Текст книги "История россии 1917–2009"

Автор книги: Александр Вдовин

Соавторы: Александр Барсенков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 78 страниц)

В результате проведенных в России преобразований к концу 1990-х годов произошли радикальные изменения в структуре собственности. В 1998 г. к государственной (федеральной, муниципальной) собственности относились 12,5% предприятий, к частной – 73,1; в собственности общественных организаций находилось 5,7; к смешанной принадлежали 8,7% хозяйственных объектов. В 1998 г. негосударственный сектор произвел свыше ²/₃ ВВП, доля государства в акционерном капитале большинства предприятий перестала играть ключевую роль. Российскую экономику отличает более высокая, чем в развитых макросистемах, концентрация собственности. Там крупным считается пакет в 5–10% акций, в нашей же стране внешний акционер, являющийся крупнейшим владельцем акций, обладает в среднем пактом в 26–35%. Причем размер минимального пакета акций для крупного акционера не является обратно пропорциональным размеру хозяйственного объекта; наоборот, на сверхкрупных предприятиях концентрация собственности выше.

Приватизация в России к концу 1990-х не привела к возникновению рациональной системы корпоративного управления, не сделала поведение предприятий рыночным. Это было связано с тем, что при ее проведении государство одновременно не стимулировало производственные и инновационные процессы на предприятиях, явно отставало с разработкой комплексной, действительно эффективной экономической политики, направленной не просто на раздел собственности, а сконцентрированной на создании по-настоящему конкурентной среды.

Подводя итоги политики приватизации 1992–1998 гг., следует отметить, что она рассматривалась как важнейшая часть процесса системной трансформации, предполагавшей утверждение рынка, либеральной демократии и открытости внешнему миру. При этом инициаторы курса исходили из неподготовленности большинства населения к решительному движению в этом направлении. Они, тем не менее, считали допустимым осуществить намеченные реформы «сверху», используя имеющийся властный ресурс. А это возможно только при поддержке того политического режима, который готов реализовать именно этот вариант преобразований. Поэтому на первых этапах экономическая политика была во многом подчинена задаче сохранения и упрочения сложившейся к началу 1992 г. системы властных отношений.

Для того чтобы придать процессу изменения отношений собственности необратимый характер, его осуществляли директивно (спускали из «центра» жесткие планы и добивались их выполнения), в сжатые сроки, принимая как неизбежное зло многочисленные отступления от несовершенного законодательства. В результате были минимизированы масштабы государственной собственности, произошло ее перераспределение, концентрация в руках ограниченного круга новых владельцев. Далеко не все смогли ощутить позитивные итоги ухода государства из сферы регулирования экономики, негативно оценивался уровень социальной защищенности населения. Для всех было очевидно, что пока не удалось создать экономический и правовой механизмы эффективного использования новых отношений собственности в целях роста отечественного производства и повышения благосостояния больших групп российского общества. Сторонники избранного курса объясняют это незавершенностью качественного изменения отношений собственности, полагая, что переход имущества от формального владения к эффективному использованию займет определенный исторический период.

Криминализация экономической жизни. Рыночные преобразования в России привели к росту преступности, породили качественные перемены в структуре экономики и общества. Происходящее в России в 1990-е годы С. С. Говорухин назвал «великой криминальной революцией». По выражению Г. А. Явлинского, страна стала «криминальной олигархией с монополистическим государством». В. С. Черномырдин говорил о «тотальной криминализации российского общества». В публицистике и научной литературе часто пишут о «коррумпированности власти», отражающей сращивание власти и криминала. Многие признают усиление влияния преступности на развитие экономики и общества, беспрецедентность масштабов взаимодействия госчиновников и криминальных группировок. Это, в частности, нашло отражение в появлении нового смысла в слове «крыша». Под этим ныне понимают неформальные (чаще всего преступные), объединения, захватившие и успешно выполняющие функции, которые в силу своей слабости не в состоянии выполнять государство. Речь идет, прежде всего, о сборе налогов, обеспечении безопасности граждан и предприятий, о выполнении принятых законов.

