Текст книги "Жесть"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Четверг, первая половина дня. СВОБОДЕН. НАКОНЕЦ СВОБОДЕН

Марина тщетно разыскивала Терминатора, не понимая, куда тот подевался, когда ее окликнули. Из старого «фордика», недавно подъехавшего, который она зафиксировала краем глаз, ей махал… Конов Федор Сергеевич!

Марина подошла нарочито медленно.

– Присядьте ко мне, пожалуйста, – попросил психиатр. – Я вас очень прошу.

Она поджала губы. Она залезла в салон, решив молчать и слушать. И тут же не выдержала:

– Зачем вы организовали маньяку побег?

– Ох! Сразу берете быка за рога…

– Я видела карту! Я знаю о роли Вечного! Нетрудно догадаться, кто стоит за этим любителем точности.

– Мариночка… – умоляюще сказал Федор Сергеевич. – Я не спал всю ночь. Вижу, и вам пришлось не сладко. Давайте не будем кричать, а просто поговорим. Знаете, зачем я приехал сюда? Только затем, чтобы с вами поговорить. Хотите верьте, хотите нет. Но у вас не работает мобильник, поэтому я…

– З-зараза! – сказала Марина с чувством. – Совсем забыла. Давно могла уже у кого-нибудь одолжить.

– Неважно. Я приехал. К вам. И я отвечу на все ваши вопросы… Вот, возьмите мой, – он протянул ей свою трубку.

– Что это?

– Телефон. Вы сказали – вам нужен. А мне – уже нет. Правда, возьмите… ну, вернете потом, если такая щепетильная… ох, до чего же все это неважно.

Он неотрывно смотрел ей в глаза.

– Спасибо… – Марина сунула чужой мобильник в сумочку, решив пока не отвлекаться. – Вы устроили учителю побег, а потом сообщили Павлу Смыку, где учитель прячется. Про Банановую улицу Паша от вас узнал, ведь так? Он позвонил вам с моего мобильника, прежде чем угробил мне аккумуляторы…

– Ради вящей точности, он позвонил на трубку начмеда. Так мы с ним договорились. Начмед была в курсе и не удивилась.

– Я не понимаю, зачем вы помогли учителю сбежать, если ходите на задних лапках перед вице-губернатором? С чего вдруг решили отдать его Нигилисту? И, кстати, зачем Нигилисту этот горе-маньяк?

– Да, Вова держал меня крепко, – согласился Федор Сергеевич. – Вова – мой приятель-одноклассник. Мой ангел и мой демон… вернее, демон, притворившийся однажды ангелом. Почему я решил соскочить с поводка? Да потому что понял вдруг, что свободен. Благодаря вам, дорогой вы мой человек.

– Благодаря мне? – опешила Марина. – Не понимаю…

– Я все объясню. Все до последней мелочи. Вы сделаете из этого не просто статью или цикл статей. Если пожелаете – книгу напишете… сценарий… фильм снимете… но это потом, потом. Сейчас я прежде всего хочу вам помочь. Я обдумал ваши проблемы и нашел решение. Потому, собственно, и приехал сюда… хотя мог бы – в Лондон, в Нью-Йорк, в Сидней…

– Вы сумасшедший, – тихо сказала Марина.

– Знаю. И только осознание этого прискорбного факта до сих пор помогает мне обманывать людей, природу и себя… Так вы согласны со мной поговорить?

– Да… – сказала она.

Он расслабился. Он растекся по сиденью, словно силы, придававшие ему форму, исчезли. И он впервые улыбнулся.

– Что вы обо мне думаете? – неожиданно спросил он.

– Не поняла.

– Ну, каким вы меня видите? Прежде чем я позволю себе заговорить о главном, я хотел бы получить на это право. Я слышал, вы довольно точно характеризуете людей.

– Кто вы по знаку зодиака?

– Скорпион. Одиннадцатое ноября.

Марина задумалась.

– Вы общительны, у вас нормальное чувство юмора. Умеете делать женщинам комплименты. Вот только вы жалите сами себя гораздо сильнее, чем других. Вам достаточно один раз подумать, что вы сами во всем виноваты, и это становится манией. Вы неустойчивы, но при этом честолюбивы. К примеру, должность главного врача – это достижение, за которое вы цепляетесь всеми силами…

– Надо же, – удивился главврач. – Похоже.

