Текст книги "Чувство Святости (СИ)"

Автор книги: Александр Беатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Что касается нашего молитвенного состояния при богослужении, следуя примеру простых старушек, которые входят в храм с раскрытым сердцем, в простоте своей готовые принять на веру всё, что бы они ни почувствовали, – и нам нужно в "умудрённом неведении" открыть свою душу для откровения Духа Божия. Ибо открывается открытому. И тогда бессознательно может свершиться всё то, что так бывает сложно объяснить, понять, почувствовать...

79.

Молитва, говорит митрополит Антоний Блюм, это увлекательное путешествие в удивительный мир, в мир совершенно иной, в мир Духа... Перед человеком, познающим мир, последний открывается по разному и зачастую каждый раз совершенно по иному. Так, в детстве один мечтает стать космонавтом и благоговеет перед звёздным небом; так, другой готовится стать путешественником, коллекционирует марки, читает книги о первопроходцах. Третий не пропускает ни одного кинофильма о войне, разведчиках и чекистах. Перед четвёртым открывается мир искусства: живописи, поэзии, музыки... Пятый вслушивается в далёкие позывные радиостанций, изучает код Морзе, радиотехнику, собирает радиостанцию, чтобы через преобразованные в звук радиоволны почувствовать эфир Вселенной...

Постигая мир через непосредственное с ним столкновение мы узнаём его с разных сторон. И мир оказывается бездонным, а мы видим, что полностью познать, каков он, не в состоянии.

Мы видим его одним, озарённые философской мыслью, мы видим его другим, когда влюблены. Мы видим мир иначе, когда у нас горе. Мы видим его в пятьдесят лет по иному, чем когда нам было пятнадцать. Каков же он в своей глубине, в своей сути? Ведь, всё наше восприятие связано, как правило, с нашими органами чувств и с нашим психическим состоянием, и зачастую мы видим лишь внешнюю его оболочку или какую-то малую грань.

Многое в нашем восприятии, конечно, зависит от нашего мировоззрения. Ведь, миросозерцание материалиста и религиозного человека естественно окажутся различными. Первый не обнаружит в мире ту замечательную глубину, которая открывается философу, богослову, теологу – в силу того, что материалист не способен почувствовать полной гармонии с миром, которое возможно через ощущение сопричастности своей души со всем мирозданием, внутреннее родство. Закоренелый обыватель и материалист не способен сосредоточиться на духовной тишине, отстутвию внешних развлечений; он не способен созерцать безмолвия окружающего и видеть за всем внешним глубочайший смысл. Это связано с тем, что такой человек просто не способен к синхронизации полушарий головного мозга. Он попросту болен. Мы все больны, когда не синхронизируем работу нашего мозга. Может ли тронуться с места автомобиль, если свечи не будут зажигаться в строгом порядке? Мозг человека, страдающего рационализмом или чрезмерными эмоциями, подобен газонокосилке, в двухцилиндровом двигателе которой работает лишь одна свеча. Другая засорилась и не даёт искры. А у хозяина нет времени для ремонта газонокосилки. Он давно привык к тому, как она работает, забыл о том времени, когда она функционировала правильно, и полагает, что она косит траву как полагается...

"Псевдо-Дионисий Ареопогит утверждал, что мистическому созерцанию нельзя обучить, передать его человеческими средствами (R. Roques. Structuras theologiques de la Gnose a Richard de Saint-Victor. Paris, 1862, p.162). По мнению Григория Назианзина, человек, который жаждет соединиться с Богом, должен выйти за пределы знания (gnosis). Григорий Нисский считал, что мистическое единство достигается выше интеллекта, выше знания, даже выше созерцания (theoria) и любви (agape). Подобные же замечания мы найдём у византийских исихастов и их русских учеников, особенно у Нила Сорского, который взял у Симеона Нового Богослова учение о превосходстве Света Фаворского над разумом. Тема Преображения Господня вообще занимала одно из центральных мест в трудах отцов Восточной Церкви и византийских богословов. В зависимости от истолкования природы света, который увидели апостолы на горе Фавор, где, согласно традиции, произошло Преображение, решались основные богословские проблемы: характер образа Божия, способ обожения человека и тип вечного счастья. Отсюда такое поклонение православной иконе Преображания. (К шедеврам русского искусства принадлежит икона Преображения 2 пол. XIV в., находившаяся когда-то в Спасо-Преображенском соборе в Переславле-Залесском (теперь в Третьяковской галлерее)"; (ВРХД N 133 I-1981, примечание N3 на с. 110-111 к ст. "Победа благодати" Рышарда Пшибыльского).

