355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Молодчий » Самолет уходит в ночь » Текст книги (страница 14)
Самолет уходит в ночь
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:20

Текст книги "Самолет уходит в ночь"


Автор книги: Александр Молодчий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

«А как наше оружие?» Даже моя сестра-подросток Валя, работавшая на сборке автоматов ППШ, и та интересовалась. Словом, весь наш народ стремился сделать больше и лучше для фронта, для победы.

...Начало лета 1943 года было жарким не только от безжалостно палящих лучей солнца. К зною добавился небывалый грохот разрывов артиллерийских снарядов, авиационных бомб, рокот сотен моторов на земле и в воздухе.

В такой обстановке трудно себе представить состояние людей, зарывшихся в землю или находящихся у артиллерийских орудий. Наверное, не лучше и в стальном панцире танка.

За годы войны нам не раз приходилось видеть землю, кипящую от разрывов снарядов, мин и авиационных бомб. Порой, наблюдая происходящее на земле, думалось, что в таком пекле не осталось ничего живого. Никто тогда не завидовал солдатам и офицерам сухопутных войск. Мне не приходилось бывать на передовой во время артиллерийской и авиационной подготовки. Довелось только наблюдать все это с воздуха. Поэтому сравнивать, где труднее, не берусь. Наверное, везде: и на земле, и в воздухе, и на море – все это выдержать тяжело. Ведь все мы – люди. Но выдерживали. И побеждали.

В эти жаркие дни прекратили полеты на объекты глубокого тыла врага. Обстановка на фронте изменилась. Командование перенацелило наши боевые полеты на ближние цели. Назрела необходимость подвергнуть бомбардировке железнодорожные узлы, аэродромы, крупные склады и войска в тактической и оперативной глубине.

Днем действовала фронтовая авиация, ночью – дальняя, всем хватало работы.

Летая днем и ночью над своими войсками и войсками противника, имея за плечами немалый боевой опыт, мы уже могли определить начало грандиозной подготовки обеих сторон к чему-то решающему. По ту и другую сторону фронта производились усиленные перевозки, на наших аэродромах и аэродромах противника появилось много самолетов. Железнодорожные узлы, аэродромы и даже отдельные ничем не примечательные в обычное время объекты стали усиленно прикрываться противовоздушной обороной. Подготовка проводилась скрытно, но часто наивная маскировка войск противника еще больше привлекала наше внимание. Готовились к сражениям на Курской дуге.

В мае наш полк выполнял боевые задачи по срыву железнодорожных перевозок, уничтожению самолетов на аэродромах противника. Железнодорожные узлы и аэродромы Орла, Брянска, Рославля, Могилева, Полоцка, Смоленска подвергались ночным бомбардировкам. В июне добавились новые цели, мы бомбили железнодорожные узлы Клинцы, Псков, аэродромы Олсуфьево, Сеща и другие объекты. Налеты бомбардировщиков были массированными – мы наносили большой урон противнику.

При подготовке полетов, в ходе выполнения боевых заданий нельзя было не почувствовать во всем хорошую организацию. Создавались пункты наведения. Обозначались линии фронта. Особенно много внимания уделялось четкости в боевой работе. Об этом свидетельствует и тот факт, что во время одного из вылетов с нами на борту находился начальник штаба полка подполковник Алексеев. Он должен был проверить качество выполнения боевой задачи экипажами и, если потребуется, внести соответствующие коррективы. И сделать выводы на будущее.

Подполковник Алексеев штабистом стал уже после того, как довольно много отлетал в экипаже. Он – штурман, списан с летной работы по состоянию здоровья. Так что к самолету ему привыкать не надо Все здесь ему знакомо.

Взлетали мы первыми. Ушли по направлению к цели. Вслед за нами покидал аэродром самолет наведения. Потом осветители.

В такой очередности они и выходили на цель. Самолеты-осветители сбросили специальные бомбы – САБы – оранжевые с зеленым. За ними появились самолеты-зажигатели. В районе цели возникло несколько очагов пожаров.

