Текст книги "Жесть"

Автор книги: Александр Щеголев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

ВНЕ ВРЕМЕНИ

Это будет «Клуб духовных личностей», сказал он школьникам.

Основная, вернее, единственная цель – личностный рост, и ваш, и мой. Я знаю больше вас, я прожил больше вас… вы же – взглянем правде в глаза – в большинстве своем богаче меня финансово… а в остальном – мы равны. Я не буду вас учить, мы будем учиться вместе. И никто никого здесь не будет воспитывать – пусть это станет первым правилом наших собраний…

Разумеется, его избрали председателем Клуба. Смешно было бы, если б ученики избрали председателем не педагога. Впрочем, он дал им полную свободу на сей счет, гарантировав, что если выберут кого-то другого, это, во-первых, окажется уникальным экспериментом, в котором он с наслаждением поучаствует, и во-вторых, кто бы ни стал председателем, он окажет этому герою любую посильную помощь.

Демагогия, конечно.

В группу вошли только старшеклассники. Духовное развитие личности происходило через тренинги и ролевые игры. Программа и план занятий не вызвали у администрации гимназии возражений. Тренинг успешности. Тренинг коммуникативности. Тренинг принятия решений. Тренинг уверенного поведения. А также все прикладные «примочки»: роли в команде, психологическая подготовка к сдаче экзаменов, умение вступать в дискуссию (тренинг ведения переговоров в применении к экзаменам), язык жестов, умение тянуть время, чтобы собраться с мыслями, умение переформулировать вопрос…

Однако Дьявол, как известно, кроется в деталях.

Вот, например, «тест с приколом», где ученикам сначала вдалбливали, что сейчас их проверят на готовность подчиняться, заставляли прилюдно совершать нелепые вещи, а в конце выяснялось, что это всего лишь проверка на внимательность и на четкое выполнение команд (первый пункт задания был все прочитать и только потом делать). Типичный образчик того, как руководитель повышает свой авторитет через унижение членов группы, – квалифицировал сей «прикол» психолог от прокуратуры.

Кстати, именно после этого занятия Маша Коровина и совершила первую попытку самоубийства: перерезала себе вены в ванной…

Или другая задача, поставленная учителем перед школьниками: собрать к утру деньги для детского дома. Времени дается – только вечер и ночь. Вкладывать собственные средства или просить у родителей – запрещено. Воровать – тем более. Если просишь у кого-то постороннего, то обязательно объясняй, что это на помощь детям. Короче, цель игры – найти благотворителя. Как хочешь, так и крутись… К утру Клуб собрал 33 тысячи. И это – на группу из 20 школьников! (Марина была потрясена. Ничего себе! Умел же господин председатель заводить дурачков на подвиги…)

А чего стоит одна только ролевая игра с яйцом!

Каждому члену Клуба он выдал сырое яйцо, с которым впредь надлежало обращаться, как с живым существом. Этакий доведенный до абсурда тамагочи. Яйцо нужно было постоянно носить с собой и ни в коем случае не разбить. Беречь его. Не заморозить, не перегреть. Укладывать спать где-нибудь рядом. И все это – в течение недели… Мало кто выдержал испытание. Большинство быстро зверело, разбивало яйца собственными руками, а потом сильно переживало. Некоторые, наоборот, настолько привязывались к своим «деточкам», что выходили из этого состояния долго и мучительно.

Таковы были первые, самые невинные задания. Следствие расценило их – все до единого, – как издевательство над детьми. Как косвенное доказательство, что у учителя «крыша съехала»[12]12
  Все описанные здесь игры и упражнения персонаж-учитель нашел в опубликованных методических пособиях по психологии.


[Закрыть].

