Текст книги "История россии 1917–2009"
Автор книги: Александр Вдовин
Соавторы: Александр Барсенков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 78 страниц)
Глава X
РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ В 1992 – 2004
§ 1. Начало перехода к новому обществу. 1992Антикризисные меры и рыночные преобразования. История современной России начинается с конца декабря 1991 г., когда в результате глубокого социально-экономического и политического кризиса прекратил свое существование СССР. Новому государству предстояло остановить действие деструктивных процессов, охватывавших многие сферы, восстановить управляемость в стране и перейти к реформированию всей системы общественных отношений. В этом плане особое место занимает 1992-й, события которого оказали большое влияние на последующее развитие государства и общества в России. Радикальные экономические реформы, о которых много говорилось в 1990–1991 гг., начались в Российской Федерации 2 января 1992 г. Именно с этого дня вступал в силу президентский указ об освобождении цен: на подавляющее большинство товаров (за исключением хлеба, молока, спиртного, а также коммунальных услуг, транспорта и энергоносителей) они были освобождены, а оставшиеся регулируемые – повышены. Это привело к тому, что на полках магазинов появились многие забытые продукты и товары, которые оказалась, однако, малодоступны основной части населения вследствие их необычайной дороговизны.
Большие изменения произошли во внешнеэкономической сфере. Сняты были количественные ограничения по экспорту готовой продукции, сохранялись лишь квоты на вывоз топливно-энергетических и сырьевых ресурсов. В то же время, учитывая тяжесть давившего на рынок денежного навеса и скудость товарных запасов, были временно отменены ограничения на импорт. Это достигнуто посредством установления нулевого импортного тарифа. Принятые меры привели к тому, что в страну хлынул поток товаров самого различного ассортимента и качества. Свободный импорт в начале 1992 г. сыграл роль катализатора в развитии частной рыночной торговли.
Для того чтобы активизировать рыночный товарооборот, ликвидировать монополию государственной торговли, стимулировать адаптацию населения к новым условиям, 29 января 1992 г. Президент РФ подписал Указ «О свободе торговле». Это был весьма демократичный акт, дававший возможность заниматься торговлей каждому, кто пожелает. Население быстро на него откликнулось. Повсеместно в российских городах появились многолюдные неорганизованные «толкучки», где можно было приобрести самые разнообразные вещи. Зарисовку одного из таких «рынков» начала февраля 1992 г. сделал Е. Т. Гайдар: «Зажав в руках несколько пачек сигарет или пару банок консервов, шерстяные носки и варежки, бутылку водки или детскую кофточку, прикрепив булавочкой к своей одежде вырезанный из газеты «Указ о свободе торговли», люди предлагали всяческий мелкий товар… Не эстетично? Не благородно? Не цивилизованно? Пусть так. Но… младенцы не появляются на свет такими уж красавцами».
В последние дни 1991 г. появился президентский указ, утверждавший основные положения программы приватизации, – временный документ, действовавший до принятия Верховным Советом соответствующей госпрограммы. 29 января 1992 г. в его развитие был подписан важный указ, которым утверждались основные нормативные документы, регламентирующие порядок главных приватизационных процедур: проведение конкурсов и аукционов, порядок оплаты и т.п. В них сформулированы принципы, идеология и технология приватизации, которые действовали до 1996. В феврале – марте 1992 г. на основе этих документов набирает темп «малая приватизация» (предприятия торговли, общественного питания, сферы обслуживания). К июню в частную собственность перешли почти 10 тыс. объектов государственной и муниципальной собственности и на 30 тыс. поданы заявки.
К весне 1992 г. относятся попытки осмысления первых результатов нового экономического курса, выглядевших достаточно противоречиво. Либерализация цен привела к такому их росту, который значительно отличался от правительственных прогнозов. Первоначальный скачок цен в январе сопровождался их относительной стабилизацией в феврале, однако за март – май потребительские цены на товары и услуги выросли почти вдове, и летом этот процесс не остановился. Вместо первоначально обещанного двух-трехкратного повышения цен, на многие основные товары они выросли в 10–12 раз (к концу года – в 36). Резкое сокращение розничного товарооборота (в первом квартале в среднем на 50% в сравнении с аналогичным периодом 1991) свидетельствовало о резком снижении покупательной способности и без того не избалованного российского населения.