Теперь дело за ударной группой. В ее составе – наша первая эскадрилья: Даншин, Харитонов, Полежаев и Другие.

Мы находимся в районе цели. Об этом знают командиры экипажей. Вот о выходе на цель докладывает нам Полежаев. Голос у него резкий, по-военному четкий. А вот Даншин. У этого голос сугубо «гражданский», а вообще-то приятный, с благородной интонацией.

– Вышел на цель, – слышу доклад.

Это – Коваль. В нашей эскадрилье он недавно. Но знаем друг друга давно. Курсантами вместе были. После выпуска разошлись наши воздушные и земные дороги. И вот встреча. Да еще какая.

Еще весной сорок второго года по пути с аэродрома приметил человека: летчик – не летчик, пехота – не пехота, понять трудно. В обмотках, в шинели. Присмотрелся – знакомый. Коваль.

– Ленька, что с тобой? – спрашиваю.

– Прибыл в полк. Служить буду, – хмуро отвечает он.

– А что за вид?

– Был разжалован из летчиков...

Оказалось – за невыполнение приказа. Хоть и миллион нюансов, юридических и чисто практических, а факт остается фактом. Война, церемониться никто не будет.

Дело было так. Командир полка – того, где служил Коваль, – во время построения поставил задачу его экипажу лететь на задание на ДБ-3А. А Коваль летал на Ил-4, технику ДБ-3А как следует не знал.

– Не смогу – говорит.

– Ты летчик отличный, – на то ему командир отвечает, – лети.

– Не полечу.

Видимо, острая нужда была, и командир сказал:

– Я приказываю!

– Не буду!

Вот такое перед строем идет препирательство. А оба – горячие. И Коваль, и командир.

– Под трибунал отдам!

– Все равно не полечу. Там разберутся.

А на второй же день – суд. Так и попал он в штрафную роту.

В первом же бою взяли они деревню. Проявил Коваль незаурядную храбрость, мужество. Судимость с него сняли и направили в наш полк. Привез он с собой документы и орден Красной Звезды.

Выслушал его. Пошел к Новодранову. Все ему рассказал подробно:

– Я Коваля знаю. Сверхгорячий он. – И еще добавил: – Был.

– Ну, коли знаешь, так и бери его к себе в эскадрилью.

Я и взял. Так он и летал до конца войны. Два ордена Ленина, два ордена Красной Звезды, другие награды заслужил. В запас из армии ушел подполковником.

Вот и он докладывает. О выполнении задания. Получает разрешение на возвращение.

– Четко работает твой подопечный, – говорит мне о нем начальник штаба.

Вскоре отбомбились все экипажи. Прошелся самолет контроля и фотоконтроля и улетел. Вслед за ними потянули на свой аэродром и мы.

И еще вспоминается свое, близкое. 27 июня у меня день рождения. Были поздравления, рукопожатия. Отметил я свой праздник и успешным боевым вылетом. Но хотелось по-своему, по-семейному, по-домашнему посидеть в кругу друзей, поговорить и помолчать, взгрустнуть и пошутить, вспомнить. А с кем же вспомнишь, как не с близким другом, с которым все прошел и пережил?

Возвратившись с боевого задания, я поджидаю самолет с хвостовым номером «8». Его пилотирует Герой Советского Союза гвардии майор Гаранин, мой друг Алексей, Леша.

Расчетное время посадки прошло, все самолеты полка, летавшие в бой, возвратились, благополучно произвели посадку, зарулили на свои стоянки. А «восьмерки» Гаранина все нет и нет. Вот и светать стало. Ко мне подходит инженер нашей эскадрильи капитан технической службы Редько. Стоит, молчит. И что сказать? Вместе молча идем на командный пункт полка: может, услышим что-нибудь обнадеживающее. Начальник штаба подполковник Алексеев на наш немой вопрос только руками развел.

– В последней радиограмме экипаж Гаранина, – говорит он, – доложил, что задание выполнено. И на этом связь оборвалась.

Наземные радисты старались восстановить связь с пропавшим самолетом – все напрасно.