Затем в дело пошли совсем уж странные, с позволения сказать, тренинги. В частности, упражнение «стриптиз». Цель – снятие комплексов. Школьники, одетые монашками и монахами, выходили по очереди и раздевались на глазах у группы. Было весело, уверяли юноши и девушки, пряча глаза… (Да уж, куда веселей! – подумала Марина, дочитав до этого места. Неужели по настоящему раздевались? Нет, до определенного предела, то бишь до белья…) Учили их в Клубе и милостыню просить. Якобы для преодоления собственных комплексов. Вот уж действительно проверка на способность подчиняться… Или, скажем, тренинг ведения переговоров. Они же разные бывают. Можно, к примеру, заговаривать зубы продавцу, пока твой товарищ ворует из магазина… Короче, в какие только «игры» подростки не играли, какие только приемы не оттачивали на занятиях!

У эксперта-психолога пагубность воздействия на детей не вызвала никаких сомнений. Длинен список грехов горе-экспериментатора, организовавшего в гимназии «Клуб духовных личностей».

– Создавал дух нездорового соперничества – с целью «разделяй и властвуй»; а ведь был классным руководителем… (Хорошее обвинение, усмехнулась Марина, жаль, не криминал. Это лишь значит, что обвиняемый – плохой педагог.)

– Растлевал несовершеннолетних.

– Калечил их психику, оставляя след на всю жизнь.

– Провозглашал повышение самооценки своих учеников, а на деле – катастрофически ее снижал, культивируя неуверенность в себе.

В результате происходило разрушение личности вместо ее развития.

Далее. Добившись безоговорочного подчинения, руководитель получил возможность давать ученикам самые разные задания. (Счастье детей и их родителей, что до реально опасных поручений не успело дойти, подумала Марина.) Взять ту же милостыню. Сначала детей учат как бы не всерьез – в кабинете, в игровой форме, – потом выпускают на улицу, для «полевых испытаний»… Иначе говоря, под видом развивающего кружка формировалась команда (группа, стая), объединенная волей лидера и общей идеей.

Секта.

Примеров такого деструктива в нашей жизни предостаточно…

«Опаснейшая подмена ценностей», – было написано в итоговом заключении.

Но главное, самое страшное обвинение, которое выдвинул ведомственный психолог, состояло в том, что тренинги вел человек, не имеющий психологического образования. «Это недопустимо!!!» – почти вопль, трижды подчеркнутый, украшал официальный акт…

…Впрочем, для следствия главным было совсем другое.

Некая, прямо скажем, жутковатая подробность имела прямое отношение к уголовному делу. Оказывается, весь процесс, направленный на якобы формирование личности, имел сначала негласную, а потом и открыто провозглашенную в Клубе цель. Конечную цель. Команда стремилась, готовила себя к Точке Перехода. Дружно мечтала о том сияющем мгновении, когда все они, все как один, будут готовы… К чему готовы – страшно выговорить.

Никто из посторонних ни о чем не подозревал.

Добившись полной управляемости, учитель связал учеников общей тайной.

Этот термин – Точка Перехода, – не имел никакого отношения к кастанедовской «точке сборки» (как ошибочно предположил Александр, информируя Марину о подвигах маньяка). Речь шла… о переходе в иной мир. Чтобы школьники, став совершенными людьми, могли спокойно принять Смерть, когда Она придет, – с чистыми душами.

Вот такая «духовность».

(К какому ритуалу этот хренов экспериментатор предназначал детей? – содрогнулась Марина. Лучше не думать и не представлять…)

…Теперь о попытках суицида.

Александр, помнится, когда уговаривал Марину заняться статьей про маньяка-учителя, упомянул о двух таких случаях. Честно говоря, именно это оказало решающее влияние на решение Марины. Депрессия, аффект… и, как высшее проявление подобных состояний психики – самоубийство… это было близко ей, до дрожи в коленках близко.

