Текст книги "Хан Узбек. Между империей и исламом"
Автор книги: Александр Юрченко
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Пришли испытания и были они, по словам несторианского автора, воистину таковы, словно церковь была оставлена Богом: «Один из эмиров, по имени Навруз, который не боялся Бога, осмелился и послал письма через посланцев, которые полетели в четыре стороны, подвластные этому государству, с тем чтобы церкви были разрушены, чтобы алтари были разбиты, таинства прекратились, песнопения и перезвоны замолкли, а главы христиан с главами иудейских синагог и их знатные были убиты» (История мар Ябалахи, с. 101). Если в этом проявлялось единство монгольской элиты с иранскими подданными, то значит, что для элиты наступил последний час.
Эмир Навруз, сторонник Газана и начальник авангарда его войск во время борьбы с Байду, был казнен по приказу Газана 14 августа 1297 г. После этого были запрещены гонения на несториан (История мар Ябалахи, с. 105–107). В июле 1298 г. чернь Тебриза разрушила оставшиеся церкви. Газан-хан приказал наказать мятежников (Рашид-ад-дин, Т. III. С. 179). Инициатива религиозной вакханалии исходила от «партии ислама» из окружения Газана. Однако армяне восприняли перемены в религиозной политике как начинание самого ильхана: «Газан начал жестоко преследовать церковь, а благочестивый Гетум отправился в эти горестные времена на восток и утихомирил его» (Армянские источники, с. 84). Приведенные свидетельства показывают, что наступление шариата не осталось незамеченным. При хане Узбеке об акциях религиозного насилия, инициированных властью, неизвестно{40}. Если в Золотой Орде при Узбеке, действительно, ислам был объявлен «государственной религией», как объяснить отсутствие реакции со стороны венецианцев и генуэзцев, пытавшихся закрепиться в Причерноморье?
Вернемся к событиям в Иране. Согласно несторианскому жизнеописанию мар Ябалахи, вышел указ, обязывающий несториан носить пояса и выплачивать специальный налог. «Арабы не прекращали зла и досаждали христианам, как они это делали во все времена. Один из них, по имени Насреддин, стал господином дивана; он получил приказ царя, чтобы христиане платили гезиту{41} и, когда ходят по улицам, носили бы кушаки{42}. И это зло было тяжелее всех других зол. Многие были убиты в городе мира (Багдаде). С них требовали безжалостно гезиту, то есть подушную подать, и заставляли перепоясываться поясами. Если говорить правду, это была не подать, но полное ограбление. Когда они (христиане) ходили по улицам и у домов, их оскорбляли, над ними смеялись и издевались, говоря: «Смотрите, на что вы похожи с этими кушаками, о несчастные?!» И не было ни одного оскорбления, которого они не нанесли бы им, пока Бог не сжалился над ними, не облегчил им всякую тяготу и не удалил от них испытания, которые постигли их со всех сторон» (История мар Ябалахи, с. 114). На исходе монгольского владычества в мусульманской Персии несториане получили роль, сходную с ролью евреев в католической Европе.
Свидетельство несторианского историка показывает, как на деле выглядело провозглашение ислама государственной религией. В исламских странах подушная подать – джизъя – взималась только с немусульман, а именно с христиан, иудеев, зороастрийцев и индуистов{43}. В XIII столетии монгольское завоевание, поставившее на место мусульманского права «Великую Ясу» Чингис-хана, резко нарушило этот порядок: монголы отменили налог на иноверцев в мусульманских странах. За развитием темы проследил И. П. Петрушевский:
«После монгольского завоевания при ханах-язычниках взимание джизьи прекратилось, вместо того стали взимать поголовную подать (купчур, сар-шумар) со всех ра'ийатов вообще, независимо от религии. После принятия ильханской фамилией ислама при Газан-хане взимание джизьи с иноверцев было восстановлено (1295 г.). Но Газан-хан, хотя и ревностный мусульманин, нуждался в поддержке христианских (армянских и грузинских) феодалов, поскольку их ополчения оказывали большую помощь Хулагуидам в войне с мамлюками Египта за обладание Сирией и Палестиной. Да и среди самой монгольской знати влияние христианского элемента (Иринчин{44} и другие эмиры монгольского племени кераитов, как известно, исповедовавшего христианство несторианского толка еще с начала XI в.) при дворе ильхана было еще значительно. Видимо, в связи с этим джизья была вскоре снова отменена Газан-ханом (март 1296 г.) после ходатайства несторианского патриарха мар Ябалаха III. Но при Олджэйту-хане джизья была еще раз восстановлена (1306 г.), на это раз уже окончательно{45}. После подавления восстания эмиров Курмиши, Иринчина и других (1319 г.), в котором приняли участие кераитские эмиры, христианский элемент в среде монгольской знати утратил всякое значение, и об отмене джизьи уже не могло быть и речи»[69]69
Петрушевский И. П. К истории подушной подати в Иране при монгольском владычестве (термины купчур, саршумар, саранэ, джизйэ)//Исследования по истории культуры и народов Востока. Сб. в честь академика И. А. Орбели. М.; Л., 1960. С. 421–422.
