Текст книги "Хан Узбек. Между империей и исламом"

Автор книги: Александр Юрченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Какую часть действительных событий персидские авторы отразили в своих сочинениях, а какую – игнорировали, описывая следующий случай 1307 г.: «В этом же году Султан Мухаммад Худабанде выехал в обитель мира – Багдад, желая провести [там] зиму. Между Садр-и Джиханом Бухари ханифитом, который отправился в паломничество в Мекку, и Хваджа 'Абдал-маликом шафиитом, справедливейшим из кази султанских владений, произошел религиозный диспут. Они предали друг друга хуле, и Султан [Мухаммад] избрал религиозное учение его святости имама Шафи'и – да будет им доволен Аллах! Позднее благодаря стараниям Шайх Джамал-ад-дина Хасана б. Садид-ад-дина Йусуфа из Хилле, очищенного [от мирской скверны], он принял вероучение имамитов. По хранимым Богом владениям он разослал указы, дабы славные имена двенадцати имамов упоминались в хутбе и чеканились на монетах. Шайх Джамал-ад-дин посвятил Султану сочинение Манхадж ал-карамат» (Шараф-хан Бидлиси, с. 55).

На мой взгляд, сообщение придворного историка Шараф-хан Бидлиси говорит о следующем. На третьем году своего правления Улджэйту оказался втянут в религиозные распри между ханафитами и шафи'итами. Помимо воли и желания ильхан выступил в роли третейского судьи. Нет оснований полагать, что он разбирался в тонкостях расхождений религиозных мазхабов. Благосклонность Улджэйту к шафи'итам означает, что эта группировка имела большее влияние при дворе. Далее в политической игре ильхан поставил на другую группировку. Чеканка монет с именами двенадцати имамов осуществлялась в интересах шиитов-имамитов^{15}. Хамдаллах Мустауфийи Казвини в своем географическом сочинении «Нузхат ал-кулуб» (ок. 1340 г.) говорит, что шииты-имамиты преобладали в Ираке Арабском в округах Куфа, Басра и Хилла, а в Западном Иране – в округах Рей, Ава, Кум, Ардистан, Ферахан и Нехвенд; в г. Сава господствовали сунниты-шафи'иты, а в его сельском округе – шииты-имамиты; в Кашане шииты-имамиты преобладали в городе, а сунниты – в сельской округе. В Гургане большинство жителей были шииты[52]52
  Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII–XV вв. Курс лекций. 2-е изд. СПб., 2007. С. 370.


[Закрыть]. Большинство населения Ирана все же считалось суннитами шафи'итского толка. На фоне этой религиозной географии возникает трудный вопрос: кем на самом деле был ильхан Улджэйту (мусульманское имя Худабенде), обратившийся к христианскому Западу со следующим посланием.

«Мы, султан Улджэйту, обращаемся со словом нашим к Иридуверенс (Roi de France):

Все вы, султаны народов Франкских, почему забываете вы, что, живя с давних пор в дружественных отношениях с нашим благородным прадедом, с нашим благородным дедом, с нашим благородным родителем и с нашим благородным старшим братом^{16}; и мысля так, как если бы вы находились близко, хотя вы и были далеко, вы обменивались посольствами и поздравительными подарками, чтобы осведомляться о всяких новостях^{17}.

Ныне, вступив на трон, мы предполагаем не изменять указов и распоряжений наших предшественников: нашего благородного прадеда, нашего благородного деда, нашего благородного родителя и нашего благородного старшего брата; не только не игнорировать договорных условий с прежними правителями провинций, которые обладали законченной организацией, но сохранять их как принятое на себя обязательство и жить (с вами) в отношениях еще более дружественных, чем прежде и так же обмениваться посольствами^{18}.

Мы, старшие и младшие братья, из-за клеветнических речей дурных подданных потерпели много вреда^{19}.

Ныне мы, Темур-каган^{20}, Токтога^{21}, Чабар^{22}, Тога^{23} и другие потомки Чингис-хана, мы получили от Неба внушение, умирили, благодаря покровительству Неба, взаимные упреки (которые длились) до сего времени целых 45 лет, объединили наше государство (улус) от восхода солнца до моря Талу и приказали соединить наши почтовые сообщения.

Мы взаимно связаны словом, что если некогда кто-нибудь из нас будет думать иначе (т. е. будет интриговать), то все мы общими силами будем защищаться против него^{24}.

Ныне подумавши: как пренебречь вашим обычаем жить в дружественных отношениях с нашим благородным дедом, с нашим благородный родителем и нашим благородным старшим братом, мы послали к вам Мамалага и Тумана^{25}.