Я так верил, что Леша Гаранин вернется. Перенес празднование дня рождения на завтра. «Вместе с Лешей отметим», – сказал друзьям. И те согласились:

«Да, вместе с Лешей...»

Но не было его и на второй день.

И тогда мне стало понятно: никогда больше не придет он на мой день рождения...

...5 июля 1943 года началась грандиозная битва на Курской дуге.

Мне не раз в воздухе приходилось быть свидетелем начала крупных операций. Как правило, начинались они с сильной артиллерийской и авиационной подготовки, ее кульминационный период – в самом начале, а через час-другой все затихает.

На Курской же дуге мы наблюдали нарастание артиллерийской дуэли, днем и ночью над войсками висели десятки, а порою и сотни самолетов. Шли ожесточенные воздушные бои больших групп истребителей. Бомбардировщики обеих сторон наносили удары по наземным объектам. Авиация дальнего действия подходила к полю битвы в сумерках, когда наступала темнота на земле, но на высоте было еще светло. Всю ночь мы сыпали бомбы по важным крупным объектам и по опорным пунктам противника в районах Белгорода, Сенькова, Озерков, Хмелевой, Дудина, Федоровки, Наумовки, Березовец, Гусева и других.

В последующие дни и ночи сражение расширялось по фронту. Вскоре на Харьковском и Брянском направлениях тоже забурлила земля от разрывов авиационных бомб и артиллерийских снарядов.

Кто наступал? Кто оборонялся? Разобраться с воздуха было трудно, а порою и невозможно. До 15 июля на наших полетных картах линия фронта, обозначенная красным и синим карандашами, почти не менялась. Наконец начальник разведки полка сообщил, что наши войска на обширном фронте перешли в контрнаступление.

Судьбы побратимов

10 июля 1943 года. Ночь. Самолет капитана Полежаева отбомбился и возвратился на аэродром. Пока технический состав готовил машину к повторному вылету, летный экипаж, написав боевое донесение, перекусил и тут же под самолетом «быстренько» поспал. Мы ведь привыкли спать в любом положении. Некоторые умудрялись дремать даже стоя. Нам, молодым, здоровым парням, не нужны были тепличные условия, мы ко всему приспосабливались быстро. Да и только ли молодые?

Через несколько часов самолет, заправленный горючим, маслом, с запасом бомб и патронов снова поднялся в воздух. Экипаж бомбардировщика в составе летчика капитана Полежаева, штурмана старшего лейтенанта Московского, стрелка-радиста старшины Агентова, воздушного стрелка старшего сержанта Ревтова ушел на боевое задание. Взлетел и больше на свой аэродром не возвратился.

Тяжело восприняли мы это горестное известие. Но шла война, и как бы ни было тяжело, нужно все переносить мужественно. И мы научились не давать горьким переживаниям вырываться наружу, молча глотали слезы, боясь моргнуть, чтобы они не потекли по щекам...

Но прошло какое-то время, и полк облетела радостная новость: возвратился Семен Полежаев! Он – в столовой. Вот все и торопились туда.

Да, в столовой, в кругу своих товарищей, действительно восседал гвардии капитан Семен Антонович Полежаев.

– Вы помните, что взлетели мы девятнадцатого июля, взяли курс на запад, – рассказывал. – Было около двух часов, когда показалась цель. На железнодорожной станции Карачев – пожары. Это результат нашего первого боевого вылета.

Высота 3000 метров. Штурман выводит машину на боевой курс. Расчетные прицельные данные установлены на бомбардировочных агрегатах. Несколько небольших доворотов, потом команда – так держать. Бомбы сброшены, и машина, послушная рулям, легла, в развороте на новый курс – домой.

В это время воздушный стрелок Ревтов доложил:

– Зенитки перестали стрелять. Все ясно – жди «мессеров». И тут же второй доклад:

– Параллельным курсом нас догоняет неизвестный самолет.