Она засмеялась.

– Могу еще. Скорпионы – одни из самых сексуальных мужчин из всех знаков зодиака. Почему вы не женаты, не понимаю. Жить одному вам совершенно не свойственно.

– Боялся жениться и, тем более, заводить детей… – он опустил голову. – Из-за страха, что сойду с ума. Женщины-то были… случайные.

– Ну вот. Из-за этого у вас еще больший раздрай в душе. Вся энергия, которая могла бы расходоваться на семью и на дом, направлена непонятно на что. Вообще, постоянство – ваша суть. Даже в одежде. Думаю, у вас в шкафу висит несколько одинаковых рубашек…

– Дюжина, – он легко засмеялся. – Все – одного цвета… Зачем придумали тестирование, если есть вы? Спасибо вам… Теперь – к делу.

К делу им перейти не дали.

За окном возник полковник Лебедев. Сияющий, как бриллиантовая подвеска королевы. Постучал в стекло водителя.

– Ну, и что мне с тобой делать? – ласково поинтересовался он. – Под арест или сначала по сопатке?

– Да что хочешь, – с йоговским спокойствием ответил Конов. – Я всецело отдаю себя в твои чистые руки.

– Твое счастье, что я сейчас дико занят.

– Конечно, иди, работай. Ты не бойся, я же сам приехал. Никуда не уеду, да ты меня и не выпустишь. А поговорим мы потом, хорошо? Я сейчас, как видишь, тоже занят, – он показал на свою гостью.

Полковник, прищурившись, посмотрел на Марину… холодок пробежал по ее спине от этого взгляда. Так смотрят в прицел перед тем, как нажать на спуск.

Главврач заметил ее реакцию:

– Не бойтесь, Мариночка, он не причинит вам вреда. Под мою ответственность.

Полковник хмыкнул:

– Ладно, стой здесь. Но отсюда – ни ногой, ни колесом.

Ушел вразвалку.

Помолчали.

– Вы не обидитесь, если я спрошу прямо? – заговорила Марина.

– Экая вы светская… Ну давайте, врежьте мне.

– Настоящий маньяк – это вы?

…Терминатор нашел водителя омоновского автобуса – одного из тех парней, с которым недавно за жизнь говорил.

– Братишка, это твоя машина?

Тот кивнул.

– Пойдем, поможешь мне.

– А что надо-то?

– Я все объясню. Значит, смотри, делаем так…

…Он снял китель, оставшись в тельняшке. Залез на крышу автобуса, распластался на теплом железе. Водила тронул мягко, помня о человеке наверху. Двигались из глубокого тыла, под прикрытием множества машин, стоявших на противоположной от преступника обочине. Залезая колесами в кювет, объехали милицейские машины, несколько грузовиков, затем свернули на шоссе, обогнули погрузчик со стоящим на платформе экскаватором – тот самый, что перегородил трассу, – снова повернули и дальше накатом, уже выключив двигатель, приблизились к рефрижератору с куриными окорочками. Фура была автопоездом, то есть состояла из собственно фуры и прицепа. Подъехали к ней сзади. Десант численностью в одного бойца перепрыгнул с крыши автобуса на крышу прицепа, пробежал до другого края и перебрался на крышу основной секции.

Здесь лежал снайпер, «голубь-три». Взглянув вопросительно, он что-то забормотал в микрофончик возле своего рта. Десантник жестом показал ему: порядок, братишка, все под контролем.

Отсюда было видно, как опер, подчиненный полковнику Лебедеву, привлекает к себе внимание парня, сидящего в гаишной машине, и пытается жестами объяснить, что тому нужно делать. Было видно как Мохнач с ребятами готовят гранатомет.

Боец подполз к краю и осторожно заглянул вниз. Прямо под ним стояли две легковушки, любовно прижавшиеся бортами. Стекол не было в обеих.

Грянул усиленный мегафоном голос полковника Лебедева:

– Эй, мужик! Хватит дурить! Выходи, не тяни время, а то сами придем. И тогда – уж не обижайся…

Ответом ему были выстрелы по колесам грузовика, за которым полковник прятался. Мегафон заперхал и заткнулся. Ствол автомата разок мелькнул в дырке, оставшейся от лобового стекла. Это хорошо, значит, противник был на переднем сиденье.