Мы осведомлены, что вы, многочисленные Франкские султаны, все живете во взаимном согласии. И поистине, что может быть лучше согласия?^{26}

Если бы ныне кто-либо не стал жить в согласии с нами или с вами, тогда силою Неба мы будем защищаться против него, да ведает то Heбo^{27}.

Наше письмо написано в 707 году, году змеи (1305), 8-го дня последней декады 1-гo летнего месяца, во время пребывания в Alijan'-e».

Содержание письма Улджэйту не дает никаких оснований видеть в отправителе мусульманина. В письме звучит характерное для чингизидских посланий обращение к воле Вечного Неба. В канцелярии ильхана работала группа секретарей, ответственных за переговоры с христианской Европой, куда были вовлечены главы несторианской церкви. Мусульманские секретари ильханской канцелярии отвечали за переписку с мусульманскими правителями. Обычно это обстоятельство упускается из виду и ситуация рассматривается в ложном ракурсе: до и после принятия ислама.

Египетский ученый, автор последней большой энциклопедии мамлюкской эпохи Шихаб ад-дин Абу-л-Аббас Ахмед ибн Али ал-Калкашанди (1355–1418), составил руководство для канцеляристов-катибов, где сравнивает послания разных эпох: «Письма, прибывающие от великих канов из потомков Чингис-хана. Они двух родов; к первому роду относятся дела до вступления их в религию ислама, и переписка их была ни что иное, как грубости и открытые вызовы к вражде. Я не нашел [ничего ни] относительно размера листов бумаги их писем, ни относительно порядка переписки… Ко второму роду [относятся] дела после принятия ими мусульманской религии при дальнейшей [однако же] вражде между обоими государствами. В переписке соблюдался [такой] обычай, что после "басмалы" [сначала] писалось "силою Аллаха Всевышнего"; потом, после этого, писались [слова]: "благодатью Кана фирман такого-то", т. е. "указ [собственно: речь] такого-то"» (Сборник материалов. Т. I. С. 295). «Само собой разумеется, – пишет Салих Закиров, – речь здесь идет о Хулагуидском Иране. Однако несомненно, что и в Золотой Орде после принятия ханами ислама все государственное делопроизводство и дипломатическая переписка значительно видоизменились как с внешней стороны, так и по содержанию. В качестве примера писем Чингисидов до и после принятия ислама ал-Калкашанди приводит письмо Хулагу, написанное им в 658 г.х. к султану ал-Малик ал-Музаффару Котузу, и письма Ахмада (Тугудара) и Газана к позднейшим египетским султанам. Действительно, письмо Хулагу резко отличается от писем Ахмада и Газана своей прямолинейностью и резкостью выражений»[53]53
  Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом (XIII–XIV вв.). М., 1966. С. 127.


[Закрыть].

Дискурс, в котором ал-Калкашанди рассматривает эволюцию монгольских посланий (до и после принятия ислама), держится на счастливом неведении. Если бы ал-Калкашанди было бы известно содержание и стиль письма Улджэйту королю Франции, то он с неизбежностью предложил бы более сложную схему. Исследователю С. Закирову, скорее всего, известны послание ильхана Абаги к Папе Клименту IV[54]54
  Пашуто В. Т. Некоторые данные об источниках по истории монгольской политики папства//Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России. М., 1961. С. 209–213.


[Закрыть], письмо Газана, адресованное Папе Бонифацию VIII, и письмо Улджэйту – Филиппу Красивому. В этих посланиях отсутствует мусульманская риторика. Ситуация, о которой размышляет ал-Калкашанди, и вслед за ним С. Закиров, отражает лишь некий фрагмент реальной картины. Исторически более оправдано рассматривать не гомогенный ряд «мусульманских» посланий монгольских ханов, а наличный ряд параллельных посланий. Скажем, хан Узбек (1313–1341) находился в дипломатической переписке не только с султаном Египта, но и с Папой Бенедиктом XII и юаньским императором Тогон-Тэмуром (1332–1368)[55]55
  Почекаев Р. Ю. Сведения о Золотой Орде в «Книге о Великом хане»//Тюркологический сборник 2006. М., 2007. С. 265.