Неблагополучно складывалась ситуация и с денежными доходами граждан. Либерализация цен позволила снять «денежный навес» – накопленный к 1991 г. избыток денег над товарами. Это, однако, привело к тому, что в огне инфляции сгорели многолетние сбережения населения. Большую их часть составляли относительно небольшие вклады далеко не самых богатых граждан. Отрицательный общественный резонанс вызвал невнимание властей к этой острой проблеме. Ухудшилось положение пенсионеров, работников бюджетных организаций. Усилилась дифференциация населения по уровню доходов. На старте реформ не удалось предотвратить кризиса наличной денежной массы: темпы инфляции были столь значительны, что власти не успели и не успевали напечатать требуемого в обороте количества денег. В результате постоянно росла задолженность государства по выплате зарплат, пенсий и пособий (на 1 апреля 1992 – 40 млрд. руб., а к 1 июня – уже 150), что являлось дополнительным фактором роста социальной напряженности. Согласно опросам общественного мнения, примерно половина населения страны стала жить гораздо хуже, более четверти – немного хуже, чем в декабре 1991 г. Определенные улучшения констатировал лишь каждый одиннадцатый из опрошенных.
Не более оптимистично складывалась ситуация в сфере материального производства. В промышленности наблюдалось сокращение объемов выпускаемой продукции при значительном росте цен на изделия. В результате прекращения финансирования государством нерентабельных предприятий весной 1992 г. все более острым становился платежный кризис. Резко увеличилась взаимная задолженность предприятий, усилился дефицит платежных средств. Взаимная задолженность нарастала как снежный ком: к концу января она составляла 140, к концу февраля – 390, а к концу марта 780 млрд. рублей, что соответствовало примерно 40% объема продукции промышленного производства (в июне сумма достигла 2-х триллионного уровня). Чисто «рыночное» решение проблемы требовало банкротства несостоятельных плательщиков, однако ее масштабность делала неизбежным государственное вмешательство.
Нелегким было положение в аграрном секторе. Правительство делало ставку на форсированное развитие фермерства, активно лоббировало введение свободной купли-продажи земли. В СМИ развернулась кампания по дискредитации колхозно-совхозного строя. Новации должна была подтолкнуть и начавшаяся перерегистрация хозяйств, в процессе которой крестьянам предстояло как бы заново определиться, с каким производством – коллективным или индивидуальным – связать свое будущее. В результате же проводимого курса проиграла деревня в целом: «неперспективным», часто дотационным, колхозам и совхозам были значительно урезаны масштабы финансовой поддержки, хотя на ближайшее будущее они неизбежно оставались главными поставщиками продовольствия и сырья для пищевой и легкой промышленности. В то же время фермерское движение получило преимущественно моральную поддержку: не были решены вопросы его финансового, материально-технического и правового обеспечения.
В центре внимания правительства находились почти исключительно стратегические и макроэкономические проблемы. Прежде всего, предполагалось восстановление утраченного контроля над государственными финансами. Проводилась жесткая бюджетная политика, направленная на устранение дефицита госбюджета, который к концу 1991 г. достиг огромной суммы – в 20% ВВП. Эта политика включала резкое сокращение расходных статей, куда включались затраты на отрасли социальной сферы (коммунальную, здравоохранение, образование, науку, культуру), закупки вооружений, централизованные инвестиции, бюджетные дотации и субсидии территориям и предприятиям. Резкое сокращение государственных расходов привело к тому, что уже в январе 1992 г. дефицит бюджета сменился его профицитом в размере 5,1%; в феврале бюджетный дефицит составил 2,7; в марте – 2,3; а в апреле был вновь зафиксирован профицит в 4,4%. Реформаторы в качестве позитивного отмечали тот факт, что за пять месяцев с начала либерализации дефицит государственного бюджета не превысил 0,5% ВВП.
