Текст книги "Сатирикон и сатриконцы"

Автор книги: Александр Куприн

Соавторы: Иван Бунин,Александр Грин,Самуил Маршак,Леонид Андреев,Аркадий Аверченко,Илья Эренбург,Владимир Маяковский,Осип Мандельштам,Саша Черный,Алексей Ремизов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

На 14-м году я увидел голодного мужика, шедшего за длинным черным обозом. Был мороз, а мужик был в дырявом зипуне и стоптанных сапогах. Лицо у него было изможденное, глаза воспаленные от бессонницы. Он еле держался на ногах. Тогда я впервые почувствовал убежденность, что всемирное счастье на земле неизбежно.

Друзей у меня нет, так как все они покончили жизнь самоубийством.

В 22 года я уже бросился через окно на камни с высоты третьего этажа. Это повредило мое тело, но так благотворно повлияло на мою душу, что я сразу стал гениален.

Воображаю, что вышло бы из меня, если бы я бросился вниз с пятого этажа или с колокольни Ивана Великого.

Вообще для поэта «полет» необходим для расцвета его таланта.

Мой любимый поэт – Бальмонт.

Сергей ГОРОДЕЦКИЙ

Несмотря на мою непростительную молодость (я намерен родиться лишь в 1910 г.), я уже имею честь состоять вторым председателем в «Кружке молодых».

По словам критиков, у меня нос Асархаддон, а сам я – сын египетской пирамиды. Только это неправда. Я родился в русской деревне. Откуда же могли там появиться пирамиды? Да если бы и появились, то их немедленно выслали бы на родину этапным порядком.

Вначале я поклонялся Яриле. Но у Вячеслава Иванова встретился с фавнами, сатирами и кое с кем из греческих богов, и я изменил ради них Яриле.

Больше же всего я люблю шоколад и «Кружок молодых». Особенно любим мною самый младший – из членов кружка – покойный Петр Исаевич Вейнберг.

Александр БЛОК

К стыду моему, я должен признаться, что кончил университет.

Вообще мне сильно не повезло в жизни. Из гимназии меня не выгоняли. На улице не ночевал. Никогда не знал сладости голода и холода.

В участке меня тоже никогда не били, хотя я принадлежу к одной очень опасной партии.

К партии «П. Д.», то есть «Прекрасной Дамы».

Написал несколько драм, из которых все непонятны мне самому.

Но больше всех мне непонятен «Балаганчик».

Сколько я ни ломал себе голову над этим произведением, но никак не могу постичь его тайного смыла.

Несколько раз В. Мейерхольд пытался мне объяснить, что я думал сказать в своем «Балаганчике», но безуспешно.

Иногда ему на помощь приходила Вера Федоровна Комиссаржевская. Она горячилась, доказывая, что странно не понимать такой простой вещи, как «Балаганчик».

Но по глазам этой Прекрасной Дамы я видел, что она сама смутно понимает сущность моей пьески.

Веду теперь критический отдел в «Золотом руне» и пишу в нескольких газетах.

Обо мне же пишут во всех газетах и ругают меня во всех журналах.

Александр РОСЛАВЛЕВ

Родился голодным.

За два года до моего рождения я потерял мать.

В гимназию не успел поступить, как уже был дважды исключен.

Каждый год при переходе из класса в класс получал волчий билет. Иногда даже по два сразу.

Голодал в Москве. Голодал в Казани. Голодал в Твери.

Не испытывал я голода в штате Огайо. Должно быть, потому что никогда там не был.

Аппетит же у меня всегда был хороший, и желудок варил исправно.

Ночевал в ночлежках. Теперь пишу стихи. Авансы принимаю ежедневно от 10 утра до 4 вечера. Конечно, когда дают.

Георгий ЧУЛКОВ

Я – Георгий Чулков! Полагаю, что всякая автобиография или биография здесь излишни.

Россия обязана знать, сколько мне лет, где я родился, зачем родился и т. д.

В 1902 году я был арестован за хранение декадентских журналов и сослан в Якутскую область.

Жил я в тайге, на берегу пустынной реки Амги.

Но природа стала оживать под пламенем моих стихов и прозы.

Белые медведи приходили слушать мои стихи, и слезы капали из их глаз, превращаясь в светлые льдинки.

