Текст книги "Чувство Святости (СИ)"

Автор книги: Александр Беатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Наконец, мы подходим к главной идее...

Эта книга пишется многие годы.. Приходится опускать целые главы, уводящие в сторону. Главное, реализовать написанное когда-то, чтобы не пропало.

Наберитесь терпения, читаёте дальше. Нельзя подвести к главной сути иначе, без детального разбора. "Костыли интеллекта" не помогут пройти хромому через болото. Нам потребуется иное приспособление, иная помочь.

37.

"...Процессу самосознания свойственна некоторая инерционность. У каждого складывается обобщённое мнение о самом себе, иногда оно в целом или в отдельных своих сторонах не соответствует действительным сущностным особенностям данного человека..." (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 105).

"... Американский психиатр Дж. Б Фурст (...) говорит, что в определённых областях жизни, деятельности, взаимоотношений с людьми, имеющими большое значение для каждой личности, человек такого типа оказывается почти неспособным учиться на опыте жизни, извлекать из этого опыта содержание, которое бы всё более объективировало понимание им самого себя." (Там же с. 106). (...) Такой человек (-А.Б.) «всеми силами пытается оправдать своё поведение; его оправдания предназначаются для того, чтобы убедить как самого себя, так и других в правильности своих действий. Его оправдания как раз и препятствуют осознанию того, что он действительно делает(...). Хотя эти оправдания сводятся к разновидности самообмана, невротик может держаться за них очень цепко. Он поступает так потому, что если он откажется от этих оправданий, он немедленно окажется перед лицом проблем, которых он боится и с которыми он всеми силами старается не сталкиваться» (Фурст Д.Б. Невротик. Его среда и внутренний мир. М.1957, с 248. Цитируется по: Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 108).

"... В итоге Фурст делает важный вывод: невротик, будучи привязан к привычному мнению о себе очень узко, шаблонно и инерционно, не может взглянуть на себя более свободно и широко как на некое целостное самостоятельное существо. Как бы ни были чувствительны невротики, они не в состоянии понять себя как целое, и точно также они не могут охватить в целом какие-либо из личных отношений, в которых они, их мыслительные процессы приобрели защитный, сложный и тенденциозный характер" (Фурст Д.Б. Невротик. Его среда и внутренний мир. М.1957, с 248. цитируется по: Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 107). "Все эти внутренние трудности процесса самопознания вытекают в свою очередь из специфики самопознания, которая состоит в слитности субъекта и объекта в его процессах и в необходимости их дифференцирования в случае познания субъектом самого себя, когда он смотрит на себя как на другого, как бы независимо по отношению к себе"..." (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 108).

38.

В процессе самопознания может потеряться эмоционально-ценностное отношение к себе, потеряться синкретика связи сознания с сердцем. Даже если человек психически (относительно) здоров, стоит лишь встать на путь самосовершенствования, на путь познания природы собственного сознания, – процесс, связанный с объективацией своего "я" от себя самого же, процесс абстрагирования части своего "я" от натурально данного эмоционально-ценностного его ощущения, – как сразу же эти поиски истины при добросовестных усилиях приведут к неожиданному тупику иррационализма, где можно остаться с болезнью разрыва сознания с его неотъемлемыми интересами. После такой добровольной хирургии человек может замкнуться в обескровленном им же самим мирке и начать сознательно себя обманывать. Таков удел сектантского мещанства, претендующего на всё, обещающего горы и оставляющего ни с чем в пустыне болезни.

Именно связь сознания и интереса во многом определяет личность, отвечает в какой-то мере на вопрос о природе личности, о её конституции. Личность строится тогда лишь, если сознание человека не "зубрит", не втискивает безо всякого интереса догму, а интересуется самим понятием, самой сущностью предмета своего сознания; если свою неразумную изначальную свободу (до выбора) личность ограничивает разумным "перевоплощением" своего сознания в интересуемый предмет, не боясь подпасть под такую псевдозависимость. Личность и творческое перевоплощение, сам процесс творчества, синонимично связанные понятия.

Большинство людей, попав в подобный тупик иррационализма, не способно к самоанализу, не терпит мысли о том, чтобы понять своё назначение, не интересуется ни наукой, ни философией, ни искусством, далеко от религии... Оно не в силах разглядеть внутренний смысл явлений, ибо вместо них видит лишь "декорации". Большинство оказывается в путах объективной магической материальности, не способно сосредоточиться на сущности всего видимого, "возлюбить чистое словесное молоко", познать истину, которая освободит от природной магии...