[Закрыть].
Увлеченный победой шариата Рашид-ад-дин в одном из писем утверждает труднообъяснимые вещи, мол, и Венеция стала платить джизью ильханам: «Все садры и знать европейских полуостровов, таких, как Стамбул, Бундук (Венеция) и другие, вносят харадж и джизию подобно тому, как они давали [их] халифам Аббасидам – Харун ар-Рашиду, Мамуну, Му'тасиму, Васику и Мутаваккилю, и установили, что каждый год без задержки и промедления они посылают харадж и джизью в столицу Тебриз» (Рашид-ад-дин. Переписка. № 34).
И вновь, сопоставляя религиозную политику монголов в Золотой Орде и Иране, зададим вопрос: собирал ли «мусульманин» Узбек джизью с христиан, живших в Сарае, Хорезме, Маджаре, Солхате? Если да, то почему об этом молчат венецианские и генуэзские источники? Если бы Узбек, действительно, ввел такой налог, то собеседники Ибн Баттуты непременно отметили бы этот факт. Скорее всего, джизья в Золотой Орде не собиралась. Декларативные заявления египетских дипломатов о торжестве ислама не находят подтверждения в структурах повседневности Золотой Орды. И с этим обстоятельством следует считаться. За «торжество ислама» мусульманские дипломаты выдавали обычную практику покровительства той или иной религиозной общине.
Имперские законы действовали в Иране шестьдесят лет (условно говоря, три поколения) и не смогли придать необратимый характер ситуации с религиозными правами меньшинств. Наоборот, с ослаблением власти монголов несториане Ирана, возвысившиеся было при ильханах, потерпели серьезный урон. Для того чтобы оценить масштаб перемен, напомню распоряжение каана Мунке (1251–1259), в изложении Джувайни, об освобождении от налогов духовенства всех религий, представленных на территории Монгольской империи. «Каждый должен платить сообразно своему положению и возможностям определенную для него сумму согласно расчету за исключением тех, которые были освобождены от налоговых тягот распоряжением Чингис-хана и каана, т. е. из мусульман это были великие сайиды и превосходные, имамы, а из христиан, которых они называют аркаунами{46} – монахини ученые, а из идолопоклонников – священники, которых они называют тойин{47} – знаменитые тойины, а также те из представителей всех этих людей, что были в преклонных годах и не могли более зарабатывать на жизнь. Евреи услыхали об этом распоряжении и, поскольку в нем ничего не говорилось о них, они были сильно раздражены и раздосадованы, и они были смущены и озадачены и запустили в свои бороды руки замешательства» (Джувайни. III. 77).
Вардан Аревелци утверждает, что Яса Чингис-хана состояла в следующем: «Не лгать; не красть; не иметь сообщения с женою другого; любить друг друга, как самого себя; не поносить и даже не уметь ругаться; щадить добровольно покорившиеся земли и города; так называемые дома Бога [храмы], его служителей, кто бы они ни были – щадить, оставлять свободными от налогов и почитать их» (Вардан Аревелци, с. 160). Из этого списка только два последних положения относятся к Ясе, остальное регулировалось обычным правом. В «Трактате о государственных финансах» Насир ад-дина Туей, написанного по приказу ильхана Хулагу, сказано: «Теперь также не взимают [налогов] по повелению Ясы с [людей] пяти разрядов: во-первых, с тарханов, людей которым государь пожаловал [титул] тархана, ученых [мусульманских богословов] и аркаунов; во-вторых, со стариков; в-третьих, с немощных и инвалидов; в-четвертых, с бедных; в-пятых, с детей»[70]70
Хатиби С. О. Персидские документальные источники по социально-экономической истории Хорасана: XIII–XIV вв. Ашхабад, 1985. С. 92.
