Текст книги "История россии 1917–2009"

Автор книги: Александр Вдовин

Соавторы: Александр Барсенков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 78 страниц)

Кризис в КПСС возник не случайно и связан с определенными представлениями о характере и перспективах возможной эволюции этого политического института. В 1985–1991 гг. сложились два подхода к партии, которые можно условно назвать ликвидаторским и прагматическим. Первый исходил из того, что КПСС являлась хребтом тоталитарной системы, поэтому ее необходимо ликвидировать. Сторонники такого взгляда не только не занимались разработкой концепции перестройки партии, но и доказывали ее ненужность. А перестройка жесткой иерархической организации могла быть осуществлена лишь «сверху». Эту позицию разделял М. С. Горбачев. Его скептическое к КПСС отношение к лету 1990 г. заметно усилилось. В ответ на совет своего помощника А. С. Черняева оставить пост Генерального Секретаря ЦК КПСС Горбачев произнес: «Знаешь, Толя, думаешь не вижу… как сговорились все, уговаривают бросить генсекство. Но пойми: нельзя эту паршивую взбесившуюся собаку отпускать с поводка. Если я это сделаю, вся эта махина целиком будет против меня».

Сторонники другого подхода в отношении к КПСС рассматривали партию не столько как «тоталитарную структуру», сколько как исторически сложившийся институт управления, «партию власти». Они полагали, что это – единственная общесоюзная сила, держащая в своих руках все общественные связи. Поэтому быстрое ее отстранение от власти фактически будет означать не шаг к демократии, а дезертирство, которое непременно ввергнет страну в еще больший хаос. Считалось, что партия, произведя внутреннюю реорганизацию, должна возглавить преобразования при сохранении высокой степени управляемости социальными процессами, «без потрясений». Все эти идеи оказались невостребованными и даже всерьез «наверху» не обсуждались.

Кризис партии в полной мере проявился на ставшем последним ХХVIII съезде КПСС (июль 1990). Многие делегаты выразили неудовлетворенность работой высшего партийного руководства и ближайшего окружения генсека. Съезд заменил Программу партии программным документом «К гуманному демократическому социализму», содержавшем достаточно общие декларации. Коренное изменение претерпели и организационные основы деятельности КПСС. Съезд закрепил «право отдельных коммунистов и групп выражать свои взгляды в платформах», т.е. возродил фракционность. Кроме этого, Съезд установил фактически неограниченную «самостоятельность компартий союзных республик». КПСС вместо единой централизованной организации становилась «союзом» республиканских компартий, что наносило удар по государственному единству СССР.

Осенью 1990 г. наблюдалась повсеместная радикализация общественно-политических настроений. Это было во многом связано с ухудшением продовольственного снабжения, нехваткой самых различных товаров. В августе по стране прокатилась волна «табачных» бунтов – только в Москве их было более 100. Несмотря на то что летом 1990 г. собран рекордный урожай зерна (220 млн т), в сентябре разразился хлебный кризис. Одновременная остановка на ремонт табачных фабрик и хлебопекарен у многих вызывала недоумение. Подозрения в «рукотворном» характере трудностей подогревались информацией о наличии огромных запасов товаров в разного рода «накопителях». Одни политики объясняли это пороками существовавшей системы, другие усматривали здесь намеренный саботаж.

Так или иначе, и сторонники сохранения социализма, и те, кто хотел от него уйти, стали говорить о необходимости «наведения порядка», введения жестких, чрезвычайных мер для преодоления кризиса. При этом обе стороны обвиняли друг друга в стремлении к диктатуре. Так, 16 сентября, в день проведения демократического митинга на Манежной площади в поддержку программы «500 дней» были замечены передвижения войск под Москвой, что дало основание бросить обвинение властям в подготовке силовой акции. В том же месяце заметное распространение получил документ под названием «Программа действий-90», подготовленный одной из входивших в «Демократическую Россию» организаций. Текст содержал призывы к созданию комитетов гражданского действия, цель которых, – дестабилизация в обществе, разгром общественно-политических структур с помощью массовых акций: демонстраций, пикетирования, забастовок. Предлагалось перейти и к «явочной приватизации» – насильственному изъятию у колхозов и совхозов земель с помощью особых групп захвата.