"Умная молитва" (с ощущением имманентности Бога моему сознанию) способна вернуть нас к умению слышать, видеть, созерцать за всем окружающим нас эмпирическим миром тихую и явную близость Бога.

80.

Для того, чтобы избавиться от повседневных суетных мыслей, нужно вводить в своё сознание мысли о Боге. И чем больше станет таковых мыслей, тем меньше останется мыслей не о Нём. Вроде бы арифметика несложная. Но не так просто оказывается ей следовать. Для этого существуют различные способы. Один из них – чтение религиозной литературы, ввод необходимой информации. Неразрывно с этим – так называемое «богомыслие». «Богомыслие» – это постоянное размышление о Боге. Это способность видения за всяким творением Творца. Наблюдение над жизнью, над законами мироздания и – восторг мысли от того, что всему этому причиной – воля Божия.

Далее существует иная ступень, иной способ соприкосновения с Божеством – это молитва. В молитвве в свою очередь открываются безграничные ступени. В молитве, в отличие от богомыслия, человек соприкасается с Богом непосредственно. Если при богомыслии мы думаем о Боге в третьем лице, то в молитве мы обращаемся к Нему во втором лице.

В мистике и эта граница стирается, ибо Бог входит в человеческую душу, и она сливается с Ним настолько, что пропадают всякие различия лиц. О Боге в этом случае нельзя говорить никак, а можно Его чувствовать в первом лице.

"Всякий христианин должен быть тем же Христом", – говорит Ангелус Силезус. Поэтому "Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь, и дал бы Богу быть в тебе Богом" (Экхардт). "Выйди же ради Бога из самого себя, чтобы ради тебя Бог сделал то же. Когда выйдут оба – то, что останется, будет нечто единое и простое" (Экхардт); – (Экхардт. Духовная проповедь и рассуждения, – цитируется по книге Н.Бердяева "Философия свободного духа". Самиздат).

Н. Бердяев в отношении гнозиса Непостижимого пишет:

"Один летний семестр, молодым человеком, я слушал лекции Виндельбанда в очаровательном Гейдельберге. Но в это время я уже очень отошёл от кантиантства. Основная тема моя была в том, как дальше развить и вместе с тем преодолеть мысль Канта, пытаясь оправдать возможность познания первореальности до рационализации, до обработки сознанием. Это могло быть так же формулировано, как различение первичного и вторичного сознания. Вторичное сознание связано с распадом на субъект и объект оно объективирует познаваемое. Первосознание погружено в субъект, как первореальность, или, вернее, в нём дано тождество субъекта и объекта. В последние годы я формулировал эту проблему, как отчуждение в процессе объективации единственно подлинного субъективного мира. Объективный мир есть продукт объективации, это мир падший, распавшийся и скованный, в котором субъект не приобщается к познаваемому. Я это выразил недавно в парадоксе: "субъективное объективно, объективное же субъективно", ибо субъект есть создание Бога, объект же есть создание субъекта" (Н.Бердяев, Самопознание. Опыт философской автобиографии, Изд. 1949 г. Самиздат, с 105).

Ф. Э. Дзержинский был весьма образованным человеком, и перед выдворением Бердяева из страны, процитировал ему самого же автора "Самопознания": "Субъективное – объективно и объективное – субъективно...", – о чём Бердяев вспоминает в своей книге: ("Самопознание", М. "ДЭМ", 1990).

81.

При богомыслии необходимо глубоко вникать в каждую мысль и следовать ей практически. Можно назвать и ещё один способ богомыслия – это получение религиозной информации через проповедь, которую можно услышать в церкви или по радио. Но здесь хотелось бы предостеречь. Бесконечно цитируемые и повторяемые библейские фразы перестают восприниматься слушающим, становятся, как бы, «общим местом», «штампом» ,"калькой". Особенно так библейские изречения начинают восприниматься человеком, у которого произошёл отрыв сознания от сердца, когда он пребывает в состоянии суженого сознания, подвергающего рациональной критике всё и вся. Услышав очередную цитату, такой человек говорит себе: «Я понимаю, о чём идёт речь из контекта проповеди. Зачем мне приводят эту цитату? Я не на уголовном процессе, и не требую доказательств». Если проповедник достаточно сумел выразить саму идею, саму суть своей мысли, то зачем ещё перчить или услащать? Выходит, что такой «пастырь» считает свою паству в буквальном смысле не только овцами, но ещё и и ослами, если, он полагает, что его слушатели, неспособны в своём сознании соединить архетип идеи с библейским текстом. Или проповеди ведуться только для неофитов? Тогда тем, более, неофиты, не знакомые с библейской терминологией, вообще не поймут такого проповедника, тем паче если он ещё перемежает свою проповедь цитатами на церковно-славянском языке.