[Закрыть].
Вот как это выглядело на практике. После смерти ильхана Аргуна в 1289 г. на престол возвели Гейхату. «Вселенная была умиротворена, смятение бежало и притаилось, воссиял свет правосудия и обнаружился, потому что благословенный царь Кайкату не уклонился от пути своих отцов. Он дал каждому из представителей религий официальное положение и почтил глав всех учений (догм) – христиан, арабов, евреев и язычников. Он был нелицеприятен к людям и не колебался и не уклонялся от правосудия, так как золото в его глазах считалось за навоз. Не было предела его раздачам и не прекращались его подарки. Ибо каждый, кто у него просил, получал, как сказано, и искавший – находил, и опыт показал, что это было действительно так» (История мар Ябалахи, с. 97). Ключевое слово здесь: «не уклонился от пути своих отцов». В отношении христиан, мусульман и буддистов (названных несторианским историком язычниками) Гейхату следовал Ясе. Продолжим цитату, чтобы узнать, в чем заключались раздачи и подарки: «В день праздника памяти святой госпожи Мариам, – да будут ее молитвы с миром! – который бывает в середине месяца аб, он вошел в церковь, поставленную Докуз-хатун{48} в благословенном лагере. Тогда они находились на горе, называемой Алатаг{49}. Когда отец наш католикос совершил таинство, царь весьма порадовался и веселился; он дал католикосу подарок – 20 000 динаров и девять богатых дебаге{50}. Собрались в тот день царевичи и царевны, эмиры, знатные и войска. И достигла святая кафолическая церковь прежней, даже больше прежней славы. Осмелели сердцем христиане и укрепились, когда они узнали помыслы победоносного царя» (История мар Ябалахи, с. 97). После насильственной смерти Гейхату в марте 1295 г. и краткого правления Байду, на престол был возведен Газан, который ввел налог на иноверцев. Несториане, получавшие щедрые дары из рук правителя, в одночасье утратили все привилегии. Возвращение религиозных законов в сферу государственного права всегда влечет ограничения для иноверцев. Такого рода факты и есть надежный показатель обретения исламом статуса «государственной религии». Однако даже для Ирана картина не столь проста. Социальная матрица ильханата, кроме несторианских городских общин, включала Большую Орду. Распространялись ли на кочевую орду предписания ислама? Рашид-ад-дин обходит эту тему молчанием.
Шариат активно вторгался в сферу внутренней политики ильханата, сужая действие Ясы. Идея о небесном мандате Чингис-хана на правление земной империй без границ сменилась мусульманской государственной идеей установления порядка в отдельной стране – Персии. Притязания ильханов пришли в соответствие с реальным положением дел.
Единственное, что осталось в силе, так это монгольский обычай левирата, предписывавший сыну жениться на женах покойного отца, что шло в разрез с шариатом. Знатоки мусульманского закона нашли выход из трудной ситуации: поскольку невеста Газан-хана тоже перешла в ислам, то ее прежний, языческий брак был объявлен недействительным. Воистину, наступила эпоха полного обновления. Газан-хан «сочетался браком с Булуган-хатун по мусульманскому закону, хотя она и была супругою его отца Аргун-хана. Однако поскольку они сошлись вопреки [мусульманской] вере, то хатун-мусульманка по закону шариата подходила для этого брака, и он [Газан-хан] счастливо и радостно сыграл с нею свадьбу» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 166). Поразительный выверт мусульманских юристов: прежний брак Булуган-хатун был объявлен несуществовавшим, поскольку был совершен по монгольским обычаям. Приняв ислам, Газан и Булуган-хатун, вдова его отца, начали жизнь с чистого листа. Шариат отказывал в праве на существование монгольским обычаям, проводилась твердая граница между мусульманскими и монгольскими предписаниями, а о компромиссах и заимствованиях и речи не было. На деле же, на страже левирата стояли традиции кочевой орды, военной опоры власти ильхана. Когда Газан принял ислам, мамлюки Египта в борьбе с ильханами утратили серьезный аргумент защитников истинной веры. Чтобы поставить под сомнение искренность обращения Газан-хана, ал-Сафади подчеркивает преданность хана Ясе, уважение к монгольским обычаям, в частности женитьбу на Булуган-хатун, поскольку такая практика находилась в противоречии с шариатом[71]71
Эгль Д. Великая Яса Чингис-хана, Монгольская империя, культура и шариат//Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004. С. 497–498.