Жесткая бюджетная политика привела к снижению темпов инфляции. После всплеска в январе 1992 г. ее уровень в феврале составил уже 38,3; в марте – 30; в апреле – 22; в мае – 12%. Объем производства понижался высокими, но вполне допустимыми, по мнению правительства, темпами. По сравнению с декабрем 1991 г. ВВП сократился в январе 1992 г. 3,9%; в феврале – 6,9; в марте – 7,2; в апреле – 11,7.
Однако формальное улучшение макроэкономических показателей оставляло без ответа насущные вопросы: как выживать основной массе населения (при потере накоплений и резком уменьшении доходов) и каким образом смогут функционировать в новых условиях промышленные и сельскохозяйственные предприятия, из которых около половины не могли обходиться без государственных бюджетных «вливаний»? Теоретически было ясно, что в «будущем» все должно измениться, и экономику страны ожидает динамичный рост. Но когда это произойдет, и какие хозяйственные субъекты станут реальной опорой движения к новому общественно-экономическому порядку, сказать было нелегко.
Преобразования первых месяцы 1992 г. привели к появлению большого числа людей, недовольных их результатами. Поэтому перед президентом и правительством весной этого года возникла проблема определения той социальной базы, которая позволит двигаться к рынку дальше. После августа 1991 г. появилась определенная коалиция сил, выступавших за ускоренное движение к рынку. Заинтересованные в этом социальные группы можно условно разделить на три части. В первую войдут те, кто составлял основу массового «протестного», антитоталитарного, антиноменклатурного демократического движения 1988– 1991 гг., выступавшего под лозунгом «Демократия и рынок». Это были преимущественно представители интеллигенции, инженерно-технические работники, управленцы, служащие, которые после провала «путча» надеялись быстро реализовать свои надежды. Во вторую можно зачислить те элитные и околоэлитные слои, которые в 1987–1991 гг. уже включились в полуофициально поощряемые «сверху» рыночные отношения через валютно-финансовые, экспортно-импортные и прочие коммерческие операции. К ним примыкали организаторы торговли разного уровня и связанные с ними предприниматели, которые лучше других видели перспективы, открывавшиеся перед ними в случае появления свободного рынка и ликвидации «социалистических» ограничений. В третью группу часто включают руководителей промышленности, директоров предприятий и связанных с ними структур. Их «рыночные перспективы» определялись расширяющимися возможностями распоряжаться материальными и финансовыми ресурсами, которые формально оставались государственными.
«Директорский корпус» рассчитывал также на активное участие в приватизации, неизбежность которой становилась очевидной. В то же время эта группа была далеко не однородной. Более заинтересованными в либерализации экономических отношений были управленцы сырьевых отраслей, продукция которых пользовалась гарантированным спросом. Особенно привлекательным для них был самостоятельный выход на внешние рынки, где газ, нефть и другие ресурсы продавалась по ценам, намного превышавшим внутренние, что существенно облегчало адаптацию к новым хозяйственным условиям и снимало зависимость от государственного бюджета. Иной была позиция руководителей отраслей перерабатывающей промышленности, многие предприятия которых могли существовать лишь при финансовой поддержке государства. Они выступали за постепенное вхождение страны в рынок и за активное регулирование этого процесса правительством, рассчитывая на его помощь через бюджетные источники.
Следует отметить, что хотя первая и третья из названых групп в целом были ориентированы на рыночные преобразования, их позиции и интересы потенциально конфликтны. Массовое протестное движение выступало за отстранение от власти партийно-государственной и хозяйственной номенклатуры, противопоставляя этому радикально-демократический вариант реформ. Директорский же корпус сам во многом являлся частью существовавшей системы, в которой переплетены политические и экономические связи. Поэтому советские хозяйственные управленцы ратовали за более плавную социальную трансформацию, которая позволила бы им сохранить или использовать уже «завоеванные» преимущества. На этапе начала реформ эти различия были приглушены. Но позднее Правительству и Президенту все равно пришлось бы выбирать между двумя этими ориентациями.