Стоит в церкви верующий человек, слушает, как идиот, такую проповедь. Цитаты отскакивают от его мозга, как горох от стенки. Он и в смысл проповеди и даже самой цитаты перестаёт вникать. А затем, читая Новый Завет, наталкивается он на "общее место", и уже автоматически глаза его пропускают один-два стиха... Зачем их читать, если они уже застряли в мозгах? Тут и так понятно. Так священный текст превращается в жвачку. И всё оттого, что в самой Церкви употребляется в суе ремесленниками в рясах.

Представляет большой труд суметь сосредоточиться при попытке прочтения священного текста, чтобы ощутить за священными словами тот прямой смысл, который в них вкладывал евангелист. Зачатую становится невозможным размышлять над текстом Евангелия оттого, что как только попадается слишком знакомая "цитата", то она прочитывается автоматически, без вдумывания в каждое отдельное слово и его смысл, поскольку в ней видится лишь общее фразеологическое значение, нивелированное услышанными ранее рядовыми проповедями.

Понимая эту проблему восприятия текста, Ф.М.Достоевский, употребляя в речи своих героев пословицы и идеомы, специально их немного видоизменял.

"Афористическую" тенденцию слова (...) достаточно ярко иллюстрирует судьба ходячих выражений, фразеологизмов, пословиц. С одной стороны они првлекательны для автора тем, что сообщают читателю вполне определённый комплекс представлений или мысль, учёность которой проверена веками; они всем понятны и убедительны. Включённые в систему авторских рассуждений, эти ходячие выражения и пословицы делают и её вполне понятной, в то же время косвенно убеждая читателя в её справедливости (иногда они входят в произведение без изменений). С другой стороны та известность и общеупотребительность, которая сделала их убедительными, стёрла их выразительную силу, вследствие чего они часто скользят в сознании читателя, не останавливая его внимания. Поэтому в философско-публицистическом произведении они подвергаются изменениям, которые разрушают их устойчивую и примелькавшуюся форму.

Для повествования Достоевского деформированные пословицы и фразеологизмы обычны. Наиболее общий и распространённый способ изменения их формы – введение модальных слов: "тысячи эти с тех пор решительно как бы канули для неё в воду"...

Везде, где повествование включает банальное сочетание слов, ожидаемое или привычное сравнение, если даже оно не стало фразеологизмом (хотя имеет все его достоинства), оно обычно подвергается тем же изменениям, что и пословицы или фразеологизмы. Стремление придать слову максимальную выразительность, сделав его неожиданным или необычным, и сообщить ему тем самым максимальную смысловую нагрузку руководит всем повествованием..." (Ветловская В.Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы", Изд. "Наука", Л. 1977, с.34).

Таким образом в устах героев Достоевского "шаблоны" звучали так, будто бы то были не "ходячие фразы", а их собственные мысли. Хотелось бы порекомендовать проповедникам не только подражать в этом смысле Фёдору Михайловичу, но также избегать педантически настойчиво приводить библейские цитаты сугубо для подтверждения уже итак изложенных ими мыслей. Для чего эти "доказательства" каноничности? Разве проповедник находится в зале инквизиции? А может быть такой проповедник не сумел как бы "избавиться от пелёнок", в которые его так прочно закутали "профессора" духовной семинарии? А ведь, наверное, его там обучали искусству риторики... Какому ещё ремеслу "слепые вожди" его там обучали и обучают?.. Выйдя на амвон или взяв микрофон на радиостанции, начинает такой псевдо-миссионер "стрелять" текстами на весь мир, дискредитировать сокровенное Христово учение...

82.