[Закрыть]. Папа римский благодарит хана Узбека за покровительство католикам: «… снисходя благосклонно на наши просьбы и увещания, с которыми мы поручили Вашей милости христиан католиков подлежащих Римской церкви, живущих в Вашей Империи, Вы усугубили относительно их Вашего Величества щедрости и милости, предоставив им свободу починять и строить по-прежнему церкви и другие церковные строения, и епископам и духовным католическим проповедовать слово Божие и совершать св. церковные таинства по обычаю и обряду св. Римской церкви, матери всех верных и учительницы»[56]56
  Юргевич В. Н. Рассказ римско-католического миссионера, доминиканца Юлиана о путешествии в страну приволжских венгерцев, совершенном перед 1235 г., и письма папы Бенедикта XII к хану Узбеку, его жене Тайдолю и сыну Джанибеку, в 1340 г.//Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса, 1863. Т. V. С. 1002.


[Закрыть]. Из международной переписки хана Узбека и ильхана Улджэйту следует, что они занимались реальной политикой, где средства выражения подчинены целям. И было бы странно, если бы в посланиях не использовалась надлежащая риторика. Почему не вызывает удивления следующее обстоятельство. На протяжении столетия послания золотоордынских правителей (Берке, Туда-Менгу, Ногая, Узбека) мамлюкским султанам Египта выстроены в единой тональности (Сборник материалов. Т. I. С. 80, 88, 91, 95, 132). Не стоит ли за этим единообразием единство литературного стиля египетских письмоводителей?

В продолжение темы обратимся к переписке ильхана Абу Са'ида с чагатайским царевичем Йасавуром. Казалось бы, они должны общаться между собой в «монгольском» стиле, однако сталкиваемся с пышным «персидским» стилем. Стоит ли полагать, что монгольская элита сменила свою идентичность? Или же высокая риторика «персидских» писем словно ширма скрывает от нас монгольскую реальность?

Контекст события таков: «В этом году (1314 г.) стали враждовать Кебек-хан и шахзаде Йасавур, которые принадлежали к потомкам Джагатай-хана и ревностно управляли Мавераннахром. Йасавур счел разумным переправиться через Амуйе и поселиться в радующих [сердце] городах Хорасана. В связи с этим он направил ко двору Султан Мухаммада Худабенде одного из доверенных [слуг] с многочисленными дарами и приношениями и изъяснил [свои] намерения. Султан Мухаммад обласкал его посланца [и удостоил] безграничных милостей. Йасавуру он послал достойные подарки и предоставил ему право поселиться в тех вилайетах в любом месте, которое ему понравится. Йасавур поспешил в Бадгис и Герат и поселился в долине Кадес» (Шараф-хан Бидлиси, с. 58).

Через полгода после кончины ильхана Улджэйту в декабре 1316 г. чагатайский царевич Йасавур и наследник трона, двенадцатилетний Абу Са'ид (1316–1335)[57]57
  Бартольд В. В. Абу Са'ид//Сочинения. М., 1971. Т. VII. С. 481.


[Закрыть], обменялись посланиями. Йасавур подтвердил договоренности с прежним ильханом и поклялся в верности новому правителю.

«Справедливый падишах Улджэйту-султан, да улучшит Аллах место Его пребывания, удостоил нас высокой чести и дорогих, несравненных даров, в том числе соглашения ради воссоединения сердец, которое мунши^{28} с хорошей памятью отобразили письменно. [Но] когда стала очевидной та душераздирающая весть о происшедшем с его высочеством, покойным султаном [Улджэйту] – да осветит Аллах доказательство его чистоты и добрых дел, что тюрбан государства, [благословенная] тень султана отделилась от нас и [он] снял с чела корону страны солнца, инкрустированную драгоценными камнями, [то мы] не смогли сдержать горестные стоны. Потому что, во истину, Аллах [знает], что после [соблюдения] ритуалов поминовения, несколько дней тайком горюя, [мы от] изумления приложили головы к коленям. И соответственно тому, что «длина мысли – порождает мудрость» – погрузились в долгие и далекие раздумья. Внезапно советник пояснил мне на ухо толкование аята «Посмотри на следы милости Аллаха, как он возродил землю после ее смерти»^{29}, т. е. прибыли гонцы и сообщили радостную весть, что благородное дерево султана (т. е. Абу Са'ид) выросло, и взошло из-за великого горизонта и прекрасного места восхода солнца, светило страны и звезда планеты-государство. Увядшая душа и истерзанное сердце от этой новости извлекли благо, и на основе этого покорных слуг охватила чрезмерная гордость. Хвала Аллаху, повелителю миров! После этого, просьба царевича Йасавура и, в союзе с ним царевичей Лахавари и Туклук-ходжи заключается в том, что мы придерживаемся того же договора, который заключили с султаном [нынешнего] и загробного мира – Улджайту-султан-ага – будем крепки и не откажемся от тех обещаний: О всевышний Аллах, защити нас от заблуждений! Тому прошлому соглашению и этому вторичному [изъявлению] подданства, который заключили с его высочеством султаном Абу Са'ид-ханом, [пусть сделает] вечным Аллах его султанство, [мы] верны и тверды. В том, что мы сказали, нет обмана и уловки. Если обманем и схитрим, [то обманем] себя; осуществите изложенное желание наибов и как сказал могущественный и сильный [Аллах] в своем откровении (Коран) – и Он самый правдивый среди говорящих: «В ловушку человека с плохими намерениями попадет только ее хозяин и т. д.»^{30}. Потому что если его высочество султан Абу Са'ид, [пусть сделает] вечной Аллах его власть, даст наставления этим нижайшим братьям и поддержит [их, то] с большим желанием перекочуем. С его друзьями будем другом, а с врагами – врагом. И пусть его высочество султан султанов своими искренними и светлыми помыслами знает и верит, что

