Текст книги "Русский орден внутри КПСС. Помощник М.А. Суслова вспоминает"

Автор книги: Александр Байгушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

2. Остановлен головной танк врага – «Огонек». Низвергнут «перевертыш» Коротич. Но… «процесс пошел»?!

Обнаглевшая сплошь «ихняя» «четвертая власть», не контролируемая партией и уже в открытую, умело координированно подпитываемая агентами американского влияния, пошла таки в лобовую смертельную торпедную атаку на самый большой в мире лайнер, на гордо плывший Советский Союз.

А застрельщиком этого наглого торпедирования стал традиционно русский журнал «Огонек», подло переданный Горбачевым из русских рук (как было по «брежневскому балансу сил») в руки иудейского лагеря. На «Огонек» был заброшен авантюрист «поэт» Коротич. Фигура сюрреалистическая. Киевлянин. Отец – директор школы остался в этом качестве при немцах. Мать еврейку тем не менее фашисты не тронули, отца потом – не тронул наш СМЕРШ. Загадка для спецслужб, как с двойными агентами. Коротич окончил медицинский институт, по образованию – гинеколог. Хотел иметь хорошие деньги. Но ударился в поэзию – барабанную, «публицистическую», в сущности графоманскую, с газетным языком. Оказалось, на ней можно еще шибче, чем на женских болезнях, заработать. На ней он удачно «внедрился» и в политику. Неистово славя Л.И. Брежнева и понося, как последнего врага, Америку продвинулся в аппарате Союза писателей Украины и даже получил свой журнал. Съездил в Канаду – к Яковлеву. Там, видимо, его и обратали.

На «Огонек» из Киева с подачи Яковлева Коротич пришел уже с четкой программой «американского влияния». И «Огонек» из бывшей «софроновской» цитадели охранительных традиций, сразу развернулся, как по мановению волшебной палочки, тут же превратился в атакующий ракетный крейсер врага, пушки с которого прицельно бьют по армии и по КГБ, стараясь дискредитировать и вывести опоры советской власти из строя.

Вот по «крейсеру» разбушевавшейся «дерьмократии» мы и решили нанести прицельный удар из главного калибра. Идею мне выдал Проскурин после серьезного разговора с Михаилом Алексеевым, министром обороны Дмитрием Тимофеевичем Язовым и… Раечкой, которая пообещала, по возможности, подстраховать. Ее фразы: «В Коротиче Миша ошибся. Но теперь его так просто не тронешь. На Политбюро давно бы сняли, если бы могли. Но сейчас есть общественное мнение – Миша против него не попрет. Должно уж очень быть обвинение основательное». Знакомые слова еще по брежневскому золотому веку. Мол, лезь, и, если голову сразу не свернешь, то, может, как-нибудь тебя не забудем.

Меня спросят, а где мы, русские, были со своими каверзными вопросами, когда Коротича утверждали на Политбюро? Да, уходил по возрасту Софронов. Но ведь традиционно по разделению иудейских и русских сил «Огонек» должен был достаться русскому? Почему русские члены Политбюро, которых было больше, дружно не воспротивились, а пошли на поводу у Яковлева? но в том-то и страшная суть «яковлевщины», политического «оборотеничества» как метода фарисейской политики, что Коротич Яковлевым предлагался, как вполне патриот. Даже слишком зацикленный на гимнах советской власти и на противостоянии Америке и мировому сионизму. Каждому члену Политбюро была подарена его книга «Лицо ненависти» (– М.: Правда, 1983, и переизданная в 1985), то есть совсем недавно вышедшая, из которой на членов Политбюро глядел ястреб. В жирной аннотации к книге рекламировалось, что в ней «запечатлен образ Америки 80-х годов, разъедаемой ненавистью изнутри и сеющей ненависть в мир». И в этой своей изданной тиражом в полмиллиона и еще переизданной «контрпропагандистской» книге, Коротич впрямь неистово и последовательно доказывал, что у Америки лицо ненависти. Треклятых американцев Коротич эффектно громил как исчадие сионистского зла. Он витийствовал:

«Понимаете, в чем здесь дело? у них же кругом гетто. Каждый город перегорожен заборами по сто раз. Если я еврей, то должен жить только в еврейском районе и жениться на иудейке. Мои дети должны носить ермолки и пейсы и презирать всех других детей, потому что те в субботу работают, ходят совсем в другую церковь, к другому богу». «В руках у сионистов, – возмущался Коротич (потом он будет оправдываться, что таким образом хитро информировал, чего он и для Москвы хочет), – пребывает огромная часть средств массовой информации (в Нью-Йорке евреев больше, чем в Израиле, и сферы их национальных влиятельных организаций простираются на банки, текстильно-одежный бизнес, знаменитую 47-ю улицу, где сосредоточена торговля бриллиантами, и на многое другое. Во всяком случае, по большинству телеканалов последние известия начинаются сообщениями из Израиля, а заканчиваются репортажами у советского представительства… я не знаю общества, запрограммированого и разделенного даже в деталях более немилосердно, чем американское общество».

Ну, как против такой фигуры, предлагавшийся Яковлевым на «Огонек», членам Политбюро было возражать? не могли они догадываться, что им сознательно подсовывается чудовищный оборотень.

Правда, было у него одно чрезвычайно опасное двойное дно, о котором мне рассказала Татьяна Глушкова – он тайно заигрывал с украинскими крайними националистами-самостийниками, ненавидевшими москалей и готовыми взорвать Советский Союз любой ценой – лишь бы отделиться. Вот на этом-то «взорвать Союз любой ценой», видимо, и купили Коротича «хромой бес перестройки», «агент американского влияния» Яковлев и американцы.

Купили и подсунули Горбачеву с Лигачевым, отвечавшим за идеологию. Насколько я информирован, самого

Горбачева органы все-таки предупредить попытались (как предупреждали Горбачева и насчет самого Яковлева), что за Коротичем тянется «хвост». Но он отмахнулся: – я сам листал его книгу. Как он по сионистам бьет! Вы-то небось побоитесь так в лоб.

Когда я решился написать памфлет на Коротича, то, естественно, процитировал в своем памфлете и жирную аннотацию к «Лицу ненависти» и довольно подробно всю эту и другие «американо-ненавистнические», «антисионистские» книги Коротича, которые он стряпал под бдительным руководством «органов». Тем страшней и омерзительней представала инфернальная «оборотеническая» фигура Коротича и тем ярче высвечивался изнутри его адский опекун Яковлев и его многочисленные «жидовствующие» единомышленники.

Я писал свой памфлет как «силуэт идеологического противника». Надо было открыть обществу глаза на характерный тип «застрельщика перестройки» (так «они» сами себя называли). На поверхностно образованного «барабанщика», без корней, бездуховного (торчат тут «церквушки, церквушки отравными, злыми грибами», – слагал стихи Коротич), вопиюще «местечкового», беспринципного и крайне наглого. То есть на целиком «ихний» троцкистский тип. Практически возродившийся духовный двойник тех прихлынувших из-за черты оседлости неистовых ревнителей 20-х годов, которые тогда ставили Россию на колени, а теперь вот решили поставить на колени опять. Я как бы играл с этим мерзким типом в вопросы и ответы и ядовито извинялся – за «некоторую резкость, ее трудно избежать, имея дело с жаждущим непременного столкновения публицистом, с его откровенно вызывающим стилем».

«Огонек» под руководством Коротича начал с якобы «кремлевских тайн». На потоке стал публиковать односторонние, а то и прямо сфальсифицированные материалы о «кремлевских тайнах», преимущественно используя, как исходный материал, грязь из диссидентского «спецхрана». Я все материалы сразу узнавал – они были пятнадцатилетней давности, подбрасывались нам через иудейский «самиздат» профессиональными агентами-сионистами из ЦРУ. Вот вытащив всю эту страшную грязь и дезинформацию на слепленную профессиональными скульпторами фальшивую «перестройку», Виталий Коротич и делал свои «огоньковские сенсации». Кстати, я об этом прямо в памфлете и написал.