Косые зайцы замирали в восторге, слушая мою проповедь о мистическом анархизме.

И становились мудрыми, как Вячеслав Иванов.

Но меня возвратили в Россию, и опять заглох край. Опять сковал холод Амгу. Стали жестокими медведи, и омещанились косые зайцы.

В настоящее время я живу прошлым.

Живу теплыми воспоминаниями о холодной Сибири. Пишу книги. Но люди не понимают их.

Они доступны лишь уму мудрых зверей, пресмыкающихся и насекомых.

Дмитрий ЦЕНЗОР

Я родился без отца, без матери, лишь с помощью одной акушерки.

И с самого раннего детства я – один.

Знал много тоски и тосковал по тоске, когда тоска уходила от меня, не будучи в состоянии вынести моего тоскующего лица.

Тоски больше всего в моей жизни.

Я много страдал и от коварности женщин, и от узких сапог, и от крахмального воротника, который всегда вылезал не вовремя, когда я читал на вечерах.

С детства занимаюсь живописью и пишу стихи.

Что у меня выходит хуже, трудно решить. Кажется, оба хуже.

В общем, вся моя жизнь – бульбочка в воде.

Это грустно!

С малых лет я люблю один предмет – женщину.

Мне хочется об этом сказать как о главном.

Люблю женщину во всех видах – в брюнетном, в блондинном и шатенном.

Любят ли они меня – не знаю.

Я же всегда влюблен, честное слово!

Из-за меня даже сложилась знаменитая пословица, что влюбленные – глуповаты.

Я много пережил. Я всегда горел (теперь я застраховал себя от огня и не боюсь сгореть, ибо получу премию) и мучился от зубной боли.

Но не знаю более сладостного, как носить зимой глубокие калоши и молиться весной женщине.

И если жизнь моя богата тенями и солнечными пятнами, если она так хороша (я каждый день ем сдобные булочки) и красива (я ежедневно моюсь мылом), так это потому, что рядом с тупыми мужчинами существуют женщины.

Не будь на свете женщин, не стоило бы родиться.

О, если бы все женщины в мире превратились в одну женщину!

И если бы эта великая женщина погладила бы меня по головке и сказала: «Дмитрий! Бросься в воду с колокольни или с Петра Потемкина, и я полюблю тебя», – я бы не задумываясь бултыхнулся в воду.

История России,

обработанная «Сатириконом»

Главы из книги

Смутное время

I

Борис Годунов

До Бориса почти царствовал Федор Иоаннович.

Но…

Наконец его похоронили, и стал царствовать Борис.

Во время венчания на царство Борис сказал:

– Клянусь, что у меня не будет ни одного бедняка.

Он честно сдержал слово. Не прошло и пяти лет царствования Бориса, а уж ни одного бедняка нельзя было сыскать во всей стране с огнем.

Все перемерли от голода и болезней.

По отцу Борис был татарин, по матери русский, а по остальным родственникам неизвестно кто.

Но правил он, как полагалось в те времена, благополучно. Давал обещания, казнил, ссылал и искоренял крамолу.

Но ни казнями, ни ссылками, ни другими милостями ему не удалось снискать любви народа.

Имя «Борис» произносилось с иронией.

– Какой он Борис, – говорили про него втихомолку. – Борух, а не Борис. Борис Годун или, еще вернее, Борух Годин. Знаем мы этих Борисов…

Многие уверяли, что своими ушами слышали, как Борис разговаривал с ГУрляндом и Гурьевым по-еврейски, когда он еще был премьером.

– Только и слышно было, что гыр-гыр-гыр, – рассказывали бояре. – Потом все трое пошли в синагогу.

Когда появились первые слухи о самозванце, народ тайно стал изменять Борису.

Узнав про самозванца, Борис позвал Шуйского.

– Слышал? – спросил царь.

– Слышал! – ответил Шуйский.

– Это он, Дмитрий?

Шуйский отрицательно покачал головой:

– Никак нет. При мне убивши. Это не тот.

– Кто же, по-твоему, этот самозванец?

– Мошенник какой-то! – ответил Шуйский – Мало ли нынче мазуриков шляется.

Борис отпустил Шуйского и велел созвать бояр. Бояре пришли. Борис вышел и обратился к ним белыми стихами:

– «Достиг я высшей власти…»

Бояре переглянулись. Послышался шепот:

– У Пушкина украл! У Пушкина украл!

Борис сделал вид, что ничего не слышит, и продолжал:

– «Седьмой уж год я царствую…»

Тут чей-то негодующий голос резко прервал Бориса:

– Это грабеж! Своего же поэта грабить!

– В самом деле! – послышался другой голос. – Иностранного поэта хоть ограбил бы, а то своего.

Сразу зашумели все:

– Посреди бела дня белые стихи красть!

Борис стоял бледный, как полотно железной дороги.

Кто-то закричал:

– Пойдем вязать Борисовых щенков!

– Это тоже из Пушкина! – закричали точно из-под земли выросшие Венгеров и Лернер^[7]. – Не смей трогать!

Но их никто не слушал. Все бежали душить семью Бориса.

Сам Борис чрез знакомого фармацевта, которому он, пред тем устроив правожительство в Москве, достал арбуз с вибрионами и отравился.

II

Лжедмитрий I

Первый самозванец был родом из Одессы. Его настоящее имя до сих пор неизвестно, но его псевдоним Лжедмитрий I был в свое время не менее популярен, чем псевдонимы Максим Горький, Сологуб и др.

В приказчичьем клубе он научился грациозно танцевать мазурку чем сразу расположил к себе сердца поляков.

– От лайдак! – восхищались поляки. – Танцует как круль!

Последнее слово сильно запало в душу Лжедмитрия.

«Разве уж так трудно быть королем? – думал он, лежа у себя на убогой кровати. – Нужна только удача. Ведь Фердинанд и Черногорский князь стали королями. Нужно только заручиться поддержкой сильной державы».

Тут он невольно начинал думать про Польшу:

•Сами говорят, что танцую, как круль. Пойти разве и сказать им, что я действительно круль… Они всему поверят».

Лжедмитрий не ошибся. Когда он объявил полякам, что он царевич Дмитрий, они бросились его обнимать.

– Ах, шельма! – кричали поляки, целуя Дмитрия во все, не исключая лица. – Как ловко прикидывался конюхом!

– Поможете мне овладеть моим царством?

– А что дашь?

– Все, что понравится вам, – обещал Дмитрий.

– Отлично! Нам нравится Белоруссия.

Дмитрий добродушно сказал:

– Возьмите ее.

– Нравится нам еще Великоруссия, Малороссия, Сибирь.

– Что же у меня останется? – с испугом вырвалось у Дмитрия. Поляки утешили его:

– А тебе, братику, ничего и не надо. Ведь ты конюх. Купим тебе хорошего лошака, ты и уедешь на нем из Московии, а править будем мы сами.

– Ладно! – сказал Дмитрий. – Спасибо, что хоть лошака одного мне оставите.

С помощью поляков Дмитрий и взял Москву. Народ московский и верил и не верил, что это настоящий Дмитрий.

– Как же ты спасся? – спрашивал с любопытством народ.

– Очень просто! – объяснил самозванец. – Увидел, что меня начали резать, и убежал. Вместо меня и зарезали другого.

Народ качал головой, кто-то предложил:

– Позовем Шуйского. Он был тогда в Угличе. Спросим его.

Позвали Шуйского и спросили:

– При тебе убили царевича Дмитрия?

– Какого Дмитрия? – удивился Шуйский. – Никакого царевича Дмитрия не убивали. Все Борис выдумал. Дмитрий – вот.

Шуйский указал на самозванца.

– Спросим еще мать царевича! – решил народ.

Позвали мать царевича и спросили, указав на самозванца:

– Твой это сын?

– Мой, мой! – ответила печальная мать. – Тот Дмитрий был только черненький, а этот рыжий. Только это оттого, что он вырос. Мой это сын! Мой!

Лжедмитрий стал царствовать. Человеком он оказался добрым, никого не казнил и не наказывал плетьми.

Это показалось подозрительным боярам.

– Он не настоящий сын Грозного, – роптали бояре. – До сих пор никому из нас голову не отрубил. Нет, он самозванец!

А Дмитрий не исправлялся и продолжал не казнить. Бояре не могли снести этой обиды и убили его.

– Он был обманщиком! – заявили они народу. – Он не Дмитрий.

Народ верил и не верил словам бояр.

– Спросим Шуйского! – решил народ.

Шуйского привели.

– Убитый был Дмитрий? – приступили к князю.

– Какой убитый? – переспросил Шуйский.

– Вот этот, что лежит пред тобой!

– Этот? Какой же он Дмитрий? Мошенник он, а не Дмитрий. Царевича Дмитрия при мне в Угличе убивали. Этот самозванец.

Позвали мать Дмитрия и спросили:

– Твой сын?

– Не мой! – ответила мать. – Мой был маленький, восьмилетний, а этот, вишь, какой балбес.

Народ после этих слов поверил.

III

Лжедмитрий II

Второй самозванец неизвестно откуда появился.

– Я вторично спасся! – сообщил он народу. – Видите, какой я ловкий. Изберите меня царем.

Народ недоумевал.

– Как же ты спасся? – удивлялся народ.

– А очень просто. Подкупил человека, чтобы за меня принял смерть, а сам удрал.

Народ думал, думал и решил:

– Спросим Шуйского.

Привезли Шуйского из монастыря, в который он за царствование был заключен, и спросили:

– Вот человек выдает себя за Дмитрия. Ты что скажешь – Дмитрий он или не Дмитрий?

– Дмитрий! – твердо ответил Шуйский.

– Но ведь Дмитрия убили!

– Какого Дмитрия? – удивился Шуйский. – Никаких Дмитриев не убивали. Этот Дмитрий настоящий.

Народ решил:

– Позовем мать Дмитрия.

Позвали и спросили:

– Твой сын это?

– Мой! – последовал ответ. – И глаза те, и волосы те. Раньше он был рыжим, а теперь черный, но он мой сын.

– Позовем еще Марину Мнишек! – решил народ.

Позвали Марину, показали Лжедмитрия II.

– Это мой муж! – заявила гордая полячка. – И брюки такого же цвета, и столько же рук, ног и глаз, как у того… Это мой муж.

Однако Лжедмитрию второму царствовать не удалось.

Дав ему проходное свидетельство, его выселили из Москвы, кажется даже не впустив в нее.

IV

Междуцарствие

Между тем смелых людей становилось все меньше и меньше на Руси и некому стало царствовать.

Даже самозванцы отказывались от Москвы.

– Поцарствуешь день, – говорили самозванцы, – а потом целый месяц тебя будут за это убивать. Себе дороже стоит.

Наступило междуцарствие.

Поляки увидели, что царя нет в России, и пришли все в Москву и заявили:

– Мы все будем царствовать над вами. В компании веселее и безопаснее.

– Царствуйте! – разрешили бояре. – Кому прикажете присягать?

– Всем присягайте! – приказали поляки.

На это бояре резонно ответили:

– Вас так много! Если каждому в отдельности присягать, то человеческой жизни не хватит. Выбирайте уж одного.

Поляки поняли, что бояре правы.

– Присягайте сыну нашего короля Владиславу! – приказали они.

Бояре присягнули. Когда присяга кончилась, поляки вдруг заявили:

– Мы ошиблись. Присягайте не Владиславу, а самому королю Сигизмунду.

Бояре присягнули Сигизмунду.

– Можем идти? – спросили они.

– Нет, нет! – ответили поляки. – Не уходите. Может быть, еще кому-нибудь нужно будет присягать.

Бояре сели на крылечко и стали ждать. Народ оставил их ждать и стал действовать на свой риск и страх.

V

Минин и Пожарский

Однажды на площади появился человек в форме мясника и закричал:

– Заложим жен и детей и выкупим отечество!

– Заложим! – загудела толпа.

Кузьма Минин (впоследствии оказалось, что это был он) заложил, пересчитал деньги и сказал:

– Маловато!

И, воодушевившись, снова воскликнул:

– Продадим дворы и спасем отечество!

– Продадим! – снова загудела толпа. – Без жен и детей дворы ни к чему.

Тут же наскоро стали продавать дворы и вырученные деньги отдавали Минину.

Кто покупал дворы – никому из историков не известно. А может быть, известно, но из стыдливости они это скрывают.

Полагают, что была основана тайная патриотическая компания по скупке домов и имущества.

«Странно, – замечает один иностранный историк, имя которого мы дали слово держать в секрете, – всех принуждали продавать дома; кто не хотел добровольно продавать дом, того принуждали. Как же в такое время могли появляться люди, которые осмеливались покупать дома?»