[Закрыть].
Аналогичный случай имел место в Золотой Орде. Согласно сведениям из летописи Ибн Дукмака, хан Узбек женился на Байалун-хатун, вдове своего отца Тогрылджи{51}; она помогла Узбеку вступить на престол. Мусульманский правовед 'Имад-ад-дин, исполненный собственной значимости, «разрешил ему это от себя на том основании, что отец его (Узбека) был неверный, вследствие чего брак его был преступен. Тогда он взял ее себе» (Сборник материалов. Т. I. С. 242–243). Начнем с того, что такой брак был преступен только в системе шариата. Традициями кочевой орды он был предписан, что и было отмечено Бенедиктом Поляком в 1247 г.: «После смерти отца берут в жены мачеху и вдову брата [берет в жены] младший брат или [другой] родственник» (НТ, § 49). Этому же обычаю монголы попытались заставить следовать и некоторых русских князей. По сведениям францисканцев, они принудили младшего брата князя Андрея{52}, убитого ими по ложному обвинению, взять в жены вдову брата, уложив их на одно ложе (LT, III. 6; НТ, § 42). Этот отрок вместе с вдовой брата явился к Батыю с намерением упросить его не отнимать у них наследственных земель. Об обычае левирата у монголов сообщает и Марко Поло: «Женятся они на двоюродных сестрах; умрет отец, старший сын женится на отцовой жене, коли она ему не мать; по смерти брата на его жене» (Марко Поло, с. 88).
Орда жила по своим правилам, левират назывался «отцовским законом». Вот что говорится в памятке о женах ильхана Хулагу: «Имена тех, которые известны, как тех, что достались ему по отцовскому ясаку, так и тех, что он сам засватал, следующие: старшая его жена – Докуз-хатун [принадлежащая] к кости кереит, дочь Уйку сына Онг-хана. Так как она была женою отца [Хулагу-хана], то она была старше других жен, хотя некоторых он и посватал за себя раньше нее» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 17–18). Ильхан Аргун имел много жен и наложниц, пятая из них – старшая Булуган-хатун{53}, которая была женой его отца, хана Абага; «затем из наложниц он взял наложницу отца Тудай-хатун и посадил ее на место Мертей-хатун. И еще Култаг-эгэчи, некую Кутуй дочь Кутлуг-Букая, сына Хусейн-аги, и Эргэнэ-эгэчи, которая раньше была наложницей Абага-хана» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 112). У ильхана Гейхату была наложница, которую после его смерти взял его сын Алафранг. Подобных примеров множество. Вот они, структуры повседневности, определяющие поведение монголов. В этом контексте реплика Ибн Дукмака о преступности левирата не имеет никакой исторической ценности, разве что лишний раз показывает несовпадение культурных стереотипов. Вместе с тем, она свидетельствует о наличии непроницаемой для шариата сферы жизни – обычаев и установлений кочевой орды[72]72
Подробнее об этом обычае у кочевников см.: Абрамзон С. М. Об обычаях левирата и сорората у киргизов и казахов//Основные проблемы африканистики. Этнография. История. Филология. М., 1973.
[Закрыть].
Оба случая (браки Газана и Узбека) надо поставить в широкий контекст, поскольку, на мой взгляд, монгольские ханы не нуждались в оправдании со стороны мусульманских правоведов. Референтной группой для хана была кочевая аристократия. В империи различные группы руководствовались разными законами. Вот как выглядела ситуация в Китае под монгольским правлением. Право и суд были фрагментарны.