Мы рождаемся психически и духовно здоровыми, но если не осмысливать жизни и себя самого в ней, то можно легко "сдвинуться" в своём сознании с этой первоначальной позиции в ту, ненормальную, что начинает распадаться на кусочки. И если мы заметили в себе этот процесс распада, то единственный способ лечения – это творчество... Каким может быть исцеляющее творчество – попытаемся понять далее. Надо сказать, что творчество может быть удивительно многоразличным. И каждому дан свой дар и способ спасения.

Напрасно утверждать, что церковная жизнь сама по себе способна вылечить, точно так же как жизнь в больнице не обязательно ведёт к выздоровлению. В религии, быть может, все проблемы ещё более заострённы: в ней не меньше догматизма, чем в мире. И творческий человек, попавший в церковную среду, подвержен воздействию догматической магии ещё более, нежели обыкновенный мирянин. Можно сказать, даже, что в догматической церковной среде творческому человеку находиться ещё опаснее рядом с источник живой воды, который скрыт "купелью Силоамской", рядом с которой толпы беспомощных уродов ожидают ложного движения. Но тем не менее именно творческий человек скорее различит ложь и покажет другим путь для спасения, выведет незрячих из средневековья церковного мрака к забытому церковному свету истины.

В непосредственности заключено счастье. Вот различные взгляды на самого себя: "Как бы мне не поступить так, как запрещено поступать?" или: "Как бы мне не вызвать осуждение и недовольство других?" И другой взгляд: "Я поступаю так, потому что я чувствую и знаю, что поступаю по совести и согласно моим убеждениям". Последней установке присуще свободное самосознание.

Счастье и блаженство заключается в непосредственном интересе, выходящим за непосредственно содержащийся в сознании предмет, который влечёт, интересует меня; при этом я чувствую это движение внутри меня...

Счастье и вдохновение возможно в блаженстве творчества, а именно при таком условии, когда человек становится в отличие от неодушевлённой материи активен в отношении к интересуемому предмету его сознания.

39.

Отступая немного назад, к тому месту, где мы говорили о переключении интереса в область узкого сознания, неспособного постичь красоты искусства, заметим, что смещение интереса из конкретно-ощутимой области в иррациональную – явление, ведущее к нарушению психики, мировосприятия. Это может произойти в процессе самопознания или, что то же самое, в процессе самосовершенствования, когда происходит отчуждение субъективного. Такое нарушение может произойти оттого, как уже говорилось, что человек поставил себе задачей познать природу своего сознания и даже Бога. Это может произойти из-за столкновения с непостижимыми догмами.

Так вот, в то же самое время, художественное восприятие и есть иррациональное восприятие. Попав в тупик иррационализма, мы можем и должны решать и решить нашу проблему не иначе как иррационально. Там, где логика сознания не способна постичь и наполнить себя определённым содержанием, поскольку, как говорилось, сознание предметно («Предмет по понятию нечто внешнее, нечто перед субъектом находящееся, предстоящее, хотя и не обязательно материальное», – Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Университета. 1984, с 81), – там чистое детское созерцание и творческое художественное перевоплощение в созерцаемое без попытки его осмыслить сугубо рационально, разложив по полкам, – утоляет жажду нашего не знающего по существу своей природы сознания томящейся души. В этом заключается прагматический подход к тому, как сознанию пользоваться собою в качестве инструмента своей души.

Итак, мы находим несомненный смысл в любви и интересе к самой жизни. Но если мы утратили интерес, то должны обрести его в "умудрённом неведении" созерцания, в котором должно преобразиться наше сознание, активно воспринимающее окружающее нас, воспринимающее до самозабвения в творческом перевоплощении.

Как мы видим, всё довольно-таки оказывается переплетённым, и кажется, что нелегко во всём разобраться. Но это кажется так только с точки зрения "малого ума", с точки зрения рациональной, ограниченной. Для "расширенного сознания" такой проблемы не существует.

С точки зрения "узкого сознания" возможен, впрочем, иной подход для кажущегося решения означенной проблемы...