Не теряя больше ни секунды, боец прыгнул на капот «шестерки» и ласточкой нырнул в салон – только ноги остались наружу. Один миг – и автомат вылетел вон; проскакал, громыхая, по асфальту. Слышны были два коротких вопля в унисон: кричали маньяк и инспектор. Десантник выволок преступника через ту же дырку, через которую проник в салон; два тела скатились с капота, одно мгновенно вскочило, стоя на напружиненных ногах, второе жалко извивалось на асфальте.

Спецоперация закончилась…

Терминатор схватил учителя за воротник, поднял над землей и яростно затряс его:

– Сука! Тебе где сказали сидеть?

– Ну, давай, сдавай меня! – прорвалось сквозь рыдания. – Ты такой же, как они все… Давай… Бей меня, вяжи…

– Это ты стал – как они. А тебе это – нельзя.

– Ты тоже хочешь решать за меня?

Терминатор все-таки его ударил. По щеке. Ладонью, похожей на лопату.

– Успокойся, дитя. Все решают за всех… Подними руки. Подними, я сказал! И веди себя тихо! Не дай им повода… Эта девочка – она тебя вынет, поверь мне…

Со всех сторон набегали омоновцы и «Альфа».

– А меня – забудь лучше, – успел сказать Терминатор. – Я тебе кобеля не прощу…

Маньяк послушно поднял руки.

Его скрутили и потащили куда-то…

– …Почему вы решили, что я и есть маньяк? – спокойно поинтересовался Конов.

– В последнее время я только и слышу про ангелов да про демонов, – зло объяснила Марина. – В ваших устах это прозвучало наиболее неестественно. Кроме того, учителем в психушке занимались вы. Именно после вашего лечения он рассказал такие подробности, которые мог знать только человек, наблюдавший за убийствами… или совершавший их.

– Упоминание к месту и не к месту ангелов и демонов засорило мой язык, это правда. Общение с пациентами не проходит бесследно. Что касается знания подробностей убийств, то есть объяснение более благоприятное для меня, чем предложенное вами. Но я не стану вас разочаровывать. Считайте, что я маньяк. Вам же так этого хочется.

Марина сжалась в комок.

– Вовсе мне этого не хочется…

– А не хочется, так не считайте. Неужели нет другой темы, достойной вашего интереса? Например, как вам теперь жить?

– Что? – она поперхнулась.

– Ну, я почти уверен, что тот вопрос, которым вы мучили себя всю предыдущую жизнь – что вокруг вас творится? – уже сменился более конструктивным: как вам жить дальше? Сменился?

– Да…

– И правильно. Так сложилось ваша Судьба… это не просто оборот речи, это надо понимать буквально… и слово Судьба я произношу с прописной буквы… что еще с детства вы уперлись лбом в нечто непознанное. Думаю, психотравма у вас с самого раннего детства, еще до вашего Первого… вспомните, было что-нибудь такое?

– Было, – сказала Марина хрипло. – Случай с котенком. Котенок погиб.

– Не надо рассказывать, суть не в этом. То, что с вами происходило, та цепочка трагедий – это чистой воды метафизика[31]31
  Взгляды на мир, противоположные научным и предполагающие, что у бытия есть духовные первоначала. Предметы таких взглядов недоступны чувственному опыту (Бог, душа и т.п.)


[Закрыть], это что-то надчеловеческое. Но вы упорно ищете спасение в позитивистской науке. Глотаете таблетки, читаете психиатрическую литературу. При этом зачем-то изучаете знаки Зодиака… Давайте я кратко сформулирую вашу проблему. С одной стороны – вы думаете, что являетесь причиной тех несчастий, которые случаются с дорогими вам людьми, то есть вы – роковая женщина. В то же самое время вы успокаиваете себя: мол, не так все это ясно, и эти люди, возможно, без вас были обречены. Вы утешаете себя мыслью, что любимые вами мужчины пострадали бы в любом случае – познакомься с вами или нет. Тем самым принимаете на себя новый крест – из всех мужчин выбирать именно таких, отмеченных Роком. Думая таким образом, вы пытаетесь снять с себя вину. Это понятно, но не это – решение вашей проблемы. Не это.

– А что?