7 ноября, в разгар праздничной демонстрации на Красной площади, член Ленинградского народного фронта с расстояния в 50 метров дважды стрелял в М. С. Горбачева. Неудавшийся теракт заставил Президента СССР резко сдвинуть свой курс вправо. Он внес в Верховный Совет предложения, нацеленные на укрепление исполнительной власти («8 пунктов Горбачева»). При этом подчеркивалось, что речь идет не о диктатуре, а о наведении порядка, развитии подлинно демократических процессов, восстановлении управляемости экономикой, пресечении межнациональных распрей и борьбе против преступности. В начале января 1991 г. по сути утверждалась форма президентского правления. Реорганизованы были исполнительно-распорядительные органы власти, введен в действие совместный приказ министров обороны и внутренних дел об организации совместного патрулирования городов и населенных пунктов солдатами и милицией.

Возможность укрепления союзных структур вызывала озабоченность у либеральных политиков. Они полагали, что Горбачев попал под влияние «реакционеров», под которыми подразумевали «партократов», верхушку ВПК, генералитет и офицерство, сотрудников союзных ведомств, большинство членов Верховного Совета СССР. Отражая эти настроения, Э.А, Шеварднадзе на IV съезде народных депутатов СССР (декабрь 1990) заявил, что «грядет диктатура» и в знак протеста подал в отставку с поста министра иностранных дел. На том же съезде вице-президентом СССР стал Г. И. Янаев (ранее работал в комсомольских и профсоюзных структурах), что было расценено как подтверждение новой, консервативной тенденции.

Огромное влияние на эскалацию противостояния между российскими и союзными властями оказали столкновения гражданского населения и подразделений армии, МВД в Литве и Латвии. В Вильнюсе, в ночь с 12 на 13 января 1991 г., при попытке захвата телевизионного центра пролилась кровь. Противостоящие стороны, как и многие советские граждане, по-разному определяли приведшие к этому причины. Напряженность нарастала и в связи отсутствием вразумительных объяснений со стороны союзного руководства, что некоторыми трактовалось как свидетельство его соучастия в конфликте. Российские либералы болезненно реагировали на произошедшее, опасаясь повторения «вильнюсского сценария» в схожих ситуациях. Усилилась критика в адрес М. С. Горбачева, союзного правительства, военных. 19 февраля 1991 г. выступая на телевидении, Б. Н. Ельцин потребовал отставки Президента СССР, а 9 марта призвал своих сторонников «объявить войну руководству страны».

Контрпродуктивность проводившейся руководством РСФСР политики становилась для многих очевидной – столь разительным было несоответствие реальностей начала 1991 г. ожиданиям весны – лета 1990. Недовольство сложившейся ситуацией проявилось на самом высоком властном уровне России. 21 февраля 1990 г. на сессии Верховного Совета РСФСР 6 членов его Президиума выступили с заявлением, осуждавшим действия Б. Н. Ельцина, и потребовали его отставки. Заявление подписали заместители Председателя Верховного Совета С. П. Горячева и Б. М. Исаев; председатели Палат Верховного Совета Р. Г. Абдула-типов и В. Б. Исаков; заместитель председателя Палаты А. А. Вешняков и секретарь Президиума Верховного Совета В. Г. Сыроватко. В прошлом все они были сторонниками Ельцина. В документе отмечался авторитарный характер руководства со стороны Председателя Верховного Совета, «пренебрежение теми органами, которые законно избраны», единоличное принятие многих важных решений. Отмечалось также, что Ельцин проводит «проводит узкопартийный курс, отвечающий интересам блока новых политических сил, но противоречащий коренным интересам России». Ельцин обвинялся также в развале СССР, неспособности организовать консолидированную и созидательную работу Верховного Совета РСФСР, нежелании проводить реформы при громогласных призывах к ним.

