Удрать удалось лишь одному врагу.

– Срочно собираться и уходить! — приказал Ломакин.

Отряд лишь ступил на заметенную глубоким снегом тропку, когда со стороны Киселевки показались кавалеристы в серых, мышиного цвета, шинелях. Было их около сорока.

– Назад! Укрыться на ферме! Занять круговую оборону!

Это было единственно верное при сложившейся ситуации решение командира отряда. И партизаны – из 53 человек двое были обморожены, а два недавних дозорных убиты – заняли круговую оборону. В бой вступать было запрещено лишь радистке Крыловой.

– Тебя с рацией надо беречь пуще наших жизней,— сказал девушке командир.– Без рации мы станем глухи и немы.

К вечеру ферма с партизанами была окружена плотным кольцом карателей. Из хутора Лобова враги доставили на лошадях две пушки, из Киселевки привезли минометы. Мазанка, где засели партизаны, методично обстреливалась. Огонь прекращался лишь на считанные минуты, и вновь рвались снаряды и мины... Местность освещалась ракетами. Горели подожженные скирды соломы, огонь подбирался к крыше мазанки.

– Командование германских войск предлагает вам сложить оружие! Сдавайтесь! — доносился до партизан усиленный рупором голос с немецким акцентом.– Отказ от сдачи приведет к вашей смерти!

– Какое решение примем? – перезаряжая диск автомата, спросил командир отряда.– Что ответим на предложение фашистов?

Вместо ответа партизаны дали дружный залп по врагам.

К утру следующего дня разрушенная мазанка замолчала.

Каратели долго не решались приблизиться к месту обороны партизан. Лишь после строгого приказа своего командира нерешительно и боязливо они двинулись к развалинам постройки.

«...Я была ранена в обе ноги,— вспоминала Люда Крылова.– Свою рацию разбила, шифры сожгла. Вокруг меня лежали убитые товарищи. В обойме карабина оставались последние два патрона. Я хотела застрелиться, чтобы не попасть в плен живой, но обмороженные пальцы не слушались...»

Радистка потеряла сознание и очнулась в Киселевке, в доме колхозницы Марии Андреевны Косивцевой, куда Люду привезли каратели.

– Лежи, милая,— просила женщина, перевязывая раны девушки.– Лежи спокойно: не до тебя сейчас фашистам проклятым, своих убитых хоронят...

Она сообщила Людмиле печальную весть о гибели самого юного партизана, пионера Миши Романова. Вместе с отцом и шестью партизанами он шел на прорыв. Когда же кольцо окружения сузилось и в двух шагах от себя Миша увидел смеющихся врагов, пионер взорвал в руке гранату-лимонку.

Из всего отряда в живых осталась одна Люда Крылова. Рискуя жизнью, колхозница перетащила радистку в чулан, забросала Люду лежалой соломой.

Сегодня о подвиге партизанской группы под командованием Ломакина напоминает бюст Миши Романова, установленный в городе Котельниково Волгоградской области перед школой, где до войны учился юный герой. У памятника проходят торжественные приемы школьников в ряды юных ленинцев. Новые поколения будущих строителей коммунизма дают здесь клятву на верность Родине, родной Коммунистической партии.

* * *

В Волгоградском государственном музее обороны можно увидеть фотоснимок девочки с пионерским галстуком на груди. Считалось, что пионерка-разведчица похоронена в братской могиле за Волгой.

О жизни и героической гибели юной разведчицы рассказывал и стенд в штабе пионерского Поста № 1 у Вечного огня на площади Павших борцов.

Минули годы – целая вереница лет, и однажды в Волгоград приехала Людмила Васильевна Бесчастнова. В музее и в штабе Поста № 1 она увидела фотокарточку.

– Это я! Моя девичья фамилия Радыно! — заметно волнуясь, проговорила Бесчастнова...

Жила в Ленинграде на Васильевском острове девочка. К началу войны ей исполнилось двенадцать лет. Худенькая, она выглядела десятилетней и очень стеснялась и переживала, когда ее называли малышкой.