«Крыша» может выступать как параллельная власть, сосуществующая с легальной, например, с владельцами контрольных пакетов акций предприятий. Однако методы действия «крыш» преимущественно криминальны: шантаж, запугивания, убийства тех собственников и управленцев, которые нарушают определенные «условия» и «обязательства». «Крыша» может возбуждать судебные дела с участием подставных лиц для сокрытия истинных заказчиков убийств, оказывать давление (в разных формах) на работников правоохранительных органов с целью недопущения раскрытия преступлений. И, как пишут, чем крупнее бизнес, тем более мощной должна быть охраняющая его «крыша». С легкой руки бывшего министра финансов России А. Лившица в обиход политиков и бизнесменов вошла фраза «Надо делиться». Не меньшее распространение получил связанный с «дележом» неформальный термин «наезжать».

Следствием стремительного перехода к рынку стала криминализация социальной структуры российского общества, что связано со значительным ростом численности «групп риска», которые появились в начале 1990-х. Это – обнищавшие слои населения; определенная часть безработных и не полностью занятых; «социальное дно» – нищие, бомжи, бывшие заключенные, беспризорные и т.п.; некоторые группы беженцев из «горячих точек» на территории бывшего СССР; неустроенные лица, демобилизованные из армии и находящиеся в состоянии «поствоенного шока». Все эти группы способны репродуцировать криминогенное поведение и асоциальную мораль, выходящие за пределы собственно перечисленных слоев.

1991–1992 гг. ознаменованы всплеском преступности, рост которой продолжался и в последующем. Так, в 1992 г. увеличение числа правонарушений составило более 70% в сравнении с предыдущим годом. Росли «традиционные» виды преступности: кражи имущества, хищения государственной собственности, хулиганство, бандитизм, убийства на бытовой почве, изнасилования и др. Появились и такие, почти не известные ранее в стране, преступления, как политический терроризм, захват заложников с целью выкупа, заказные убийства, связанные прежде всего с предпринимательской деятельностью. К 1995 г. в стране совершалось более тысячи заказных убийств в год. Резко росли обороты наркобизнеса, которые, по оценкам МВД, в 1992 г. достигли 2 млрд долларов в год и увеличивались ежегодно на 1 млрд. Широкий размах приобрела торговля оружием.

Если в 1991 г. в России действовало не менее 3 тыс. организованных преступных групп, то на конец 1994 г. сообщалось о 5,5; а на конец 1995 – уже о 6,5 тыс. таких «объединений». Около 50 из них имели «отделения» по всей стране. В распоряжении этих организаций «под ружьем» находились группы хорошо подготовленных боевиков. Около тысячи группировок организованы по этническому принципу: азербайджанская, грузинская, чеченская, таджикская, армянская, осетинская и др. О точной численности «бойцов» преступного мира судить трудно; в печати встречались упоминания о десятках и даже сотнях тысяч. В российских тюрьмах и лагерях в 1990-е годы постоянно находилось около миллиона людей, приговоренных к разным срокам за различные преступления; мест для вновь осужденных не хватало.

В прессе часто публиковались материалы, авторы которых били тревогу по поводу масштабов криминальной деятельности в различных отраслях экономики (например, в автомобилестроении, алюминиевой промышленности), а также в регионах России. Так, в Красноярском крае, по свидетельству газеты «Известия», в 1994 г. действовали полторы сотни бандитских группировок, объединенных в пять сообществ, по 2– 2,5 тыс. человек в каждом. Они контролируют все банки, рынки, 90% коммерческих и 40 – государственных структур. Город разделен на 8 секторов. Но это не просто шайки рэкетиров. Ныне хорошо организованные группы вторглись в область экономики. Красноярский союз товаропроизводителей должен был объявить край «зоной, неблагоприятной для развития экономики». Из-за тотальной криминализации, вездесущего рэкета свертывается производство, сокращаются рабочие места. Сопротивление подавляется жестоко. За декаду убрали пять гендиректоров и президентов компаний… Некогда подпольные «малины» снимают оборудованные компьютерами офисы, набирают штаты клерков и отнюдь не шарахаются от человека в милицейской форме. Реальной силой обладают сегодня именно лидеры откровенно бандитских и полукриминальных групп, что свидетельствует как о силе криминального сообщества, так и о немощи официальных властей».

Рост преступности и криминальных группировок привел к появлению таких новых профессий, как частные телохранитель и детектив, которые обычно объединялись в рамках частных охранных структур и агентств, число которых также росло. К защите частного предпринимательства и бизнесменов привлекались и высококвалифицированные кадры, ранее работавшие в правоохранительной системе, но оказавшиеся невостребованными государством в новых условиях. Масштабы деятельности «криминалитета» диктовали необходимость адекватных ответных мер, значительного увеличения частных ассигнований на эту сферу (создание служб безопасности, приобретение спецтехники и т.п.), что приводило к «ползучей» милитаризации общества в целом. При этом до 10% частных охранных фирм действовали без лицензий, порой понятие «защита» трактовалось достаточно широко.