[Клянемся] воротами земли и неба,

Что от них [проистекает] суть того и другого.

[Клянемся] Богом, что всякий кто не ведает о нем —

Ничтожен, и нет места [в мире] тому глупцу.

Мы сердцем и душой покорны султану Абу Са'иду и связали себя ремнями услужения и единодушия. И мы были и будем далеки от того, что душа и сердце его высочества посчитает недопустимым и неприятным. Если мы провинились в повиновении и услужении ему, [то] значит мы не из рода светлейшего падишаха, завоевателя мира Чингис-хана и покорных религии Мухаммада-посланника Аллаха». Из ставки ильхана Абу Са'ида последовал ответ:

«Когда [от] счастливой судьбы и августейшей звезды унаследованный султанский трон стал красивее от [моего] благословенного восшествия и [мой] тайный внутренний голос обратился к милости Божьей "и Он возвеличил Нас высоким положением" и изъявил на ухо разума мира (Абу Са'ида): "Мы даровали ему мудрость в детстве"^{31} и служители Его (Аллаха) вечной милости накинули на наше (Абу Са'ида) величавое плечо халат вечной благосклонности, а для дивана закрепили за делами нашего султана [слова]: «Ты дашь великую власть тому, кому захочешь»[58]58
  Коран. 3:26


[Закрыть] и «это милость Аллаха, [которую] Он дарует кому хочет»^{32}, [то] все Наши блага и великолепие устремились на то, чтобы выразить во всех поступках повиновение прекрасному шахиншаху – отцу, смысл [выражения]: «Сын обрадовал своего отца» и обосновать суть: «Свободный сын берет пример со своих отцов в ранней юности». [Мы] продолжим путь: «Поистине у наших отцов есть своя религия и поистине мы идем по их следу»^{33} и суть этого значения будем возвеличивать день за днем и с каждым мигом [будем] подкреплять. Особенно [будем] чисты, справедливы и единогласны с друзьями, к возлюбленным [будем] обоюдно верны, которые в выказывании признаков единодушия и правых обычаев будут обращаться к чудотворной руке и дыханию Мессии и их любовь будет крепка сообразно [смыслу]: «Любовь передается по наследству»» (Хафиз Абру. Зайл-и Джами ат-таварих-и Рашиди, с. 80–83).

Вслед за обменом посланиями царевич Йасавур выступил против Абу Са'ида: воспользовавшись дворцовыми неурядицами он поднял мятеж. В ходе ожесточенной войны мятежники дошли до Тебриза, а оттуда до Султании, новой столицы ильханов. Но, несмотря на эти успехи, они были разбиты.

Вернемся к посланиям, где прямо сказано, что они литературно оформлены секретарями. Перед нами образец персидской дипломатической риторики эпохи ильханов. Цель писцов – изобразить Абу Са'ида идеальным правителем. Языковой инструментарий и представления о власти в посланиях соответствуют мусульманской картине мира. Сомнительно, чтобы монголы общались между собой на таком языке и с легкостью украшали свою речь цитатами из Корана. Если же буквально воспринять эти тексты, то мы увидим в адресатах утонченных мусульманских аристократов, что, по-видимому, не соответствует реальному положению дел.

