Текст книги "Жесть"
Автор книги: Александр Щеголев
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)
ВНЕ ВРЕМЕНИ
Шестой и Седьмой…
Упокой Господь ваши души…
Вы сосчитаны, переплетены и поставлены на полку воспоминаний. Солидный получается ряд. Экземпляры – как на подбор. Откроем, к примеру, издание с надписью «ПЕРВЫЙ»…
Лето, природа, романтика. Огромное озеро с удивительным названием «Красивое», вернее, целая система озер, в которых так здорово было купаться, но особенно – ходить на лодках. На берегу – оздоровительный детский лагерь, куда вожатыми брали только красавчиков студентов, желательно спортсменов. А также сексапильных студенток физкультурного факультета Педагогического университета, что, конечно, прибавляло нашей героине волнений.
Юной Марине было от чего волноваться: парень-вожатый, в которого она без памяти влюбилась, был на пять лет ее старше. Пятнадцать и двадцать – какие могут быть перспективы? Не просто разница в возрасте, а пропасть! Тем более, когда вокруг него коллеги-одногодки женского пола так и вились. Высокий и широкоплечий, настоящий атлет, мечта… Взять хотя бы напарницу его по отряду – ого-го с какими сиськами! Да и другие… Набивались по вечерам в каморку, хохотали. Девки сами вино приносили… да-да, вино, Марина своими глазами видела! А что по ночам делали, она и думать не хотела… в общем, тяжко было нашей героине, пока наконец ОН ее не заметил.
С другой стороны, она в свои пятнадцать не так уж плоха была – рано сформировалась, все при ней и никаких комплексов. А уж умом она дала бы сто очков вперед любой спортсменке – уже тогда.
И крутанулась жизнь, как в сказке. Ночные безобразия, как отрезало: отныне все вечера ОН проводил с новой подружкой, такой восхитительно юной и вместе с тем – такой поразительно зрелой. Красавец-атлет был образованным, начитанным парнем, искавшим в девушках не телесные прелести, а понимание. Марина оказалась ЕГО уровня – единственная из всего отряда, включая ненавистных сиськотрясок. А разница в возрасте… ну что такое – пять лет? «Через три года, если ты меня не забудешь, я тебя найду», – сказал ОН. Ха-ха! Через три года, когда ей стало бы восемнадцать, она сама бы ЕГО нашла… До поцелуев, увы, не дошло, ЕМУ воспитание, видите ли, не позволяло… жаль.
И вот – конец смены, вечер прощаний, традиционный костер. ОН слегка выпил с приятелями, иначе бы, наверное, эта роковая идея не пришла бы в ЕГО разумную голову (все вожатые были тогда поддатые). «А давайте покатаемся напоследок!» – предложил ОН своему близкому кругу, в который, естественно, входила и Марина. Отвязали втихаря лодку, сели и погребли помаленьку. В темноте, под светом луны. Смотрели издали на догорающий костер… Восемь человек в лодку набилось! И заплыли далеко – за острова. Тут-то два идиота не поделили последний глоток пива в банке, затеяли шутливую борьбу, мгновенно превратившуюся в драчку… Перевернулись, в общем.
ОН был единственный, кто имел отношение к воде (в Макаровке учился), ОН и взял командование на себя. «От лодки не отплывать! Всем держаться за лодку!» Такое поведение теоретически и вправду самое правильное, когда переворачиваешься – ни в коем случае не отплывать от лодки… если бы их искали, конечно. Но кто в лагере знал про эту авантюру? Никто. До утра бы не хватились. Так что кому-то надо было плыть за помощью…
Поплыл ОН. Поцеловал Марину – и вперед. Этот поцелуй так и остался единственным. Не доплыл спортсмен. Что дало сбой в его организме – неизвестно. Вино чертово… Остальные спаслись лишь потому, что лодку прибило к одному из островков, а утром их нашли.
Утопленник всплыл через несколько дней, когда Марину уже увезли из лагеря.
Так был открыт счет ее жертвам.