Мы рассмотрели выше некоторые способы богомыслия. Нужно повторить ещё раз, что богомыслие ничуть не заменяет молитвы и на высших ступенях молитвы может даже вредить. Итак, при молитве – прежде всего молитва, но уже не богомыслие.

Переходом от богомыслия к молитвенному состоянию могут явиться как положенное за правило исполнение молитвы утром и вечером, так и постоянное молитвенное состояние духа в течение дня.

Постоянная молитва наступает от сугубо углублённой религиозной жизни, когда человек не думает ни о чём и ни о ком другом, как исключительно о Боге, и при этом уже не может о Нём не думать. В таком состоянии человек и общаясь с людьми, видит в них Христа. Бог как Некто Третий всегда присутствует в общении с таким человеком. Находясь в таком состоянии, верующий как бы постоянно "вводит" Христа, в общение с другими людьми, не потому, что находит в этом какой-то психологический приём воздействия на собеседника с целью его обращения, а просто потому, что сам имеет живое молитвенное общение с Богом.

Следует признать, что в тех условиях, когда нам приходится общаться с неверующими или духовно недалёкими индифферентными людьми, ради того, чтобы их не отпугнуть, наверное, всё-таки, иногда следует поступиться своими субъективными чувствами, суметь встать на точку зрения своего собеседника. И если есть живое общение с Богом, всё равно этого не удасться скрыть. Оно проявится тем или иным способом. И лучше даже его скрыть, чтобы Дух Божий проявил себя так, как Ему это будет нужно, если это будет на самом деле нужно. Поэтому молитвенного состояния следует добиваться исключительно персональным образом, ни в коем случае не будучи ориентированным ни на какую социальную роль.

Так, освободившись от всяких интеллектульно-рефлексивных и социальных костылей, попытаемся в молитве добиться максимальной сосредоточенности на Боге. При этом необходимо вытеснить исключительно все посторонние мысли.

Человек, недалёкий в интеллектуально-духовном развитии, в своих молитвах изливает свои чувства. И молитва его – отражение его сентиментальности. А сентиментальность – это тяжёлая завеса на духовном мире. Это не молитва духа, а излияние душевно-телесных чувств или эмоций, котороыми человек оказался крепко прикован к плотскому миру. Возможно, и такая молитва может быть полезна для души находящейся на определённой ступени откровения. Но несомненно, нужно будет преодолеть этот этап, чтобы подняться выше и придти к подлинно духовной молитве.

В чувственной молитве человек может скорбеть о своих грехах или испытывать радость благодарности за освобождение от них, может слезно жаловаться Богу, а затем, убедив себя в том, что достаточно поскорбел и покаялся, даже почувствовал, будто Бог простил... И тогда сентиментальный фанатик подумать, что теперь получил и право на радость, – впадёт в экстаз, начнёт кликушествовать или говорить голосами...

"Угрызение совести нельзя принимать за раскаяние," – говорит А.Блюм в одной из своих проповедей. Сентиментальная радость и экстаз эгоцентрика отличны от подлинно духовной радости и духовного экстаза подвижника, подобно отличию в ощущениях пьяного, объятого замкнутой радостью, и того, кто радуется жизни, открывшей неограниченные горизонты. Сможет ли духовно инфантильный верующий сделать такое различие?

Конечно, даже и таким образом он соприкасается с Богом, хотя при этом сентиментальный верующий более всего сосредоточен на себе, на своих субъективных эмоциях, нежели на самом Боге. Даже скорбь может быть подменой настоящего предмета молитвы – Бога. Такой верующий как бы находится в комнате, где нет ни одного окна.

Для перехода к духовной молитве может оказать хорошую помощь молитвослов. Читая молитвы, написанные святыми подвижниками, мы способны через них лучше почувствовать верное направление, и постепенно приблизиться к той ступени, когда Бог начнёт проникать в наше сознание бессознательным для нас образом, вытесняя всё внешнее и постороннее. Мысли могут убегать, но усилием воли нужно снова и снова сосредотачиваться на тексте молитвы. Если поймал себя на том, что читаешь текст механически и думаешь совсем о другом, то нужно остановиться и начать снова чтение с тех слов, после которых мысли убежали. И если снова и снова повторяется этот процесс, необходимо педантично снова и снова продолжать своё дело, даже если при этом не испытываешь ничего кроме усталости и напряжения.