– Вы зациклены на своей вине, особо мучаясь тем, что не знаете, существует она в реальности или нет, – собственно, в этом и состоит ваша проблема. Я хочу, чтобы вы посмотрели на ситуацию совершенно с другого ракурса. Давайте переключим ваши мысли с чувства вины на чувство долга. К примеру, ваш муж Вадим… Человек обречен, жить ему осталось всего ничего, причем, он, абсолютный здоровяк, об этом даже не подозревает. И вот Судьба – или что там управляет нашим миром, – посылает ему вас. Ту самую женщину, которая скрасит его последние дни. Не просто любимую, но, между прочим, еще и ЛЮБЯЩУЮ! Есть у вас право отказать этому человеку только на том основании, что вы боитесь за него? Нет у вас такого права! Ровно то же самое со всеми другими вашими «номерами» – Первым, Вторым и так дальше. Судьба выбрала вас, и вы обязаны любить обреченного человека с такой силой, чтобы он ушел из нашего мира счастливым. Обязаны, Марина. Ваш крест – любить, а не хоронить. Пусть достойные вас мужики, которым вы посланы Судьбой, проведут остаток дней в счастье. Обеспечьте им эту малость. Выполняйте свой долг и не морочьте голову ни себе, ни старым медикам-позитивистам.

– Спасибо… – сказала Марина. – Вы… Вы сами не понимаете, что сделали…

Ей остро хотелось обнять этого немолодого человека, обнять и поцеловать. Она сдержалась. Дура.

– Подождите… – пробормотала она. – Что это? Что там происходит?

Она выскочила из машины, забыв захлопнуть дверь…

Вокруг Терминатора собрались руководители спецоперации.

– Что за самодеятельность? – с откровенной враждебностью спросил полковник Лебедев. – Кому подчинен? Десантуру, кажется, никто не звал.

Он просто-таки сверлил глазами Терминатора. Тот выдержал его взгляд, еще и усмехнулся:

– Да сторож я тутошний. А кому подчинен… хрен его знает, спросите у Гатчинского мэра.

– А что? – оглядел всех глава штаба, генерал-майор Шариков. – Товарищ проявил инициативу. Авантюризм, конечно, но – результат налицо… Пора докладывать, – спохватился он. – В общем, Музиль, организуй тут…

Главный ушел.

– Серов! – кликнул полковник ФСБ Музиль. – Иди… Зарисуй место происшествия… В общем, сам знаешь! – сказал он раздраженно и поспешил вслед за начальником.

– Сержант! – крикнул капитан Серов. – Ко мне быстро…

Лебедев не сказал больше ни слова. Взгляд его был тяжел, как мемориальная плита, которую он с удовольствием положил бы на могилу нежданного помощника.

Молчание нарушил майор Мохнач:

– По всему – ты знаешь того кретина?

– Отойдем? – предложил Терминатор.

Отошли.

– Эмблему твою вижу, – сказал Мохнач, показывая на правый рукав собеседника. Там красовался парашют и пара военно-транспортных самолетов. – Надеюсь, костюмчик не из гримерки спер?

– Есть еще одна, – не моргнув глазом ответил Терминатор и задрал правый рукав. На плече была татуировка: черный нетопырь охватывал крыльями синий земной шар[32]32
  Эмблема спецназа ГРУ ГШ


[Закрыть].

– Ого! – не сдержался майор. – Без балды, братишка?

– Афган успел зацепить, – пояснил тот. – Под прикрытием ВДВ работали. Потом так и оставили в десантуре… Короче, я много чего знаю. Но не все могу говорить.

– Я понял, – с мрачным уважением сказал Мохнач.

– И парня жалко, – Терминатор показал на инспектора. Костя Саночкин бился в истерике неподалеку, на руках жены и родителей.

– Я понял… А это чего? – Мохнач кивнул на маску.

– Немного пригорел, – скупо ответил сторож. – На Северном Кавказе.

Терминатор повернулся и ушел.

И тут же наткнулся на Марину. Они долго смотрели друг на друга. Марина взяла солдата за руку.

– Ты очень… сильный…

– Не надо. «Сильный»… Хотел бы я быть таким, как он. Хорошо, что не вышло, меня всегда в другое несло… У нас во дворе парень был. Тоже – умный и тихий… – Терминатор умолк на полуслове.

Мимо трое бойцов вели маньяка. Все трое странно переглядывались.

Следом шли полковник Лебедев, окруженный группой подчиненных, и вместе с ними – капитан Серов. Они обменивались тихими репликами. Поглядели на Марину с Терминатором и, не сговариваясь, заулыбались.

