Текст книги "Русский орден внутри КПСС. Помощник М.А. Суслова вспоминает"

Автор книги: Александр Байгушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

Мы не сумели взять под Себя издательство «Детская литература». Мы не взяли под себя и «Художественную литературу»: как я и предполагал, Валерия Осипова довольно быстро съели.

А ключевой пост Главного редактора «Правды» мы потенциально потеряли. Туда пришел русский, но «тюха», не боец.

13. Политбюро обсуждает закрытую записку Андропова против «русистов».
Дело русского националиста Семанова

На войне, как на войне. А русско-еврейская идеологическая война шла по военным законам. И вот – потеря темпа в наступлении, вынужденное топтание на месте, теряющие время перестроения во время боевых действий.

«Иудейская партия внутри КПСС», совсем было по-притихшая, терпя поражение за поражением, опять, как ненавистница-кикимора, ожила: – Ах, эти русские лопухи! мы их голыми руками возьмем!

Наши идеологические противники мечтали о реванше за высылку Хромого Беса, за поражение с «Метрополем», за… компрометацию КГБ.

Иудейское решение было напрашивающимся: мы вырубили «жидовствующего» знаменосца (Яковлева) – они ответно взялись вырубить с не меньшим скандалом русского знаменосца.

Андропов-Файнштейн начал охоту за Сергеем Семановым. Вроде бы странно с его стороны. Я уже говорил, что его дети Ира и Игорь прекрасно знали Сергея Николаевича. Игоря он поддерживал в писательских начинаниях (Игорь печатался под псевдонимом «Андросов»). А Ира, очень милая, приветливая, общительная даже работала у Семанова еще в «ЖЗЛ». Партбоссы и их ближайшие прислужники вообще любили «засылать» своих детей в «Русскую партию» не то, чтобы не доверяли спецслужбам, но хотели иметь информацию не «процеженную», а живую, из первых рук и… думали о будущем своих детей. Андроповская дочка тоже не ходила без дела – «контролировала» Семанова, то есть видела каждодневно на глазах «Русскую партию».

А начальник страшной чекистской «Пятки» Бобков, он стал затем даже первым замом в ГБ, «внедрил» своего сынка Сережу по кличке «Подвознесенский» – посредственного поэтишку, подражавшего «ихнему» Вознесенскому, – аж в редколлегию самой «Молодой гвардии», а затем секретарем по молодежи в «опасный» Союз писателей РСФСР (сейчас Сережу не видно; за точность не поручусь, сам сего имения не фотографировал, но упорно болтают, будто живет Сережа «Подвознесенский» рядом с Гусинским в папином имении в Испании; всегда за болтовней что-то есть, пусть даже и в сильном искажении).

Так вот: открыто напасть на Семанова значило для Файнштейна «засветить» свою «обрусевшую» Иру. А тут еще и в редколлегии «Человека и закона» состоит сам первый зам. министра внутренних дел, зять Брежнева Чурбанов. Выходило, что Андропову как-то уж совсем не с руки было охотиться за Семановым.

Было и еще одно немаловажное обстоятельство. Только что дроднел юбилей Михаила Шолохова, на праздновании которого Семанов был весьма востребован, многие юбилейные статьи были за подписью Семанова. Ясно было, что Член ЦК КПСС Нобелевский лауреат Шолохов встанет за Семанова. И второй член ЦК КПСС – уже от армии – зам министра обороны, Маршал Советского Союза Кирилл Семенович Москаленко тоже был опекуном Семанова, только что написал восторженное предисловие к книге Семанова «Брусилов», которая как раз легла на стол Брежневу. Москаленко был командующим 38-й армией, в которой политическую работу вел Брежнев, и они подружились на всю жизнь. Возможно было, что и Москаленко заступится за Семанова.

