Текст книги "Русский орден внутри КПСС. Помощник М.А. Суслова вспоминает"

Автор книги: Александр Байгушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)

И уж, конечно, все эти остроты гебешными и партийными спецслужбами, как положено, оперативно доводились до ушей Андропова и членов Политбюро. Сам Яковлев вспоминает, как от него в испуге отвернулись даже единомышленники-евреи: «Арбатов, мы с ним играли на бильярде, сказал мне: “Тебе, Саша надеяться не на что. Тебя не утвердят”. Тогда мы были с Арбатовым в “никаких отношениях”. Это потом стали друзьями. Тем же вечером Александр Бовин с присущей ему прямотой сказал: “Ты, Саша, не расстраивайся, мы тоже подложили дерьма в твой карман”. Надо полагать, соответственно настроили Андропова».

Но Яковлев не был бы Яковлевым, если бы сдался. Он решил всем все-таки показать, какой он умный. Доказать, что его напрасно русская закулиса смешала с грязью, что он, не хуже Троцкого, обладает красноречием и умеет переубеждать.

15 ноября 1972-го года он опубликовал в «ихней» «Литературной газете» обширную статью на разворот «Против антиисторизма», подписанную жирными буквами «А.Н. Яковлев». Этого-то то мы и ждали.

Про статью Дементьева сам Яковлев потом цинично объяснял: «Статья Дементьева была полна лукавства. Это очевидно. Но тогда нельзя было обойтись без использования марксистских банальностей. И, тем не менее, несмотря на искусственную оболочку…». Про собственноручное творение, хотя рука была одна, он объясняет то же самое: «Моя статья, как и статья Дементьева, была выдержана в стиле марксистской фразеологии. Я обильно ссылался на Маркса и Ленина, и все ради одной идеи – в острой форме предупреждал общество о нарастающей опасности великодержавного шовинизма, местного национализма и антисемитизма».

Понятно, почему Яковлев так настойчиво себя выставляет Борцом с антисемитизмом – это для «жидойствующего» как клятва: «я свой», «я «весь ваш».

Вся статья была образцом двурушничества и ползучей конвергенции. Ища поддержки в определенных кругах, он как только не заигрывал с «интеллигенцией», как только ее не ублажал. Отбарабанив, как пономарь, довольно бессвязные цитаты из В.И. Ленина и… Л.И. Брежнева, то есть «отметившись».

Прямо конвергенцию Яковлев не пропагандировал. Но в первом «информативном» разделе своей статьи, «свернутом» по принципу талмудистской (= сионистской) конфеты, где информативное ядовитое содержание формально завернуто в якобы отрицающую его (= прикрывающую) обложку, Яковлев пересказывал даже – «предшественника нынешних теоретиков конвергенции Вернера Зомбарта, уверявшего, что класс образуется на основе убеждения групп людей в их общности». То есть показывал свою полную посвященность в еврейский «самиздат».

Затем Яковлев цинично обрушивался на концепцию «истоков», которая, мол, дремуче не признает «сторонников “интеллектуализма”». То есть тех «интеллектуалов», взгляды которых он подобострастно пространно изложил. Он возмущался: «По адресу сторонников “интеллектуализма” мечутся громы и молнии, а сами они именуются не иначе как “разлагатели национального духа”». И обрушивался на «Лобанова, Кожинова, Семанова и других апологетов охотнорядчества».

Передергивает и лжет Яковлев – антисемитизма ни Лобанов, ни Кожинов, ни Семанов вообще не касались. Великодержавным шовинизмом и, тем более, охотнорядством они не щеголяли. Однако на воре шапка горит. Передергивая Лобанова, а, тем паче, скрупулезно научно выверенного – чтобы не подкопаешься! – Семанова, приписывая им «антисемитизм» и «охотнорядство», Яковлев невольно сам раскрывался. Невольно показывал, что, как и все «жидовствующие», больше всего боится панически ненавистного им черно-злато-белого знамени Союза Русского Народа, и прояснял свою отщепенческую, продажную, подлую по отношению к русскому народу и Отечеству позицию.

Яковлев возмущался, что «Молодая гвардия» якобы «возвращает нас к давно высмеянной привычке путать понятия «отечество» и «ваше превосходительство» и даже предпочитать второе первому». Больше всего он негодовал, что в младогвардейской антологии русского стиха «О Русская земля!» – «без всяких комментариев опубликовано стихотворение видного русского поэта первой половины прошлого века Н.М. Языкова «К не нашим», в котором есть такие строки: «Вы, люд заносчивый и дерзкий, вы, опрометчивый оплот ученья школы богомерзкой, вы все – не русский вы народ!»