Понимай это как то, что молитва – это констатация, это – работа, это – исполнение долга, обязанности, а все плоды, что возможно появятся после молитвы или во время неё, или не появятся совсем, не в моей власти. Достаточно того, что были приложены усилия. И плоды этой работы обязательно придут, только в своё время. Не обязательно сейчас же после молитвы, а возможно потом и возможно совершенно тогда, когда их не будешь ожидать, в той или иной форме. Исключительно только один Бог волен распоряжаться наградой за наши труды.

В этом молитвенном труде помимо всего прочего мы ещё учимся умению сосредотачиваться. И как бы ни было трудно это учение, тем не менее не следует отступать. И однажды наступит та упоительная минута, когда наша молитва станет полноценной. В борьбе за этот успех мы получим опыт и навык, которые однажды, в час беды, несчастья, горя или депрессии, окажутся нам весьма полезны.

Чтобы не зависеть от внешних обстоятельств, для молитвы необходимо назначить определённое время, а затем нужно беспощадное к себе внимание, чтобы следовать этому режиму. Все дела оставляются в тот час, когда мы слышим звук церковного колокола, призывающего на службу, и когда священник возглашает из Алтаря: "Горе имамы ко Господу!"А затем: "Иже Херувимы... Всякое житейское отложим попечение..." Пусть колокол заменит обыкновенный будильник.

"Единственный способ легко собирать свой ум во время молитвы и хранить его более спокойным – это не допускать его буждать в другое время: ты должен строго держать его в присутствии Божием, и, привыкнув думать о Нём часто, ты найдёшь лёгким удерживать свой ум спокойно во время молитвы, или, по крайней мере, возвращать его из его блужданий", – говорит Антоний Блюм.

Исполнение в нас воли Божией – единственная цель молитвы, а также и критерий истиной молитвы.

Антоний Блюм предлагает такие краткие молитвы:

"Помоги мне, Боже, освободиться от всего поддельного и найти моё подлиное "я".

"Помоги мне, Боже, освободиться от всякого ложного Твоего образа, чего бы мне это ни стоило".

"Помоги мне, Боже, оставить все мои заботы и сосредоточить мои мысли на Тебе Одном".

"Наша духовная жизнь опирается на нашу веру и решимость, и всякая непредвиденная радость – это дар Божий. Когда преподобного Серафима Саровского спросили, отчего некоторые люди остаются грешниками и никогда не исправляются, тогда как другие становятся святыми и живут в Боге, он ответил: всё дело в решимости.

Зрелая духовная жизнь – это такая жизнь, когда наша сознательная воля находится в согласии со словами Божиими, когда она с помощью Божией благодати преобразовала, изменила нашу природу так глубоко, что всё наше человеческое существо стало единой волей. Начать надо с того, чтобы подчинить, склонить свою волю в послушание заповедям Христовым" (Антоний Блюм, машинописный самиздат).

83.

Мы уже говорили о том, что неискушённому верующему удерживать контроль за своими мыслями при молитве весьма трудно. Чтобы сосредоточиться на содержании молитвы, возможно, будет полезно следующее. Это метод исихастов.

По их мысли, произнесение (обращение, мысленное в том числе) одного только имени Бога, хотя бы просто одного только слова, уже и есть реальная с Ним встреча. Имя и Бог имманентны друг другу. Это – самый главный ключ к пониманию реальности эзотерической (мистической) гносеологии.

Если мы вернёмся назад к прагматической установке, то вспомним, что предметом сознания может быть как объект внешнего мира, так и объект нашего субъективного созерцания. Причём, и тот и другой объекты в нашем сознании могут быть равнозначны. Всё зависит от глубины нашей веры в реальность того или иного объета, от нгашего намерения добиться желаемого. В любов случае оба объекта одинаково реальны для самого субъекта сознания, поскольку состоявляют его содержание. Вот почему можно согласиться с высказыванием о том, что «нечего ждать милости от природы», как и с той мыслью, что и незачем ждать благополучных условий для духовной жизни или душевного выздоровления, – а нужно просто убедить себя в необходимых правильных мыслях, создать здоровое мировоззрение, которым ты проникнут и в постулаты которого веруешь «всем сердцем, мыслью и душой». Нужно сознательно создать «катастрофу» старого сознания, «остановить мир», почувствовать себя «здесь-и-теперь». Мы сами хозяева своей собственной веры, и, повторяя за Артуром Конан Дойлем, скажем: «Человек – сам творец своей славы». Такое намерение – есть предверие к вере.