Терминатор улыбнулся им в ответ. Улыбка сквозь прилипшую к лицу маску – жутковатое зрелище.

– У тебя будут неприятности, – сказал он Марине.

– Ну и пусть. Я не отступлю. Спасибо тебе…

– За что?

Раздался пистолетный выстрел, одновременно с ним – истошный женский вопль, и снова выстрелы – хлоп-хлоп-хлоп.

Терминатор бросился первым. Марина не сразу сообразила, что к чему…

Возле конвойной машины, лицом вниз, лежало тело. Бросались в глаза грязные, пришедшие в совершенную негодность джинсы; рваный свитер…неопрятная борода… Тут же – лейтенант Тульская картинно заламывала руки, в одной из которых дымилось табельное оружие. Пистолет у нее мягко отобрали. Она выла и причитала – почти как взаправду.

– Да что же я могла сделать? Сержант за наручниками пошел, а он в это время – на Вовку… В горло – зубами целил…

Растрепанный сержант смущенно кивал.

– И в автомат вцепился! Глаза безумные – и рвет, рвет ствол… Откуда сил столько? Он бы здесь нас всех положил…

Автомат валялся на земле между трупом и машиной.

– Господи, что же я наделала… – выплеснула напоследок Тульская.

Марина огляделась вокруг, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Перед глазами все плыло. Кто-то поддержал ее – кто-то сильный… Хороводом ходили марионетки на тросиках: Лебедев, Мохнач, Серов, еще какие-то двуногие существа… У всех плоские, абсолютно непроницаемые лица… Терминатор – рядом. Тоже непроницаем… Лейтенант Тульская – как зомби, у которого кончилась программа… Полковник Лебедев уводит эту куклу в машину, обняв за плечи. Садится с ней…

– …Мариша… Мариша… – ее трясли и били по щекам.

Отвратительно-резкая струя ударила в нос и мозг. Она открыла глаза. Сосредоточенный Федор Сергеевич прикладывал ей к вискам ватку, смоченную в нашатыре. Поймав ее взгляд – улыбнулся и принялся завинчивать флакон. Терминатор был сзади – держал ее под мышки, не давая упасть. Такой сильный, что хотелось откинуться назад, ему на руки, – пусть держит… Марина высвободилась.

– Со мной порядок, – вымучила она. – А где…

Труп уже увезли. Конвойной машины не было.

– Вот он… и успокоился, – произнес Терминатор.

– Свободен. Наконец свободен[33]33
  Слова, написанные на могиле Мартина Лютера Кинга


[Закрыть], – сказал Конов с завистью.

– Кто бы говорил, – яростно глянула на него Марина. Тот сгорбился и побрел прочь. Зря я его, запоздало подумала она.

– Мариша, с тобой правда порядок? А то я почти за «скорой» побежал.

Марина повернулась к Терминатору.

– Кому свобода и вечный покой, а кому – нервотрепка, – попыталась она улыбнуться.

– Да мы вроде и не очень нервничаем. Вот и ты пришла себя. Надеюсь, надолго.

Стоявший неподалеку «Лексус» Александра помигал фарами. В окно высунулся сам владелец машины и призывно помахал Марине:

– Ты едешь?

– Я позже! – крикнула она. – Поезжай, не жди!

…Женщина и мужчина отошли с дороги: слишком много было вокруг суетящихся представителей власти.

– Да нет, не в нервах дело, – сказала Марина. – Просто я обязательно найду… Я все выясню… Я хочу знать правду, и я ее узнаю.

– Да делай, как хочешь – мне вообще все равно, – пожал плечами Терминатор.

Подошел капитан Серов.

– Простите, Марина Петровна, можно вас на минуту? Отойдемте в сторонку?

Он благожелательно посмотрел на Терминатора.

– Говорите так, – предложила она. – Или молчите.

– Воля ваша… Вы уникальная женщина. Вас тянет на подвиги и, что самое удивительное, вы их совершаете. Но! Применительно к данному случаю я вас очень прошу – мы вас просим, – постарайтесь не принимать близко к сердцу весь тот бред, которым, возможно, вас напичкали.

– Да легко. У меня же нет сердца.