О, как мы потирали руки, радуясь яковлевскому грубому просчету. Ну, вот ты и в наших руках, замаскированный агент влияния! Прежде нам было трудно Яковлева размазать в лепешку, потому что он действовал не от своего имени, а от имени партии. На партию открыто не попрешь. Приходилось действовать «подтекстами», аллюзиями, иносказаниями. А со своей жалкой подписью Яковлев? да кто он такой? Даже не член ЦК. Ну, тряситесь «жидовствующие»!

Теперь, когда «ихний» знаменосец раскрыл напоказ себя, мы получили возможность по нему уже совершенно конкретно, с его названным именем (раз статья им подписана, то уже и тайное имя названо!), повести прицельный ракетный огонь и уничтожить. Повторюсь, мы уже были не те дети, что в начале «русских клубов». Мы развили такую контрпропагандистскую активность, что даже друг Андропов в ужасе отшатнулся от подельника и потом довольно долго его не мог простить.

А мы? мы уж обсосали каждый столбик его не слишком умной и гладкой статьи – Яковлев, как модный тогда у евреев Эльсберг, писал всегда заумно и не точно. В крикливом «приблизительном», жонглирующем наклейками, как булавами, клоунском стиле местечковой «красной профессуры». Одним словом – не Маркс. Поддеть и раскрутить его, не очень-то понимавшего точный смысл иностранных слов, которыми на показуху, на дешевку он пользовался, было не так уж сложно. Тем более, что у нас в руках была сахаровская (придуманная в Америке) подрывная «конвергенция», к которой просто было прицепить и утопить с головой всего Яковлева.

Мы ведь уже знали конспирологическую и катакомбную литературу не хуже, а лучше «их». Мы и цитатки знали, как подобрать и в праведных целях «дожать». Тут же на стол к Брежневу лег подробнейший профессиональный разбор яковлевской статьи с указанием на сомнительные идейные источники, откуда он свои мысли черпает – то есть на еврейскую эмигрантскую прессу, на амальриков и помераниц. Брежнев сам разбираться не стал, никогда не любил что-то долго читать. Но с грозным видом передал все Суслову. А у начетчика Суслова после ознакомления со специальной – параллельными столбиками! – подборкой «зеркальных цитат», волосы дыбом стали.

Семанов издевается в «Русско-еврейских разборках»: «На неловкого авантюриста обрушились все: и сторонники молодогвардейцев, и разбитые сталинисты, и замшелые столпы и профессора соцреализма, и старик Шолохов из Вешенской, и, наконец, был дан повод партийным ортодоксам: как учить партию через “Литгазету”, от имени партии выступать не члену ЦК?»

Да, мы уже умели теперь работать с разными слоями интеллигенции. Всем уши прожужжали, всем адресно цитатки, – каждому именно те, за которые тот, понимали, не сможет, не ухватиться, – «доброхотно» подсунули.

Мы и с националами поработали. Яковлев в мемуарах скулит-жалуется: «Шелест и Рашидов, угодничая, а, может быть, по подсказке “сверху”, инициировали обращения местных писателей, что я “оскорбил старшего брата”, обвинив некоторых русских полуполитиков-полуписателей в великодержавном шовинизме и антисемитизме».

А Михаил Шолохов, к которому мы специально съездили* сообщил в ЦК письмо, что Яковлев грязно обидел честных патриотов и предупреждал, что он поставит об этом вопрос на ближайшем Пленуме ЦК.

Брежнев вслух ругался: «Этот м-к хочет меня поссорить с интеллигенцией!» Суслов кивал. Демичев все понял – вызвал Яковлева, завел наводящий разговор о житье-бытье. Яковлев вспоминает: «В ходе разговора о житье-бытье я сказал, что, видимо, наступила пора уходить из аппарата. Демичев почему-то обрадовался такому повороту разговора. Как будто ждал: “А ты не согласился бы пойти директором Московского пединститута?”». Это уже было номенклатурной насмешкой – с такого-то ключевого поста, при яковлевских-то амбициях?! Яковлев стал проситься хоть в послы к своим заокеанским попечителям – в Канаду. В номенклатуре было принято, что проштрафившихся отправляют в послы. Проситься в США он не решился. Но надеялся, что хоть в Африку, вместо пединститута, попадет. И на следующее же утро лег в больницу – это тоже было в номенклатурных традициях, отлеживаться при крупных неприятностях в Кремлевке, выжидая, пока спадет гнев Самого.