Вторым стал мальчик из ее же школы, но на класс старше. Ей шестнадцать, ему семнадцать. Умный-то умный, а на подначку своего дружка поддался. Химический опыт решили провести в туалете – что-то, связанное со смесью магния и алюминиевой пыли. Магний украли в кабинете химии и настрогали его в консервную банку. Ее позвали с собой, хоть она в химии ни бум-бум… Короче, жуткое пламя, вырвавшееся из раковины, задело только ее парня. Дружок, скотина, остался невредим. От раковины почти ничего не осталось, железную трубу прожгло до пола… в общем, маленькая катастрофа. Не понимали заигравшиеся детишки, что это за страшная штука – термит.
Парень остался жив – единственный из ее списка, кто остался жив. Но лицо ему основательно пожгло, а глаз он лишился вовсе. Ослеп. Она бы его не бросила, да он сам ее прогнал… сильный потому что и гордый…
Затем был Третий – студент из Универа, умерший при разгрузке вагона.
Затем Четвертый – известный журналист Трезоров, постоянно мелькавший по ящику. С ним она познакомилась, учась на последнем курсе, когда проходила практику в крупной газете. Любовный роман был бурный, но короткий. Мужика убили в командировке, застрелили в провинциальной гостинице города Серпухов.
Затем – Вадим, муж.
Теперь – Павел, майор РУБОП… или все-таки надо приплюсовать и Львовского тоже? Пустой вопрос. Лучше спроси себя: кто следующий?..
Федор Сергеевич убеждал Марину, что никакой ее вины в трагических случаях нет. А что, взять да поверить психиатру! Как сразу спокойнее бы стало…
Он говорил, что надо взглянуть на ситуацию с другой стороны. Что надо ломать стереотипы. Да ведь Марина тем и пытается всю жизнь заниматься! Но как только выстроишь систему здоровых, лишенных мистики объяснений, как только поверишь в себя… познакомишься с кем-нибудь… тут же похороны. Мордой об стол! Словно кто-то говорит: куда ж ты лезешь на рожон… Пять бесспорных случаев, когда она влюблялась, и это кончалось – хуже некуда. Целых пять! Как тут не поверишь в Рок? Может, и другие случаи были, о которых она просто не узнала… Причем, она же не в экстремалов влюблялась, не в альпинистов! Ну, может, чуть рисковые были парни…
Вот именно!
Так и слышит Марина голос Федора Сергеевича, который ей, дурочке, вдалбливает: «До чего вы незрелы, мой друг. Выводов из ошибок не делаете. Первый раз влюбились не в того человека – ладно. Но второй-то раз! В третий! Наступаете на те же грабли, дорогая моя королева…»
Нет никакого Федора Сергеевича.
Марина и без подсказчиков понимает, что единственный путь спасения для нее – изменить отношение к происходящему. Иначе так и будет считать себя меченой, про́клятой неудачницей. А ведь она и впрямь «западает» на один и тот же типаж. Сближается с людьми, которых сама же и находит. Что за изъян в этих людях? Что за черная метка на них стоит?
Может статься, что выбранные ею мужчины и без нее попали бы в беду. Если это так, то насколько же безошибочно она их вычисляет! Прямо детектор… Детектор беды.
Беда притягивает беду.
Отлично, взглянем на происходящее с другой стороны (ау, Федор Сергеевич!). Заменим слово «притягивает» на «предчувствует». Предположим, Марина ничего не притягивает, а действительно всего лишь предчувствует, что человек обречен. Это, безусловно, снимает с нее всякую вину. Безусловно.
Жаль, доказать тут ничего нельзя, можно только поверить. (НУЖНО поверить, подсказывает психиатр.)
Впрочем, тогда возникает неизбежный вопрос: почему чья-то обреченность так притягательна для Марины? Ей что, нравится, когда у нее на руках кто-то умирает?
Ужасно и то, и это…
Как бы подкорректировать себя, подумала она. Хватит соплей. Давно пора действовать – прав был Конов, когда уговаривал ее подлечиться. Но ведь он ясно сказал: с одного визита не получится. И без психологического тестирования никой самый проницательный, самый интуитивно чувствующий специалист диагноза не поставит. Значит, и препарат будет назначен не точно… Нет, не желаю ходить по врачам!