Глава 5.
Ильхан Газан: ислам как неизбежный выбор

Ильхан Газан – единственный монгольский правитель, чья история обращения в ислам известна во всех подробностях. Столь же тщательно придворным историком Рашид-ад-дином описана деятельность ильхана по гражданскому управлению государством. Фактически, Газан первым из чингизидов в Иране взял под личный контроль функции вазирата[59]59
  Кораев Т. К. Социально-политические функции вазирата в государстве Хулагуидов второй половины XIII – начала XIV в.//Meyeriana. Сборник статей, посвященный 70-летию М. С. Мейера. М., 2006. Т. I. С. 11–45. Существует мнение, что в Золотой Орде были гражданские чиновники, но не было бюрократического аппарата, см.: Почекаев Р. Ю., Абзалов Л. Ф. Почему чиновничество Золотой Орды не стало бюрократией?//Научный Татарстан. № 4. Серия гуманитарные науки. 2010. С. 144–154. Отсутствие каких-либо известий о вазирате в Золотой Орде авторы путают с отсутствием самого института. Дело в том, что неизвестны собственно ордынские исторические сочинения, где и могла идти речь о вазирате.


[Закрыть]. Предводитель орды, ставленник кочевой аристократии занялся усовершенствованием законов, регулирующих жизнь оседлого населения. Вместе с тем, в исторических источниках отсутствует ответ на ключевой для нашего исследования вопрос: сказался ли переход ильхана в ислам на повседневной жизни Большой Орды? Собственно, был ли в силе Газан навязать шариат кочевой аристократии?

Визирь Рашид-ад-дин пишет историю правления своего господина, и касаясь темы обращения ильхана в ислам, демонстрирует тонкую психологическую рефлексию (чего и близко нет в египетских дипломатических посланиях об обращении Берке или Узбека, равно как и в насыщенном агиографическими чудесами «Чингиз-наме» Утемиш-хаджи). Агиография тяготеет к внешним эффектам (например, испытание огнем как «аргумент Бога»), в обращении же Газана нет места чудесным происшествиям, это исключительно внутренний выбор. Рашид-ад-дин излагает политическую версию события, которая именно по этой причине и подлежит историческому анализу.

«Пробыв два-три года на престоле царства, он изо дня в день все больше укреплял мусульманскую веру и со всей искренностью и преданностью заботился о соблюдении законов вероисповедания. Всем людям стало ясным и доказанным, что причиной принятия им ислама были не доводы некоторых эмиров и шейхов, а только лишь божественное руководство на пути истинной веры, ибо установлено опытом, что редко человек, которого какой-нибудь государь или правитель насильно обращает в мусульманство, согласно его желанию остается в его вере. При удобном случае он в той же стране или в другой стране вернется к своему вероучению. Следовательно, какая нужда такому выдающемуся и могущественному государю в подобном большом деле обращать внимание на чьи-либо слова и делать [их] своим вероисповеданием или затруднять себя выбором другого вероисповедания, в особенности когда его предки завоевали все страны в пору язычества. С такими предварительными замечаниями стало ясно, что награда его в этом отношении подобна награде друга божия Авраама, 'да будет над ним милость господня'. С самого начала он благодаря божественному руководству понял заблуждение идолопоклонников, разбил своего идола и с сознательной верой стал признавать бога. Государь ислама тоже придерживался таких убеждений, но когда, несмотря на царское величие и всемогущество, он перешел от идолопоклонства в ислам, то разбил всех идолов, находившихся в Иранской земле, разрушил до основания кумирни и все храмы, не дозволенные шариатом, а всех идолопоклонников, неверных и монголов, которых числом было более песчинок, привел в мусульманскую веру, так что никого не пришлось убить» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 206).

Итак, могущественный правитель Газан мирным способом осуществил грандиозное преобразование: буддисты, христиане и монголы обрели новую веру. Стояла ли такая задача перед Газаном, и если да, то была ли она осуществима? Риторика Рашид-ад-дина скрывает суть дела. Проверим достоверность рисуемой картины на примере устойчивости практики левирата и использования государевой печати.

Если доверять, вслед за Дж. С. Тримингэмом, поздним известиям, то окажется, что Рашид-ад-дин скрыл суфийскую подоплеку обращения Газана. «Ислам должен был доказать свое право на существование, – пишет Дж. С. Тримингэм, – и приспособиться к немусульманским правителям – шаманистам, буддистам или тайным христианам. Этот период таил в себе большие потенциальные возможности, но окончился он все же торжеством ислама, который сохранился в качестве господствующей религии всего региона. Роль суфизма здесь была очень значительной, но не в качестве Пути мистического познания, а благодаря святым, наделенным сверхъестественной силой, проявлявшейся даже после их смерти, исходившей от гробниц, многие из которых были воздвигнуты монгольскими правителями.