...Можно как бы обмануть себя, внушить себе правильную мысль и придти к той психологии, которая нам необходима для здоровой жизни, не вдаваясь в подробности, в которых для большинства обывателей «нет никакой практической надобности». Можно следовать увещеваниям проповедников и придерживаться строгому исполнению социальных житейских норм. Добиться благополучия, «полной семейной чаши», положения в обществе и т. под. Можно и вовсе забыть о своих душевных недугах и переживаниях... Не будет ли это уходом от проблемы вместо её решения?

40.

"Невротик", подпавший под самообман начинает жить двойной лицемерной жизнью. Лицемерной хотя бы в отношении его подсознания к сознанию, своего сокровенного к откровенно-сознательному, своей внутренней сакраментальной личности к цинизму обывательской общепризнанности. Его жизнь в результате перестаёт быть жизнью по своей сути, а становится "влачением существования", то есть медленным духовным умиранием.

"Материал клинических наблюдений расстройств самосознания, выражающийся в основном в синдроме деперсонализации, является фактическим обоснованием теоретических положений о самосознании как центральном "образующем" личности, связывающем воедино отдельные её проявления и особенности. (...) Целостная деятельность самосознания в норме основана на гностической его функции – интегрирующем системном чувствовании, которое обычно не заметно. Эта функция осуществляется на автоматизированном уровне и обеспечивает чувствование принадлежности психического процесса моему Я, моей личности, включает в себя эмоциональный тон соответствующей окраски и интенсивности и обобщает предшествующие знания в опыт в конкретной чувственной форме. Гностическое системное чувствование обнаруживается, как правило, негативно в дезинтеграции психических функций, когда наблюдается снижение его или вовсе его отсутствие. Картина этого синдрома разнообразна по своим проявлениям, но клинические критерии нарушения самосознания едины – это переживание исчезновения своего Я, состояние обезличенности, чуждости, изменённости своего тела, отчуждение собственных психических актов. Больные указывают на потерю своих эмоций, на отсутствие образов в мышлении, на пустоту своей психики" (Чеснокова И.И. Проблема самосознания в психологии. М. 1977, с 50 – 51).

Деперсонализация происходит оттого, что человек перестаёт работать над собою, всматриваться в себя, исповедоваться Богу и таким образом – продолжать строить своё самосознание: усложнять, уточнять, поправлять, утончать, возводить в степень. Деперсонализация происходит оттого, что человек может увлечься интеллектуализмом в ущерб сердечности и перестать практически следовать своим убеждениям; – или если человек деперсонализирован в силу того, что не развил в себе духовных способностей, остался инфантильным.

("... Учение о душе для Аристотеля – это общее учение о жизни и её функциях, включающее органические её отправления так же, как и сознательную жизнь. В соответствии с такой трактовкой души Аристотель первый отчётливо формулирует идею развития применительно к психике. Он различает три вида души – растительную, животную и разумную", – Спиркин А. Г. Сознание и самосознание. М. 1972, с 15).

Так или иначе, причин для болезни множество. Разобраться в них нелегко. Важнее найти способ, который исцелит, безотносительно причинам возникновения недуга. Какой смысл бередить больные раны? Это лишь ещё раз вызывает боль. После диагноза следует начинать лечение, но не пытку.

Апофатические (запрещающие) Моисеевы заповеди, можно предположить, имеют целью проявить в человеке самосознание, раскрыть в нём его личность. Поначалу, воспринимая их как табу, как запрет, человек воспринимает их наподобие любого объективного предмета сознания. Но затем они становятся традицией, нормой, культурной, социальной и религиозной жизни. Наконец они проникают в "кровь и плоть" и для большинства становятся убеждением, за которое люди готовы пожертвовать жизнью. Но это происходит лишь при условии наличия связи сознания с сердцем. Вот почему любовь превосходит страх Божий. В любви человек имеет самосознание, обладает личностью. В страхе он безлик, скован узким своим рассудком. Вот почему, наверное, в Десять Заповедей входят и такие, как бы, "дубликаты": "Не укради" (обобщённая заповедь) – "Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дома ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего (детализированная заповедь). Обобщённая заповедь – "для имеющих уши слышать", для тех кто обладает самосознанием. Для непосвящённых – удел страха – объективный запрет юриспруденции, с детальным перечнем того, за что возможно наказание.