Но тут отлежаться не удалось. Брежнев неожиданно сразу согласился: «Все недовольны! Надо его скорее убирать. Куда-нибудь загнать за Можай. В Канаду хочет? а пускай! Пусть со своей любимой Америкой нам связи из Канады налаживает, и взять его под неусыпный контроль». Вопрос решался настолько оперативно, так Яковлев достал всех, что ни в чем не провинившийся посол в Канаде Мирошниченко был отозван из аэропорта, где находился, возвращаясь к месту работы после отпуска. Десять лет день в день мы не будем видеть Хромого Беса в России. При Брежневе ему дорога на родину, как высланному политическому эмигранту, была крепко закрыта.

В своих мемуарах Александр Николаевич потом скулил, что у него дружба со спецслужбами так в посольстве и не наладилась. Впрочем, почему многочисленны как раз в то время провалы нашей агентуры в Канаде, за которые не хотел отвечать посол?… Боюсь сделать вывод.

Второй Ильич был миролюбив и убирал оппозиционеров не в концлагеря, а в послы. Но Яковлев-то стал сыгранной фигурой, а что делать дальше? Как поступить со сцепившимися насмерть органами печати, выразившими соответственно позиции «Иудейской партии внутри КПСС» и «Русской партии внутри КПСС»?

За кулисой пошли бои по самым принципиальным идеологическим вопросам, в которые оказалась втянута вся верхушка партии и государства. Андропов попытался переложить вину за свои «иудейские» проколы на Суслова. Логика его аргументов изложена в книге Ф.Д. Бобкова «КГБ и власть» (– М., 1995), поэтому я ее попросту процитирую: «Так или иначе, но от идеологической борьбы, от “холодной войны” партия в силу позиции лидеров (надо понимать, Суслова, Черненко и самого Брежнева? – А.Б) полностью абстрагировалась, предоставив эту честь КГБ, вольно или невольно перенося сугубо идеологическую работы партии (sic!) в сферу деятельности специальных служб».

Обвинение нешуточное. Мол, мы-то при чем? Это у вас «ваш» подопечный Яковлев под крылышком Суслова напортачил. Брежнев, Черненко, Суслов занялись разгребанием «завалов». На сугубо частные, «задушевные беседы» приглашались Твардовский, Симонов, Чаковский, Дементьев с «их» стороны. А с нашей стороны Никонов, Софронов, Алексеев, Иванов. Ну, и, естественно, что, – поскольку я был автором «Силуэта идеологического противника» и «Воткнутых деревьев», – то и я.

Мы настойчиво обращали внимание и на «крышу» ведущейся против нас «психологической войны» – на так называемое «Демократическое движение» и на «Проект демократии». Мы доказывали, что это яд в пестрой обертке. Теперь-то все знают по собственному горькому опыту, как «демократы» развалили страну, обрекли ее на распад и экономическую разруху. Теперь-то в глазах всех, даже «ихней» еврейской интеллигенции, они превратились в «дерьмократов» и практически сошли с политической сцены вместе с Егором Гайдаром. Но тогда в середине 70-х годов выступить против «проекта демократии» (циничное название кодовой операции США в холодной войне против СССР) надо было иметь мужество, ибо это значило прослыть сразу неисправимыми ретроградами и консерваторами.

Инструкция «Тактические основы демократического движения», по которой действовали связные западных спецслужб, координировавшие психологическую войну на территории СССР, тщательно прописывала, как организовывать «оппозицию к Политбюро и перманентное сопротивление». Но Андропов тогда носился с идеей «внести раскол» в ряды «Демократического движения», Для чего практически именно КГБ организовывало, например, джазовые клубы (Андропов обожал американский джаз!) или выставки абстрактного и авангардистского искусства и другие «демократические» учреждения в духе западной культуры, в итоге само подготавливая Удобные гнездовья для летевших с Запада идеологических хищников. Не верится? Почитайте мемуары того же «Бобка» – впечатление, что КГБ только тем и занималось, что, – цитирую, – «добивалось разрешения у первого секретаря Московского горкома партии, члена Политбюро В.В. Гришина открыть выставочные залы авангардистской живописи в доме на Малой Грузинской улице и в одном из павильонов ВДНХ». Вот кто, выходит, насаждал «воткнутые деревья»!