Примечательно, что два первых монгольских правителя, принявших ислам – Берке в Золотой Орде и Газан в Тебризе – предпочли найти суйфийского, а не суннитского 'алима, перед которым они могли бы публично заявить о своей приверженности исламу. Берке, золотоордынский хан, специально отправился в Бухару, чтобы принять ислам от суфиев ордена кубрави – Сайф-ад-дина Саида ал-Бахарзи (ум. 658/1260), а Газан-хан, сын Аргуна, велел доставить шиитского суфия Садр-ад-дина Ибрахима из его ханаки в Бахрабаде (Хорасан) на пастбище в горах Эльбурса, с тем чтобы тот присутствовал как официальное лицо на церемонии 694/1295 г., во время которой хан должен был заявить не столько перед мусульманским, сколько перед монгольским миром о своем признании ислама в качестве западномонгольского культа, символа независимости Газан-хана от конфедерации пекинского Гур-хана»[60]60
  Тримингэм Дж. С. Суфийские ордены в исламе. М., 2002. С. 119.


[Закрыть].

В позднем историческом сочинении («Шараф-наме», XVI в.) обращение ильхана Газана в ислам выглядит как счастливая неизбежность, божественная милость и сбывшееся чудесное пророчество.

1294 год был бурным годом.

«В начале этого года Байду-хан б. Тарагай б. Хулагу-хан б. Тулуй-хан б. Чингис-хан выступил против Кайхату-хана, его убил и восшествовал вместо него на престол царствования. Через восемь месяцев против него восстал Газан-хан б. Аргун-хан в союзе с эмиром Хаджжи Наурузом, убил его и утвердился на наследственном государевом троне. В месяце ша'бане того же года, сподпешествуемый божественными милостями и чудесами [его] святости прибежища пророчества, поощряемый Хаджжи Наурузом, в местечке Фирузкух в присутствии Шайх Ибрахима Хамави Газан и 80 человек из монгольских вельмож и князей удостоились чести [принятия] ислама и счастья присоединения к [истинной] вере. Язык, который всю жизнь – [ибо сказано: ] "А его родители делают из него иудея или христианина" – учился от наставника, [что] "Бог есть третий в трех"^{34}, засвидетельствовал принадлежность к мусульманской вере словами: «Знай, что, кроме Бога, нет никого достопоклоняемого»^{35}. Убедившись в истинности [изречения]: «Мухаммад не есть отец кому-либо из вас, но он только посланник Бога и печать пророков»^{36}, он проникся нежностью, произнося слова, свидетельствующие о единстве божьем, и вошел в число счастливцев, [о которых сказано]: «Вы самый лучший народ из всех, какие возникали среди людей»^{37}. Его назвали достойным именем султан Махмуд-хан, а его брата Улджайту – Султан Мухаммадом. Этот день положили считать [началом] ханской эры. Не прошло и двадцати дней его правления, как Султан Махмуд-хан Газан повелел, дабы снискать благословение и покровительство господне, первого мухаррама этого года изменить государеву печать, [придав ей] вместо квадратной круглую форму, которая является самой благородной из форм. Посередине он выгравировал: «Нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммад пророк Аллаха» – и дал указание депеши и указы начинать словами: «Всевышний Аллах», а грамоты [на пожалование] мусульманам содержания и сойюргалов во всех областях сопровождать августейшей подписью"» (Шараф-хан Бидлиси, с. 50–51).

Сюжет о смене формы государственной печати с квадратной на круглую (с имперской на мусульманскую) – из области политической мифологии мусульманских историков. На страже квадратной формы печати стояли незыблемые имперские идеологические установки. Печать юаньского императора была квадратной. Известно, например, что новая столица Хубилая – Дайду – в плане была идеальным китайским городом, т. е. квадратом (Марко Поло, с. 107). Квадрат и круг древними китайскими авторами были признаны соединением Земли и Неба, ибо такой именно формой, соответственно, наделила древняя китайская традиция землю и небо. Это частный случай известной оппозиции в виде сочетания мужского и женского начал инь-ян. Другим ее вариантом является китайская медная монета – литой бронзовый цянь, круглый, с квадратным отверстием в центре[61]61
  Ивочкина Н. В. Китайская медная монета как модель мира//Записки Восточного отделения Русского археологического общества. Новая серия. Т. I (XXVI). СПб., 2002. С. 112.