Проблема широкой общественной поддержки начатых преобразований была существенно осложнена тем, что перед их началом в 1992 г. власти практически не проводили никакой работы по морально-психологической подготовке населения к неизбежно болезненным реформам. Никто не разъяснял, в чем они будут состоять, какова в них роль основных социальных групп и как может измениться положение каждой. В 1990–1991 гг., в противовес союзным лидерам, российское руководство настойчиво убеждало население республики в том, что необходимые меры можно осуществить без снижения уровня жизни, а президент даже заверял, что «ляжет на рельсы», если это произойдет. Отсюда – завышенные ожидания, надежды лишь на позитивные перемены, готовность в лучшем случае к умеренно-жертвенному курсу, но никак не к радикальному их варианту.
Практически впервые публично о трудностях, которые предстоит испытать населению, президент сообщил лишь в конце октября 1991 г. на V съезде народных депутатов РСФСР, одновременно с объявлением о начале преобразований. Характеризуя разовый переход к рыночным ценам как «тяжелую, вынужденную, но необходимую меру», он вновь сообщил, что «хуже будет всем примерно полгода, затем – снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами. А к осени 1992 г., как я обещал перед выборами, – стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». Далее граждан информировали, что «либерализация цен будет сопровождаться мерами по социальной защите населения». И лишь на этом фоне следовали достаточно осторожные предупреждения о том, что «защитить уровень жизни всех на первом этапе реформ мы не сможем» и «нам придется нелегко». Именно «поддержку и веру» (а не осознанное участие) Б. Н. Ельцин считал необходимыми условиями успеха реформ. В новогоднем обращении он вновь говорил о трудном периоде в 6–8 месяцев и подтверждал, что к концу 1992 г. начнется улучшение жизни.
Не более многословным было и «правительство реформ». О «непопулярности» предлагаемых мер говорилось уже на первой встрече Е. Т. Гайдара и Б. Н. Ельцина в конце октября 1991 г., накануне V съезда. Будущий вице-премьер прямо сказал Президенту, что тот сам через несколько месяцев отправит первое реформаторское правительство в отставку. О понимании неизбежности нарастания конфликтного потенциала свидетельствовало подписание 15 ноября 1991 г. президентского указа «О социальном партнерстве», которым создавалась трехсторонняя комиссия по регулированию социально-трудовых отношений. В нее должны были входить представители государства, предпринимателей и профсоюзов.
Разъяснения того, что реально ожидает страну в ближайшие месяцы, носили весьма общий и ограниченный характер. Силы коммунистической и социалистической, а также патриотической ориентации в расчет не принимались. Представители традиционной хозяйственно-управленческой элиты не привлекались как «носители прежних стереотипов экономического мышления». Сам Е. Т. Гайдар нелюбовь к публичным выступлениям объяснял отсутствием привлекательных аргументов в пользу проводимой правительством политики и признавался, что «невозможность сказать правду людям приходит вместе с властью. Именно здесь хорошо понимаешь точность кантовского принципа: «Все, что ты говоришь, должно быть правдой, но отсюда не следует, что надо говорить всю правду».
Все это привело к тому, что к весне 1992 г. политическая поддержка «правительства реформаторов» кардинально сократилась. Вместе с президентом оно опиралось лишь на те силы, которые уже получили выигрыш от реформ и были кровно заинтересованы в их продолжении. Им противостояли Съезд народных депутатов и Верховный Совет России, которые как представительные органы власти, отражавшие широкий спектр интересов избирателей, во все большей степени испытывали на себе давление тех, кто был недоволен реформами. Помимо традиционных противников из лево-патриотического лагеря, в число оппонентов попали и те, кто ранее горячо выступал за рыночные преобразования или был объективно заинтересован в их успешном продвижении. В этом суть того «парадокса», на который указывают некоторые авторы: «демократический» Съезд народных депутатов, в целом одобривший правительственный курс в октябре 1991, столкнувшись с его первыми результатами, к апрелю 1992 г. уже стал «консервативным».