Определенной политической развилкой можно считать III внеочередной съезд народных депутатов РСФСР, созванный в марте 1991 г. для отчета российского руководства. Его судьба после этого форума могла сложиться по-разному. Однако ввод союзными властями войск в столицу накануне открытия съезда лишь усилил «антицентристскую» консолидацию российского депутатского корпуса, который почувствовал себя оскорбленным непродуманной горбачевской акцией. Ельцин и его сторонники максимально использовали предоставленный им шанс. Осудив давление на российский съезд, Ельцин заявил, что является сторонником коалиционной политики, в реализации которой могут принять участие все, в том числе «прогрессивно мыслящие члены КПСС». Возможность такой коалиции была подтверждена демаршем полковника А. В. Руцкого, заявившего о создании фракции «Коммунисты – за демократию» и ее готовности поддержать Б. Н. Ельцина. Это раскололо коммунистов. Давление на съезд «снизу» оказали и шахтеры, с которыми весной 1991 г. лидеры радикалов работали в «плотном контакте». В серии своих резолюций горняки требовали отставки Горбачева и безоговорочно поддерживали российских радикалов. Учитывая общие настроения, Ельцин выступил за скорейшее подписание Договора о Союзе Суверенных Государств как «федеративного добровольного и равноправного объединения». В результате он не только не был отстранен от власти, но, наоборот, получил на Третьем съезде дополнительные полномочия, а на Четвертом (май 1991) – решение о проведении выборов президента в сжатые сроки, что повышало его шансы на победу.

12 июня 1991 г. состоялись выборы Президента Российской Федерации. Б. Н. Ельцин набрал 57,3% от числа голосовавших. Конкурировавшие с ним Н. И. Рыжков – 16,8; В. В. Жириновский– 7,8; А. М. Тулеев – 6,8; А. М. Макашов – 3,7; В. В. Бакатин – 3,4%. Победа с большим отрывом от соперников уже в первом туре голосования была политически очень важна, поскольку давала статус «всенародно избранного» и позволяла трактовать предвыборную программу как волю большинства граждан России. Начало оформления института российского президентства, радикализм лидера, поддержанного не менее радикально настроенными реформаторами, оказали значительное влияние на последующее развитие событий.

Что же касается М. С. Горбачева, то к весне 1991 г. он был уже не столь популярен, все чаще публично подвергался жесткой критике со стороны как «левых», так и «правых». На съездах народных депутатов и в Верховном Совете СССР против него активно выступала группа «Союз», обвинявшая Президента в поощрении сепаратизма и развале государства, сдаче внешнеполитических позиций страны. Резкая критика за фактический отход от социализма и СССР, провалы в социально-экономической политике на апрельском пленуме ЦК КПСС едва не привела Горбачева к отставке с поста Генерального секретаря. В июне 1991 г. глава союзного правительства В. С. Павлов запросил у Верховного Совета дополнительные полномочия для принятия срочных мер по спасению экономики, что являлось прямой реакцией на нерешительность союзного Президента. В свою очередь, радикально-либеральные силы критиковали его за нежелание порвать с социализмом и избавиться от влияния связанных с ним консервативных сил.

Вопрос о сохранении Союза ССР. В первые месяцы 1991 г. политическое противостояние между общесоюзными и республиканскими властями приняло форму борьбы за «рамочные» условия влияния в Союзе. На первый план выдвинулась проблема разграничения полномочий между Центром и союзными республиками, получившая название «подготовки нового союзного договора». Идея проведения всесоюзного референдума была сформулирована Горбачевым и одобрена Верховным Советом СССР в январе 1991 г. Идя на эту акцию, он рассчитывал на численное преобладание русских и их государственнический патриотизм; на представителей этнических групп, живущих на «чужих» национальных территориях и уже не имевших иллюзий относительно своих перспектив в будущих «независимых государствах». Расчет делался и на мобилизацию консолидирующих сегментов советской исторической памяти о войне, послевоенном восстановлении, совместном освоении территорий, решении общих хозяйственных задач, взаимопомощи в экстренных ситуациях. 17 марта 1991 г. гражданам СССР предстояло ответить на вопрос: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?».