[Закрыть]. Послания ильханов несут на себе оттиск государственной печати в форме красного квадрата[62]62
  О том, что квадратная печать – это печать китайского типа см.: Belyaev V. A., Sidorovich S. V. A new interpretation of the character Bao on coins of Mongol uluses//Journal of the Oriental Numismatic Society. № 199. Spring 2009. P. 11–17.


[Закрыть]. Красная печать носит повелевающий характер. Один пример. Во время преследования хорезмшаха в Хорасане, монголы поступали следующим образом: «Когда они приближались к какой-либо провинции, попадавшейся им на пути, они посылали к ее жителям гонцов, возвещавших о появлении Чингис-хана и предупреждавших их о том, что лучше им воздержаться от войны и вражды и не отказываться признать свою покорность, и обрушивавших на них угрозы. И когда люди решали покориться, они ставили у них шихне, выдавали ему алую тамгу и удалялись» (Джувайни. I. 117).

Отказ от квадратной печати означал бы отказ ильхана Газана от власти над Большой Ордой. Если и была сделана круглая печать с шахадой, то она, скорее всего, прикладывалась к приказам, касающихся дел мусульманской общины. Доказательства я вижу в следующем.

Ильхан Газан и его вазир, Рашид-ад-дин, приняли ислам в 1295 г. В 1302 году ильхан Газан отправил послание Папе Бонифацию VIII. (Пергамент, тушь. Длина 97 см, ширина 24 см. Archivio Segreto Vatiсаnо, Citta del Vaticano. Nr. A. A., Arm. I–XVIII, 1801 (3). На письме поставлены три красных квадратных печати). Преемник Газана, ильхан Улджэйту отправил из Муганской степи послание французскому королю Филиппу Красивому (1305 год. Бумага, длина 117 см, ширина 36 см. Paris, Bibliotheque Nationale, Nr. 96–9–13). На письме поставлены три красных квадратных печати (ал-тамга)[63]63
  Hoffmann B. Das Ilkhanat – Geschichte und Kultur Irans von der mongolischen Eroberung bis zum Ende der Ilkhanzeit (1120–1335)//Dschingis Khan und seine Erben. Das Weltreich der Mongolen. Boon, 2005. S. 280–281.


[Закрыть]. На указе ильхана Абу Са'ида от 1325 г. (бумага, длина 132,5 см, ширина 15,5 см. Иранский национальный музей, Тегеран) также видим красную печать[64]64
  Hoffmann B. Das Ilkhanat – Geschichte und Kultur Irans, s. 281.


[Закрыть]. На двух ильханских ярлыках Абу Са'ида – один из которых датирован 4 зикаада 730 г.х. (19 августа 1330 г.), а другой – 15 сафара 731 г.х. (28 ноября 1330 г.), выданных армянскому монастырю Мхарт в Дарашамбе, стоят квадратные печати[65]65
  Папазян А. Д. Два новооткрытых ильханских ярлыка//Вестник Матенадарана. Ереван, 1962. Т. 6. С. 398–400.


[Закрыть]. Очевидно, что квадратная печать ильханов сохраняла статус государственной печати, несмотря на религиозные предпочтения правителей (так, например, Улджэйту покровительствовал шиитам).

Поразительным выглядит политическое долголетие этого символа. В архиве Ватикана сохранилось письмо хана Гуюка папе римскому Иннокентию IV (1246 г.), написанное на длинной (1 м 12 см) и узкой (20 см) бумаге, склеенной из двух кусков[66]66
  Pelliot Р. Les Mongols et la Papaute. Extrait de la Revue de TOrient chretien, 3e serie, t. III (XXIII), №os 1 et 2 (1922–23). Paris, 1923. P. 3–30.


[Закрыть]. В конце письма и на месте склейки листов имеются красные оттиски квадратной печати. На ярлыке хана Токтамыша, датированного 24 зул-л-каада 782 г.х./19 февраля 1381 г. (хранится: Институт восточных рукописей, СПб., шифр Д 222, № 1), также стоят два красных оттиска[67]67
  Золотая Орда. История и культура. Автор концепции выставки М. Г. Крамаровский. СПб., 2005. С. 14, 193.


[Закрыть].

Чагатайского хана Тармаширина (1326–1334), чье имя восходит к буддийскому прототипу имени Дхармашила («Следующий дхарме», то есть буддийскому закону), Ибн Баттута описывает как благочестивого мусульманина. Первый раз Ибн Баттута застал султана Тармаширина в мечети, затем был приглашен в шатер. У входа в шатер находились на'иб (заместитель), хаджиб и сахиб ал-алама (хранитель печати). «Они называют ее ал-тамга; ал означает 'красный', тамга – 'знак'» – добавляет путешественник (Ибн Баттута. Путешествие, с. 270).