В этом понимании украсть у государства является грехом по заповеди "Не укради", но, как будто бы, не является таковым по заповеди, в которой говорится о ближнем. Тем не менее, обе заповеди входят в единую скрижаль. Воруя у государства, человек идёт на компромисс с совестью по заповеди "Не укради", ибо не важно в данном случае, у кого красть в объективном смысле. Но в смысле формирования самосознания "украсть" – вообще как факт, как акт сознания, как его предмет, – означает разрушительную тенденцию, деперсонализирующую самосознание, способствующую разрыву связи сознания с сердцем. Поэтому в соответствии с этой заповедью, в заповеди "о ближнем", или "искреннем", говорится и о том, что не только нельзя у ближнего украсть, но и даже нельзя пожелать украсть: пожелать совершить грех и совершить грех по отношению к ближнему уже в Моисеевых (апофатических) заповедях приравниваются. Так же строго приравнивается грех «реальный» и «желанный» в проповеди Христа: тот, кто посмотрел на женщину с вожделением, тот уже в сердце своём с нею прелюбодействовал.

Горе тебе, "премудрый" Соломон! Ты не только пожелал жены искреннего твоего, но и украл её, а также послал своего искреннего на смерть! Куда пропала твоя мудрость? Была ли она? Или под влиянием внешней среды личность твоя деперсонализировалась и не осталось ни самосознания, ни любви к Богу, ни страха Божия? Поистине, нет ничего нового ни под Луной, ни под Солнцем!..

41.

Человек желает быть свободным... Однако не всякий может понимать, что истинная свобода заключается в труде, в постоянном наполнении своего субъекта, согласно природе сознания. Конечно, имеется в виду предметность сознания, о которой ещё пойдёт речь ниже. То есть сознанием возможно называть такое отображение реальности (впрочем, и не-реальности, выдумки, в том числе), без которого сознание в чистом виде не имеет смысла. Если упало в лесу дерево и никто этого не видел и не слышал, то какое значение имеет это событие?.. Если хлопать в ладони, то слышно хлопанье; но каков при этом звук от хлопка одной ладони? Издревле люди пытались осмыслить природу своего сознания, подойти ближе и подвести к его пониманию других через метафоры и мудрые изречения.

Обязательно сознание чего-то, как уже говорилось, но не просто сознание в чистом виде. Именно тогда только сознание и возможно. Именно тогда только можно о нём говорить и мыслить, когда оно является сознанием чего-то, когда оно любовно вбирает в себя свой объект, пропитывается им и отождествляется с ним. Содержание сознания, его предметность, обязательно связаны с отношением сердца к предмету сознания, с интересами личности. Если же такой связи не наблюдается, или если сознание наполняет себя нелюбимыми объектами, то именно тогда возможен разлад его с сердцем, потеря эмоционально-ценностного к себе отношения, сужение сознания, самообман, деперсонализация.

И наоборот, если сознание наполняется интересуемым его предметом, то оно делает это по любви и свободно. Если "осознать" означает "полюбить" в том числе, то в этом смысле и "свобода есть осознанная необходимость" или, лучше, скажем, осознанная предметность. Впрочем, недосуг играть словами, набившими оскомину...

Своё сознание следует заполнять для того, чтобы отличаться от неодушевлённых предметов. Именно такова функция сознания, дарованного нам. Именно в этом заключается отличие сознания человека от сознания животного и тем более от бессознательных предметов. В этом наше отличие от неживого – мы обладаем неким бытием, которое способно осмысливать себя самого и, более того, смотреть из глубины себя как бы со стороны, что, можно считать, философским пониманием природы человеческой совести.

Итак, человеческое сознание способно не только познавать, то есть наполнять себя объектами познания (становящимися в этом случае предметами сознания), но также оно способно в какой-то мере познавать и природу своего сознания в гармонии его с сердцем.

Забегая вперёд, нужно сказать, что высшими ступенями познания вообще и самопознания в особенности, будет являться художественное восприятие и творчество, а также – мистическое молитвенное созерцание, или гнозис, в терминологии и понимании хорошо освещённом в книге Трофимовой М.К. (Историко-Философские Вопросы Гностицизма, Изд. "Наука", 1979), где рассматриваются различные аспекты, основанные на изучении коптских рукописей "Наг-Хаммади", включающих в себя, и, так называемое, "Пятое Евангелие от Фомы".