Мне пришлось обильно цитировать. Но статья получилась хоть и очень длинной, но зато убедительной, как пухлое следственное дело. Коротич оказался пойман с поличным – на точных цитатах. Силуэту противника – Коротича, я в статье попытался противопоставить портрет русского человека, даже в стане врага, оставшегося патриотом – тогда еще не вернувшегося Александра Солженицына. Но Солженицына мы так и не смогли пробить даже с помощью армии и КГБ через цензора Володю Солодина. Горбачев при всей своей показной игре в широкую гласность трусливо согласился с цензором, что противопоставлять «советскому главному редактору» (?) Коротичу высланного эмигранта Солженицына – это уж слишком. Что вообще само имя Солженицына лучше, как требовал еще его горбачевский учитель Андропов, забыть – нигде ни в коем случае не упоминать. Статья «О фарисействе и саддукействе» вышла, увы, только с отрицательным силуэтом, без положительного примера Солженицына, повернувшегося лицом к России, но все равно имела бурный резонанс.

Обращался памфлет и к 30-м годам, показывая, почему «Огонек» рекламирует «Детей Арбата» А. Рыбакова-Аронова, которые «лежат вне русла «русского романа»» и являются политической фальшивкой. Прямо говорил, что «Дети Арбата» – роман космополитический. Концепция и материал его взяты у советологов. Причем называл вышедшие в Америке и пересказываемые Рыбаковым-Ароновым почти дословно злобные книжки А. Авторханова и Р. Конквеста. В эрудиции мне было не отказать, и я ловил «Огонек» за руку в печатании старых антисоветских и антирусских фальшивок. Настойчиво объяснял, что его идеологическая платформа в «бухаринщине» русофобских 20-х годов и, не называя «яковлевщины» (ни одна цензура этого тогда бы не пропустила, он все-таки ведь был членом Политбюро), достаточно прозрачно намекал, что вся новая «ихняя» якобы перестроечная идеология – старый мусор из русофобских 20-х годов и из американской подрывной «советологии».

В противовес подрывному набору «жидовствующих» в «Огоньке» мой памфлет защищал коренных русских писателей. Я прямо обвинял Коротича: «С завидной последовательностью «Огонек» травит неугодных Коротичу (понимай: всем «им»! – А.Б.) писателей – Валентина Распутина, Василия Белова, Юрия Бондарева, Анатолия Иванова, Михаила Алексеева, Петра Проскурина, Сергея Викулова… Причем прием у Вас, Виталий Алексеевич, один и тот же – обвинительный, в современном духе (понимай в местечковом, духе! – А.Б.) ярлык. В ходу любой поклеп, любая нелепица – лишь бы позвучнее. По принципу – посильнее обляпать бы грязью, а отмывать – не наша забота. И еще Ваша метода – из номера в номер, одно и то же, по многу раз. Вас даже не смущает известная истина: сказал раз – поверили, сказал другой – усомнились. Поражает примитивная однолинейность порочащих обвинений. А чаще всего это прозрачный намек на антисемитизм неугодного Имя Рек».

Рисковал я тогда страшно. Обстановка была такая, что могли и пришить. Но соратники по подпольной «русской партии» поручили и – надо выполнять. Разоблачение Коротича далось нам очень и очень не просто. Его упорно ограждала от критики… государственная цензура. Горбачев даже в перестроечное время «гласности» сохранял цензуру. Но лучше бы он ее не сохранял. Наша цензура с фарисеем Солодиным во главе целенаправленно попустительствовала развалу государства, давала зеленый свет «подрывникам», вроде русофоба Коротича, и резала во всех газетах и журналах патриотические «русские» статьи. Мой памфлет с прямым обвинением «жидовствующих» в подрыве государственных устоев, разрушении державы и оскорблении русской нации был озаглавлен по именам еврейских сект «О фарисействе и садцукействе» (журнал «Москва», 1988, № 12). Он был, уж конечно, сначала задержан цензурой. Непотопляемым розовощеким Владимиром Солодиным, из вечных замов в Главлите (цензуре), наконец, подвинувшимся – ставшим главным цензором страны. «Ихняя» разведка сработала, – грешу на Солодина, – и еще до выхода статьи, начался скандал.