Вслед за этим оба воздушных стрелка открыли огонь из бортовых пулеметов. Корпус самолета дрожал от длинных очередей. Но вот добавился новый треск и хлопки. Разноцветные трассы прошили крыло самолета, и оно вспыхнуло. Пушки «мессера» все же посильнее пулеметов.

«Прошили, – подумал Полежаев. – Ну ничего, до линии фронта недалеко. Надо только сбить пламя».

Летчик закладывает скольжение, но это не помогает. Огонь быстро окутывает половину самолета. Пламя проникает в кабину. На Полежаеве загорелись унты, пламя лижет лицо. Дальнейшая борьба с огнем бесполезна. Нужно выбрасываться на парашютах. И летчик дает такую команду.

Тут же Семен услышал доклад стрелка-радиста Агентова и стрелка Ревтова:

– Мы пошли.

Штурман повернулся к летчику и что-то медлил. Полежаев повторил приказ:

– Немедленно прыгай!

Владимир Московский открыл люк, еще раз глянул на Семена и скрылся за бортом самолета.

Последний раз посмотрел командир экипажа на приборы: высота – 2000 метров, скорость – 300, на бортовых часах – два ночи. Мысль работает молниеносно и четко. Последний вопрос себе: «Что еще в моих силах?» И тут же отвечает: «Больше ничего!» В воздухе, как и на море, командир покидает борт терпящего бедствие корабля последним.

Капитан Полежаев открывает колпак машины, становится ногами на сиденье и вываливается за борт. Набегающий поток воздуха подхватывает тело. Удар. И тишина. Началось свободное падение.

– Парашют раскрылся безотказно, спускаюсь во тьму, – рассказывал Полежаев. – Вдруг в воздухе подо мной взрыв. Понял: это мой самолет. И до земли не долетел. Вижу, как падают горящие детали рассыпавшейся от взрыва машины.

Летчик приземлился, пошевелил руками, ногами – целы. Только лицо жжет. Значит, обгорело. Погасил и свернул парашют. Кое-как зарыл его, туда же кинул шлем, перчатки, унты. Все это летом на земле ни к чему.

Наступал рассвет. Слышен лай собак и пение петухов. Недалеко деревня – наверняка занятая немцами. Надо уходить. Перебрался на ржаное поле. По полетной карте определил свое местонахождение. Находился примерно в пятнадцати километрах от линии фронта. С товарищами в такой обстановке вместе не собраться. Надо действовать самому – пробираться к линии фронта.

А по шоссе (надо понимать, в направлении на Орел) несутся вражеские автомашины, переполненные солдатами, идут танки. Значит, днем передвигаться нельзя, увидят. Надо наметить маршрут на ночь. Все определил. Тут же, во ржи, и прилег, заснул. Стало легче. Вечером, набрав в карманы зерна, переполз через железную дорогу, обогнул какой-то хутор. Дальше идти было опасно. Да и не известно, куда. Необходимо днем снова разведать. Утром пошел дождь. Полежаев смотрел, как вода наполняет полевые борозды, подставлял под струи обожженное лицо и облизывал шершавые губы.

– Эта вода была самая вкусная, – рассказывал Семен друзьям. – Вот так по ночам и пробирался на восток. И теперь я среди вас. Готов лететь на боевое задание.

– Планировать в бой Полежаева нельзя, рано.

Нужно ему подлечиться, отдохнуть, – тут же высказал свое категорическое мнение полковой врач капитан медицинской службы Гаврилов. – Ему необходим отпуск.

И Полежаев его получил. Но использовал по-своему. Подвернулся попутный самолет, и он, с разрешения командира полка, вылетел в свой Саранск. Трудно описать Состояние семьи, когда Семен появился дома. Ведь родные получили похоронку. Начальник строевого отдела нашего полка майор интендантской службы Шестаков действовал точно по инструкции, в указанный срок отправил извещение о гибели капитана Полежаева.

Потом, когда Семен объявился, мы все налетели на «деда» – так называли в полку майора интендантской службы Шестакова.

Но он был невозмутим. Дело канцелярское. Подошел срок – сообщил. Так что напрасно мы на него нападали.