Кто бы меня вылечил, тоскливо подумала Марина.
Кто бы вместо вопроса «Что же это в жизни творится?!» ответил на куда более важный: «Как жить дальше?»
Вот давеча Федор Сергеевич интересовался, доверяет ли она ему. Пожалуй, да. Определенно, да. Не хочет, а доверяет. Зомбировал он ее, что ли? Получается, это единственный из встреченных ею специалистов… нет – не специалистов… это единственный из людей, кому она вверила бы свою душу, кричащую на всю вселенную «SOS»…
Среда, вечер. ТЯЖЕЛАЯ ПОСТУПЬ КОШМАРА
Не стала Марина убегать. Не пошла искать спасения за кордоном лесополосы. Переждала в лесочке, сколько смогла, сколько выдержала, и вернулась к бывшему магазину.
Никто ее, к счастью, больше не искал, не рыскал меж деревьями. Похоже, отступились горе-охотнички. Это и понятно: у них своих проблем хватало, все-таки она здорово двоим засадила… хорошо, если не убила…
Плохо, если не убила, ожесточенно подумала Марина. Есть твари, которых надо отстреливать и сжигать, потому что даже мясо их отравлено.
Сколько прошло времени, она не знала, часы после купания встали. Во всяком случае, уже стемнело. Сигареты тоже вымокли, но курить отчего-то не хотелось. И это было в высшей степени странно. Обычно как? Если есть в кармане курево, то может не хотеться сколь угодно долго, но если нету – хочется немедленно, причем, все сильнее с каждой минутой… Нет, не хотелось.
Потихоньку взошла Луна – отслеживала каждый ее шаг.
Прежде, чем выйти к магазину, Марина предварительно убедилась, что это безопасно. Постояла за деревом, наблюдая, прислушиваясь и принюхиваясь. Никто не перешептывался, не сморкался, не сплевывал, не смолил дешевку. Тогда – пригибаясь, короткими перебежками, – она добралась места, которое ее интересовало.
Дело в том, что, унося ноги от мальчика-монстрика и от его друзей-изуверов, она приметила на стене магазина кое-что важное. Потому и не ушла, потому и вернулась… Возле сбитой набок, морщинистой доски объявлений, которой неизвестно когда пользовались, висела карта. Полустертая, с осыпавшейся краской. То, что это именно карта – не вызывало сомнений; и озаглавлена она была: «Садоводство “Котовец”».
То самое садоводство, о котором упоминал Павел, когда пытался расспросить мальчишку на велосипеде про Банановую улицу…
Сетка улиц на плане сохранилась, даже названия можно было различить. Каких только изысков здесь не обнаружилось! От Фикусной и Орхидейной до Тропической и Муссонной, от Кофейной и Чайной до Миртовой и Эвкалиптовой. Очевидно, участки когда-то давно раздавали сельскохозяйственным и географическим учреждениям. «Банановая» в этой компании выглядела на редкость обыденно… Марина нашла эту улицу. Нашла магазин, возле которого сейчас стояла. Попробовала запомнить маршрут, которым ей предстояло идти. Запечатлела в памяти все улицы, соседствующие с Банановой. Закрыла глаза, проверяя картинку на прочность…
…Непонятные, пугающие звуки пришли со стороны дороги. Фырканье, металлическое звяканье. Цокот копыт. Еле уловимая вибрация… чья-то тяжелая поступь – неторопливая, уверенная, – передавалась земле. Что-то приближалось к магазину, что-то страшное, нечеловеческое… Марина, панически оглядевшись, ползком залезла под крыльцо. Сквозь ступеньки была видна площадь, на которую неторопливо и величаво вплывал всадник…
«Чудится? – колотилась одна только мысль. – Глюки?»
На крупном, огромном коне восседал человек – тоже огромный, со страшной черной головой без лица, похожей на конец обгоревшей спички. В руке человек держал обрез. У ног коня вышагивал мощный черный пес, сверкая по сторонам красными глазами.
Всадник Армагеддона.
Фантом, созданный чей-то больной фантазией.