Мы же доказывали, что, напротив, надо не «воткнутые деревья» насаждать, а, как в Отечественную войну, программно вернуться на отечественную патриотическую почву. К корням! К Наследию! К ценностям вечным, а не относительным. Мы утверждали, что только так сможем противостоять лже-демократам, проводящим подлую «конвергенцию», – ползучее с Запада духовное растление.

Не знаю, дошли ли наши доводы до сердца руководителей партии? Они только слушали и хмуро молчали. Думаю, что, в свою очередь, «яковлевцы» и «андроповцы» нашли, какую грязь вылить на нас. Уж ретроградами, и консерваторами и черносотенцами, прямыми наследниками ненавистного Ленину «Союза Русского Народа», на краски не скупясь, точно нас представляли. Но, во всяком случае, сделанные выводы были в нашу пользу.

Сменили и провели тотальное «укрепление кадров» «Нового мира». Выкинули всех четверых «евреев» – Лакшина, Кондратовича, Виноградова и Саца. В состав редколлегии были введены первым за все отвечающим замом Д.Г. Большов (мой бывший главный еще в «Советской культуре» – человек, по крайней мере, на «антисионизм» нами проверенный), О. Смирнов, Рекемчук и – на критику – «крепкий мужик» Овчаренко. «Ихнего» главного Твардовского вынудили 12 февраля 1970 года «добровольно» написать заявление.

«Молодую гвардию» пожурили лишь для вида. Вроде бы тоже, чтобы не устраивала шума на весь мир, демонстративно не поднимала всех русских писателей на свою защиту, чуть-чуть реорганизовали; передвинули комсомольского работника Анатолия Никонова, но – тоже главным в шикарный популярнейший журнал «Вокруг света», который на столе у каждого школьника. Суслов лично заботился, чтобы Никонова не обидели ни с окладом, ни с благами. Мы практически дополнительно приобретали в русский лагерь еще новый популярный журнал «Вокруг света». Каким русским рупором его можно сделать?! Рассказывать в каждом номере о русском влиянии во всем мире!

А главным редактором «Молодой гвардии» стал мой близкий друг, молодой зам главного Анатолий Иванов – крепкий орешек, писатель – страшно популярный среди народа, благодаря телевизионным сериалам «Тени исчезают в полдень» и «Вечный зов». Суслов знал, что именно Иванов лично редактировал ту самую мою статью в «Молодой гвардии», без обиняков озаглавленную «Силуэт идеологического противника», с которой пошла аж даже реорганизация в КГБ. Но, тем не менее, именно на Анатолии Иванове все, – то есть Брежнев, Черненко, Суслов и даже поддержавший их Андропов, – остановили выбор. Практически это было великой победой «Молодой гвардии». Наших, «русских клубов», знаковым Сталинградом в русско-иудейской идеологической войне.

Мы не только отстояли Сергея Семанова – именно его брошюрой, как «рассчитанной на массового читателя», и знаково названной «Памятник “Тысячелетие России” в Новгороде» больше всего пугал Хромой Бес! Равно отстояли и всех его единомышленников от нападения идеологического противника. Но и сами, перейдя в контрнаступление, «ихнего» знаменосца – «жидовствовавшего» Александра Николаевича Яковлева скинули. Вот это был «контрабандистский» (контрпропагандистский) удар!

Мы развивали успех. В Закулисе на самом высоком уровне мы добились повторной тщательной чистки в бывшей хрущевской клоаке «АПН» – Агентстве печати «Новости».

Здесь всплывает впервые фигура Михаила Федоровича Ненашева. В известной степени показательная для света и тени в нашей подковерной идеологической борьбе с иудеями. Поэтому я на нем несколько подробнее остановлюсь.