У Полежаева из восьми братьев воевали пятеро, в их числе и Семен, самый младший.

И вот он воскрес! Какая радость разорвать собственноручно свою же похоронку. Что он с удовольствием и сделал – всем смертям назло!

Война... Вижу я ее в двух плоскостях, в двух измерениях знаю: сегодня – радость победы, завтра – горечь утраты.

И когда радостные, возбужденные и, главное, все живые собирались вместе – сколько разговоров было! Вот так неофициально, по-дружески сходились мы, летчики, и говорили, говорили, говорили. Иногда просто так, чтобы не молчать. Но чаще по делу, о боевых буднях. Здесь обсуждали удачные и неудачные полеты, боевые приемы, старые, вчерашние; выдумывали новое, иногда прямо-таки фантастическое. Спор разгорался, превращался в гул вокзальный. Перебивая друг друга, каждый хотел высказать свое, на его взгляд, самое новое, явившееся ему открытие тут, после боевого полета.

Наши корреспонденты знали об этих «заседаниях» нашего летного «клуба» в столовой и не упускали случая поприсутствовать здесь с блокнотом в руках. На этих неофициальных диспутах говорили все, даже совсем молчаливые люди. В шуме, в этом всеобщем гаме трудно вставить свое слово. А такое еще сильнее разжигает желание, обязательно хочется высказаться. И вот в разгар споров, когда казалось, что все говорят, а слушать некому, выбрав удобный момент, молчавший всегда Сергей Даншин сказал:

– Нас фашисты не собьют. Мы если погибнем, то разве что на взлете с бомбами.

И эти слова никого не удивили. Да, фашисты не собьют этот опытный экипаж, прошедший многие преграды, не раз побывавший у черта в зубах. Герой Советского Союза гвардии майор Даншин, его боевой штурман кавалер многих боевых орденов гвардии капитан Ширяев действительно прошли через пекло войны. Их бомбардировщик был над Кенигсбергом и Данцигом, они прорвались сквозь ПВО Берлина, бомбили военные объекты Будапешта, Бухареста, сражались под Сталинградом, на Курской дуге. Во всех крупных операциях экипаж Даншина был в числе лучших. Более двухсот боевых вылетов было на счету отважных авиаторов. По их самолету враг выпустил тысячи зенитных снарядов различного калибра, экипаж отразил десятки атак фашистских истреби гелей. Трудно представить наши боевые будни без участия этого отважного экипажа. Не собьют! Действительно, такой богатый боевой опыт! Сергей Даншин был уверен в своих силах. Техника пилотирования летчиков оценивается по пятибалльной системе – Даншин летал только на отлично. Но этого мало! Такое красивое пилотирование – именно красивое, не просто мастерское! – я встречал редко, а ведь по долгу службы мне довелось летать со многими летчиками, совершил несколько сотен полетов. А еще у Сергея Даншина была крепкая опора – мастерство штурмана, его неразлучного боевого друга Бориса Ширяева.

Не собьют! Да, у нас вырабатывалась уверенность в неуязвимости в воздушных схватках с врагом. И на это были основания. Уверенность в своих силах – это хорошо. Но недооценка сил противника – очень плохо. И плохо кончалась для нас – от самого начала и до конца войны. Трудно все предусмотреть, заранее предугадать. Нелегко вмиг оценить замысел противника, упредить его. А как бороться с зенитными разрывами, если они вокруг самолета, да так густо, что некуда податься – везде сплошные разрывы. Разве в такой обстановке можно что-либо гарантировать?

Вот в таких условиях проходили полеты. Все на пределе. Жизнь и смерть – они рядом. И экипаж Даншина выходил всегда победителем. Поэтому Сергей сказал вслух:

– Нас фашисты не собьют.

И ошибся... Не угадал свою судьбу, судьбу экипажа. Не дошли они до всенародной радости – Победы. Погиб отважный экипаж. 11 сентября 1943 года два друга Не возвратились из боевого вылета. Выли они совсем молодые. Им очень хотелось жить. Глубоко понимая жизнь, они защищали ее, как настоящие мужчины, погибли в борьбе с врагом за продолжение жизни на земле.