«Правительство Юань проводило грань различия между монголами, центральноазиатами (сэму), ханьцами (хань жень) – термин, который включал не только северных китайцев, но и чжурчжэней, киданей, бохайцев и других, короче говоря, все группы населения в бывшем государстве Цзинь – а также южными китайцами, называемыми маньцзы, т. е. жителями аннексированного бывшего государства Сун. Китайское право, как правило, использовалось для китайцев, тогда как к монголам и центральноазиатам применялись их собственные правовые традиции. Кодекс «Тайхэ» Цзинь оставался в силе до его официальной отмены в 1271 г. Как и во времена предыдущих династий, судопроизводство было разным в зависимости от национальности. Левират – обычай, согласно которому вдова умершего брата могла (и должна была) выйти замуж за живого брата, был, в принципе, противозаконным для китайца, но обычным для монгола[73]73
Ratchnevsky Р. The Literate in the Legislation of the Yuan Dynasty//Collected articles on Far Eastern History in honour of the birthday of Dr. Tamura. Kyoto, 1968. P. 45–62.
[Закрыть]. Разнообразие правовых положений отражалось во множестве специальных судов достаточно противоположных китайской правовой системе, которая включала все и обнаруживала тенденцию к однородности и для всего населения независимо от происхождения. Например, Главное бюро по делам императорского клана (да цзенчжэн фу) после 1272 г. имело юрисдикцию только над монголами. Дела, касающиеся центральноазиатов, решались на высшем уровне, в Бюро по опеке (духу фу). <…> Другой важной характеристикой законов Юань было учреждение специальных смешанных судов для профессиональных групп, в том числе военных. На местном уровне дела, вовлекающие представителей буддийского или даоистского духовенства, сначала рассматривались главным монахом, если правонарушителем был младший монах. Более серьезные правонарушения (грабеж, мошенничество, убийства, сексуальные преступления) подпадали под юрисдикцию гражданских властей (указ 1313 г.). Менее серьезные разногласия между мирянами и монахами должны были разрешаться главным монахом и гражданским мандарином в совместном суде»[74]74
Франке Г. Роль государства как структурного элемента в полиэтнических обществах//Монгольская империя и кочевой мир: материалы между-народ. науч. конф. Улан-Удэ, 2008. Кн. 3. С. 361–362.
[Закрыть].
Противостояние Империи и Ислама не сводится к абсолютному доминированию Ясы или шариата. Автономия шариата в мусульманских странах, включенных в Монгольскую империю, гарантировалась Ясой. В таком случае под исламизацией монголов Золотой Орды или Ильханата следует понимать проникновение ислама в кочевую среду, а вовсе не исламизацию имперских городов или органов гражданского управления (вазирата), которые по определению были представлены мусульманами.
Глава 6.
Между Евангелием и Кораном
Вазир и историк Рашид-ад-дин показывает блеск и величие буддистов при ильханах, чтобы на этом фоне оттенить внутреннее прозрение Газана, который воспитывался как буддист, а став правителем, принял ислам. Напомню, при дворе ильханов одновременно с буддистами находились несториане, яковиты, суфии и шейхи. Что на деле означала смена ближнего религиозного окружения? И почему никто не пишет о победе буддизма в Иране в правление ильханов Абага и Аргуна, а известия об обращении Газана трактуются как победа ислама? В поисках ответа обратимся к свидетельствам современников, которые очевидным образом не способны обрисовать имперский феномен встречи языков и культур. Но начнем со свидетельства Рашид-ад-дина о буддийском воспитании Газана.
«Да не останется скрытым от живущих на свете, что когда государь ислама, 'да укрепится навеки его царство', был в детском возрасте, то его содержал при себе его дед Абага-хан, заботился [о нем] и оберегал. [Абага-хан] приставил к нему и назначил учителями бахшиев-идолопоклонников, и вследствие этого это [их] учение внутри него утвердилось, в особенности потому, что верованием его предков было это же учение, и они следовали его пути. Идолопоклонство, которое было полностью устранено с начала ислама во всех краях, где его исповедывали, в их пору снова появилось. Эта община [идолопоклонников] окрепла, с полным почетом и уважением доставила из Индии, Кашмира, Хитая и Уйгурии бахшиев, строила повсюду кумирни и расходовала на это огромные богатства. Дело их вероучения чрезвычайно расцвело, как воочию все наблюдали. Государь ислама постоянно находился вместе с бахшиями в кумирне, изучал [их] вероисповедание, и день ото дня склонность его к этому предмету возрастала и убеждения в этом отношении крепли. Когда Абага-хан умер и его [Газан-хана] отец Аргун-хан отправил его управлять и предводительствовать войсками в Хорасане, он в городе Хабушане соорудил внушительные кумирни, и большая часть времени у него проходила в беседах, еде с бахшиями в тех кумирнях.