И что выясняется? Обе суицидальные попытки совершил один ученик. Ученица. Маша Коровина, спаси и сохрани Господь ее душу. Та самая девочка, которую потом нашли зарезанной в квартире ее классного руководителя…

Первая попытка была откровенно демонстративной. У себя дома, в ванной, при наличии в квартире родителей, пусть и за запертой дверью… Конечно, она рассчитывала, что ее хватятся, найдут и спасут. Что и произошло. Поводом, как легко выяснилось, стало то, что во время одного из занятий Клуба какой-то кретин назвал ее «шлюхой». О причинах в материалах дела ничего не сказано… а жаль, жаль. Во всяком случае, очевидно, что причиной был вовсе не тест, который ученики тогда выполняли, и деструктивная деятельность педагога тут ни при чем.

Вторая попытка, похоже, стала настоящей. Опять ванна и опять бритва. Кровь, раскрашивающая воду красными жилами. Глубокая ночь… На сей раз в доме никого – отец в командировке, мать на дежурстве. Лишь бабушка храпит в своей комнате… Спасло ее чудо. Домашняя псина, умница, почуяла неладное – заскулила, забегала по квартире, пока не разбудила бабушку. Дальше была «Скорая помощь» и больница, сначала обычная, потом, пару недель, – клиника неврозов в Поленове. (Я бы эту их собаку, после ТАКОГО, кормила бы только парным мясом, подумала Марина с умилением.)

Что касается причины и повода, то их долго искать не пришлось. На очередном тренинге учитель для каких-то целей разбил старшеклассников на две группы – по принципу цвета глаз: голубоглазые и кареглазые. Маша попала к тем, у кого глаза карие. И тут ее стукнуло: как же так, ведь у обоих ее родителей глаза вроде бы голубые… Они уже прошли начала генетики, то есть про рецессивные и доминантные признаки кое-что знали. У голубоглазых родителей и ребенок должен быть голубоглазым – как же ей это раньше в голову не пришло? Сначала она засомневалась: может, ошиблась? Проверила цвет глаз у папы и мамы. Прочитала как следует учебник по биологии. И ей стало ясно, что настоящий ее отец – вовсе не тот человек, с которым она прожила шестнадцать лет под одной крышей, а невесть кто… и что мама, всю жизнь служившая ей идеалом женщины, – вовсе не та особа, с которой следует брать пример…

Родители вынуждены были сказать Маше правду. Оказалось, она не родная их дочь, а приемная, взятая из Дома малютки еще в младенчестве. С этим девочка в конце концов примирилась, это все-таки не так стыдно… и опять же – занятия психологическими тренингами имели к ее срыву лишь косвенное отношение. Трагическая случайность.

Что же получается? Если бы два разных человека, занимавшихся в группе с одним психологом-руководителем, пытались независимо друг от друга покончить с собой – это да, серьезный показатель неблагополучия в группе. Когда же один человек раз за разом предпринимает такие попытки, возникает вопрос: не в самом ли человеке дело? Нет ли у него проблем с психикой? Наверное, исходя из этих нехитрых соображений, администрация гимназии не сделала оргвыводов, ограничившись беседой с Машенькиными родителями…

Однако не слишком ли жестокая кара постигла в итоге неудавшуюся самоубийцу?

Среда, первая половина дня. ВЛЕЧЕНИЕ

– О чем задумались? – спросил Павел.

– Простите… Так, по работе.

– У вас лицо было, как будто червивое яблоко надкусили.

– Ох, знаете! Я такие яблоки каждый день дюжинами жру. А червяки – та же клетчатка, переварю как-нибудь. При моей профессии гурманом не станешь.

– При моей – тоже…

Хорошая была у Павла машина: просторная, ходкая. Да и водил он лихо. За окном мелькали поля, перелески и яркие пятна типа бензоколонок. Дорожные правила не для ментов писаны – он гнал по осевой, беспрерывно сигналя попутным и встречным. Дух захватывало. То ли перед дамой выделывался, то ли всегда такой.

– Вы извините, я там, в больнице, на вас наехал.

– Да нет, я же все понимаю. Это, наверное, нелегко дается, когда нужно всех строить…

– Быстро входит в привычку.