Не будем объяснять иностранным историкам то, чего они по своему скудоумию понимать не могут, и вернемся к Минину.

– Теперь хватит! – заявил он своим гражданам. – Возьмите оружие и пойдем на поляков.

Во главе рати стал Пожарский.

– А казаков под Москвой не будет? – спросил новый полководец.

Казаки были на стороне поляков.

– Не будет! – ответил Минин.

– Тогда я пойду!

Пожарский оказался храбрым полководцем и освободил Москву от поляков.

Большую помощь оказал ему при этом голод, любезно согласившийся поселиться в Москве на время осады.

Поляки, питающие с малых лет отвращение к голоду, отдали Москву русским.

С тех пор голод не расставался с русским народом, поселившись у него на правах бывшего союзника и друга дома.

VI

Иван Сусанин

После изгнания поляков из Москвы бояре и народ избрали на царство Михаила Федоровича Романова.

В то время прославился крестьянин Иван Сусанин.

Однажды в дом Сусанина ворвалась банда польских воинов и потребовала, чтобы он их повел к Михаилу Федоровичу, которого поляки хотели убить.

Сусанин выбрал такое место, куда ворон костей не заносил, и завел туда поляков.

Сусанина поляки умертвили, но и сами погибли…

Русь – империя

I

Петр Великий

Петр Великий был гигант на бронзовом коне.

До Петра Русь была непроходимо-бородатой страной. У всех – от первейшего боярина до последнего конюха – был волос долог.

Один из знатных иностранцев, выписанный в Россию как искусный плотник, но сделавшийся впоследствии историком, так описывает тогдашнюю Русь.

«…Эта большая страна, – тешет иностранный плотник, – вся густо поросла бородой. Из-за бород не видно голов. Русский думает бородой, пьет чай бородой, ест клюкву бородой и ею же обнимает и целует жену».

Итальянский писатель, живущий на Капри, уверяет, что Россия – государство уездное. Какое глубокое заблуждение!.. «Россия попросту – государство бородатое».

Петр Великий решил прополоть страну и приказал немцам изобрести для этой цели соответствующую машину.

Немцы, не долго думая, изобрели ножницы и бритву, что произвело сильный переворот в законах физики и химии.

В первый раз на улицах Москвы раздалась впоследствии столь знаменитая четырехчленная формула – «Стригут, бреют, кровь отворяют».

Кто не хотел стричься и бриться, тому «кровь отворяли».

Ужас объял бояр, привыкших с малых лет носить длинную седую бороду. Одни из них бежали, бороду свою спасая, в свои далекие вотчины. Другие пускались на разные хитрости.

Отправлялись к царю с докладом бритыми.

Пришедши же домой, они отращивали себе длинные бороды и самодовольно гладили их, радуясь, что обошли молодого Петра.

Так поступали они ежедневно.

Однако обмануть зоркого Петра было нелегко. Хитрецов накрывали и наказывали…

Когда все бороды были отрезаны, обнаружилось, что под бородами высшие сановники носили широкие длиннополые кафтаны.

«Половые проблемы» боярских кафтанов были также решены посредством ножниц.

Когда все стали безбородыми и бесполыми, Петр сказал:

– Теперь за дело! Довольно баклуши бить и у соседей смех вызывать. Начнем лучше соседей бить и слезы у них вызывать.

Вздохнули бояре, но делать было нечего. Стали учиться, в угоду Петру, бить соседей.

II

Воспитание Петра

Петр получил воспитание домашнее. Учил его сначала дьяк Зотов. Но вскоре обнаружилось, что дьяк Зотов неграмотный и не только писать, но и читать не умел по-русски.

Стали искать других учителей, но не могли найти грамотного.

– Учителей много, а грамотных мало! – жаловались бояре.

Но Петр уже с младенческих лет проявлял громадную настойчивость и силу воли.

Голова грамотного человека была оценена в десять тысяч.

Гонцы разъезжали по стране, собирали сходы и спрашивали:

– Кто грамотный, поднимай вверх руку!

Но с опущенными руками стояла пред молодым, жаждущим знания царем неграмотная Русь.

– Кто грамотный? – мучительно раздавалось на Руси.