– О, конечно… Ирония, сарказм… Знаете, эти шизофреники – они большие мастера разводить. Покойный, наверное, нарассказывал вам ужасов. О том, что весь мир сплетен в тотальный заговор… что лично он ни в чем не виноват…

– Нет-нет. Он полностью признал свою вину.

– Помнится, нам с полковником Лебедевым вы говорили иное.

– Ну, это так… сорвалось. От нервов.

– Так вот, мы хотим вас официально заверить, что следственные мероприятия завершены, истина установлена и доказательная база собрана. А особенно после того, что случилось сегодня… Не стоит вносить в это дело путаницу.

– Очень ценная информация, – сказала Марина. – Спасибо за доверие. И передайте полковнику Лебедеву, что я решила не брать у него интервью. Как персонаж он совершенно неинтересен, даже меньше, чем вы.

Серов сморгнул и ушел, ничего не ответив.

– Мерзкий тип, – заключил Терминатор. – В бою он бы и минуты не прожил. Свои же выстрелили бы в спину.

– Марина! – позвал Федор Сергеевич. – У вас еще есть ко мне вопросы?

Психиатр гостеприимно распахивал дверцу своего «фордика».

Четверг, почти день. В ЗДРАВОМ УМЕ И ТВЕРДОЙ ПАМЯТИ

…Вы поразительно точно меня охарактеризовали, дорогой мой человек. Можно было бы добавить нервозность, порывистость, торопливость, – короче, все, что несвойственно начальникам. Мое поведение не соответствует поведению главврача, Вы правы. Суетливость не должна проявляться, даже если человек на самом деле нервничает. Если возглавляешь психиатрическую лечебницу, должен уметь скрывать чувства. Какая бы тревога и какая бы боль ни терзала душу…

Ох, какая боль. В морге, где я опознал Младшего, Небо упало на Землю, Ад смешался с Раем… Не пугайтесь, это не бред, а метафора. Хотя, кто знает, где грань… Это случилось в тот самый день, когда мы с Вами впервые встретились…

А Вы… ВЫ… Казалось бы – никто и звать никак, пришла не вовремя, в момент личной трагедии. Журналистка, которую мне навязали. Причем, одна сторона настаивала, чтобы у маньяка непременно взяли интервью, вторая была категорически против… Однако, некое обстоятельство решительным образом все меняло. Последним человеком, кто видел Младшего в живых, были эта самая журналистка… Вы пыталась спасти человека, Вы пошли, рискуя жизнью, к нему в дом. Я знаю, знаю, все записывалось… добрые люди мне потом дали послушать… Младший Вас боготворил. Он абсолютно Вам доверял, – не зря перед смертью позвал именно Вас. Если же к этому факту приплюсовать статью семилетней давности, где Вы с такой честностью написала о его непростом деле… Как я могу после всего этого к Вам относиться?

Алексея я любил, как сына. Вас полюбил, как дочь.

Потому я здесь.

Вы спрашивали, чем меня держали? Это просто.

Беда в том, что наш с Младшим родной отец, а также дед по отцовской линии были психически больными, шизофрениками. В этой ситуации с вероятностью пятьдесят процентов ребенок рождается тоже шизофреником. После того, как я родился нормальным, мать рискнула родить второго, Младшего… Я пытался порвать с семьей. Сменил фамилию – взял мамину. Надолго уехал в Лондон на стажировку… тут и грянула беда. Вы о ней знаете, писа́ли.

Бывший одноклассник и будущий вице-губернатор, а семь лет назад – генерал-майор милиции Владимир Алексеевич Ленский, работавший в Главке, помог «отмазать» Младшего. Дело закрыли, подозреваемого отпустили. Так я стал обязан генералу. Младшего лечил, естественно, я сам – на дому, без постановки на психиатрический учет. Быстро снял все симптомы болезни. У него наступил стойкий период ремиссии. Он постоянно принимал лекарства…

Понимаете, никого у меня больше не осталось. Отец убил мать и себя… мне даже не на что было тратить деньги, кроме как на Младшего и его семью. А денег у меня, видите ли, более чем достаточно… Но зачем он женился, идиот, зачем родил дитя?! Воистину, идиот…

Так вот, держали меня, разумеется, не чувством благодарности. Просто если бы кто-то узнал, кто мой отец и какие странноватые у него сыновья, меня бы в момент уволили. Тогда как завоеванная должность многое для меня значила, – в точку Вы попали со своим гороскопом. Поставили бы на учет, лишили права работать по специальности… Младшего – тем более, он и так засветился семь лет назад. А преподавательская работа в Политехе поддерживала «нормальность» его жизни, была для него настоящим спасением. Тупой Доцент, – называл я его в шутку… Разве мог я снова отдать Младшего в руки циничных психовивисекторов… вроде меня?!