Марина перестала дышать…
Конь вдруг остановился, повинуясь молчаливой команде всадника; их силуэт закрыл луну. Исполинская косая тень легла на магазин. Почуяли кого-то? Марину? Пес, ощеряясь, крутил головой, принюхивался. Из ноздрей коня шел пар. Ветер, думала Марина, в какую сторону дует ветер?! Кажется, от них – ко мне… Если бы не шумное дыхание животных, эта сцена была бы полностью лишена реальности. Ситуация застыла. Секунды тянулись, как года…
Грянул далекий выстрел – гулко разнесся над землей.
И неподвижность была поломана: всадник ожил, пришпорил коня, свистнул собаку. Свирепая троица умчалась во тьму. Видение растаяло…
Было все это или нет? – спрашивала себя Марина, с трудом преодолевая дрожь.
Она пробиралась к намеченной цели, не позволяя Луне светить себе в лицо.
А Луна неожиданно повела себя так, словно потеряла к Марине всякий интерес: не блуждала вокруг бывшей подруги, не поворачивала вместе с ней, даже не пыталась заглянуть к ней в глаза. И понимание этого факта принесло значительное облегчение.
Напрягало другое. Если каких-то четыре-пять часов назад фантастическая тишина стояла в садоводствах, как трясина, то сейчас настало время звуков. Иногда взрыкивал мотоцикл – вдалеке и в стороне; перебрехивались собаки, кричала какая-то птица, пару раз слышны были выстрелы. Периодически раздавались неопознанные звуки: стуки, трески, скрипы. Марина каждый раз вздрагивала, прислушиваясь и осматриваясь, но никаких признаков жизни вокруг так и не было – ни малейших. Отчего становится еще страшнее.
Она кралась по пустынным улицам, сжавшись в комок, – от забора к забору, от дерева к дереву.
Звук собственных шагов казался оглушительным.
Стемнело настолько, что детали пейзажа уже не угадывались; вокруг было беспорядочное движение темных пятен, игры теней, танцы призраков.
Одежда практически высохла. Но от холода колотило так, что ноги выскакивали из сапог, а руки – из рукавов курточки. Подступали обещанные заморозки…
…Она вышла к пруду. Лунная дорожка растелилась по водной поверхности, будто приглашая пойти напрямик, на ту сторону. Вначале Марине показалось, что это тот же пруд, где они с Павлом делали привал… где они столь беззаботно ребячились… смешно вспоминать – целовались!
Смешно вспоминать?
А ведь это были поцелуи Смерти…
Марина остановилась. Замерла, не решаясь выйти на открытое пространство. Водоем, разумеется, был другим: с маленьким пляжем, с просевшими кабинками для переодевания, с кучами мусора на песке. Она стояла, мучительно вспоминая карту… что же это за место? Кажется, если вернуться назад, до первого перекрестка, попадешь на Бобовую улицу, и прямо по ней – на Маковую… в общем, эта пауза, возможно, ее спасла.
Сквозь тьму, исчезая и появляясь, стремительно приближались два ослепительно-белых пятна. Фары! Шум автомобиля!
Спрятаться! – лишь подумала она, а рефлексы уже все сделали за нее. Вот здоровенный тополь, сваленный почти под корень ударом молнии; вот торчащий из земли огрызок, оставшийся от дерева… Прыгнуть, присесть на корточки, осторожно выглянуть…
Машина, заложив лихой вираж, влетела на берег пруда. Мерзко завизжали тормоза. С грохотом обрушилась одна из кабинок для переодевания, снесенная лобовым ударом. Водитель явно куражился.
Это был свадебный «Мерседес» – с кольцами, с ленточками, с непременной надписью на заднем стекле «Just married[16]16
Только что поженившиеся, – (англ.)
[Закрыть]». Из раскрывшихся дверей вырвалась оглушительная музыка – разудалый блатной рэп:
Вылезли двое. Высокий и средний.
– Ну чего, мудло, приобрел навык вождения? – спросил средний.
– Ты достебёшься… Давай, отправляем ее.
Средний довольно ухнул – засмеялся. И тут же посерьезнел:
– Музыку выруби. Терминатора приманим.