42,

Бог может быть Богом лишь для человека.

"Без человека не может быть никакого Бога".

(W. A. Luijpen. Theology as Anthropology. Pittsburgh (PA), 1973, p. 84. – Цитируется по кн. "Современная буржуазная философия и религия" под ред. А. С. Богомолова, М. 1977, Изд. "Полит. Книга", с 57).

И если не будет человека, то не будет Бога, ибо человек мыслит Бога Богом по отношению исключительно к себе, Его твари. И Бог, следует предполагать, определяется как Бог человеком и лишь в отношении к человеку, подобно тому, как царь определяется как царь тем, что у него есть над кем царствовать.

Это позитивный фактор.

Негативный фактор тот, что если царь не имеет царства, то он уже не царь. Такая "социальная" обусловленность переходит в экзистенциальную онтологию.

Чисто логически А не может быть В. Но А и не мыслимо без В, ибо оно определяется (дефинируется) отрицанием его от В: А – это то, что не есть В (негативный фактор); в то же время А – это есть только А (позитивный, номинативный фактор). То же самое относится и к В. Наличие факта С усложняет картину, но не меняет её по существу.

Бог не может быть без человека.

И человек не может быть без Бога.

Бог как Бог определяется человеком.

Эта экзистенциальная зависимость, а не просто логическая, находит подтверждение в мистическом ощущении человеком Бога – тварью Творца, именно в силу этой зависимости создавшего человека по Своему Образу и Подобию.

Это аналогично тому, как подлинное (большое) сознание человека может быть только предметно.

Сознание человека – Образ и Подобие Божие.

Исходя вышесказанного, составим следующие силлогизмы:

Бог не может быть без человека.

Сознание не может быть непредметным.

Из этих соотношений приходим к следующему выводу:

Подобно тому, как сознание, будучи предметным, существует как сознание и только таким образом оно экзистирует, проникается своим предметом, точно так же и Бог является Богом лишь в том случае, если экзистирует человек.

Эта диалектика налагает на человека огромную ответственность.

И напротив, для того сознания, которое не проникнуто Богом, Бог не существует. Поэтому неверующие по своему правы, утверждая, что Бога нет: Его нет только для них и для их сознания, лишённого присутствия Бога, именно из-за такой их изначальной установки.

"Субъективное – объективно и объективное – субъективно..."

(Ф. Э. Дзержинский, из воспоминаний Н. Бердяева: "Самопознание", М. "ДЭМ", 1990).

43.

По Ф. Де Соссюру...

( Эта глава пропускается при этой предварительной публикации в силу необъятного количества материала, подлежащего обработке).

44.

Человек говорит: я больше никогда не удивлюсь, не поражусь открывшимся мне когда-то с такой удивительной стороны миром, в котором я однажды узрел глубину и смысл внутренних взаимосвязей. Человек говорит: я знаю, что мир глубок и прекрасен, я знаю, я знаю, я знаю... Но твердя это, он забывает об ученичестве, забывает ту глубину, тот смысл, то трезвящее ощущение реальности, которые когда-то были для него открыты. Он теряет динамику души, которая присутствует в ученичестве, и вновь пережить пережитое оказывается почти невозможно. Становится невозможным и счастье. Ибо другого счастья в своей жизни человек, переживший подобное, не желает. То ощущение Реальности, которое переживает человек в моменты Откровения, можно сравнить с огнём. Обычно мы видим пламя огня и считаем, что это всё. Однако, есть ещё и свет, и тепло пламени. И они не менее реальны, чем само пламя. Пережитую Реальность можно сравнить с чистым светом.