Твердость убеждений, которая у него была в этом учении, и преклонение перед идолами были неописуемы до той поры, пока Байду не захватил царства и он [Газан-хан] не приступил к его завоеванию. Поскольку Всевышний Бог предопределил его счастье и предназначил, чтобы царство и владычество принадлежали ему, чтобы он с помощью и споспешествованием господним явил миру следы справедливости и правосудия, поправил расстроившиеся дела, благоустроил опустошенные владения, а укрепление веры ислама и преуспевание дел шариата и постановлений находились бы в его руках, и ни он, ни обитатели сего мира об этом не ведали, то внезапно в это самое время по превеликой милости Господней в чистую грудь его снизошел свет руководства на пути истинной веры. Он ступил благословенной стопою в круг ислама, рукой ухватился за крепкую вервь исповедания истинной веры и отдал распоряжение об уничтожении исповедания ложных вероучений» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 204).
Расхождения между ранними и поздними источниками (см. выше, главу 5) нельзя отнести к области парадоксов. Переписывание истории – это неизбежное явление. Сложнее объяснить несовпадения оценок по религиозной шкале исторических персонажей в источниках одной эпохи. На один из таких парадоксов обратил внимание византинист Д. А. Коробейников[75]75
Коробейников Д. А. Византия и государство ильханов в XIII – начале XIV в.: система внешней политики империи//Византия между Западом и Востоком. Опыт исторической характеристики. СПб., 1999. С. 428–473.
[Закрыть]. Ильхан Газан, публично объявивший о своем обращении в ислам, в «Истории» Георгия Пахимера назван христианином. С учетом свидетельства Рашид-ад-дина о буддийском воспитании Газана ситуация выглядит куда сложнее. Надо полагать, что Газан, будучи молодым человеком 24 лет, разделял буддийские представления о мире. Один из его предшественников, царевич Текудер, в молодости был крещен под именем Николай, но позже попал под влияние суфиев (правил под мусульманским именем Ахмад в 1282–1284 гг.). Биографии чингизидов не укладываются в простые рамки ожидаемых ролей.
Вот свидетельство Георгия Пахимера: «Итак, Газан, хан восточных татар{54}, свершив в течение шести лет многое достойное памяти, окончил жизнь в возрасте тридцати пяти лет. Вместе [с ним] у всех погибла надежда на него, и опасности увеличились повсюду, и особенно возле Филадельфии, [на которую] нападали гермиянцы{55}. И ведь он (здесь я расскажу немного [о нем] в повествовании), вступив на царство, [сначала] обратил свой взор на [пример] известного Кира и Дария, – о них же издревле рассказывают, что они были подвержены сладкой роскоши, – [он] воспользовался ей и украсил себя величием царства. Впоследствии он, обратившись к примеру Александра, победителя Дария, более всего возлюбил его деяния. Ради этого он сам решил быть справедливым и равным образом возжелал славу доблестных дел где бы то ни было. Поэтому-то он гордился большим количеством щитоносцев, охотнее же против врагов использовал ивиров, являющихся наиболее благородными из этого народа, по большей части из числа христиан, чистых и безукоризненных в предмете поклонения{56}. По этой причине, познав крест, являющийся победным знаком христиан, он возглавил крайний отряд своих щитоносцев на врагов и доставил многочисленные опасности султану арабов{57}, так что он атаковал Солим{58} вместе со святынями и [некоторое время] пребывал вблизи, более всего из-за Гроба Жизнеподателя, угождая ивирам»[76]76
Перевод Д. А. Коробейникова по изданию: Georgii Pachymeris de Michaele et Andronico Palaeologis libri tredecim. Ed. I. Beccerus. Bonnae, 1835. Vol. II. P. 456–457. Последняя фраза не подтверждается грузинскими источниками, в которых, напротив, говорится о гибели христиан возле Иерусалима.