И в один прекрасный день послышалось:

– Мой немношко грамотна.

Голос шел из Немецкой слободы. Вскоре вышли оттуда три иностранца: голландец Тимерман, шотландец Гордон и француз Лефорт.

Петр стал учиться у этих иностранцев разным наукам…

Окружающие были вообще недовольны тем, что Петр вздумал учиться грамоте.

– Не по обычаям поступает! – ворчали в свои бороды бояре и народ. – От заветов старины отступает.

III

Стрельцы и «потешные»

Когда Петр подрос и стал юношей, он начал интересоваться государственными делами.

Первым долгом он обратил внимание на стрельцов.

Это были люди, увешанные бердышами, самопалами, ножами, кривыми и прямыми саблями, дубинами, царь-колоколами и царь-пушками.

– Вы воины? – спросил их Петр.

– Воины! – ответили стрельцы.

– С кем воевали?

Стрельцы гордо ответили:

– Поди, царь, в Замоскворечье, погляди на купцов, приказчиков, людей служилых и неслужилых, и сам увидишь, с кем воевали. Чай, ни одного целого носа там не найдешь. На лице каждого жителя Москвы написано про нашу храбрость.

Молодой Петр насмешливо посмотрел на стрельцов.

– А с врагами чужими так же храбро драться умеете?

Стрельцы обиделись.

– Что ты. государь, сказать изволил, – сказали они с горечью. – Чтоб мы поганым басурманам свое национальное лицо показывали? Много чести! Мы им больше всего национальную спину показываем в битвах…

И прибавили, подумав:

– Да и как с ним, басурманом, воевать будешь, когда у него оружие есть? Это не то что свой брат, приказчик.

После этого разговора Петр призвал начальников стрелецких и спросил их:

– Много под Москвою огородов?

– Много, – ответили стрелецкие начальники.

– Хватит по стрельцу на каждый огород?

– Хватит.

– В таком случае приказываю вам: разместить стрельцов по огородам в качестве пугал.

Стрельцы наконец оказались на своих местах, по крайней мере – на первое время. Потом и птицы перестали их бояться.

А Петр начал создавать новое войско из «потешных» рот.

Так как «потешными» заведовали не инспектора народных училищ и не начальники пробирных палаток, то дело пошло быстро на лад.

«Потешные» из кожи лезли, чтобы вырасти скорее, и в примерных битвах здорово колотили стрельцов.

Петр радовался, на них глядя, и думал:

«Скоро мы покажем себя!»

И действительно показал.

IV

Первая победа Петра

Первую победу Петр одержал над турками. Это в одинаковой степени изумило и победителей, и побежденных.

– Неужели мы побиты? – удивлялись турки. – Не может быть! Это судебная ошибка!

– Побиты, побиты! – показывали все народы Европы и Азии. – Сами видели, как вы бежали.

Турки продолжали допрашивать свидетелей:

– Может быть, мы бежали позади, а русские впереди?

Но народы стояли твердо на своем и показывали:

– Нет. вы бежали впереди, а русские бежали сзади и лупили вас в спины. Посмотрите, там еще, вероятно, синяки сохранились.

Турки посмотрели друг другу на спины и вынуждены были признаться:

– В самом деле синяки…

Они грустно опустили турецкие носы на турецкие сабли, потом сами опустились на турецкие ковры и с горя стали пить турецкий кофе.

Русские также не верили, что победили, и осторожно допытывались у очевидцев:

– Мы бежали впереди турок или сзади?

Очевидцы успокоили их:

– Не сомневайтесь! Вы гнали турок и ловко трепали их!

Солдаты приободрились.

– Побеждать, оказывается, легко! – говорили они друг другу.

– Гораздо легче, чем быть побежденными.

– Много способнее. Тут ты бьешь, а тебя хвалят. А так тебя бьют и еще ругают.

После первой победы последовала вторая, потом третья, четвертая и все остальные победы.

Война кончилась отнятием у турок Азова.

Последний вскоре научился говорить и писать по-русски.

Впоследствии он совершенно растуречился и начал писать фельетоны в русских газетах, подписываясь полным именем: «Вл. Азов».

Петр очень гордился победой над турками и отнятием у них Азова.

Духовенство стало роптать…

V

Петр – мореплаватель

До Петра русский народ был народом-рекоплавателем.