У Бориса Ширяева было две дочери, мы это знали. И по рассказам. И на фотографии видели. Есть, наверное, у Бориса внуки сейчас. Они могут гордиться своим дедом.

А Сергей Даншин собирался жениться. После войны...

На могучих крыльях АДД

Во второй половине 1943 года мы все чаще стали обращать внимание на некоторые особенности в работе прожекторов противника. Раньше они одиночно и группами, иногда до десятка, шарили в ночном небе, пытаясь но звуку двигателя нащупать наши самолеты Но вот в районе некоторых важных объектов все стало иначе. Не было там уже этих «слепых» прожекторов. Теперь так: неожиданно вспыхивал луч усиленной мощности и точно попадал в самолет. Тут же включались вспомогательные прожекторы, и уже они продолжали сопровождать цель, а главный выключался. Через некоторое время – снова луч. И опять пойман другой самолет.

Не знаю уж почему, но мы такой прожектор называли «старшиной». Из-за него возросли наши потери. Загадочный «старшина» не давал нам возможности подойти к цели незамеченными. Метод, применяемый некоторыми, – заход на цель с приглушенными моторами – теперь полностью отпал, хотя это и раньше было малоэффективно.

Пока командование и штабы выясняли загадки безошибочной работы нового необычного прожектора, мы приняли контрмеры. Специальные самолеты-блокировщики засекали точное место работы «старшины» и подвергали его бомбардировке специальными бомбами, обстреливали бортовым оружием. В нашей эскадрилье было несколько самолетов с девятью крупнокалиберными пулеметами. На них летали лучшие экипажи старших лейтенантов Н. Харитонова, Ф. Титова, капитана П. Тихонова, мой и другие. Мы-то и боролись с опасным новшеством противника.

Однажды выходим из атаки, делаем разворот для возвращения на свой аэродром. В это время на цель заходил Харитонов. И попал в луч.

Прожектор как вспыхнул, так тут же и погас. По Харитонову ударили другие снопы огня.

– Засек? – спрашиваю Виктора Чуваева, штурмана.

– Да.

– Врежем?

– Надо.

– Тогда командуй.

И стрелкам:

– Всем приготовиться для атаки бортовым оружием!

А мастера огня у нас в экипаже были классные. Воздушный стрелок Леша Васильев, кормовой стрелок Захар Криворученко. Стрелок-радист Жора Ткаченко.

– Ну что, гвардии старшины, дадим прикурить? – спрашиваю.

А они – все в аккурат по званию старшины – отвечают:

– Дадим!

И из девяти стволов – по «старшине»!..

Вскоре стало известно, что у противника в системе противовоздушной обороны появились радиолокаторы. Они-то и давали прожектору точное направление на самолет. Это новшество для нас, бомбардировщиков, было неожиданным. Не дождавшись указаний свыше, мы усиленно продолжали искать возможность снижения эффективности работы радиолокаторов противника.

Надо сказать, что немецкая противовоздушная оборона до конца войны так и не получила достаточного количества радиолокаторов для создания широкой сети контроля воздушного пространства даже на самых важнейших направлениях к крупным военным и промышленным объектам. А эффективность отдельных радиолокаторов не так уж и велика. К тому же мы быстро раскусили слабые стороны радиолокации – использовали естественные и искусственные преграды на местности, бросали металлизированную ленту (это для того, чтобы забить экран локатора помехами, – попробуй определи: где цель, а где не цель!) и другое – и вскоре наши контрмеры дали свой результат. Боевые потери уменьшились.

Более двух лет мне довелось воевать на самолетах отечественного производства. Дальний бомбардировщик Ил-4, при всех своих недостатках, позволял нам наносить удары по различным военным объектам врага. Наши летчики выполняли боевые задачи, иногда казавшиеся фантастическими для самолетов данного типа. Бомбы сыпались на головы фашистов по всему обширнейшему фронту войны, от берегов Черного и до Белого моря. Не было покоя гитлеровцам и в их глубоком тылу. Экипажи дальней авиации на самолетах Ил-4 пробирались всюду и выполняли поставленные боевые задачи. Мы выжимали из техники иногда больше ее конструктивных возможностей.