С криминализацией экономической жизни связана и ее теневизация, хотя второй процесс шире первого. Теневая, «неофициальная» экономика включает некриминальные виды предпринимательской деятельности, находящиеся вне системы государственного учета и регулирования и, как правило, вне сферы выполнения официальных налоговых обязательств. С криминальной ее роднит избирательное отношение к существующему законодательству, вовлеченность в «неформальные» контакты с представителями госаппарата, а также занятие некоторыми видами бизнеса (например, в 1992–1995 государство контролировало лишь ¹/₃ производства алкогольной продукции, приносившего очень высокую прибыль).

От криминальной экономической деятельности теневую отличает то, что это – преимущественно социально-необходимая и полезная активность, легализации которой в современной России препятствуют некоторые политические, экономические, правовые и другие факторы. Причина масштабной «теневизации» хозяйственной жизни в том, что на смену административному регулированию экономики, существовавшему 75 лет, пришло если не полное отсутствие государственного управления, то его явная недостаточность. Как отмечал известный экономист Е. Ф. Сабуров, «государственное управление экономикой исчезло, а какое-либо иное не возникло». Начало перехода к рынку не сопровождалось созданием адекватных ему новых институтов, форм государственного регулирования. Между тем и отечественные, и зарубежные исследователи признают исключительную роль государства в обеспечении условий функционирования именно «свободной», рыночной экономики.

В книге по истории развития капиталистического хозяйства в Европе (Как Запад стал богатым? Новосибирск, 1995) отмечается, что «правительства предоставляли правовые механизмы, обеспечивавшие возврат кредитов и выполнение соглашений; они решительно определяли и защищали права собственности, без которых невозможны инвестиции и торговля; они создавали правовые нормы, отвечавшие потребностям предприятий; они субсидировали сооружение каналов, железных и шоссейных дорог; разумно или ошибочно, но они защищали с помощью тарифов и квот национальную промышленность от иностранной конкуренции. Некоторые достижения правительств, такие, как бесплатное обязательное образование и транспортные системы, просто изумительны».

По мнению многих российских экономистов, эти универсальные для всех демократических обществ и рыночных экономик задачи российское государство в 1990-е годы решало недостаточно эффективно, указывая, прежде всего, на состояние налоговой, денежно-кредитной и банковской систем, налоговой службы страны. Некоторые авторы оценивают ситуацию еще жестче. Социолог Р. В. Рывкина полагает, что «государство оказалось фактором не институционального порядка, а дезорганизации работы всех функциональных институтов российской экономики на этапе ее перехода к рынку».

Теневизация экономических отношений обусловлена и той политической нестабильностью, которая сопровождала реформы с самого начала. Многочисленные политические кампании – преодоление последствий «путча», противостояние Президента и Верховного Совета, борьба за новую Конституцию, выборные кампании – все это отвлекало от решения сложных экономических проблем, отодвигало их на второй план. При этом часто доминировала не борьба против свергнутых классов, а противостояние политических группировок. Эксперты выделили четыре группы политических факторов, воспроизводивших в 1990-е угрозу распада государства и дестабилизировавших экономическую жизнь. Они определялись характером взаимодействия: 1) законодательной и исполнительной власти; 2) центральных и местных органов власти; 3) взаимоотношений России с бывшими союзными республиками; 4) взаимоотношений между регионами России.

Политическая нестабильность провоцировала то, что стали называть «правовым беспределом», когда многие законы не действовали, а граждане (как руководящие работники, так и исполнители) часто считали необязательным связывать себя правовыми рамками. Отсутствие необходимых и несовершенство имевшихся актов также ограничивали возможности полнокровной и эффективной работы судебной системы и института прокурорского надзора. Все это делало проблематичным здоровое развитие экономики и обрекало ее на уход в «тень». Много внимания в литературе обращают на проблемы охраны безопасности граждан в 1990-е годы, что связано с изменениями, происходившими в это время с милицейскими службами.

Особую роль в теневизации экономики отводят действовавшей в России в 1990-е годы налоговой системе. Можно встретить ее определение как «несовершенной», «порочной», «полностью неадекватной реальным условиям в стране», «основным препятствием для развития предприятий, привлечения как национальных, так и иностранных инвестиций». Указывают, во-первых, на высокий уровень налоговых ставок, делающий затруднительным рентабельное ведение бизнеса; во-вторых, на скрытую налоговую дискриминацию ряда секторов экономики (особенно предприятий-производителей); в-третьих, на неясность и противоречивость налоговых норм, что допускало их различные трактовки и применение. В этой связи не выглядят удивительными результаты исследования (опроса руководителей различных форм собственности), проведенного в 1996 г. Рабочим центром экономических реформ при правительстве России. Выяснилось, что только 1,5% предпринимателей оформляют в установленном порядке сделки и уплачивают все налоги. Треть (33,1) считали, что 25% сделок остаются в тени; 29% опрошенных предпринимателей полагали, что в «тени» совершается около 50% сделок. Остальные (около 36,4) были уверены, что теневыми являются 70–90% деловых операций.

Точных данных о масштабах теневизации экономики, естественно, нет. Но в литературе встречаются оценки, согласно которым в теневом секторе России производится от 25 до 40% товаров и услуг. В 1994– 1995 гг. с теневой экономикой в качестве рабочей силы соприкасались не менее 60 млн человек, которые – самое меньшее – уклонялись от уплаты налогов.

Одной из важных составляющих теневой экономики стала коррупция, понимаемая как поборы, которые вынуждены испытывать граждане в своей трудовой и другой деятельности. Некоторые политики полагают, что ее причиной является дефицит правовой базы, для ее искоренения достаточно принять закон или разработать и реализовать какую-либо антикоррупционную программу. Другие считают, что коррупция в России носит системный характер и представляет собой следствие роста масштабов теневых процессов, без минимизации которых излечить страну от этой «болезни» едва ли возможно.

Теневизация экономики повлекла за собой теневизацию всей системы общественных отношений, в которые оказались втянутыми сферы как материального производства, так и обслуживания (в широком смысле) населения. Распространение теневых процессов на политику, органы правопорядка, СМИ, медицину, образование, науку способствуют формированию и воспроизводству «теневых» стереотипов поведения, которое сами становятся важным фактором социального развития.

О характере российской экономики середины 1990-х годов можно судить по тому, какие виды деятельности отечественные бизнесмены считали наиболее прибыльными. Проведенный среди них опрос дал следующую картину. На первое место была поставлена торговля, в особенности сырьем, валютой, электроникой и алкоголем. На втором по доходам оказался банковский бизнес. На третьем месте находилась государственная служба. (Имелись в виду доходы некоторых чиновников, получаемые ими за «содействие» предпринимателям. В начале 1990-х широкий общественный резонанс вызвало предложение известного политика легализовать взятки, уподобив их чаевым, которые получает официант ресторана за хорошее обслуживание.) На четвертом месте по доходности стояло брокерство. На пятом – воровство, под которым понималась реализация недостаточно контролируемых и охраняемых ресурсов. Шестое место в списке занимали операции с недвижимостью. На седьмое поставлены консалтинговые услуги. И наконец, на восьмом оказалось производство товаров широкого потребления – отрасль, которая составляет основу динамичного развития естественно развивающейся экономики.

Изменения в социальной структуре. Экономические преобразования 1990-х годов оказали большое влияние на социальную структуру общества. Масштабы, глубина и особенности ее трансформации определяются, во-первых, изменениями отношений собственности, прежде всего появлением частной и развитием предпринимательства; во-вторых, глубокими переменами в системе занятости (плановое использование рабочей силы уступило место стихийному рынку трудовых ресурсов); в-третьих, снижением уровня жизни подавляющей части населения; в-четвертых, социальной аномией (разрушением одной системы ценностей и несформированностью другой) и социальной депривацией (ограничением или лишением доступа к материальным и духовным ресурсам).