На всякий случай, дней десять, пока не улягутся первые страсти, после выхода памфлета я отсиживался в закрытой больнице.

А сам памфлет «О фарисействе и садцукействе» смог появиться на свет только после настойчивого демарша Министра Обороны Язова перед генсеком Горбачевым, что надо, мол, дать слово и «русским». Мы поставили вопрос ребром: «Или нам дают слово, или мы прибегнем к широким политическим акциям против самого Горбачева?!» Миша одобрял, как памфлет прошелся по носителям пятого пункта. Но трусил иудейского лагеря. Помогла жесткая Раечка, давшая Мише совет не ссориться с армией и русским лагерем и сдать опозоренного «перевертыша».

Журнал имел такой успех, что мы и не ожидали. Оказалось, у нас огромное количество единомышленников.

Общественная поддержка была самая широкая. Особенно в армии, в среднем звене партаппарата и в органах, а также среди учителей, врачей, на крупных заводах. Одним словом, среди всех, кто читает и думает. Тираж журнала «Москва» был миллионным, но двенадцатый номер пришлось даже допечатывать дополнительным заводом, удовлетворяя настойчивый спрос. Меня затаскали по выступлениям по нескольку раз в день в самых неожиданных и весьма престижных организациях, перед битком набитыми залами. Если бы я написал в жизни только один памфлет «О фарисействе и саддукействе», то я все равно бы посчитал, что прожил жизнь не зря.

Русские меня крепко поддержали. А еврейская печать как воды в рот набрала. Была в состоянии шока. Никто не решался позориться, защищая демаскированного «ненавистника Америки» и «перевертыша».

Опираясь на статью, «Русская партия внутри КПСС» тут же потребовала от Горбачева немедленно убрать Коротича, что и было не сразу, но все-таки сделано по рекомендации сверху вроде как самим коллективом «Огонька». Кому же хочется работать под скомпрометированным перевертышем?! но обратим внимание, куда Коротич скрылся – за тридцатью сребрениками к своим хозяевам в Америку. Сам перед всеми расписался, на кого работал.

Но акция против Коротича и его перевернувшегося «Огонька» была едва ли не последней в нашей русской поддержке – нет, не Горбачева, – а самой системы с КПСС во главе.

Горбачев паниковал и под дудку «хромого беса» Яковлева сдавал Западу позицию за позицией. Стало ясно, что он скоро так сдаст «им» и партию, и всю страну.

«Был ли у него стратегический план ликвидации партии, развала страны? Полагаю, плана не было, но была некая идея-фикс, та конечная цель, достичь которую без уничтожения существующей системы было невозможно», – пишет близкий к Горбачеву человек. Советская выборная система стала Горбачеву не по нутру. По совету того же Яковлева Меченый кинулся в «президентскую систему». На всенародные выборы он не решился. Понимал, что прокатят. Пошел избираться в Президенты на совершенно фальшивый и неподготовленный съезд из иудейских и «жидовствующих» выборщиков, на который они с Яковлевым отбирали преимущественно евреев и иже с ними – по спискам неких, часто весьма странных общественных организаций. Почему я так резко говорю? Да, потому что по этой системе (напомнившей о выборах в Советы перед Октябрем 1917-го) все решалось по принципу, кто кого перекричит. А в «перекричит» у динамичных и наглых, в аргументах беспринципных евреев всегда было заведомое преимущество. Каждый активный иудей придумывал сам себе общественную организацию, которая его выдвинет, и эта организация «яковлевцами» тут же вносилась в избирательный список. Организациям же, где преобладали русско-ориентированные элементы, заведомо был поставлен шлагбаум. Организаторами великой мистификации практически собирался съезд «Малого народа» против «Большого народа». Механизм был совершенно примитивен. Были привлечены «сотня» от партии, которую отсчитал сам Горбачев. И дальше совершенно произвольно – своим организациям «они» давали больше голосов, не совсем своим меньше, а не своим вовсе не давали. Учли простую вещь, что аппараты всех творческих союзов и всяких других обществ на союзном уровне были в большинстве из евреев. Напротив, что русские и патриотические силы все, естественно, преобладали в организациях республиканского уровня. Вся масса писателей, например, состояла на учете в Союзе писателей РСФСР, а в СП СССР, как в верхней надстройке сидел только «малый народ» – аппарат. Но от выборов вся русская масса писателей была жестко отсечена. Выдвигал в «народные депутаты» Союз писателей СССР – «малый народ» из аппарата. Во всех других бесчисленных союзных организациях тоже по традиции в аппарате занимал удобные места «малый народ», и именно он и решал, кого выдвинуть.