Да, вместо психиатра я стал психовивисектором, наемным душегубом, – если понимать это буквально. Губил души, а тела оставлял заказчикам. И делал это не без изящества, с гордостью за свое мастерство. Настоящим маньяком я стал, вот кем. Так что правильно Вы меня пригвоздили – маньяк и есть.

…Когда у Ленского случилась беда с сыном, меня привлекли с первого же дня. Вернее, с первой ночи. Приехали мы на квартирку, где нас ждал труп той девочки, и с ходу – в бой. Я вколол учителю психодислептик… это вещество, вызывающее бред, кратковременное психическое расстройство. Его, обезумевшего, увезли в клинику. Как решали проблему другие, меня тогда не касалось, мое дело было – изувечить душу этого человека. Чем я и занялся. Подробности сего увлекательного процесса вы увидите позже… да-да, увидите своими глазами, я не оговорился. Чтобы углубить транс и повысить внушаемость, я сочетал галоперидол со снотворными. Но это ускорило возникновение лекарственной зависимости. Как несчастный выдержал последние сутки? Диву даюсь… Мужик! Настоящий, волевой… царствие ему небесное…

Теперь о конкурентах, которые появились на горизонте этак с месяц назад. Откуда господин Базаров пронюхал про сына Ленского, мне неведомо, но явился от его имени посредник, некий Павел Смык, и мягко, но твердо предложил сотрудничать. Попал я меж двумя жерновами. Начался новый шантаж, причем, с теми же привычными угрозами. Новым знакомым было нужно, чтобы я отдал им учителя гимназии, такого важного свидетеля. Причем, выводить его из психоза мне даже не требовалось – вероятно, у них свои специалисты имеются… Пока я думал, что делать, у Младшего резко обострилось состояние. А дальше вы знаете. «Драма в Орехово» и все такое. Ленский руками своих миньонов убил его, моего единственного родственника. И тем самым снял меня с крючка.

Я вырвался на волю.

На должность мне вдруг стало наплевать. Какое это сладкое чувство – понимать, что ты можешь преспокойно послать в жопу – ИХ ВСЕХ… простите, Бога ради, вырвалось… и ничего ОНИ тебе не сделают. Прикончат, как опасного свидетеля? Да я сам убил себя, как только закорешился с этими уголовниками в погонах!

Сначала захотел просто лишить обе мафии их единственного козыря. Пусть, думаю, маньяк убежит – то-то они забегают! Запрограммировал учителя на первоначальные действия: в какое время он должен проснуться, что сделать дальше. Подложил ему ключ от больничных дверей. Привлек к делу Вечного, потому как без сообщника ничего бы у меня не вышло. Предпринял несколько дополнительных шагов, облегчающих беглецу путь к свободе… И мужик не подкачал.

Разумеется, я отрицал свое участие в этом казусе. А попробуй докажи обратное!

Но тут, как водится, появляется Паша, на сей раз с пленкой. Он, конечно, не знал точно, кто помог их добыче ускользнуть, но подозрения-то из башки не прогонишь! Говорит, прослушайте запись, и подумайте, кто ваш враг. И еще, говорит, если сбежавшего учителя поймают ТЕ – он и секунды лишней не проживет. Хотите ли вы, господин главный врач, еще один грех на вашу треснувшую душу?

Прав он был. На пленке я обнаружил Ваш разговор с Алексеем. Последние его слова. И после этого у меня не осталось сомнений, кто его убил. А так же – за что. Вас они испугались, дорогая моя героиня. Думали, Младший невменяем, а он чуть вам все не выложил. Он многое знал про меня, мой Храбрый Лев. Вот тогда я и решил отдать учителя Нигилисту – чтоб этот снаряд взорвал барона Ленского со всем его двором…

Вы так смотрите на меня… Я вас понимаю. В ваших глазах вопрос: действительно ли этот человек здоров? Если я совершал такие вещи… запредельные? Да, настоящее гестапо… Аненербе…

Тайны раскрывались одна за другой. Тайны лопались, как гнилые орехи в нетерпеливых пальцах, выпуская наружу труху…

Марина слушала откровения Федора Сергеевича и удивлялась себе. Алексей Львовский – родной брат Конова? Как же она сразу не поняла! И как же это очевидно! Еще позавчера Конов, как и Львовский, до дрожи в коленках напомнил ей Третьего…

– Вы пытаетесь мне доказать, что настоящий маньяк – не вы? – спросила она.