Итак, исходя из аксиомы исихастов, имя Бога и сам Бог имманентны... Посему, если на уровне сознания возникает посторонняя мысль, которая, возможно, в течение долгого времени уже давно сидит у нас в подсознании и время от времени нас беспокоит (особенно как раз во время молитвы), нужно просто заместить её такой мыслью, которая её бы вытеснила. И конечно только мысль о Боге обладает этой силой. Понимая это простое условие и веруя в целительную силу этого закона, мы оказываемся способны замещать мысли сознательной волей с тем, чтобы направлять их и сосредотачивать на Боге. Задача состоит лишь в умении ловить себя на посторонних мыслях и, несмотря на кажущуюся их важность и значительность, несмотря ни на что просто и незамедлительно замещать их мыслями о Боге. При этом надо знать, что посторонние мысли никуда при этом не исчезнут, но выйдя из поля активного сознания они поступят на обработку подсознания, компьтерный потенциал которого значительно мощнее сознательного уровня. Заняв «оперативную память» сознания мыслями о Боге, а точнее – самим Богом, через слова молитвы и произнесение Его Имени, мы тем самым направляем наши проблемные мысли на обработку подсознания и даже глубже – к самому Богу, в котором наше подсознание и вся глубина души укоренены. Если не сразу, то какое-то время спустя, возможно даже сразу же по окончании молитвы, мы увидим, что наша проблема – каким то чудом оказывается разрешена. Очень часто, проблема. над которой ты бьёшься и не можешь решить сам в течение долгого времени, вдруг чудесным образом находит решение: мы вдруг неожиданно получаем ясный ответ.

Кроме утренней и вечерней молитвы необходимо постоянным кругом мыслей сделать мысли о Боге. То есть, как было сказано, нужно постоянно быть занятым богомыслием. И тогда при молитве станут не страшны посторонние мысли, потому что тогда их просто не станет, благодаря нашим сознательным и волевым усилиям, посторонние мысли просто будут вытеснены и просто сами по себе отомрут, освободив поле для нового посева. Благодаря богомыслию мы создадим благоприятную почву для того, чтобы на ней взросло семя сосредоточенной молитвы, в которой окажется возможным слияние с Богом. Достижение этого этапа – есть первичная и одна из многочиленных ступеней на пути к Откровению Духа Божия.

Со всякими пробемами нужно обращаться к Богу, с просьбой, чтобы он вытеснил их из нашего потревоженного сознания и возможно помог их решению. Нужно обращаться к Нему как бы за советом, а потом, почувствовав освобождение своего сознания от тревожных мыслей и то, как Дух Божий заместил их Своим присутствием в нашем сознании, мы сможем уже обращаться к Богу исключительно ради Бога, ради любовного с ним общения, а не из-за тех мыслей, каковы бы они ни были; обращаться с благодарностью, будучи уверенными в том, что достаточно произнести Имя Божие, чтобы Он проник сначала в наше сознание, а затем и в сердце. "Ибо всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся" ( Иоиль 2, 43, Рим. 10, 13).

84.

Можно читать молитву, однако сердце при этом не будет участвовать. Именно тогда посторонние мысли легко и быстро завладевают нашим сознанием. Сосредоточиться на молитве – это значит не оставить посторонним мыслям места, полностью отдать своё сознание, а затем и сердце, для вхождения в душу Духа Божия. Как это сделать – постараемся рассмотреть ниже.

Даже если человек сначала молится лишь одним умом, "одними устами", как бы просто исполняя правило, – тем самым он незаметным образом наполняет своё сознание религиозными объектами и благодаря этому впоследствии, постепенно, он окажется способным синхронизировать работу полушарий своего мозга, соединить сознание с сердцем.

Сердечное начало, находящееся в синхронной связи с сознанием – является и нашей волевой расположенностью к объекту нашего выбора: отдаёмся ли мы хаосу потока сознания или освобождаем его для вхождения Духа.

Причём сердце наше в этом выборе зачастую идёт вереди разума, подчиняет его, если не находится с ним в синхронной работе. Чтобы синхронизировать эти два начала, нужно следовать руководству, которое находится под контролем отвлечённого разума. Если разум понимает прагматическую пользу такого руководства, то он подводит душу подвижника к той точке, когда разум и сердце сливаются в одно целое и далее идут рука об руку. Если же не хватает волевого начала, то разум подчиняется сердцу, которое может быть наполнено суетным и греховным содержанием, а его желание проявлять свои пороки парализует разум грешника.