На выборах на Съезд народных депутатов СССР от голосования оказалась реально отсеченной вся Россия – все русское ядро, вся русская провинция. Это была циничная и невиданная по масштабам обмана операция по отстранению всего русского народа от управления собственным государством. Все преимущества были отданы «союзным» общественным организациям, то есть «малому народу». А по мандатам с мест проходили горлопаны, способные «переорать» оппонентов, а в этой великой способности «малому народу» никогда нельзя было отказать.

И вот из такого общественного мусора 25 мая 1989 года открылся съезд народных депутатов СССР. Ну, был он прямо как Государственная Дума времен заката царской Империи. На нем больше болтали, чем что-то решали. Показывали себя по «телику» по целым дням напролет на публику, а не думали о судьбе страны.

А 2 июля 1990 года открылся XXVIII съезд партии, на котором Ельцин потребовал «изменить название КПСС и звать не в заоблачные коммунистические дали, а каждодневно защищать делом интересы каждого человека», и… вышел из партии. Ельцин начал свою игру. На этом же съезде разошлись навсегда в противоположные стороны Горбачев и Лигачев. Горбачев остался генсеком, но практически бросил КПСС.

На съезде народных депутатов СССР, став Президентом, Горбачев и страну бросил на произвол судьбы. На Президентском Совете, – как рассказывали, – он услышал, что: «народ устал от экспериментов, шатаний и болтовни. Слово “перестройка” у большинства вызывает аллергию, ибо стало издевательством над здравым смыслом».

Горбачей багровел. Не дав высказаться всем, президент прервал заседание и больше не спешил его собирать.

– Какую чушь они несли, – нервно ходя по кабинету, кипел Горбачев. – и это люди, которым я доверял, вытащил их, черт знает откуда. От Валентина Распутина я, правда, другого и не ожидал. Но остальные?!

Даже своему помощнику по международным вопросам Анатолию Сергеевичу Черняеву растерянный Меченый Миша перестал доверять важные документы: – у него в семье пятый пункт не в порядке. Секретная информация может далеко «убежать».

Горбачев, наконец-то, понял, что «Иудейская партия внутри КПСС» его обвела вокруг пальца и сдает Западу. Да не его одного, а вместе с ним всю Россию. У Горбачева состоялась беседа с А.Н. Яковлевым, в ходе которой Миша «хитро» предложил Александру Николаевичу «забрать из партии леводемократическое крыло и включить его в Движение за демократические реформы, которое трансформировать в новую самостоятельную партию». Но Яковлев уже не хотел «крыла», он хотел всю партию.

Миша с Раечкой теперь усиленно заколачивали деньгу на черный день. Откладывали миллионы за Мишины и ее книги, широко изданные на Западе, выстраивали «Горбачев-фонд». Готовились к капитализму.