Певец успел продекламировать с надрывом:
Но есть еще, козлы, правилка воровская,
За все, как с гадов, спросят с вас…
И колонки заткнулись.
Водитель с пассажиром открыли багажник и выгрузили…
(Черт, подумала Марина. Опять видение? Ну не бывает так – за один день, за один вечер! Столько жути, столько бреда и абсурда…)
…женщину – в белом платье невесты. Деловито бросили ее на песок…
Не женщину. Просто труп. В свете, падающем из салона (плюс габаритные огни), невозможно было ошибиться на сей счет. Кружевное платье то ли разорвано, то ли распорото, – от декольте донизу. И все в грязи. На шее – удавка из фаты…
Марина глядела на невесту, закрыв рот руками.
Тот из убийц, что повыше, был одет весьма экстравагантно: потертые джинсы дополнял блестящий черный пиджак с фалдами (верхняя часть от фрачной пары). Очевидно, это все, что осталось от жениха… куда ж они его-то дели?
– Живем, Берия! – сказал высокий, роясь в багажнике. – У них тут аккумулятор старый… Помоги-ка.
– Аккумулятор мы утилизуем, Валя, – отозвался средний. – Давай запаску.
– Запаски мало. Раздуется баба – вытащит ее на поверхность. Как тот, помнишь? Ну, черножопый на «пятёрке»…
Фантомы, называющие друг друга Валей и Берией, взялись за работу. Прикрутили к телу женщины аккумулятор, пропустив проволоку под мышками, подтащили изрядно потяжелевший груз к воде, раскачали и бросили.
Громкий всплеск – и дело сделано.
Лунное зеркало пошло волнами.
Берия снял старомодную кепку (оказалось, он обрит наголо), поправил очки и торжественно начал:
– Покойся с миром… И знай, что жизнь твоя легла на грунт не напрасно… И пусть тебе не суждено было понять простую вещь…
Очки агрессивно посверкивали, отражая Луну. Напарник натянул кепку ему обратно на бритую бошку и почти силком потащил к машине:
– Амба! На базу. Там речь свою толкнешь…
Уехали.
Марина села на влажную траву, прислонившись спиной к мертвому дереву, и долго смеялась, не в силах остановиться…
Надо было идти, и она шла. Звуки окружали ее, не позволяя расслабиться. Где-то пьяно орали… а может – пели? Где-то опять стреляли – далеко, не страшно. Временами чудился лошадиный топот…
Истошный женский вскрик нарушил хрупкое равновесие.
В этом крике не было ни разума, ни слов. Наступившая следом тишина упала на мир, как гигантская подушка, придушив на секунду все прочие звуки. Марина присела, панически озираясь. Откуда кричали? И почему?
Крик ударил снова:
– А-а-а-а…
И тут же – в ответ:
– Сука! Отлезь от него, сука! Вурдалак!
Глухой удар – и снова вопли:
– Убил… Убил… Убил…
Пьяная бомжиха, подумала Марина, вставая. Бытовые разборки… или криминально-бытовые… меня это совершенно не касается, думала она, сотрясаемая жестокой дрожью.
Ничего вокруг ее больше не касалось. Она брела, повторяя, как безумная: «Господа, вы звери… Вы звери, господа».
А иногда почему-то – «Злые вы, уйду я от вас…»
Нелегко быть в фильме ужасов не актером, а персонажем. Особенно, если точно знаешь, что никакой это не фильм.
…Улочка пошла вверх. Преодолевая подъем, Марина подняла взгляд – и обмерла.
На бугре, в свете недоброй луны, возникла жуткая рогатая фигура.
Закономерный финал…
Среда, вечер. РЕСТАВРАЦИОННЫЕ РАБОТЫ
Что такое «зип», знает каждый, кто когда-нибудь занимался мало-мальским ремонтом техники. Это комплект запасных частей и деталей. Но как дословно расшифровывается сия аббревиатура (которую, кстати, правильнее писать, как «ЗИП»), откуда вообще взялось это слово и что оно означало изначально, – не известно подавляющему большинству инженеров и мастеров. Кто-то утверждает, что это «Запасной Инвентарь и Приспособления», кто-то – что «Запасные Инструменты и Приборы». Правы они все. Однажды возникнув и пройдя через многие десятилетия, сокращение вошло в привычку, приобрело универсальность, но утратило самостоятельность. Зипом называли как набор сменяемых блоков на судах и самолетах, так и пакетик с прокладками, прилагаемый к кухонному крану. А также, в частности, запасные элементы всех основных ружейных механизмов…
Примерно об этом размышлял умелец, превращавший двустволку фирмы «Браунинг» из муляжа с отсутствующей боевой частью в полноценный боевой инструмент.