Получалось, что, выступая против Семанова, Андропов «бил» по самому Брежневу: вот твои семейные друзья, каких «антисоветчиков» опекают. Бил по всем нам – русскому лагерю, сразу компрометируя и отодвигая от попытки дружно войти во власть всех нас. Может быть, это слишком красивое сравнение, но, когда окружение Николая Второго сдало Столыпина, оно самого того не понимая, сдало масонам всю Русскую Идею – все русские кадры, которые могли стать рядом с Николаем Вторым вокруг престола и сохранить русский престол. Мы в русском кругу часто вспоминали Столыпина, как его царь сдал, и каждый из нас, с тревогой следя за судьбой Семанова, заранее примерял его судьбу на себя самого. Он вроде вырвался вперед. Но хорошие карьерные предложения делались тогда в русском лагере многим. Но, уж покаюсь, многие однако думали: «А ведь сразу возьмут «они» на мушку, как Семанова. Сережа-то вроде всегда был у нас герой. А смогу ли быть героем я? Выдюжу ли под постоянными пулями-то? Вторым-то, каким-нибудь замом или помощником всегда легче просуществовать. И вроде дело делаешь по силам, и Русской Идее красиво служишь, а спрос меньше. Не всем же Столыпиными вырываться со знаменем вперед и трагически погибать?!»

Я думаю, на наше смятение и рассчитывал Андропов. Показательно, мол, уберу одного героя – присмиреют и другие.

Ну, он и за шкуру свою боялся. Он, конечно, все взвесил. Понимал, что шустрым русским мальчикам вокруг Брежнева и Черненко палец в рот не клади – только и ждут повода откусить. Понимал, какой он тайной не обставит свою охоту на Семанова, те, кто за ним, самим Андроповым, по поручению Брежнева зорко присматривают, тоже острого момента, чтобы свою русскую игру сыграть не упустят. Не Семанова будут защищать – себя всех, а это уже значит, что выходит он войной не на некое лицо, пусть и номенклатурное, но не слишком, а на саму Русскую Идею. Очень, очень опасно. Такое никогда не забывают.

Но тут уж для Андропова всё впрямь было – пан или пропал. Вдруг получить под себя явную «подсидку» – человека, который прет, как на баррикады, и в идеологии, в отличие от него самого крепко образован, Андропов никак не хотел. Это тоже уже было бы для него «finita la commedia».

А о чем думал Брежнев? не знаю, сознавал ли он, что система уже подгнила. И что никакой самый правдивый и принципиальный журнал «Человек и Закон», никакой самый талантливый и умный, солидно образованный и с хорошими связями перспективный русский человек уже не мог ей помочь. Но знаю точно, что Брежнев был недоволен тем, что КГБ Андропова-Файнштейна практически воюет не против агентов противника, не против мафии, а против своих, против опоры Державы – русской интеллигенции. Да к тому же еще именно ГБ целенаправленно распускает слухи про его «брежневскую» якобы нечистоплотность. Раззвенели про супердорогие машины, которые Брежневу за границей дарили и которые он тут же нашим автозаводам разобрать передавал: чтобы лицензии не покупать, а «ноу хау» иметь – мы экономили так валюту. Но сплетничали: ах, какие у Второго Ильича дорогие машины! Сделали жупел из дочери Гали. Она, конечно, не подарок. Пьет, гуляет, подарки принимает. Старея, чтобы прикрыть морщинки, искрящимися бриллиантами обвешалась. Но все это раздувалось до предела. Андропов явно копал под Брежнева, пытался, где возможно, скомпрометировать его. Брежнев это просек, и Андропов подвис. Брежнев «думал». Обложил он Андропова своими замами – друзьями семьи Циневым и Цвигуном. Но явно на ГБ был нужен уже свежий и отчаянно русский человек, которого Брежнев осторожно подбирал. Семанов с его опытом Главного редактора популярного журнала «Человек и Закон», где он не боялся «щупать» Первых секретарей крайкомов, тут очень подходил. Народ бы Брежнева правильно понял.

Но Андропов на то и был Файнштейном, что не сдался, а, почувствовав, что стул под ним качается, пошел на самую грязную провокацию.