Наш русский «тюфяк», получавший раз за разом благодаря биографии «без примесей» и «русским взглядам» буквально ключевые посты, он начинал в Челябинске в 1967-м заведующим отделом науки и учебных заведений обкома КПСС. И о нем очень хорошо отзывался тогда челябинец «наш» Валентин Сорокин, и его «тащил» тоже челябинец комсомольский вождь Е.М. Тяжельников. Ненашев был в 1975-м взят заместителем заведующего отделом Пропаганды ЦК КПСС – с перспективой на заведующего. Не справился. Но был переброшен на «Советскую Россию», где восемь лет просидел. Но больше ныл: «я не знал много из профессиональных канонов газеты: не знал, как она формируется и управляется, набирается и печатается». Не руководитель, а декорация! Кого-то он сумел из русских выдвинуть. Например посадил на отдел культуры одаренного русского писателя Арсения Ларионова. «Категоричный в суждениях и решениях, принципиальный в позиции Арсений Ларионов», – так отзывается о нем сам Ненашев. Вот кажется и обопрись на такого, сделай его своим первым, таскай за собой, когда тебя перебрасывают на другие важные посты (Ненашев потом был на Госкомитете по делам издательств, полиграфии и книжной торговли и на Гостелерадио – везде проигрывал, потому что приходил без своих кадров). Но сам Ненашев как-то сразу потерялся, никак не мог сам быть таким же, как тот же Ларионов, «категоричным в суждениях и решениях, принципиальным в позиции» – короче говоря, не сумел стать храбрым и умелым полководцем, включиться в тяжелую, за каждый кустик, за каждый окоп, русско-иудейскую войну, хотя знал, на что шел.

В своих мемуарах «Заложник времени» (– М.: Прогресс, 1993) – само название-то «Заложник» какое растерянное! чего же ты «заложником» у «иудейских террористов» себя чувствовал, а не бойцом невидимого фронта?! – он плачется с первых же строк: «Чтобы жить в Москве, не замечая того, что ты не приемлешь (а ведь ты знал, на что шел! на идеологическую борьбу! – А.Б.), нужно в ней родиться. В столице новожитель встречается с многочисленными проявлениями неискренности (а где кто видел искренность в подковерных, на смерть русско-еврейских разборках – А. Б.), лицедейства, групповыми интересами, пристрастиями. В отличие от принятого на Урале, Москва не приемлет прямых отношений, отдавая предпочтение скрытым… Помню, 6 ноября 1975 года, первый Октябрьский праздник в Москве, мы с женой встретили во Дворце съездов, на торжественном заседании, таких же испуганных провинциалов – Н.И. Рыжкова и его жену, Людмилу Сергеевну». Замечу, что Рыжков, стал при Горбачеве председателем Правительства и тоже все провалил. Слова все правильные, русские, а толку от него было ноль. Считался русским, возглавил уже в постгорбачевское время Блок патриотических сил, и тоже, как Ненашев, все прокакал.

Но вернусь к Ненашеву. Какой он сляклый, серый был на контрпропаганде, считавшейся особым отделом «К», потерянным. Я помню по «Голосу Родины», вроде бы он был даже нашим начальником – не газеты, газета шла прямо на Суслова, а Общества «Родина», – но приезжал в «Общество» – одна сладкая болтовня.

Вот и чистка АПН пошла через его, «главного контрпропагандиста», голову.

В «Заложнике времени» он теперь даже довольно подло вспоминает:

«В июле 1976 года неожиданно без всякого участия отдела пропаганды (еще не дорасчищенного от «яковлевских» кадров – А.Б.) было принято решение Секретариата ЦК КПСС «О работе агентства печати «Новости», в котором его работа оценивалась крайне отрицательно, в итоге освобождались от работы председатель правления И.И. Удальцов (от партии – А.Б.) и его первый заместитель А.И. Власов (генерал от ГБ – А.Б.). Одновременно проводилось значительное сокращение аппарата и более 50 наиболее квалифицированных работников («наиболее квалифицированых» с прежней «яковлевской» точки зрения» – А.Б.) увольнялись из агентства по особому списку, до сих пор так и не известно кем составленному. Помню, как трудно было скрыть недоумение, когда этот список М.В. Зимянин, ставший только что секретарем ЦК, вручил персонально мне (но ты же был куратор «АПН», как главный контрпропагандист? хоть в последний раз разуй глаза, сам посмотри, кого ты, лопух, пригрел! – А.Б.) на мой наивный вопрос: «Откуда этот список?» – М.В. Зимянин ответил, что он не уполномочен ставить меня в известность, думаю, что так оно и было. А вот поручение пригласить всех, кто оказался в этом черном списке, и поставить в известность об увольнении это секретарь ЦК был уполномочен мне доверить». И дальше Ненашев патетически восклицает: «К чему я веду речь? К тому, чтобы попытаться ответить: кто же управлял партией?»

А ведь прекрасно знает кто – перетягивали канат то «мы», то «они».