Проницательный читатель, возможно, уже догадался, кто был тот солидный мужчина, который заявился сегодня днем в Следственное управление и уломал тамошнего начальника отдать ему орудие преступления.
Ружье собирал Федор Сергеевич Конов – доктор медицинских наук, профессор Медицинского университета, главный врач психиатрической больницы им Кащенко…
…Зип к антикварному ружью был не просто богат, а исчерпывающее полон. Молодой капитан Львовский, прадед Алексея Львовского, который более полувека назад притащил с войны это великолепное оружие, не погнушался взять и комплект запасных деталей штучной работы, любовно подобранных покойным немцем. Да и наследники не подкачали: запаслись за минувшие годы всем, что только можно было заказать у знакомых работяг (на заводах и в мастерских).
Замочный механизм был практически в сборе, его оставалось только вмонтировать в пазы ствольной коробки. Имелся в наличии и спусковой механизм (т.е. спусковой крючок, действовавший на оба ствола, рычаг с осью и все пружины). То же – с предохранительным и запирающим механизмами. И крепежа было в избытке. Короче, никаких проблем.
Из разложенных на промасленной тряпке штуковин можно было снарядить не одну, а по меньшей мере две боевые части…
…Федор Сергеевич работал в комнате, за столом. Подстелил клеенку, сверху – тряпку. Комната в квартире была одна. Обитал главврач больницы в малогабаритной квартире, без излишеств; не квартира, а нора. Скорбное пристанище совершенно одинокого существа, которому ничего в жизни больше не осталось.
Ничего, кроме мести…
Только не строй из себя героя, одернул он себя. Жил негодяем, и помрешь негодяем.
Включенный телевизор то трещал без умолку, рассказывая о событиях окружающего мира, то громко музицировал. Федор Сергеевич не вникал, не слушал. Телевизор был нужен, только чтобы заглушить характерные звуки, сопровождавшие сборку оружия. И шторы были задернуты, чтобы никто не мог подсмотреть, каким подозрительным делом занимается уважаемый человек.
Он знал, что за ним следят, и что квартира под наблюдением. Это было столь же очевидно, как и то, что аминазин снимает психомоторное возбуждение, а инсулинокоматозная терапия противопоказана пожилым людям. Впрочем, Федор Сергеевич даже не пытался искать «клопов», смысла не было. Во-первых, всех не найдешь, во-вторых, насторожишь невидимых стражей…
Он закончил сборку. Закрыл стволы. Потом открыл их, повернул вниз вокруг осевого болта, открывая доступ к патронникам. Боевые пружины при этом оказались нагнетенными, а курки встали боевыми взводами на шептала. Он вставил использованные гильзы и вновь закрыл стволы, отведя пальцем рычаг запирающего механизма – чтобы избежать характерного щелчка. Дважды нажал на спусковой крючок… Все работало, как надо.
Теперь – боеприпасы.
Психиатр снял с антресолей плоскую картонную коробку, внутри которой лежали коробки поменьше. Охотничьи запасы. Патроны с дробью и картечью он отставил, не задумываясь, – не то ему было нужно, не то… Порывшись в этом маленьком арсенале, он нашел то. Коробки с пулевыми зарядами. Турбинные пули системы Майера – лучшее, что придумано на сегодняшний день для гладкоствольных ружей. Не тратил попусту, берёг… Для чего берег? Наверное, для этого дня…
Все-таки хотелось быть героем.
А если не быть им, то почувствовать – хоть на минутку.
– На волков иду, – бормотал Федор Сергеевич, проверяя, как входят патроны в патронник. – На медведей…