– Привычка – вторая натура?

– Не знаю… – мрачно подытожил Павел.

Что же я делаю, ужасалась Марина сама себе. Королева Рока… девочка, сломанная давним проклятьем… тебе нужен Шестой?

Мужик ей определенно нравился. Не потому, что похож на Вадима (да не похож вовсе, совершенно другой!), а просто – нравился. Симпатичный, и все тут. И что теперь? Специально тормозить себя, превращать симпатию в профессиональное, рассчитанное кокетство? Ровно это она и пыталась делать… Хотя, с какой стати?! Хочу! – топнула она ногой, мысленно, конечно.

А если… (не думать об этом!)… что-нибудь случиться?.. (не думать!!!)… а вдруг? Кто будет виноват?..

Чудовищный выбор.

Надежды и страхи. Компот из чувств…

– Злым быть проще, да? – игриво спросила Марина.

– Нам положено… Не злым, а строгим… – Он засмеялся.

По рискованной дуге – выехав на правую обочину, – он обогнал автопоезд, везущий лес. Шикарный вираж! Отчаянный мужчина! Ах и ох…

– Вы правда из РУБОПа?

– Есть такое дело.

– Из какого отдела?

– Убойный.

– А фамилия ваша?

– Я майор Больших и Малых милицейских Домов. А фамилия моя слишком известна, чтобы называть ее вслух.

Похоже, офицера понесло. То ли от безудержной гонки, то ли от порученного ему дела. А может, виной тому женщина, сидящая рядом.

– Уголовный розыск что, не участвует в охоте?

– Главк-то? Все участвуют. Только приз один. Второго и третьего места здесь не будет.

– Простите, если я задам неприятный вопрос. Вы ловили этого маньяка… прошлой осенью, когда он только начал куролесить?

– Все ловили, как и сейчас. Но тогда приз достался полковнику Лебедеву, начальнику убойного отдела Главка.

– Я знаю полковника Лебедева, – сообщила Марина.

Павел быстро взглянул на нее.

– Знаете? В каком смысле?

– Без всякого смысла. Встречались позавчера в Орехово, при штурме одной дачки.

– А, ну да. Вы там чудеса героизма проявили, – сказал он без тени иронии. – Наслышан. А я было подумал, что вы… – он замолчал.

– Что – я?

– Марина, вы курите, если хотите. Стекло опустите. Нажмите на эту кнопку…

– Спасибо, вы так любезны. (Она вытащила сигареты. Он тут же поднес ей зажигалку. Она со вкусом затянулась). Мне говорили, что майоры РУБОП – настоящие рыцари, в отличие от офицеров других служб. А я не верила, дура… Павел, голубчик, помогите официальную версию сформулировать. Скрыть факт побега уже невозможно, ведь так? Я могу про побег написать в проброс…

– Вот и напишите… В проброс. А мы почитаем…

Поля и перелески закончились. Признаки цивилизации быстро прибывали: коровники, теплоэлектроцентрали, железнодорожные платформы, дома, церкви, кладбища…

– Послушайте, я же не могу написать, что у медсестры Лидуси был день рождения, поэтому никто ничего не помнит.

Павел выразительно хмыкнул.

– Что вы еще знаете?

Марина честно рассказала все, что успела выяснить и понять. Брови у оперативника с каждым ее словом поднимались выше и выше. Когда она закончила, он спросил:

– Вы что, успели обойти больницу? Да нет, не могли успеть…

– Узнала подробности, пока во двор спускалась.

– Короче, вся больница в курсе?

– В курсе весь цивилизованный мир, – изрекла Марина задумчиво.

Помолчали. Майор заговорил с горечью:

– У них там нет режима, как такового – это ведь не тюрьма. Вохра привыкла работать по зябликам, которые только бакланить и могут по мелочи… Бакланить – ну то есть хулиганить… Когда привозят на освидетельствование людей со взрослыми статьями, вместе с ними приезжает тюремный конвой. Они привыкли держать нормальных зека́. А у маньяка действия неожиданные, реакции необычные, мозг очень извилистый…

– А у конвоя извилины попроще?

– Ничего, начальство понарежет новых.

Оба неожиданно засмеялись.

– Жалко ребят, – сказала Марина

– Чего жалко?! Вот, русские женщины! Раздолбаев вам жалко? А то, что упырь на воле покусает кого?!

– Тоже будет жалко…

– Вас куда везти, к вокзалу?

– А куда хотите, – сказала Марина легкомысленно.

– Куда хочу… куда хочу… – покатал майор во рту, словно искал в этих словах двойной смысл. – Заманчиво звучит. Тогда, с вашего позволения, сначала в районную «управу»…

Въехали в Гатчину. Миниатюрный город с колоссальным историческим прошлым. Старый запущенный парк проскочили быстро, не успев ощутить весь масштаб разрухи. Узкие улочки и ужасающий асфальт больше походили на испытательную трассу. Потянулись бесконечные мелкие магазинчики, ларьки, и вдруг возникла церковь – идеально отреставрированная, с ухоженной пешеходной зоной, с автомобильной стоянкой…

В этот момент заиграл мобильник. Марина принялась лихорадочно рыться в сумочке. Она нашла трубку и с изумлением посмотрела на номер, высветившийся на экране.

– Слушаю вас, Федор Сергеевич, – сказала она.

Пока Марина разговаривала, Павел деликатно помалкивал. Петлял по городу и тихо чертыхался себе под нос. «Где у них этот гребанный околоток? – ворчал он. – Ну и город! Три сосны, два дома, а хрен чего найдешь…» Хрущевские пятиэтажки органично соседствовали с двухэтажными домами, построенными еще немцами, придавая городским видам трогательную провинциальность…

Собственно, разговора-то с Федором Сергеевичем и не было. Диалог с первой же фразы превратился монолог.

…Психиатру было чрезвычайно жаль, что Марина не подождала, пока он освободится. Поэтому он осмелился позвонить сам, отвлекая известную журналистку от работы. Дело в том, что драматическая история Марининой жизни не выходит у него из головы. И в связи с этим он хочет повторить вопрос, который задавал ей вчера: не передумала ли она насчет госпитализации?..

…Ах, нет? В Бехтерева, Мариночка! Что тут стыдного? Вот ведь упрямица! С Роком вы, естественно, бороться не можете, зато со своими невротическими нарушениями – обязаны…

…Оказывается, у Марины выраженный, классический обсессивный синдром, он же синдром навязчивости. («Я и сама это знаю», – попыталась вставить она.) В клинической картине преобладают навязчивые воспоминания, страхи и сомнения, которые возникают помимо ее желания. Причем, она сама отлично сознает их болезненность и бессмысленность, однако преодолеть – не в силах. Это первая беда. Есть и вторая: так называемый аффективный синдром – в форме депрессий и маний. Ее состояние нельзя назвать уникальным, но случай все-таки редкий, потому что типы депрессий, ломающих ей жизнь, постоянно сменяют друг друга. То это тоскливая депрессия, то тревожная, то тоскливо-анестетическая… Классическая маниакальная триада также присутствует, как говорится, в полный рост… И слава Богу, что настроение нашей героини меняется в течение дня – это говорит о легкой форме депрессии, пока легкой.

…Зачем Федор Сергеевич выгрузил Марине все это? Да затем, что кто-то должен был это сделать! Понятно, что она давно и успешно сама ставит себе диагнозы. Но дело не сдвинется, пока она не услышит то же самое ушами – от постороннего человека, которому доверяет. От врача. Доверяйте мне, Марина, сказал Федор Сергеевич. Доверяйте…

Она слушала, изо всех держа себя в рамках приличий.