В августе 1943 года наш полк получил первый бомбардировщик американского производства. Мне, как командиру эскадрильи, пришлось осваивать его первым. Вскоре мой экипаж в составе штурмана старшего лейтенанта Виктора Чуваева, стрелка-радиста старшины Ткаченко, воздушных стрелков Васильева и Криворученко успешно овладел новой машиной. Постоянного правого летчика у нас не было. И вот почему. На боевое задание мы на этом месте возили стажера – или штурмана, или летчика.

Вначале новых самолетов было мало. Да и поступали они по одному-два. Поэтому командование полка поставило перед нами задачу: переучивание на новую технику производить, не прекращая боевой работы на старых самолетах. Задача, нужно прямо сказать, не из легких. По мы ее решили успешно, с минимальными затратами времени и материальных ресурсов. К тому же для тех, кто летал на Ил-4, для опытных экипажей, практическое освоение нового аппарата особой сложности не представляло. Делали по нескольку полетов в районе аэродрома, а боевое применение осваивали, как я уже говорил, методом подсадки к другому экипажу. Так в рекордно короткий срок эскадрилья, не прекращая боевой работы, переучилась на новый самолет.

Теперь трудно себе представить практическую сторону этого дела. Много требовалось от людей энергии, напористости, выносливости, чтобы решать одновременно две такие трудные задачи. Но факт остается фактом.

Наступило 1 января 1944 года. И снова время подводить итоги...

Говоря о самолетах американского производства, хочу отметить, что Б-25 наряду с некоторыми преимуществами по сравнению с нашим Ил-4 уступал ему в дальности полета, имел меньший потолок. А вообще-то самолеты эти в США считались уже устаревшими. Американские летчики имели в своем распоряжении новейшие машины того времени Б-29 – четырехмоторные тяжелые воздушные корабли. Эти «летающие крепости» американцы, дело понятное, нам не давали.

Но техника техникой, а к началу сорок четвертого года у нас было уже около двухсот пятидесяти боевых вылетов в глубокий тыл противника. После ухода Куликова летал со штурманами Овчаренко, Майоровым, Хартюком, Чуваевым, Рудавиным и другими. Больше всего с Чуваевым. Мы совершили с ним около ста вылетов. И всегда он показывал себя умелым и смелым мастером нелегкого штурманского дела. Он уверенно водил самолет по заданным маршрутам, отыскивая нужные объекты, и точно поражал их...

Шел третий год войны. Дальнебомбардировочная авиация накопила богатый опыт. Теперь полет бомбардировщиков на боевое задание без устойчивой радиосвязи с командным пункгом был недопустим. В боевых порядках бомбардировщиков наладили связь в микрофонном режиме. Командир эскадрильи имел возможность управлять в полете своими экипажами. На земле работали десятки приводных радиостанций и радиопеленгаторов, которые обеспечивали полет по заданному курсу днем и ночью в условиях отсутствия видимости земных ориентиров. Поддерживалось взаимодействие с наземными войсками и частями противовоздушной обороны.

Мы совершили успешные налеты на военно-морские базы противника в Рижском заливе. И вот новая задача. Курс – Финский залив.

Для более эффективного использования ударной мощи наших самолетов авиационные полки перебазировались на оперативные аэродромы в районе станции Бологое.

Длинные февральские ночи позволяли нам с аэродромов подскока производить по два боевых вылета в сутки.

Как всегда, выполнению особо важных задач предшествовала тщательная подготовка. На новые аэродромы базирования наши тыловики завезли огромное количество грузов. Солидное дело требует много бомб, горючего, продовольствия. Заранее готовилось не только материально-техническое обеспечение. Нужно мобилизовать и подготовить людей, изучить противника, найти способы преодоления его противовоздушной обороны.