Шесть республик – Грузия, Литва, Молдавия, Латвия, Армения и Эстония – отказались проводить референдум на своей территории. Российское руководство также критиковало этот замысел, указывая прежде всего на то, что вынесенная на голосование формулировка вопроса содержит не один, а несколько вопросов, и это способно исказить волю граждан, имеющих разные ответы на фактически поставленные различные вопросы. Одновременно в России объявляется свой референдум об учреждении в республике института президента. Введение этого поста было призвано укрепить ее суверенитет в отношениях с союзным Центром. В конкретных условиях того времени это означало усиление центробежных тенденций, так как суверенитет понимался преимущественно как обособление.

Всего на участки для голосования пришли 80% граждан, имевших право участвовать в референдуме. Из них 76,4% ответили на вопрос референдума «Да», 21,7 – дали отрицательный ответ. Около 2% бюллетеней признаны недействительными. Результаты голосования в РСФСР выглядели несколько парадоксально: с одной стороны, 71,3% участников проголосовали за сохранение Союза в горбачевской формулировке, с другой,– почти столько же (70) высказались за введение в республике поста Президента. Итоги референдума по России трудно было трактовать как победу замысла Президента СССР. Во-первых, республика находилась на предпоследнем месте по проценту положительных ответов, меньше (70,2%) было только у Украины. Во-вторых, они свидетельствовали о высоких шансах Ельцина на победу на грядущих выборах. Все это не сулило мира в отношениях между двумя центрами власти.

Интеграционный ресурс результатов референдума был ослаблен не только в России. На Украине, по постановлению Верховного Совета УССР, одновременно с общесоюзным референдумом проводился опрос населения по вопросу «Согласны ли вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза советских суверенных государств на началах декларации о государственном суверенитете Украины?» Число граждан, ответивших «да» на вопрос республиканского бюллетеня, составило 80,17%, т.е. больше, чем высказались за Союз. Это подтверждало базовую идею Декларации о приоритете украинских законов над союзными, что практически исключало создание нового федеративного государства с полноценным участием Украины. «Отличился» и Казахстан: его власти вместо союзной предложили свою формулировку вопроса референдума: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза ССР как Союза равноправных суверенных государств?». Положительно ответили в республике 94% голосовавших.

Проведение референдума 17 марта 1991 г. и его итоги дали возможность Президенту СССР продолжить попытки возобновления разработки нового Союзного договора, с тем чтобы завершить ее в сжатые сроки. Началась подготовка третьего с весны 1990 г. проекта. Политическая инициатива в этом вопросе с конца 1990 г. целиком перешла к республиканским элитам; влияние центральных структур было предельно ослаблено. В этих условиях Горбачев практически полностью переориентируется на прямой диалог с республиканскими лидерами, игнорируя позицию высших органов власти СССР, используя их лишь в случае необходимости подкрепления собственных инициатив коллегиальными решениями. В новых условиях успех переговоров мог быть достигнут лишь при молчаливом согласии Президента СССР на конфедеративное устройство будущего Союза, хотя это означало отход от позиции, зафиксированной референдумом. Президент СССР пытался хотя бы как-то задержать продолжающийся развал страны. Республики, сознавая слабость позиций союзного президента, требовали себе все новые полномочия, до предела усекая властные возможности Центра. Решая свои, весьма различающиеся задачи стороны, однако, не могли полностью игнорировать итоги референдума и поэтому в своей риторике активно использовали понятия «единое союзное государство», «федерация», в правовом же плане все более отходя от них.

Все это ярко проявилось в так называемом «новоогаревском процессе» (от названия резиденции в подмосковном поселке Ново-Огаре-во, где состоялись переговоры), первый этап которого продолжался с 23 апреля по 23 июля 1991. Переговоры лидеров республик проходили очень трудно. Как вспоминал их участник А. И. Лукьянов, даже последнее заседание 23 июля, на котором обсуждался итоговый вариант Договора об ССГ, было неконструктивным. Предлагалось исключить из него упоминание о том, что Союз ССР является суверенным федеративным государством; ему отказывали в праве иметь собственность, отстаивали одноканальную систему поступления налогов. Представитель Украины выступил на встрече с заявлением, что эта республика будет решать вопрос о своем отношении к союзному договору не раньше середины сентября. К Договору были готовы присоединиться лишь 8 из 15 союзных республик.