Плавали русские весьма отважно, купаясь летом в реке. Плавали недурно и на спине и на животе.

Но о судах имели понятие весьма слабое.

Однажды Петр, осматривая амбары Никиты Ивановича Романова, увидал там «дедушку русского флота».

Дедушка был весь изъеден червями, и труха сыпалась из него, как из члена Государственного совета.

– Что это такое? – спросил Петр.

Приближенные Петра не могли дать верного ответа.

– Это корыто! – сказал один приближенный.

– Корыто? Для чего?

– В таких корытах наши праматери купали своих новорожденных детей. Народ в те поры был рослый. Каждый новорожденный имел по пяти сажень росту.

Петр недоверчиво качал головой. Другой приближенный, желая потопить первого приближенного, сложил губы в ехидную улыбку и горячо произнес:

– Не верь этому льстецу, государь! Он хочет выслужиться, а потому и говорит, что сей незнакомый ему предмет – корыто. Не корыто это, а старинное ружье.

– Врет он! – закричал первый приближенный. – Это не ружье, а корыто!

Долго бы спорили русские люди, но в эту минуту явился немец Тимерман и разъяснил, что найденный предмет – английский бот.

Петр немедленно принял англичанина на русскую службу, велел его починить топором, пилой и рубанком.

«Дедушка русского флота» вскоре поплыл по Переяславскому озеру, управляемый могучей рукой Петра.

В короткое время у дедушки появились товарищи, которые весело понеслись по волнам.

Приближенные молодого царя с укоризной смотрели на новую затею молодого Петра и, качая бородами, вздыхали:

– Статочное ли дело русскому человеку на судне плавать? Земли у нас мало, что ли? Зачем еще вода нам понадобилась?

Петр сначала пробовал возражать:

– А ведь англичане плавают…

Но ему отвечали:

– Так то англичане. У них земли два аршина. Им и понадобилось море. А нам на что?

Народ также роптал:

– Вода нам для питья и для бани дана. Грех плавать на ней в каких-то ковчегах.

Петр продолжал строить суда. Паруса все чаще и чаще стали мелькать на Яузе и Переяславском озере. В народе стали распространяться слухи, что Петр – антихрист.

Мореплавание слишком уж претило религиозным душам…

VI

Война со шведами

За что возгорелась война со шведами, неизвестно. Историки в подобных случаях постоянно скрывают истинную причину.

В Швеции тогда царствовал Карл XII.

– Хоть ты и двенадцатый, а побью тебя! – сказал Петр.

Карл принадлежал к секте бегунов. Всю жизнь он к кому-нибудь или от кого-нибудь бежал.

Бежал к Мазепе в Полтаву, но Ворскла и русские солдаты произвели на него удручающее впечатление, и он убежал из Полтавы к татарам.

У татар он остался недоволен кумысом и бежал к султану.

Узнав, что у султана много жен, Карл XII поспешил бежать от соблазна к себе на родину, где у него не было ни одной жены.

Из Швеции бежал к полякам. От поляков снова куда-то убежал.

Смерти, преследовавшей Карла по пятам, еле удалось настигнуть его в какой-то битве, и она поспешила воспользоваться этим случаем.

Петр же все время стоял на одном месте и занимался делом – строил, стругал, пилил, тесал.

В результате Петр остался победителем.

VII

Полтавская битва

Горел восток зарею новой. Уж на равнине по холмам гремели пушки. Дым багровый клубами всходил к небесам навстречу утренним лучам.

Не по доброй воле гремели пушки. Их каждый раз заряжали с казенной части и вынуждали палить по шведам.

Шведы тоже палили, но плохо. Карл XII после очередного бегства повредил себе ногу и не мог ходить.

При самом начале битвы Петр приказал войскам своим одержать победу, и войска не смели ослушаться.

Карл же XII не догадался это сделать, и войска его не знали, как вести себя: одержать победу или потерпеть поражение.

После небольшого колебания шведы из двух зол выбрали меньшее – поражение…

Много способствовало поражению шведов присутствие в их войсках малороссийского гетмана Мазепы.

Гетман был человек весьма образованный и до конца своих дней сохранил сильную любовь к женитьбе.

В искусстве жениться Мазепа не знал соперников, но воевода он был плохой. Неуменьем воевать он перезаразил все шведское войско, и оно не выдержало натиска петровских войск.