3. Мы снова поднимаем черно-злато-белые стяги Союза Русского Народа

А мы уже больше не верили ни Мише, ни даже его более умной советчице Раечке, мы решили отделяться и искать другого лидера для страны. Грешен, но признаюсь, мы тогда очень глядели на напористого Ельцина. Но что мы знали про него? Практически лишь то, что его притащил в Москву “наш ” Лигачев». Да, и опять виноват Лигачев. Но наш «тюфяк» «Егорушка» гнилое нутро амбициозного и, в сущности, идеологически совершенно беспринципного конъюнктурщика не рассмотрел. А мы-то своему Егорушке – ах, такому русскому! – «тюфяку» тогда все еще верили. И когда мы вслух публично заговорили о «разводе» с Горбачевым, мы, горько покаюсь, не сбрасывали со счетов Ельцина. Мы никогда не брали его себе на знамя, но мы и не считали тогда его «жидовствующим». Да я и сейчас убежден, что он тогда таким (еще?) не был.

Горбачев и его идеолог Яковлев неоднократно высказывались, что, мол, загнивание у нас произошло из-за однопартийной системы. Что ж! мы были согласны на разделение КПСС на две ее реально составлявшие и реально противодействовавшие силы – на «Иудейскую партию» во главе с передовыми либералами членами Политбюро Яковлевым и Шеварднадзе и на «Русскую партию» партию во главе с не продавшимися, хотя и не очень последовательными державниками, членами Политбюро Лигачевым, Рыжковым, Крючковым и Язовым. – Давайте разделим партийное золото (хоть то, что еще не разворовано!), разделим партийные здания, органы печати, другое партийное имущество. И будем соревноваться в открытой политической борьбе, за кого проголосует народ. Мы готовы предоставить, как базовую, уже имеющуюся широко разветвленную сеть «русских клубов» по всей стране.

Так говорили мы и были уверены, что офицерский состав ГБ и нашей армии почти поголовно вступит не в партию развала страны и предательства в Восточной Европе – Восточную Европу Э.А. Шеварднадзе своими руками сдал (продал?) Западу, – а в «Русскую партию» державников, государственников, твердых почвенников и патриотов. И мы начали делать шаги к этому акту.

В апреле 1989-го я отчаянно «просвещал» советские «компетентные» органы. В своей лекции «О фарисействе и садцукействе», – в битком набитом зале здания внешней разведки в Ясенево, под жгучими «проникающими» лучами телекамер (освещенность зашкаливала за выносимые человеком пределы! «допрашивающая техника»!), транслировавших актуальную лекцию на центральный аппарат, – я рубил почти прямым текстом прямо в глаза тяжелейшую правду-матку.

Генералы меня предупредили: «Учитывая брожение в умах, заплеснувшееся даже в нашу патриотическую лубянковскую цитадель, не стесняйся. Заостряй! Лишнее сболтнешь, подложим подушечки, спустим на тормозах, осторожно поправим. Главное, всколыхнуть умы». И я старался говорить как можно прозрачнее. А что не смог сказать перед телекамерами в зале, без обиняков договорил, расставив точки над «и», тут же в кулуарах. Рисковал ли я? Конечно, очень. Ведь говорил не где-то в безответственном общественном месте, – тогда при «гласности» на бесчисленных собраниях и митингах друг друга и «демократы-иудеи» и «черносотенцы – мы русские» громили открыто, абсолютно не стесняясь в выражениях! – а для самой Лубянки. И хотя в последовательно патриотическую позицию председателя КГБ Владимира Александровича Крючкова я верил, – но от его первого зама крученого «Бобка» (Бобкова Филиппа Денисовича, перед этим многолетнего начальника наводившей ужас «Пятки» – Пятого главного управления по борьбе с инакомыслящими) всего можно было ожидать.

Чтобы понять всю глубину «особой деятельности» Бобкова, процитирую недавнее признание социолога Леонтия Бызова, наблюдавшего работу детища Бобкова и преемника «Пятки» Управления «ЗК» как раз в то время: «Мне как аналитику в 1989-м году приходилось сталкиваться с Управлением КГБ по защите конституционного строя, которое занималось национальными движениями, я поражался некомпетентностью и удивительной эйфорией, в которой они прибывали в ситуации, когда все валилось. Им казалось, что всё идет как надо – «народные фронты», всюду «наши» (в смысле «комитетовские») люди, все Гамсахурдии и Ландсбергисы, «всё нами контролируется, мы отстраняем от власти КПСС, заменяя ее послушными нам народными фронтами» («Литературная газета», 2004, № 40). Какой же был цинизм – «мы отстраняем от власти КПСС» (?), который даже не скрывался! Чекисты работали против своей партии, против советской власти и еще гордились тем, что ими «всё контролируется». Вот насколько далеко тогда предательство зашло. Вот где был удар в спину!