В результате, одобрив в целом проект, участники встречи пришли к выводу о целесообразности подписать Договор в сентябре – октябре на съезде народных депутатов СССР. Горбачев поддержал такой порядок подписания союзного договора. Однако 29 – 30 июля 1991 г. в Ново-Огарево прошли закрытые встречи Горбачева с Ельциным и Назарбаевым, где союзный предложил президентам России и Казахстана начать подписание проекта не в сентябре – октябре, а 20 августа. Республиканские лидеры согласились с этой идеей, ибо понимали, что проект договора в последней редакции не пройдет в Верховном Совете СССР и уж тем более на союзном cъезде народных депутатов. А поскольку в августе парламентарии были на каникулах, то время для подписания «нужного» проекта представлялось удачным. В обмен на согласие республиканских лидеров Горбачев принял требование Ельцина об одно-канальной системе поступления налогов в бюджеты. По настоянию собеседников он согласился и на перестановки в высшем эшелоне союзной власти: немедленной замене подлежали В. С. Павлов, В. А. Крючков, Д. Т. Язов, Б. К. Пуго, Г. И. Янаев. Эти люди в июне – июле 1991 г. активно выступали за принятие энергичных мер по сохранению СССР и последовательно критиковали «новоогаревцев». 4 августа Горбачев отправился в отпуск в Крым.

Итоговый проект Договора отразил как масштабы претензий республик, так и уровень фактической дезинтеграции СССР. Согласно документу, республики-участники признавались суверенными государствами, «полноправными членами международного сообщества». Союз Советских Суверенных Республик определялся как «суверенное федеративное демократическое государство», однако из контекста следовало, что суверенитет республик первичен. За Союзом предусматривалось сохранение объектов собственности, необходимых для осуществления возложенных на него полномочий, однако он лишался собственных налоговых поступлений: устанавливалась одноканальная система сбора налогов, при которой союзный бюджет определялся республиками на основе представленных Союзом статей и расходов. В документе не фиксировались сроки принятия нового Основного Закона, что не связывало государства-участники определенными обязательствами. Фактически же это положение на неопределенное время консервировало ситуацию правовой конфликтности, характеризовавшую отношения между Центром и республиками после принятия деклараций о суверенитете, от которых в 1991 г. никто не собирался отказываться. Вполне реальной становилась перспектива, когда для государств, подписавших новый договор, с той же даты считались бы утратившими силу Договор об образовании Союза ССР 1922 г. и Конституция. Это означало бы «мягкий» выход из СССР, который освобождал новые страны от выяснения отношений с бывшими «братьями» по Союзу по закону, принятому в апреле 1990 г.

Юридическая оценка итогового проекта Договора сделана группой из 15 экспертов еще до 19 августа 1991. Они поставили под сомнение правовую значимость документа, признав его внутренне противоречивым, нелогичным и не имеющим значения правопреемственного. Эксперты констатировали, что, «признав федерацию, договор на деле создает даже не конфедерацию, а просто клуб государств. Он прямым путем ведет к уничтожению СССР, в нем заложены все основы для завтрашних валют, армий, таможен и др. Проводя эту линию тайно, неявно, он вдвойне опасен, поскольку размывает все понятия в такой мере, что возникает государственный монстр». По замечанию свидетеля но-воогаревских дискуссий правоведа Ю. М. Батурина, «выбор между юридическим качеством и политической целесообразностью был сделан в пользу последней».

Широкая общественность могла обсуждать только один, самый первый новоогаревский проект, который был одобрен 16 июня 1991 г. и опубликован 27-го. Дальнейшая доработка велась в обстановке секретности, что вызывало различные слухи, будоражило членов правительства, депутатов, общественные оргапнизации. Итоговый документ опубликован лишь в пятницу 16 августа 1991 г., за три дня до даты предполагаемого подписания (причем в пятницу), что практически исключало его обстоятельное обсуждение и внесение поправок.