Основу современной социальной структуры по-прежнему составляют рабочий класс, крестьянство и интеллигенция. Но по сравнению с советским прошлым их количественные показатели и социальные роли изменились. Появились и новые социоструктурные слои. Ведущие тенденции социальных изменений состоят в углублении неравенства (экономического, политического, социального) и маргинализации значительной части населения. Неравенство между регионами достигает соотношения 1:10. Увеличивается разрыв в оплате труда в различных отраслях хозяйства. Особенности процессов социального расслоения определяются их быстротой и биполярностью: верхние слои (до 8% населения) все более обособляются от тех, кто тяготеет к полюсу бедности. Это приводит к гипертрофированным формам социального неравенства, создавая внутри одной страны две России, все более отдаляющиеся друг от друга. Наблюдается процесс «размывания» границ прежних классов групп и слоев, что связано с исчезновением зависимости между качественным содержанием труда и его оплатой: большее значение имеет не кто и как, а главное – где работает.

Переплетение в современной России прежней советской и новой постсоветской социальных структур не позволяет рассматривать нынешнее общество как единую социальную систему. Фактически оно распадается на отдельные сегменты или уклады: авторитарный, олигархический, либеральный, криминальный, в которых, в свою очередь, существуют собственная иерархия, система ценностей, мораль, социальные институты. Эти сегменты находятся в сложных, часто конфликтных отношениях между собой.

Для характеристики российского общества социологи прибегают к многомерным стратификационным моделям с использованием различных критериев. В их числе имущественное положение и доход, образование, позиция во властной структуре, социальный статус и престиж, самоидентификация. По мнению академика Т. И. Заславской, стратификационная модель современного общества в России выглядит следующим образом: элита (правящая политическая и экономическая) – до 0,5%; верхний слой (крупные и средние предприниматели, директора крупных и средних приватизированных предприятий, другие субэлитные группы) – 6,5; средний (представители мелкого бизнеса, квалифицированные профессионалы, среднее звено управления, офицеры) – 20; базовый (рядовые специалисты, помощники специалистов, рабочие, крестьяне, работники торговли и сервиса) – 61; нижний (малоквалифицированные и неквалифицированные работники, временно безработные) – 7; социальное «дно» – до 5%.

По уровню материального благосостояния выделяют следующие слои: богатые (средств достаточно не только для удовлетворения потребностей, но и для организации самостоятельной экономической деятельности) – 7; состоятельные (средств хватает и для высокого уровня жизни, и для приумножения капитала) – 7; обеспеченные (средств достаточно для обновления предметов длительного пользования, улучшения жилищных условий, собственного переобучения и образования детей, для организации отдыха во время отпуска) – 15,8; малообеспеченные (средств хватает только на повседневные расходы и в случае крайней необходимости – минимум для лечения и укрепления здоровья) – 50; неимущие (наличие минимальных средств лишь для поддержания жизни и отсутствие средств для улучшения своего существования) – 20,2%.

Социальная структура современной России заметно отличается от развитых стран. В нашем случае обращает на себя внимание малочисленность средних слоев, которые во всех обществах рассматриваются как цементирующая сила. При этом за 1990-е годы Россия «потеряла» средний класс интеллектуалов и интеллигенции («новый» средний класс), получив средний класс предпринимателей («старый» средний класс). В то же время многочисленная часть российского населения пребывала в состоянии маргинальности, связанном с вынужденным переходом человека из одной социально-профессиональной группы в другую и существенным изменением статуса. В это число входят несколько групп: 1) квалифицированные рабочие, специалисты, ИТР, часть управленческого корпуса, работавшие в государственном секторе экономики (ВПК, конверсионные производства, закрывающиеся предприятия), имевшие в прошлом высокий статус, а ныне оказавшиеся в среде социально беспомощных; 2) представители мелкого и среднего бизнеса, «новых» профессий, соответствующих рыночным условиям («челноки», охранники, члены криминальных сообществ и т.д.), чье положение оставалось неустойчивым; 3) мигранты (вынужденные переселенцы из зон конфликтов в России и «ближнего зарубежья»). Маргинализация общества сопровождается ростом напряженности, экстремизма, различных форм нетерпимости. Получают распространение разные виды де-виантного поведения: пьянство, наркомания, проституция и т.д.

Спад производства, безработица, инфляция, конверсия и подобные причины привели к резкому уменьшению доходов большей части населения. В их числе оказались люди, по прежним меркам достаточно обеспеченные. Появились «новые бедные», ядро которых составляют научные работники, учителя, врачи, руководители низшего уровня, инженеры. В основном это люди дееспособного возраста. Дальнейшее развитие социальной структуры российского общества будет зависеть от скорости и направленности экономического реформирования и социальной политики государства, способности населения адаптироваться к радикальным переменам.