Для того, чтобы стать счастливым, для того, чтобы соприкоснуться вновь с этим поразительно трезвящим единством нашего Я с внутренней сущностью вещей, чья видимая оболочка не содержит в себе непосредственно того, что она лишь призвана обозначать, на что призвана указывать; – для того, чтобы наша жизнь не катилась многолетними водами однообразного течения, вливающегося в бесконечное море скуки, а, наоборот, чтобы каждая минута нашей жизни была интересна, полноценна, насыщена, чтобы мир снова и снова открывался нам своей неизвестной доселе и становящейся потом снова и снова созерцательно ощутимо достоверной стороной, подобно как молодой человек поражается однажды существованием своего Я, своим неожиданным созреванием и внутренним качественным изменением; – для наступления такого откровения надо хотеть, надо жаждать, надо алкать по этой глубине, в отчаянии восклицая: Быть не может, что в мире нет смысла жизни, быть не может, что тогда нет и счастья! Где, в чём этот смысл? Я хочу быть счастливым! Я готов за этим смыслом ринуться в бездну, в пропасть; и нежели жить так, лучше не жить: ибо без смысла жизни и жизнь, увы, бессмысленна, то есть, её, почти что и нет как таковой. Я не хочу быть обывателем, привыкшим одинаково как к пошлой низости, так и к возвышенному, интересующимся лишь хлебом насущным...

45.

Человек одинок, он одинок даже в обществе людей, и даже, быть может, единомышленников. Ибо космическая оторванность распинаемого субъекта от влекущей невидимой реальности и одновременно влечение к такой, казалось бы, близкой эмпирической реальности этого мира, увы, не приносящей счастья, настолько противоречит рассудку и не хотят в нём ужиться, что человек страдает, страдает несмотря ни на что, и порою даже хочет страдать специально, чтобы в своём страдании остро ощутить всю разницу между тем, о чём он думает, во что верит, и тем, что видит, что навязывается ему для веры.

И может быть именно оттого, что человек начинает ощущать себя слабым, разуверившимся и беспомощным в этом мире, он ограничивается определённым кругом не только дел, но и мыслей. И это может происходить незаметно для него, ибо он не видит того зла, под которое подпадает всякий, кто идёт по лёгкому пути подчинения. Мыслить свободно и широко трудно.

У всякого человека появляется свой внутренний мир, который он отнюдь не называет "мирком", потому что всё, субъективно пережитое всегда значительнее объективного, каким бы то или другое ни были. Эзотерически – это мир, но в поступках человека зачастую видна его ограниченность. Таким образом "мирок" приобретает в его уме звание "мира", и, вот, уже перед нами человек, лет примерно от тридцати и далее, считающий себя сформировавшимся субъектом, уверенный в себе нахал или сектант.

Николай Бердяев в своей книге "Философия свободного духа" пишет о преодолении сознания человека, о преодолении своей веры в экзотерический мир, в который "мы слишком поверили... и потому он так открыт нам" (Н. Бердяев Философия Свободного духа. Глава III: Откровение, вера, ступени сознанию. Самиздат).

Он пишет:

"Религиозное откровение есть событие, происходящее не только для меня, но и со мной, есть внутренняя катастрофа во мне. Если внутренней духовной катастрофы со мной не произошло, то для меня ничего не значат события, о которых мне рассказывают, как об откровениях Божества" (Там же). Далее он говорит, что "Откровение есть всегда откровение смысла, а смысл есть лишь в духе, его нет во внешних событиях, если они не расшифрованы в духе. Вот почему вера всегда предшествует авторитету.

Откровение есть двусторонний бого-человеческий процесс, встреча двух внутренне родственных пород. В откровении трансцендентальное становится имманентным. Отрицание высшей духовной богоподобной природы человека ведёт к отрицанию самой возможности откровения. У Бога не было бы Его другого, Бог был бы одинок" (там же).

О нашем сознании Н. Бердяев говорит в частности следующее:

"Сознание имманентно бытию, бытие же есть бесконечная духовная жизнь. Границы сознания раздвигаются. Два мира входят один в другой. То, что совершается в субъекте, в познающем, в моём сознании, то совершается в бытии и с бытием в глубине духовной жизни.

Трансцендентальность есть лишь часть имманентного, лишь событие в духовном пути, лишь раздвоение самого духа, который себя же себе противопоставляет. Откровение представляется трансцендентным в этом раздвоении и объективируется. По внутренней же своей природе откровение совершенно имманентно духу, есть внутреннее в нём событие..." (там же).