Два года по России ходила, вызывая бурную реакцию, самиздатовская книга без подписи «Логика кошмара», в которой автор «откопал» еврейские фамилии жен членов сталинского Политбюро, подлинные еврейские фамилии палачей ЧК и 37-го года и «изобразил историю

КПСС и Советского государства как непрерывную цепь заговоров, переворотов, грубого насилия, задуманных и осуществленных людьми, мечтавшими только о сохранении свой личной власти» (так автора цитирует сам шеф КГБ Андропов). Круто! Факты надо было где-то узнать. Ясно, как считали в ГБ, что такую богатую эрудицию автор мог заполучить только от людей, причастных к спецслужбам и к спецхрану, КГБ стояло на ушах, пытаясь установить автора. Книга «Логика кошмара» из номера в номер, уже в постсоветское время, будет перепечатываться газетой «Русский вестник» за 1992-й год, номера которой будут расхватываться жаждущими продолжения читателями. Она выйдет также двумя отдельными изданиями в 1992 и 1994-м годах, в 1996 году благодаря авторитетному издательству «Verlag der Freunde» дойдет и до широкого западного читателя. И все узнают имя автора – серьезный историк Анатолий Михайлович Иванов, отмотавший уже срок, но оставшийся верен русской идее.

Ведомству Андропова – выследили таки! выдали иностранные дипломаты, с которыми он пошел на контакты – это имя стало известно раньше в феврале 1981-го года. Слежкой устанавливается, что А.М. Иванов – завсегдатай художественного салона Ильи Глазунова и, случается, посещает кухню Сергея Семанова. Какая удача! не делается никаких следственных действий, не допрашиваются ни сам Иванов, ни свидетели. Еще идет подготовительная рутина. Еще совершенно не подтверждены факты. Есть только зыбкий донос. Но Андропов-Файнштейн уже пишет закрытую записку в Политбюро. Его не останавливает, что Глазунов – выдающийся русский живописец и что Семанов – известный историк и «высшая номенклатура» – главный редактор журнала «Человек и закон». К черту законность. Не нужно никаких доказательств и признаний виновных. Андропов играет ва-банк.

В обход «кадровика» Черненко он разослал членам Политбюро провокационную «закрытую записку» от 28 марта 1981 года – про ужасных, подрывающих, мол, все устои советской власти заядлых «русистов». Обратим особое внимание, какой уровень – закрытая записка в Политбюро. То есть все ставится на карту. Испытанное ленинско-яковлевское клеймо – «черносотенцы» Андропов письменно наклеить однако благоразумно не решился – не те фигуры, сразу бы в Политбюро все брезгливо замахали руками. Это грязное клеймо Андропов оставил для устных кулуарных шепотков своим людям на ухо. Поэтому вроде нейтральное – «русисты». Заклеймив Иванова, Андропов переходит к Глазунову. На Глазунова он уже записку в Политбюро в 1976-м году писал: «Глазунов – человек без достаточно четкой политической позиции, есть, безусловно, изъяны и в его творчестве. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям». Но изолировать всемирно известного художника или даже выслать, как Солженицына, на это уже рука ни у кого не поднимется. Поэтому Андропов всего лишь призывал: «Было бы целесообразно привлечь его к какому-то общественному делу, в частности к созданию в Москве Музея русской мебели». Мол, пусть лучше мебель собирает, только бы вызывающе русские картины не писал. Поэтому, походя лягнув еще раз Глазунова, подмоченный шеф всесильного КГБ переходит к главной цели своей записки – обрушивается на Семанова и, по сути, обвиняет Семанова в том, что он – лидер теневой «Русской партии в КПСС» и готовит контрреволюцию.