После уроков Люся, как могла, помогала своему родному городу: шила мешки для песка, которым тушили зажигательные бомбы, белила чердачные помещения в домах, дежурила вместе со взрослыми на крышах во время частых налетов на город вражеских бомбардировщиков, помогала переоборудовать школу под госпиталь. В мае 1942 года Люся осталась сиротой: от голода в тяжелый блокадный год умерла мама.

«Приезжай ко мне»,— позвала в письме старшая сестра, которая в то время жила в эвакуации в Краснодарском крае. И Люся решила отправиться в дальний путь.

Состав из Ленинграда тащился долго. Он простаивал помногу часов на станциях, полустанках, пропуская воинские эшелоны, замирал возле семафоров.

На двадцатые сутки Люся Радыно приехала в Сталинград.

– Куда дальше путь держишь? — спросили девочку на вокзале.

– В Краснодар, к сестре, — ответила Люся.

– Тю! — удивились люди.– Там же бои идут тяжелые. Не пробьешься!

Без продуктов и денег, без родных в чужом, незнакомом городе Люся вначале растерялась. А потом пошла в линейный отдел милиции, где рассказала о болезни, об умершей маме и сестре, которая ждет в одной из станиц Краснодарского края.

– Верно тебе сказали: сейчас поезда в Краснодар не ходят,— сказали Люсе сотрудники милиции и отвели девочку в детский приемник на Клинскую улицу.

– Не стану я тут жить!— упрямо заявила Люся.– Весь наш народ против фашистов борется, а я буду в это время в детдоме время терять?

– Что же ты собираешься делать? — спросила девочку воспитательница.

И Люся Радыно твердо и решительно сказала, что станет вместе со взрослыми участвовать в общенародной борьбе с врагом. А то, что ростом мала,– так это не беда: подрастет.

Вокруг рассмеялись – уж больно воинственна была Люся.

На следующий день Люся отворила подъезд управления НКВД.

– Тебе, девочка, что надо? — спросил дежурный.

– Начальника,— ответила Люся.– Самого главного.

– Думаешь, что у начальника других дел больше нег, как только с тобой беседовать?

Люся упрямо качнула головой и присела на ступеньку.

– Не уйду никуда! Хоть арестовывайте.

Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы в здание управления не вошел начальник одного из наших отделов.

Он остановился возле девочки, поговорил с ней и привел в свой кабинет. Накормил хлебом с салом и попросил рассказать о себе подробнее.

– Твердо решила с врагами бороться? — спросил сотрудник УНКВД.

Люся кивнула.

В тот же день и я познакомился с Люсей Радыно. Выслушал ее рассказ о мытарствах в дороге, о бомбежках Ленинграда. Посоветовался с товарищами и совместно решили пойти навстречу желанию девочки из города Ленина.

– Но вначале тебе надо многому научиться,— предупредили Люсю.

– Стрелять? – перебила Люся.

– Нет, стрелять тебе не придется. Станешь зорко смотреть по сторонам и все, что увидишь, крепко запоминать. Что-либо записывать нельзя. Только запоминать и затем нам рассказывать. Научишься «читать» карты, распознавать по форме врагов роды их войск, узнаешь марки фашистских танков.

К нашей общей радости, Люся оказалась очень способной, у девочки была цепкая память: все, чему ее учили, Радыно схватывала на лету.

Когда в УНКВД удостоверились, что пионерка полностью готова к выполнению задания, ее познакомили с Еленой Константиновной Алексеевой.

– Это твой наставник. Слушайся тетю Лену во всем.

На автомашине Люсю и Алексееву доставили в район Карповки.

– Дальше пойдете сами. Обратно ждем вас не позднее пятницы.

И две разведчицы, коммунистка и пионерка, двинулись в тыл к врагу. У каждой из разведчиц была своя «легенда». У Люси Радыно довольно простая: родители погибли во время августовской бомбежки города, сейчас девочка ищет-дальнюю родственницу.

Алексеева и Радыно шли через Мариновку, Кумовку, совхоз № 4 мимо горящих полей, по изрытым воронками и гусеницами танков дорогам.