Верховный Совет СССР имел возможность рассмотреть лишь первый подготовленный «десяткой»(«9+1») проект Договора. Постановление по проекту от 12 июля 1991 г. предусматривало формирование полномочной делегации Союза ССР для доработки и согласования текста Договора в соответствии с замечаниями и предложениями, высказанными комитетами, комиссиями, членами Верховного Совета СССР, а также народными депутатами СССР. Фактически это означало выражение недоверия Президенту СССР, который в ходе совместной с республиканскими лидерами работе над документами игнорировал позиции союзных законодателей. Поэтому союзные парламентарии сформулировали целый ряд принципиальных замечаний, учет которых был обязательным при подготовке итогового варианта договора. Однако они не были учтены при доработке текста. Этим можно объяснить то, что Горбачев ни разу не собрал союзную делегацию для его обсуждения. Именно это заставило Лукьянова 16 августа подготовить «Заявление Председателя Верховного Совета СССР», в котором он вновь воспроизвел идеи Постановления ВС СССР от 12 июля 1991 г. Автор акцентировал внимание на том, что Союзный договор необходим, но его следует заключать после доработки в ВС СССР и с обязательным отражением результатов референдума 17 марта, где большинство высказались за сохранение обновленного, но единого федеративного государства.

Определенные демарши предприняло и союзное правительство. По инициативе В. С. Павлова итоговый текст Договора 17 августа обсудил Президиум Кабинета министров. Он также одобрил идею, но сформулировал ряд требований, которые министры считали необходимым включить в прилагаемый к Договору протокол, который должен был стать составной и обязательной для исполнения его частью. Горбачев согласился встретиться с премьером 19 августа для обсуждения предложений, однако характер их был таков, что компромисс уже едва ли мог быть достигнут.

Все это привело к тому, что итогом «новоогаревского процесса» еще до 19 августа стало создание документа, который означал прекращение существования СССР как единого государства. Возможное подписание Договора не означало бы «мгновенного» исчезновения СССР, поскольку еще сохранялись единая армия, валюта, связывающая советское пространство инфраструктура (энергетическая, транспортная и т.д.), но их раздел при сознательной ликвидации общих управленческих институтов становился вопросом ближайшего времени. Подготовленный к подписанию проект Договора по сути легализовал отношения между бывшими союзными республиками, зафиксированные позднее в декабрьских документах 1991 г.

Внешняя политика. Колоссальные изменения, произошедшие в 1989– 1990 гг. в мире, и в особенности на европейском континенте, были закреплены в серии важных документов. В ноябре 1990 г. в Париже в рамках Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе состоялась встреча делегаций 34 стран. По ее итогам принята «Парижская хартия для новой Европы», которая зафиксировала окончание «эры конфронтации и раскола» европейского континента и декларировала намерение отрыть «новую эру демократии, мира и единства». Подписавшие «Хартию» страны выразили готовность не только взаимодействовать по проблемам безопасности, но и развивать широкое всестороннее сотрудничество на основе единых ценностей. Там же, в Париже, 19 ноября 1990 г. лидеры 22 государств, входивших в Организацию Варшавского Договора и НАТО, подписали Договор об обычных вооруженных силах в Европе. Переговоры по этой проблематике продолжались более 30 лет, но лишь в 1990 г. стороны смогли достичь согласия. Договор предусматривал значительное сокращение вооружений – от Атлантики до Урала. Оставшихся сил должно было быть достаточно для решения оборонительных задач, но при этом возможности для ведения наступательных операций резко сокращались. Устанавливались коллективные предельные уровни для стран НАТО и ОВД. Так, по танкам они не должны были превышать 20 тыс. единиц (на момент подписания страны НАТО располагали 30, а ОВД – 60 тыс.), т.е. сокращение вновь имело асимметричный характер. Договор был призван стать основой новой системы безопасности. В принятой по его итогам 19 ноября 1990 г. «Совместной декларации двадцати двух государств» констатировалось, что подписавшие ее страны «больше не являются противниками, будут строить новые отношения партнерства и протягивают друг другу руку дружбы».