Андропов предложил «русистов» незамедлительно репрессировать, потому что, – Цитирую подлинник: «согласно документальным данным, противник (мол, не наши какие-то надуманные наветы КГБ, а сам идеологический противник! и, мол документы на то есть! – А.Б.) рассматривает этих лиц как силу, способную оживить антиобщественную деятельность в Советском Союзе на новой основе». Дальше идет умелое нагнетание: «Подчеркивается при этом (самим, мол, врагом подчеркивается! – А.Б), что указанная деятельность имеет место в иной, более враждебной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя так называемые “правозащитники” (эко как! но для Андропова всегда русские патриоты были большими врагами, чем евреи-диссиденты – А.Б.)». И Андропов грозно пугает Политбюро: «Изучение обстановки среди “русистов” показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность движения, обретает организационную форму». Ох, как надо хорошо знать психологию Брежнева и уметь Леонида Ильича организационной формой пугануть! Уже, мол, все у них готово. А дальше призыв к репрессиям: «Опасность прежде всего в том, что «русизмом», т. е. демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, за “спасение русской нации”, прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя». Откровенные враги советского строя! Жестче не скажешь.

Это все точные подлинные цитаты из совершенно закрытого документа. Как видим, не бедно Андропов Брежнева на массовые репрессии против русских провоцировал. Сталин бы после такой «убедительной», – со ссылками на перехват секретных документов в посольствах США, Италии, ФРГ и Канады, – совершенно жуткой оперативной докладной сразу бы всех расстрелял. Причем, вынося свой пасквиль на Политбюро, Андропов играл с огнем. Он не мог не понимать, что скрытая внутренняя партразведка (а такая, начиная со Сталина, под разными названиями, но со строго конфиденциальной, особой номенклатурой была закулисно у всех генсеков; балбес Хрущев только ею пренебрегал, а чем кончил?) отслеживает его ходы. Не мог не знать, и что всесильные помощники по Политбюро Владимир Васильевич Воронцов (у Суслова) и Иван Иванович Кириченко (у Черненко) обожали Сергея Николаевича – обходительного, стройного, с киношно «белогвардейской», сводящей с ума дамское общество выправкой (как когда-то дамы умирали по душке Керенскому, так теперь умирали по душке Сереженьке). Но главное для помощников: всегда особо информированный, он щедро и великодушно, и совершенно неназойливо, будто в винт играючи, советовал, как умно что доложить, чтобы переиграть «арбатовых» и «бовиных». А еще охотно снабжал «своих» (а оба помощника были для нас именно в доску своими, до кончиков волос русскими!) достоверными, занимательнее Пикуля, анекдотами из родной русской истории, чем они могли потом блеснуть перед «шефами». Андропов не мог не просчитать, наконец, и что Воронцов и Кириченко тут же кому надо сигнализируют, а уж те прямо «Второму Ильичу». И Брежневу особо близкие люди, в первую очередь дочка и зять и кое-кто из обласканных, готовых голову положить за Второго Ильича, знающих, проверенных на самом опасном деле – еще в заварушку со свержением хитрована Никитки Кузькиной Матери! – друзей дома, конечно, все сразу объяснят в лицах и со всеми пикантными закулисными подробностями.

Но Андропов понимал и другое: что времени у него уже, чтобы дорваться до власти (а для этого ему надо было, как минимум, разгромить теневую «Русскую партию»!) практически уже нет, и потому он сугубо по-фарисейски и саддукейски отчаянно блефовал. Для убедительности он даже стал на Политбюро якобы отслеженную картинку рисовать: показывая в лицах, как будто бы вызывающе нагло, беспардонно антисоветски, – ах, антибрежневски! – держал себя Семанов в посольствах США, Италии и Канады, в которых Семанов никогда не был. Но чего не приврешь, не нарисуешь ради «дела».

Однако Брежнев даже и на «расписные картинки» не клюнул. Не взбесился. Помнил по рассказам самого же Андропова, как тот коварно лгал «лохам» – венгерским аппаратчикам в глаза при подавлении Венгерского мятежа, рисовал тем то, чего никогда не было, горы золотые, обнимался, целовался и… отвез в тюрьму. Брежнев таким же доверчивым «лохом» для коварного Андропова быть не захотел. Он опирался на теневую «Русскую партию внутри КПСС» в ее сдерживающем напирающих либералов-иудеев противостоянии. Брежнев на Политбюро категорически возразил против предлагавшихся репрессий. Он сразу сообразил, что у Андропова «под ковром», и прежде всего вообще категорически запретил трогать кого-либо из «патриотов». «Нам новый 1937-й, да еще против своих русских государственников, опоры державы, не нужен. Скорее всего КГБ просто попало на изощренную провокацию со стороны западных посольств. Меня на такие “фу-фу” не возьмешь. Я не Никитка Кузькина Мать. Сразу топать ногами не начну. Андропов прав, что доложил. Но поговорили – и спасибо за бдительность. Никаких лишних телодвиженией! Поговорили и забыли!»