– В Голубинскую первой войду я. Ты чуточку попозже, когда увидишь, что меня не арестовали. Будь осторожной, чтобы не попасть на глаза старосте хутора,— посоветовала Алексеева.– О старосте поговаривают, что сущий изверг, каждого нового человека тащит в комендатуру.

Старосту, к счастью, разведчицы не встретили. Вместо него повстречали старую казачку, которая ни о чем «беженок» не расспрашивала и накормила их вареной картошкой. На прощание, словно между прочим, сказала, что немцы с румынами роют новые окопы вокруг холма-высотки и привезли несколько пушек.

– Вы к холму, где вражины орудуют, носа не кажите – могут запросто заарестовать. Туда никого не пускают...

«Никого? — подумала Люся.– Это мы еще увидим!»

В этот же день она как бы случайно оказалась неподалеку от высоты, где враги устанавливали тяжелую артиллерию. Девочка присела на бугорок, начала шнуровать свои ботинки, а сама тем временем пересчитала орудийные стволы, накрепко запомнила, где находится склад снарядов, баки с горючим для танков...

В эти минуты Алексеева шла по Голубинской. В третьем от угла доме заметила штаб саперного батальона и рядом штаб танковой бригады. Навстречу то и дело попадались солдаты в форме итальянской экспедиционной армии, дивизии «Тридентина». За станицей шло строительство двух бетонных дзотов... Все это необходимо было передать в разведотдел 62-й армии.

В Сталинград разведчицы вернулись спустя трое суток. Доложили в УНКВД обо всем увиденном по пути и в станице, написали подробный, обстоятельный рапорт.

Не всегда разведпоиск заканчивался удачно. Однажды Люся попала под бомбежку. Долго лежала в воронке, боясь поднять голову, оглушенная близкими взрывами. И лишь когда вокруг перестали подниматься столбы вздыбленной земли, девочка побрела к линии фронта.

Еще однажды Люсю Радыно задержали вражеские солдаты. Они привели пионерку к своему офицеру, и тот начал дотошно расспрашивать, куда и зачем девочка идет, каким образом попала в секретную зону. Пришлось Люсе пустить слезу, рассказать о своем сиротстве.

Когда заплаканную девочку отпустили, Люся начала повторять в уме:

«Не забыть бы: девять танков и три танкетки. Еще два бронетранспортера. Кухня на колесах. Солдат двадцать шесть человек, офицеров трое...»

В Латошинке две разведчицы пробыли целых семнадцать дней, так как все их попытки уйти из поселка заканчивались неудачей: дороги усиленно патрулировались.

Вернувшись в Сталинград, Люся протянула сотрудникам нашего управления маленький листок.

– Тут я переписала первые две странички из военного билета одного офицера. Было жарко, и он решил умыться у колодца. Снял свой мундир – и ну из ведра плескаться. А я достала из мундира документ и все с него переписала. Тут сказано, из какой он части, каким полком командует, какое звание имеет... Только я все значками написала: кроме меня никто не поймет. Вроде зашифровано. Я сейчас по этой бумажке все-все подробно опишу.— И Люся села писать.

Еще несколько раз уходили в тыл врага Люся с Алексеевой.

После одного возвращения, когда разведчицы отдыхали за Волгой в Средней Ахтубе, Люсю пригласили в землянку

– Радио? — спросил майор.

– Нет, Радыно, — поправила Люся.

Майор взглянул в бумаги.

– Точно. Извини за ошибку. Так вот, товарищ Радыно Людмила Владимировна. По поручению командования, от имени Советского правительства поздравляю тебя с боевой наградой — медалью «За отвагу».

Люся не ответила. Она стояла возле сбитого из снарядных ящиков стола, смотрела на майора и молчала. А когда до девочки дошел смысл услышанных слов, она сказала:

– Спасибо, дяденька!

Майор засмеялся: уж больно не по-уставному ответил маленький боец-разведчик.