Рубежным в плане изменения экономического курса и складывания новой конфигурации прореформистских сил стал VI съезд народных депутатов России в апреле 1992 г. На нем деятельность правительства подверглась резкой критике. Депутаты приняли постановление, в котором содержалась малоприятная оценка работы команды «профессионалов»: «Признать ход экономической реформы неудовлетворительным в области социальной защиты граждан, инвестиционной, промышленной и аграрной политики, комплексности проводимых мероприятий». Президенту было предложено в месячный срок подготовить и представить Верховному Совету проект закона о правительстве и, что особенно важно, новую кандидатуру его руководителя. Разразился кризис, когда «гайдаровцы» коллективно подали в отставку. Конфликт разрешился при активном участии главы правительства – президента. Ему удалось убедить съезд предоставить Кабинету министров возможность спокойно работать до декабря 1992 г., когда, как он надеялся, смогут проявиться какие-то позитивные итоги проводимого курса. За согласие депутатов пришлось заплатить серией важных уступок, которые вносили существенные коррективы в экономическую политику и на многие годы определили лицо российских реформ.
Некоторые исследователи и практики считают, что первый этап реформ в России продолжался с ноября 1991 по апрель 1992 г. Его называют по-разному: «рыночный штурм», «реформаторское наступление» и т.п. Главная отличительная черта этапа – переход к регулированию экономики исключительно финансовыми, денежно-кредитными рычагами. На наш взгляд, не лишено оснований сравнение либерального «рыночного штурма» 1992 г. и большевистской «красногвардейской атаки на капитал» зимы – весны 1918. В обоих случаях основой проводимого курса были катастрофическое состояние народного хозяйства и форсированное осуществление преобразований на базе определенного политико-идеологического курса, а после исчерпания избранных ресурсов следовало обращение к компромиссу со старыми хозяйственно-управленческими слоями. Однако, временный «откат» осуществлялся для перегруппировки сил и обеспечения дальнейшего движения к изначально поставленной цели. Поэтому некоторые исследователи считают возможным называть проводившийся в 1990-е годы в России курс «рыночным большевизмом».
В Российской Федерации компромисс между либералами-рыночниками и «старой» хозяйственной элитой начинает оформляться весной – летом 1992. Он нашел выражение в смягчении денежно-кредитной политики и восстановлении льготного кредитования предприятий, а также в привлечении в правительство представителей директорского корпуса. Уже в мае 1992 г. под влиянием лоббистских групп вновь началось, пока, правда, нешироко, выделение государственных средств некоторым группам предприятий. Тогда же вице-премьерами были назначены В. С. Черномырдин, В. Г. Шумейко, Г. С. Хижа, которые должны были представлять в правительстве интересы разных секторов отечественной индустрии. Однако не менее знаковым было назначение в июне 1992 г. вице-премьером и А. Б. Чубайса, к тому времени уже приобретшего репутацию одного из самых жестких либералов-рыночников. В итоге президент как глава правительства намного расширял границы для столь необходимого в тех условиях политического и экономического маневрирования.
В программной работе «Государство и эволюция» (1995) Е. Т. Гайдар признавался, что весной 1992 г. реформаторы исходили из того, что «экономически оправданных решений достичь практически едва ли удастся. В долгосрочной перспективе экономически оптимальным может стать то, что сегодня является максимально социально приемлемым». На том этапе основные революционные изменения должны были произойти в сфере отношений собственности. Поэтому упор делался на «создание приватизационных коалиций», позволяющих инициировать массовый приватизационный процесс снизу, «интегрировать интересы тех социальных групп, которые способны его парализовать, если не увидят в нем своего места (трудовые коллективы, руководители предприятий, региональные органы власти)». Под влиянием «промышленников» в правительственную программу был введен новый, не самый оптимальный, по мнению «реформаторов», вариант приватизации, позволяющий «трудовым коллективам» выкупать по остаточной стоимости 51% акций своих предприятий. На деле это означало закрепление преимуществ для администраций переходящих в собственность объектов, и не случайно впоследствии около 70% предприятий были приватизированы именно по данной схеме.