"Нельзя говорить о существовании объективной действительности с точки зрения статического пассивного сознания. Такого рода действительности самой по себе не существует. Действительность есть бесконечная жизнь, всегда активная и динамичная, и открываться она может лишь жизни, активной и динамической. Реальность бесконечного духовного мира не может прийти извне, она приходит лишь изнутри, как сама духовная жизнь в глубине. Я сам должен обнаружить реальность духовного мира, раскрыть её в своей жизни, в своём опыте, а не ждать, что извне она будет мне показана. Опыт зависит от границ сознания, границы же сознания полагаются направлением духа, т. е. процессом, совершающимся в самой первожизни: целые миры не доступны нашему опыту, потому что мы отвернулись от них, отделены от них стеной нашего сознания, избрали себе другой ограниченный мир. Нужна катастрофа сознания, чтобы раскрылись нам целые миры" (там же).

Философия экзистенциализма говорит нам о "пограничных ситуациях" – когда человек в критической ситуации делает выбор в своей жизни. После чего ему открывается новый мир. Антоний Блюм, митрополит Сурожский, говорит, что не всякий способен на решимость. Человек может быть решительным в своих практических повседневных делах, но он может оказаться неспособным на решимость в вопросах, затрагивающих его привычки, ломающих его сознание.

"Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся".

"Вера идёт из глубины подсознательного или высоты сверхсознательного", – пишет Бердяев, – "И опрокидывает установившиеся формы сознания..." (Н. Бердяев Философия Свободного духа. Глава III: Откровение, вера, ступени сознанияю. Самиздат).

"Логическая научная общеобязательность и есть утверждение минимальной общности в истинах, дающих возможность ориентироваться в природном и историческом мире... Логизация и юридизация религиозных истин имеет социально-экзотерическое значение... Есть духовное и душевное совершенство, духовная и душевная святость, есть эзотерическое и экзотерическое сознание... И новозаветное откровение всё ещё подавлено природой ветхого Адама, ветхозаветно-языческими формами сознания" (Н. Бердяев Философия Свободного духа. Глава III: Откровение, вера, ступени сознанияю. Самиздат).

Эти слова предупреждают нас об опасности оказаться однажды той религиозной старушкой, что подбрасывала хворост в костёр, на котором сжигали Яна Гуса, последние слова которого были: "O, sancta simpicitas!" ("О, святая простота!"), слова, так похожие на слова Христа: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают...".

46.

«Некоторые потерпели кораблекрушение в вере...» (1 Тим. 1, 19). «Катастрофа» сознания вовсе не означает «кораблекрушение», ибо законы духовного развития не совпадают с законами видимого мира.

"Возникновение таких, несомненно обладающих существом вещей, как, например, архитектурные сооружения или биоценозы, хотя и может быть в принципе описано с точки зрения происходивших при этом физических процессов, но не может быть ни объяснено, ни тем более предсказано как необходимое на основании даже абсолютного знания всех физических законов. Несмотря не то, что последние при этом возникновении ни раз не нарушались. Следовательно по (...) критерию "предсказуемости" и физический мир, точно так же, как и психологический, является открытым, то есть, и на него возможно влияние из нефизических сфер, закономерности которых не ухватываются физическим взглядом на реальность. Но это влияние осуществляется тем не менее целиком на физической почве, сообразно физическим законам, исключительно физическими средствами, и в этом смысле в виду отсутствия в физическом мире нефизических чуждых ему явлений и событий он является замкнутым, не имеющим внешнего, ибо всякий иной, лишённый физического воплощения процесс не оставляет в нём следа, никак не затрагивает его.

И точно так же одновременно открытым и закрытым (замкнутым) является жизненный, психологический мир данного существа. Психологический мир не знает ничего непсихологического, в нём не может появиться ничего инородного, относящегося к иной природе. Однако в психологическом мире время от времени обнаруживаются особенные феномены (в первую очередь трудность и боль), которые хотя и являются полностью психологическими и принадлежат исключительно жизненной реальности, но в то же время как бы кивают в сторону чего-то непсихологического, источником чего данный жизненный мир быть не мог. Через эти феномены в психологический мир заглядывает нечто трансцендентное ему, нечто "оттуда", но заглядывает оно уже в маске чего-то психологического, уже, так сказать, приняв психологическое гражданство, в ранге жизненного факта. И только своей тыльной стороной эти феномены настойчиво намекают на существование какого-то самостоятельного, инородного бытия, не подчиняющегося законам данного жизненного мира" (Василюк Ф.Е. Психология переживания. Анализ преодоления критических ситуаций. Изд. Моск. Университета, 1984, с. 91-92.).