В 1990–1991 г. динамично развивались советско-американские отношения. В июне 1990 г. во время визита М. С. Горбачева в Вашингтон подписана серия документов о сотрудничестве в самых разных областях: соглашение по торговле, по уничтожению и непроизводству химического оружия; протокол к договору по ядерным испытаниям, соглашение по сотрудничеству в области использования атомной энергии, по студенческим обменам. По мнению Горбачева, эти документы демонстрировали, что «наша совместная линия на переход от конструктивного взаимопонимания к конструктивному взаимодействию приносит свои плоды». Новые отношения между СССР и США подверглись серьезному испытанию в остром военно-политическом кризисе в Персидском заливе (в августе 1990 – феврале 1991). В ответ на оккупацию Ираком Кувейта страны Запада решили применить силу против агрессора. Для СССР ситуация осложнялась тем, что Ирак длительное время выступал в качестве его важного торгового партнера, связанного к тому же с нашей страной с 1972 г. Договором о дружбе и сотрудничестве. Тем не менее СССР выступил против агрессора единым фронтом с западными странами. 29 ноября 1990 г. наш представитель в ООН голосовал за резолюцию, санкционировавшую использование силы против Ирака.

31 июля 1991 г. в Москве подписан важный советско-американский Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1). Согласно этому документу, количество межконтинентальных баллистических ракет у каждого государства сокращалось на 30–40%, с тем чтобы добиться равного предельного уровня у обеих сторон. Он не должен был превышать 1600 носителей и 6000 зарядов. Сокращение учитывало различия в структуре ядерных вооружений СССР и США. Как и в случае с договором по РСМД (1987), подписание этого соглашения оказалось возможным благодаря решению вопроса о проведении инспекций на местах. Договор стал прорывом в сокращении атомных арсеналов двух крупнейших ядерных держав.

В 1990–1991 гг. Советский Союз утрачивал свои позиции в странах Центральной и Восточной Европы, лидеры которых активно переориентировались на Запад. Этому способствовали ошибочные шаги советского руководства, в частности переход в 1990 г. в расчетах со странами СЭВ на мировые цены с использованием свободно конвертируемой валюты. Угасало и сотрудничество бывших соцстран в рамках ОВД, что привело к упразднению этой организации в марте 1991. С весны того же года СССР пытался строить новые отношения с бывшими партнерами на двусторонней основе. В проекты договоров включался пункт, согласно которому ни одна из сторон не могла вступать в союзы, направленные против другой стороны договора, а также размещать на своей территории иностранные войска. Однако никто из бывших советских союзников не изъявил готовности пойти на подобное ограничение своего суверенитета в будущем. Устные же договоренности с американской и европейскими сторонами о нерасширении НАТО не были подкреплены документально.

Ухудшение экономического положения и политические трудности в СССР конца 1990–1991 гг. осложняли возможности проведения эффективной внешней политики. Негативное влияние оказывал и подрыв единства страны в результате суверенизаторских устремлений ряда союзных республик. Весной 1991 г. в США постепенно вызревает идея «подмены Центра» и переноса центра тяжести в сотрудничестве с союзных преимущественно на республиканские структуры. В июле 1991 г. на встрече «большой семерки» и М. С. Горбачева в Лондоне советскому лидеру было отказано в предоставлении масштабной экономической помощи, о которой он просил. В тех конкретных условиях это серьезно подрывало позиции союзных властных структур. А после политического кризиса 19–21 августа 1991 г. сторонники дезинтеграции СССР на Западе практически не скрывали своих взглядов.

Американскую стратегию в отношении СССР в годы «перестройки» позднее достаточно откровенно разъяснил президент Б. Клинтон. Выступая в октябре 1995 г. в Объединенном комитете начальников штабов, он сказал: «Последние 10 лет политика в отношении СССР и его союзников убедительно доказала правильность взятого нами курса на устранение одной из сильнейших держав мира, а также сильнейшего военного блока. Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием – мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать... В ходе так называемой перестройки... расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составляющее основную конкуренцию Америке».