Формирование коалиции (или союза) «либеральных рыночников» и старой хозяйственно-управленческой элиты происходило постепенно, в течение второй половины 1992 г., и сопровождалось достаточно острыми противоречиями. В июне возник политический блок «Гражданский союз». В него вошли Демократическая партия России, (наиболее массовая в «Демроссии», лидер Н. И. Травкин), Народная партия «Свободная Россия» (лидер вице-президент А. В. Руцкой), Союз промышленников и предпринимателей (лидер А. И. Вольский). Президент и правительство не могли не считаться с блоком: по некоторым оценкам, входившие в него организации могли контролировать до 40% голосов на съездах народных депутатов, имели хорошо отлаженные связи с хозяйственными, а также региональными руководителями. Кроме того, «Гражданский союз» поддерживал тесные контакты с Федерацией независимых профсоюзов России, претендуя на выражение интересов самых широких и разнообразных социальных групп. С одной стороны, он заявлял о себе как о центристской организации, чуждой крайностей, а с другой – резко выступал против макроэкономического курса Гайдара, настаивал на необходимости разработки государственной промышленной политики, которая должна была смягчить тяготы кризиса и стимулировать структурную перестройку в производящих отраслях.
Опасаясь открытого социального взрыва, неизбежного при последовательном проведении гайдаровской политики финансовой стабилизации (в этом случае должна была обанкротиться почти половина предприятий – как нерентабельные и малорентабельные), а также испытывая давление стоящих за «Гражданским союзом» сил, Б. Н. Ельцин внес существенные изменения в правительственный курс. В июне – августе 1992 г. Правительство и Центральный банк приняли меры по дополнительному кредитованию отраслей и регионов (сельского хозяйства, угольной и некоторых других; северных районов); отсрочке и частичному погашению за счет госбюджета ранее выданных кредитов; введению новых налоговых и таможенных льгот, кредитованию предприятий под чрезвычайно льготный процент. А в сентябре – октябре был произведен взаимозачет долговых платежей предприятий, резко увеличивший их оборотные средства и общий объем предложения денег. Все эти меры в корне противоречили идеологии российских «монетаристов», но приближалось 1 декабря, когда на VII съезде народных депутатов предстояло проанализировать работу правительства и рассмотреть вопрос о продлении дополнительных полномочий президенту. И хотя глава правительства к тому времени уже не раз допускал малопочтительные выражения в адрес парламента и съезда, полностью их игнорировать тогда Ельцин еще не мог.
Более того, весь ноябрь 1992 г. прошел в интенсивных консультациях с «Гражданским союзом», в которых Ельцин заявлял о близости позиций «Союза» и правительства, выражал готовность учесть его мнение при корректировке состава правительства, удалил из своего окружения фигуры, вызывавшие наибольше раздражение оппозиции (руководителя «Останкино» Е. В. Яковлева; вице-премьера, министра печати и информации М. Н. Полторанина; Госсекретаря Российской Федерации Г. Э. Бурбулиса, чья должность была вообще ликвидирована). По поручению Ельцина Гайдар несколько раз встречался с лидерами «промышленников», в результате чего была согласована компромиссная экономическая программа, которая впоследствии и была представлена съезду.
Оставляя пока в стороне сложные политические перипетии, предшествовавшие и сопутствовавшие работе этого съезда народных депутатов России, отметим, что он первоначально признал неудовлетворительной работу правительства по реализации экономической реформы. Затем констатировал, что формы и методы ее проведения не соответствуют интересам большинства граждан и привели к отрицательным социально-экономическим последствиям. Он отклонил кандидатуру Е. Т. Гайдара, предложенного Ельциным на пост премьера как и его предложения поправок в Конституцию, сохранявшие за ним право формировать правительство, издавать акты, имеющие, по сути, законодательный характер.
Однако результате возникшего политического кризиса съезд пошел на уступки, вновь оставив за президентом почти все полученные годом ранее «временные» полномочия. Ельцин, в свою очередь, должен был учитывать мнение депутатов. Проявлением компромисса было то, что для мягкого рейтингового (т.е. не обязывающего прямо) голосования на пост премьера он предложил съезду не одну, а пять кандидатур, четыре из которых представляли директорский корпус. Наибольшую поддержку получил Ю. В. Скоков («за» – 637, «против» – 254, «воздержались» – 25), далее следовал В. С. Черномырдин (621 – 280 – 24), и лишь затем – Е. Т. Гайдар (400 – 492 – 33).