(Вот ведь шизик… везет же мне на шизиков…)

– Вы позвонили, только чтобы уговорить меня лечиться? – спросила Марина, когда собеседник дал ей такую возможность.

– Нет, конечно, – сказал Конов. – Это был повод. На самом деле я хочу попросить у вас прощения за то, что вчера вас обманул.

– Обманули?

– Так уж получилось. Помните, я подвел вас в режимном отделении к двери, за которой содержался ваш маньяк? Эта была вовсе не та дверь. А ваш маньяк был как раз тих и сговорчив. За дверью буйствовал новый, только что поступивший пациент.

– Ёпст! – вырвалось у Марины.

– Вы правы.

– И зачем вы это сделали?

– Давайте считать это неудачной шуткой. Я просто хотел, чтобы вы пришли в мою больницу еще раз. Я хотел повидать вас снова. Вот такое болезненное влечение.

– Бред! – крикнула она. – От кого исходила просьба? Кто вас заставил?

– Простите еще раз, Мариночка. Надеюсь, свидимся.

Федор Сергеевич отключился.

– Ни фига себе новости! – произнесла Марина с чувством. – Влечение, блин!

Павел заинтересованно поглядывал на нее, однако так ни о чем и не спросил.

Когда джип остановился перед серыми воротами районного Управления внутренних дел, он бросил в воздух:

– Подождете в машине?

…Разместились в угрозыске, в одной из комнат. Дверь не закрывали, незачем. Из коридора доносились разнообразные шумы. В соседних комнатах, похоже, кого-то допрашивали.

Подробную карту-километровку Гатчинского района разложили на столе возле окна. Пояснения давал тот самый мент, которого Павел прессовал в больнице. Звали его капитан Гусев, и был он местным замом по криминальной милиции, занимая майорскую должность.

– Вот больница, – показывал капитан Гусев. – Бежал он отсюдова… через пустырь, через кладбище… вот в этот лесочек…

– Так. Это что? – спросил Павел.

– Это завод «Вибратор». Объект с режимной охраной, обнесен стеной.

– Стеной? Ну да, при такой-то продукции…

– Так себе шуточка, – откликнулась Марина с милой усмешкой.

Павел, не смутившись, улыбнулся ей.

Она стояла здесь же – с незажженной сигаретой в руке. Кроме них троих никого больше в комнате не было, хотя столов насчитывалось четыре. Опера, очевидно, все как один бросились на поиски сумасшедшего кровопийцы.

Павел галантно поднес Марине зажигалку.

– Извините, здесь не курят, – встрепенулся Гусев.

– Ерунда, – изронил Павел, неотрывно глядя Марине в глаза.

Она задула зажигалку, как свечу, и сказала:

– Ладно, порядок есть порядок…

Майор, оборвав затянувшиеся гляделки, снова переключился на карту.

– Капитан, а что вот это?

– Военная часть…

Повисла пауза. Павел молча изучал диспозицию, потом задумчиво посмотрел на капитана Гусева… на Марину… и она, наконец, перестала держать марку – взглянула на карту, проявив интерес к поискам.

– Вот смотри, – заговорил тот, обращаясь к журналистке. – Вот он выбрался через ворота… через кладбище ушел в лес… там мы находим узел с его больничными тряпками… Где он взял одежду, другой вопрос. Не голым же ушел? Но выйти из леса некуда – здесь овраг, здесь река, здесь вибраторы, здесь военная часть…

– А в лесу он не мог остаться? – предположила Марина. – Сидит до сих пор на дереве… или берлогу, схрон выкопал… завалил его, ну не знаю, ветками…

– Берлогу – за четыре часа? Чем?

– Где-то же взял одежду.

– Там лес-то – на два дерева, одно название, – снисходительно объяснил капитан Гусев. – Внутренние войска еще утром прочесали. Потом военную часть подключили, и кроме того…

– Капитан, извините, а где железная дорога? – чувствуя себя дурой, перебила его Марина.

Капитан остановился, непонимающе посмотрел. Майор тоже удивился – молча.