«Бобка» я недавно видел в переполненном зале на вечере Юрия Бондарева в ЦДЛ. Хлопал безумно Бондареву! Ходит и на другие вечера старых патриотов. Что это раскаяние? Или привычка, меняя шкуру, следить для кого-то? Для того же Гусинского? не знаю, чему верить! во всяком случае – сомнительное донышко «Бобка» всегда проглядывало. У меня нет документальных оснований обвинить Бокова в предательстве. Но крах Советского Союза, во многом организованный американскими спецслужбами, жестокое «русское поражение в холодной войне», торжество прозападных «диссидентов» и сионистов, с которыми по самому своему служебному положению Бобков и именно его Пятое управление обязаны были бороться, свидетельствует, по крайней мере, о преступной халатности в исполнении своих прямых обязанностей. Бобков написал две книжки мемуаров.

Но обе книжки серые, тошнотворно пресные и жалкие в своей скукоте. Ну, не умеешь сам писать – попроси литраба. Кто ближе? Выверни «журналюге» свою душу! Пойди на принародное покаяние, раз такая возможность предоставилась. Облегчи душу – не юли, а кайся, кайся, кайся. Но в обеих книжках Бобков вертится, как уж на сковородке. На краю могилы стоит, а духу покаяться не хватает.

А ведь исторические примеры есть: А.В. Герасимов, руководитель Петербургского охранного отделения, как на духу, в своей книжке «На лезвии с террористами» все рассказал. Да и директор Департамента полиции А.А. Лопухин не молчал, многое рассказал. Генерал П.Г. Курлов, товарищ министра внутренних дел, подставивший под пули Столыпина, вертится, как на сковородке, но ведь хоть пытается как-то оправдаться. Очисти совесть, Филипп Денисович, хоть ради сына Сережи! Хотя боюсь, что очищать ее тебе не в чем – увы, ты не был достаточно образован и эрудирован, чтобы сидеть на остром идеологическом участке. Тебе любые «бовины» и «арбатовы», «аксеновы-гинзбурги» и «рыбаковы-ароновы» могли играючи мозги запудрить. Андропов-Файнштейн не на того оперся – слишком дрожал за свое место, боялся до последних своих дней (история с грязной провокацией против С.Н. Семанова этому подтверждение), что поставит он на руководящую ключевую должность умного, образованного, а тот – подсидит.

Но вернусь в Ясенево 1989 года – что я тогда говорил?

Я моту сейчас воспроизвести ход своих мыслей по памяти довольно точно, потому что то, что наговорил в Ясеневе, я потом, – в том же 1989-м и позже, – много-много раз, в разных вариациях и с разной степенью откровенности в зависимости от состава публики, повторял перед многотысячными аудиториями патриотов в Москве, Ленинграде, Алма-Ате, Ташкенте, Омске, Красноярске, Смоленске и других городах. Как правило, в огромных залах, вроде Колонного Зала Дома Союзов и Дворцов спорта. Я приезжал на встречи с читателями после успеха своего памфлета «О фарисействе и саддукействе», а тут еще подоспел и мой недвусмысленный исторический роман «Плач по неразумным хазарам» (Столица, 1990, два тиража за год), по которому многие русские могли сравнить себя с «неразумными хазарами».