[Закрыть].
«В этом пассаже не было бы ничего примечательного, – пишет Д. А. Коробейников, – если бы не одно обстоятельство: ильхан Газан был вторым, после Ахмада (1281–1284), мусульманским ильханом Ирана, при котором, по словам Б. Шпулера, произошла "внезапная и необратимая катастрофа для христианства"[77]77
Spuler В. Die Mongolen in Iran: Politik, Verwaltung und Kultur der Ilchanenzeit, 1220–1350. Berlin, 1968. S. 219.
[Закрыть]. Именно при Газане держава ильханов становится мусульманской и остается таковой вплоть до своего падения в 1335 г. Кроме того, при вступлении Газа-на на престол, который он отнял у своего родича Байду (1295), развернулось жесточайшее преследование христиан, зафиксированное сирийскими, персидскими, грузинскими и армянскими источниками. Тем не менее Пахимер нашел возможным написать о мусульманском правителе, что он «познал крест», – заявление неординарное, больше нигде не повторяющееся»[78]78
Коробейников Д. А. Византия и государство ильханов в XIII – начале XIV в., с. 429–430.
[Закрыть].
Вопрос исследователю: что в содержательном плане означает утверждение – держава ильханов стала мусульманской? Весь Ближний и Средний Восток (включая Иран, арабский Ирак и восточную часть Малой Азии) были мусульманскими со времен первых халифов. Монголы, завоевав эти территории, войну исламу не объявляли. Казнив багдадского халифа, они не закрыли мечети и не насаждали новые культы. Далее, ильханы контролировали Грузию, Конийский султанат, Киликийское царство, Трапезунд, – эти государства тоже стали частью «мусульманской державы», как и Большая Орда{59} ильхана? Видимо, следует внести ясность в этот вопрос. При Газане на традиционно мусульманских территориях было отменено действие некоторых имперских законов, в частности, отменен равный статус всех конфессий (несториан заставили платить джизью). О победе шариата ни в Грузии, ни в Киликийской Армении и не речи не было. На мой взгляд, единственный занимательный вопрос в этой ситуации может звучать так: личное обращение Газана привело ли к сужению его функций как «универсального» правителя? В этом частном случае мы вновь возвращаемся к теме «Империя и Ислам». Готов ли был Газан отказаться от имперских амбиций, реализация которых предполагала религиозный суверенитет князей в обмен на политическую лояльность? В этой системе координат для монгольского хана, даже если он обратился в ислам, «познать крест» означало проведение прежней политики. То, что кажется неординарным с позиции христианских и мусульманских писателей, для монголов было обычным делом. Мусульманский правитель, «познавший крест» – это метафорическая ловушка, фантом, мнимый парадокс.
Тем не менее, посмотрим, какие аргументы находит Д. А. Коробейников в защиту Георгия Пахимера, писавшего в хвалебном тоне об ильхане Газане. Во-первых, полагает исследователь, гонения, обрушившиеся на христиан во время междоусобной борьбы в 1295 г., не были санкционированы официально. Основной удар был направлен против буддистов и язычников-шаманистов. Против христиан стихийно выступило мусульманское население городов (Багдада, Мосула, Хамадана, Мараги, Табриза), а приказ о разрушении церквей отдал эмир Навруз, одно из самых доверенных лиц Газана. «С его казнью 14 августа 1297 г. в основном прекратились и гонения. Газан вернулся к прежней политике своих предшественников, предусматривавшей толерантное отношение к христианству: приняв присягу на верность в 1295 г. от Хетума И, царя Киликийской Армении, ильхан издал указ, запрещавший гонения на армяно-григорианскую церковь. В 1296 г. подобный указ получили несториане. Наконец, в 1297 г. аналогичная присяга была принята у Давида VIII (1292–1311), царя Восточной Грузии, – иными словами, гарантии безопасности получила и православная грузинская церковь. Когда в июле 1298 г. чернь Табриза разрушила оставшиеся церкви, Газан приказал наказать мятежников»[79]79
Коробейников Д. А. Византия и государство ильханов в XIII – начале XIV в., с. 430–431.