У Брежнева вообще была отработанная метода, если, что ему явно не нравится, то прямо не возражать, а – засекретить. Самый яркий пример. 22 сентября 1981 года, пока Брежнев болел, Суслов осуществил сатанинскую мечту свой жизни – протолкнул постановление ЦК «Об усилении атеистической пропаганды». Когда, в переполошившейся «семье» Брежневу с ужасом в глазах об этом донесли, он не стал отменять решения, а – просто засекретил. Да так засекретил, что ни в один обком для осуществления оно не дошло, «испарилось», как будто его и не было.

Такова была осторожная внутренняя логика Брежнева и в отношении «русистов» Однако тихие неясные слухи по верхам все-таки поползли. Не про «русистов». Самого этого слова – андроповского «новояза», никто даже не узнал. А поползло, что что-то, мол, вокруг Семанова было. И тут побитый Андропов сделал ответный ход, чтобы подставить «Второго Ильича». Люди Андропова стали с расширенными глазами шептать одно слово «Сочи». И, на всякий случай, Коллегия министерства юстиции отправила Сергея Николаевича, без всяких объяснений, на творческую работу, опять же тихо шепнув ему самому: «Сочи».

Только через полгода просочиться, что вовсе не из-за борьбы с коррупцией обсуждали на Политбюро Семанова. Но к этому времени Сергей Николаевич был на партучете в Союзе писателей.

Повторим, Брежнев никогда ничего не решал с ходу. Как когда-то Александра Николаевича Яковлева, даже раскусив его провокационную антирусскую сущность, он убрал в ссылку не сразу, а хорошенько подготовив операцию. Так и тут: он изучал, обсасывал вопрос! Но, раз уж человек сам перешел на творческую работу, то, пока круги на воде от брошенного Андроповым во всех «русистов» (понцмай, «черносотенцев»!) камня не разойдутся, может и впрямь, надо повременить с выдвижением Семанова?

Или все-таки выдвинуть? мы давили. Мол, дали Семанову встряску, он не дурак – поймет, подправит свое поведение, а теперь поставьте его, куда планировали. А планировали, насколько я был информирован, очень высоко. Человек, работая в советской юстиции опыта набрался, человек «милицейский», значит абсолютно свой. Почему его не подложить под самого Андропова? с перспективой. Надо омолаживать Лубянку. Тем более, что уж теперь-то, после андроповской записки, «русисты» с «андроповцами» уж точно не сговорятся?! Второй Ильич тоже был не лыком шит – ему эта идея очень пришлась по душе. Уже готовились в аппарате «бумаги». Мы опять почувствовали себя на коне. Очень на коне.

И тогда Андропов делает второй ход – решает сдвинуть с точки замерзания начатую им, но после недовольства Брежнева придержанную операцию против «русистов». В августе 1981 года таки арестовывают Анатолия Михайловича Иванова. Но тот тертый орешек – уже посидевший порядком, поэтому так-то просто его не раскрутишь. Только через полгода руки следователей доходят до Семанова.

В это время в стране происходят два настораживающе синхронных события, в результате которых Брежнев остался без своей главной опоры в секретариате ЦК и без своей главной опоры в КГБ. До мнительности одновременно Старуха с косой приходит при загадочных обстоятельствах за Цвигуном и вслед за ним сразу за Сусловым.