Приведенных примеров достаточно, чтобы поставить под сомнение утверждение Шараф-хана Бидлиси об изменении государевой печати в связи с обращением Газана в ислам. В канцелярии ильхана было множество печатей, что соответствовало дифференциации законов, которые, в свою очередь, регулировали деятельность разных групп населения. Так, в 1281 г. во время посвящения в католикосы мар Ябалаха, глава несторианской церкви в Иране, получил из рук ильхана Абага печать патриархов. Ритуал отличался пышностью. Ильхан «покрыл его голову плащом, ибо его плащ был наброшен на его плечи, дал ему свое седалище (sandali)^{38}, которое было небольшим троном. Он дал ему также зонтик, по-монгольски называемый «сукор», который открывали и держали над головой царей, цариц и их детей, чтобы ослабить силу солнца и дождя, чаще же их осеняют им, чтобы оказать им честь^{39}. Он дал ему золотую пайдзу, которая является символом у этих царей, и обычные приказы (грамоты), что он властвует над всем, также большую печать, которая принадлежала предшествующим патриархам» (История мар Ябалахи, с. 75). Набор инсигний (знаков власти) демонстрировал включение католикоса в монгольскую правящую элиту. Считается, что религиозные меньшинства стали опорой ильханов во внутреннем курсе (и, прежде всего, в его важнейшем для легитимизации власти религиозном измерении)[68]68
  Кораев Т. К. Эволюция конфессиональной политики хулагуидских ильханов на Ближнем Востоке во второй половине XIII – первой половине XIV в. АКД. М., 2006.


[Закрыть].

Круглая печать с шахадой, о которой пишет Шараф-хан Бидлиси, скорее всего, по рангу соответствовала печати несторианского патриарха. Стремление приписать круглой печати статус государевой отвечает политическим реалиям эпохи Шараф-хана Бидлиси, но никак не эпохе Газана.

Согласно сведениям вазира Рашид-ад-дина, ситуация с печатями Газана выглядела так: «Для каждого важного дела [государь] установил [особую] тамгу. Для [ярлыков] на управление, [даваемых] знатным султанам, эмирам и меликам, и по важным делам владений – большую тамгу из яшмы, для [ярлыков, даваемых] казиям, имамам и шейхам – другую поменьше, тоже из яшмы. Для [ярлыков] по делам средней важности – большую тамгу из золота, меньше тех, что из яшмы. Для [ярлыков] о выступлении [в поход] и расположении на месте войск – особую тамгу из золота с тою же установленной подписью и узором, но по окружности ее изобразили лук, булаву и саблю. <…> [Государь] сделал и малую золотую тамгу, которую проставляют на казенных и областных бератах, приемных расписках, расчетных документах и диванских грамотах, которые пишут по поводу сделок, воды и земли» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 276). О замене квадратной печати на круглую у Рашид-ад-дина нет ни слова. Квадратная печать сохраняла свое значение в ильханате и после личного обращения Газана в ислам, поскольку оставались неизменными имперские структуры повседневности, связанные с жизнью Большой Орды. Можно с уверенностью полагать, что квадратная печать была утрачена после исчезновения в Иране монгольской кочевой орды.

Когда ильхан Газан, наследник славы Чингизидов, торжественно принял ислам, это вызвало недовольство со стороны его ближайшего родственника, претендента на престол, царевича Байду. По словам Стефана Орбелиана, Байду был воспитан византийской принцессой Марией, женой ильхана Абага, в симпатии к христианству. Газан одержал победу. Положение Ясы о веротерпимости было предано забвению. Чингизиды, их эмиры и сторонники разделились по религиозному признаку. Последовала мусульманская реакция, сопровождавшаяся насилием над несторианами, буддистами и иудеями (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 165). На деле это означало, что монголы больше не контролировали ситуацию в ильханате. Обращение Газана в ислам и религиозные погромы – взаимосвязанные события, демонстрирующие роковую слабость центральной власти. Монгольская система управления рассыпалась на глазах. Нойоны поднимали мятежи, царевичи устраивали заговоры, чтобы сесть на царство. Суды и казни не спасали положения. Клевета и доносы поднялись в цене. По инерции курултаи проводились в середине лунного года, но монгольские правители отдаленных от центра владений, обретя власть и могущество, отказывались являться на курултай. Только в такой ситуации для монгольских нойонов ислам на время мог стать привлекательной интегрирующей силой.