– Ну, в больнице… там… слышны гудки, – пояснила она мысль.

– А-а! – сказал Гусев. – Это вообще в другой стороне.

Павел ткнул пальцем:

– Вот это?

– Да. Сортировочный узел.

Павел напряженно изучал карту.

– Я, конечно, никогда из дурки не бегала, – сказала Марина. – Но в незнакомом лесу я бы пошла на гудки поездов.

Гусев фыркнул.

– Ну да. И вышла бы обратно к больнице, прямо к главному входу…

– Где сторожа все спят, – парировал Павел, заметно возбудившись. – О-очень страшно!.. Смотри, он ломанулся в лес (провел рукой по карте), там успокоился, в лесу темно, куда идти неясно… Услышал гудки, пошел к ним… Уперся в «Вибратор», сделал крюк… Вот здесь – прошел мимо больницы… Сколько отсюда идти до станции?

Гусев явно потерялся:

– Километра три… с лишним…

– Ушел в начале пятого, накануне рассвета… – Павел нарисовал пальцем крюк.

– Два часа, – констатировала Марина. – Спокойно успеешь – если бегом…

Павел резко вышел из задумчивости:

– Быстро людей на узел! Ориентировку в линейный отдел!.. Так… И сделай мне, Гусев, все поезда за утро! Во все стороны!

Капитан не двигался, как-то вдруг отупев. Майор рявкнул:

– Давай, давай быстро!

Гусев, сорвавшись, побежал в дежурную часть – к компьютерам, к телефонам, к радиостанции…

Ожил мобильник Павла.

– Говорите!.. Так, а что – детали?.. Показания кто снимал?..

Марина вышла в коридор, чтобы не мешать. Закурила, наплевав на все. Звуковой фон создавал подобающее моменту настроение: из одной комнаты неслись крики с требованием привести адвоката, из другой – с требованием привести прокурора. В дальней комнате просто визжали, без слов, – то ли женщина, то ли мужчина, не поймешь.

Майор разговаривал на повышенных:

– Я понял!.. ГАИ зарядили? И что они?.. Давайте перехват по всем дорогам, я выезжаю!

Он спрятал телефон и тоже вышел из кабинета. На губах его блуждала загадочная улыбка.

– Хотел бы я тебя иметь в своей оперативной группе, – сказал он Марине. И нахально подмигнул ей. – Ну у тебя и чутье… В соседнем районе грузовик угнали, с карьеров. Это практически рядом с железнодорожной станцией. По всему – наш парень. Надо ехать.

– Ну, так поехали, – легко согласилась Марина.

…Уже возле «Ленд Ровера», отключив сигнализацию, он вдруг остановился. Застыл. Груз тяжелых сомнений смял его чело.

– Знаешь, что я подумал…

– М?.. – отозвалась Марина, выстреливая из пачки новую сигарету.

– Не стоит вам со мной ездить… Там… всякое может случиться.

Она, будто не слыша его, уселась в джип.

Он открыл дверцу, вынул мигалку, поставил на крышу. Выразительно посмотрел на Марину. Она поморщилась:

– Паша, не противоречь сам себе – мы уже на «ты». И играем по одним правилам. Не бойся, я всякое видела, не подставлю.

Майор залез в джип и сидел несколько секунд, молча глядя в пространство.

– Тебе же всё это нравится, – помогла ему Марина. – Плюс не так скучно в дороге будет.

Он повернулся к ней. Глаза его вновь блестели.

– Что за ерунду я делаю, – удивился он сам себе. – Надо же так. На задержание людоеда тащить с собой журналистку, с которой знаком два часа…

Влечение, которое Павел испытывал к Марине, было ей гораздо понятнее того, в котором признался Федор Сергеевич. И потому не пугало. Тревожили ее только собственные чувства… вернее, последствия, которые могли иметь эти чувства…

Джип тронулся с места, резво набирая скорость.