[Закрыть]. Замечу от себя, при Газане имперский код политической культуры остался в силе: аристократия по-прежнему одевалась в монгольский костюм, что было внешним признаком сохранения властной корпорации, и никуда не исчез ритуал раздачи золотых поясов (см. ниже часть 3).
Следующий аргумент Д. А. Коробейникова: православная Церковь не испытала тех бедствий, что выпали на долю несториан и монофизитов. Более того, Стефан Орбелиан сообщает, что в 1295 г. в Нахичевани «главные военачальники не дозволяли татарам разрушать церквей, опасаясь князей грузинских» (Стефан Орбелиан, с. 59). Иными словами, церкви были ограблены (поскольку еще велись военные действия против сторонников Байду), но не уничтожены и не обращены в мечети. В 1305 г. Григорий Хиониад был рукоположен в сан епископа Табриза, без переноса резиденции. Следовательно, в столице ильханов сохранялись православные церкви, в которых епископ мог исполнять свой пастырский долг. Двух указанных причин достаточно, по мысли Д. А. Коробейникова, чтобы Пахимер воспринимал ильхана Газана как покровителя христианской веры, какими традиционно были его предшественники. Добавляет он и третью причину: Газан, как бы пренебрегая своим недавним обращением в ислам, пытался завязать отношения с королями Франции и Англии, чтобы организовать совместный поход против Египта. Ну и последнее, решающее обстоятельство: тесные дружественные связи между Византией и державой ильханов, имевшие полувековую традицию.
На мой взгляд, нет оснований видеть в переписке Газана с католическими королями реальное или мнимое пренебрежение исламом. Ильхан был компромиссной фигурой между имперскими институтами и мусульманской бюрократией. В Персии монголам предстояло трансформировать военное правление в законную гражданскую власть. Вазират – один из ключевых элементов административной системы исламского государства, был востребован Монгольской империей[80]80
Кораев Т. К. Социально-политические функции вазирата в государстве Хулагуидов второй половины XIII – начала XIV в.//Meyeriana. Сборник статей, посвященный 70-летию М. С. Мейера. М., 2006. Т. I. С. 11–45.
[Закрыть]. Как писал Насир ад-дин Туей в трактате о государственных финансах: «Основу царства составляют две вещи: одна [из них] меч (шамшир), а другая – перо (калам). Меч находится в руках военных [людей], а калам – в руках писцов. <…> Что касается калама, то он находится в руках четырех разрядов людей: во-первых, в руках духовенства; во-вторых, в руках знатоков [таких] тонких, сложных наук, как мудрость, астрономия и медицина; в-третьих, [в руках тех], которые осуществляют большие дела [таких], как визирь, йаргучи и писцы, они доводят слова государя до покоренных и неприятелей и составляют (послания); в-четвертых, в руках тех, которые подводят итоги [государственных] доходов и расходов»[81]81
Xaтиби С. О. Персидские документальные источники по социально-экономической истории Хорасана: XIII–XIV вв. Ашхабад, 1985. С. 86–88.
[Закрыть].
Дело не в личности монгольского правителя, а в структурах повседневности, которые и определяли границы возможного. В посланиях на Запад Газан выступал как лидер кочевой аристократии, а для вазирата он был султаном. Фигура Газана парадоксальна тем, что в ней сочетались взаимоисключающие функции: меч и перо. До этого в руках ильханов был только меч.
На каком языке общался Газан со своим многоязыким окружением? Ответ дает Рашид-ад-дин, свидетель разговоров о мудрости и высшем познании: «В кружках и собраниях, куда являлись разных разрядов люди из ученых и мудрецов, все поражались вопросам, которые он задавал. Хотя он говорил на монгольский лад, так что не всякий его скоро понимал, однако, когда неоднократно повторяли и поясняли, некоторым становилось ясно, но многие не могли найтись. <…> Что же касается различных вероисповеданий и убеждений разных племен каждого в отдельности, то большую часть он помнит на память, так что когда он спорит с руководителями их вероучений, то из десяти его вопросов они не знают [как ответить даже] на один. А он все знает и излагает. Из различных языков ему приписывают свой монгольский, арабский, персидский, индийский, кашмирский, тибетский, Китайский и франкский и прочие языки, из которых он знает кое-что» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 207).