Я тогда много выступал с писательскими бригадами, в составе которых, рядом со мной, – это для меня была великая честь, – были такие выдающиеся русские писатели-патриоты, как Виктор Астафьев, Василий Белов, Валентин Распутин, Михаил Алексеев, Станислав Куняев, Валентин Сорокин и другие русские духовные звезды. И часто, как профессионала «контрпропаганды», по требованию самой публики меня выпускали самым первым – для, так сказать, общетеоретической идеологической затравки глубокого общего разговора. Нередко, встреченный неистовыми аплодисментами русской публики, вместе с нами выступал и наш главный теоретик академикТІгорь Ростиславович Шафаревич. Мы все на разные голоса, но били все в одну точку – об одном и том же страхе тогда говорили – о негативных результатах обострившегося русско-еврейского противостояния. О том, что это для страны все кончится падением советской власти и крушением Великой Державы. И ведь не ошиблись!

Вот смысл тогдашних моих принципиальных выступлений. Я начинал обычно с дразнящего признания прямо в лоб:

– В большой политике так же действует математическая Теория Катастроф, как в любой другой природной системе. Организованная сложность социальных систем только внешне кажется не познаваемой. Из множества разнонаправленных, внешне хаотических человеческих «умонастроений» формируются направляющие «векторные стрелы», по которым и определяется как движение общества, так и его структурная устойчивость. Больше того, в этнических системах, как в биологических, действует закон Теории Катастроф: «Есть критическая плотность популяции, ниже которых особи развиваются, как кузнечики, а выше – как саранча; вот почему, если саранча появляется, она появляется тучей». У нас сейчас появилась тучей саранча, и наше Отечество на грани катастрофы. Математически легко вычислить и векторную силу в среде разрушителей. У нее еврейское лицо. Я категорически не отождествляю это общее лицо с отдельными евреями. Мало ли, кто с кем повязан. У того же Хромого Беса Яковлева физиономия вполне ярославская. Но ·– по преобладанию, по самым громким воплям лиц, составивших, нынешнюю саранчу – увы, она сильно еврейской, «жидовствующей» окраски. Увы, но это так. И тут не «антисемитизм», а просто есть, о чем задуматься. Или что-то мы «им» опять, как перед 1917-м годом, в правах и льготах не додали? Или тут какой-то уже рок над Россией.

– Объяснюсь. Не надо нам, хотя бы в собственной патриотической среде, а в особенности, перед патриотами из компетентных органов, – перед нашими самыми «своими», самыми посвященными, самыми доверенными людьми, – лукавить?! Ну, случилось это. Ну, признаем теперь вслух то, что мы в закулисье уже четверть века как признаем тайно. У нас давно нет единства в КПСС. Партия большая, многомиллионная, а внутри нее уже четверть века как довольно четкое разделение на два лагеря. На «них» – бьющих себя в грудь, что они «демократы», и на их по наклейке «Рыночную», а по составу преимущественно «Иудейскую» партию. И на «нас» – упертых государственников, державников», если даже хотите откровенно, то «имперцев». На нас они наклеивают ярлык – «черносотенцы». Но по существу мы всего лишь «почвенники», не шовинисты, ни в коем случае не антисемиты, но разумные «националисты». А по составу среди нас преимущественно русские. Поэтому нас в закулисье именуют «Русской партией». И мы не на жизнь, а на смерть боремся против того трупного Духа, который у нас сейчас все считают, что исходит от той падали, которую у нас весьма условно называют «сионизмом».

Я в Ясеневе перед чекистами не голословно предупреждал, что, мол, если развал КПСС и Державы будет продолжаться, то мы, почвенники, государственники, тоже не будем, понуря головы, как стадо при дурном пастухе плестись к обрыву. Коли по вывеске «Либеральная», «Псевдо-Демократическая», а, если называть вещи своими именами, грубо-попросту «Иудейская партия внутри КПСС», не будет обуздана и не прекратит свою истеричную работу по развалу Великой Державы, то мы, русские патриоты, припертые к краю пропасти, вынуждены будем действовать уже не в тени КПСС, не как ее верное патриотическое крыло. А мы открыто и не под скомпрометированными псевдо-«демократами» красными флагами, а под имперскими «черносотенными» черно-злато-белыми гордыми знаменами возрожденного Союза Русского Народа начнем создавать свое отдельное русское общественное движение.