– Тебя ждет дорога в Луговую Пролейку,— сказал я при новой встрече с Люсей Радыно.– Доставишь туда пакет. Передашь его лично секретарю райкома партии.

– Есть! — четко ответила девочка.

В Луговой Пролейке Люся выполнила приказ – отдала пакет и узнала в райкоме партии, что по указанию управления НКВД ей отныне надлежит... учиться в школе, догонять в учебе ровесников.

Как дальше сложилась жизнь юной разведчицы, стало известно из рассказа Людмилы Владимировны. Она закончила в Сталинграде специальное женское ремесленное училище № 2 и затем поступила в Ленинградский индустриальный техникум. Работала в родном городе мастером производственного обучения в ремесленном училище, учителем труда в средней школе. В сорок лет закончила педагогический институт имени Герцена и получила специальность учителя истории. Тогда же вступила в ряды Коммунистической партии. Когда сыну Людмилы Владимировны Радыно (Бесчастновой) пришло время служить в рядах Советской Армии, он сказал матери:

– Буду проситься в пограничные войска. Сегодня пограничники вроде разведчиков. Хочу быть похожим на тебя, мама, буду охранять безопасность нашей Родины.

...Более ста раз побывали сталинградские разведчики во время боев на подступах к Сталинграду в расположении немецких, итальянских и румынских частей. Добытые ими ценные сведения о противнике немедленно использовались штабами фронтов советских войск, в частности Сталинградским, Донским, Юго-Западным.

Донесения наших разведчиков помогли советской артиллерии и авиации уничтожить вражеские командные пункты, штабы, батареи, аэродромы.

В разведывательной деятельности, как и во всяком бою, не бывает, к сожалению, без жертв.

Разведчица «Таня», выполняя ответственное задание, проникла в штаб воинского подразделения противника. Выждав, когда в помещении никого не осталось (штабные офицеры устраивали перерыв на обед в одно и то же время), девушка вскрыла сейф и достала карту минирования. Начала переводить карту на кальку, но не успела: в кабинет неожиданно вернулся один из офицеров. В тот же день разведчица была расстреляна...

При возвращении с одного из заданий в тылу у немцев подорвалась на мине разведчица Нина Иванова.

Погибли в дни Сталинградской битвы разведчицы Прасковья Ханова, Тамара Белова, Л. Иванова.

При переходе линии фронта была обстреляна противником и тяжело ранена Лида Алимова. Девушка нашла в себе силы и доползла до наших окопов. Передала донесение и умерла на руках у красноармейцев.

Попала под минометный налет разведчица, комсомолка из Тракторозаводского района Сталинграда Дуся Дмитриева. Перед смертью она успела произнести:

– Передайте маме, товарищам, подругам, что умираю за Родину.

Как и подруги-разведчицы, Евдокия Андреевна Дмитриева была посмертно награждена высокой правительственной наградой – орденом Ленина.

14 человек не вернулись с задания: они попали в руки противника, выдержали тяжелейшие пытки, но, верные клятве, не выдали товарищей, не рассказали о своих заданиях, о местах переходов.

По заданию нашего УНКВД и разведотдела 57-й армии проводили работу в тылу врага Клара Саленко, А. Люльденко. Они обнаружили тщательно охраняемый немцами и скрываемый ими аэродром в районе Гумрака и Воропоново, что позволило нашей штурмовой авиации уничтожить на земле десятки «фокке-вульфов». В другой раз мужественные разведчики зарисовали схему оборонительных сооружений противника в большой излучине Дона, в районах балок Сухая, Голубая, возле хутора Голубой.

В преддверии 25-й годовщины органов ВЧК – ОГПУ – НКВД в блиндаж нашего управления пришли командующие 62-й и 64-й армиями генерал-лейтенант В. И. Чуйков и генерал-майор М. С. Шумилов. Вместе с ними пришли и член Военного совета армии К– А. Гуров, командир 13-й гвардейской дивизии генерал-майор Л. И. Родимцев, полковник Г. И. Витков. Они тепло поздравили сталинградских чекистов с 25-й годовщиной и пожелали успехов в нашей многотрудной работе.