В ГБ люди Брежнева держались на Цвигуне. Все особые связи, особые досье, повязанные на партию, были у него. Многие контакты, в которых были задействованы совместно и ГБ и партийная «контрпропаганда» шли только через него. Я с Семеном Кузьмичем был в особых отношениях – рискуя вызвать недовольство Андропова, – активно поддерживал его в коридорах власти. И даже демонстративно рецензию на его книгу «Тайный фронт» написал («Молодая гвардия», № 10,1974) – под знаковым заголовком «Шпионаж меняет лицо», в которой, отсылая читателя к своему нашумевшему «Силуэту идеологического противника», развивал те идеи и особо подчеркивал, что противник переключился на использование агентов влияния. Верный своей манере я подключил дополнительный закрытый материал. И даже несколько двусмысленно, но, главное, имя Солженицына назвал – вопреки распоряжению Андропова великого писателя не при коем разе не упоминать, а погрузить в забвение. И расставил акценты так, что Цвигун в моей рецензии выглядел таким мыслителем на главном участке – борьбе с сионизмом, что хоть завтра делай его министром. Цвигун не скрывал своих симпатий к «Молодой гвардии». К Андропову захаживали «бовины» и «арбатовы». К Цвигуну «Ивановы» и «фирсовы». Незадолго до его смерти он советовался относительно кандидатуры на ГБ – как бы для верности с разных сторон одного и того же, еще молодого подсказать человечка. Его личные отношения с Андроповым были уже натянуты до предела, но себя он трезво отвел: поймут нас только, если подскажем молодого с именем.

Мы строили большие планы. Но 19 января 1982 года С. Цвигун вдруг, согласно заключению «кремлевки», покончил с собой. Якобы застрелился после того, как неудачно попытался по поручению Андропова раскрыть глаза Брежневу на похождения дочки Гали. Сивый бред, распространявшийся на простаков людьми Андропова! да Брежнев сам прекрасно о Галиной дури знал и с нее не раз слово брал перестать пить – остановиться. Это была его боль, и он сам искал сочувствующих ему. И они были с Цвигуном слишком на «ты», чтобы Брежневу обидеться на сочувственную информацию о болезни и очередной запой дочки. Нет, тайна вдруг «застрелившегося» Цвигуна – в одной цепочке странных смертей в борьбе за власть. Во всяком случае, достоверно одно, что со смертью Цвигуна самому Брежневу стало – ходи по даче да оглядывайся.

Брежнев понимает, что его обложили. И он принимает решение срочно перевести Андропова на «выдвижение» с Лубянки в Большой Дом, пусть полномочия сдаст, а уж потом… Так и Сталин, всегда осмотрительно поступал, когда убирал главных чекистов.

Но 25 января 1982 года неожиданно «умер от инсульта» серый кардинал при Брежневе Суслов. До этого он был совершенно бодрый. И даже к «инсульту»… надо же, приготовился. Словно зная, что его трахнет, заранее прибрался у себя в сейфах. И напоследок загадочно сделал всем ручкой – унес с собой в могилу всю теневую структуру партийной контрразведки Брежнева, оформленную под контрпропаганду, слившуюся с ней и маскировавшуюся ею, как бы растворенную в ней. Многие видные и не самые видные политики после смерти Суслова оказались «на свободе». Как при крепостном праве: барин умер, оставил завещание – все его крепостные получают вольную. Черненко кинулся занимать кабинет Суслова, мгновенно переехал, но сейфы и шкафы в сусловском кабинете оказались пусты. Помощник Черненко Виктор Васильевич Прибытков пишет: «В ЦК КПСС существовало непреложное правило – после смерти любого Секретаря ЦК, его архив в обязательном порядке изымался, анализировался и помещался после сортировки в сверхсекретный сектор. Такие архивы оставались практически у всех – у кого больше, у кого меныуе. Архив Микояна составил не меньше трех здоровенных грузовиков, потому Микоян и был не потопляем. Исключение составил лишь один человек – главный идеолог партии Михаил Андреевич Суслов, после которого не было обнаружено никаких архивов». Даже «особой важности особая папка» (сверхсекретная документация) исчезла. Все досье Суслова исчезло, растворилось, как золото партии, в адском небытие. До сих пор нигде не всплыло. Значит, впрямь утрачено навсегда.