Внешне казалось, что все сложилось в пользу назначения премьер-министром Ю. В. Скокова – директора оборонного предприятия, человека из ближнего окружения Б. Н. Ельцина, чьи преданность и высокие деловые качества котировались достаточно высоко (Ельцин: «Скоков – реальный «теневой» премьер-министр, которого я всегда как бы имел в виду»). Однако Президент отказал этому кандидату, сославшись на то, что его имя связывают с военно-промышленным комплексом. Позже он открыто признавал, что «общая политическая линия Скокова, а тем более в вопросах экономики, сильно отличается от моей, от позиции Гайдара или того же Бурбулиса». Ельцина как политика не могло не смущать то, что Скоков пользовался авторитетом в среде старых хозяйственных и политических управленцев, но главное, имел тесные связи с группами интересов, которые оказались ущемленными в результате «рыночного штурма» 1992 г. и стремились к исправлению «макроэкономических перегибов».
В. С. Черномырдин выглядел более предпочтительно. Он также был прочно связан с прежней экономической элитой, но в то же время сумел перевести газовую отрасль страны на рыночные рельсы и вполне оценил полученные от этого выгоды. Черномырдин успел поработать в правительстве Гайдара и, как писал Ельцин, «понял логику действий не со стороны, а изнутри». Назначение его премьером позволяло Президенту снять еще один упрек оппозиции: она обвиняла «молодых реформаторов» в том, что не знают реальной экономики, промышленности. Сказалось, видимо, и понимание того, что экономика страны в значительной степени зависела от топливно-энергетического комплекса, и эта ситуация изменится не скоро. Черномырдин как представитель «директоров-предпринимателей» был более способен выступить в качестве центра консолидации центристских сил, заинтересованных в стабилизации. В этом плане он оказывался наиболее приемлемой компромиссной фигурой, что и подтвердило съездовское голосование, когда именно его кандидатура была предложена президентом на должность премьера: «за» Черномырдина проголосовали 721 депутат, «против» – 172.
Полная, по сути, политико-правовая зависимость главы правительства от президента предопределяла его лояльность по отношению к «высшему должностному лицу» государства (он, а не премьер подбирал и назначал министров; несопоставимыми выглядели их полномочия и в нормотворческой сфере). Позднее Ельцин высоко оценил человеческие качества Черномырдина: «Он оказался по-настоящему надежен. Он не подвел ни в одной критической ситуации». В то же время были все основания предполагать, что в центре внимания премьера-газовика окажутся, прежде всего, проблемы выживания и развития близких ему отраслей (газовая, нефтяная, энергетика). Но в правительстве на ключевых должностях остались и активные либералы-рыночники «гайдаровского призыва»: пост вице-премьера и министра финансов занимал Б. Г. Федоров, вице-премьером, ответственным за приватизацию, по-прежнему был А. Б. Чубайс, вице-премьером остался и А. Н. Шохин. Такой персональный состав высших исполнительных структур отразил одну из характерных черт новой России – сращивание власти, администрации и бизнеса. Такая «модель» воспроизводилась и на более низких уровнях управления. На этом основании некоторые экономисты и социологи считают, что главными субъектами реформ были номенклатура второго и третьего «эшелонов», а также старое и новое чиновничество.
Статистические показатели итогов 1992 г. не удовлетворяли – хотя и по разным причинам – ни одну из политических сил. На продовольственные товары цены выросли в 26 раз; реальные доходы населения равнялись всего 44% от уровня начала года, доля расходов семьи на питание в среднем превышала 60. Прямые потери населения по вкладам составили около 500 млрд рублей. По производству национального дохода страна оказалась отброшенной к показателям 1976 г., а по уровню потребления – к середине 1960-х. Вопреки прогнозам, в трудную ситуацию попали не только отсталые производства, но и технически современные предприятия. Практически прекратились инвестиции. Без финансовой поддержки государства ухудшалось положение в сельском хозяйстве. Тяжелый удар был нанесен интеллектуальному потенциалу общества: сокращение ассигнований на науку, высшую школу спровоцировало массовый исход из исследовательских учреждений в коммерцию; началась «утечка мозгов» за рубеж; резко сократился приток в науку молодежи. На «голодный паек» были переведены и другие бюджетники: средняя школа, здравоохранение, система социального обеспечения, учреждения культуры. Для государства все эти сферы надолго выпали из числа приоритетных.