– Слушайте, милый человек, у меня нет сил на новую порцию признаний… Вы все узнаете очень скоро, обещаю. Вся соль в подробностях… а также – в выборе нужного момента, когда истина должна открыться.

– Но учитель, во всяком случае – НЕ маньяк?

– Насчет учителя… Увы, не все в жизни просто, Мариночка. Вам подавай «да» или «нет»… – Федор Сергеевич устало помассировал виски. – В истории с Машей Коровиной вопросов больше, чем ответов. Известно, что ее убил сын Ленского. Но ведь он не прирожденный убийца… тогда почему так жестоко? Учтем тот факт, что Маша, по словам одноклассников, все-таки любила Романа, назло ему пыталась даже покончить с собой. Учтем и то, что учитель – паранормальный человек, имевший власть над вещами, которых мы не понимаем. И не только над вещами. Как же его любили дети! Он что, педагог хороший? Может быть. А может, что-то еще… И возникает вопрос: что заставило семнадцатилетнего юнца перерезать любимой девушке горло? Ревность? Предположим. Но такой дикий способ! Не в наших это традициях. Он скорее просто пырнул бы, куда придется… потом попытался бы учителя ударить… но зарезать человека, как барана, хладнокровно… Так что есть, есть вопросы, на которые смог бы ответить только единственный взрослый свидетель… которого мы успешно сломали, а потом застрелили… Темная это история, с какой стороны ни посмотри.

– Кстати, у меня для вас письмо! – вдруг вспомнила. Марина. Она сунулась в сумочку и победно вырвала оттуда сморщенный конверт. – Только не говорите, что оно не вам!

Психиатр долго изучал имя адресата.

Потом вытащил из конверта листок бумаги и начал читать вслух:

«Старшой! Сия эпистола открывает тебе одну неприглядную семейную тайну. Но ты, я полагаю, будешь просто очарован…»

Дочитав до конца, он откинулся на сиденье и закрыл глаза. На губах его блуждала странная улыбка. Листок упал из руки куда-то вниз… Марина ждала.

Вдруг Федор Сергеевич ожил:

– А давайте-ка – на воздух… – он энергично полез из машины.

Марина подчинилась, ожидая каких-то объяснений.

Покинув салон, Федор Сергеевич сладко потянулся и громко сообщил миру:

– Хорошо!

Похоже, он был совершенно счастлив.

– Подойдите ко мне, – попросил он Марину. Она обогнула капот и оказалась рядом с ним. Он обнял ее за плечи. – Знаете, почему я радуюсь? – прошептал он ей в ухо. – Потому что я, оказывается, и вправду здоров! Младший написал совершенно ясно: мать нагуляла меня где-то на стороне. А созналась она в этом только перед тем, как наш идиот выбросил ее в окно. Так что у нас с братом – разные отцы! А это значит, что риск шизофрении лично для меня сведен к нулю…

Он отпустил Марину и направился к багажнику. Марина, как привязанная, пошла следом. Он повернулся к ней:

– Понимаете, если мой рассудок в полном порядке – это решительно меняет дело. Всю жизнь я боялся сойти с ума. Всю жизнь в страхе! Страшно оглянуться назад… Но теперь – все! Я свободен, наконец свободен…

Он открыл багажник.

Там лежало охотничье ружье… Марина дернулась было потрогать – Федор Сергеевич остановил ее:

– Подождите, не вытаскивайте. А то заметит кто, вся свора сбежится… Эта штучка – единственная память о моем брате. Последняя вещь, которую Лешка держал в руках, пока ОНИ его не убили.

– Заряжена? – с восторгом спросила Марина.

– Спрашиваете! Мне даже пострелять из нее сегодня удалось.

Она не поняла, шутит он или нет. Уточнять не стала. Просветленное лицо врача отбивало всякую охоту задавать каверзные вопросы и, вообще, портить человеку эти незабываемые минуты.