Это был второй мощный удар судьбы (Андропова?) по Брежневу. Конечно, Брежнев и Черненко кого-то помнили, кого-то срочно вызвали. Но восстановить саму тайную структуру так и не сумели.

А Андропов не торопится переезжать с Лубянки. Он весь, как натянутая струна. Он хочет заранее знать, кто придет на его место.

А теперь интересное место из опубликованного дневника С.М. Семанова: «26 марта 1982 года рано утром за мной приехали два приятных молодых человека и предъявили ордер на допрос».

Я ни на что не намекаю. Но просто сопоставьте даты – как раз в эти дни Черненко поручили подготовить окончательную кандидатуру на освобождаемый Андроповым «второй трон», то есть на КГБ. И Черненко жаловался в доверенном русском окружении, что кандидатуры практически нет. Федорчук с КГБ Украины, которого предлагает Щербицкий, как своего человека, на самом деле, когда мы покопали, предстал человеком, то ли не слишком энергичным, то ли даже с двойным дном. А русская кандидатура, мол, была, да сейчас с ней уже не вылезешь. И не заикайтесь даже мне о ней.

Повторяю, я ни на что не намекаю, но такие люди, как Андропов, ничего никогда не делали случайно, на том так высоко и поднялись. Убрать «со стола» вовремя нежелательную карту – это высший пилотаж политической игры.

Но вернусь к мемуарам Семанова: «Я разбудил жену, шепнул ей на ухо, кому звонить, если “задержусь”, и мы сели в машину. Судя по маршруту, догадался – везут в Лефортово. Неплохо. Меня проводили через несколько коридоров со стальными дверями, которые гулко захлопывались позади, один из сопровождавших спереди, другой сзади, в кабинете усадили на стульчик против света и т. п. – словом, все шло по учебным приемам. Допрашивали меня в Лефортово два дня, устроили очную ставку с Ивановым. Я все вежливо отвергал, угроз обыска и записи на видеомагнитофон не боялся (во всяком случае, так им утверждал). Признался в пустяках, что когда-то покупал (не брал, покупал) у Иванова журнал “Вече”, оговорив особо, что никому его не показывал, а уничтожил. (Это чтобы мне “распространение” не пришили). На том, подписав осторожный протокол, и расстались».

Кажется, все – пролетело. За что судить? за покупку журналов, которые сам же покупатель, так как они ему «не понравились», уничтожил? за это даже по советским законам дело не пришьешь. И, тем не менее, факт допроса-то был. Семанов в роли как свидетеля, но следствие-то идет. Андропов потирает руки: подходящая русская фигура пока крест накрест перечеркнута. А другую эти простаки не приготовили. Русские на какое-то время обезврежены.

И в мае 1982 года Андропов наконец-то переехал, оставаясь в Политбюро, с опасной Лубянки на глаза в Большой Дом. Даже стал вроде выше – Вторым (рабочим) секретарем, хотя тут они с Черненко «сражались», кто над кем. А на его место с мая 1982 года был переведен с КГБ Украины Виталий Васильевич Федорчук – как авангардный полк Щербицкого, который должен был занять плацдарм и обеспечить приход в генсеки самого Щербицкого, как планировал Брежнев. Мы Федорчука не очень-то приветствовали, но Щербицкому заранее радовались. Приходил на партию и страну заведомый патриот.