Если же мы достигли той точки, когда разум и сердце начали идти рука об руку, то далее нужно освободить разум (малый ум), дабы он нам более не мешал. Он сам найдёт себе место в дальнейшем движении. Таким образом мы входим в состояние большого ума, очищенного от всего поверхностного, наносного. Теперь можно отпустить поводья, и лошадь сама приведёт к дому. Ибо придавленное нашей постоянной рассудительностью, закованное в рамки культурных запретов, само по себе наше сердце зачастую не может делать свободно свой выбор. Насильно его нельзя подключить к какому-либо объекту сознания. Оно может сделать свой выбор при условии полной свободы. Прислушиваясь к своему сердцу и заметив в нём согревающую теплоту благодарности за то, что мы освобождаем его от запретов, мы оказываемся близко к следующей ступени откровения нашей души для Бога.

85.

Разумеется, прежде этого мы очистили и сердце и сознание от всяческох греховных наклонностей и помыслов. Для этого существуют таинства покаяния и исповеди. Но таковые для тех, кто находится на низших ступенях духовного творчества.

Такое рассуждение, наверное, не придётся по нраву церковникам, потому что будет отбивать у них хлеб. Современный подвижник, достигший определённой степени откровения, не обязан отдавать дань церковным сборщикам подати: "... Иисус... сказал: как тебе кажется, Симон? Цари земные с кого берут пошлины или подати? С сынов ли своих, или с посторонних? Пётр говорит Ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны" ( Мф. 17, 25).

Можно возразить на это, вспомнив великих подвижников и святых, которые будучи святыми, тем не менее регулярно исповедовались. Конечно, это не возбраняется никому. Скорее всего они это делали по привычке. Потому что и святости достигли постепенно, начиная с покаяния. А также они, скорее, делали это потому, чтобы не соблазнять других: "Но чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадётся возьми; и открыв у ней рот, найдёшь статир; возьми его и отдай им за Меня и за себя" ( Мф. 17, 27).

Если церковь лишает меня причастия за то, что я не состою в церковном браке, не разбираясь во всех обстоятельствах моей жизни, то почему я должен считать себя лишённым благодатного общения с Богом? Если совесть моя чиста, почему я не могу подняться до ступени откровения Духа Божия? Впрочем, Дух Святой открывается даже и грешнику, назависимо от того, совершил ли таковой исповедь или покаяние, как, например, открылся он гонителю христиан Павлу в самый разгар его ненависти к ним. Солнце светит для всех: и для праведников, и для грешников одинаково. Фарисеи и книжники... Сами не входят и другим не позволяют... Христос во плоти ходил по земле среди обычных людей. Это было материальное и духовное Откровение Бога. Исцеляя грешников, он одновременно прощял им их грехи и открывал духовные очи. Открыв глаза и узрев свет, грешник уже сам не желает возвращаться в свою блевотину. Если мы сумеем добраться к той ступени гнозиса, на которой раскрываются новые горизонты, то не будет необходимости оглядываться. Вера и надежда – хорошие проводники, но когда мы видим воочию, ни вера, ни надежда более не нужны. Наступает другое состояние духа: мистический гнозис: любовное слияние твари с Творцом.

86.

Cледующий этап «умной молитвы» (так называет подлиную духовную молитву М.В. Лодыженский в своей книге «Свет незримый») заключается в поиске «контакта»,"связи", «ассоциации», то есть в непосредственном ощущении связи своего плексуса (солнечного сплетения) с сознанием. Это ощущение с одновременным осознанием должно быть физическим, чувственным, когда «с помощью Божией благодати сознательная воля преобразовала, изменила нашу природу так глубоко, что всё наше человеческое существо стало единой волей» (А. Блюм). Нужно не забывать при этом, что это сознание, точнее (в таком состоянии уже именуемое «большим сознанием») и есть подход к непосредственной связи с самим Богом, ибо ощутив родственную связь своей природы с природой божественной, мы устанавливаем сознательно контролируемый духовно-физический Контакт с Богом, приближаемся к той ступени, на которой становится возможным взаимное общение.