Шведы бежали. Те же, которым было лень бежать, сдались Петру.

Карл и Мазепа не поленились и бежали.

После Полтавской битвы шведы повесили носы на квинту. Так они и висят до сих пор.

Русские же под предводительством Петра высоко подняли головы.

Гордые возвратились войска в Петербург под звуки музыки.

Народ наружно радовался и кричал «ура», но внутренне роптал на Петра.

VIII

Окно в Европу

Победив кого следует, Петр задумал прорубить окно в Европу.

– Пора, – сказал он, – на людей посмотреть и себя показать!

Сановники светские и духовные принялись увещевать царя.

– Не богоугодное ты дело затеял! – говорили сановники духовные. – Окно – дело грешное. Не по святой старине поступаешь, царь.

Светские сановники подходили с дипломатической стороны и вещали:

– Окно, государь, вещь опасная. Прорубишь окно, а в него швед влезет.

– А мы ему в шею накладем! – смеялся Петр. – Он и уйдет.

– Уйдет швед, пролезет в окно немец.

– Немцу зачем в окно? Мы его и в дверь пускаем.

– Тогда немец из окна вылезет.

– Зачем же ему вылезать?

– А уж такая у немца привычка. Не пустишь в дверь, он в окно влезет. Пустишь в дверь, он в окно и вылезет. Характер такой.

Петр смеялся и продолжал прорубать окно.

Петр прорубал, а сановники мирские и духовные приходили по ночам и заколачивали окно.

Петр не унывал и настойчиво продолжал свою работу.

Когда работа была окончена и новый свет хлынул в прорубленное окно, сановники опьянели от ужаса и завопили:

– Горе нам! Горе нам!

И началась между ними и Петром тайная борьба.

Сановники каждую ночь упорно затыкали подушками прорубленное окно в Европу.

По утрам Петр вынимал подушки, а уличенных сановников ссылал и даже казнил.

Но ночью приходили новые сановники и приносили новые подушки.

И до самой смерти Петра продолжалась эта тайная борьба.

Русскому народу так и не удалось при жизни Петра увидеть как следует Европу.

IX

Петр – редактор

А. С. Суворину в то время было всего лет десять, и «Новое время» еще не существовало.

А газета была необходима.

Русский народ искони славился тем, что не мог жить без газеты.

Гостинодворцы невероятно скучали, лишенные удовольствия давать взятки репортерам бульварной прессы.

Министры горевали:

– Некому восхвалять наши действия. Полцарства за коня… виноват, за писателя!

Великие люди плакали:

– Когда мы умрем, кто напишет о нас некрологи! Помрем и, как говорят хохлы, «некролога не побачим».

Тогда сам Петр решил издавать газету. Не долго думая, он подал прошение о разрешении ему газеты под названием: «Куранты о всяких делах Московского государства и окрестных государств».

Газета велась довольно смело. В ней задевались не только полиция, Германия и духовенство, но и высшие сановники.

Однако газета ни разу не подверглась конфискации и редактор ни разу не был оштрафован и даже не посажен в «Кресты».

Можно смело сказать, что во время «Курантов» газетные работники пользовались полнейшей свободой слова.

Это был лучший период в периодической русской печати.

Народ роптал.

X

Науки и искусства

От наук и искусств милосердный Бог спас допетровскую благочестивую Русь.

Географией интересовались только извозчики. Историей – тоже извозчики.

Люди высших классов считали ниже своего достоинства заниматься науками.

Искусством ведали уличные мальчишки – лепили из снега замысловатые фигуры и рисовали на заборах углем не хуже других.

К литературе русский народ спокон веков чувствовал призвание, и при Петре литература, хотя и устная, сильно процветала.

Народ-творец изливал свою душу в лирических произведениях, хватавших за душу как русских, так и иностранцев.

Некоторые из этих элегий дошли до нас. Одна из них начиналась так:

Не тяни меня за ногу,

Ай, Дид! Ой, Ладо!

Из-под тепленькой перины.

 Ай, Дид! Ой, Ладо!

Из прозаических сочинений к нам дошли превосходные сказки, в которых говорилось о первой русской авиаторше Бабе-Яге, летавшей на аппарате, который был тяжелее воздуха, – в ступе.