Но мы напрасно радовались. Всем нам – хотя конкретно опять Семанову, но тень-то брошена на всех нас! – Федорчук, едва придя, тут же наносит боксерский удар в солнечное сплетение. Сомнительное дело Иванова идет в суд. По чьей заинтересованности попало вдруг в суд «неспешное», «строго засекреченное», сознательно «висячее» дело, читателю, надеюсь, понятно. А суд, ну, прямо знаково состоялся 24 июня 1982-го года в главный масонский праздник – Иванову дали год лагерей, уже им практически отбытый: меньше было дать нельзя – пришлось бы извиняться за арест – и пять лет поражения в правах. На большее приговор при всем гебешном желании никак не тянул. В «Логике кошмара» ведь были приведены достоверные факты, и никаких прямых призывов к свержению советской власти не было. Практически осудили человека лишь за раскрытие имен еврейских жен и еврейских псевдонимов?! Семанов, будучи умным, на неправый суд не явился, взяв больничный. И все равно, хотя суд не проверил «факты» следствия, и.о. Председателя Московского городского суда Л.К. Миронов направляет некое частное определение в Союз писателей: «факты недостойного поведения Семанова должны стать предметом обсуждения Московского отделения Союза писателей и его партийной организации». И какой главный аргумент этого частного определения? «Семанов также показал, что после прочтения очередного выпуска нелегального машинописного журнала “Вече”, в котором помещались статьи Иванова под псевдонимом “Скуратов”, он его уничтожал. Такое заявление Семанова подтверждает, что ему (sic!) была понятна антисоветская направленность журнала. Остальные обстоятельства Семанов отрицал». Вот такая логика советского гебешного кошмара – раз уничтожал, значит антисоветчиной пахло. Как в том анекдоте! но этой логики достаточно, чтобы вроде подтвержденно (ссылаясь на частное определение суда) В. Федорчук написал 4 августа 1982 года записку КГБ СССР в Политбюро об антисоветской деятельности Семанова. За место надо держаться? Даже тень любого возможного конкурента морально уничтожать? Или отрабатывал указание?

А Брежнев? Разве он не понимал, что Семанова просто подставили? Что с самого начала вся эти записки про «русистов» и про якобы антисоветскую деятельность С.Н. Семанова были банальной провокацией, рассчитанной на то, чтобы вывести «Русскую партию внутри КПСС» из игры. Понимал. Ему это прекрасно объяснили в «семье». Но есть правила партийной игры на самом верху. Да и волнует Брежнева больше, как бы Андропова не спугнуть! он с Андроповым воюет. А с Семановым? с ним, увы, как царь со Столыпиным. Хорошая была фигура, да что поделаешь – вот-вот убьют. А мы руками разведем. Он ведь и всерьез почти так сказал, когда ему жаловались, что опять пошла травля русских. Спасибо хоть в отличие от позиции царя со Столыпиным Брежнев все-таки посочувствовал, как бы Семанова не ликвидировали.

Решение: – Работой обеспечен? Писатель? – вот пусть годик, пока снимает выговор, и попишет в стол. А партвыговор ему дать, чтобы гусей не дразнить, а то его затравят, еще физически уберут, раз КГБ замешано, пусть осмотрительнее будет! и вы его друзья, его одного не оставляйте. У нас все бывает. Федорчук явно делает что-то не то. Ну, а с Файнштейном и этими настырными записками против «русистов» давно мне все ясно, как на блюдечке. Под меня, под меня копают! Чтобы у меня поддержки не осталось. Однако самого Андропова, как мелкого Яковлева, увы, в послы не отошлешь. Ни одна себя уважающая страна не примет. А что-то делать надо. Думайте-думайте!..

Я не поручусь за уж совсем документальную точность, но насколько мы были информированы, именно такой ход мыслей был у Второго Ильича. Мы ждали, когда уберут в послы Андропова. Когда все-таки придет Щербицкий.

Однако к великому урону для судьбы страны Виталий Васильевич Федорчук хоть и получил в свои руки все нити, но связать их не смог или сознательно не захотел. Верхушка ГБ не сумела или не захотела взять на контроль закулисную игру. Из Большого Дома, используя свои отработанные каналы связи и прежде всего закадычную дружбу с главой «Кремлевки» – всезнающим доктором Чазовым (даже его засветить Федорчук не сумел или не захотел), Андропов все-таки переиграл поразительно быстро вдруг, как по мановению волшебной палочки, совсем одряхлевшего Брежнева. И как тот уже даже гласно ни прочил себе в преемники Щербицкого, как ни собирался на ближайшем пленуме лично из рук в руки передать тому власть, однако не сложилось у Брежнева этот свой самый последний, широкий и мудрый жест сделать. Не дождались мы пленума.