Провели партийные и комсомольские собрания. Летный и технический состав мобилизован – готов выполнять сложную боевую задачу.

Нужно заметить, что в войну нам не предоставлялось специального времени для подготовки к выполнению особо важных задач. Все шло и на этот раз, как всегда: не прерывались боевые действия, но велись они с меньшим напряжением.

Наконец все готово. Об этом доложено в вышестоящие инстанции. Команду долго ждать не пришлось. Она поступила неожиданно, и мы полетели на бомбардировку намеченных целей.

Просто сказать – полетели, да не очень-то просто преодолеть все преграды, приготовленные противником. А ведь два вылета в сутки! И не на второстепенную цель, где слабая ПВО!

Противовоздушная оборона на побережье Балтики была сильной, прорваться к цели, особенно первым самолетам, без подготовки вряд ли было возможно. Крупные важные объекты стратегического назначения противник защищал заградительным огнем. Перед бомбардировщиками вставала сплошная стена смертоносного огня. На малых и на больших высотах одновременно разрывались сотни снарядов различного калибра, тысячи трассирующих пуль летели в различных направлениях, ослепляя глаза, шарили по небу лучи прожекторов. На маршруте, на подходе к цели нас встречали истребители врага, они тоже вели огонь из пушек и пулеметов. Где-то в темноте были аэростаты заграждения. И все это направлено против наших бомбардировщиков. Прорваться к цели было нелегко.

Сложно передать картину воздушных боев, в которых участвовали дальние бомбардировщики. Представить даже трудно страшную картину воздушного штурма, а мы за две ночи четыре раза прорывались сквозь пекло войны.

Помогла хорошая, четкая организация. Теперь не сорок первый год, все продумано до мелочей. Самолетов в воздухе много, все они подходят к цели по заранее расписанному графику. Цель беспрерывно освещалась САБами.

И вот первые бомбы возмездия посыпались на зенитные батареи и аэродромы, откуда могли действовать истребители противник». И это позволило в последующем выполнить задачу блестяще. К концу бомбардирования на вторую ночь противовоздушная оборона врага была подавлена, заданные для бомбардирования объекты горели. Массированные налеты наших бомбардировщиков имели огромное значение.

О выполнении сложной задачи появилось немало материалов в печати. Один из репортажей написал наш старый и испытанный друг военный журналист С. Красильщик. Вот этот фронтовой материал.

«Аэродром одной части авиации дальнего действия. По огромному снежному полю рассредоточены самолеты. На фюзеляжах многих машин, с целью маскировки, окрашенных в белый цвет, четко выделяются надписи: «Беспощадный», «Мститель», «Отважный».

Тишина нарушается гулом запускаемых моторов. Техники в последний раз опробывают их, и члены экипажей занимают свои места. Один за другим самолеты рулят к старту. Взлетают летчики Харитонов, Коваль, Виноградов, Робуль, Чижов и другие.

Десятки экипажей уходят на выполнение боевого задания.

...За штурвалом нашего самолета – дважды Герой Советского Союза Александр Молодчий. Рядом с ним второй летчик гвардии младший лейтенант Петр Шелудько. Наша машина летит над ленинградской землей, недавно освобожденной от врага. Исключительно ясная погода облегчает ориентировку. Хорошо просматриваются железные, шоссейные дороги. По мере того, как мы набираем высоту, понижается температура. Холод достигает 46 градусов ниже нуля.

В составе экипажа – ленинградец, воздушный стрелок Васильев. Семья Алексея Васильева погибла в осажденном городе от голода.

Позади уже остались многие сотни километров. Приближаемся к Финскому заливу. Резко выделяется береговая линия. Летим над заливом, а вдали, на том берегу, уже видна цель.

Интенсивно бьет зенитная артиллерия противника, по небу шарят десятки прожекторов. Лавируя среди зенитного огня, Молодчий ведет самолет к намеченному объекту. Пройдена зона заградительного огня. Прожекторы на короткое время поймали нашу машину, начинают бить зенитки, огненно-красные шары совсем рядом, отчетливо слышен грохот разрывов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю